Книга: Дальгрен - Сэмюэль Дилэни

Что-то у “Дальгрена” получилось хорошо (книгу не зря хвалил великий киберпанк-писатель Уильям Гибсон), а за что-то роман хочется бросить уже на первой главе и никогда не вспоминать (как другой именитый фантаст, Филипп Дик). Книг, более противоречивых чем эта -- я не встречал давно.

В “Читай-городе” роман продается в пленке, так что у читателя нет возможности его полистать перед покупкой -- и специально для этих случаев на обложке огромными буквами (ну точно не меньше чем название или имя автора) предупреждение о возрастном рейтинге. Честно: я бы эту надпись сделал еще больше, заметнее, да и планочку возрастную поднял бы лет эдак до 25, даже если ее нет. Потому что Дилэни выжал из рейтинга “18+” всё, что можно было.

Это не та книга, которую можно подарить дочурке на 18-летие. А ведь выглядит вполне как хороший подарок: роскошный арт, и вон, Умберто Эко хвалит. Конечно хвалит, в романе почти 900 страниц, но ощущаются они как все 9000.

Жизнь в городе идет по своим правилам. В диковинном и диковатом обществе свои нормы. Деньгами никто не пользуется, продукты до сих пор можно без труда найти в любом пустом магазине. Работают бары, газета, монастыри и даже ходит автобус. Всех новеньких в городе встречает радушный инженер, готовый приютить любого путника, но особенно -- мужчину.

Настала пора сказать о самой острой грани романа. Говоря, что “Дальгрен” выжимает из рейтинга 18+ максимум, я имел в виду как раз постельные сцены. Если вы когда-то интересовались мельчайшими подробностями этого дела, то Дилэни с радостью расскажет вам, кто, что и как именно, называя вещи своими именами, не щадя чувств читателей-нежных цветочков.

Приготовьтесь к тому, что таких сцен будет очень много. Иногда они будут долгими. Иногда в них будут только мужики. Иногда в них будет больше чем два человека. Подумайте дважды, прежде чем читать “Дальгрен”.

С точки зрения комбинаторики, Дилэни описал, конечно, не все возможные комбинации -- но достаточно много вариантов, кто и с кем.

Готовы ли вы к такому? Если нет -- то не читайте “Дальгрен”. Ну его к черту. Эта книга -- для тех, кто хочет, чтобы писатель вывернул его наизнанку. Получить удовольствие от книги можно только став таким же больным на всю голову, как главный герой.

При виде “Дальгрена” мои книжные весы немного сошли с ума. У книги нет слабых сторон. Лишь очевидная претензия “Слишком кирпич”.

Но это смешно. Все стороны “Дальгрена” -- сильные. Но не все могут понравиться. Перед вами безупречная статуя разлагающегося общества. И только от вас зависит, восхититесь вы ее красотой или ужаснетесь заложенным в ней смыслом.

Технически роман написан великолепно. Дилэни -- не молодой-талантливый-автор, делающий робкие шаги в литературе. Он написал книгу именно так, как и хотел. Если вам сложно -- он хотел, чтобы вам было сложно. Если вы с отвращением переворачиваете страницу -- он и этого хотел. Он провокатор, но и гений. Безумец, но у него есть план. Он отвратителен, но он умеет зачаровать.

Полная версия рецензии на Youtube

Под занавес странного апокалиптического года у нас появилась возможность прочесть странную апокалиптическую книгу. "Азбука" выпустила "Дальгрен" Самюэла Дилэни в блестящем переводе Анастасии Грызуновой. Роман о котором много говорят как об одной из вершин интеллектуальной литературы; отправной точке киберпанка как жанра; прозе дивной красоты и поэтики - все так.

