Текст книги "6,5 (сборник пьес для двух актеров)"

Порогин тяжело встает, медленно подходит к чемодану, сгибается, отрывает его от пола, тут же хватается за поясницу. Не очень удачно, видно, нагнулся. Опускается на колени, переводит дух, после чего уже с ношей превращается в некое подобие вертикали; после чего, не глядя на жену и не говоря ей ни хорошего, ни плохого, уходит. Старуха открывает глаза, выплевывает лекарство, торопится следом. Из прихожей в открытую дверь несутся их голоса.

Порогин. Отпусти меня, нет, я уйду…

Вера. Митя, погоди, Митя…

Порогин. Я все равно уйду…

Вера. Митя, надо поговорить, надо… поговорим, Митя… (Затаскивает старика в комнату, отнимает чемодан.)

Порогин. Чего нужно ждать, чего?..

Вера. Объяснимся, торопиться… Поспешишь – людей, Митя…

Порогин. Ничего не надо, ничего… там все написано…

Вера. Дурачок ты мой, одно написано, другое было… Послушай, как было. Может, это вообще художественная литература, откуда ты знаешь?

Порогин. Люблю, люблю? Художественная? Пошлость!

Вера. Да ты сядь, Митя, присядь…

Порогин. Отпусти руку, не хочу!

Вера. Садись, и отпущу… Обещаю, Митя, сразу… Ну, Митя, ну… (Наконец удается.) Что за упрямый такой стал, честное слово! Прямо… ну прямо… Никогда таким не был.

Порогин. Вера, я оскорблен. Мне надо уйти. Отпусти меня.

Вера (не отпускает). Ну, Митя, ну… Не пущу я тебя никуда. В таком виде как можно? Знаю я тебя: уедешь, нафантазируешь себе, потом и поверишь, а потом еще и… вон у тебя воображение куда разбежалось. А я не виновата. Невинная я!

Порогин. Ложь, все ложь…

Вера. Что мне – божиться, Митя? Клясться?

Порогин. Довольно, нет, лжи не желаю… Не желаю, не желаю…

Вера. Невозможно же так разговаривать, Митя!

И Порогин с удивлением вдруг на нее смотрит.

Я у тебя, Митя, по-моему, не заслужила, чтобы ты так. За столько времени, по-моему, заслужила, чтобы уже и не так. Сам, Митя, все время жалуешься, что люди не слушают друг друга, а сам… Сказать-то мне дай?

Порогин. Пятьдесят два года…

Вера. Опять не слушает…

Порогин. Жизнь! Больше, чем жизнь! Теперь вдруг выясняется…

Вера. Митя…

Порогин. Ложь, фальшь, лицемерие, стыд…

Вера. Упрямец недобрый, да выслушай ты, наконец, меня, меня!..

И опять он с удивлением глядит на нее.

Видит Бог, Митя… Горло… ох, как сдавил кто… У тебя памяти, Митя, шесть граммов осталось. И куда все девается?.. Война же была, ты помнишь? Что медсестрой в госпитале работала – это хоть не забыл?

Он молчит.

Митя, ну, Митя… раньше не рассказывала… Ну, потому что, ну, глупость одна, чего гордиться было? Ты бы не понял, а я бы толком не объяснила… Сейчас вот понять не желаешь, а тогда… Да хочешь знать, еще таких писулек тогда я чуть не миллион получила. Да хотела бы я тогда… Митя, хоть красоту мою неземную помнишь? Не помнишь? Забыл? Все забыл… Ох, верь ты мне, не думала я тогда ни о чем таком, и ничего такого мне тогда… Только, Митя, мне-то не надо, а другим-то – им-то… И война, и блокада, и жуть, и стужа – а надо. И голодные, и пораненные, и жизни всей уж, кажется, конец, – а все надо. Вот верь не верь, Митя, а воины в меня через койку влюблялись. На губах, на записках – одно все и то же: люблю. Люблю, да люблю, да люблю. Вот ты мне сейчас, как нормальный человек, скажи: я что, запрещать им могла?

Он молчит.

Худущая была, Господи… Шейка тонюсенькая, лицо шелушится, волосы лезут… а все равно только и слышала: «Вера Максимовна, на вас без удовольствия глядеть невозможно».

Порогин (тихо). Пошлость.

