Текст книги "Десять железных стрел"

Вся злость, весь яд как будто схлынули, вытекли из нее долгим, усталым вздохом. Низко опустив голову, ссутулившись, Ирия понуро протопала обратно к своему месту.

– Сраный плакса со скорбными глазками, – буркнула она, – вечно, блядь, берет и льет слезки как сраный кусок г…

Голос Ирии стих до неразборчивого потока заковыристых ругательств, однако попыток уйти она больше не предпринимала. Довольно скоро голос померк окончательно – вместе с его обладательницей, которая вперила в вольнотворца пристальный взгляд.

– Если не будет иных возражений?..

Вопрос Двух-Одиноких-Стариков повис в неподвижном воздухе, без ответа. Неуютненько.

Не то чтобы меня привлекала идея вызывать новую волну ругани – какой бы изобретательной Ирия ни была, – но мне казалось, что замысел, включающий в себя кражу оружия неизвестной и вполне вероятно безмерной силы у одной из самых могущественных армий Шрама, стоило встретить с по крайней мере чуть большей долей скепсиса.

И все же, когда мой взгляд скользнул по столу, за ним последовало и любопытство. Я перевела его с Ирии и Урды – раздосадованной и отрешенного соответственно – на Агне, внимательную, увлеченную, а потом на Тутенга, который сидел так неподвижно и беззвучно, что я едва не забыла, что он вообще там. Перед лицом этого безумия каждый молчал. Я не могла не задаться вопросом, что же предложил им всем Два-Одиноких-Старика, что они захотели остаться.

Думаю, я могла бы спросить как обычный человек.

Разумеется, тогда был шанс, что они спросят уже меня, и мне придется раскрыть собственную причину и объяснить, почему я хотела прикончить кучку людей столь сильно, что предалась этому безумию, и тогда все это будет… ну…

Пока что я решила, что пусть лучше все оставят свои мотивы при себе. Правда, для стороннего наблюдателя такое может прозвучать малость неразумно – в конце концов, возможно, ты заметишь, честность – штука более психически здоровая и, с практической точки зрения, знание, какие у кого приоритеты, означает, что сюрпризов будет меньше. На что я отвечу, что замечание справедливое.

Но подумай вот о чем.

Завали рот.

Честность тебе понадобится только в армии или во время оргии, но даже тогда она будет невероятно неловкой. А в таких ситуациях, как наша, чем меньше знают друг о друге, тем меньше вероятность, что кто-нибудь ослабит бдительность. Не сомневаюсь, остальные думали то же самое. А если нет – не сомневаюсь, что они довольно скоро помрут.

В любом случае, не проблема.

– Отлично, значит. – Два-Одиноких-Старика вновь указал на стол. – Мастер Джеро. Карту, будьте добры.

Джеро с кряхтением поднялся и достал свернутый в трубочку пергамент.

– Оу, – вырвалась у меня разочарованная нотка.

– Что? – оглянулся он на меня.

– Ничего. Просто это… это обычная карта, – заметила я.

– А чем еще она должна быть?

– Не знаю. У вас тут все эти жуткие светящиеся штуки… – Я обвела рукой сигилы на столешнице. – Я как-то ожидала, что и карта в том же духе.

– А она права, – согласилась Агне. – Нельзя же ждать, что нас впечатлит карта, которая не светится.

– О, я могу сделать, чтобы светилась, – предложил Урда, завозившись с пером и чернильницей. – Дайте минутку.

– Он может, ага, – проворчала Ирия. – Дайте ему десять, и вся карта засияет, как жирдяй в…

– Мастер Джеро, – подчеркнуто перебил Два-Одиноких-Старика. – Будьте так любезны.

Джеро на мгновение замер, силясь решить, на кого из нас обратить хмурый взор, но затем бросил это дело и развернул карту на столе. На пергаменте раскинулась Долина.

Забавно, подумалось мне, я никогда не осознавала, сколько же в ней деревушек.

– Маршрут Флота на данный момент следующий, – Джеро прочертил пальцем от внушительного вида крепости на юге на север и запад к Уэйлессу. – Открытое пространство, хорошо для неожиданных маневров.

– И плохо для нас, – отметила я. – Предположу, во всяком случае.

– И ты не ошибешься. Чем больше у них пространства, тем больше возможностей удрать. Нам нужно, чтобы они выбрали маршрут… поклаустрофобней. – Джеро ткнул пальцем в цепочку гор, уходящих на восток. – А вот эти горы дают кораблям пройти по одному, но исключают возможность… осложнений.