И почти не говорят об удельном весе в нем секса, ограничиваясь эвфемизмом "эротично", меж тем, как местами это практически порно. Понятно, что не тем "Дальгрен" матери-истории ценен, но не стоит сбрасывать со счетов эту составляющую, собираясь свести знакомство с одной из лучших фантастических книг XX века. То есть, если вы, к примеру, исповедуете пуританские взгляды, чтение может доставить серьезный дискомфорт. Возможно причина, по которой роман шел к русскому читателю почти полвека, отчасти в этом

Беллона Молодой человек в одной сандалии (сквозная деталь Дилэни: Мыш из "Новы" в одном башмаке) приходит в город Беллона, о котором однажды в книге скажут, как об одном из шести крупнейших городов Америки, в остальное же время он производит впечатление совершенной деревни, где все всех знают и на круг не больше тысячи жителей. Мир недавно пережил некое потрясение, подробности которого не раскрываются, но теперь большая часть благополучно оправилась от последствий, зализала раны и вернулась к прежней жизни. Не Беллона, покинутая подавляющим большинством горожан. Те, кто остался и пришельцы обживают теперь странное пространство, сродни стругацкой Зоне.

Деньги хождения не имеют, но все, что тебе нужно, можешь взять в магазине или в одном из пустующих домов. Причем магазинная полка, которую опустошил неделю назад, сегодня вполне может оказаться заполненной теми же продуктами. Иногда дома горят. Целыми кварталами. В течение нескольких дней. Не факт, при этом, что спустя еще несколько дней ты не увидишь их на том же месте, целыми и невредимыми. На небе порой появляются две луны, а случается солнце встает над горизонтом такое громадное, что занимает собой большую часть неба. Время не повинуется физическим законам, за вторником 24 июля 1974 года вполне может наступить четверг 17 сентября 2001, а потом воскресенье 1 января 1969.

Криминогенная обстановка не внушает оптимизма. Банды "скорпионов", облаченные в черную кожу и увешанные цепями с оптическими линзами держат горожан в страхе. Эти цепи из того, что сближает "Дальгрен" с "Пикником на обочине". Не украшение на шею, но сложная, замкнутая во многих местах конструкция, обвивающая все тело, вступая с носителем в род техногенного симбиоза. Будучи активированной, цепь заключает человека в пульсирующую голопроекцию мифического чудовища. Среди тех, кто их носит, не принято говорить об обстоятельствах обретения, но мы получим возможность убедиться в нечеловеческом происхождении артефактов.

Шкет (Kid) Юноша, пришедший в город не помнит своего имени и большая часть его воспоминаний отрывочна. Ему двадцать семь и за плечами много чего, но лицом совершенный мальчишка, за что получает прозвище Kid (малыш) в русском переводе Шкет - шикарное попадание, кстати: созвучно оригиналу, намекает на отсутствие законопослушания и отдаленной цепью ассоциаций ведет к республике Шкид. В некотором смысле он плоть от плоти этого города, та же странная беспамятность и чуждость прежнему опыту. Может потому так скоро осваивается в нем. Тело Шкета уже увито цепью, у него она, правда, пока не включается. А на поясе медная орхидея - род местного холодного оружия того же нечеловеческого происхождения. То и другое получено им до прихода в город.

Стихи В Беллоне Шкет находит тетрадку, наполовину исписанную отрывочными дневниковыми записями и стихами прежнего владельца, и внезапно оказывается захвачен поэтической горячкой, которой не может сопротивляться. Отчасти радикально переделывает экзерсисы прежнего владельца тетради, большей частью пишет свое. И стихи превосходны (спасибо переводу), хотя не в русле русской поэтической традиции. Больше того, они произвели впечатление на бывшего в это время в городе поэта-лауреата Новика и при его содействии издается поэтический сборник "Медная орхидея", который тотчас становится мегахитом. Что не мешает городскому бомонду относиться к автору отчасти как к говорящей собаке.