Вера. А мне до сих пор восточные мужчины на рынке говорят: «Такой ужасно красивый бабулька, все забирай подешевле!» Знаешь, сколько я тебе экономлю?

Порогин. Зачем пошлость, Вера? Я не понимаю, для чего ты мне все это рассказываешь?

Вера. Рассказываю, чтобы… Митя, сам всегда говоришь: человеческая жизнь густо замешана на несправедливости. Да чтобы сам не был несправедливым. Чтобы знал.

Порогин. Я говорил о жизни и смерти. Я говорил о несправедливости жизни, ведущей к смерти. Ты же всегда, всегда… У тебя поразительная способность снизить, упростить, подменить. Откуда это в тебе? Почему?

Вера. После грыжи, Митя. После этой грыжи дурацкой ты сделался невыносимым. Раздражаешься по мелочам, куда-то все рвешься от меня… Уже даже я тебя не устраиваю.

Порогин. Низкая жизнь меня не устроит.

Вера. В последнее время, я на тебя гляжу, у тебя ни к какой жизни желания нету. Ни к какой, Митя! Кафедру забросил, ректора своего послал… Я его встречаю днями, он говорит, до сих пор дойти не может. А уж как он к тебе, уж как перед тобой… А учеников? Их-то за что поразгонял?

Порогин. Бездари.

Вера. Не надо, Митя, Федя не бездарь. Сам выбирал парня в аспирантуру и сам говорил, я хорошо помню, – талант. И сам же талант этот да своими же руками… А Лизаньку за что? Девонька старалась, так мне по хозяйству помогала, и уже на защиту почти, можно сказать… Митя, ты с людьми разучился, не только со мной. Я напрягаюсь, вспомнить хочу, с кем ты за последние три месяца хоть словом обмолвился, хоть полсловом… Кроме, конечно, своего Толстого.

Порогин. Не трогай Толстого!

Вера. Тебе все людское чуждо!

Порогин. Не касайся этого имени, прошу!

Вера. Он тебя заведет, я давно за вами наблюдаю!

Порогин. Невозможно, нет, я уйду… лучше уйду… уйду, Вера… (Пытается встать, но сил, видно, нет.) Уйду… надо уйти… (Сидит.)

Вера (с жалостью на него смотрит). Куда?

Порогин. Уйти надо… исправлять… все было неправильно.

Вера. Семьдесят восемь, Митя!

Порогин. Все равно… уйти… сколько бы ни было… не могу… (Вдруг странно и пристально на нее смотрит.) Ты думаешь, поздно?

Вера. Опомнился. Помереть сил бы хватило.

Порогин. Но я… Я не могу представить, что умру. Так вот умру… Так было в детстве, потом на войне… И сейчас так.

Вера. Митя, ну ладно, уж поверь мне: все там будем.

Порогин. Не могу я поверить. Мой мозг еще никогда не был так готов к жизни.

Вера. Мозг-то готов – а другое? Другое-то – готово?.. Ты бы хоть иногда на себя со стороны глядел… Уж молчу я про то, как ты ходишь. Живешь, Митя, как – одному Богу известно. Поджелудочная, позвоночник, правое легкое, два инфаркта…

Порогин. Мозгом, мозгом!.. Ты не понимаешь, о чем я говорю: умереть – надо согласиться. Без моего согласия этого не будет. Я знаю точно. Как на войне знал.

Вера (устало). Фантазер…

Порогин. Знал! Наверное! Как ни про что другое! И так было! И будет всегда!..

Вера. Ох, Митя, знал ты, не знал ты… Убило бы – так лежал бы в земле как миленький. Как все лежат.

Порогин. Это невозможно. Без моего согласия… Слишком много задумано. Я хочу жить, Вера. Я должен. Особенно сейчас. Это важно… Важно, понимаешь?

Она молчит.

Но я хочу высоко. Я должен высоко, иначе… ничего не получится. Невозможно жить, мыслить, писать… Невозможно в разладе!

Вера. Митя…

Порогин. Невозможно! Невозможно!

Вера. Да на здоровье. На здоровье. Разве я возражаю? Живи долго. Если очень захочется и сумеешь – вообще всегда живи. Уж так ты ко мне, Митя, честное слово, Митя, как будто я, не дай Бог, не хочу, против… Да живи, Митя, живи.

Порогин. Как жили – уже не смогу. Не хочу.

Вера. Плохо жили разве?

