Текст книги "Доктор 3"

– Здравствуйте! Анна вас уже ждёт внутри, вы бы не могли уделить мне минуту?

– Внимательно вас слушаю, но только если минуту, – торможу возле него и опираюсь на его машину.

– Александр, наша семья очень благодарна и НОВОЙ КЛИНИКЕ, и лично вам, – начинает он, запуская руку в задний карман своих брюк и извлекая оттуда бумажный свёрток. – В клинике у нас с Игорем Витальевичем свои отношения, но семья считает, что будет не правильным, если мы не отблагодарим и лично вас. Пожалуйста, возьмите, это вам, – он протягивает обернутую листом из принтера пачку банкнот.

По счастью, мне не нужно думать, что отвечать в этой ситуации. Многоопытный Котлинский давно предусмотрел этот вариант и объяснил свою позицию: «Саня, если мы работаем вместе, не держим друг от друга секретов по финансовым потокам и доверяем друг другу, я не то чтобы был против благодарности пациентов тебе лично. Я против того, чтоб цена на нашу услугу мною не контролировалась. Если ты возьмёшь что-то от пациентов, о чём я не буду знать, получится, что пациенты заплатили не столько, сколько по счёту им выставила клиника. А значит, ценовую политику определяю не я. Я тебя прошу! Как минимум, ставь меня в известность обо всех этих суммах. А в идеале – лучше вообще… разворачивай на кассу… надо – всё отдадим тебе, но пусть деньги идут через кассу».

Подумав минуту, я нашёл три или четыре своих резона согласиться с Котлинским тогда, потому сейчас знаю, что говорить:

– Спасибо большое, искренне тронут. Но вы сейчас ставите меня в очень неловкое положение. Прошу понять меня правильно. Если я отклоняю вашу благодарность, я обижаю вас. Если принимаю, получается, что часть дохода по конкретной операции скрывается от клиники, с которой я могу быть и в партнёрских отношениях. Вы согласны?

Муж Анны заторможенно кивает.

– Пожалуйста, давайте поступим следующим образом: я тороплюсь к Анне. Вы подумаете ещё минуту и, если захотите, просто внесёте эти деньги в кассу, объяснив, почему. Любые финансовые отношения между нами напрямую нарушают мои личные договорённости с клиникой.

* * *

Когда я забегаю на второй этаж, меня перед дверью ждёт расплывающийся в улыбке Котлинский:

– Видел в окно, как к тебе подкатывали, – смеётся он. – Что, не взял?

– Сказал – сдать в кассу, – киваю в ответ. – Интересно, сдаст ли.

– Не уверен, – продолжает смеяться Котлинский. – Скорее нет, чем да.

– Почему?

– После того, как ты вошёл, он сел в машину и уехал. Ааааа-га-га-га-га!

Хотя денег немножко жаль, но Котлинский смеётся так заразительно, что невольно присоединяюсь к нему под удивленно косящегося на нас прочего персонала в коридоре.

* * *

Примечание 1.

Случаи и с Бариком, и с синхронистками – чистая правда. Правда, плавал я тогда в команде по скоростным видам подводного плавания, а не по чистому плаванию.

Вот девочки-синхронистки в воде вытворяли такое (преимущественно силовые нагрузки на задержке дыхания в анаэробных режимах), что у нас – даже у мастеров спорта по подводному плаванию – глаза лезли на лоб.

Мне до сих пор интересно, КАК. Надо будет поискать в интернете, но мне кажется, что у женщин просто кислород в тканях как-то иначе и депонируется, и расходуется… другого объяснения не имею. Волосы дыбом до сих пор.

Более того.

Среди нас был парень уже после армии (после флота, если точно – Полярный 7, если кому что-то скажет). Мастера спорта по подводному он выполнил в армии, в смысле на флоте (по тем временам 100 м быстрее 41 сек в моноласте). Вот он говорил, что такого, что делали эти девочки, он даже в Полярном не делал. И мало кто из его роты сделал бы.

Барков Сеня – тоже абсолютно реальный персонаж, даже имя сохранено. Мы-то, в рамках нашей дисциплины, ныряли в ластах. 50 м – не проблема, это быстрее 20 секунд (первый разряд тогда был 50 м = 20 сек). Без ласт никто из нас не нырял – не по профилю. А Барков, насмотревшись на синхронисток, решил погеройствовать на полтинник без ласт. Дальше – всё как рассказал. Кислородное голодание – бортик – от тренера по мордасам.