Ланья Девушка, встреченная Шкетом в день прихода в Беллону. Не красавица, но чертовски мила и совершенно раскована. Да к тому же знает всех, кто есть кто-то в этом городе. Играет на губной гармошке, сочиняет и записывает музыку, работает в школе для цветных сирот (или не работает, впрочем неважно). Сначала живет в парке, после очередного выпадения Шкета из времени переезжает в дом подруги. Не прерывая отношений с героем, остается совершенно независимой.

Дэнни Вот тут все сложнее, потому ограничусь самой краткой характеристикой. Подросток, почти мальчишка из скорпионов который становится любовником Шкета, позже это перерастет в амур-де-труа с Ланьей. Как человек, не чуждый астрологии, я могла бы сказать, что здесь слышны отголоски нью-эйджизма, который ищет новые способы взаимодействия в преддверии наступающей эры Водолея (известного интересом к перверсиям), которые заменят традиционный парный союз. Такая любовь-дружба, чуждая ревности и открытая экспериментам с максимальной степенью свободы для партнеров. Однако Дилэни сын своего времени и влажных хлюпающих Рыб не понимает, что секс для холодного отстраненного Водолея не самоцель, скорее предмет научного интереса.

Ричардсы Самая драматичная, самая законченная часть этого романа, в остальном представляющего собой прозаическое воплощение эшеровых гравюр. Семья, куда Шкет нанимается помочь с переездом из одних апартаментов кондоминимума в другие. Квинтэссенция маяковского "О дряни". Просвещенные буржуа, отец каждое утро уходит на службу, хотя все учреждения в городе закрыты. Мать затеяла ненужный переезд с этажа на этаж с подручным, которого изначально планируют кинуть на деньги, не заплатив. Старший сын в скорпионах и отныне вычеркнут из семейных аналов. Ангелоподобная дочь была изнасилована негром, с которым ищет новой встречи, панически боясь, что родители узнают. Младший сын, самый приятный персонаж романа, симпатичный книгочей. Бобби, о, Бобби - у меня ком в горле и сухие злые слезы, когда вспоминаю лифтовую шахту, и что было потом.

Резюме: Роман сильно не для всех. Требует подготовленного читателя, да и тому легко не дастся. Ближе всего по ощущениям это к пинчоновой "Радуге тяготения". Зато и радости от встречи с умной, поэтичной, достаточно эпатажной прозой подарит много.

Имеет ли это смысл читать? Имеет, но сугубо не всем. Но кому именно?

Камрад А приходит к камраду Б, известному способностью читать книжки, и подает ему увесистый том под названием "Математические приближения в моделировании психологических механизмов поэтического".

- Слушай, — говорит камрад А камраду Б — тут вот книжка... Говорят, хорошая, мощная такая... Глянь, мне вообще стоит ее с собой в отпуск брать?

Камрад Б берет, листает. Долго листает. Хмурится.

- Не бери.

- Что, плохая?

- Хорошая, бро, отличная книга. Но, эээ, не бери.

- Ну почему тогда? Что там в ней?

Камрад Б пожимает плечами.

- Ну, аппроксимация там... ну блин, я не могу тебе в двух словах объяснить!

Камрад А хватает книгу, открывает в случайном месте:

- Ну смотри, картинки!

- Это график негауссова распределения с двумя пиками, а не лежащая женщина, — терпеливо объясняет камрад Б.

- А это? Это ж прям... порнуха!

- Это столбчатая диаграмма.

- Так куда ее деть?

- Отнеси сдай в библиотеку, — хмуро говорит камрад Б и вдруг озаряется: — а я ее вставлю в список обязательного чтения для студентов!

Кхм.

В так называемой "малой психиатрии", то есть в описаниях не психотических, а скорее неврологических состояний, есть один довольно примечательный синдром, входящий краешком в аутичный спектр. Я говорю о нарушении произвольности внимания. Иногда этот синдром связан с гиперактивностью, иногда нет.

