Текст книги "Крепостная герцогиня (главы 28—63). Квазиисторическая юмористическая эпопея"

– Конечно, лучше! Ибо питерские мужья деньги зарабатывают, а питерские жёны токмо тратят оные!

Засмеялась Малашка:

– ПИтерские ЖЁНЫ не токмо деньги мужнины тратят, но и пекут для тружеников сих ПИтерские РОЖКИ.

Рассмеялся Роджер, но помыслил, что не столь уж часто пирожки пекут пижоны!

Возобновила вязание Малашка, а больной задумался о судьбе своей и вязальщицы сей. Тянуло его к сей деве юной невзрачной со страшной силой. Признался себе граф аглицкий, что мечтает о дне, когда крепостная сия достигнет возраста брачного и станет супругой его возлюбленной! И решил загадать он: осуществится ли мечта сия? Для сего должна будет ответить владычица дум его на вопрос простейший, но не для Курска.

– Ответь-ка, Малашка, ведаешь ли ты, кто такой Архимед?

– Конечно, ведаю! (Застучало часто сердце слушателя счастливого!) … Тем паче, Вы, мистер Смит, видели его вчера.

Пригорюнился граф, ибо учёный загаданный истлел ещё за пару веков до рождества христова. Но пояснила Малашка:

– Архимед суть конь вороной глашкин, коему с хозяйкой не повезло.

Чрез некоторое время помыслил граф, что формально верен ответ служанки, ибо глаголилось в вопросе его про «Архимеда», а не про «учёного Архимеда». И почти сразу развеяла девица сомнения последние:

– Глаголил мне батюшка про грека древнего придурочного изо града сицилийского Сиракузы, коий из ванны выскочил не домывшись и не одевшись с воплем: «Э!! Ври-ка поменьше!», ибо градоначальник сиракузский врал, что учёный сей не сможет объём короны вычислить!

– Занятна твоя версия происхождения слова «Эврика», более точный перевод коего тебе ведом наверняка.

– Слово сие переводится с языка греков древних (эллинами именуемыми) аки «нашёл». И произнёс «эврику» мифический Орфей, когда нашёл в царстве мёртвых Эвридику, коюю с ранее прозвучавшей «эврикой» путать не желательно. Правда, на обратном пути она столь задолбала его речами длинными пустыми, что оглянулся Орфей, якобы, случайно и болтушка сия там и осталась! … Впоследствии вакханки, своим паханом Вакхом на певца сладкогласого натравленные отомстили ему за фактическое убиение трепачки сей. Разорвали оне сего служителя муз на части, али глаголя по-научному, «продифференцировали». А ответствуйте-ка, мистер Смит: что услышал несчастный во финале славного живота своего?

– Ор «фей»! – рассмеялся Роджер и вопросил. – Сама сие придумала, али батюшка твой помог?

– И то, и то! Просветил меня батюшка порознь про «Эврику», и про «Орфея» с «Эвридикой», а уж в один «винегрет» я их сама смешала. Правда, научил меня сему смешению опять-таки батюшка. Глаголил он мне: «Играй, Малашка, словами, ибо лишь они суть единственное из

 
…того, что в любых испытаниях
у нас никому не отнять!»
 

Многие читатели категорически не согласятся с рекомендацией отца Малашкиного: «Играй словами…» и сошлются на то, что великая Марина Цветаева (про коюю слышали почти все, но коюю не читал почти никто!) в песне про любовь полутораполую (ибо не поймёшь: то ли однополую, то ли двуполую!) из фильма с банным названием (но не «Баня» Маяковского) советует аки раз обратное: «… и не играй словами…». (В народе считается, что подобно ненаступлению нового дня при некукареканьи петуха, Новый год так же не наступит, коли не показать по «ящику» «… с лёгким паром»! ) Автор вынужден возразить сим эрудитам, что сама Марина Ивановна всю жизнь играла словами и даже доигралась! (По одной из интернетных версий ей помогли повеситься, хоть сама поэтесса помощь сию не заказывала!) … Но вернёмся в 1711 год.

– А ведомо ли тебе, Малашка, – вопросил Роджер, – что ошибочно мнение, будто выскочил гений сиракузский из ванны своей опосля открытия именно закона Архимеда?