Примечание 2.

По благодарности от мужа Анны тоже всё понятно: политика отношений с клиентами (раз), ценовая политика (два) в нормальной компании могут управляться только из одного центра. Понятно, что в случае с таким хозяином, как Котлинский – им самим.

Если в управление такими политиками начинает вмешиваться любой второй центр (генерации решений), это всегда ведёт только к падению доходов, репутации, отношений (с клиентами и друг с другом).

Котлинский смог это объяснить главному герою, который и сам это понимает.

Иначе говоря: работая вместе синергически, они за год заработают N.

Если же ГГ начнёт строить свои отношения по модели мужа Анны, доход каждой стороны (ГГ и КЛИНИКА) будет меньше одной второй от N. Просто аксиома.

* * *

Когда я выхожу из КЛИНИКИ, меня в машине уже ждёт Лена. По инерции продолжая веселиться, рассказываю ей о том, как сегодня своим нырком отличился Барик. Она не разделяет моего веселья и смотрит на меня, как на дурака:

– Ты мне такого больше не рассказывай, хорошо? В юмористическом контексте, – видя моё вытянувшееся лицо и то, что я не понимаю, Лена объясняет: – Мелкий, я же реаниматолог. Профдеформация психики – понятное слово? У меня на такие случаи совсем другая эмоциональная реакция. Причём, рефлекторная. Не как у вас, молодых идиотов… Чмок. Я чего-то себе сразу и реанимационные мероприятия представила, и возможные дальнейшие последствия… В общем, не смешно мне.

– Ладно, понял, – киваю с удивлённым лицом. – Профдеформацию я понимаю, но не думал, что у тебя с ней так далеко зашло. С чего? Ты ж молодая, для изменений в психике не рановато?

– А ты стал профессиональным и глубоким специалистом по психическим травмам? – смеётся в ответ Лена.

– Нет, – смущённо бормочу в ответ.

– Ну вот… Мелкий, психика – вообще вещь тонкая и хрупкая. Чтобы над ней качественно надругаться, вообще иногда одного случая в жизни хватит. Уже молчу, что ресурсность психики – величина индивидуальная и у каждого своя. Кому-то всю жизнь как с гуся вода; а кто-то один раз что-то не то увидел – и привет, шиза… Ладно, проехали.

– Наверное, это мы, мужики, как-то иначе устроены, – размышляю вслух. – Вот тебе пример из жизни. Только сейчас, пожалуйста, нормально реагируй? Мать рассказывала, мы тогда ещё все вместе жили. Запихнули отца как-то на какую-то стажировку в Питер на несколько месяцев. В какое-то КБ, автоматизированные системы управления чуть ли не атомными электростанциями, в общем, для семьи – Шанс с большой буквы. Мать тогда со своей работы уволилась и, чтоб с мужем не расставаться, с ним поехала. Дали им там какую-то комнату в пригороде Питера в каком-то ведомственном общежитии, живут они там. Отец утром на электричке – в институт, вечером обратно, маманя – дежурная по кухне. Нас с сестрой у них тогда ещё не было. Денег было, сказать мягко, очень немного. Потому дед с бабкой передавали им поездами всякие огурцы, помидоры – солёные, естественно. В банках. Вот идёт маманя как-то со станции, несёт в каждой руке по одной банке в пакете – передачу из дома. Огурцы и помидоры. Дорога к общаге от электрички людная, народу – как в метро. Зима. Она поскальзывается так, что ноги у неё взлетают вверх выше головы. Она в полёте чуть не лбом касается коленок, – в этом месте меня начинает разбирать смех. Не могу сдерживаться, и дальше рассказываю уже сквозь смех. – В полёте она рефлекторно взмахивает вначале одной банкой в пакете. Попадает себе по лбу – бах! Банка с помидорами разбивается об её голову. Потом второй банкой – то же самое, но уже огурцами. Бах! Всё это в полёте. Лежит, значит, маманя на снегу, поскользнувшаяся, кровь по лицу, помидоры с осколками из рваного пакета. Ужас, да?.. Мужики, что рядом шли, тут же подлетели, на ноги подняли, на руках в травмпункт отнесли… Молодцы, спасибо, маманя потом говорила: помогли тогда ей очень здорово. Но при этом все дико смеялись всё время, типа: «Надо ж такое учудить!». В общем, с одной стороны помогли. А с другой – она ещё лет пятнадцать, наверное, обижалась, что все ржали, как кони.