Так вот, человек с этим синдромом не умеет отвлекаться. То есть помните, как главному герою "Заводного апельсина" вставляли специальные держалки в глаза, чтобы он не мог не смотреть? У человека с именно этим нарушением внимания такие держалки вставлены изнутри головы, и не только на зрение, но вообще на весь внешний поток. Он постоянно видит, слышит обоняет, осязает то, что вокруг него происходит, и ощущает (проприоцептирует) расположение себя в происходящем и частей тела относительно друг друга. Не просто видит — а смотрит. Не просто слышит — слушает. Присутствует в процессе полностью.

у людей с этим синдромом есть несколько типичных признаков:

они почти все амбидекстры;

они часто выглядят значительно младше своих лет;

у них выпадают из памяти какие-то промежутки времени от слова "совсем" — то есть не "не помню толком, чем я занимался седьмого числа", а "в смысле сегодня уже девятое???" просто потому, что для перегрузки кванта памяти из кратковременной в долговременную подгрузка восприятия должна прерваться, а этого-то и невозможно сделать;

они очень плохи — по тем же причинам — в тайм-менеджменте, в связи с чем редко или очень-очень поздно получают высшее образование;

и они очень слабо ассоциируют себя с именем, и могут совершенно всерьез свое забыть. Имя и вообще Я-концепция — это продукт абстрактного мышления, а с этим синдромом абстрактно мыслить очень трудно, некогда (попробуйте абстрактно мыслить на стадионе, забивая гол)

То есть да-да, Дилэни описывает в качестве главного героя не просто какого-то странного чувака, а чувака с совершенно определенной неврологической поломкой, не такой уж и редкой, кстати.

Первые двести страниц романа автор терпеливо _показывает_ читателю, как это работает. В, понимаешь, негауссовых распределениях и столбчатых диаграммах. Ну, да, он не врёт, все адекватно. У такого человека нет возможности сбежать в привычное нейротипичным людям умозрение, он присутствует в своем "сейчас" всегда, всем сознанием. Жесткий шорох трусов, сползающих по ляжкам и дергающим за мелкие волоски на них. Холодный пластик сидушки. Гулкое эхо из унитаза. Вот это все, понимаете? Постоянно. Всегда. (да, многие такие люди очень любят наркотики и суицид, и я их, пожалуй, понимаю). Это, кстати, не мешает образовываться нормальным автоматизмам, просто вы, когда чистите зубы, обычно или разглядываете себя в зеркале, или обдумываете, чего соорудить на завтрак, или вообще еще сон досматриваете, а он наблюдает как слегка дрожащие со сна руки выдавливают капельку пасты на размахрившуюся щетку, кончики щетинок заплавлены в прозрачный пластик, изнанка вывернутых букв лейбла на щетке видна насквозь, язык касается шершавой после сна внутренней вогнутой поверхности зубов, вот удар химического холода во рту и щетинки больно колют десну между зубами...

Еще раз повторю — я не виню тех из них, что начинают утро с водки.

Те же, кто как-то привыкает к происходящему, обретают довольно любопытные с социальной точки зрения черты. Во-первых, это страшно толерантные люди. Чем вы можете удивить человека, который осознает каждый раз, что происходит, когда сам у себя моет за ушами? У кого-то есть гениталии? Ха-ха. Секс? Насилие? Кстати, секс это не так плохо, так же противно, ярко и тесно, как и все остальное, но яркие телесные ощущения — нифига себе — иногда на некоторое время отвлекают. Реально, отвлекают! На очень недолгое. Но оно стоит того.

В общем, с кем, такому человеку, по большому счету, безразлично. Красота и уродство — это концепции, а он видит как есть, не фильтруя. Собственно, именно способность ФИЛЬТРОВАТЬ, то есть отбрасывать заранее выбранную часть информации, позволяет нам абстрактно, в том числе социально, мыслить: чтобы сказать "три яблока", надо заставить себя проигнорировать "правое и среднее желтые, а левое зеленое с красным боком, среднее погрызено червяком, у правого листик". Приемлемость, неприемлемость, красота, некрасота, хорошо, плохо — это концепции, возникающие еосле фильтра, а наш персонаж не фильтрует. Вот Х, Х предлагает секс, ну ладно, давай.

