Текст книги "Бытие на фоне событий – 2. Испорченный властью"

Бытие на фоне событий – 2
Испорченный властью
Селена Гелиос

Дизайнер обложки Селена Гелиос

© Селена Гелиос, 2023

© Селена Гелиос, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-4324-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-4325-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Доминик Оркус – несостоявшийся рабовладелец

Восемнадцатилетний Доминик Оркус был обычным студентом колледжа. Как все жители республики Мегаполис он поздно взрослел, но рано начал считать себя взрослым. Как большинство его сверстников, любил кататься на роликах, играть в компьютерные игры, слушать современную музыку, на каникулах летать в экзотический Эротполис, а после возвращаться в родной шумный Мегаполис. Не любил готовить уроки, думать о дальнейшем обучении в университете и слушать нудные нотации старших.

Но больше всего на свете Ник Оркус ненавидел уроки математики и свою мачеху Агнию Афродитскую.

Родной матери Ник не помнил.

Его отец Плутонар Плутосович Оркус был женат несколько десятков раз. Но не один его брак не длился дольше полугода. Словно бабочки-однодневки, молодые жены влетали в роскошный дом мегапольского олигарха и тотчас же вылетали из него. Все, кроме последней.

Когда Плутонар Плутосович женился на Агнии, ему было уже далеко за семьдесят, ей же немногим более тридцати. Поначалу Нику казалось, что эта красотка, как и все ее предшественницы, задержится у них не дольше молодого месяца.

Но его старика угораздило втюриться не на шутку. Первый раз в жизни старый развратник был в полном восторге от женщины. Абсолютно все в ней его восхищало. Даже измены жены оставались незамеченными. Олигарх даже ничего от нее не требовал, кроме исполнения супружеского долга.

В первый и единственный раз старый муж обратился к молодой жене с просьбой уже со смертного одра. Он просил воспитать Ника так, чтобы мальчишка не вырос похожим на отца.

Получив роскошное наследство, Агния, видимо, почувствовала себя обязанной выполнить последнюю волю старика, обогатившего ее. Ведь в этой легкомысленной особе в последнее время начало пробуждаться нравственное чувство. Овдовев, она всерьез взялась за воспитание пасынка.

А тот с нетерпением ждал, когда ему исполнится двадцать пять лет. Ведь в этом возрасте по законам республики Мегаполис он будет признан совершеннолетним и сможет поделить с мачехой отцовское наследство.

Больше всего Ника бесило то, что учила его мачеха отнюдь не собственным примером. Сама она проводила дни в праздности – его заставляла часами сидеть за уроками под бдительным присмотром строгих гувернанток. Сама частенько возвращалась домой под утро, при этом изрядно навеселе – пасынку позволяла гулять лишь до заката. А после тщательно обнюхивала беднягу (не пробовал ли пива или сигарет?) Сама объездила все ночные клубы города – Ника же не всегда отпускала даже на студенческие дискотеки. Сама приводила в дом всякий пьяный сброд, а своему подопечному позволяла общаться лишь с приятелями по его элитному колледжу. Сама каждый месяц красила волосы в разные цвета, а бедному (хотя и богатому) пареньку ни за что не разрешала сделать креативную прическу и пирсинг в брови.

Лишь в одном Агния Афродитская была последовательна и сама жила по установленным ею правилам: в том, что была ярой противницей рабства. Она не только не позволяла пасынку завести личного раба, но и во всем доме не держала ни одного невольника. Эта особа даже состояла в Обществе защиты рабов и раза два участвовала в пикетах против произвола рабовладельцев.

Всех доставшихся ей в наследство людей Агния распустила на волю. С тех пор в доме работала лишь наемная прислуга, с которой особо не забалуешься.

Свободные люди требовали к себе уважения. Даже за лишний окрик любой челядинец мог уйти от хозяина. А за малейшую оплеуху – подать на него в суд.

Ну, как после этого чувствовать себя хозяином в собственном доме?!

И без того в Мегаполисе рабский труд применялся почти исключительно в быту, в сфере обслуживания и развлечений. Вся производственная сфера давно была механизирована.

Ну, хотелось мегапольцам чувствовать себя господами! Иначе что бы значили привычные обращения «господин» и «госпожа»? Над кем господин? Над кем госпожа?

