Текст книги "Десять железных стрел"

10. Терассус

Скрежет стали. Женский вскрик. Злое рычание. Все – краски, звуки, свет – сошли на нет, мгновение затянулось вечностью. И когда они вернулись до боли холодным воздухом в легких, я была готова увидеть кровь Агне, залившую всю мостовую.

А чего я совсем не ожидала, так это хладнокровного убийцу, который с удивлением и тревогой смотрел на нож в руке, согнутый идеальным полумесяцем.

«Невозможно, – подумала я, потому что иное в голову попросту не приходило. – Удар был прямым. Я же видела».

И все же нож сумел прочертить лишь ярко-красную полосу поперек горла Агне, а потом превратился в бесполезный кусок металла. И в поисках объяснения и Кропотливый, и я оторопело уставились друг на друга.

Никто не заметил ладонь Агне, пока та не обхватила здоровую руку революционера и не цыкнула языком.

– Как грубо.

А потом сдавила.

Раздался громкий хруст. Кропотливый рухнул на колени, крича и хватаясь одной бесполезной рукой за другую, согнутую, как тот валяющийся на земле нож.

– О, ну прелесть, – презрительно выдала Агне, коснувшись царапины – которая вообще-то должна была стать смертельной раной, – и отняла от нее окрашенную алым перчатку. – Теперь у меня кровь. Хоть представляешь, как трудно будет это замаскировать?

– Ты… ты… – Губы Кропотливого шевелились, пытаясь подобрать слова, равно как глаза силились разглядеть ее, нависшую над ним, одновременно грациозную и яростную. – Ты же… ты…

– Маг, – прошептала я. – Ты же сраный мастер осады, так ведь?

Улыбка вернулась, как будто никуда не девалась. И все шесть с половиной футов роста склонились в изящном реверансе.

– Агне Молот. Мастер осады, вольный скиталец и любитель поэзии, – она подмигнула мне. – К вашим услугам.

– Солгала… – всхлипнул Кропотливый, уставившись на свои переломанные конечности. – Ты мне солгала… ты…

– Ой, смотри на вещи трезво, дорогой. Ты-то шпион, – фыркнула Агне. – И давай не будем забывать, кто тут пострадавшая сторона. Ты мне горло вскрыть пытался.

– Ты мне руку сломала, сука!

– У-у, сладкий. – Она бережно обхватила его лицо руками. – Я что, еще и сердечко тебе разбила?

И крутанула.

Эрет Кропотливый – глава разведки, саботажник, герой Революции – безжизненно рухнул на снег, изломанный, как и его оружие, с застывшим удивлением на лице, которое оказалось развернуто в другую сторону.

– Фу. – Агне скривилась, глядя на тело. – Не стоило так делать, да? Джеро будет на меня весьма зол. Но он таки правда пытался меня убить. – Она глянула на меня. – Ты же поручишься за меня, правда, дорогая?

Мой мозг еще где-то с минуту догонял то, что увидели глаза.

– Ты скиталец?

– Да, дорогая, как только что и сказала. – Агне закатила глаза. – Смертельные раны вовсе не повод для невнимательности, м-м?

– Почему ты мне не сказала?

Она пожала плечами.

– А какое это имело значение?

Прежде чем я успела найти слова, выражающие нужный градус возмущения, чтобы передать, почему знание, что она способна переломить мужику руку надвое одними мизинцами, значение определенно имело, из переулка донесся еще голос, следом за которым явилась тощая фигурка.

– Агне? Это ты? – вытянул шею Урда, озираясь. – Прости за задержку. Пока мы подготовили все необходимое и… ой ни хера ж себе, это что, кровь?!

Худощавый мужчина мгновенно отвернулся, вскинув одну ладонь в предупреждающем жесте, и зажал рот второй, содрогнувшись всем телом.

– О-ох… ох, Отпрыски-покровители, не могла, что ли, предупредить, прежде чем я… я… – Он булькнул. – Меня сейчас вывернет. Вывернет!

– Ну так вперед! – Рука грубо выпихнула его из переулка, и позади показалась хмурая Ирия, волочащая онемевшую ногу. – Блевотина все равно лучше того, что обычно льется у тебя изо рта. – Злость на ее лице сменилась восхищением; окинув взглядом разрушения, Ирия одобрительно присвистнула. – Черт, сучка, что ты тут устроила?

– А на что похоже? – Я кивнула на труп Кропотливого. – Поймала того, кого мы ловили, и без вас.

– Ага, мы б заявились пораньше, – Ирия, умолкнув, презрительно ткнула в брата, страдающего в углу. – Но вот этому тонкогубому сопляку просто нужно было все инструменты разложить.

– Моя работа – это невероятно тонкое искусство, невежа, – возмутился Урда, – и я не жду, что ты поймешь м… о-о нет, кажется, я его чувствую. Я чувствую запах.

Я, не обращая внимания на упорхнувшего с новым приходом тошноты Урду, сердито уставилась на Ирию.

– И как, черт возьми, вы добрались сюда так быстро?

Она ответила тем же взглядом, хлопнув себя по хромой ноге.

