Текст книги "Как дела, дорогой Карл? Откровенные мемуары телохранителя Карла Лагерфельда"

Первое письмо, октябрь 1998 года

Я работаю на себя как перевозчик в фирме отчима. Я независим и без конца переезжаю с места на место в своей машине. 3–4 года назад я купил квартиру в Гонессе в новом доме, который еще строился. Отслужив в армии и не зная, чем заняться, я помогаю грузчикам на разных стройплощадках – в том числе у Лагерфельда. Берусь за любую работу: продаю сэндвичи на стадионе «Стад-де-Франс», доставляю грузы в Марбелью[21]21
  Марбелья – город в Испании в провинции Малага.


[Закрыть]. Я все время в пути, иногда сплю всего часа 3, и часто – в своей машине.

Вот уже несколько месяцев мы работаем на затянувшемся строительстве виллы «Элоррия» в Биаррице. И вот в 1998-м оно наконец вроде заканчивается. Я прогуливаюсь с Карлом по парку у виллы. Я говорю ему «месье» и обращаюсь на «вы». Вдруг, набравшись наглости, выдаю, что ужасно хотел бы работать на него. Я уже обсуждал это с дядей, который не осмелился передать мою просьбу и даже отговаривал. В тот день в парке Лагерфельд сказал, что не совсем понимает: ведь у меня уже есть работа в фирме отчима. Я настаиваю, объясняя, что хочу познакомиться с тем миром, в котором живет он. Работая у Карла Лагерфельда, я задаю вопросы и многое узнаю́, общаясь с ним. Все вокруг здесь страшно интересное – предметы, мебель, его рассуждения… Я чувствую, что рядом с ним меня ждет много удивительных открытий. Я уважаю его, но при этом не боюсь, поэтому-то и пристал со своими фантазиями. Лагерфельд отвечает, что подумает. И добавляет: «Ты прав. В жизни приходится просить – иначе ничего не добьешься». Я до сих пор помню эту фразу, этот урок. Но только теперь, задним числом, понимаю, насколько неумеренно пользовались этим некоторые из тех, кто окружал Карла.

Я продолжаю выполнять мелкую работу и поручения по его дому на Университетской улице, занимаюсь его багажом.

Я рассказываю дяде, что попросил работу у месье Лагерфельда. Дядюшка отвечает, что лучше бы мне оставаться на месте. Где родился, там и пригодился, мол. Правда в том, что всем ребятам из CST хотелось работать у Лагерфельда. Трудиться пришлось бы много, но это хорошо оплачивалось. Об этом все знали и ценили щедрость Карла.

20 декабря 1998 года месье Лагерфельд собирается впервые провести Рождество на своей вилле в Биаррице. Нужно погрузить багаж и доставить в аэропорт Ле-Бурже[22]22
  Аэропорт Ле-Бурже находится в 12 км к северо-востоку от Парижа.


[Закрыть], откуда Карл вылетает на баскское побережье[23]23
  Баскское побережье – территории традиционного расселения басков на стыке Франции и Испании, в западных Пиренеях и на побережье Бискайского залива. Там и находится Биарриц.


[Закрыть]. Его водитель просит, чтобы этим занялся я. Ну я и занялся. Паркуюсь во дворе дома № 51 по Университетской улице. Я еще не в курсе, что месье попросил прислать именно меня. Это его ответ на мою просьбу.

Жду в холле. Черно-белая плитка, сохранившаяся с XVIII века, лестница из бордового камня, звук шагов. А вот и Карл, мы поднимаемся. Клеман и Эстер, экономки, ждут, пока он уйдет. Увидев меня, он бросает: «А, Себастьян, как поживаете? То, о чем мы говорили, возможно, произойдет скорее, чем предполагалось. Счастливого Рождества!» И вручает мне письмо.

Сидя за рулем фургона, груженного тонной багажа месье, я следую за машиной, идущей в Ле-Бурже. Я и не подозреваю, что только что получил первое письмо из целой череды писем, сообщений и записок, которыми он полюбит со мной общаться.