Однако разрушающее вековые устои Общество защиты рабов стремилось уничтожить привычную социальную иерархию и вернуть народ в состояние варварства. Эти опасные мечтатели пытались лишить мегапольцев одного из главных прав свободного гражданина – права на владение людьми.

Почему-то дом, автомобиль, компьютер, даже самолет можно было иметь в собственности. Но почему же тогда нельзя приобрести человека, если средства позволяют? Он ведь такой же материальный предмет. А интеллект – понятие относительное. У многих машин он выше. Такие аргументы в телевизионных диспутах приводили сторонники рабства из числа ученых.

Впрочем, в последнее время проблема рабства и его отмены слишком уж часто становилась темой телевизионных передач и научных статей.

В общем, начали обсуждать то, что на протяжении многовековой истории не вызывало сомнений. Старики говорили о падении нравов и видели в этих разговорах предзнаменование недобрых перемен. С легализацией наркотиков и проституции защитники нравственности еще кое-как смирились. Но… свобода рабам?! По мнению самых влиятельных мыслителей Мегаполиса, это бы просто разрушило общество.

А Доминик Оркус плевал на все аргументы за и на все аргументы против рабства. Он просто с самого детства мечтал о первом собственном рабе. Мальчик видел его приятелем по играм, который будет во всем тебя слушаться, и которого можно безнаказанно поколотить, если он вдруг обыграет тебя в салки.

А когда Ник подрос, то стал мечтать о рабыне. Рабынями отца ему не дозволялось пользоваться. (Впрочем, как и самому отцу после появления в доме Агнии).

Старик обещал сделать сыну живой подарок к шестнадцатилетию, но не успел. А от сумасшедшей мачехи, распустившей на волю всю челядь до последнего поваренка, этого ожидать не приходилось.

Ник с завистью смотрел на своего приятеля Макса. Тот привел однажды во двор колледжа на позолоченной цепочке, прикованной к замшевому ошейнику, роскошную блондинку с умопомрачительным бюстом.

– Ну, как вам моя игрушка? – с напускной небрежностью спросил Макс, хлопнув блондинку по заду. – Вчера предки подарили.

Он разрешил каждому из пацанов лишь по одному разу дотронуться до его рабыни и тотчас же увел ее.

А вот двоечник Алекс разрешал приятелям только смотреть на свою рабыню или кормить ее остатками бутербродов. Потрогать же ее можно было лишь за предоставление Алексу права списать контрольную. Так что Ник не мог здесь ни на что рассчитывать. Он ведь и сам искал, у кого бы списать.

Ребята в колледже рассказывали, что один студент выпускного курса по праздникам делился своей рабыней со всеми лучшими друзьями. А таковых у него набиралось около десятка. К сожалению, Ник не входил в их число.

К своему стыду, он в свои восемнадцать лет продолжал оставаться девственником. Ему мнилось, что – последним во всем колледже, и что все вокруг только об этом и шепчутся.

Ну, как такой лох, как он, мог надеяться на внимание Сюзанны, первой красавицы в их группе, имевшей в личном пользовании шестерых рабов и двух рабынь? А ведь Ник целый год мечтал пригласить эту красавицу в кафе. Но получалось лишь промямлить: «привет».

Отец Сюзанны был деловым партнером покойного Никового отца. После смерти партнера он выкупил у его вдовы почти весь ее бизнес и приумножил капиталы.

Каждое утро шикарная красавица Сью подъезжала к воротам колледжа в супермодной открытой коляске, в которую были впряжены два атлетических гиганта-раба. Еще четверо бежали рысью за коляской. В одной руке Сюзанна держала мороженое, в другой – кожаную плетку. На ногах ее звенели браслеты из золотых диадем, снятых с голов варварских князей.

Когда экипаж останавливался, двое из рабов склонялись перед его дверцами на колени и упирались лбами в землю. Таким образом, они делали из себя живые ступени для маленьких ножек хозяйки. Другие двое, также стоя на коленях, делались для нее с двух сторон перилами. Свои всегда перепачканные в мороженое руки девушка вытирала об одежду первого подвернувшегося раба, словно об тряпку.

Затем Сью перепрыгивала в паланкин, который гиганты водружали на свои мощные плечи. Словно королева она была вносима в ворота колледжа. Сюзанна единственная среди студентов пользовалась этим правом, как дочь самого влиятельного олигарха в городе.

