Текст книги "Убийство номер двадцать"

Глава 17

Старший детектив-инспектор Кара Эллиотт опаздывает. Адам оглядывает кофейню в поисках женщины, которую знает по множеству недоброй памяти газетных репортажей в прошлом году, после чего хмурится. Дел по горло, думает он, погибли люди. По крайней мере, могла бы прийти вовремя. Заказывает кофе и несет его к дальнему столику.

Пока ждет, просматривает отчеты из лаборатории. Появились сведения о волокнах, найденных на одеяле, – это темно-зеленый полиэстер. Синтетический материал, часто используемый в качестве утеплителя, а также при изготовлении мягкой мебели, одежды и веревок. Веревка, думает Адам. Почему нельзя просто сказать «веревка»?

Результаты анализа пятна на одеяле более многообещающи – в составе его в основном натрий, хлориды и сульфаты со следовыми количествами кальция, калия и магния. Морская соль.

– Адам?

– Привет, Кара, – отвечает он, поднимая взгляд и убирая документы обратно в папку. – Как вы?

Но можно и не спрашивать, все видно по ее лицу. Вокруг глаз – черные круги, щеки ввалились; ее худоба хорошо заметна даже под бесформенным черным джемпером, который на ней надет.

– Простите за опоздание.

– Спасибо, что согласились встретиться.

Слабо улыбнувшись, она садится.

– Не думаю, что Марш оставил мне такой уж большой выбор.

– Не хотите кофе? Чаю?

– Нет. Спасибо.

– Чем сейчас занимаетесь?

– Да примерно все тем же, только по мелочи. Кражи, ограбления, тяжкие телесные… То, чем больше никто не хочет заниматься.

– Ясно.

Покончив с любезностями, они некоторое время сидят молча, пока Эллиотт не указывает на лежащую перед ним папку.

– Это оно? – спрашивает она.

Адам кивает.

– Можно глянуть?

– Прошу.

Он придвигает к ней папку, и Кара открывает ее. Адам внимательно наблюдает за ее лицом, пока она просматривает жуткие фотографии с места преступления, изучает нанесенные жертвам раны, снятые крупным планом.

– Убийства в порыве бешенства? Спонтанные и неуправляемые? – спрашивает она.

– Первые два. Полное отсутствие самоконтроля.

– А остальные?

– Более продуманны. Жертвы какое-то время где-то удерживались.

– Тела завернуты в одеяла… Указывает на раскаяние.

Эллиотт умолкает, изучая отчеты, и Адам видит в ней того детектива, которым она некогда была.

– И вы думаете, что это один и тот же преступник? – спрашивает Кара. – Даже учитывая разницу почерка?

– Такова наша гипотеза. Одна и та же свалка. Есть и другие сходства. Например, обескровливание. Хотя метод совершения убийства постепенно эволюционирует.

– С какой целью?

– Это нам пока неизвестно. – Адам делает паузу. Он знает, какой вопрос должен задать. – А вы не думаете, что…

Эллиотт резко поднимает голову.

– Нет, это не Пересмешник[9]9
  Эти события и участие в них Кары Эллиотт описаны в романе С. Холланд «Человек-эхо».


[Закрыть].

– Даже если припомнить Ричарда Чейза[10]10
  Ричард Трентон Чейз (1950–1980) – американский серийный убийца, получивший прозвище «Вампир из Сакраменто», поскольку пил кровь своих жертв и поедал их останки.


[Закрыть]?

Кара качает головой.

– Шентон уже прикинул такую возможность, – говорит она, имея в виду одного из своих подчиненных, детектива-констебля. Адам уже пару раз встречался с ним: тихий прилежный малый, бледный и непритязательный, – и их негласный эксперт по серийным убийцам. – Кое в чем и впрямь похоже на Чейза, если учесть нож и нанесение колющих ударов. Но тот пожирал своих жертв, вырезал и сохранял их внутренние органы, чтобы съесть позже. Он был абсолютно дезорганизован и неуправляем. Всегда. – Она замолкает, глубоко задумавшись. – Это не он. Пересмешник отличался скрупулезностью и был до одержимости пунктуален. И ни на йоту не отклонялся от стиля серийных убийц, которым подражал.