Сев за руль и едва покинув Университетскую улицу, я не выдерживаю и разрываю конверт. Написанное навсегда остается в моей памяти. Уж не знаю почему, но звоню матери: «Со мной произошло что-то фантастическое!» Мюгетт довольна, хоть и общается с месье Лагерфельдом только по телефону, когда тот звонит напрямую в CST. Она, как и я, поняла, что моя жизнь вот-вот круто изменится. Мне 23, Карл предлагает мне работу, которая все перевернет. В письме он просит меня связаться со своим поверенным. Мир вокруг ускоряется.

Сотрудник, 1999 год

3 января 1999 года я, следуя полученным в письме указаниям, встречаюсь с Люсьеном Фридландером, доверенным лицом Карла. В тот день моего братишку Эрика тоже ждет встреча с человеком, который изменит его жизнь, – с Юбером Букобзой[24]24
  Юбер Букобза (1950–2018) – хозяин ночного клуба и бизнесмен, родившийся в Тунисе.


[Закрыть]. Поэтому мы решили провести этот день вместе. Тогда у меня на все про все было два пиджака. Я очень старательно нарядился, но все равно выглядел как продавец Darty[25]25
  Darty – французская компания, торгующая бытовой техникой.


[Закрыть]. Фридландер сразу сбивает с толку, спрашивая, какую я хочу зарплату. А я до этого момента не зарабатывал, а работал – причем так много, что за три года накатал на своей машине 380 000 километров.

«Так сколько вы хотите?» – повторяет Фридландер. Я что-то подсчитываю в уме и прошу 15 000 франков[26]26
  В 1999 году это примерно 58 650 российских рублей того же периода.


[Закрыть] в месяц. Фридландер говорит, что это очень хорошо. На всякий случай уточняю, что это чистыми. Он разговаривает грубо. Я еще не знаю его и даю себя провести.

Эрик тоже соглашается на работу. Он становится водителем Юбера Букобзы – ночного папочки, властителя клуба «Бен Душ».

В феврале я становлюсь первым сотрудником Студии 7L, которую только что создал Карл.

А. не до конца понимает, насколько это крутой поворот в жизни, но ужасно взволнована. Мои кореша тоже не совсем догоняют, что происходит. Да, они знают о щедрости Карла, но это все, что они о нем знают. Они не понимают, что это за человек.

Пока большинство моих ровесников еще учатся, я уже 6 лет активно работаю и получаю зарплату.

В первое время я буду совмещать работу на Карла со своими шабашками. Еще несколько лет продаю по вечерам сэндвичи перед «Стад-де-Франс». Иногда там бывали те, кого Карл фотографировал в Cтудии 7L. Завидев их, я прятался вместе со своими сэндвичами.

Ожидание

Мой первый день у Карла. Приезжаю на Университетскую улицу, чем сильно всех удивляю. Никто вообще не в курсе, что Карл меня нанял. А сам я пока не особо в курсе, чем именно должен заняться.

Владельцы особняка, семейство Поццо ди Борго, живут за счет арендной платы за сдачу половины дома. Другую его часть занимает Филипп Поццо ди Борго. У него парализованы руки и ноги – несчастный случай, неудачно спустился на парашюте с горного склона. Филиппом занимается Адель Селлу, именно они станут прообразами фильма «1 + 1»[27]27
  Фильм «Intouchables» («Неприкасаемые») – в русском прокате «1 + 1» (2011) – французская комедийная драма режиссеров Оливье Накаша и Эрика Толедано.


[Закрыть]. Я часто встречаюсь с ними.

Жан-Мишель, водитель Карла, выделяет мне место в своем кабинете, на первом этаже. И я жду, жду, жду… Кажется, 1999 год будет моим испытательным сроком.

Пока я торчу в особняке, Жан-Мишель учит меня пользоваться компьютером Macintosh, что для меня в новинку. Карл появляется в конце дня. Ему нечем меня занять, и он любезно отправляет меня домой.

Очень скоро Карл приобретает маленькую Toyota RAV4, один из первых полноприводных городских кроссоверов.