В холле юная госпожа, усевшись на скамейку, небрежно ставила ножки на склоненные головы двух рабов. В это время другие двое спешили снять с нее туфельки на высоких каблуках и надеть на ее ножки кеды. При этом Сюзанна ни на минуту не выпускала из рук плетки, как символа власти.

В течение всего учебного дня четыре ее раба были прикованы у дверей аудитории на четыре цепи. Если хозяйка получала на уроке не устраивавшую ее оценку, на перемене все они получали по первое число. Остальные двое в течение учебного дня оставались при коляске, в которую были впряжены.

Следует отметить, что в последнее время в Мегаполисе стало особым шиком на небольших расстояниях ездить либо на лошадях, либо на людях. Ученые пропагандировали последний вид транспорта, как самый экологически чистый. Ведь люди, в отличие от лошадей, даже не оставляли грязи на дороге.

Ездить на людях было особо модно, возможно, и еще по одной причине. В последние годы цены на рабов подскочили. Ведь их приток заметно уменьшился. Все больше захваченных в диких землях варваров успевали покончить с собой до обращения в рабство.

Потому вдвойне ценным было обещание Агнии Афродитской подарить пасынку на девятнадцатилетие одну из самых дорогих невольниц Мегаполиса. Но лишь с условием, что он исправит двойку по математике.

Ник, предвкушая наслаждение, засел за книги.

В конце семестра он с горем пополам получил за итоговую контрольную работу тройку с минусом.

2. Тайна ученой дамы

София Пифагоровна Ураньева в свои двадцать девять лет была доктором физико-математических наук и магистром астрономии. Не смотря на столь молодой возраст, она успешно возглавляла физико-математический факультет в Мегапольском университете.

Однако каждый, кто хоть раз взглянул на эту барышню, не удивлялся ее успехам. Весь вид Софии Пифагоровны говорил о том, что эта женщина создана отнюдь не для светской жизни. Маленькая, угловатая, в больших круглых очках, с гладко зачесанными волосами и всегда отрешенным взглядом, одетая по моде тридцатилетней давности. В ней не было ни малейшего намека не только на женское кокетство, но на какое бы то ни было внимание к своей внешности. Разве не так должна выглядеть ученая, отдающая всю себя без остатка науке?

А София Пифагоровна действительно жила своими формулами. Она воодушевлялась размышлениями о математической бесконечности, внимательно наблюдала в телескоп лунные затмения и всевозможные парады планет, пытливо стремилась к новым открытиям.

Однако все это она делала отнюдь не ради славы или денег. Ведь эту чудачку ничто не интересовало кроме науки. В науке заключалось все удовольствие ее жизни и сама жизнь.

Коллеги-ученые относились к Софии Пифагоровне с уважением, как к талантливому математику, физику и астроному. Но смотрели на нее с некоторым изумлением. Не могли понять такой отрешенности от всего земного и такой фанатичной преданности науке. Студенты побаивались Софию Пифагоровну, как принципиального экзаменатора.

Мало кто в университете знал, что профессор Ураньева – рабыня. Как известная ученая, она имела особое разрешение правительства Мегаполиса не носить рабский ошейник. Достаточно было тонкого браслета на запястье с инициалами владельца. Впрочем, и это единственное подтверждение социального статуса Софии Пифагоровны всегда было скрыто под манжетой блузы.

Как же рабыне удалось достичь таких высот? Она не приложила к достижению успеха ровно никаких усилий, кроме сил, отдаваемых любимому делу. Судьбу Софии предрешили ее врожденные способности.

Ее старый владелец обучал купленную на невольничьем рынке девочку со своими детьми, чтобы тем было веселее. Вдруг он заметил недюжинные способности маленькой рабыни. Тогда рабовладелец решил не скупиться и вложил деньги в обучение невольницы. Он предвидел, что это окупится сторицей. И не прогадал.

А его наследник уже не обращался с Софией Пифагоровной, как с рабыней. Он вообще с ней никак не обращался, потому что практически не видел ее. Разве что по телевизору в научно-популярных программах. Молодому человеку хватало сознания себя безраздельным владельцем известного на весь Мегаполис математика и получения каждый месяц солидного жалования Ураньевой.