Но секс это не самое смешное. Забавнее то, что окружающие очень часто ведут себя с таким человеком не как друг с другом. Его внимание, его открытость к (беззащитность от) вашему присутствию — это то, чему долго и большими трудами учат психологов — так называемое "включенное внимание\\активное слушание", он слушает всем собой, а не пытается вставить свою реплику, и людей это опьяняет.

И вкупе с этим, наш персонаж смотрит и слушает людей не только тогда, когда те хотят, чтобы их слышали и видели. А всегда, когда он тут включенный есть (он бы рад вас, уродов, не видеть и не слышать, но ему нечем). И нет, не возмущается. Мы помним — он привык. Он к себе-то привык, чем вы можете его удивить? От вас хоть можно уйти.

В результате наш герой знает (не всегда сознательно) о людях очень многое, и может вести себя в отношениях с людьми очень точно. Просто по интуиции. Попадать в ожидания, в струю, в баланс просто потому, что ну вот же, все уже рассказано, все уже увидено. Постепенно среди знакомых расползается убеждение в том, что наш герой — убедителен, безошибочен и харизматичен.

(Он еще сильнее убеждается в том, что люди — абсолютно больные существа, но собственно, а что, были сомнения?)

Этот человек внушает к себе серьезное уважение тем, что в общем мало запаривается с вещами, которые принято воспринимать, как ужасные. Сползать на дно лифта за разбитым трупом подростка? Ну да, опыт как опыт, не страшнее, чем в ванне помыться. Отнять у осатаневшего психа доску? ну, тоже неприятно, но а вы пробовали просыпаться после группового секса или блевать в полном сознании? Вот-вот.

Но и это еще не все. Если этот человек находит себе нехимический способ соскочить из этой своей проклятой наблюдательной будки в голове — он подсядет на него точно так же, как на химию. Убежище. Убежище! Таким убежищем может стать — если есть хоть крошечная способность — говорение и фиксация слов (или любые визуализации). Слово НАПИСАННОЕ наблюдаемо так же, как вся остальная поступающая жуткая ботва, но в отличие от основного массива поступающих сенсорных сигналов, у слов есть смысл (Дилэни добрый автор, он проговаривает разницу между сенсорными данными и информацией прямым текстом в диалоге героя и космонавта). Зацепившись за _слова_, герой может хоть ненадолго выдохнуть, побыть в выбранном потоке, а не в происходящем извне — то есть конструирует через сознание и поведение умение произвольно концентрироваться на том, на чем мы сами выбрали — умение, которое есть у меня и у вас примерно с шести-семи лет.

И когда вот такой человек начинает что-то писать, рисовать, говорить, то его вся предыдущая чудовищная наблюдательность сказывается — он попадает. Он попадает метко, попадает больно, вас резонирует, он — оказывается — талант.

Ну да, оно так и работает, ребята.

А все остальное, в общем, финтифлюшки и эээ, столбчатые диаграммы, и невыносимая, невыносимая, бесконечная тяжесть присутствия, чертова невыключаемого телевизора с реалити-шоу "про меня".

Разумеется, _выраженность_ синдрома бывает разная, кого-то штаны надевать не обучишь, потому что штаны шкребут кожу (почитайте про чувствительность аутистов и СДВГшек к текстурам и прикосновениям, посочувствуйте их родителям и воспитателям), у кого-то легкий сдвиг к залипанию. Но вот среди тех, кто видит мир как под микроскопом и разбивает нам сердца вдребезги какими-то вроде бы простыми актами искусства — людей с этим синдромом каждый первый.