Порогин. Плохо. Во лжи погрязли.

Вера. Я лично не грязла.

Порогин. Скрыла тогда, и оттуда… все оттуда…

Вера. Митя, выяснили, кажется, ничего не было!

Порогин.…И через жизнь, отношения – ложь, комом…

Вера. Да что же ты за человек такой? Да забыла я тогда, забыла!.. Сперва не успела, забыла… а потом совсем забыла… Неужели не понятно?

Порогин. Не могла ты такое… Когда с человеком такое случается… Когда такое в такое время…

Вера. Какое такое, Митя? Один раз поцеловались, Господи!

Порогин вздрагивает – как от пощечины. Испуганно смотрит на жену. Впрочем, она замечает и свою нечаянную бестактность, и его взгляд.

Ну, знаешь… Митя, ты въедливый, как соляная кислота, честное слово… Ну, можно подумать… Только не фантазируй. Вот только… ты слышишь? По глазам вижу – фантазируешь. Не фантазируй. Не фантазируй, говорю. (Приближается, кладет руку на голову – он отшатывается; она как ни в чем ни бывало снова кладет – и то же шараханье; отходит, со вздохом опускается в кресло.) Глуповатенький ты мой… растревожился до чего… Событие, Господи: младший лейтенант заволок под лестницу… Сто лет назад… (С улыбкой и даже не без удовольствия припоминает.) Не сама же я, Митя… Это же он меня… Детина такущий – никаких сил бороться с ним не было… поверишь? Я ему, главное, говорю: товарищ младший лейтенант, не лапайте – а он прямо… ничего слушать не хотел. Дурень… Амбал…

Полными слез и тоски глазами муж пронзительно глядит на жену. Она же погрузилась, кажется, в воспоминания, не замечает его состояния.

Забыла, как звали… Как-то… Алексей, что ли?.. Нет, не Алексей – Арсений… Арсений, Арсений… Арсений, Митя… (Наконец замечает взгляд мужа.) Митя… Митя… из-за такой ерунды?.. Голубь мой милый, да что с тобой? Да как можно так, Митя? Ну, полно, ну, Митя?.. Митя, ревнивец, кто бы мог подумать…

Порогин. Вера… Вера…

Вера. Миленький, милый мой… (Встает и направляется было к нему.)

Порогин. Не надо!..

Вера (останавливается). Что, Митя?.. Господи, Митя, какой ты даже интересный человек, когда ревнуешь.

Порогин. Нет, не ревную, не то… не то…

Вера. Ну, слава Богу, а то уже совсем, думала, все прожил и в дерево превратился. В сутулое такое дерево, Митя, странное, с бровями, ноздрями, бородавками…

Порогин. Больно смотреть, Вера… видеть…

Вера (тревожно). Давление?

Порогин. Нет…

Вера. Оно, Митя, оно, я же вижу…

Порогин. Холод в душе, пустота… пустота, холод…

Вера. Может, плед электрический, сходить?..

Порогин. Я тебя не люблю.

Вера. А?..

Порогин. Я тебя не люблю!

Вера. А-а… (Смеется.) И хорошо… И на том спасибо, что не дерево… А то уже думала, дерево…

Порогин. Всю мою жизнь я любил другую женщину. Теперь я знаю – другую. Ты понимаешь: другую.

Она еще улыбается, но уже как-то растерянно, что ли.

Другую…

Вера (медленно оседает в кресло). Какую другую, Митя?..

Порогин. Зачем же ты скрыла? Почему не рассказала? Тогда? Я бы, может, решился. Ушел бы, не томился бы сам, тебя освободил…

Вера.…Эта женщина… ты говоришь… а кто она?.. А, Митя… я ее знаю?..

Порогин. Тогда бы, тогда… может, все бы сложилось иначе…

Вера. Грудь на куски рвешь, Митя, кто она?

Порогин. Ложь, ложь, все ложь… ложь…

Вера. Лариса Юсуповна? Правильно? Угадала? Нет?.. Которая с картофельным носом? Она? Да отвечай же, она? Чего уставился – отвечай…

Порогин. Как ты унижаешь меня…

Вера. Я унижаю? Ты унижаешься! Ты – сам, если хочешь знать!.. Господи, Господи… Всю жизнь глаза клал на уродок. Как мне доносят, на кафедру новенькую взял, прихожу – обязательно с дефектом! Поглядишь, Митя, на твой вкус невооруженным глазом, и ужас берет: у одной во все лицо рот, а во рту зубов сто штук – акула, не женщина! У другой рот как рот, но зато лицо прямо из попки растет и на попку похоже! У третьей…

Порогин. Вера!

Вера. Что Вера? Что Вера? Не до такой же степени неразборчивым, Митя?!

Порогин. Я не Митя! Прекрати идиотской кошачьей кличкой – я не Митя!

Вера. Ну, правда же, Елизар, ну, правда же!

Порогин. Не было никакой Ларисы Юсуповны! Того, что ты думаешь… Хочешь знать – все было раньше и не так, как способна вообразить!.. Да и не способна, и не вообразить, и ни к чему это, ни к чему!..

Вера. Погоди, Митя… Как ни к чему?.. Елизар…

Порогин. Вера, Вера, оставь… Вера, это было в другой жизни. Там, на войне, и не надо, прошу…

Вера. А?..

Порогин. Ты ведь ничего не понимаешь!.. Того, что ты думаешь… Ничего не было, Вера! Даже помыслом не оскверняй, прошу! Не было этого, не было!.. Могло быть, и не было. Потому что… любовь, Вера, обстоятельства… а главное – высота души такая…

Вера. Господи… Господи…

Порогин. Как объяснить?.. Не объяснить… Но, Вера… все там было другое: смерть, жизнь, надежда, смерть, жизнь… Как объяснить? Другая реальность… Слова имели точный смысл. Не было тела. Быта. Лжи. Фальши. По крайней мере – для меня. Нет, Вера, для многих, для многих!.. Всем хотелось жить, очень жить… Жить высоко. Да, знаю, надоел тебе этим словом, но высокое это… единственное то, ради чего стоит жить. Вера… Вера, единственной женщиной в моей жизни, в которой было… В ней это было – чистая, добрая, настоящая…

Вера. А потом?

Порогин. Что потом?..

Вера. После войны? С высокой? Изменял?

Порогин. Пошлость, Вера…

Вера. Ну, Митя, ты специалист… А я же, а я же… Господи, я же ничего не чувствовала… Жила и уверена была, что он святой, я святая – а он, оказывается, в это время…

Порогин. Погибла, Вера!.. Нет ее! Нет!..

Она с недоумением, даже с испугом смотрит на него.

Мы ничего не успели. Погибла. Понимаешь? Я ничего не успел. (Молчат.) Успел только понять: моя женщина. Мое призвание. Моя любовь.

Тишина.

Вера. Митя, судишь, а сам… Сам-то молчал столько лет.

Порогин. Не умел рассказать. Было только одно мгновение, которое… можно почувствовать… потом помнить… Я бы и слов не нашел. Вроде и не было ничего… а все было.

Молчат.

Вера. Что было?

Порогин. Ничего не было.

Вера. А помнишь чего? (Он молчит.) Что-то же помнишь?

Порогин. Помню. Прикосновение. (Молчит. Глаза закрыты. Далеко он сейчас…) Контузия… Госпиталь…Пробуждаюсь от прикосновения… Простого, понятного прикосновения руки… Как оживляет… Трудно открыть глаза… Но очень хочется их открыть… Наконец, сквозь туман – прекрасное лицо… До сих пор не могу его объяснить… О женщине с таким лицом я как будто читал где-то… Или мечтал… Оно могло сниться… Одухотворенное… Да, одухотворенное… (Открывает глаза.) Помню невероятное чувство… счастья…

Вера. Счастья, говоришь?

Порогин. Что?..

Вера. У тебя было счастье? Там? В то самое время, когда мы с Илюшечкой тут?..

Порогин. Вера, послушай…

Вера. Да Господи, да что же это такое? Мы тут, живые едва, бредили тобой, тосковали, а ты там был счастлив?.. В голоде, в холоде, один свет у нас был: папа вернется, папа спасет, а папа…

Порогин. Не надо бы Илюшечку сюда, Вера, не надо бы…

Вера.…А папа солдат? Маленький мой спрашивал, спрашивал: а папа сильный? А умный? А настоящий он, папа? А врагов он побьет? А скоро побьет?..

Порогин. Я тебя умоляю…

Вера.…Скоро, сыночек, скоро, я говорила, наш папочка, наш любимый, наш единственный, он спасет, он спасет…

Порогин (стиснув руками голову, восстает и кричит). Не уберегла сына! Не уберегла сына!