– Таких как НЕ попадание в засаду из кучки злонамеренных оболтусов?

Джеро сверкнул усмешкой.

– Злонамеренных оболтусов и их крайне привлекательного друга.

– А это что тут? – указала Агне на скопление чернильных домиков у подножья гор. – Кажется, вы проложили путь прямо над ними.

– Деревни. Города. Фригольды попадаются. Горы усыпаны шахтами, и люди пасутся там ради работы и металла.

– У этого места есть имя.

Мое сердце пропустило удар. Голос – такой тихий, едва слышный – как будто исходил изнутри черепа.

«Только не тут, – подумала я. – Да чтоб меня еб, только не тут, из всех-то мест. Мне сейчас никак нельзя слышать то, чего нет».

Но мое дыхание замедлилось, когда я увидела, что у остальных точно такой же охреневший вид, как будто мы все услышали призрак. И через мгновение он заговорил вновь.

– Его называют Благодатью. Люди, по крайней мере. – Голос Тутенга доносился из-под капюшона, невозможно тихий. Глаза мягко блестели, словно драгоценные камни, отражающие угасающий свет. – Мы назвали его несколько иначе. Оно было прекрасно… когда-то.

Голос умолк так же незаметно, как и зазвучал. Блеск глаз снова скрылся в тенях капюшона, оставляя Тутенга безликим, пустым. Наверное, он все-таки не призрак.

Хотя стремный мелкий ублюдина вполне может им быть.

– В любом случае, – продолжил Джеро, отмахнувшись. – Если все пройдет хорошо, мы заполучим наш трофей и свалим задолго, подчеркиваю, до того, как пролетим над ними.

– А если не пройдет хорошо?

– Тогда мы будем так высоко в небесах, что они нас даже не заметят. – Джеро свернул карту. – Народ в тех местах едва может понять смысл слова «хищение», не говоря уже о том, чтобы в него вмешиваться. О них не стоит беспокоиться.

Ирия скрестила руки на груди, фыркнула.

– То есть вам нужно, чтобы это летающее фуфло…

– Флот, – поправил ее Урда.

– Этот летающий фуфловый флот, – проворчала она, – вам нужно, чтобы они пошли по этому маршруту. Как, на хер, вы это собираетесь провернуть?

Все глаза – предполагаю, что все, у Тутенга-то их не видно – устремились на Джеро. Он выдержал взгляды, потом с ожиданием уставился на Двух-Одиноких-Стариков. Вольнотворец издал долгий, усталый вздох и подался вперед.

Сияние сигил раскрасило его лицо изможденными, тоскливыми тенями. Огонь в глазах угас. И остался лишь ходячий труп, стоящий на ногах лишь благодаря столу, на который он опирался, лишенный всего, кроме едва заметной искорки в этих самых глазах.

– Поймите кое-что, – произнес Два-Одиноких-Старика. – Я понимаю, чего от вас прошу. Понимаю невозможность успеха. Я понимаю, какое великое множество факторов способно привести нас к провалу. И я… – Он закрыл глаза, втянул воздух. – Я понимаю, что если мы потерпим неудачу, Реликвия обратит эту войну из искры в разрушительное пламя. Если есть хоть малейший шанс ее остановить, улучшить жизни…

Он открыл глаза, медленно обвел собравшихся за столом.

– Вы стоите на пороге темной комнаты, дамы и господа. Вы вольны развернуться, и никто вас не упрекнет. Вознаграждения, которые я вам предложил за появление здесь, оставьте себе. Никаких затаенных обид, никакой мести, при условии, что вы не встанете на пути тех, кто не уйдет. Но если вы останетесь… если вы войдете в эту дверь… она закроется у вас за спиной. Мы останемся в темноте, пока не найдем свет, которого, возможно, не существует.

Мерцающая в его глазах искра затрепетала свечой на ветру – и остановилась на мне. Под его взглядом заныли шрамы. Кровь застыла в жилах. И Какофония вспыхнул.

– Если вы хотите удалиться, – произнес вольнотворец, – то сейчас самое время.

Он задержал дыхание на мгновение. На минуту. На две. Ирия глянула на брата, тот мягко улыбнулся в ответ. Джеро выискивал в лицах признаки отступничества. Тутенг сидел неподвижно – ничего не говорил, ничего не делал. А Два-Одиноких-Старика…

…он не сводил глаз с меня.