Рабыне хозяин оставлял лишь самое необходимое на еду, одежду и книги. А на полученные за ее интеллектуальный труд деньги вполне безбедно жил, кутил, содержал большой дом с прислугой и несколькими рабынями для утех. Разумеется, эти его невольницы имели внешность отнюдь не Софии Пифагоровны.

Но вдруг в один миг настал конец беспечной жизни веселого гуляки и кутилы. Однажды он проиграл в рулетку все свое состояние. Пошли с молотка и дом, и все рабы, и все рабыни. И, конечно, самая ценная из них.

– Извини, дорогуша, так уж вышло, – растерянно пробормотал бывший хозяин, прощаясь с Софией Пифагоровной. – Думаю, на твоем положении это не отразится. Наверняка новые владельцы будут так же дорожить тобой. Ведь такие ученые в цене.

Данью уважения к ученой степени невольницы стало освобождение на аукционе от раздевания, обязательного для живого товара. Но и стоять перед многочисленной публикой в накрахмаленной белой блузе с большим бантом и кружевными манжетами, в непривычно короткой юбке и туфлях на непривычно высоких каблуках было мучительно. А требовалось еще улыбаться потенциальным покупателям. София Пифагоровна чувствовала себя куклой, выставленной в витрине.

Разорение владельца и распродажа его имущества произошли скоропалительно. Университетское руководство и поклонники науки не успели даже опомниться, чтобы приобрести в собственность ценного математика.

Софию Пифагоровну купила неизвестная дама, приехавшая на аукцион инкогнито. Она тотчас же усадила свою живую покупку в автомобиль с тонированными стеклами и увезла в неизвестном направлении.

Всю дорогу загадочная дама почти не разговаривала с Софией Пифагоровной. Однако новая хозяйка обращалась с барышней-математиком с должным уважением, как и подобает обращаться с профессором университета. Так же вели себя и другие люди, сопровождавшие их в машине и встречавшие затем в большом роскошном доме.

Очнулась София Пифагоровна и начала осознавать свое новое положение чуть позже. Она вдруг обнаружила себя сидящей внутри клетки среди двух корзин с георгинами. Ученая дама знала, что в такие клетки принято помещать живые подарки, преподнося их к праздникам. Рабочие прикрепили к клетке огромный розовый бант, выключили в комнате свет и вышли.

София Пифагоровна осталась одна в темноте и напряженном ожидании неизвестно чего. Она не знала, сколько часов провела в этой тесной клетке.

Вдруг дверь в комнату резко распахнулась. В дверном проеме в полоске ударившего в глаза света стоял парнишка лет восемнадцати-девятнадцати в бейсболке, надетой задом наперед, и порезанных джинсах.

– Вау! Рабыня! – восторженно закричал он, увидав клетку с подарком.

София Пифагоровна содрогнулась.

3. Рабыня-подарок

Ник уже месяц жил в предвкушении подарка. Какой окажется его рабыня? Длинноногой блондинкой? Пышногрудой брюнеткой? Рыженькой очаровашкой?

Он влетел в комнату, где находился сюрприз. Но после первых секунд эйфории вдруг остановился, как вкопанный, перед подарочной клеткой. Недоуменно взглянул на вошедшего и включившего свет дворецкого.

– Что это за очкастое чучело?

– Это София Пифагоровна Ураньева, доктор физико-математических наук, профессор, – дал четкие пояснения дворецкий. – Теперь она – ваша собственность, господин Оркус.

– Агния! – вскричал взбешенный Ник и бросился к двери.

– Не трудитесь, Доминик Плутонарович, отыскать сейчас вашу матушку, – все так же невозмутимо остановил его на полпути дворецкий. – Мадам Агния уехала к подруге мадемуазель Милене.

– Понятно, – вздохнул Ник, – объяснений ждать не придется. Вечеринка у Милены затянется, как всегда, до утра. А, вернувшись, Агния завалится спать до следующего утра.

Меж тем дворецкий извлек подарок мачехи из клетки.

– Да, она же уродина! – продолжал возмущаться Ник, бесцеремонно ощупывая со всех сторон Софию Пифагоровну, по-хозяйски просовывая руку рабыне за пазуху и под подол. – Плоская, как доска! Ни сисек, ни задницы! Уберите это чучело с глаз моих! – Новоиспеченный рабовладелец пренебрежительно оттолкнул разочаровавший его живой подарок.