Адам размышляет над ее словами. Она говорит о Пересмешнике в абстрактных терминах, как будто о чем-то для нее очень далеком. Знакомом ей лишь заочно.

– К тому же, как вы знаете, – продолжает Кара, не отрывая глаз от папки с делом, лежащей перед ней, – мы поймали его.

Адам кивает. «В конце концов», – думает он.

– Что можете сказать о нашем парне? – спрашивает он вместо этого.

Эллиотт вздыхает и вновь перелистывает страницы.

– Характер первого неорганизованного убийства и меньшая осторожность, с которой он избавился от последней жертвы, наводят на мысль об эскалации. Даже принимая во внимание похищение и медленные пытки этих двоих. Что-то изменилось. И это привело его к тому, что он просто выбросил последнее тело, даже не попытавшись его хоть как-то прикрыть. Он больше не утруждается тем, чтобы оставаться в тени.

– Почему?

– Ему дорого время? Перед ним стоит какая-то задача? Цель, которую он пытается достичь?

Адаму припоминаются цифры, накрашенные рядом с телами. Обратный отсчет начался. Уж не пытается ли преступник досчитать до нуля?

Но Кара продолжает говорить:

– Серийные убийцы обычно подпадают под одну из четырех категорий. – Она поднимает руку, отсчитывая их на пальцах. – Первая: одержимые бредовыми галлюцинациями душевнобольные, находящиеся во власти своих психотических срывов. Вторая: люди, исполняющие какую-то выдуманную ими миссию, – у этих есть какая-то четкая цель, обычно избавить мир от определенной категории людей. Третья: убийцы-гедонисты, которые получают удовольствие от самого акта убийства, совершенного из сексуального вожделения, материальной выгоды или просто ради острых ощущений от причинения боли или страха. И, наконец, те, которые помешаны на власти и контроле.

– Не будете же вы оспаривать тот факт, что абсолютно всеми убийцами движет стремление к власти и контролю?

– В какой-то степени да. Но всегда есть первостепенный мотиватор. Что ваш преступник от этого получает?

Теперь, стоило Каре заговорить, как лицо ее оживает. Ясно, что ее прежняя карьера детектива по расследованию убийств доставляла ей удовольствие. И, несмотря на все нежелание Адама соглашаться на эту встречу, все-таки интересно познакомиться с ней как следует. Поближе.

Он знает ее в основном по репутации, их имена частенько звучали вместе. Кара Эллиотт и Адам Бишоп. Два старших детектива-инспектора из двух крупных отделов полиции – и она его прямой конкурент на следующее повышение. Давно уже ходят слухи, что, несмотря на бюджетные ограничения, руководство подыскивает еще одного детектива-суперинтенданта, что Марш не может вечно руководить сразу двумя отделами по расследованию особо тяжких преступлений в одиночку. А Эллиотт – отличный коп. Идеальная кандидатура. Может, даже любимица Марша.

Но это было раньше.

– Бишоп? – Теперь она пристально смотрит на него, и Адам мысленно возвращается к расследованию.

– Что, простите?

– Я сказала, что он обязательно совершит ошибку. Кто-нибудь увидит его, если этого еще не произошло. И, – Эллиотт делает паузу, постукивая пальцем по временно́й шкале, поспешно нацарапанной Адамом на листе формата А4, – взгляните на даты. Что-то спровоцировало этого парня. Что это было за побуждающее событие? Почему он начал убивать именно тогда? Только не пытайтесь уверить меня, будто кто-то с таким уровнем душевной нестабильности годами держал это в секрете, а потом вдруг начал убивать первых попавшихся под руку людей. Подобный сдвиг мозгов – это не то, что происходит в одночасье.

Адам хмурится. Верно подмечено. И хотя эта лекция ему не вкусу, Кара задает вопросы, которые уже и ему самому должны были прийти в голову.

– Как он выбирает своих жертв? – продолжает она. – Почему именно эти люди? Если он преследует какую-то определенную категорию людей, то, скорее всего, уже ищет следующую жертву. Вам нужно поймать этого парня. При таком высоком уровне ожесточенности уже сделанное его никак не удовлетворит. Он будет убивать и дальше.