– Ну что ж!

Тишину расколол громогласный рев и определенно неприятный хлопающий звук. Агне, нависнув над столом, с улыбкой, столь же широкой, что ее плечи, ударила кулаком в ладонь и хрустнула костяшками.

– Раз уж мы порешали, – заявила она, – пора нам свергать империи, м-м, дорогие?

7. Малогорка

– ТВОЮ Ж МАТЬ!

Не стоило, подумал Мерет, выдавать такое вслух.

Правда, он не был уверен, какой тут вообще может быть подобающий ответ на… на то, что он только что услышал. Ну, не совсем правда. Он был определенно уверен, что правильный ответ – это бежать так далеко от этой женщины и того, во что она его втянула, как только возможно.

«Конечно, – думал Мерет, – она же, наверное, просто тебя пристрелит, не успеешь и три шага ступить. Или пырнет. Или удушит. В самом деле, у нее же куча способов тебя прикончить».

Вторым лучшим ответом, сообразил он, было осудить такой безумный план. Он как-то побывал в революционном городе, и там ему… довелось стать свидетелем свершения правосудия Великого Генерала над вором, обвиненным в краже оружия ради защиты. Город шесть дней собирал его по кусочкам. Попытаться обокрасть не что-то там, а пресловутый Железный Флот – это абсолютно…

«Безумно, – думал Мерет. – Хотя лучше не называть ее безумной. Она, кажется, из тех, кого такое злит. Но как еще? Дерзко? Нет, это как безумно, только оттенком получше. Она тебя сразу раскусит и пристрелит. Черт, она же смотрит на тебя? Смотрит! Бегом! Скажи что-нибудь!!!»

– ТВОЮ Ж МАТЬ!

Отлично.

Щеки залила краска. По крайней мере, подумал он, стоило выдать это с чуточку меньшим потрясением.

Сэл Какофония, кажется, согласилась. Она впервые за многие часы оторвала взгляд от стола. На лице, изукрашенном грязью, кровью, усталостью, она изобразила едва заметную усмешку.

– Впечатлен?

– Ну, то есть, немного, ага, – отозвался Мерет. – Или… или много. Звучит… невероятно. Вы собирались обокрасть Железный Флот? Тот самый Железный Флот?! Десять Стрел! Это поразительно! Невероятно! Это… это…

– Полегче, малец, – тихо хмыкнула Сэл. – Если взорвешься, я застряну тут с мертвой девушкой и заваренной кашей вдобавок.

– Простите, я всего лишь… – Голова опустилась под весом прилившей к щекам крови, взгляд устремился в пол. – До меня доходили слухи про Десять Стрел, знаете? Столько слухов, что я думал, они просто легенда. Как и вы. – Мерет мигнул, поднял широко распахнутые глаза. – Э-э, не в смысле, что вы вроде как выдуманные, ничего такого. Я просто…

– Ага. – Сэл откинулась на спинку стула, потянулась. Разбросанные по коже шрамы натянулись, подергиваясь, словно живые существа. – Легендами обрастают как всегда большие, шумные, кровавые штуки. – Она обхватила спинку рукой, смерила Мерета взглядом. – И какие ты слышал?

– Ой, э-э… – Мерет потер затылок. – Обычные, наверное? О военачальниках, которых вы убили, города, э-э, разрушили. – Он робко улыбнулся. – Хотя, если честно, моя любимая – про вас и женщину из Гнезда Алтуры, с…

– Не обо мне, тупень. – Сэл помедлила, прикинула. – Ну, то есть да, легенда великолепная, но я имела в виду Железный Флот.

Мерет открыл рот, но в горле вдруг плотно встал ком, не пропуская слова. Он сам это не осознал, но во рту пересохло, а глаза защипало. Его охватила боль, ноющее, холодное ощущение раны, которая так и не исцелилась.

Потому что когда Мерет думал о Железном Флоте, это были не легенды.

– Всего одна. – Он уставился на свои руки, заметил, что они подрагивают. – Не столько легенда, сколько… Когда война в Долине заканчивалась, я обходил города на границах, пытался помочь. Я помню, был один парень… Он был… торговцем, наверное? Или, может, фермер? Не могу… – Мерет облизнул губы, понял, что слюны не осталось. – Они у меня в голове немного смешиваются. Но он был на самом краю Долины, прямо у границы с Уэйлессом. Рядом с фригольдом, где он жил, разразились сражения. Потом стало хуже. Потом… пришел Железный Флот.

