Текст книги "Одиссея инженера Волкова"

Глава 3
Рационализаторское предложение

Придя в себя, я зашёл к Ерохину, чтобы прояснить обстановку. Он был уже в курсе. «Извини, не ко двору ты пришёлся, поезжай к Стрелкнну на БАМ», – и он погрузился в чертежи, дав понять, что разговор окончен.

Домой я возвращался на электричке в прескверном настроении: небо заволокло тёмными грозовыми тучами, сверкали молнии, по пути на станцию попал под ливень, но не заметил, что промок до нитки. Было обидно, на душе скребло и свербело. Куда же мне податься: ни специальности рабочей, ни связей. С позором назад в институт?! Ну уж нет! К Стрелкину с семьёй не поедешь: малолетний сын на руках. Что ж, мне как инженеру грош цена?! Неужели мой шестилетний опыт разработчика ничего не стоит?! А если подать рационализаторское предложение, показать, что я в электротехнике разбираюсь и мозги у меня работают? Вот и выход! Я знал: перед подключением к приборам и щитам проложенные провода нужно «прозвонить», то есть найти соответствие между началом и концом каждого. Эту работу выполняют вдвоём. Что, если одного заменить специальным устройством? Какая экономия получится! Ну, Лысый, держись! Я тебе покажу «инжунера»! Из вагона поезда я вышел в приподнятом настроении. Дождь кончился, в разрыве облаков вновь показалось солнце.

На следующий день я позвонил приятелю по НИИ Жадову, рассказал ему, в каком безвыходном положении оказался на новой работе, и поделился технической идеей. Мы встретились у него дома. Виктор, которому чувство товарищества было привито в Суворовском училище, взялся помочь, немного подумал и нарисовал электронную схему устройства из диодов и стабилитронов. «Просто-то как! – обрадованно сказал я. – Надёжно и дёшево. Ну, Витя, ты и голова! Самую суть ухватил! С помощью такой штуковины наладчик без помощника может «прозвонить» все проложенные провода. Отличная рацуха! Подаём!»

В понедельник предложение лежало в техническом отделе управления. В коридоре я столкнулся с Хриповым. Криво усмехнувшись, он спросил: «Не уволился ещё, ждёшь, когда вышибут по статье?» Я ничего не ответил, прошёл мимо, а про себя подумал, что рано радуется Никитич. Посмотрим, что техотдел скажет. Когда через день мы опять встретились, он уже не грозил увольнением по статье и вид имел пришибленный, как у побитой собаки. Оказывается, накануне состоялось внеочередное партийно-хозяйственное собрание, на котором выступили начальники технического и производственного отделов. Первый сказал, что Хрипов как руководитель не разбирается в людях, за пятнадцать лет не подано ни одного рационализаторского предложения, инженеры работают монтажниками, а не наладчиками. Второй высказался проще: «Только водку умеешь жрать, а толку от тебя, как от козла молока. На участке творится чёрт знает что, процветает мздоимство. Не пора ли рассмотреть вопрос о твоём пребывании на этой должности?» В тот же день ко мне подошёл Аршак и коротко проинформировал о том, что в следующую командировку едем вместе.

В городе Энгельсе, соединённом с Саратовом километровым мостом через Волгу, уже действовала сданная в эксплуатацию котельная. Борис вкратце рассказал об основных агрегатах и приборах, уже знакомых мне по справочнику, и повёл в гостиницу, где и выяснилась истинная цель нашей поездки.

– В командировку лучше всего уезжать в первых числах месяца, дней на десять, – учил меня прораб, – остальное время можешь сидеть дома. Но за эти две недели надо выполнить работу, чтобы хватило на процентовку (бухгалтерский документ о стоимости выполненной наладки). На участке раньше двадцать восьмого числа не появляйся, чтобы начальству глаза не мозолить.

Он достал старое командировочное удостоверение и прокомпостированный железнодорожный билет. С помощью лимонной кислоты, соды и не помню какой третьей составляющей наглядно продемонстрировал, как на удостоверении можно вытравить число отбытия или прибытия, проставленное шариковой ручкой.