– Я знаю это, Эллиотт, – резко говорит Адам, и она быстро отводит взгляд.

– Простите, – смущенно отзывается Кара. – Я вовсе не собиралась на вас давить, на вас и так уже сильно давят.

Он улыбается.

– Все нормально. – Не желая выказывать никакой слабости, вновь придвигает к себе папку с делом, углубляясь в страницы.

Ощутив его враждебность, Эллиотт встает, снимает со спинки стула пальто и надевает его.

– Удачи в расследовании, старший детектив-инспектор Бишоп, – произносит она.

– Не переживайте, – отвечает Адам. – Мы поймаем его.

Чувствует, что Кара колеблется, и поднимает глаза.

– Я тоже так думала, – тихо говорит она, – когда мы только начинали. – Медленно кивает. – Обязательно сделайте это. Пока он не отнял у вас все. – Делает паузу, глядя в пол. – Пока он не разрушил всю вашу жизнь. Как Пересмешник мою.

Адам смотрит ей вслед, на ее поникшие плечи. Он помнит прошлогоднюю операцию. Ему отчаянно хотелось тоже внести свой вклад, стать частью самого крупного дела об убийстве, которое когда-либо знала страна. Но Марш отодвинул Адама в сторонку, оставив его, Джейми и нескольких рядовых детективов разбираться с остальными поступающими делами, в то время как расследование преступлений Пересмешника пожирало все на своем пути.

Но это дело оказалось Каре Эллиотт не по зубам, не так ли? Оно оставило ее побежденной и уничтоженной. С ним такого никогда не произойдет.

У него звонит телефон, и он отвечает на звонок.

– Босс? Это Джейми. – Похоже, его заместитель в панике. – У нас еще одно тело.

– Что? Где?

«И так скоро?» – думает Адам, но не говорит этого вслух. Кара права – убийца набирает обороты.

Джейми сообщает ему подробности, и он, решительно захлопнув папку, запихивает ее обратно в сумку.

«Я вам не старший детектив-инспектор Кара Эллиотт, – думает Адам, выбегая к своей машине. – Все у меня будет пучком».

Глава 18

– Это по нашей части? Точно?

Доктор Росс поворачивается к нему лицом. Адам может прочесть пренебрежительный взгляд за его маской.

– А кто у нас сейчас главный специалист по обескровленным трупам?

Полностью облаченные в белые одноразовые комбинезоны, они стоят перед задней калиткой небольшого дома в квартале шпалерной застройки, стоящего в плотном ряду точно таких же. Пластиковый контейнер для перерабатываемых отходов набит до отказа, бутылки уже вываливаются на бетон по соседству с сигаретными бычками и съежившимися чинариками косяков.

– Сейчас криминалисты закончат фотосъемку, и я прослежу за изъятием тела. Отвезем его в морг и там осмотрим как следует, чтобы окончательно убедиться.

Адам вытягивает шею, чтобы заглянуть внутрь.

– Каково ваше предварительное заключение? – спрашивает он.

– Значительная потеря крови, усугубленная ударом по голове. И он совсем свеженький, Бишоп. Мертв не больше восьми часов. Тело еще теплое. – Доктор мрачно смеется. – Но сами увидите. Сами решите.

Адам согласно кивает, после чего направляется в маленький, заросший кустарником садик за домом, где стоит Джейми.

– Не вляпайся в собачье дерьмо, – предостерегает тот.

Адам оглядывает квадрат неровной лужайки, покрытой маленькими коричневыми холмиками.

– Соседи сообщили, – продолжает его заместитель. – Сказали, что в доме больно уж тихо. Обычно тут собака постоянно гавкает, и днем и ночью, а сегодня утром тишина. Заглянули в сад, а задняя дверь открыта. И когда зашли в дом, чтобы все разведать, сразу заметили… вот это. – Джейми указывает за дверь, где Адам видит группу криминалистов в белых комбинезонах, фотографирующих какую-то бесформенную кучу. – Уэйн Оксфорд. Двадцать пять лет. Жил один.

– А где собака? – спрашивает Адам.

Глаза Джейми над маской прищуриваются.