Мерет снова глянул на Сэл, вдруг понадеясь, что она сменит тему или, даже лучше, просто отвернется, даст ему возможность взять себя в руки.

Но Сэл все еще сидела на том же самом месте. И она все еще смотрела на Мерета. И все еще слушала.

– Всего один корабль, – произнес он. – Даже не такой большой, как я слышал. Всего… один. Тот парень сказал, что услышал звук, поднял голову и вдруг… – Мерет неопределенно помахал рукой над головой. – Небо вдруг вспыхнуло огнем. Падали бомбы, стреляли пушки, глухой ночью стало светло как днем. Он даже не был уверен, куда они палили. Не знал, куда бежать или… или…

Когда он начал так потеть? Когда стало так тяжело дышать? И когда, удивился Мерет, перед его глазами снова возникло лицо того человека?

– Что с ним стряслось? – спросила Сэл. В ее взгляде снова горела та нужда.

– А?

– С парнем.

Мерет снова уставился на свои руки.

– Он сказал это. И все. Я постоянно возвращался проверить его состояние, надеялся на какие-то перемены.

– Надеялся, что ему станет лучше, – пробормотала Сэл, кивая.

– Нет, не лучше! – рявкнул Мерет, сам того не понимая. – А на хоть какие-то перемены. Хотел увидеть, как он плачет, скорбит, напивается вусмерть, хоть что-нибудь. Но он только сидел на постели… смотрел в стену, с таким выражением глаз… таким… таким…

Мерет посмотрел на Сэл. Причмокнул губами.

– Будто до сих пор пытался понять, что он такого натворил, что заслужил это.

– Он умер?

– Да. То есть нет. Он не умер. Но он не смеялся, не плакал, не делал ничего. Больше никогда. – Мерет развел руками, пустыми и беспомощными. – Так что… наверное, умер.

Пальцы без его ведома сжались в дрожащие кулаки. Неровное дыхание вырывалось сквозь стиснутые зубы. И где-то внутри воспоминание о лице того человека превращалось в нечто иное.

– Одно и то же. Куда бы я ни пошел, там было одно и то же. Иногда – Железный Флот. Иногда – сработали не так чары. Иногда Революция, иногда Империум, иногда от места оставалось так мало, что не понять, кто начал. И все, что я мог делать, это штопать порезы и заваривать чай и… и…

Мерет глубоко вдохнул, закрыл глаза. Позволил воспоминаниям, злости, беспомощности вытечь наружу вместе с выдохом, как показывал старый учитель. Как прежде делал уже тысячу раз уже с тысячей пациентов.

И как все те разы, это не помогло.

– Но вы… – губ коснулась улыбка, непрошеная и горькая. – Вы сделали нечто большее. Вы приняли бой с этими ублюдками. Вы их убивали. Вы показали им, что такие, как мы, могут ранить таких, как они. Хотелось бы мне быть как вы и…

– Не надо.

Ее голос прозвучал внезапно, но не жестко. Это не был приказ. Он прозвучал слишком мягко для таких слов. Когда Мерет поднял взгляд, глаза Сэл смотрели не так уж сурово, как он помнил.

– Не говори так, – продолжила Сэл Какофония. – В Шраме достаточно убийц. Епт, да их слишком много. Слишком много убийц, и слишком много клинков, и слишком много оружия, и слишком много людей, которым на все это насрать. – Она мотнула подбородком. – Ты целитель. Это особый случай.

– Это бесполезно, – пробормотал Мерет. – Нельзя сражаться с болезнями, просто подчищая все за ними. Нужно добраться до их источника. Нужно отсечь конечность, если это спасет тело.

– Сколько?

– А?

– Сколько конечностей?

– Это просто…

– Сколько крови ты можешь потерять? Сколько шрамов заполучить? Сколько можно резать человека, пока он не перестает быть собой?

– Я… я не знаю.

– Я знаю. – Сэл выглянула в окно. – Или одно время думала, что знаю.

– Но если это поможет… если один человек может пойти на такую жертву… оно того стоит?

Сэл указала на окно. Столпы дыма от рухнувшего корабля все так же продолжали подниматься ввысь. Где-то вдалеке взорвалось хранилище севериума, окрашивая небо яркими вспышками алого и фиолетового пламени. И продолжал падать снег.