– Да помни его хорошенько, если будет грязное, ещё лучше. И в таком виде подай в бухгалтерию. – С помощью специально затупленной иголки на старом железнодорожном билете Борис показал, как исправить цифры на нужные. – Если же дата отправления написана шариковой ручкой, то поступай как в первом случае. Вот химикаты. В следующий раз поедешь с Гусевым, а там посмотрим.

– Это же подделка проездных документов, можно и срок получить, – поразился я.

– Не волнуйся, у нас все так делают. Бухгалтерия и контролирующие организации в курсе. А если не хочешь химичить, пожалуйста – будь белой вороной, сиди в командировке и месяц трудись по восемь часов с перерывом на обед. Но учти, что больше зарплаты с премией в двести тридцать рэ, твоего потолка инженера-наладчика, всё равно не получишь. И ещё: так работать с тобой никто из наших не будет.

Я ответил, что понял.

– Ещё вопросы есть?

– А почему все котлы работают в режиме ручного управления под постоянным наблюдением оператора? Где же автоматика регулирования, с помощью которой увеличивается или уменьшается подача топлива в горелку?

– Кому это нужно?! А оператор на что? Смонтировали по проекту, как контролирующие организации требуют, а в работу не запустили. Не спорю, может, где автоматика регулирования действует, только не у нас. У нас некому её наладить, а здесь некому обслуживать. Местным специалистам не хватает образования. И нам, и им так легче.

– Что же получается?! Эту аппаратуру разработали в НИИ, изготовили на заводах, мы смонтировали в котельной, все получили за это деньги, все довольны, а вся работа – псу под хвост. На вредительство похоже.

– Почему же?! При возникновении аварийной ситуации котёл будет отключён, сработает автоматика безопасности, а это самое главное. И если уж на то пошло, то проекты автоматики регулирования не мы делали, а вы в своих НИИ, без учёта того, смогут её на местах использовать или нет.

Вечером он уехал, а я размышлял. Прораб-то, пожалуй, прав: от нашего НИИ ГМП почти никакой пользы не было, а тут всё-таки котельная работает – тепло даёт. Я не спешил использовать на практике «знания», полученные от Бориса. Остался в Энгельсе понаблюдать за работой котлов, которыми придётся заниматься. По утрам ходил на Волгу купаться и смотрел, как маленькие трудолюбивые буксиры тянут за собой против течения огромные баржи, потом в котельной разбирался с документацией.

В следующую командировку в мясо-молочный совхоз на границе Московской области поехали с бригадиром наладчиков Валерой Гусевым на электричке, а не на поезде дальнего следования, но командировочные получили такие же, как за Энгельс.

Валерий Гусев не имел высшего образования, особыми знаниями и умениями не отличался, а в бригадиры выбился за то, что когда-то оказал услугу начальнику Яну Львовичу Траупе. Валера редко готовил котлы к пуску сам, это делали подчинённые наладчики. Он привозил на пусковые объекты недостающие приборы, которые покупал у наших монтажников, складировал дома и перепродавал заказчику, то есть решал – по его мнению – сложные технические задачи, обеспечивая ввод котельных в эксплуатацию. После собрания, где Лысого крепко приложили «фейсом об тэйбл», мнения на мой счёт в управлении разделились. Одни поддержали Хрипова – дескать, что это за наладчик, не умеющий правильно провода подключить. Другие говорили: «Парень-то, видно, с головой, надо только дать ему время освоиться». Вот с этой целью меня и прикрепили к Гусеву. Всё это я понял позже.