– Пока не нашли. – Он указывает на дом. – Давай за мной.

Вслед за Джейми Адам переступает порог кухни. И тут же останавливается. Внутри натуральная бойня. Длинные кровавые мазки на полу, здоровенная лужа посередине, брызги на стенах… Кровь буквально повсюду.

Тело обмякло на кухонном стульчике в самом центре комнаты. Руки свободно свисают по бокам, ладони сплошь покрыты засохшей малиновой коркой. Лицо бледное, губы побелели. Вокруг стульчика – отвратительная бурая лужа.

– Ну ни хера себе… – выдавливает Адам после паузы.

Джейми мрачно кивает.

– Откуда столько крови?

Бишоп приближается к телу, осторожно ступая по разложенным криминалистами пластиковым подкладкам, присаживается на корточки, приглядываясь к безвольно повисшим рукам. По всей длине предплечий трупа тянутся зияющие порезы, влажные и окровавленные. На фоне побелевшей плоти отчетливо выделяются вены и сухожилия.

– Непохоже на остальных, – комментирует Адам. – Не связан, на убийство в порыве бешенства тоже не похоже.

– Однако ему крепко врезали по башке, – говорит Джейми, и теперь Адам тоже это видит. Волосы спутаны, вокруг раны и на затылке запеклась кровь, пропитавшая футболку.

– Достаточно крепко, чтобы вырубить его?

– Думаю, что да.

– Бишоп! – Внимание Адама привлекает крик с другого конца кухни – один из криминалистов машет ему рукой. Он отходит от трупа и движется туда, куда указывает рука в перчатке. На грязном линолеуме кухонного пола, наполовину в луже крови, лежит большая бутылка из-под водки – дешевой, купленной в супермаркете.

Адам приподнимает бровь.

– Орудие убийства? – удивленно спрашивает он.

– Будем надеяться, что да. Но это еще не всё.

Адам присаживается на корточки, приглядываясь внимательнее.

– А это не?..

Криминалист кивает.

– Похоже на пальцевой отпечаток.

Бишоп чувствует прилив возбуждения.

– Обработайте эту бутылку. И побыстрей.

Он отступает, позволяя эксперту заняться делом. Неужто повезло? Все, что им нужно, – это всего одно хорошее совпадение, и они прихватят этого урода. Может, там даже есть следы ДНК, и тогда они вправду припрут этого ублюдка к стенке…

Тот не похищал свою жертву. Не терял контроль над собой, нанося ей десятки ударов ножом. Он убил этого мужика прямо здесь, на его собственной кухне. Оставив медленно истекать кровью. В озере из собственной крови.

* * *

Я издалека наблюдаю, как полиция наводняет дом. Я не более чем обычный утренний зевака, который по дороге на работу припарковался у тротуара и спокойно попивает кофе перед началом своей смены. Я уже постепенно привыкаю к последующему ужасу, к мазохистскому самобичеванию после содеянного. К тому, как именно совершено это убийство.

Этот человек жил один. И жил скучно. В нем не было абсолютно ничего заслуживающего внимания. Каштановые волосы, тощий и костлявый – сразу понятно, что он не из тех, кто посещает спортзал. На нем были бесформенные штаны от спортивного костюма и дешевая футболка, купленная в «Теско»[11]11
  «Теско» – самая крупная сеть гипермаркетов в Великобритании.


[Закрыть]. Такие продают сразу по три штуки в одной упаковке – одна синяя, одна черная, одна белая. Лишь только этого оказалось достаточно, чтобы его возненавидеть. Ему следовало бы больше уважать себя.

У нас с ним не было абсолютно ничего общего.

Предварительно пришлось немного понаблюдать за ним из машины. Припарковавшись напротив его дома, через окно гостиной. Весь свет там был включен, шторы раздвинуты – он даже и не пытался хоть как-то уединиться. Заходи – не хочу. Сразу ясно, что это за человек. И какие проблемы может доставить.