– Ну-у…, в общих чертах ведомо. Глаголил мне батюшка краткую суть закона Архимеда, и не глаголилось там ни про какую корону.

– А об чём же глаголилось?

– «Тело, погружённое в воду, коли не желает стать телом утоплым, стремится вытолкнуться из сей жидкости.»

Захохотал Роджер, а собеседница его… насупротив заплакала. Правда, быстро успокоилась.

– Ты чего?! – удивился собеседник.

– Да так… Считайте неврастеничкой меня!

«Честная девушка! – помыслил Роджер. – У всех баб свои заморочки, но эта хоть не приукрашивает!»

– Слушай, Малаша! – молвил он. – Познакомь меня с папашей, … ну и с матушкой своей заодно.

– Увы! Впервые за всё время общения нашего не могу признать идею сию конструктивной. Место встречи с ними изменить нельзя, ибо оно то же, что у ранее упомянутых Орфея и Эвридики. Но время сего рандеву нежелательного – можно.

Понял намёк Роджер:

– Ты, аки всегда, права!

 
Рано али поздно придётся помереть,
но не следует спешить,
лучше уж попозже!
 

Видать, пали они от эпидемии?

– Не совсем. Единственное, что глаголить по поводу сему могу: успение их прискорбное произошло воследствие несоблюдения так же упомянутого ранее закона Архимеда.

И рад бы Роджер был (хотя, какая уж тут радость?!) расспросить подробнее, но уважил просьбу сироты и не стал мурыжить тему сию для нея нежелательную. Но и без расспросов просёк он, исходя из содержания закона архимедова во трактовке отца малашкиного, что не эпидемия, а утопление стало виной успения их. Отсюда и слёзы малашкины опосля формулировки закона сего.

Вскоре раздались с улицы крики девичьи злобные и ржание конское. Подошла Малашка к окну, однако скривилась и отошла от оного.

– Опять Глашка с Архимедом лютует? – догадался Роджер.

– Сей изуверке подошли бы духи с ароматом «Маск», то бишь «МАлюта СКуратов»!

Засмеялся (который уж раз!) Роджер, коий знал от Авдотьи Голд про совсем не смешного пыточных дел мастера Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, соратника Ивана Грозного. Но вдруг серьёзным стал и воскликнул:

– Неужли наступит день, когда дева сия станет герцогиней аглицкой?!

И тут Малашка «выдала»:

– День сей будущий не стокмо тУпит нас, скокмо ея!

Больной застыл на несколько мгновений, засим истерически захохотал, не заботясь о соблюдении порядка общественного. Сквозь хохот помыслил он, что сам бы ни за что не догадался разбить слово «наступит» на две части. И что очередной каламбур малашкин совершенен не токмо по форме, но и по содержанию.

На шум вбежала «рабовладелица» юного дарования. «Барыня Наталья Васильевна» с удивлением уставилась на хохочущего. Тот с трудом превеликим успокоился и пояснил:

– Малашка тупая молвила тупость, коюю мудрым не понять.

– За сие следует ея, аки дитя малое, поставить в угол! – изрекла высокоморально Наташа.

– В тупой … – «уточнила» служанка.

Роджер вновь захохотал (из последних сил), а барыня замахнулась на юмористку (ибо «замахнуться» на подражание юмору ея было выше сил сей дуры). Но Малашка, несмотря на «тупость» ея, намёк поняла и выскочила из комнаты.

Наташа же продолжила иностранца очаровывать:

– О, Боже мой! На всю главу контуженная! И не токмо мной – сие у нея отродясь! Таковой дуры не токмо в Курске – во всей Расее не найти! (При сем помыслил слушатель: «Верно глаголешь! Таковой – не найти!») Хвала всевышнему, что нет у меня с Малашкой сей ничего общего!

– Есть общее! – возразил неожиданно Роджер.

– И ты, Смит?! – опешила Наташа, и собеседник ея успел подумать про знаменитую фразу «и ты, Брут?!», приписываемую убиваемому Цезарю. – То бишь и Вы, мистер Смит, супротив меня, аки Малашка злобная?!

(Не может автор занудный удержаться от двух комментариев, по мнению большинства читателей излишних.

Во-первых, пояснить следует, что фраза сия БРУТальная была якобы произнесена в 44 году до рождества христова в так называемые «мартовские иды». Однако речь вовсе не об иудеях, рождённых в марте типа небезызвестного высовывателя языка Альберта Эйнштейна!