Вера. Митя!..

Порогин. Мальчика моего единственного, сына моего, жизнь мою…

Вера. Митя, опомнись, что говоришь?.. (Пытается встать – не получается.) Митя… Митя…

Порогин. Развратная мать – проклятье для близких!

Вера. Господи…

Порогин. Кто-то за всех отвечает – он ответил!.. Будь проклята – он ответил!..

Со стоном сползает она с кресла на колени, распластывается на полу, будто теряет сознание. Он над нею – растерянный, словно пытаясь сообразить, что же произошло… Сгибается, вглядывается; опускается на колени, склоняется, прислушивается к ее дыханию.

Вера… Вера…

Она не откликается. Он поднимается, уходит. Кажется, она приходит в себя. Жалобно стонет. Приподнимается. Руками держится за голову.

Вера. Господи… Господи… За что мне все это?.. В чем я виновата?.. Разве я виновата?.. Господи…

Появляется Порогин со стаканом в руке. Останавливается, внимательно смотрит на жену.

Как плохо мне, Господи… плохо…

Порогин. Врачей вызвать?

Вера. Ты говорил ужасное… ужасное, Митя…

Он молчит.

Что ты такое говорил?.. Неужели возможно, что говорил?.. Это же… страшно, Митя… грех…

Он выпивает всю воду, стакан ставит на стол. Тяжело опускается на стул. К ней спиной. Она пытается подняться – не получается. Жалобно на него глядит.

Правда, меня все эти годы не любил? (Он молчит.) А я думала, любил… (Молчит.) И думала, как хорошо, что именно за тебя замуж… И не хотела, и не решалась долго, но пошла… И хорошо, думала… Я ведь до сегодняшнего дня так и думала… (Тишина.) Все не так думала, дура… старая… Господи…

Наконец ей все же удается вскарабкаться на кресло. Тяжело дышит. Принимает валидол. Он как сидел – так сидит. И не дрогнул, чтобы ей помочь. Правда, развернулся, чтобы удобнее было за ней наблюдать.

Порогин. Постарела.

Вера. Да… И ты, Митя…

Порогин. Тебя совсем не узнать.

Вера. А… наверное… Да… И тебя, Митя… Ты тоже… тоже…

Порогин. Совсем не узнать…

Вера. Время такое для меня наступило… Время такое…

Порогин. Говорок, причитаешь, божишься… Откуда у тебя это? Как бабка…

Вера. А я бабка и есть. Куда же деваться?..

Порогин. Нет… если бы сто лет назад я мог представить, что с тобой станется…

Вера. Сто лет назад ты на меня глядел другими глазами. Добрыми, Митя.

Порогин. Не было лжи.

Вера. С восторгом, Митя. Я помню. Глядел так, будто от меня зависело, жить тебе или умереть. Без меня не хотел и дня… Любовь вечную обещал. Говорил, если чего сделаешь в жизни, – это будет для меня. Тебе Дон Кихот тогда нравился. Диплом по Сервантесу писал. А… вообще, Митя, до Толстого ты был…

Порогин. Не трогай Толстого.

Вера. Бросил бы ты его, пока не поздно.

Порогин. Поздно.

Вера. Всю радость он из тебя высосал. Думаешь, не вижу? Думаешь, не больно? И ведь не успокоится старый паук, пока до конца, вот увидишь…

Порогин. Целой жизни книга, как можешь?

Вера. Бог с ней, Митя, я могу, Бог!.. Ни тебе, ни людям она в пользу не будет. То, что я потихоньку от тебя читала, это… Это же… волосы дыбом, Митя!.. Честное слово. Пойди на улицу, если ты мне не веришь, поговори с живыми. Да кому же охота мучиться так? Люди жить хотят, детей растить сытыми, войны чтобы не было… Не нужна им твоя книга про это. Ты маешься, а ведь никому… Все покоя хотят и простоты.

Порогин. Не надо за всех…

Вера. Устали, Митя!.. Все устали. И я… Ты хочешь знать – и я… Когда читала у тебя… Как же там, Господи… Ага: «Муки совести и высота человеческих прозрений погнали Толстого прочь из дому» – я думала… Господи, думала, что же это за совесть такая?.. Жизнь с человеком прожить, а под конец в душу так наплевать?.. И что за прозрение такое, если близкому горе и позор?.. Да как же это такое все понять?.. А жить с этим – как???