Нескольких месяцев я ношу письма, которые он отправляет, кажется, всем подряд. И 3/4 всей корреспонденции оставляю поверенным. Я не встречаюсь с людьми из высшего света. Что меня спасает, так это Cтудия 7L. Во-первых, это галерея и фотостудия. А потом там начинают накапливаться книги, и она становится еще немного и книжным магазином. И я здесь типа завхоз. Убраться, вовремя купить и повесить туалетную бумагу – честно говоря, это буквально разбивает мне сердце: я совсем не такого ожидал.

Довольно скоро Карл начинает заниматься там фотосъемкой. CST перевозит все оборудование с Университетской улицы в дом № 7 по улице Лилля. Я ближе знакомлюсь с кварталом, веду более оседлый образ жизни. Я страстно увлекаюсь спортом: боксом, джиу-джитсу, мотокроссом. В Париже я открываю для себя Латинский квартал и антикваров. Когда мы перевозим грузы, я уже обращаю внимание на подписи на предметах. Кое-чему я научился у Бертрана дю Виньо из аукционного дома Christie’s. Я задаю вопросы. Если у Карла нет для меня особых поручений, возвращаюсь в Гонесс в половине седьмого вечера.

Итак, я завхоз в Cтудии 7L. Здание, где она находится, принадлежит Клоду Берри[28]28
  Клод Берри (1934–2009) – французский актер, кинорежиссер, сценарист и продюсер.


[Закрыть]. Сам он время от времени использует наше помещение для выставок.

Иногда кажется, что я немного смахиваю на холуя. Это мне не слишком нравится и даже, пожалуй, выводит из себя. Но Карл никогда не ведет себя надменно. Одним и тем же тоном он может попросить меня принести ему стакан воды или сходить к Диору.

Однажды он снимает нескольких французских звезд. В дверь звонят, но никто не слышит. Наконец я замечаю, что кто-то барабанит, и бегу открывать. Я изо всех сил всматриваюсь в единственный прозрачный квадратик матового стекла, но никого не вижу. Вдруг появляется крупный мясистый нос, и снова раздается бам-бам-бам по двери. Я распахиваю – передо мной Депардье[29]29
  Жерар Депардье – французский актер.


[Закрыть]. Добро пожаловать во вселенную Лагерфельда.

В дни съемок я возвращаюсь поздно. Моим приятелям по Гонессу незнакома роскошная жизнь. Я рассказываю им о том, как проходят мои дни. Но братишки не особо впечатляются.

А. часто присматривает за детьми соседей. Это испано-тунисская пара – Хемис и Нативидад. Мы очень подружимся с ними, станем почти семьей. Я часто откровенничаю с Хемисом. Он не только мой приятель, но и брат, отец, дядюшка. Ему, в отличие от остальных, не плевать на мои россказни.

А. дважды бывала на вечеринках в 7L. Удивительно, мы прожили с ней 9 лет, но она не стала той, с которой Карл будет встречаться чаще всего. Хотя всегда отмечал ее красоту. А. чувствует, что еще рановато просить проходку на дефиле или модную фотосъемку. Она умеет быть деликатной.

Моя мать Мюгетт

В день, когда наша семья разбилась вдребезги, Мюгетт унесла меня под мышкой. Мне было тогда года 4. В те времена мы жили между станциями метро Порт-де-Баньоле и Порт-де-Пантен, в маленькой квартирке на 7-м этаже, в доме без лифта, над окружной дорогой. На 1-м этаже была булочная, которую держали марокканцы. Мать мыла меня в кухонной раковине. Но все-таки у меня была своя комнатенка.

По ночам мне снились кошмары. Если в пятницу мой отец говорил, что пойдет за хлебом, то возвращался только вечером воскресенья, накутившись со своими приятелями. Он работал водителем на бетонном заводе в Париже и всю зарплату спускал на выпивку.

Однажды он по пьяни сломал обе пятки и соорудил дощечку на колесиках, чтобы перемещаться на ней по квартире, словно безногий.

В те выходные он снова исчез на двое суток.