Во-вторых, фраза сия в чуть изменённом виде произнесена была в библейской истории про Руфь (она же – персонаж из первоисточника Библии ТАНАХа по имени Рут, кояя в отличие от древнеримского предателя Марка Юния Брута почитается образцом верности!). Глаголится в сей истории про пребывающую за границей иудейку Наоми, два сына коей женились там на местных иностранках, опосля чего преставились. Решила иудейка на родину вернуться и уговорила одну сноху остаться на месте, а вторая – ни в какую! Хочу, мол, за тобой увязаться, свекровь любимая! Вот тогда и молвила Наоми, на уговорённую показывая: «И ты б, Рут!». Возможно, встретятся середь читателей таковые, коии спорить начнут, что история сия трогательная токмо на языке расейском возможна. И ответит им автор: «Наконец-то, нашёлся хоть кто-то, кто не верит бездумно слову печатному и хоть иногда главой своей мыслит!». Но вернёмся к Наташе разгневанной.)

– Ни в коем разе! – успокоил ея Роджер. – Имел я лишь в виду, что общее меж вами – наездница лихая. Ибо Глафира – твоя, Наташа, сестра по отцу, и та же Глашка – сестра Малашки по матери!

– Так выходит, я сестрУ свою постоянно дубашу?

– Нет. Малашка тебе вообще никто, а посему можешь дубасить ея и далее!

(Разумеется, пожелание сие странное не от чистого сердца произнесено было, ибо не мог желать Роджер зла любимой своей. Но дипломатия сия тут же плоды принесла!)

– Прибить-то ея не тяжко, – молвила в ответ юная барыня. – Токмо кто тогда опосля Вас вёдра выносить будет?

– Мудрая мысль! – похвалил больной (и дева аж растаяла от счастья, ибо во глубине души подозревала тупость свою!) – Пущай пока Малашка небитой пребывает, тем паче, что и так забитая! И на фоне ея убогом краса твоя, несравненная Наташа, превосходит красоту пресловутой Глафиры, когда рядом с ней Малашки для сравнения нет.

– А коли есть?

– Тогда – увы! (Услышав сие, дева вмиг «завяла» и угоднику дамскому пришлось тактику сменить.) … Но коли вы обе будете на фоне Малашки убогой, то сравняетесь красой друг с другом, то бишь подруга с подругой, … точнее – сестра с сестрой! (Тут слушательница комплиментов недостаточных вновь нахмурилась.) … Но ты, Наташа, чуточку прелестней!

Повеселевшая Наташа, борясь за место в сердце красавца аглицкого рыжего, решила облить сестру-соперницу (ибо не ведала о безразличии Глафиры к якобы безродному иностранцу) помоями словесными, коии никакая Малашка со пресловутым ведром своим вынести не сможет… то бишь выбросить!

– Глаголила ли Глашка трепливая об недавней виктории своей славной верхом на Архимеде прекрасном?

– Было дело.

– В том-то и дело, что нЕ было! … То бишь была виктория архимедова, токмо Глашка тогда середь зрителей пребывала, а верхом на сем чудо-коне другой был наездник, кстати, так себе! … Впрочем, начну-ка по порядку. Был ранее у Архимеда другой хозяин, … то бишь не был, … ну, в смысле – был, токмо не у Архимеда…

– Видать, конь сей ранее именовался иначе?

– Точно! «Вихрем» он именовался, ибо аки вихрь носился и несколько раз на скачках побеждал. Но вот запутался хозяин его в делах финансовых, и потребна ему стала зело сумма преогромная, причём вся целиком и немедленно. Выручил батюшка мой сего горе-финансиста – ссудил ему сумму сию под весьма умеренный процент и аж на десять лет возврат денег растянул. Однако за услугу сию забрал себе не токмо Вихря, но и наездника опытного, к коему конь сей привык. И вот наступил день скачек. Батюшка мой все деньги наличные за победу коня своего поставил. Но вышел конфуз преогромный! Приплёлся Вихрь, несмотря на все старания наездника опытного аж последним! (Автор уточняет, что под словом «наездник» разумеется пассажир конский, а вовсе не бандит, промышляющий «наездами»! ) Весь Курск над сим потешался! Батюшка взъярился изрядно и прогнал наездника прославленного…, то бишь перепродал. Коня же использовал для нужд хозяйственных и даже имя поменял ему на Архимеда, ибо плёлся тот на скачках АРХИМЕДленно!

– Не мыслил я, что у родителя твоего чувство юмора имеется! – воскликнул Роджер.

– Имеется у него крепостной Прошка Ломоногов, сие предложивший, … то бишь имелся…

– Уж не родитель ли он Малашке?

– Он и суть! Малохольный папаша недобитой дщери таковой же! … На следующих скачках батюшка мой выставил другого коня, коий выступил лучше, нежели ожидалось от него, ибо пришёл к финишу… восьмым! Архимеда же, дабы не позориться, вообще не выставлял. Но градоначальник повелел ради смеха выставить животину сию опозорившуюся. Да и наездник был самый что ни на есть захудалый. Никто и не ставил на Архимеда, разве что Малашка убогая свой рубль последний, с трудом у меня выклянченный. И пред самым стартом гладила коня сего хозяйственного, а не гоночного и слова нежные придурочные ему шептала. И самое смешное (правда, не для меня и батюшки, деньги свои просадивших), что послушал конь убогую сию и так рванул, что седок еле в седле удержался! Первым примчался, причём с отрывом изрядным! Малашка аж пять тыщ на рубль свой, то бишь мой огребла.

– Коли рубль твой, – усмехнулся Роджер, – то и выигрыш твой?!

– Жаль, не весь! Батюшка расточительный одарил Малашку аж сотней! А мне сей скряга лишь жалкую тыщонку оставил!

– Но ты, конечно, сотню у Малашки отняла?

– Жаль, не всю! Десятку ей оставила, дабы опосля отнять, но… не вышло!

– Неужли жадная Малашка растратить оную успела?

– Не успела, … то бишь я не успела отнять, аки сия придурочная сама десятку мне возвернула в виде награды за спасение живота ея никчёмного от утопления с родителями ея!

Роджер аки бы удивился:

– Неужли следовало рисковать животом твоим бесценным ради живота ея никчёмного?!

– Ясно дело, что не следовало, ибо я ради Малашки не токмо в пучину – в лужу бы не полезла! Но ничем не рисковала я, ибо запретила служанке своей в лодку сию садиться, то бишь выволокла из оной!

– Озарение свыше?

– Не совсем… Дело в том, что подруга мамаши Глашкиной пригласила ту на день рождения свой со всей семьёй ея. Жила та на другом брегу.

Октябрь уж наступил,

и Сейм разбушевался не на шутку…

– А при чём тут Сейм, то бишь парламент польский непокорный?

– Ни при чём тут пергамент польский, ибо Сейм – река, на коей Курск наш расположен…. Сели все в лодку, а Малашка трусливая заскулила, что мол

 
в такую плохую погоду
нельзя доверяться волнам.
 

Глашка ей и отвечает: «Ты потому, дура, такая умная, что азбуку мою смотрела!». Тут-то я и спасла служанку свою от утопления, ибо плавает она аки топор без ручки деревянной! Схватила за власы, выволокла из лодки и слегка побила для пользы ея же! Ибо нарушила она запрет мой изучать грамоту… Засим выяснилось, что польза от выволакивания малашкиного стократно превзошла для нея пользу от избиения ея же, ибо лодка тем временем доплыла до средины Сейма и опосля порыва ветра сильнейшего успешно перевернулась! Прошка попытался мамашку Глашки-Малашки спасти и обхватил оную. Но тут неприятность случилась и глаголил он Глашке уплывающей:

 
«Аки назло не повезло,
ибо ногу мне свело!».
 

Оба и утопли.

– Вместе?

– По частям. Оттолкнул он супругу свою любимую (хоть и не любящую) и… буль-буль! Агашка же побарахталась, повопила и… следом за мужем последовала… А сестрице моей аки с гуся вода. Доплыла до брега, повалялась пару дней в горячке и выздоровела, причём совсем!! Была у нея болезнь редкая, но не заразная. Уж сколько докторов ея осматривали – всё без толку. А опосля купания вынужденного наступил у нея так называемый стресс. Слово сие с треской не связано. Так самый главный Эскалоп молвил. (С трудом превеликим сдержался Уолтер, дабы не расхохотаться. Понял он, что перепутала «эрудитка» сия древнеримского бога врачебного искусства Эскулапа со вкуснейшим блюдом из телятины али свинины.) В итоге Глашка везучая не токмо от горячки вылечилась, но и от болезни той!