Порогин. Я жалею, Вера… Жалею, жалею… Жалею… Все зря было. Все, что с тобой… Правда же, правда… Могло и не быть. Наверное, лучше бы, если бы не было. Слушал тебя сейчас и думал… Думал: столько лет… зачем были вместе? Если мы думаем, чувствуем… Что же это такое – близкие люди?.. Полстолетия я пытаюсь подняться с колен – все полстолетия ты меня на колени… По-твоему, жить можно и нужно только на четвереньках?

Вера. Как все люди, Митя. А лежа, стоймя – я не знаю. Знаю – как все.

Порогин. Но я не умею – как все. Я страдаю, когда надо – как все. Я страдаю, когда надо – как все. Я не понимаю этого, не ощущаю, не способен, нет у меня такого таланта!..

Вера. Это потому, что ты недоношенный, Митя. Не обижайся только. Не гляди на меня так пронзительно. Правда. Я вычитала в «Природе»: если нам чего-то в жизни или вообще не нравится – обязательно, значит, у нас в организме чего-то не так. Одного злого писателя вскрыли сразу после смерти: у него желчи в пузыре на пятнадцать килограммов больше нормы было. У другого, политика, читала, все внутренние органы были перепутаны: где для сердца место – там аппендикс у него, селезенкой дышал, седалищным нервом думал…

Порогин (поднимается). Невыносимо слушать, Вера.

Вера. Ненормальные люди, чего с них возьмешь?

Порогин. Уйти и покончить с этим… покончить…

Вера. А я выясняла с тобой, Митя, ты нормальный, успокойся. Ты просто недоношенный. Поэтому мечешься, мучаешься, кажется, тебе все время чего-то не хватает… А тебе двух месяцев не хватило, всего-то. Просто.

Порогин. Пошлость, Вера, тоска… Унизительная способность всегда все объяснить, ничего не поняв.

Вера (тоже встает). Не уходи, Митя…

Порогин. Либо уйти, либо повеситься, Вера. С тем, что в душе, быть дальше…

Вера. Не уходи, прошу… (Обнимает его.)

Порогин (снимает с себя ее руки). Да нельзя же, нельзя!..

Вера (опять обнимает). Да можно, Митя…

Порогин. Нет… мы уже ничего вместе не сможем… Только ненавидеть; пусти, прошу… (Выдирается.)

Вера. Тогда, ну тогда… (Снова обнимает.) Давай тогда вместе, что ли… Рядышком, Митя… Что же я одна?.. Мы же неверующие с тобой, чего нам? Бог простит…

Порогин. Смерть, может, простит. Дурацкую жизнь не простит.

Вера. Без тебя не буду, Митя. Не буду, не проси. Не буду. (Цепко за него держится двумя руками.)

Порогин. Будешь, отпусти… (Пытается вырваться – не удается.) Лучше отпусти…

Вера. Погибнешь… Оба погибнем, нельзя…

Порогин. Пускай, нет, пускай…

Вера. Лучше простим, Митя…

Порогин. Не хочу, не могу…

Вера. Простим, я прошу… (Силой усаживает старика.) Не вспомню, не попрекну, увидишь…

Порогин (сползает на колени). Отпусти меня, заклинаю… У меня нет другой жизни – эта книга… Наконец-то, мне кажется, я знаю, как ее сделать… Но путы пока… эта ложь, эта тоска, Вера!..

Тишина. Но вот зазвонил телефон. Он – словно не слышит. Телефон затихает. Она устало отворачивается, медленно бредет к креслу, садится.

Вера. Ну что же… Уходи.

Он сидит на коленях, низко опустив голову. Опять звонит телефон.

Порогин (неловко встает, направляется к аппарату, снимает трубку). Я слушаю… Я слушаю… (Кладет трубку.)

Тишина. Он поднимает чемодан. Мгновение стоит. Опускает чемодан, морщится, садится. Достает лекарство. Вера сидит с закрытыми глазами. Звонит телефон.

(Тянется, снимает трубку.) Я слушаю… Я Порогин… Да, вызывали… Спасибо… хорошо… Да, я иду… (Кладет трубку; сидит.)

Медленно меркнут бра. И только чудесный аквариум светится и живет…