Я вместе с Джонни Вейсмюллером смотрю «Тарзана» по телику и ем вишню. Возвращается отец – синий в доску. Тот вечер стал последней каплей, и чаша переполнилась. Едва переступив порог, отец выключает телевизор. Мюгетт снова включает, он выключает, она включает… Моя мать выросла в Иври[30]30
  Иври – южный пригород Парижа.


[Закрыть] – квартале с репутацией разбойничьего притона. Так что она даст прикурить любому. В общем, они так включают-выключают, и в конце концов батя разбивает телевизор. И начинается замес. Мне кажется, что отец влепил пощечину матери. Кажется также, такое впервые. Мать говорит мне: «Не двигайся». Она собирает небольшую сумку, одевает меня и говорит: «Мы сматываемся». У нее ни машины, ни водительских прав. Отец хватает карабин и угрожает, что будет стрелять, если уйдем. Она в ответ: «Стреляй, если хочешь, но мы сматываемся». Я так и вижу, как мы с ней спускаемся с 7-го этажа. Нас заберет мой дядя Жан-Клод. Думаю, что мой дедушка по матери так ничего и не узнал об этом вечере – иначе батя был бы уже разорван на кусочки.

Позднее мать сказала мне: «Что бы ты ни сделал, ты всегда будешь моим сыном. Но не смей бить женщину».

Я унаследовал мамину дерзость и вычеркнул алкоголь из своей жизни.

В ту пору Мюгетт работала в транспортной конторе Sagatrans.

Насколько мне известно, батя был все-таки симпатягой. Образованным, с мозгами. Он много читал и неплохо играл на музыкальных инструментах. Он водил грузовик в компании Bétons de Paris. По всей видимости, он был весельчак и славный малый, но страшно напивался, когда встречался с друзьями. Случалось, что, упитый до белочки, он звонил моей матери, когда мы уже жили с отчимом.

Ему очень нравились машины, и он любил что-нибудь мастерить. Чтобы познакомиться с родителями моей матери, он поехал в Нормандию, где те жили, на древнем Citroën в две лошадиные силы. В нем не было сидений, и батя вел машину, сидя на ведре, а моя мать расположилась рядом на ящике с инструментами. Однажды он восстановил старый Jaguar и залил ему днище бетоном.

Иногда во время каникул я ездил к бабушке по отцовской линии, у которой была квартира в XII округе. Эта часть нашей семьи была более устроена в жизни. В 1978 году у них был загородной дом в Борде[31]31
  Борд (Сель-де-Борд) – деревенская коммуна в департаменте Ивелин, в 30 км от Версаля.


[Закрыть]. Говорят, мой дед принимал участие в нескольких акциях Сопротивления[32]32
  Движение Сопротивления – национально-освободительное движение народного противодействия оккупации территории Франции войсками нацистской Германии во время Второй мировой войны.


[Закрыть] и подрывал поезда. Он был инженером. Они приехали с Морвана[33]33
  Морван – плоскогорье в Бургундии.


[Закрыть], но, должно быть, имели глубокие южные корни – у отца была очень характерная внешность.

После того разбитого телевизора мы с матерью осели у ее родителей в Иври, на улице Веролло. Моя мать была смелой, современной, эмансипированной женщиной. Она много работала и была очень красивой. И я говорю так не потому, что я ее сын. Она на самом деле была похожа на Джей Ло, только чуть пополнее. Смуглая, с длинными и жесткими каштановыми волосами. Да, она не была стройняшкой – ну и пусть. В ее семье все плотно сложены.

Время от времени в доме бабушки и дедушки я виделся с батей и Лионелем, своим единокровным братом. Он родился еще до того, как отец и мать сошлись.