В тот год август выдался прохладный. Мы с теплоналадчиком Колей жили в ветхом бараке совхозного общежития. В комнате по ночам холодно, приходилось набрасывать на ноги телогрейки. Сосед, родом откуда-то с Кавказа, ничего о себе не рассказывал и не приставал с расспросами. Меня это устраивало: парень был непьющий и по вечерам читал Александра Дюма. Единственное, что раздражало, – шум пьяных разборок за стеной, где жили строители. Работа предстояла несложная: наладить автоматику безопасности водогрейных котлов, чтобы при отказе одного из контролирующих датчиков подача газа в горелку прерывалась. Мы «прозвонили» провода, идущие от каждого датчика к щиту. Валера объяснил, что автоматика регулирования не налаживается вовсе, а существует только для предъявления инспекциям: «Вот видите, лампочки мигают, значит, регулирование автоматическое». На самом же деле управление процессом получения горячей воды на всех котлах, как и в Энгельсе, велось оператором вручную. Я уже об этом знал и думал, что контролирующим организациям это тоже было известно. Мы делали вид, что всё налажено по проекту, а они закрывали глаза и давали разрешение на эксплуатацию.

Гусев сказал главному энергетику совхоза, что на следующей неделе первый котёл будет готов к пуску, и уехал, поручив мне подписать процентовки. Что я и сделал: отметил убытие двадцать восьмым числом и тоже отправился домой. Через две недели, 28 августа, на Савёловском вокзале нашёл в урне билет из Талдома до Москвы. Его и приложил позже к авансовому отчёту для бухгалтерии. Из процентовок следовало, что мы наладили четыре системы автоматического регулирования котла, выполнив работу на четыре тысячи рублей. Я удивился, ведь ничего такого на неработающем котле сделать невозможно, мы всего-навсего прозвонили провода, я подключил четыре электродвигателя к щиту управления первого котла и собрал несложную схему автоматики безопасности. И за это мы должны получить на нос за вычетом подоходного налога по двести тридцать рублей плюс командировочные и квартирные. Деньги для начала 80-х годов прошлого века немалые: можно купить сто килограммов «Любительской» колбасы. Приписки, понял я. Но главного энергетика указанная в процентовке сумма совершенно не удивила, наверное, был в курсе всего. Котёл готов к пуску, а деньги – не из своего же кармана.

В следующих командировках я возился с автоматикой безопасности остальных котлов, выполняя месячную норму в две тысячи рублей на человека за десять дней. Обедал в совхозной столовой, работавшей для своих. Хотя там не было такого разнообразия, как в Министерстве торговли, размеры порций впечатляли: половину отбивной я уносил в общежитие, на завтрак.

В конце ноября, к сдаче котельной, приехал Гусев.

– Ну, теперь будем проводить трёхдневные испытания, а после – подписывать акт приёмки в эксплуатацию, – сказал он начальнику котельной Рафику, бывшему монтажнику нашего управления. – Я отъеду на несколько дней. А ты, – обратился он ко мне, – хоть ночуй здесь, а котлы должны беспрерывно отработать по семьдесят два часа каждый.

На время испытания я переехал в котельную, спал на полу в каптёрке на втором этаже, подложив под голову сумку и укрывшись телогрейкой. Коля тоже пристроился где-то. Мы с киповцем (электриком, обслуживающим контрольно-измерительные приборы – КИП) Толей спали по очереди. На вторую ночь он растолкал меня:

– Вставай! Автоматика безопасности отключила третий котёл, на табло горит надпись «Пламя отсутствует», значит, накрылся датчик его контроля, запасного нет, семьдесят два часа не наработаем.

– Сейчас посмотрим, – ответил я спросонья, – пошли в машинный зал.

Устройство датчика, принесённого в киповскую комнату, было понятно. По его электронной схеме с помощью хорошего тестера, выданного в управлении, я быстро определил вышедший из строя полевой транзистор. Вот где пригодились знания и опыт разработчика. Всё это время Толя сидел рядом и наблюдал за мной недоверчиво, но с интересом. Как мог, я объяснил ему принцип работы устройства и то, какой именно элемент вышел из строя, но он, похоже, так и не понял.

– Надо транзистор менять. Где взять-то можно?

– А вот здесь посмотри, может, найдёшь.

Он открыл здоровенный, до потолка шкаф, полки которого были завалены приборами, оставшимися от старой котельной. На одной я нашёл то, что искал, заменил сгоревший транзистор, собрал заново прибор, установил его на прежнее место и разжёг котел.