Черный как ночь.

– Я думала, что знаю и это, – произнесла Сэл.

Почему-то, подумал Мерет, было легче, когда она оставалась всего лишь легендой.

Сэл Какофония – убийца, разрушительница. Делай, что она говорит, гласила молва, и держись от нее подальше. Все просто. С этим он мог справиться. Мог поступить как со всем остальным – болезнью, которую нужно исцелить, или раной, которую нужно перевязать, и дело с концом. Но нечто в ее голосе, в ее глазах, в том, как она смотрела в окно… Мерет почему-то знал, что будет вспоминать это темными ночами, когда не сможет заснуть, ровно как вспоминал того человека. Все их лица.

О том, что Сэл Какофония способна выглядеть такой печальной, молва не ходила.

– Чтоб меня. – Стекло звякнуло, разлетевшись – она отрешенно швырнула опустошенную бутылку виски через плечо. – Есть еще что выпить?

А вот это, впрочем, уже было больше в духе того, что Мерет о ней слышал.

– А-а, конечно.

«Надеюсь», – добавил он про себя, поднимаясь с кресла, и направился к лестнице.

– Сейчас вернусь. Не… э-э… не ходите… искать что-либо не спросив меня.

– Почему? У тебя тут что-нить стремное валяется?

– Нет. Погодите, почему вы считаете это из-за чего-то стремного?

Сэл пожала плечами.

– Не знаю. Такой ты с виду. – Она указала на лестницу. – Предложу тебе сделку – ты находишь мне что там у тебя есть выпить, а я не стану искать запятнанную подушку, или что ты там сделал своей невестой.

– У меня не…

– Предложение ограничено по времени, Мерет.

Пусть он и не был самым шустрым умом в округе, Мерет довольно быстро сообразил, что все концовки у этого разговора плохие, кроме одной. И в этой одной он спешил вверх по ступенькам на второй этаж своего домика.

Мерет тихонько прокрался к спальне и заглянул за дверь. Девушка, отмытая, насколько им это удалось, лежала ровно там, где они ее оставили, крепко спящей на кровати.

Он окинул девушку взглядом. Дыхание было глубоким и ровным, никаких признаков кровотечения – что хорошо, насколько он вообще мог надеяться в ее-то состоянии.

Взгляд задержался, впрочем, изучая. Ни оружия, ни шрамов, подаренных великими тяготами, ни безделушек или ценностей, только одежда – да и та выглядела потрепанной и плохо заштопанной, даже без грязи и сажи. Совершенно обычная, по всей видимости, непримечательная девушка.

Так почему, задался Мерет вопросом, именно ее одну Сэл Какофония вытащила из рухнувшего корабля?

Что в одном человеке такого, что он стоил столько боли?

Ответ, подозревал Мерет, не снизойдет, если просто на нее глазеть. А вот смертоносный скиталец может снизойти до того, чтобы рыться в его вещах в поисках подушки-невесты, которая у него, может, есть, а может и нет. Сосредоточившись, он полез в комод и вытащил из-под одежды бутылку насыщенного красного цвета.

«Кармин Катамы». Одна из последних в мире – по словам учителя, по крайней мере. Мерет получил ее в подарок, когда закончил обучение, и с тех пор хранил для особого случая. Думал-то, что случай этот наступит, когда он наконец встретит хорошенькую юную даму и женится…

Но, видимо, встретить злую юную даму с магическим револьвером, упавшую с неба на пылающем корабле, тоже неплохо.

Прихватив бутылку, он развернулся, чтобы спуститься к Сэл.

И уставился в черные как смоль глаза.

У него перехватило дыхание. Тело оцепенело. Ужас свернулся внутри, как нечто холодное, темное, забытое. На тысяче ног оно выползло из мрака, где он хранил воспоминания о пациентах, которых не сумел спасти, и городах, что сгорали у него на глазах, и по всем венам, по каждой жиле прокралось в само его существо, пока перед глазами не остались лишь два этих черных провала. И пока не зазвучал холодный хрип.

– Я жива.

Мерет открыл было рот, чтобы закричать, или взмолиться, или всхлипнуть – сам не знал. На то, чтобы зажмуриться, спастись от этого взгляда, ушли все силы.

Когда он смог разлепить веки снова, тот черный взгляд пропал. На его месте оказались обыкновенные, разве что усталые, темно-карие глаза. И перед Меретом стояла совершенно обыкновенная, разве что окровавленная девушка.