Бернар

В 2000 году я узнаю о смерти отца. Рак легких. Сообщение о его кончине застало меня, когда мы с Карлом находились в Биаррице. Именно Карл и побудил меня поехать на похороны. Я отнекивался, говорил, что это неважно, что почти не знал отца. Его звали Бернар. Он никогда не обращался к врачу, зато много курил и много пил. Однажды я навестил его вместе с Лионелем, тогда мне было лет 15. Батя был приветлив, но на меня это не производило впечатления. Этот человек ничего обо мне не знал. Не знал даже, учусь я еще в школе или уже нет. Однажды он подарил мне транзисторный приемник. Я специально упоминаю, что он был транзисторный, потому что тогда уже были актуальны более современные. Половина квартиры на 7-м этаже в доме с булочной принадлежала моей матери. Но ей было все равно. После развода она никогда не претендовала на алименты или что-то другое.

Карл признался мне, что не был на похоронах своего отца.

Peugeot цвета шампанского

Однажды мать забирала меня из школы у станции метро Порт-де-Баньоле на Peugeot 504 цвета шампанского. В салоне, отделанном кожей, за рулем сидел мужчина, похожий на Жака Месрина[34]34
  Жак Месрин (1937–1979) – преступник, действовавший во Франции, Канаде и США в 1962–1979 гг. Был убит во время задержания.


[Закрыть]. Так я впервые увидел того, кто станет моим отчимом. В машине есть телефон, но это радиосвязь через коммутатор с диспетчером транспортной компании, как в старых такси. Мюгетт повезло: она встретила непьющего и некурящего мужчину. Даже и не знаю, что еще о нем сказать. В памяти об отчиме у меня одни белые пятна.

Впахивая как лошадь, моя мать привела к успеху его фирму.

Сначала наше новое семейство обустраивается в Париже, на авеню Жана Жореса. Мы живем в башне на 14-м или 15-м этаже, в чем-то вроде двухуровневой квартиры. Мне вправду нравится здесь: на мой взгляд, все по-богатому. У меня своя комната, и теперь я хожу в школу в парке Бютт-Шомон. Он весь стал мне школьным двором. Мне кажется, в этой новой жизни все стало проще. Что это не жизнь, а каторга, я пойму позднее, переехав в Обервилье[35]35
  Обервилье – северный пригород Парижа в округе Сен-Дени.


[Закрыть].

Когда в 2015 году Карл заболел, меня захлестнули тяжелые воспоминания. Будто вселенная огрела дубиной по затылку. Под этим она имела в виду примерно следующее: «Твои родители умерли от рака. Ты не позаботился о них. Так что сейчас будь любезен позаботиться о Карле – так, словно он твой родственник». Я вообще-то сентиментальный. Так сразу не скажешь, конечно. Но когда болела Мюгетт, я так переживал, что полез в бутылку и вел себя очень эгоистично. Только давай без сочувствия, ладно? Я знаю парней, родители которых умирали у них на руках.

Предупреждение

Я единственный, кто знает все подробности о болезни Карла, кроме профессора Клода Аббу, доктора Хайята, доктора Алена Толедано и профессора Ведрина.

Первые симптомы появились в июне 2015 года, сразу после Каннского кинофестиваля. Мы живем в Раматюэле, в отеле «Ла Резерв». Вот уже 10 лет ездим сюда. А с 2007 года даже остаемся здесь на месяцок после фестиваля. Я заметил, что Карл слегка опух, что ли, хотя под одеждой мало что заметно. Он был очень стыдлив: например, никогда не надевал купальных плавок.

С виллы я выбрался позагорать на пляже Пампелон со своим корешем Арно. И тут звонит Карл: «У меня проблема. Не знаю, как быть, больно пи́сать, извини, что говорю тебе об этом, мне очень жаль». Я мгновенно понимаю, что у него что-то со здоровьем. В те времена я дружил с Ивом Дааном, он 30 лет на диализе и знал всех врачей в мире. Моим первым побуждением было позвонить ему. Хорошая идея, но опасная: Ив любит вмешиваться в чужую личную жизнь. Не хочу навредить, но решаюсь все-таки набрать. Сначала перезваниваю Карлу, чтобы узнать подробности. У него нет личного врача, и я советую ему довериться Даану.