Пламя в топке загудело – датчик действовал.

– Здорово! – Толя крепко пожал мне руку. – Я даже не ожидал. На старой котельной, где раньше работал, если что из строя выходило, так приезжали наладчики и за деньги меняли весь прибор. А чтобы починить, такого не видел.

– Ты, Толик, не говори своему начальству, что мы на два часа котёл останавливали.

– Не волнуйся, не скажу, на фиг нужно.

– Лады.

На третий день приехал Гусев.

– Как дела? Котлы не останавливали?

– Нет.

– Отлично! Ну всё, Рафик, давай акт семидесятидвухчасового испытания подписывать!

– А ты не спешишь? Всё работает?

– А что у меня не работает?

– Толян, – позвал Рафик киповца, – какие у тебя претензии?

– Барахлит датчик наличия воды в накопительных баках, непонятно, есть она там или нет: загорается то зелёная, то красная лампочка. Зимой набегаешься проверять. И не работают два самописца, показывающие расход горячей воды: один общий по котельной, а другой – на втором котле.

– Ладно! – сказал Гусев. – Новый датчик я за стольник привезу, а самописцы тебе на хрен не нужны. Зачем тебе знать, сколько горячей воды каждый котёл вырабатывает? Директор или главный энергетик совхоза позвонят, что холодно, – прибавишь газу. Пойдём поговорим, нечего тут стоять.

– Поговорить? Это можно, – ответил Рафик, хитро усмехаясь и косясь на его пухлый портфель. Я понял, что так просто Гусеву не проскочить. Водку, скорее всего, Рафик выпьет, а вот акты вряд ли подпишет. Понять его нетрудно: если что-то ещё выйдет из строя, есть на кого повесить, пока мы здесь. А как уедем – тут уж сам крутись. Они пошли заседать в кабинет начальника.

Я решил, что кровь из носу, а надо сдать котельную без помощи Гусева с его водкой, и почувствовал прямо-таки спортивный азарт. Взял электронную схему датчика наличия воды, сделал несложный расчёт, определил причину неустойчивой работы, слегка изменил схему и проверил датчик на срабатывание.

– Вуаля! Прибор функционирует! – объявил я Толе, как фокусник после исполнения сложного номера.

Рядом, с интересом наблюдая за моими действиями, стоял Лёня Воронов, бригадир теплоналадчиков. Он приехал к Коле подписывать акты, как Гусев ко мне. Так как Рафик не утверждал теплоналадчикам пусковые акты без киповцев, Лёня заметно нервничал. Ездить вхолостую тоже было не с руки, и он ждал, чем закончатся переговоры с Гусевым.

В указателе расхода воды второго котла порвался направляющий тросик, передвигающий каретку со стрелкой. На глаза попался валявшийся в углу трос, оставленный монтажниками. Мне везёт! Выдернул из него одну стальную нить, заменил ею тросик и включил прибор; он заработал.

Стрелка второго самописца мёртво стояла в правом углу шкалы. Прибор находился довольно высоко. Встав на стул, я выдвинул по направляющим его начинку, быстро определил вышедший из строя транзистор, сбегал на второй этаж за исправным и заменил сгоревший. Когда мы вновь включили самописец, стрелка из правого крайнего положения медленно поехала влево и остановилась на отметке 18,5 кубометра в час, слегка подёргиваясь. Я быстро сложил показания расходомеров всех котлов, получилось чуть больше, но такая инструментальная погрешность вполне допускалась. Всё! Кажется, успел! Я вытер ладонью пот со лба. Не знаю, сколько времени прошло, на часы смотреть было некогда, отошёл к окну и стал наблюдать за гудящим в топке пламенем.

Толя принёс стул, оставленный у щита:

– Класс! Никогда такого не видел! Садись, наработался!

Со вчерашней ночи в его поведении появилась услужливость: чувствовалось, что он меня зауважал, а это за деньги не купишь.