Она проснулась? Она… ходит?

– Э-э… да. Вы живы. – Ужас отступил, оставив ощущение, что мышцы пробыли в напряжении добрую сотню лет. – Вы живы, но… вы в порядке?

Девушка не ответила. Не пошевелилась. Не моргнула. Она стояла в считаных дюймах, зажав Мерета между собой и комодом. Ее глаза смотрели как будто сквозь, словно она видела то темное существо, что ползло из Мерета наружу.

– Вы… – сбивчиво начал он. – Вы очень неудачно упали. С невероятными травмами. Вы не должны вставать.

Мерет напрягся – девушка потянулась ему за спину, ее пальцы что-то обхватили.

– Я серьезно, – он попытался прозвучать более властно. – Вы тяжело ранены. У вас нога перебита, масса кровоподтеков и…

– Три ушибленных ребра, перелом руки, а также отнюдь не немалая потеря крови. Так как, судя по всему, внутренних повреждений не имеется, подозреваю, я способна передвигаться в разумных пределах. – Девушка подхватила бифокалы – Меретовы бифокалы, – выдвинула стекла и, нацепив их на нос, каким-то образом, будучи на четыре дюйма ниже, уставилась на Мерета сверху вниз. – И незначительный перелом бедренной кости. А не «нога перебита», как вы изволили столь просторечно выразиться.

– Вы… вы…

– Двадцать-Две-Мертвые-Розы-в-Надтреснутой-Фарфоровой-Вазе. – Она помедлила, сощурилась, оценивая Мерета. – Раз уж вы, предположительно, причина, по которой я сейчас жива, впрочем, можете звать меня Лиетт. Наверное.

– Э-э… да, Лиетт. – Мерет прочистил горло, неловко протянул руку. – Очень приятно.

– Довольно смелое заявление, если учесть обстоятельства. – Она дохромала обратно к кровати и, морщась, села. – Где я?

– Э-э, в моем доме.

– Ох, прекрасно, а я-то беспокоилась, что оказалась в реке или парфюмерной лавке. – Лиетт воззрилась на него сквозь бифокалы, которые теперь были, судя по всему, ее. – Я вижу, что это дом. В каком городе он находится?

– А! Точно. Э-э, Малогорка. На краю Долины Бора.

Лиетт нахмурилась, сощурила глаза.

– Как?

– Как?

– Да, КАК, мудила! – рявкнула она. – Я не явилась сюда малость передохнуть и расслабиться и…

Она вдруг застыла. Тело начало содрогаться. Трясущиеся руки обхватили искаженное мучением лицо. С губ сорвался крик, короткий, полный боли, прежде чем она успела стиснуть зубы. Лиетт стискивала голову, яростно сотрясаясь.

Растеряв весь страх, Мерет бросился к двери, готовый хватать свои снадобья и лечить. Но к тому времени, как он добрался до порога, все прекратилось. Девушка, тяжело дыша, потерла виски.

– Я не могу вспомнить… ничего, – произнесла Лиетт. – Огонь. Металл. И… – Она открыла глаза, уставилась в пустоту и прошептала: – Звезды. Миллионы звезд.

– Вам не стоит двигаться, – Мерет осторожно приблизился. – Это может ухудшить ваше… – Он попытался подобрать слово. – Состояние? То есть, как только я пойму, какое у вас состояние, смогу сказать наверняка. Если б ваша подруга вас не принесла, я не знаю, что бы…

– Подруга?

– Э-э, да. Сэл? Какофония?

Лиетт уставилась на него с выражением, застывшим где-то между изумлением и ужасом, чем вызывала у Мерета что-то между уколом страха и глубокой неловкостью.

– Она, э-э, вытащила вас из рухнувшего корабля, – продолжил Мерет. – Она все еще внизу, если вы…

«Твою ж мать, – вдруг осенило его. – А они вообще друзья-то?! Что, если эта девушка всего лишь должна ей денег? Бля! Сэл пристрелит ее, потом меня, а потом…»

– Она все еще здесь, – прошептала Лиетт сама себе, уставившись на свои колени. Ужас на ее лице сошел на нет, и осталось нечто мягкое, полное боли и безумно, безумно грустное. – Она не ушла.

– Не ушла. – Мерет робко улыбнулся. – Я могу ее позвать. Если хотите.