– И что дальше? – ледяным тоном спрашивает Лена, заставляя меня веселиться ещё больше.

Пытаясь справиться со смехом, продолжаю:

– Потом приходит маманя домой через час, с перебинтованной головой и пустыми рваными пакетами. Сейчас, отсмеюсь, пардон… В общем, отец, конечно, в амбицию: ЧТО СТРЯСЛОСЬ? Маманя ему объясняет. И как только доходит она в рассказе до первой банки, которая с помидорами ей об голову, отец уже под стол сползает и тоже за живот держится. От смеха. Маманя когда дорассказала про огурцы и травмпункт, отец вообще под столом катался. Хотя любят друг друга. Она и на него тогда за компанию обиделась на два дня. Я эту историю раз третий рассказываю, и столько же раз дома слушал, – завершаю сквозь слёзы от смеха. – Лен, ну маманя мне, если что, вообще МАТЬ! Но ржу каждый раз! Может быть, что мы просто иначе устроены, чем женщины?

Лена окатывает меня холодным взглядом, вызывая во мне ещё большую истерику, и какое-то время молча ведёт машину.

– Я почему-то уже прикинула и тип травмы, и перечень анализов, которые надо сделать. Там сотрясение мозга однозначно, вопрос – как сильно, – задумчиво тянет Лена под мой уже неприличный смех через минуту.

* * *

Возле спорткомплекса я вываливаюсь из машины, держась за живот. У меня нет никакого логического объяснения, почему такие вот истории у мужчин вызывают приступы ржания, а у женщин – сочувствие и слёзы. Видимо, мы ещё далеко не всё знаем о мозге и психике.

Лена резко отпускает мне подзатыльник, причём достаточно чувствительно. Не больно, но очень быстро и неожиданно, я даже не успеваю среагировать (правда, потому, что именно от Лены ничего подобного не жду). Прекращаю смеяться, удивлённо глядя на неё:

– Что это было?

– Мелкий, не смейся. Мне это неприятно, – достаточно серьёзно говорит Лена, но я вижу, что у неё в глазах пляшут смешинки. – Это если ты над родной матерью так потешаешься, то представляю, как ты будешь ржать, если твоя престарелая жена точно так же грохнется, а ты будешь ещё не старый, молодой и кудрявый.

В зал входим, оба покатываясь от смеха.

Лена кивает Сергеевичу, поскольку они уже виделись днём, и идёт в его тренерскую, на ходу доставая из кармана телефон и разматывая провод зарядки.

Я переодеваюсь на скамейке и тщательно выпахиваю всю тренировку, ни на что не отвлекаясь. Сергеевич периодически выходит в зал, раздавая задания преимущественно на прокачку «здоровья», но основное время сегодня режется с Леной в шахматы.

* * *

– Забыла тебе сказать, – говорит Лена в машине после того, как мы отвозим Сергеевича домой. – Сегодня у моей мамы день рождения, надо бы заехать поздравить.

– Будет что-то помпезное? – сразу настораживаюсь я. – Переоденемся?

– Нет, наоборот. Мама не любит отмечать, они из-за этого всегда с батей ругались.

– А из-за чего тут ругаться? – удивляюсь я.

– Батя ж при чинах бо́льшую часть жизни, – Лена подрезает какую-то зазевавшуюся «мазду» и извиняется аварийкой. – День рождения и у супруги, и у него самого – статусное мероприятие городского масштаба. Если на свой день рождения начальник Безопасности не зовёт ни начальника полиции города, ни начальника областной администрации, это что значит?

– Что не хочет отмечать. Что хочет побыть один. Что праздник в кругу семьи, а по работе он предпочитает совсем другие отношения, рабочие. И не смешивает работу с личной жизнью, – предполагаю я. – Выбирай любой из вариантов. Как говорит Бахтин, каждый гражданин имеет право на личную жизнь, гарантированное Конституцией. Гарантом которой, в свою очередь, является… Кстати! Я тоже забыл! К нам сегодня Бахтин вечером приедет!