В это время по лестнице, пошатываясь, спустились Рафик с Гусевым. По выражению лица последнего я понял, что выпили изрядно, но к консенсусу, как говорил наш первый и единственный президент СССР, договаривающимся сторонам прийти не удалось.

– Валера, всё работает, можно подписывать, – сказал я негромко.

Рафик посмотрел на Толю, тот кивнул в подтверждение моих слов. Они с Гусевым обошли все четыре котла, подошли к общему расходомеру. Валера, размахивая руками, что-то объяснял начальнику котельной, тот согласно кивал.

– А датчик уровня воды работает? – спросил он у Толи.

– Работает, он починил, – и кивнул в мою сторону.

– Что ж, ваша взяла! – сказал Рафик Гусеву, и они пошли обратно на второй этаж. – И вы давайте вместе с нами, – добавил Рафик, больше обращаясь ко мне.

Все, кто был в машинном зале, собрались в его кабинете. Начальник котельной налил мне последние полстакана водки (больше не осталось), отрезал большой кусок чёрного хлеба и «Краковской» колбасы. Действительно, надо было выпить после напряжённой работы. В теле появилось приятное расслабление.

В Москву возвращались в электричке вчетвером, заняв целое купе.

– Да, если бы не ты, – сказал бригадир теплоналадчи-ков Воронов, – ездили бы сюда ещё месяца два.

Гусев согласно кивнул.

Глава 4
Изобретение

В день получки ко мне подошёл Аршак. С невинным выражением лица (будто не он с издёвочкой не так давно предлагал мне поискать работу в Академии наук) протянул ценник, книжку для внутреннего пользования, по которой составлялись сметы и процентовки: «На следующий объект поедешь один. Гусев тебя расхвалил, хоть на доску почёта вешай». Так я стал старшим инженером-наладчиком.

К первой самостоятельной командировке готовился основательно. Вспомнил, как недавно чинил приборы (хорошо ещё, что нашлась замена вышедшим из строя транзисторам), и решил запастись в магазине на Шаболовке ходовыми радиодеталями. Там выяснилось, что у нас в дефиците не только колбаса, но и почти все транзисторы и диоды из составленного мной длинного списка. Огорчённый, я вышел на улицу, и тут меня заметил топтавшийся около входа мужичок с весьма помятой физиономией: «Чем интересуетесь?» Он быстро просмотрел протянутый мной список: «В два раза дороже, чем в магазине будет. Идёт?» Деваться некуда, я согласился. Договорились встретиться послезавтра тут же в 12.00. Купленных радио-деталей хватило надолго.

Я работал теперь самостоятельно. И всё было бы хорошо, возможно, стал бы со временем бригадиром или прорабом, а может, и начальником участка. Но после того как нам с Жадовым выплатили вознаграждение за рационализаторское предложение, я заказал у своего товарища Старшинова, с которым сдружился на Сахалине, действующий образец нашего устройства. Отличный механик и радиомонтажник, Леонид мог работать и токарем, и фрезеровщиком, и слесарем, имея по этим профессиям пятый или шестой разряды.

Сделанный образец понравился руководству, особенно Траупе. Два управления недавно объединили в трест, и Ян Львович занял пост главного инженера. Мы с Виктором решили оформить наше рационализаторское предложение как изобретение, получить авторские свидетельства и внедрить его. Я понимал: внедрить что-либо без поддержки вышестоящего руководства не удастся, и решил заинтересовать Траупе, человека, который фактически руководил всем трестом. Иметь авторское свидетельство на устройство в области строительно-монтажных работ престижно. Это в различных НИИ изобретателей много, а в нашем тресте не было ни одного. Однако Ян Львович отказался участвовать в заявке, сказал прямо: «Ты устраивался на работу через Ерохина, вот и давай!» Ерохин тоже отказался, добавив: «Ты что бегаешь от одного к другому?!» Тогда мы с Жадовым, который уже имел несколько авторских свидетельств, вдвоём решили подать заявку в институт патентной экспертизы от моего управления. Виктор объяснял, как составить заявку: давал указания, а я выполнял черновую работу. Каждый раз по возвращении в Москву после двухнедельной командировки я пропадал в институте патентной экспертизы: рылся в многочисленных пухлых папках в поисках ближайшего аналога нашего устройства, чтобы в сравнении доказать, что предложенное нами – лучше. Я проштудировал около тридцати советских авторских свидетельств и иностранных патентов. Наконец нашёл!