До этого мне уже приходилось пару раз его видеть. При его жизни – вполне достаточно. Друзей – раз-два и обчелся. Ходил на работу, сидел там за компьютером… Перекуривал в обеденный перерыв с какой-то девицей, которую называл «детка» и которая, стоило ему отвернуться, показала ему за спиной известный жест – мол, подрочи. По дороге домой посвистывал женщинам. Слишком долго пялился на их груди. У него была собака – маленькая белая шавка, которая беспрестанно тявкала, когда он уходил на работу. Соседи наверняка ненавидели его. Надеюсь, они оценят мои труды.

Он сидел на диване, запихивая в рот «Доритос», и смотрел по телевизору какой-то фильм про серийного убийцу. Как вам такая ирония ситуации? Опять вспоминаю, как все это было…

* * *

Подойдя к задней двери, пробую дверную ручку. Выпустив свою ужасную псину в сад, он оставил дверь незапертой. Открываю ее, и маленькая тощая тварь тут же бросается ко мне, тявкая и пытаясь укусить за ноги. Хватаю ее за загривок, и она извивается у меня в руке, пытаясь вцепиться мне в пальцы своими острыми зубками.

«Заткнись!» – слышу крик из гостиной. Висящая у меня в руке собака по-прежнему заливается лаем, теперь уже более неистово. Выношу ее в сад и швыряю через всю лужайку. Плюхнувшись в траву, шавка опять сердито кидается ко мне, но я успеваю захлопнуть дверь прямо у нее перед носом. До меня по-прежнему доносится ее тявканье, приглушенное двойным остеклением.

Медленно прохожу на кухню. Прислушиваюсь, но ничего не слышу, кроме телевизора, орущего на полной громкости. Оглядываюсь по сторонам. Мне требуется что-нибудь увесистое. Тупое. Сбоку от себя замечаю большую пустую стеклянную бутылку из-под водки. Подхватываю ее, прикидываю в руке. Вполне сойдет.

Потом медленно направляюсь к нему. Он не двигается, все еще не сводя глаз с убийства на экране и даже не подозревая о той буре насилия, которая вот-вот разразится в его собственной гостиной. Поднимаю бутылку над головой и быстро опускаю ее вниз.

Стекло не разбивается, но я чувствую, как что-то поддалось. Череп у него треснул, лопнула кожа. На макушке запузырилась кровь. Замахиваюсь, чтобы ударить еще разок, но этого не требуется. Он медленно валится набок – рот открыт, видны непрожеванные чипсы, коркой приставшие к желтоватым зубам.

Время дорого. Хватаю его за руки, сдергивая с дивана. Он неуклюже падает на пол. За раной у него на голове тянется кровавый след, пока я тащу его на кухню. Он оказался совсем не тяжелым – тощее, отвратительное существо, которое он собой и представлял. Еще раз понимаю, почему мною выбран именно он. Почему он соответствовал моим требованиям.

С некоторым усилием усаживаю его на стул. Голова у него упала на грудь, язык вывалился. Нет никакой необходимости связывать его – этот парень явно не собирается скоро очнуться.

Шавка за задней дверью все еще заходится лаем. Не хочу, чтобы меня хоть что-то беспокоило, поэтому открываю дверь. Маленький терьер бросается было в дом, но тут останавливается. Видно, понимает, что что-то не так, однако действует недостаточно быстро – я хватаю его за загривок и со всей силы швыряю в стенку. Он падает на пол, оглушенный, но быстро очухивается и кидается на меня. На сей раз решаю не миндальничать.

Тянусь к нему, промахиваюсь, и он кусает меня за запястье, крепко вцепившись в него зубами. Внезапная боль и изумление приводят меня в ярость – волной накатывают ненависть и гнев. Ощущаю, как бешено заколотилось сердце, а в голове помутилось, когда я отрываю его от своей руки и подношу к лицу, держа за загривок. Тут он затихает, наблюдая за мной темно-карими глазками. Это его и спасло.

Отношу его, безвольно свесившего лапы, к чулану в прихожей, распахиваю дверь и швыряю туда. Он съеживается там в темноте. Узнал собрата-хищника – понял, что потерпел поражение. Захлопываю дверь, дрожа всем телом. Подступают страх и паника, и надо поскорей покончить с начатым делом.

Присаживаюсь перед обмякшим на стуле мужчиной на корточки, беру его за руку. Выворачиваю ее ладонью вверх, обнажая белое, чистое предплечье. Немного медлю.