Лицо Лены вытягивается:

– А раньше не мог сказать? Вот это накладка… что же делать?

– Сам только после обеда узнал. Так что там с днём рождения, на который никого из городского начальства не позвали?

– Обычно это воспринимается как сигнал того, что Безопасность роет под всю городскую верхушку. Без исключений. Проще говоря, чуть не объявление войны, – пожимает плечами Лена.

– Ничего себе, какие страсти, – присвистываю. – Это даже на свой день рождения в тишине одному не посидеть?

– Именно, – кивает Лена. – И когда мама категорически была против отмечаний именно своего дня рождения, они с батей всё время скандалили. Она ему: давай ты не будешь распоряжаться моими праздниками? Он ей: давай ты не будешь создавать напряжённость на ровном месте там, где мне это очень помешает в работе?

– А сейчас что? Твой отец же уже ни полиции города, ни горадминистрации ничего не должен?

– Притёрлись с годами. Выработался формат. Мама ничего не готовит, но всегда дома и одета празднично. Мы готовим подарок. Подтягиваются только самые близкие. Сейчас вообще никого, поскольку батина структура – частная, и батя может ни на какие ритуалы в рабочих отношениях не оглядываться. Уж на рождение жены точно можно не напрягаться… – Лена на несколько секунд задумывается, потом продолжает: – Слушай. Ты ещё, возможно, не до конца проникся, но есть неписаные правила. Такого человека, как Бахтин, без острой необходимости динамить нельзя.

Я вовремя прикусываю язык, чтоб не ляпнуть, что я как раз собирался поехать домой и ждать у себя дома Бахтина. А вовсе не ехать к родителям Лены и там поздравлять Зою Андреевну. Лена, по счастью, этого не замечает:

– Скажи Бахтину, что мы у родителей? Я так понимаю, он к тебе опять по каким-то делам? – Лена пронзительно смотрит на меня, отвернувшись от дороги.

– Эээ! На дорогу смотри! – сжимаю руку на её правом бедре. – Не совсем. Просто поблагодарить хочет, кажется.

– Не буду спрашивать, за что Бахтину, – Лена делает круглые глаза, – благодарить старшеклассника. Личным визитом.

– Да против тебя твои стереотипы, мне кажется, работают, – откидываю спинку кресла сильнее назад, устраиваюсь удобнее и продолжаю. – Ты вечно двойное дно ищешь. Тут два момента. У меня ж пульт СОП-а с собой. Сегодня просто нажал на кнопку и не дал полиции без постановления войти в одну квартиру. Тот случай, когда разные части государства почему-то вместо ловли бандитов соревнуются между собой… А второй момент – мне кажется, Бахтин в душе́ просто одинокий человек. Друзья – преимущественно с давних пор, и их с возрастом всё меньше.

– Ну да, это объективный процесс, – кивает Лена.

– По работе ему всё время приходится то шашкой махать, то грудью на амбразуру. Получается, расслабиться сложно, всё время нужно быть в форме. Ребёнок у него вон только после сорока родился, и женился он тоже после сорока. Мне кажется, он со мной – вернее, с нами, просто расслабляется. По крайней мере, я так вижу. Ну, типа как ностальгия по спокойной молодости и свободе, которой у него, возможно, и не было никогда.

– Логично, согласна, – хлопает ладонью по рулю Лена. – Но приличия всё же давай соблюдать.

– Ты сейчас о чём?

– Если ты в курсе, что человек уровня Бахтина планирует визит к тебе, да ещё и неформальный, сделай всё, чтоб он не тратил своё время зря, – видя, что я не понимаю, Лена разжевывает: – Скажи ему, что мы у родителей. Пусть туда подъезжает.

– Насколько это нормально? – настораживаюсь я.

– Долго объяснять. Это как раз нормально. Тем более, у них с отцом более-менее ровные отношения. Отбей ему смс-ку, сошлись на меня: скажи, что это моя личная просьба, – наконец, загорается зелёный сигнал, и Лена резко стартует с места, вжимая нас в спинки сидений.