Нам оппонировал эксперт института, предлагавший каждый раз всё новые аналоги, в попытках доказать, что ничего нового не изобретено. Рассмотрение заявки затягивалось. А работа тем временем продолжалась. Летом 1983 года Аршак попросил взять в напарники Игоря Климова, видимо, готовил меня в бригадиры. Я согласился, хотя и не нуждался в помощниках. Климов, который когда-то работал теплоналадчиком, перешёл в киповцы, так как, по его словам, тяготел к электронике. Он оказался дружелюбным непьющим парнем моего возраста. В первый же день он спросил меня:

– Тебя как по отчеству зовут?

– Мордухович.

– Можно я тебя Мордухычем называть буду?

– Валяй! Я своего отца уважал.

Нам дали объект, удобно расположенный в одном из городов Брянской области. Добраться можно на двух электричках. Приехав на завод и тщательно осмотрев котельную, мы составили длинный перечень недоделок и пошли к главному энергетику. Он прочитал и говорит:

– Ребята! А вы бы не могли сами всё устранить – оформим вас заводскими электриками пятого разряда? Идёт?

Мы немного поломались для вида и согласились. Жили в комнате заводского общежития, куда селили не всякого, как потом с легкой завистью мне сообщил сосед, а только нужных людей, потому что у нас были телевизор и холодильник.

Начали с проверки работоспособности всех установленных электронных приборов. Это, по моему мнению, следовало сделать ещё на этапе монтажа и потребовать у заказчика в случае необходимости заменить неисправные. А сейчас – два нам пришлось чинить. Я подробно рассказывал Игорю, как они устроены, старался объяснить каждый шаг. Он внимательно слушал, задавал вопросы. Чувствовалось, что ему интересно.

– У нас систему автоматики безопасности может наладить каждый, а чтобы прибор отремонтировать – таких нет. Из-за этого при сдаче очень часто случаются задержки: все деньги по смете выберут, а акт семидесятидвухчасового испытания подписать не могут.

– А как же другие выходят из положения? – спросил я.

– Кто как. Если начальник котельной лопух, то вообще не заметит, что в щитах установлены не все приборы. Если пьёт – вопрос решается через гастроном. Некоторые покупают датчики у монтажников, другие воруют, что не используется. Почти у каждого дома по несколько разных приборов: у Гуська, например, целый склад. На участке знаешь какая торговля идёт? Это только новичку не видно.

– Понятно. Мы так работать не станем. Наладим то, что смонтировано. А на всякий случай запомним, на какой котельной какие приборы есть в запасе. Надо будет – подъедем и купим, потому что, скажу тебе сразу, починить я могу не всякий датчик, а только электронный.

Мы вкалывали по 10–12 часов, пока не выполняли намечен ного на день. Обедали тут же, в котельной. Стульями служили пустые ящики, а самый большой из них – столом. Грязь вокруг не замечали. Пробовали питаться в заводской столовой, но там готовили отвратительно: жидкое картофельное пюре и котлета, будто из комбикорма сляпанная. Однажды, уплетая из консервной банки за обе щеки кильку в томатном соусе, Игорь спросил:

– Как думаешь, к ноябрю сдадим?

– Если так планомерно будем работать, сдадим, ничто не мешает. Давай на будущее договоримся: увидим, что работа неподъёмная, – откажемся сразу, под любым соусом. Про нас никто не скажет: «Взялись за дело и завалили его».

– Согласен, – ответил Игорь, отхлёбывая из эмалированной кружки чай с ксилитом, потому что страдал диабетом.