Час спустя я разговариваю по телефону с доктором Межаном, специалистом по простате. Он говорит, что делать. Затем связываюсь с профессором Аббу. Я крайне растерян, но чувствую, что нужно спешить. Спрашиваю у обоих врачей, нужно ли найти самолет, чтобы привезти Карла в Париж. Аббу рекомендует, чтобы мы вернулись и Карлом сразу же занялись врачи. 6 вечера, пятница. Сейчас Карл живет отшельником в «Ла Резерве» вместе со своей бирманской кошкой Шупетт.

Благодаря Иву Даану мы мгновенно находим медсестру. Врачи запрашивают анализ крови, но у нее нет нужных инструментов. Через подругу, владелицу аптеки в порту Сен-Тропе, я связываюсь с медсестрой в Кавалере, у которой есть необходимое. Пока медсестра А. добирается в Раматюэль, я гоню на скутере за инструментом к медсестре Б. в Кавалер. Потом все мы собираемся на вилле № 10, чтобы взять кровь. В лаборатории скорой помощи в медицинском центре Гассена[36]36
  Кавалер-сюр-Мер, Гассен – коммуны на юго-востоке Франции, в регионе Прованс – Альпы – Лазурный Берег.


[Закрыть], куда везу пробирки, решаю зарегистрировать все на свое имя. Я хочу защитить Карла. Прошу, чтобы мне позвонили сразу же, как только будут результаты, в любое время дня и ночи. Мы ужинаем дома вдвоем, Карл и я. Я чувствую, что он, возможно, уже давно с этой проблемой, просто не придавал значения, но как узнать? В тот вечер мы много разговариваем. Меня терзает тревога, я жду, когда позвонят из медцентра. Карл тоже ждет. Пытаюсь убедить себя, что все наладится. Чтобы переключиться, после ужина я возвращаюсь к Арно. Мы допоздна болтаемся по Сен-Тропе. Наконец в 4 утра звонят с результатом. Говорят о каких-то процентах, да что там разберешь. Спрашиваю у лаборанта, не кажется ли ему что-нибудь странным, но он уклончив. Креатинин и ПСА[37]37
  ПСА – белок, вырабатываемый предстательной железой.


[Закрыть] очень высокие, но разговор принимает сюрреалистический характер: лаборант объясняет, что анализы могут быть такими, если я (кровь-то сдавалась от моего имени) в последнее время много ездил на велосипеде… Вешаю трубку, звоню Карлу, передаю ему результаты, не вдаваясь в подробности. Мне удалось быть сдержанным.

На следующий день врачи, прочитав результаты анализов, требуют, чтобы Карл срочно вернулся в Париж и не позднее чем через 2 дня пришел на прием.

Эрик Пфрундер[38]38
  Эрик Пфрундер – бывший имидж-директор Дома Chanel.


[Закрыть], помогающий Карлу создавать рекламные образы, в числе посвященных. Он всегда в курсе. Когда мы приходим на первый прием к доктору Межану в больницу Помпиду, он ждет нас. Мой дядя Жан-Клод охраняет внизу наш Rolls-Royce. Мы проходим в больницу через запасной вход. Жалом здесь особо никто не водит: это государственная больница, и люди заняты работой. Карл проводит у врача час. И теперь должен показываться каждые 2 дня. Нас убеждают, что не стоит беспокоиться, если он будет принимать лекарства. Мы верим. Еще не покинув больницу, Карл уже сгорает от желания погрузиться в работу.

Тут же мне звонит Ив Даан. По его словам, Клод Аббу хочет срочно сделать МРТ. Даан взял на себя смелость организовать нам прием, и нас ждут прямо сейчас. Я довожу это до сведения Карла. Я объясняюсь с ним ясно и прямо – как всегда, он к этому привык. Планы меняются, и мы мчим в XVI округ на МРТ. 8 вечера, мы с Рико (так зовут Эрика самые близкие) ждем окончания процедур в коридоре. Карл, конечно, просто машина: выходит и сразу звонит Виржини Виар, управляющей студией в Доме Chanel. Она давно питает к Карлу глубокую платоническую любовь. Он почти ничего ей не говорит, впрочем: не хочет, чтобы она тревожилась. Терпеть не может, когда его жалеют.