– Видать, верно предсказание цыганки той крутой!

– Предсказание сие предков Малашкиных и сгубило! – молвила Наташа. – Глаголила мамаша ея, что лишь потому ввергает себя и семью свою в пучину речную, что не может потонуть герцогиня будущая аглицкая! Она и не потонула… Батюшка-то мой ранее не шибко цыганке сей верил, ибо вряд ли герцог аглицкий «клюнет» на деву хоть и лепую зело, но с болезнью непонятной. Опосля же исцеления глашкиного чудесного уверовал окончательно и трясётся надо дщерью своей, во блуде рождённой более, нежели надо мною, дщерью законной! Даже вольную ей дал, ибо негоже герцогине будущей во крепостных девках пребывать! Когда победил Архимед (благодаря колдовству ведьмы Малашки!), подарил он его своей фифе внебрачной, дабы было той над кем издеваться, ибо над Малашкой я ей особливо изгаляться не позволяю – моя всё-таки служанка, а не ея!

(Помыслил тут Роджер, что Наташа глупая для любимой его всё-таки меньшее зло, нежели Глафира столь же глупая, но более жестокосердная! Автор тоже помыслил, но об ином. Произнесённые Наташей словА «изДЕВАться» и «изГАЛЯться» родственны по смыслу. Видать, была некая злобная «Галя», кояя по гороскопу была «дева». Впрочем, и без гороскопа тоже, коли при всей стервозности своей не вела образ жизни шлюхастый.)

Долго ещё распиналась Наташа, убеждая красавца аглицкого не влюбляться в сестру ея, прекрасную ликом, но ужасную нутром своим прогнившим! Токмо зря расходовала она красноречие своё, ибо сама Глафира ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ лучше нея ОТВРАТИЛА Роджера тупостью и мерзостью своими!

…Засим настало время ведёрное, и сменила ораторшу многословную служанка ея немногословная, но лишь по делу глаголящая, хоть и не вяжущая лыко (то бишь вяжущая не лыко, а носки льняные для Роджера), но у коей, аки глаголет народ расейский, «всякое лыко во строку!», то бишь что ни скажет, всё к месту, но не с точки зрения упомянутого народа расейского, а с точки зрения графа Уолтера Гриффита, интеллектуала аглицкого.

И молвил граф сей, под личиной Роджера Смита скрывающийся:

– Поведала мне токмо что Наташа говорливая о неудачной переправе чрез Сейм. И передала рассказ Глафиры о последних словах батюшки твоего, Малашка! Потрясён я сим образцом высокой поэзии и безупречной рифмы… пред лицом вечности!

– Переправа сия суть неудачна лишь (не считая родителей) относительно… меня. Для сестрицы же моей исцелённой вследствии купания она насупротив удачна зело. Утоплением своим батюшка несчастный опроверг популярное заблуждение из руководства для пловцов начинающих, коее гласит: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!». В те трагические мгновения упомянутые руки работали исправно, однако ко спасению утопающего не привели, ибо свело не указанную в руководстве ногу.

– Значит, следует выкинуть из руководства сию фразу, – предложил слушатель, – и в последующие издания не включать!

– Отнюдь! – возразила служанка. – Не выкидывать следует, а чуть подправить.

– Добавить али убавить?

– Либо то, либо иное. То бишь либо «Спасение утопающих – суть дело рук и ног самих утопающих!», либо «Спасение утопающих – суть дело самих утопающих!»

На сем месте умном решил Роджер сменить тему «утоплую»:

– Интересная у тебя фамилия, Малашка – «Ломоногова»! Видать, кто-либо из дальних предков твоих ногу сломал?

– Не столь уж дальних! Дедушка мой деяние сие свершил, поскользнувшись зимой на льду, но так и преставился без фамилии. А батюшке моему будущему предложил барин его фамилию себе выбрать, а тот поленился, видать, и доверил сие барину, коий и нарёк родителя моего Ломоноговым, ибо сие означает «сын человека, сломавшего ногу»!

– Хоть какое-то чувство юмора есть у Василия Никитича!

– Мечтаю хоть когда-либо в сем убедиться, – усмехнулась Малашка, – ибо глаголила я про некоего предыдущего барина. А фамилия моя не столь уж смешна, ибо каждый может ногу сломать. А вот нос – токмо тот, кто на сие напросится поведением своим предосудительным. Посему фамилия «Ломоносов» куда смешнее была бы!

Рассмеялся боксёр аглицкий, чей нос лишь потому сломан не был, что обладал владелец его техникой высокой, что отметил, аки уже глаголилось, великий корейский боксёр Юзц.

Не могли ведать оба собеседника, что чрез три месяца того же 1711 года явится в сей мир обладатель фамилии сей смешной Михайло Васильевич Ломоносов. И такой бешеный пиар ожидать будет оного учёного и поэта, что фамилия его не считается и поныне ни боксёрской, ни смешной!

– Восторгаюсь я, Малашка, твоим внутренним обликом, – молвил чрез некоторое время Роджер, – но не внешним! Пыталась ли ты соблюдать правила гигиены?

– Соблюдаю я главное правило, за коее француз сей Ги прозван «гиеной», то бишь питаюсь, аки зверюга сия, объедками!

(Не ожидал Роджер, что деревенщина сия ведает малоизвестное и малопротяжённое имя, коее во двадцатом веке носил столь же малоизвестный премьер-министр французский Ги Молле происхождения иудейского, а веком ранее – широко известный писатель французский Ги де Мопассан происхождения французского, коий воспевал во творениях своих любовь и преставился от последствий оной. Автор имеет в виду так называемый «люэс». Болезнь сия расшифровывается аки «ЛЮбовь ЭСмеральды». Любовь сия описана в романе знаменитом о любви балерины божественной цыганской к балетоману латышскому. Виктор Гугу назвал шедевр свой «Любовь к па рижской богоматери»…. Засим «люэс» был искоренён путём… переименования в «сифилис». … Но вернёмся к диалогу об объедках.)

– Мне тоже не столь уж давно довелось питаться пищей сей остаточной, – молвил Роджер, – однако я мылся, стригся и причёсывался.

– Соблюдать же прочие правила и рада бы зело, но есть мнение, что сие мне ни к чему!

– И кто же носитель мнения сего?

– Сие не суть важно.

– Ну Малашенька! Ответь по дружбе!

– Рада я безмерно, мистер Смит, сему предложенью чистой дружбы! Но не могу осуществить предложенное Вами, ибо даже

 
адресованная другу,
сплетня вертится по кругу,
а засим ея получит враг!
 

«Да-а …! – помыслил Роджер. – Морозовоустойчивость сей девы расейской народной аж зашкаливает! Видать, является она исключением из народа своего фискального!»

(Аналогичную мысль более века спустя, уже опосля безобразия на Сенатской площади столицы расейской, но к тому времени не Москвы выразил высокородный герцог аглицкий… Уолтер Гриффит: «Как ни далеки были декабристы от народа расейского, но бабушка моя Мелани – того далее, ибо ненавидел народ сей завистливый интеллектуалку сию безобидную более, нежели эксплуататоров своих кровососущих!»)

Разумеется, и без несостоявшегося закладывания Малашкой хозяйки своей спесивой ведал Роджер, от кого исходит мнение реакционное о недопустимости для девицы затюканной принятия облика человеческого. Да и отношение крепостницы юной ко просвещению если не всех крепостных вообще, то Малашки в частности не было секретом для Роджера опосля откровений Наташи влюблённой. Ясно было графу, что коли станет Малашка когда-либо супругой его, то должна будет соответствовать гордому званию графини аглицкой. Интеллект ея уже ныне званию сему соответствует, а по чувству юмора превосходит крепостная сия вообще всех, с кем когда либо общался Уолтер Гриффит, даже мать его возлюбленную Джейн… бывшую Гриффит! Но вот эрудиция ея (даже с обрывками знаний, от усопшего родителя усвоенных) оставляет желать лучшего! Пока ухаживает Малашка за больным, есть время эрудицию сию повысить, но опосля выздоровления лафа сия закончится, ибо об официальных занятиях с крепостной девкой, да ещё за барские деньги не может быть и речи. Да и Наташа не позволит, а коли проведает о любви своего избранника к сей крепостной, то и вовсе сживёт Малашку со свету!