В жизни от него все равно не было никакого толку. Он не представлял собой абсолютно никакой ценности.

А после смерти он станет частью чего-то. Чего-то большего. Чего-то сто́ящего.

Это будоражит меня. Как и все остальное, что еще впереди.

Я все сделаю как надо. Для тебя.

Глава 19

Адам наблюдает, как бутылку фотографируют, а затем аккуратно помещают в чистый белый контейнер для улик и отправляют на экспертизу. Может, им повезет с этим отпечатком. А может, и нет. Но каждая, даже самая незначительная улика приближает их к поимке преступника. Адама уже охватывает азарт погони, накатывает прилив оптимизма. Вот за что он так любит свою работу.

Адам выходит из кухни и встает в дверях гостиной убитого. Осматривает неряшливую, беспорядочно заваленную всяким хламом комнату. Даже из-под защитной маски чувствует застарелый запах пива и какой-то жареной снеди, втоптанной в ковер. На поцарапанном журнальном столике стоит пустое картонное корытце из-под купленной навынос еды, с пластиковой вилкой внутри. Рядом – две банки из-под пива. Что-то тревожно царапает сердце – чувство связи со своей собственной одинокой жизнью.

Итак, этот парень провел вечер дома. Ужин, пиво, что-то по телику… Адам оглядывается на кухню, потом смотрит на кровавые пятна на диване. Понял ли обитатель этого дома, что кто-то вломился к нему, или же пребывал в блаженном неведении, пока бутылка не опустилась ему на череп? Не было ли это преступление скорее спонтанным – совершенным благодаря удачно подвернувшейся возможности, а не спланированным? Бутылка из-под водки – точно такая же, что и в мусорном контейнере снаружи. Преступник приходит с целью убить – он испытывает потребность убивать? – но пустырь, на котором он обычно избавляется от тел, наводнен полицией. Хватает первое, что подвернулось под руку, оставляет жертву истекать кровью на полу ее собственной кухни, и что потом? Спокойно удаляется?

Адам слышит, как в комнату кто-то входит, и оборачивается. Перед ним стоит Джейми.

– Есть что-нибудь из соседнего дома? – спрашивает Бишоп.

Джейми качает головой.

– Ни хрена полезного. Слышали собачий лай, затем тишина. Никаких криков о помощи. Он был из тех соседей, что держатся особняком.

– Какие-нибудь незнакомые машины на дороге? Как убийца скрылся отсюда? – Мысли Адама возвращаются к словам Кары: кто-то, скорей всего, когда-нибудь увидит его. – Он наверняка был весь в крови. Вряд ли это не вызвало бы подозрений.

– За домом – натуральный лабиринт из переулков. Там, где я живу, такой же, он соединяет все сады. Легко ускользнуть незамеченным. Особенно прошлой ночью.

– Хм…

Адам умолкает и в наступившей относительной тишине слышит какой-то шум. Тихий скулеж, затем взвизг. Замирает и прислушивается, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, чтобы понять, откуда доносится этот звук. И вот опять – вроде из чулана. Адам подходит туда и открывает дверь – из темноты моментально выскакивает маленький белый песик, от его шерсти исходит неописуемое зловоние. Должно быть, бедолага просидел там всю ночь – больше негде было испачкаться. Он возбужденно скачет вокруг Адама и Джейми, пока Адам не наклоняется и не подхватывает его на руки, всего перемазанного в дерьме и всем остальном. Собака лижет ему лицо; Адам пытается убрать голову. Но тут замечает в путанице меха что-то еще. Какие-то красные следы.

– Держи! – Он манит к себе ближайшего криминалиста и передает ему пса; тот неохотно берет его. – Возьми мазки.

– А вы не думаете, что это с убитого?

– Не исключено. Хотя если б это было так, собака была бы перемазана с ног до головы. – Тут у Адама звонит телефон, отвлекая его. – И, ради бога, пусть кто-нибудь потом вымоет его.

Он выходит из дома в сад, Джейми тянется за ним. Выйдя за оцепление, достает из кармана телефон и набирает номер, высветившийся на экране. Ромилли отвечает после первого же гудка.