Поздно, и речи быть не может, чтобы ехать в Chanel. Мы входим в дом № 8 по улице Святых Отцов через потайной вход в доме № 2 по улице Верней. Шеф-повар готовит нам ужин. Карл, признаться, совсем не в форме, но, как обычно, его трезвый рассудок берет верх. Эрик не может остаться с нами и возвращается к себе. После ужина я покидаю Карла и направляюсь в дом № 6, к своей тогдашней подружке Ж., но чувствую, что что-то не так, что с Карлом все совсем не в порядке. Это давит на меня и мучает. Не вдаваясь в подробности, я со слезами на глазах разговариваю о своих страхах с Ж.

В 8 утра мне звонит Ив: «Привет, красавчик. Давай соберись, звони Карлу и срочно вези его прямо в Американский госпиталь». Предчувствие не обмануло меня. Я уже отправил свое обычное сообщение – «Как дела, дорогой Карл?», – как и каждое утро после пробуждения. Будто бы всё как обычно. И как теперь заставить его безотлагательно поехать в больницу, не напугав до смерти? Я отлично понимаю, что проблема серьезная, но выжидаю целый час после смс, прежде чем позвонить и сказать, что Ив советует нам поспешить в Американский госпиталь. Я был готов услышать отказ, но он говорит: «О’кей, мне нужно было поработать, но я подготовлюсь, и мы туда съездим».

Временами он спрашивает меня, не располнел ли. Так он пытается защититься от проблемы.

На тот же вечер в доме Карла в Лувесьене[39]39
  Лувесьен – коммуна в департаменте Ивелин, в 18 км к западу от Парижа.


[Закрыть] запланирован ужин с Анной Винтур, главным редактором американского издания журнала Vogue, и Амандой Харлек, его музой из Дома Chanel.

В Американском госпитале нас дожидаются Эрик и Ив. Нас принимает профессор Клод Аббу. Он сопровождает Карла по разным отделениям, где проводятся исследования. Они принимают решение прямо сейчас класть его в реанимацию: стало понятно, что его почки заблокированы уже довольно давно. Даан выступает в качестве посредника, объясняет нам ситуацию. Она критическая. В теле Карла полно жидкости, из него выкачивают 9 литров воды. Маркеры функции почек зашкаливают, результаты анализов буквально пульсируют красным.

В реанимации только мне разрешают посещать Карла. Но меня словно обухом приложили. Сообщаю о ситуации Виржини Виар и Бруно Павловски, возглавляющему модный бизнес Дома Chanel. Делать больше нечего, возвращаюсь к себе. В это время Аманда Харлек готовится поужинать с Анной Винтур. Я вынужден ввести ее в курс дела, но, чтобы не раскрывать все до конца, рассказываю ей лишь о проблеме с почками.

Проходят сутки. Почки по-прежнему блокированы. Карл в сознании, но очень утомлен. Только сейчас, наблюдая его в этом состоянии, я понимаю, сколько всего он тащил на себе без передышки. Посетил Каннский фестиваль, путешествовал, встречался с людьми, брал на себя обязательства… Все боятся, что ему до конца жизни придется сидеть на диализе, если почки снова не заработают. Несомненно, врачи уже озвучили Карлу диагноз: рак. Нам – нет.

Клод Аббу и Ив Даан подтверждают, что ситуация вот-вот может стать необратимой. Через двое суток я предупреждаю об этом Каролин Лебар, работающую у Лагерфельда. На 4-й день почки снова начинают функционировать. Маленькое чудо: ужасные показатели снижаются. Карл доволен, его переводят в апартаменты на 6-м этаже. Аббу ежедневно навещает его. Карл не желает говорить со мной о раке, потому что знает, что это заставит меня вспомнить о смерти моих родителей. Мы проведем в больнице еще 5 дней. Это вынужденная пауза, благодаря которой он наконец может передохнуть. Мне не раз приходилось быть жестким с ним, чтобы защитить его, помешать так щедро тратить свои силы и время. Но с другой стороны, кто я такой? Всего лишь Себастьян-недоучка. Но я чувствовал, что кое-чему нужно положить конец. Его кошка Шупетт проделала брешь в личной жизни Карла, сделала ее уязвимой и проницаемой. И в эту брешь протиснулось много бессовестных людей. Они использовали в своих целях ту огромную нежность, с которой Карл относился к Шупетт. Я приходил в бешенство от их поступков. Сколько народу нажилось на привязанности Карла… Это был непрерывный рэкет.