По вечерам в общежитии от нечего делать смотрели телевизор. Однажды после нехитрого ужина, лежа на кровати лицом к потемневшему окну, Игорь, член КПСС, глубоко зевнул и произнёс:

– Спать охота. Интересно, Бог есть или нет, и что такое бессмертие души? Мордухыч, ты в Бога веришь?

– Верю.

– А в какого?

– В единого для всех племён и народов. Моя религия – мир, окружающий нас: зелёная трава, деревья, одетые в листву, луна и звёзды, освещающие дорогу одинокому путнику, солнце, дающее тепло и свет всему живому, любимая женщина. А Бог есть добро.

– А я читал, что Бог есть любовь, – возразил Климов.

– И любовь тоже, но добро-то пошире будет. Его творить – причин и поводов множество, так жизнь устроена. Врач лечит больного, облегчает ему страдания, а ведь не интересуется у него биографией. Так и мы с тобой: котельную к пуску готовим, чтобы в холода людей согреть, а мы их и не знаем вовсе, может, среди них такие, кто кроме отвращения ничего не вызывает. Какая уж там любовь. Просто добро творим, стало быть. Создателю служим, который один для всех. А про душу так скажу: кто доброе дело делает, в памяти людской с благодарностью надолго остаётся. И это для человека, живущего с Богом, единственный путь в бессмертие.

– Здорово! – сказал Климов после некоторой паузы. – Даже сон слетел. А вот мне интересно: как к смерти относишься?

– Обыкновенно, как большинство:

 
Я, наверное, скоро умру.
Мы когда-нибудь все умираем.
В нашей смерти одно хорошо:
её точную дату не знаем.
 

– Это уж точно, – ответил Игорь.

В другой раз, когда надоело смотреть телевизор, он спросил:

– Мордухыч, откуда ты так хорошо в приборах сечёшь?

– Приходилось конструировать устройства и посложнее. Я тебе отвечу, перефразируя Чехова: наладчик супротив разработчика всё равно что плотник супротив столяра.

Игорь засмеялся.

– А вот мне интересно: как ты считаешь, почему на производстве бардак такой?

– Причин много. Мой одноклассник, работник Госплана, рассказывал: два строительных предприятия (одно кирпич производит, другое – цемент) возводят жильё для своих работников. Они не могут напрямую договориться о поставках, потому что несамостоятельны, относятся к разным министерствам и вынуждены подчиняться планам, спускаемым сверху. Или вот ещё. Я живу рядом с железной дорогой; приходилось видеть, как с запада на восток идут платформы со щебнем и точно такие же ползут с востока на запад. Думаю, это из той же оперы. Теперь возьми наше СМНУ. Оно входит в министерство транспортного строительства, которое специально создано, чтобы обслуживать министерство путей сообщения. Стало быть, только мы монтируем и вводим в эксплуатацию все котельные, относящиеся к МПС, где бы они ни находились. Я недавно наладчиком аж в Новосибирск летал. Сколько стоит билет на самолёт, знаешь? Деньги-то народные. Ты думаешь, там, на месте, некому смонтировать и наладить котлы? Идиотизм! Бесхозяйственность! Я понятно объясняю? Получается, что наше министерство завладело правами на производство работ по всей стране. Централизация доведена до абсурда. Такое долго продолжаться не может: рано или поздно придёт рынок с его свободой передвижения товаров и услуг, как при капитализме.

– Да ладно, так мы далеко зайдём.

– И зайдём, помяни моё слово.

– Пожалуй, ты прав, – после некоторого раздумья продолжил Игорь. – А знаешь, мне нравится с тобой работать: деньги те же, но интересно.

– Это потому, что мне самому интересно. Ладно, Климов, давай спать, а то завтра рано вставать.

На этом объекте командировочные и проездные документы подделывать не пришлось. День прибытия и отбытия отмечали сами, а билеты на электричку всегда можно было найти на перроне или попросить у приехавших пассажиров.

Однажды после получки я медленно шёл пешком из управления на железнодорожную станцию. Меня догнал Рудик:

– Ты извини, что я тогда на собрании тебя подставил.