– Я уже видела в новостях, – говорит она. – Еще один?

– Да.

– И подходит?

– Нет. Ничего такого здесь нет, Милли. Если взять за основу твою гипотезу, то он номер одиннадцатый, но нигде ничего не написано. Ни краски из баллончика, ни царапин на стене.

Молчание на другом конце линии. Ясно, что она ему не верит.

– Прости, мне пора идти. У меня есть работа, которую нужно выполнять. – Адам прощается и дает отбой, прежде чем она успевает хоть как-то возразить.

Джейми бросает на него взгляд.

– Это Ромилли? – спрашивает он через миг. – Насчет этого дела?

– У нее есть теория. Касательно связи.

Джейми на секунду вроде сбит с толку, а затем чуть ли не выпучивает глаза.

– Не хочешь же ты сказать… с тем, что произошло почти тридцать лет назад?

Адам рассказывает ему про цифры на внутренней стене флигеля, обнаруженные в 1995 году. Числа, которые каким-то образом могут быть связаны с числами на свалке.

– Выходит, этот… – начинает Джейми.

– Только вот здесь ничего такого нет, – говорит Адам, обводя вокруг себя рукой.

– Верно. Но…

– Что «но»?

Джейми на секунду задумывается. А когда вновь начинает говорить, тон его звучит размеренно и взвешенно.

– Если бы такую версию выдвинул кто-то другой – тот, у кого с тобой нет общего прошлого… Нет всех этих неулаженных вопросов…

– Все эти вопросы давно улажены.

Джейми закатывает глаза.

– Как скажешь. Ладно: кто-то, кто знает это дело так же хорошо, как и она. Тогда бы ты поверил?

– Нет! Это просто смешно, – повторяет Адам. Но тут же умолкает. Джейми прав. Вот же гад надоедливый… В голове зарождается смутное беспокойство.

– А как там вообще Ром? – спрашивает Джейми после паузы.

Адам бросает на него взгляд.

– По-моему, ты знаешь это лучше меня, старина. Они с твоей женой – по-прежнему подружки не разлей вода.

– В смысле, для тебя. Каково тебе было опять пообщаться с ней?

– Нормально.

– Просто нормально?

Адам чувствует на себе пристальный взгляд Джейми.

– Вообще-то несколько странновато, раз уж на то пошло. Если тебе так уж хочется знать… Как будто ничего не изменилось и в то же время изменилось. Что представляет собой этот ее мужик?

– Славный парень. Немного скучноватый. – Джейми делает паузу. – Совсем не похож на тебя.

– В каком это смысле?

Они отходят в сторонку, когда во дворе появляются двое криминалистов.

– Симпатичный малый, гордится своей внешностью, – говорит Джейми.

– Я оскорблен до глубины души.

– …вежливый, приятный в общении. У него такая работа, после которой по вечерам он всегда дома.

– Чем он занимается?

– Он инструктор лечебной физкультуры. Они познакомились в больнице. И он охренительно крут. В его присутствии я чувствую себя неполноценным. – Джейми похлопывает себя по круглому животу под защитным костюмом.

– А ты, похоже, хорошо его знаешь?

– Да, неплохо. Они приходили к нам на ужин.

– Один раз?

Пауза.

– Несколько, – неохотно бурчит Джейми.

Двое мужчин стоят в молчании. Адам размышляет об этом парне. Ромилли вроде не из тех женщин, которые ценят в первую очередь внешность, но, может, он и ошибался на ее счет. Как, в конце концов, ошибался и во многом другом.

Натянув на голову капюшон, Адам возвращается внутрь. Криминалисты закончили фотографировать место преступления; Росс возобновляет свой осмотр. Тело теперь уложено на лист белого пластика, и на внутренней стороне предплечий мужчины видны большие окровавленные порезы. Росс может и не озвучивать причину смерти – все и так очевидно.

– А сколько требуется времени, чтобы полностью истечь кровью при таких порезах? – интересуется Адам.

– Довольно много, – отвечает Росс, не поднимая глаз. Тычет в порез пальцем в перчатке. – Несмотря на то, как это выглядит, раны неглубокие. Я бы ожидал быстрого свертывания крови. Интересно…

Голос его затихает, когда он начинает дальше открывать руки мужчины, задирая рукава футболки повыше.