– Хорошо, как скажешь, – покладисто киваю и берусь за телефон.

Стесев: Олег Николаевич, Ирина говорила, Вы ко мне сегодня вечером хотели заехать? Мы сегодня у матери Лены, Лена просит вас подъехать туда, на адрес родителей. Это удобно?

Ответ от Бахтина приходит через три минуты:

Бахтин: К тебе подъехать хотел. На адрес родителей – это куда? Новый дом Роберта?

Стесев: Насчёт новизны дома не в курсе. Адрес: улица М.Ш…

Бахтин: Принял. Новый дом. Буду. А что там? (чтоб впросак не попасть)

Стесев: У матери Лены день рождения. Но я вам не говорил, а она категорически против празднований.

Бахтин: :-D помню. Понял. По времени пока не уверен, но точно буду.

Стесев: Думаю, мы там допоздна.

Бахтин: Зато я нет: опять не спал почти. Буду около 22.00.

* * *

Благодаря Асель и Вовику, стол в беседке имеет достаточно уютный вид. Кроме нас четверых и родителей Лены, присутствуют ещё пара человек из университета, где мать Лены преподаёт. Впрочем, сослуживцы Зои Андреевны зашли ненадолго, чувствуют себя скованно и при первой возможности откланиваются. К немалому облегчению её самой.

– Звёзды не меняют своих орбит, да? – смеётся Роберт Сергеевич, возвращаясь от калитки, к которой он провожал гостей.

Сама именинница качается на подвесной скамейке, выполненной в форме качелей, о чём-то болтает с Леной и Асель, а мы с Вовиком едим.

Через некоторое время появляется Бахтин, о котором родители Лены уже предупреждены ею самой. Он с порога вручает огромный букет краснеющей от смущения Зое Андреевне, здоровается за руку с Робертом Сергеевичем, перебрасывается с ним парой фраз о какой-то внутренней безопасности и присоединяется к нам с Вовиком:

– Нормально поесть сегодня не вышло, это я удачно зашёл.

– С моим одноклассником всё в порядке? – деликатно спрашиваю, опуская тот факт, что Сериков мне не совсем одноклассник и учится на год старше.

Для остальных подтекст вопроса проходит незамеченным.

– Да, – кивает Бахтин, пережёвывая бутерброд. – Подробностей не будет. Но жив-здоров, в безопасности, и даже курс от всяких интересных зависимостей пройдёт, – Бахтин технично оглядывается по сторонам, убеждаясь, что за нашей беседой никто не следит.

– Там даже такое есть? – удивляюсь.

– А то. Дети – очень уязвимое место, в любой семье, – неохотно отвечает Бахтин. – А какой бич нашего времени у золотой молодежи?

– Понятия не имею, – искренне пожимаю плечами. – Каторжно пашу, с золотой молодёжью не знаком и не общаюсь. Если Лену не считать. Но она тоже с этой волны соскочила: её реанимация – никак не синекура.

– Безграничность ресурсов и наркотики, – коротко отвечает Бахтин. – Потому и медслужба СОП-а в этой теме, так сказать, не дилетанты. В общем, не обижайся, но это уже лишние детали, – извиняющимся тоном говорит Бахтин.

* * *

– …О точности врачебных диагнозов, – Вовик скептически смотрит на Лену под заинтересованными взглядами окружающих. – У меня лично случай был. В шестнадцать нас, как положено, стал дёргать в военкомат на ВэВэКа. Витя Загурский, по прозвищу Ёжик, учился на класс младше, но был нашего года, потому в военкомат попёр вместе с нашим классом. На взвешивании весы выдали ему восемьдесят семь кэгэ, что ли – вес точно не помню. Рост сто семьдесят три.

– Ничего себе пропорции, – быстро прикидываю. – Что за колобок такой? Ещё и в шестнадцать?

– Вот и докторша-терапевт так же удивлялась, – с довольным видом кивает Вовик. – Она ему и говорит человеческим голосом, гы-гы: «Как ни странно, ожирение 2 степени». Хотя Витя был ровно моего роста и в мои брюки влезал легко – если по размеру. А я тогда бегал по первому разряду и ожирением не страдал, чтоб сказать мягко.