Я кивнул:

– Да ладно! Проехали!

Рядом, взвизгнув тормозами, остановились «Жигули» шестой модели цвета детской неожиданности. Борис Аронович Яновский, правая рука главного инженера треста 1’раупе, открыл заднюю дверцу, предлагая мне сесть. Я весело присвистнул:

– Рудик, начальство нас подвозит!

Яновский поморщился, но всё же мы сели вдвоём. Возле станции Рудик вышел.

– Подожди, – сказал мне Борис Аронович, – есть люди, интересующиеся твоей заявкой.

И многозначительно посмотрел. Я не ответил и вышел из машины. Непонятно, что за люди и что значит «интересующиеся»? Может, Яновский, о котором по управлению ходили слухи, что он интриган и вообще большая сволочь, набивается в соавторы? А может, Траупе передумал? Заявка уже подана. Но можно и отозвать, чтобы включить туда его. Тогда пускай сам вызовет меня для разговора, а не делает намёки через своих подручных. Я ему не мальчик какой-нибудь. Ладно, время покажет.

Я ещё раз побывал в командировке вместе с Игорем, а потом меня стали перебрасывать на другие объекты, где деньги по смете уже выбраны, нужны только пусковые акты, а недоделки ещё остались. Я спал урывками, так как приходилось дежурить при сдаче котлов в эксплуатацию, осунулся от бессонных ночей, понял, что это неспроста: так постоянно работать невозможно, на меня давят, показывают, кто в доме хозяин. Ерохину это не нужно, Яновскому не по силам, оставался Траупе. Значит, он хочет, чтобы я, как собачонка, приполз к нему на брюхе, держа в зубах отозванную заявку?! Ну уж нет! Так дела не делаются. Не дождётся!

Как-то на участке мы оказались одни с Хриповым. Он посмотрел на меня так, будто хотел что-то сказать, но не решился. Видимо, до него дошли слухи о моих трениях с его врагом – главным инженером треста. Слухи эти о заявке на изобретение распространялись по управлению, как по коммунальной квартире. Я понял без слов: жалеет, что приговорил меня к позорному увольнению.

Перед последней командировкой в Пермский край один из наладчиков, державшийся Ерохина, шепнул: «Ты смотри, поосторожней – туда зачем-то Аршак на два дня Шпуклера посылал». Но я не обратил внимания на это предупреждение. Боря Шпуклер, типичный мальчик из интеллигентной еврейской семьи, был навязан Аршаку Яном Львовичем. Так главный инженер рассчитался с Бориным отцом, доцентом вуза, где учился Траупе-младший, за помощь своему единственному сыну в сдаче экзаменов. «Ты – мне, я – тебе» – принцип, широко распространённый не только среди евреев. За три года пребывания в СМНУ в должности инженера-наладчика самостоятельно работать Боря так и не научился, но в командировки ездил, получая, как все, и командировочные, и квартирные.

Я быстро устранил неполадки, собрал схему автоматики безопасности, подготовил котёл к пуску, а блок управления реверсивного десятикиловаттного двигателя, поставляемый с завода в собранном виде, проверять не стал. Уверенный, что он в порядке, сразу нажал пусковую кнопку. Из коробки полыхнуло пламенем – короткое замыкание. Пришлось повозиться с ней. Конечно, я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что эту «диверсию» совершил Шпуклер по заданию Аршака (как говорится, не пойман – не вор), но заводской брак маловероятен. Совсем измотанный, в конце декабря я вернулся в Москву.

За месяц до этого наш эксперт сдался и сообщил, что даёт добро на прохождение заявки. Я два раза заходил в технический отдел узнать, нет ли ответа из института патентной экспертизы, но начальник отдела, глядя на меня преданными, как у собаки, глазами, сообщал: «Ничего нет». Я позвонил в институт, выяснил, что письмо с положительным решением и авторские свидетельства высланы примерно 20 дней тому назад. Ещё немного подождал и зашёл к Ерохину, который был в курсе моих разногласий с главным инженером треста, прояснить создавшуюся ситуацию: