Текст книги "Одиссея инженера Волкова"

Глава 2
Специализированное монтажно-наладочное управление (СМНУ). Первая командировка

Мой знакомый, Лёва Стрелкин, когда-то работавший в нашем НИИ, а ныне – начальник участка строительно-монтажного управления на БАМе, рекомендовал меня Александру Николаевичу Ерохину, замначальника СМНУ Минтрансстроя СССР. Тот рассудил очень просто: ты работал старшим инженером, значит, и у нас будешь старшим инженером-наладчиком. Стрелкин плохого не пришлёт.

Рано утром я приехал в управление и, не застав ни начальника участка, ни прораба, в ожидании уселся во дворе на штабель брёвен, выбрав место посуше. Стояла промозглая январская оттепель. С серых шиферных крыш бараков монотонно, словно отсчитывая секунды, в проделанные ими во льду лунки с бульканьем падали крупные капли. Казалось, что кто-то запустил вразнобой множество часе в-ход и ко в. Чтобы убить время, я стал пересчитывать количество окон в бараках: получилось два раза по семь. «Счастливые выпали цифры, – про себя заметил я, заядлый картёжник, – наверное, мне повезёт». Появилась стайка воробьёв и шумно расселась неподалёку. Пока они, чирикая, устраивались, прилетел ещё один, крупный, громко скомандовал на птичьем языке – вся стая поднялась и куда-то улетела. «Вожак, – подумал я, – интересно, каким будет коллектив, в котором предстоит работать?» Погружённый в мысли, я не заметил, что бараки постепенно наполнились людьми, будто вагоны пассажирами.

Я потом узнал: действительно существовал монтажно-наладочный поезд, колесивший по железным дорогам СССР. Теперь он превратился в управление.

Все работающие на участке контрольно-измерительных приборов и автоматики в котельных разделились на два лагеря. Первым руководил начальник участка, бывший кадровик монтажно-наладочного поезда, Павел Никитич Хрипов, по кличке Лысый, что полностью соответствовало действительности. На его лице застыло такое кислое выражение, будто только что закусил стакан водки большим куском лимона. Вокруг него сгруппировалась пьющая часть монтажников и наладчиков. Другим лагерем, где водка не была в такой чести, командовал прораб Борис Исаакович Аршак, среднего роста, с брюшком. Очки в тонкой золотой оправе делали его похожим на интеллигента. Он лишь формально подчинялся Хрипову. На деле его поддерживал и продвигал главный инженер Ян Львович Траупе, который и организовал управление десять лет назад. Теперь Траупе стремился сместить Лысого и поставить на его место Аршака. Задача очень непростая, так как начальника участка, тем более коммуниста, можно было в те годы уволить лишь за постоянное невыполнение плана и только с согласия парторганизации.

Конфликт между ними зародился несколько лет тому назад. На расширенном партийно-хозяйственном активе Ян Львович попытался уволить одного из прорабов за постоянные пьянки и прогулы, а Хрипов встал на защиту своего коллеги-собутыльника, пошёл против главного инженера управления, перешёл Рубикон. Началась война. В этом я разобрался гораздо позже. А сейчас, в первом же разговоре Борис спросил, трусливо озираясь по сторонам (не подслушивают, чтобы донести заместителю начальника управления?):

– Тебя к нам Ерохин направил?

– Да.

– Он в автоматике, насколько я знаю, не разбирается. Раньше где работал?

– В НИИ, старшим инженером.

– Тогда тебе в Академию наук надо, а у нас монтажно-наладочный участок. Понял? – сказал он.

И я, еврей по национальности, вместо того чтобы попасть к Аршаку, очутился у Лысого. Видимо, Борис Исаакович решил, что я ничего не смыслю в автоматике, и, несмотря на широко распространённый миф о всеобщей еврейской солидарности, не захотел со мной возиться.

С Хриновым тоже не заладилось.

– Думаешь, в трудовой книжке прописали «старший инженер», и дело в шляпе. Старший инженер у нас самостоятельно ведёт объект, а ты привык в своём паршивом НИИ только штаны протирать. Пошлёшь себя, инжунера (так он и вся его команда насмешливо называли дипломированных специалистов, занимавшихся умственным трудом), одного в командировку – ты в котельной таких дел наворотишь, что мне потом долго придётся баланду хлебать на зоне.

– А вы пошлите меня вместе со знающим специалистом, через месяц смогу самостоятельно работать.

– Ишь какой умный вылупился! Кто же на тебя выработку привезёт, если ни хрена делать не умеешь?! Кто такого выдающегося спеца на работу принял, тот пусть и обучает! Так что, дружок, послать я тебя могу только на три буквы, но не на БАМ, – он презрительно посмотрел на меня, как на невесть откуда взявшуюся жужжащую муху, которую хочется прихлопнуть, и криво ухмыльнулся.

– Чем же мне заниматься?

– А вот будешь каждый рабочий день приезжать сюда к восьми и читать «Мурзилку», – он кивнул на кучу старых журналов, валявшихся на столе.

– Может быть, вы мне дадите какие-нибудь чертежи, схемы, чтобы я мог подготовиться к будущей работе?

– До схем ты не дорос. К тому же вся документация находится на объектах.

Я чувствовал его враждебность и, видя через застеклённые дверки шкафов папки с чертежами, усомнился в правдивости этих слов. Разговор происходил 7 января. Теперь это праздник Рождества, а тогда был обычный рабочий день, и все монтажники и наладчики находились в командировках. Чтобы не тратить время, я приобрёл справочник «Контрольно-измерительные приборы и автоматика в котельной», толстый, как том «Войны и мира» Л.Н. Толстого. За три недели прочитал его от корки до корки. Хрипов после разговора со мной больше не появлялся. Не было и Аршака, и вообще никого, к кому можно обратиться с вопросом. Я не знал, с какими котлами придётся иметь дело, и читал всё подряд. Опыт работы в приборостроительном НИИ позволил мне легко, как газету или журнал, читать электронные схемы, сразу же мысленно разбивая их на составные части – функциональные блоки. Принцип работы прибора становился ясен, и, выйди в нём что-нибудь из строя, я, вооружённый только тестером, без труда починил бы его, будь под руками подходящая замена.

В конце января на участке появились вернувшиеся из командировок люди, выяснилось, что автоматика, с которой придётся иметь дело, мне уже знакома.

– Павел Никитич! – обратился я к начальнику участка. – Со схемами я уже разобрался. Мне нужно-то всего недельки две с кем-нибудь поработать, а дальше буду ездить сам.

Но он опять, как в прошлый раз, с усмешкой отмахнулся от меня:

– Не бзди, инжунер, читай «Мурзилку», и с тобой в своё время разберёмся. Я тебе такую бригадку подберу – сплошные академики, – пообещал он и повернулся ко мне спиной.

Конечно, я мог пойти к Ерохину, но не любил жаловаться и кланяться. Наконец в мае Лысый сдержал своё обещание разобраться: включил меня в бригаду монтажников, направленную на вновь открывшийся объект – котельную завода по изготовлению железобетонных изделий в одном из городов Ставропольского края. Ядро составляли бывшие уголовники. Бригадир Рудик Петров, жилистый, выглядевший старше своих тридцати пяти из-за тесного знакомства со «злодейкой с наклейкой», отсидел восемь лет за наезд в пьяном виде со смертельным исходом. Сварщик Сашка, наглый, разбитной, тот ещё фрукт, с татуировками на пальцах, отбыл четыре года на зоне за кражу со взломом продовольственного ларька. В те годы лица суголовным прошлым естественным образом скапливались в строительно-монтажных и монтажно-наладочных организациях: там прилично зарабатывали и гуляли вдали от глаз начальства. Третьим в бригаде был Володя, остроносый, щупленький горбатый паренёк, а четвёртым – я.

До места добирались в купе плацкартного вагона. Как только поезд тронулся, Рудик достал из сумки бутылку водки и разлил по стаканам. За знакомство! Все выпили, и на столике появилась вторая бутылка. Я прикрыл стакан ладонью, вежливо отказался и стал забираться на верхнюю полку.

– Ну ты, язвенник-трезвенник, куда полез? – грубо спросил Сашка.

– Куда надо, туда и полез. Не пью я.

– Дай до места добраться, я тебя перевоспитаю, – процедил он сквозь зубы.

Разлили на троих.

– После второй не закусываю, – Сашка явно подражал герою фильма «Судьба человека».

Через десять минут Володе, старавшемуся не отстать от бригадира, стало плохо. Он громко икнул и сполз под столик, чем ужасно развеселил Сашку и Рудика, который достал из сумки ещё бутылку, пол буханки чёрного хлеба и связку сарделек. Выпили на двоих. Вот теперь можно закусить! Сашка отломил от буханки приличный кусок, положил сверху сардельку, шумно втянул носом исходящий от бутерброда запах, резко выдохнул и смачно зачавкал.

– Кайф! Можно отрубиться, – Рудик, не раздеваясь, развалился на нижней полке и через пять минут громко захрапел. Сашка уже безмятежно похрапывал, уткнувшись лицом в подушку. Володька так и заснул на полу, а я под стук колёс провалился в сон на верхней полке.

Утром наша не совсем протрезвевшая компания появилась в общежитии завода. Наша комната оказалась как две капли воды похожа на тысячи таких же в общежитиях для рабочих, раскиданных по всему СССР: четыре кровати с панцирной сеткой, стол с пластиковой столешницей на круглых железных ножках и металлические стулья, как в дешёвых забегаловках.

Первым делом наш бригадир выписал у главного инженера завода пятилитровую канистру спирта, как он объяснил, для промывки контактов реле. Я думаю, начальник не удивился, понимал «специфику» работы: в те годы пьянство на строительстве и монтаже было нормой, и пьющие бригады – не редкость. Лысый подобрал мне именно такую. «Контакты промывали», разбавляя спирт водой. Пьянка, начатая в вагоне, продолжилась в общежитии. Заходили соседи, другие неизвестные личности, и за несколько дней Рудик перезнакомился со многими и, главное, с ребятами, которые задавали здесь тон, или, как он выразился, держали мазу. Тёртый мужик был наш бригадир, понимал, что хорошие отношения с соседями – залог мирного сосуществования, и казённого спирта не жалел. А то ведь, если не поделиться, можно и в рыло схлопотать.

Во время одной из попоек я лежал на кровати и листал журнал.

– Пацаны! Как выпью, начинаю стихи читать. Один братан сочинил, – Сашка, держа стакан, посмотрел на Рудика, который развалился на кровати и мастерски пускал в потолок кольца табачного дыма. – Водку холодную выпей до дна, тело и душу согреет она. Но если водке работа мешает, на хрен такая работа нужна. Верно я толкую, пацаны? А ты чё с нами не пьёшь, инжунер?! Журнальчик читаешь?! – он подсел ко мне на кровать, дохнув в лицо густым табачно-водочным перегаром, нагло ухмыляясь, блестя золотой фиксой. – В вагоне не пил и щас не пьёшь! Чё, компания неподходящая?! Брезгуешь?! А?! Рудик! Он нами брезгует!

Тот одобрительно закивал: мол, давай-давай, ломай комедию дальше, проверяй на вшивость.

– Чё молчишь?! – не унимался Сашка.

Чтобы не обострять ситуацию, я медленно поднялся и не спеша прошёл на балкон. Общежитие находилось в промзоне, и отсюда открывался вид на унылые пятиэтажные дома, грязные улицы и редко посаженные деревья с пыльной листвой. Лишь вдали смутно различалась, скорее угадывалась другая часть города с зелёным массивом. Вскоре на балконе появился Сашка.

– Нуты, инжунер! От разговора уклоняешься?! Ссышь?! Может, тебе фотографию расплющить?!

Кровь ударила мне в голову. Сделай он малейшее угрожающее движение, я со всей силы врезал бы ему кулаком по морде.

– Давай, шестёрка лагерная, посмотрим, кто кому расплющит! Что стоишь?! Из штанов потекло?!

Но Сашка не собирался драться. Он усмехнулся и нырнул в комнату, из которой хорошо был слышен весь разговор. Через некоторое время я вернулся и опять лёг. Меня трясло от невымещенной злобы.

Рудик понимающе усмехнулся:

– Нормально, братаны, бывает! На-ка выпей лучше, легче будет.

Всё когда-нибудь кончается. Однажды вечером кончился спирт в канистре. Наутро, так и не опохмелившись, бригада отправилась на завод. Начальник котельной с помятым, как у нашего бригадира, лицом ничему не удивился. О пьянке, затеянной москвичами в общежитии, не слышал только глухой. Посовещавшись с Рудиком, он махнул рукой в сторону входной двери. Все вышли во двор.

– Значит, так! – распорядился Рудик. – Мы с Сашкой будем подавать, а вы принимайте.

Тут только я заметил большую дыру, проделанную в бетонном заборе, в которой они оба исчезли. Вскоре нам с Володькой стали подавать трубы, в основном трёхчетвертные и полудюймовые. Я из любопытства заглянул в дыру и увидел склад, заполненный всевозможным сантехническим оборудованием. Через некоторое время труб оказалось достаточно (наворовали, догадался я). Мы принялись за монтаж.

Что из меня никудышный монтажник, я понял сразу, когда по заранее сваренным лоткам мы затягивали провода и кабели в щиты управления. Я допустил серьёзную ошибку: обкусил концы приходящих в щит проводов под самый клеммник, не оставив запаса на изгиб. Увидев мою работу, Рудик матерно выругался:

– Ну, Лысый, дал монтажничка! Смотри, как надо, инжунер!

Наверху, над нами, на трубопроводах, ведущих к котлам, работали в респираторах изолировщицы: обёртывали трубы стекловатой и закрывали их алюминиевой фолы ой. В горле у меня запершило, а шея и лицо стали чесаться. У горбатого Володьки работа шла гораздо лучше, видимо, уже имел опыт.

Наш бригадир оказался хорошим монтажником, а Сашка – отменным газосварщиком, бог знает, в каких академиях их обучали мастерству. Вместе они устанавливали приборы, гнули с помощью газовой горелки трубы, прокладывали лотки. Их тоже доставала стекловата, и они часто почёсывались. Разогревшись, эта пара теперь работала быстро, без лишних слов, с полунамёка понимая друг друга, так, что я даже загляделся на них.

Вот такие работники и выгодны нашему государству: квалифицированные, пьющие, но ещё не спившиеся. Как гласит пословица: пей, да дело разумей. Вкалывают по высшему разряду, а рассчитываются с ними копейками, водкой. Я понимал, что они справились бы с монтажом и без нас с Володькой.

Вечером я спросил у Рудика, почему в котельной не было заранее подготовлено необходимое количество труб.

– А кто тебе сказал, что не было? – усмехнулся он. – Были, да испарились: не мы одни квасим. И вообще, чем меньше будешь соваться с вопросами, что, где и откуда, тем для тебя же лучше. Накосячил сегодня – пришлось за тобой исправлять.

В дальнейшем, поработав в СМНУ, я разобрался в ситуации. По договору завод-заказчик обеспечил исполнителя работ, то есть нас, трубами, но они до приезда бригады были украдены, проданы и пропиты или растащены для пол ива своих огородов, что не редкость в то время. Помните поговорку тех времён: «Ты здесь хозяин, а не гость, – тащи отсюда каждый гвоздь!» Начальник котельной не нашёл ничего лучшего, чем подсказать бригадиру Рудику, что можно украсть грубы со склада. Тот согласился, так как мы уже прибыли на место и за неделю выпили весь полученный якобы для промывки кон тактов спирт. Нужно было, чтобы сохранить лицо, во что бы то ни стало выполнить работу! Не возвращаться же в Москву без выработки!

Больше вопросов я не задавал, продолжал разделывать кабели, доставал оттуда провода, пропитанные маслом, вместе с Володькой укладывал их на лотки, тянул от приборов к щитам, а перед обедом с трудом отмывал руки хозяйственным мылом и опилками. Так прошло две недели без выходных и проходных. Работа постепенно заканчивалась.

– Послушай, Рудик, у меня здесь недалеко главным энергетиком племзавода работает однокурсник. Хорошо бы к нему съездить.

– Нет проблем, ставь две пол-литры и вали на три дня. Я поставил.

Стас Голованов и его жена, наша однокурсница, обрадовались моему приезду. Татьяна – самая красивая девушка на факультете – очень нравилась мне, но конкурировать с её мужем я даже не пытался. Мы сидели в заросшей виноградом беседке во дворе их двухэтажного кирпичного дома, полученного от завода, и не спеша за чаем вспоминали студенческие годы: как вместе готовились к экзаменам, а после сдачи «расслаблялись». Вспомнили, как во время первенства института по боксу он, уже перворазрядник, ассистировал мне, новичку, выступавшему из-за набранных лишних десяти килограммов в чужой весовой категории. Моясь в душевой, я услышал, как в раздевалке Стас говорил моему будущему противнику Витьке Данилову, рослому накачанному второразряднику: «Ты там не очень махайся». Во втором раунде тренер Владимир Иванович, судивший соревнования, раздражённо буркнул: «Ну что это за бокс!» Не помню, кто кого первым крепко ударил, началась драка; я пропустил сильный удар в голову и оказался в нокдауне. Явное преимущество было на стороне моего соперника, и бой прекратили. Позже, присваивая мне третий, самый низкий разряд, Владимир Иванович прибавил: «Знал же, что побьют, а всё равно вышел».

За то время, что мы со Стасом не виделись, он, как романтики шестидесятых годов, рванул вместе с женой в Кузбасс на угольный разрез. От простого инженера-наладчика автоматики шагающих экскаваторов вырос до начальника участка и вступил в партию. Дело было так. Позвонил в торой секретарь горкома с указаниями, а Стас ему и говорит:

– Я беспартийный, вам подчиняться не обязан, звоните моему начальству: если оно прикажет, я выполню.

Скандал районного масштаба!

– Как это у вас начальник участка – и беспартийный?!

– Да он самый грамотный и авторитетный! Кого же выдвигать?! Просто не успели принять, работы много.

Так Голованов стал членом партии. К тому времени у них родилось двое детей. Экологическая обстановка в городе была нехорошая, дети начали болеть, и врачи посоветовали переменить место жительства.

– Вот тут-то, – рассказывал Стас, – я и вспомнил слова одного пожилого чиновника из министерства, который давал нам направление на работу: «Куда ты рвёшься, парень! Там местные-то разбегаются. Как бы и тебе не пришлось оглобли поворачивать».

Стас относился к тому типу мужчин, которые, приняв решение, идут до конца. И уж если он не выдержал, то дело действительно было труба. На партсобрании он то бледнел, то краснел, слушая выступавших. Понаехали из столицы, нахватали чинов. Дети, говоришь, болеют! А у нас что, детей нет?! Выбился в начальники, вступил в КПСС, а теперь домой! А кто работать будет?! Пушкин?! Надо было своих выдвигать! Хотели из партии исключить, как не оправдавшего доверия, но решили ограничиться выговором с занесением и отпустить восвояси. Потом у себя на родине, в Донбассе, он работал начальником инструментального цеха, списался с организацией, набиравшей людей для строительства АЭС. Перед отъездом отправились к родственникам жены в Кабардино-Балкарию, в небольшой городок под Нальчиком. «Чего мотаться по белу свету?! Сходи-ка на наш птицезавод, он по всей России славится. Слышал, там требуется главный энергетик», – сказал ему как-то за обедом дядька жены. Стаса с удовольствием приняли на работу. Специалистов такого уровня в городе не было.

За чаем он спросил меня:

– Каким ветром тебя к нам занесло?

Я рассказал свою историю и попросил совета.

– Когда я был в Кузбассе начальником участка, – ответил мой друг, – никогда не посылал инженеров работать монтажниками. Твой Лысый или дебил, или хочет от тебя избавиться.

За разговорами три дня пролетели незаметно. На четвёртый я уже присоединился к бригаде.

– Чачу привёз?

– Нет, Рудик. Где мне её взять? Хозяин непьющий. В Сибири подцепил грипп, получил осложнение; теперь, если выпьет 50 граммов, его так скручивает, что не приведи господь.

– Что с тебя возьмёшь, инжунер?! – он презрительно посмотрел на меня. – Значит, так: ты нам больше не нужен, канай к Лысому. Пусть дальше он тебя учит. А у нас ещё дела.

– Послушай, вы Володьке-то не наливайте, он, как вы, пить не может.

– Это точно, только водку переводит, весь туалет облевал. Такой не сопьётся.

Я вернулся в Москву. В самом конце месяца в управлении выдавали зарплату. К небольшому узкому окошку кассы выстроилась вдоль стены коридора длинная очередь. Когда я проходил мимо своей бригады, чтобы пристроиться в конец, Сашка потянул за рукав:

– Волков! Ты куда? Становись к нам! – а на возражения, раздавшиеся сзади, ответил: – Всё путём! Наш пацан!

Через два дня Лысый назначил общее собрание участка.

– Волков! Выйди-ка сюда! Мужики! Вот перед вами инжунер, которого сверху навязали. А скажи-ка, что ты умеешь делать?! Молчишь?! Ну, тогда я скажу. Ты даже не умеешь правильно завести провода в щит управления, а зарплату получаешь старшего инженера. Бригадир – вот он сидит – отказывается с тобой работать. Что делать будем? – с ехидством спросил он. – Присылают всяких ин-жунеров, а план требуют с перевыполнением.

– Он даже стакан не умеет держать, не то что работать, – послышалось из угла.

– Так вот что, милок. Если на следующей неделе на моём столе не будет лежать твоё заявление по собственному, по статье уволю. У нас тут не богадельня! Понял?!

На этом собрание закончилось. Его слова словно обухом по голове ударили меня. Я стрельнул у кого-то папиросу «Беломорканал», подошёл к окну, открыл форточку, прикурил и глубоко затянулся. Пять лет не курил и отвык от табачного дыма, голова закружилась, и я опустился на стул.