– Как такое возможно? – удивляется Зоя Андреевна. Её базовая специализация на биофаке – физиология человека. Она, в некотором роде, почти коллега Лене – по крайней мере, в данном вопросе однозначно компетентна.

– А Витя в ответ ей скептически поднял бровь вопросительно, – продолжает Вовик. – Докторша, глядя на его стати, развела руками: «Вот у меня таблица. Всё строго регламентировано». «А ничего, что я призёр юношеской азиады по бодибилдингу среди старших юношей? – резонно пытался тогда ей возразить Витя и “поиграл сиськами”, а потом бицепсом. – И сто метров бегаю из одиннадцати секунд?» А это под кандидата по бегу. И бицепс у него был, как моя нога. И жира – ни грамма, – поясняет Вовик. – «Кстати, по бегу я тоже призёр области среди школ – в шестнадцать лет мало кто на сотне из одиннадцати выбегает, – явно выделываясь, добавляет Витя. – Хотите, грамоту покажу? На доске с расписанием висит».

– Кажется, я уже знаю финал, – смеясь, бормочет себе под нос Роберт Сергеевич.

– «То всё х-ня, грамоту свою сверни в трубочку и в ж… себе можешь засунуть, – вежливо ответила доктор. – Бегай хоть быстрее Камаза. А у меня – таблица. Ожирение, и не е…», – завершает Вовик историю под общий хохот. – Так и остался Витёк с ожирением в медкарте ВэВэКа. Что, впрочем, через четыре года в Израильской армии ему не помешало оч-ч-ч-чень неплохо устроиться далеко не в стройбат…

Вскоре после приезда Бахтина, уже к Бахтину, приехал ещё один человек, который обнялся с Робертом Сергеевичем, о чём-то пять минут разговаривал с ним в отдалении, а потом там же минут пятнадцать о чём-то спорил с Бахтиным.

После чего они, явно довольные беседой, присоединились ко всем. Новый визитёр – среднего вида и среднего возраста. Бахтин и отец Лены его называют Комаром. А я вспоминаю, что это с ним дискутировал в фейсбуке Бахтин.

Празднование юбилея Зои Андреевны как-то плавно переросло в общение между мужской частью коллектива, но саму виновницу торжества это не напрягает. На каком-то этапе Роберт Сергеевич с Леной извлекли откуда-то из недр беседки прямоугольную коробочку и вручили Зое Андреевне гарнитур, который привозил в ресторан яркая личность Юра.

– Кстати, Крематорий и сам скоро подъедет, – смеётся Роберт Сергеевич. – Я не смог ему отказать, он так напрашивался… Прости, Зоя.

– Единственный живой и адекватный человек среди всех вас, – припечатывает Зоя Андреевна, скептически глядя на мужа. – И отлично знает, как и с кем общаться.

– Ну да, у него были поводы научиться, – синхронно смеются в ответ Лена с отцом.

* * *

На каком-то этапе, после вопросительного взгляда Комаровских в сторону Роберта Сергеевича, из-под топчана появляется трёхлитровая запылённая бутыль с какой-то загадочной надписью заковыристой вязью, из которой лично я понимаю только цифры «40°».

Асель достаёт откуда-то посуду, и «взрослая» мужская часть аудитории начинает дегустировать содержимое бутыли. Минут через пятнадцать, под насмешливые взгляды женщин, дегустация перерастает во что-то чуть более масштабное.

Затем к Зое Андреевне приезжают какие-то подруги её возраста, и «взрослые» женщины, хихикая и оглядываясь на беседку, исчезают в доме. Чтоб через пять минут объявиться на балконе второго этажа, в шезлонгах и тоже с какими-то бокалами в руках.

Асель с Леной остаются с нами.

– Кажется, распределение по группам произошло штатно, – шепчет Лена мне на ухо и быстрым движением выхватывает из-за моей спины с моей тарелки бутерброд. Который я перед этим старательно мазал икрой, клал на него тонкий ломтик рыбы, стараясь, чтоб икра не расплылась; затем выбирал сыр и ветчину, чтоб положить сверху.

– Опять двадцать пять: мы же договаривались, – кошусь на неё. – Скажи, и я тебе сделаю! Лен, ну куча же еды на столе?!..