– Да, вот оно.

Сидя на корточках, Росс на что-то показывает; Адам наклоняется туда, куда указывает патологоанатом. Это маленькая красная отметина, почти незаметная.

– Могу предположить, что токсикология покажет наличие большого количества какого-либо антикоагулянта. Чего-то вроде гепарина или варфарина.

– Крысиного яда?

Росс усмехается.

– Как, по-вашему, он убивает крыс, старший детектив-инспектор Бишоп? Это средство, разжижающее кровь. Тогда у него не было ни малейших шансов, даже без черепно-мозговой травмы. – Он продолжает осматривать руку мужчины. – А вот еще здесь и здесь…

– Что?

– Следы от иглы, – отвечает Росс. – Хотя большего калибра.

Адам чувствует, как у него все плывет перед глазами, и быстро встает, отводя взгляд. На секунду закрывает глаза, а затем снова открывает их, заметив вопросительный взгляд Джейми.

Патологоанатом продолжает говорить:

– …более выраженные. Прямо в вену. Странно. Интересно… – Он ненадолго умолкает, все еще ковыряясь в окровавленной плоти. – Зачем кому-то понадобилась такая игла? – бормочет Росс себе под нос.

Адам откашливается.

– А насколько серьезна рана на голове? – спрашивает он, пытаясь отвлечь внимание Росса от следов от уколов.

– Череп проломлен. В морге я осмотрю ее как следует, но не думаю, что к тому времени, как его усадили на стул, мозг нормально функционировал.

Адам что-то благодарно бормочет и отходит от тела. Жестом приглашает Джейми выйти из дома на улицу; его заместитель следует за ним. Ныряет под ленту оцепления и сразу же закуривает сигарету.

Что-то по-прежнему не дает ему покоя. Убит еще один человек. И нельзя игнорировать ни один из возможных путей расследования, каким бы нелепым тот ни казался.

– Давай представим, что Ромилли права, – начинает Адам. Видит, как Джейми слегка улыбается, а затем быстро прячет улыбку. – Да, да, самодовольный ты гад! Ты прав. Пожалуй, я выказываю Ромилли недостаточный кредит доверия.

– Я просто не хотел высказывать это вслух, босс, – ухмыляется Джейми.

Адам игнорирует его.

– Итак… Если тут есть связь с убийствами во флигеле в девяносто пятом году, то все началось как раз там, с двадцатого номера. Потом у нас появились случаи с шестнадцатого по двенадцатый, в субботу на пустыре, и, возможно, еще один сегодня, хотя пока я этого не вижу.

Он замечает, что Джейми собирается что-то сказать.

– И я знаю, о чем ты думаешь. Почему двадцать? Почему бы не начать с пятнадцати, или десяти, или еще какого-нибудь случайного числа?

– В чем-то это важно, – медленно произносит Джейми.

– Вот именно, – отвечает Адам. – Мне нужно, чтоб ты вернулся в отдел и попросил аналитиков заняться всем этим. Что такого особенного в числе «двадцать»? Что это значит в литературе, в музыке?

– В математике?

– В чем угодно. Абсолютно во всем. Пусть будет сразу несколько версий.

Джейми кивает – ключи от машины уже у него в руке.

– И надо пробить все звонки. Отправь наряд в тот старый дом на Глостер-роуд. Пусть хорошенько все там осмотрят.

– А чем сам-то займешься, босс? – спрашивает Джейми.

– Мне нужно позвонить.

Адам смотрит, как заместитель уходит, после чего достает из кармана свой телефон. Отыскивает нужный номер и ненадолго останавливается.

Если Ромилли права – если все это началось со смерти четырех женщин почти тридцать лет назад, – то все гораздо хуже, чем можно себе представить. Дело, способное определить его карьеру, которого он с таким нетерпением ждал всего четыре дня назад, внезапно становится личным.

Этот человек может сейчас сидеть в тюрьме, но его наследие по-прежнему нависает у всех над головой. Словно тень, темная и жуткая. И теперь она куда ближе, чем когда-либо прежде.