– Господин Оркус! – строго сказал дворецкий. – Ваша матушка приобрела вам рабыню не для развлечения, а для повышения вашего образования.

– Спасибо ей за это, Арсен, – со злой усмешкой проговорил Ник вслед важно уходящему слуге. – Передайте ей, что именно о такой выдре я и мечтал.

Самым обидным Нику виделось то, что его вполне законного возмущения никто не желал слышать. Мачеха предпочла исчезнуть.

А этот спесивый дворецкий… Эх, его даже выпороть нельзя! Он такой же свободный гражданин Мегаполиса, как сам Ник. Просто выполняет свою работу. А так бы хотелось сбить со слуги спесь!

Ник еще раз окинул презрительным взглядом полученный подарок, сплюнул и забрался с ногами в кресло, стоявшее в углу комнаты. Он капризно надул губки и отвернулся к стене, готовый разреветься, словно маленький.

Ник живо вообразил, как завтра ребята в колледже станут расспрашивать его о подарке мачехи. И ему будет не отвертеться от ответа. Придется показывать полученное чучело. Владелец такой рабыни станет предметом насмешек для целой округи.

София Пифагоровна в течение всего разговора ее нового хозяина со своим дворецким то краснела, то бледнела.

Хотя она и была главным предметом этого разговора, но чувствовала, что ее здесь словно нет. Нет, как личности. Ее обсуждали и разглядывали, будто неодушевленный предмет.

«А чего вы еще ждали, профессор? – мысленно спросила себя несчастная с горькой иронией. – Уважения к вашей ученой степени? Чуткости к глубине вашего внутреннего мира? Какое может быть уважение к рабыне?! Для свободных людей вы навсегда останетесь лишь вещью! Пусть вам из соображений собственной выгоды и позволяли какое-то время чувствовать себя уважаемым членом общества. Но вы ни на минуту не должны забывать, кто вы для них. В любой момент вы можете оказаться игрушкой в руках безмозглого кретина».

Сегодня впервые за двадцать девять лет ее жизни мужчина так приблизился к Софии Пифагоровне, коснулся ее тела. И это был даже не мужчина, а глупый, невоспитанный девятнадцатилетний мальчишка.

В юности София мечтала о том, что когда-нибудь и за ней будут ухаживать. Хотела услышать слова любви, подобные тем, что читала в стихах поэтов прошлого и позапрошлого веков. Но мечты ее не осуществились и постепенно забылись.

И вот, спустя годы, столь неожиданным и ужасным образом в ее жизнь входил эрос.

А весельчак Купидон меж тем невидимо сидел на шкафу и разглядывал заплаканные лица Софии Пифагоровны и Ника. Он пока не прицеливался. Нелепая ситуация его просто забавляла.

София Пифагоровна нервно крутила в руках «Памятку раба», врученную ей на невольничьем рынке. С возмущением ученая дама пробежала глазами все отвратительные правила поведения в присутствии господина.

Вдруг взгляд ее остановился на пункте, говорящем об участи раба, отвергнутого владельцем. София Пифагоровна дочитала до конца, не поверила своим глазам, перечитала вновь. И вдруг почувствовала, что волосы на всем ее теле шевелятся, руки немеют, ноги холодеют, а по ягодицам пробегают мурашки.

«Этого не может быть! Я не помню ни одного подобного случая… Однако, закон-то такой существует и в любой момент может быть выполнен».

Ученая дама снова посмотрела на юного мажора, в чьих руках сейчас была ее судьба. Тот, утонув в мягком кресле, болтал ногами и обиженно глядел в потолок.

«Пусть он глуп, – сказала себе София Пифагоровна, – дурно воспитан. Пусть такому, как он, никогда не стать студентом нашего университета, даже самым неуспевающим. Но… он же не чудовище, не зверь! Просто глупый мальчишка не сделает со мной такого! Надо постараться подобрать к нему ключик. Ведь я же умнее его!»

Конечно, унижаться перед умственно отсталым, по ее меркам, юнцом было особенно неприятно. Но перед лицом леденящей сердце угрозы не страшили никакие унижения.

София Пифагоровна еще раз внимательно изучила правила поведения раба. Затем опустилась на четвереньки и бесшумно поползла к ногам господина.