Когда Аббу наконец произносит в моем присутствии слово «рак», я уже и так знаю, хотя мне никто и не сообщал. После одного из первых обследований Карл сказал мне: «Не беспокойся, это ерунда». Так он хотел защитить меня.

У госпиталя нас фотографирует какой-то папарацци, и снимок появляется в немецких газетах. Когда Карл выписывается из больницы, все уже в курсе, что он болел, хотя и не знают подробностей.

Из госпиталя Карл прямиком направляется в Дом Chanel, чтобы поработать.

В 1991 году моя мать Мюгетт тоже возвращается на работу, едва почувствовала себя лучше. У нее образовалась опухоль на челюсти. Но ее это не сильно пугает, и она продолжает пахать в ночные смены. У нее есть лучшая подруга – Юго. Когда-то она выживала во Франции без документов, а теперь управляет сотней служащих. Она выносливая – такая же, как моя мать.

Мюгетт оперируют, и она подхватывает стафилококк. Ее помещают в стерильную среду, и я не могу навестить ее. Это происходит в тот год, когда я начинаю вкалывать на всю катушку, не попав в лицей. Я ничего не понимаю и ни в чем не отдаю себе отчета. Зациклен на себе. Моя мать будет болеть 13 лет. В начале декабря 2003 года я еще живу в Гонессе, но М., с которой мы разошлись на время, хочет, чтобы я переехал в Париж. Но пока я остановился у своего кореша Реми, над булочной на бульваре Гувьон-Сен-Сир. Месяц назад меня сразил грипп с лихорадкой и жаром в 41 градус. Я думал было, что умру; чувствовал буквально, как душа отделялась от тела. Несомненно, таким образом проявлялась моя тревога.

В тот год, когда мне исполнилось 18, мать с отчимом переехали в Ла-Шатр, провинция Берри[40]40
  Берри – провинция в центральной части Франции.


[Закрыть]. Отчим построил там ангар для своего вертолета. Ну и как бы всё. Мать начинает умирать со скуки. Она занимается стариками в приходе, начинает интересоваться религией, спасает животных от бойни. Она всегда кому-то помогала… Ломовая лошадь. А теперь у нас еще одна лошадь и гуси, утки, овцы… Интересно, они все поместятся на земле, которую купил отчим?

Она лечится по методике, применяемой в Штатах и в Бельгии.

Незадолго до смерти примет крещение.

Я давно не видел мать, но ежедневно разговариваю с ней по телефону, хотя ее челюсть, по правде говоря, больше не работает. Каждый подобный звонок так разбивал мне сердце, что моя нервная система рвалась на тряпки. Я крушу квартиру от ярости и бессилия. Разбиваю форточку, бью по стенам, дверям, по телевизору – а иногда и кому-нибудь по морде. Врачи отправили мать в клинику в Пиренеях. На выходных планирую навестить ее без предупреждения. Отчим говорит, что она в тяжелом состоянии. Больше не может двигаться. И говорит с трудом. Видя меня, она плачет от радости. Мы обедаем с отчимом в ресторанчике рядом с клиникой. В воскресенье лечу обратно в Париж. Начало декабря.

Проходит 3 дня. Я у Карла на Университетской улице.

Отчим сообщает, что Мюгетт умерла. Прямо в «скорой», что везла ее из Лиможа в больницу Помпиду.

Сейчас 14:30, через полчаса у меня встреча с Карлом.

Карл спускается, подходит. Обнимает меня – это впервые. Говорит, чтобы я возвращался домой.

Но вечером я иду на тренировку по боксу. Что бы ни случилось, я отказываюсь жалеть себя.