Лиетт покачала головой.

– Нет. Не говори ей, что я пришла в себя. – Девушка взглянула на него через бифокалы, глаза за линзами блестели. – Прошу.

Тело без головы не исцелить.

Первое, что сказал ему учитель. Сперва Мерет решил, что это утверждение потрясающе очевидно – ну, или где-то есть куча людей, страшно заблуждающихся насчет последствий обезглавливания. Однако с годами он убедился в мудрости этих слов.

Исцеление – это куда больше, чем швы и перевязки. Приготовить чай для скорбящей вдовы. Помочь ребенку понять, что шрам не сделает его хуже. Посидеть тихонько рядом, выслушать все, что болит.

А в этом случае – сохранить тайну.

Чтобы помочь Сэл, нужно помочь Лиетт. Чтобы помочь Лиетт, нужно, чтобы она ему доверилась. Мерет не видел смысла в этой тайне. Но, с другой стороны, не он же тут с перебитой ногой.

«Незначительный перелом, – напомнил себе Мерет. – Ты же сам знаешь».

Он улыбнулся Лиетт, понимающе кивнул и развернулся на выход.

– Она от этого вина плеваться будет.

Мерет издал звук, похожий на фырканье.

– Это Кармин Катамы. Выдержанное.

– А неважно. Скажет, что на вкус как жопа скунса.

Мерет глянул на бутылку, нахмурился и продолжил шагать. Лиетт, может, действительно была достойна того, чтобы ее вытащили из пылающих обломков, но сие не обязательно делало ее знатоком вина.

«Кроме того, – подумал Мерет, спускаясь по ступенькам, – откуда ей вообще знать, какова на вкус жопа скунса?»

– УБИЙЦА!!!

Крик долетел до лестницы – такой силы, что сотряслись половые доски. Мерет достаточно хорошо знал голос Синдры, чтобы знать и ее гнев – тот был для нее как клинок, который она обнажала, лишь когда намеревалась кого-то им убить.

Именно поэтому Мерет знал и то, что нужно бежать.

– Синдра!

Он ворвался – и широко распахнул глаза, увидев бывшую революционерку, привалившуюся к стене. И прижатую мощным предплечьем Сэл.

С клинком Синдры, обнаженным, поблескивающим, у горла.

– Сраный скиталец, – прорычала Синдра. – Плевать, какую мерзкую историю вы плетете или какой кретин вам верит, вы, мать вашу, все одинаковые. Все до одного убийцы и мрази, которым насрать на все, кроме себя любимых.

– Синдра, перестань! – заорал Мерет и бросился ее оттаскивать. Но его крики, как и попытки сдвинуть ее руку оказались тщетны – у Синдры была фора в четыре дюйма, двадцать футов и тридцать с лишним лет подпитанной пропагандой твердолобости. – Отпусти ее!

– Когда ты их позвала? – прорычала Синдра, не отводя от Сэл ни клинка, ни взгляда. – Как они далеко? Сколько у нас времени?!

– Синдра! – завопил Мерет. – Синдра, послушай! О чем ты? О ком ты вообще?

– О солдатах!

Она развернулась, и он ее не узнал. Синдра всегда была кремнем – жесткие грани, отточенные жизнью пожестче, – но лицо, которое она ему показала, маску с дикими глазами, стиснутыми зубами и отчаянным ужасом, просочившимся в каждую морщинку, Мерет видел в жизни лишь несколько раз.

У Синдры – никогда.

– Я видела их, Мерет, – прорычала она. – Видела!

– Видела что?!

– Птиц. Здоровых имперских верховых, они неслись по небу в лиге отсюда, а то и меньше. Понимаешь, что это означает?

Мерет поколебался с ответом. Слишком долго.

– ПОНИМАЕШЬ?! – Синдра сделала выпад – Мерет отскочил на шаг – и снова повернулась к Сэл. – Она-то ясен хер понимает. Каждый зажратый скиталец когда-то был зажратым имперцем. Ты понимаешь, что значат эти птицы. – Синдра сощурилась. – Ты знаешь, что они – только начало. Потом придут солдаты. Потом придут маги. Грядет битва, так ведь?

Сэл промолчала. Сэл не дрогнула. Она как будто даже не замечала ни прижатый к ее горлу клинок, ни расцветающую под ним алую полосу. Сэл не сводила глаз с Синдры – холодных, голубых и пустых, как свежий снегопад.

Вызов это или смирение, решать оказалось некогда. Мерет был бы херовейшим целителем в окрестностях, если бы позволил обезглавить человека у себя на глазах.

– Синдра, – заговорил он спокойно, мягко. – Сколько было птиц?

– А?

– Сколько птиц? – переспросил Мерет, сглатывая дрожь в голосе.

– Думаю… шесть.

– Думаешь?

– Я… я думаю, да.

– Хорошо, шесть птиц. В какую сторону они летели? Помнишь?

Синдра сжала губы, заворчала.

– Север.

– Север, – повторил Мерет. – Прочь от Малогорки?

– Ты куда, мать твою, клонишь?

Он поднял руку, успокаивая.

– Я тебе верю. Шесть птиц, которые удалялись от поселения. Я тебе верю. – Он задержал дыхание, потом выдохнул. – Но если бы она была тут замешана, разве они за ней бы не вернулись?

– Они… не знаю, – проворчала Синдра, тряхнув головой. – Может.

– Может, – опять повторил Мерет. – Синдра… сколько людей осталось в поселении?

– Немного, – ответила она. – Большинство ушло после того, как эта невменяемая пальнула из револьвера и…

– Кто остался?

Синдра закрыла глаза, выдохнула.

– Старик Термик. И вдова Аттара. Отказываются уходить.

– Так вот, если сюда идут солдаты, – тихо проговорил Мерет, – разве убийство этой женщины поможет Термику и Аттаре перебраться в безопасное место?

Мгновение затянулось. На сотню ударов сердца. Клинок не сдвинулся. Мерет стиснул бутылку. А Сэл…

Сэл Какофония даже не моргнула.

– Слишком, твою мать, ты хороший, Мерет, – голос Синдры упал, как и ее клинок. Она толкнула Сэл на пол и убрала меч в ножны. – Слишком, твою мать, хороший…

Мерет выдохнул.

– Знаю, это тяжело, но…

– И слишком, твою мать, тупой.

Теперь Синдра черной тенью нависла уже над Меретом. Злость, страх, все ушло – остался лишь жесткий, как кремень, взгляд и низкий, скрипучий голос.

– Какую бы клятву ты ни принес, какие обещания ни дал, что бы там ни надумал, что должен делать, – прохрипела Синдра, – она того не стоит. Она не стоит того, что намеревается сделать, и не стоит этого города.

Синдра подняла руку. Мерет сцепил зубы.

– Я просто надеюсь… – Она сжала его плечо. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Она не сказала больше ни слова, не бросила ни взгляда. Резко развернулась на пятке протеза и протопала наружу.

И лишь когда захлопнулась дверь, Мерет осознал, насколько крепко он стискивал бутылку.

Он посмотрел на лежащую на полу Сэл. Та уселась на задницу, потерла синяк на ребрах и глянула в ответ.

– Из какой, говоришь, ты части Империума?

– Я не говорю.

– А в «Я-не-говорю» тебя не учили помогать дамам встать?

– Ты можешь встать сама, – заметил Мерет. – И ты могла ее остановить.

– Она держала у моего горла клинок.

– Да. И отвела от тебя взгляд. Ты видела ее колено. И могла…

– Выбить ей сустав, ага, – закончила Сэл. – Протезы такой удар не держат.

– Она бы упала, – Мерет сглотнул ком. – Ты могла ее убить.

Сэл удерживала его взгляд еще мгновение, а потом поднялась на ноги. Отряхнула одежду. Снова потерла синяк. И похромала обратно к столу.

– Могла, ага, – отозвалась она. – Предпочел бы?

– Нет! Но… почему ты не стала?

– Потому что у нее была хорошая причина убить меня.

– Значит… ты правда направила сюда солдат?

Миг холодной тишины.

– Нет.

И холодное слово.

– Но в том случае она была готова меня убить, – продолжила Сэл, усаживаясь в кресло. – Я не могла у нее такое отнять.

– Это… – Мерет покачал головой и, откупорив вино, наполнил стакан. – Это не имеет смысла.

– Когда ты приходишь в этот мир, у тебя есть имя – и больше ничего. Все остальное – деньги, кровь, любимых людей – ты зарабатываешь. – Сэл взяла стакан и уставилась в него. – И ты их теряешь. Но у всех есть только одна причина, то единственное, за что они сражаются, за что убивают. И когда ты уходишь к черному столу… у тебя остается лишь эта причина.