Но выяснять отношения при всех не комильфо, потому Лена просто показывает мне язык и через секунду, пользуясь тем, что на нас никто не смотрит, вообще проводит языком мне от подбородка до самого верха лба.

Опешив, не нахожу, что сказать ей в ответ. Только широко раскрываю глаза от удивления.

Как обычно в мужской компании за выпивкой в этой стране, разговор на определённом этапе сворачивает на политику.

Комаровских, вначале тщательно взвешивая слова, оглядывается на меня и Вовика, а Бахтин – только на Вовика; но после пояснений Роберта Сергеевича, кем мы ему приходимся, «взрослые» перестают сдерживаться.

– Вообще, конечно, подзасрались мы, чего там, – морщась после выпитого залпом, говорит Комаровских, протягивая руку к тарелке с сыром. – Чтоб раньше, ну даже не при нас, а ещё, допустим, в восьмидесятые, более сорока процентов личного состава под подозрением в нелояльности…

– Ты сейчас о Конторе или о стране? – уточняет Роберт Сергеевич.

– И, и, – запуская кусок сыра в рот, отвечает Комаровских. – Хотя о Конторе, конечно, в большей степени.

– Какие сорок, – насмешливо смотрит Бахтин на Комаровских. – Не смешите… У меня, конечно, ваших аналитиков нет, но и так же, невооруженным глазом видно, что намного больше сорока.

– Тут надо точно понимать, что мы понимаем под лояльностью, – на правах хозяина вступает в спор Роберт Сергеевич. – Если готовность выполнить любую команду сверху – то это одно. А если готовность жить исключительно на оклад плюс выслугу – то это уже совсем другое.

– Ага, особенно когда те, кого ты по команде выпускаешь в том или ином виде, хотя должен сажать, живут в миллион раз лучше тебя, – смеётся Комаровских.

– Да и в Союзе это было, – машет рукой отец Лены. – Я вот помню…

Далее старшее поколение предаётся воспоминаниям о том, что раньше и вода была мокрее. Бахтин, как самый молодой и, видимо, по нынешней должности времён загадочного Союза не заставший, только слушает и смеётся.

– Бахтин, а чего ты тут корчишь рожи? – поворачивается к Бахтину Комаровских. – С видом всезнающего учителя?

– Да случай вспомнил, – смеётся Бахтин. – Тоже двое таких, как вы, неравнодушных, ааа-га-га!.. Я ж на двенадцатой заставе служил пянджского отряда. Левый фланг – двенадцать кэмэ, правый – семь… Послали нас как-то – уже не помню, по какому поводу – втроём, в тот раз без лошадей, на дальний фланг, естественно. Да сработка, наверное, была… Я – специалист по заградительным системам, второй – связь, третий – стрелок. Пришли – хоть убей, не помню, что устраняли, – в итоге всё сделали. И тут эти двое, что со мной, на варана пальцем тычут – кто расстреливать будет?

– Живодёры, – грустно говорит Лена.

– Да какие ещё там развлечения, – отмахиваются от неё все мужики, включая Вову, кроме меня, – и что дальше?

– Ну, прицеливается стрелок, – смеясь, продолжает Бахтин. – Стреляет. И главное, недалеко было, метров пятьдесят. Но пуля попадает как-то между вараном и песком, проходит вдоль тела варана и, видимо, обжигает ему всё снизу. Он, естественно, подпрыгивает на всех четырёх…

В этом месте все начинают вдыхать воздух поглубже и уже начинают смеяться.

– …зверюга здоровая, взвивается с места в воздух и со всего маху бросается на ту сторону, – давясь от смеха, продолжает Бахтин. – Естественно, вламываясь в систему, всё обрывая и перепутывая. А он-то здоровый и напутал – дай бог…

– Выписал потом этим люлей? – держась за стол и трясясь от смеха, спрашивает Комаровских.

– Если бы, – с досадой опрокидывает рюмку Бахтин. – Мы все одного призыва, с самого начала вместе, рука не поднялась… Но я это, знаете, к чему?

– Я уже на пенсии! – поднимает вверх руки Роберт Сергеевич, продолжая смеяться.

– А я политику в стране не определяю, я ж только исполняю, и то – по своим, – хихикает Комаровских, укладывая колбасу поверх куска сыра.

Стол тонет во взрыве хохота.

– Мы – уже отработанный материал, – продолжает улыбаться каким-то своим мыслям Роберт Сергеевич. – Теперь вон, – кивок в сторону нашей четвёрки, – молодое поколение пусть учится рулить… Что думаете, молодежь?

Если бы всё было так просто. Асель с Вовиком молчат, Лена вообще с интересом наблюдает за всеми и молча ерошит мои волосы. Я пока не понял, есть ли какие-то особые правила коммуникации конкретно в данном коллективе, но понимаю, что если нужно, то Лена меня поправит либо вообще даст сигнал замолчать:

– Мы ещё молодые – наверное, склонны упрощать. Лично я бы разделил проблему на два вопроса: «правила игры» в стране – раз. И осознанное их соблюдение гражданами – два. Правила игры – это законодательное поле, Конституция. Понятно, что они в большинстве случаев прописываются для защиты интересов правящего круга, но они же могут, так или иначе, учитывать интересы большинства населения?

– Теоретически должны, – кивает Бахтин, – но покажи мне такое государственное образование на карте?

– А я и не говорю, что мир идеален. Или что нам в наследство от вас достанется государство, в котором можно будет почивать на лаврах, жить в своё удовольствие, и в котором не будет необходимости что-либо менять, – пожимаю плечами. – Поиск идеала вообще вечен. Все люди без исключения склонны себе позволять больше других, а требовать с себя меньше. НО есть какой-то разумный баланс интересов в обществе? Социальную напряженность ведь тоже можно же как-то измерять? – Комаровских с Робертом Сергеевичем сдержанно кивают. – И одно дело, когда она на уровне постов в соцсетях. А другое дело, когда десятки тысяч стихийно выходят на улицы и начинаются погромы. Потому что люди не могут дальше без изменений. Будущее в вашей системе координат нам не очень интересно. Не примите на свой счёт, я не присутствующих за столом имею в виду, – оговариваюсь на всякий случай. – Я сейчас больше о поколениях. Судя по тому, что я услышал, вы считаете, что вопрос исключительно в личностях, стоящих во главе Системы? Как говорится, «все ли на своих местах», да? Соответствие личностей занимаемым должностям, так?

Бахтин, Комаровских и отец Лены почти синхронно кивают, глядя на нас.

– Насчёт личностей мы не спорим, они ещё как важны. Но с нашей точки зрения, и Систему тоже есть куда улучшать, – поясняю я. – И на данном этапе, с нашей точки зрения, логичнее было бы начать с Системы. А не с личностей.

– А чем же тебе Система не угодила? – с удивлением спрашивает Комаровских, одолев, наконец, свой бутерброд.

– Издалека начинать придётся, – с сомнением в голосе обвожу взглядом несколько выпивших «взрослых».

– Мы не торопимся, – улыбаясь, отвечает за всех Роберт Сергеевич.

– Вот вы жили при СССР, а я нет. Могу только попытаться объяснить свою личную точку зрения, на роль Мессии не претендую, – я обдумывал, как глава семьи, все варианты неоднократно. Особенно, когда кроме себя стал отвечать и за Лену. – Распад Союза, почему он случился? Ведь, на первый взгляд, в США – гораздо больше проблем, чем у нас? И расовая проблема о-го-го какая, и решения её в обозримом будущем не просматривается; вон в LA гляньте их каналы, что регулярно происходит. И религиозные проблемы. И этнические. Но США почему-то до сих пор стоят, а Союз – нет.

Все молчат, вопросительно глядя на меня.

– Может, признаем главенство экономики? Может, вспомним классиков?

– Ты что, Маркса с Лениным вспомнить решил? – веселится Комаровских.

– Будете смеяться, но именно они всё и предсказали, – киваю ему. – И да, я считаю, что именно в соответствии с их анализом всё и случилось.

– Это в каком месте? – удивляется Бахтин. – И к чему это сегодня?

– Бытие определяет сознание, – пожимаю плечами. – Цитирую по памяти: «Из двух систем победит та система, производительность труда в которой окажется выше». Это если по Марксу. ИХ производительность просто оказалась выше нашей на том этапе. Всё по Марксу. Вот они и победили.