Как-то так. Ну и примерно с трехсотой страницы мы наблюдаем, как сам факт присутствия такого зеркала в небольшом социуме корежит социум, как расходятся по нему круги восхищение, преклонения, зависти, восторга причастности, ужас и отвращение смутного понимания. Как герой со все той же флегмой (всё это не хуже, чем случайно наступить в мочу босой ногой) наблюдает происходящее и только боится того, что возможность делать _это_, делать _это_ словами — у него будет отнята.

А имя, да блин, зовите меня Майкл. Или там, Билл. Или просто Пацан, я буду отзываться, мне пофигу.

Не берите эту книжку в отпуск, не надо.

Бывают такие Книги, Которые Обязательно Прочитать Каждому Мнящему Себя Образованным Человеку*: часто они похожи на резиновую стену, на которую наскакиваешь с разбега, а она точно с той же силой сопротивляется и отталкивает. Но Дальгрен не такой. На самом деле у меня есть сравнение для этой книги. Несколько лет назад мне довелось побывать в одном здании в минском Уручье, и здание это было изогнутое, и когда я шла по коридору внутри, испытывала своеобразный дискомфорт от того, что конца коридора не видно. Еще по пути туда через лесок моя спутница оступилась и села в муравейник, а чуть позже из-за дерева выпрыгнул мужчина и распахнул пуховик, под которым ничего не было надето; на обратном пути он выпрыгнул опять, узнал нас, извинился и убежал. Ощущения от этой поездки почти полностью повторяют ощущения от Дальгрена, но вот как это донести до человека, который просто хочет, чтобы в отзыве его убедили (или отговорили) читать книгу? (А у Гибсона тоже понятнее всего получилось описать роман ощущениями от одной ночи).

Приступая к чтению, я разминала пальцы, чтоб складывать из кусочков паззла картину того, что же все-таки произошло в Беллоне, городе нелинейного времени и текучей топографии. Готовилась разгадывать метафоры (человек с одной босой ногой! Три подарка на входе в город! цепи, одна за другой обвивающие главного героя!). Стоит приложить усилие, и ты поймешь! (думала я). Но меня быстро отпустило – все инструменты, с которыми мы привыкли подходить к «многослойным» и «сложным» романам, оказываются бесполезными, и никакого приза за разгадывание загадок не предусмотрено.

«Дальгрен» не похож на кольцо, он является кольцом, а может, даже бутылкой Клейна. Это в прямом смысле значит, что, перевернув последнюю страницу, вы попадаете в самое начало романа. Ну вот, со структурой разобрались. Что там еще обычно бывает в художественных книгах? Главный герой? Он есть, и он носит имя Шкет (Kid), но оно не настоящее – настоящего он не помнит. Прямо как в «Порождениях света и тьмы» Желязны, по удивительному совпадению посвященных Дилэни**, который в свое время тоже обзавелся односложным «Чип» вместо своего имени.

Вот Шкет прибывает в город, знакомится с людьми, занимается с ними сексом, выпивает, совсем немного употребляет наркотики, ест, ходит в туалет, спит, довольно редко моется, внезапно возглавляет банду, ходит по тусовкам, чуть-чуть работает, теряет дни и, внимание, пишет стихи. Если вам непременно нужен сюжет и без него никак – цепляйтесь сюда. Итак, на страницах найденной тетради (уже кем-то исписанной) появляются слова, вычеркиваются, меняются местами, процесс стихорождения довольно неприятный и настигает Шкета в самых неожиданных времяместах. У него появляются читатели (тут автор выдает прекрасное про зависимость восприятия творчества от личного знакомства с автором), сборник стихов издается и получает небывалую популярность, ну а потом наступает время встретиться с критикой, а еще «синдром второго альбома». И тогда Беллона становится всего лишь «декорациями, в которых стихи могут разворачиваться». Вот, казалось бы, и хорошо, и разобрались мы с этим «Дальгреном», но это как щупать слона за хвост и радоваться, что нашел полезную в хозяйстве веревочку.

Мы с Уильямом Гибсоном считаем, что необходимо учитывать исторический контекст Дальгрена, а это конец 60-х – начало 70-х (полвека назад!). В Беллоне появляются молодой человек, дезертировавший с войны, и астронавт, побывавший на Луне, а еще архетипичный здоровенный негр, изнасиловавший молоденькую белую девушку и через это ставший героем газетных передовиц. Зовут этого примечательного героя Джордж Харрисон, и его в городе любят и уважают все, включая и ту самую жертву изнасилования, и местных геев, которых Джордж неизменно радует серией плакатов со своими обнаженными фотографиями. Его именем даже назвали вторую Луну! А вот спасение Джорджем детей из горящего дома прошло незамеченным.

Кроме черных, которые еще не решили, то ли они наконец-то стали ровней белым, то ли они от природы лучше и совершеннее белых и должны им указать их место, есть тут и про роль женщины в мужском мире, про то, что пора бы женщинам не давать, а брать. Отдельная история – это геи, которые недовольны клишированностью своего образа в общественном сознании (снова хочу обратить ваше внимание на дату написания романа!). И тогда получается, что Беллона – это такая площадка для социальной дискуссии и осознания своего места в обществе. Но это, пользуясь аналогией со слоном, мы только немножко подергали его за хобот.

Полвека, за которые Дальгрен добрался к русскоязычному читателю, сослужили роману плохую службу в том смысле, что удивить нас стало гораздо труднее. Например, в смысле «странности» Джон свет Харрисон влегкую уделывает Дилэни; сексуальные сцены в «дамских» романах сейчас пишут такие, что Сэмюел покраснел бы от смущения; разрывание и расслаивание текста, имеющее место в конце романа, и в сравнение не идет с Домом Листьев. Так что вот главный недостаток Дальгрена – это то, что он не потрясает, не шокирует и тем разочаровывает. Беллона – непростой город, спору нет, но есть города и поинтереснее, и поэкстремальнее в плане морального облика жителей (Гоморра, например:)) Еды хватает, вход-выход из города свободный, уровень насилия средний и, честно говоря, здесь скучновато. Бывают иногда отличные вечеринки или интересные новенькие, или вот однажды солнце стало огромным и чуть не спалило весь город, но в целом помимо добычи пропитания и всяких ништяков заняться здесь нечем.

Зато написано все это замечательным, талантливым, тонким и свободным языком. Иногда текст просто берет и превращается в картинку или звук: «закатанные рукава перетягивали шеи вытатуированным леопардам», «лампочка отрастила вязальные спицы света», «оба плюхнулись в цистерну веселья». Иногда, правда, выходит перебор: «лукавство страха лепило архитектуру улыбки, с которой боролись губы», «в неровном пигменте губ прорезался крапчатый костяной полумесяц». Повествование ровное, даже успокаивающее, с редкими-редкими эмоциональными всплесками. А потока сознания, который так пугает многих, тут меньше процента. Покажу вам мой топ цитат, и выбрать их было нелегко:

— Ничего не думаю. <…> Я просто наблюдатель. — То есть вы много чего думаете, но формулировать полагаете затруднительным или необязательным.

— Видимо, беда в том, что у нас есть внутри и снаружи. Проблемы и там и там, но не поймешь, где кончается одно и начинается другое.

Вообще, Дилэни как-то говорил, что в романе хотел показать мир теряющего рассудок человека. Ну и какие тогда к нему претензии? К тому же всегда можно пристроиться к непонявшему роман Гибсону, и к не оставшимся в восторге Дику и Эллисону, неплохая ведь компания.

А сейчас будет самый бесполезный спойлер в истории: Дальгрен – это Уильям! __________________

*на самом деле никаких обязательных книг не существует, хотя многие считают иначе.

**это я узнала из сносок в книге. Сноски полезны, читайте их.