– Не от Мены ли у меня нога онемела? Не появилась ли я из ниоткуда, как по волшебству? Ну чо, как думаешь, как я нас сюда доставила, тупица? Я, мать его, мастер дверей! Портал сделала!

– Поразительно, – фыркнула я. – И почему Джеро не взял тебя с собой? Портал бы пригодился, пока мы гонялись за этим жирным мудилой.

– Не думал, что понадобится.

Из переулка вынырнул Джеро, по пятам за ним следовал Тутенг. Оба окинули взглядом труп революционера, но поморщился лишь Джеро. Он раздраженно глянул на Агне, та промакивала свою крошечную ранку шелковым платком.

– Чисто любопытно, – проговорил Джеро, – при том, что этот человек знает все, что нам только может быть интересно по вопросу, вам, случаем, не приходила в голову мысль взять его живым? Или вы решили, что напасть на Железный Флот вслепую куда веселее?

– Он пытался меня убить, – прошипела в ответ Агне.

– И провалился, – парировал Джеро. – Ты осадник. У тебя кожа непробиваемая.

– Мать учила меня никогда не терпеть ненадежных женщин, ненадежных мужчин и покушения на убийство. – Агне щелчком раскрыла веер и принялась надменно обмахиваться. – Если так хотел его живьем, нашел бы первым.

– Может, обсудим все где-нибудь в месте чуть менее… кровавом? – предложил Урда.

– Он прав, – пробормотала Ирия. – Мы через весь город увидели вот это все пафосное магичное дерьмо с-под птицы, стражи тоже.

– Ладно. Секундочку… – Джеро опустился на колени рядом с Кропотливым и достал из-под его мундира связку бумаг, которую явно знал, где искать. Мельком просмотрел, кивнул. – Порядок. Нужно доставить вот это тело во-о-от в это место. – Он показал Ирии лист. – Сможешь нас туда переправить?

– Конечно, – проворчала та, возвращаясь в переулок и хватая брата за воротник. – Я ж не отдала Госпоже Негоциант ногу, чтобы добраться сюда. Две-то ноги мне на хер? – Она потянула Урду. – Пойдем, выпердыш.

– Агне, – начал Джеро, – мне очень неловко просить, но…

– Ох, ладно. – Она убрала веер и одной рукой закинула внушительное тело Кропотливого себе на плечо. – Но только потому, что ты был вежлив.

Агне отправилась за остальными в переулок, Тутенг посмотрел по сторонам и беззвучно скрылся следом. Джеро бросил еще один взгляд на разрушения вокруг, потом уставился на меня.

– Ты говорила, что контролируешь эту штуковину, – он указал на Какофонию.

– Я и контролирую, – отозвалась я.

– Здесь целый квартал разрушен.

– Именно. Один квартал. Если бы я его не контролировала, тут бы весь город пылал.

Джеро открыл было рот, будто хотел возразить, но уловил далекий звук. Лязг металла, взволнованные крики, клекот дозорных птиц – они в каждом городе были свои, но я всегда узнавала стражу на слух. И, судя по тревоге на лице, узнавал ее и Джеро.

– И хорошо, иначе они явились бы сюда раньше. – Джеро зашагал по переулку. – Поторопись.

– Иду-иду, – отозвалась я, шагая вперед и тут же начиная заваливаться.

Мне было холодно. Я вся онемела. Но, что самое важное, я была сбита с толку. Очень уж странно – из-под меня исчезли ноги, будто полностью. Я потянулась проверить, на месте ли они, и на пальцах остался липкий жизненный сок.

«А, точно, – подумала я, погружаясь в темноту. – Чуть не забыла, что умираю от потери крови».

11. Убежище кропотливого

Принимая во внимание огромное количество людей, которых я убила по множеству причин, я стараюсь не судить слишком строго.

Уж такое место Шрам, и я признаю, что у каждого есть свой способ справиться с рыскающими в поисках добычи тварями, жуткой погодой и почти постоянными боевыми действиями. Будь то религия, наркотики, военная дисциплина, секс – здесь все люди разные.

Правда, я убивала и одних, и других, и так далее.

Но, как уже сказала, стараюсь не судить слишком уж строго.

Однако…

– Это что, блядь, значит «в доме нет сраного виски»?!!

Мне это не всегда удавалось.

Джеро оторвался от дела как раз вовремя, чтобы не получить правый похоронный, которым я целилась ему в голову или около – сложно сказать, если учесть, насколько мне было больно. На мою неуклюжую попытку сломать ему челюсть Джеро лишь нахмурился и покачал головой.

– Стоит ли тебе напомнить, что в данный момент по городу рыщут целых несколько отрядов стражи в поисках того, кто поджег внушительный кусок посреди Терассуса? – с укором проговорил он. – Мне бы очень не хотелось убить одного или несколько из них или быть убитым, так что не могла бы ты сбавить обороты?

– Не знаю, мудила, – прорычала я сквозь зубы. – А ты вообще можешь еще больше быть таким отстойным в том, что ты там делаешь?

Полуслепая от боли, я следила, как его пальцы бережно наносили мне на бок вязкую, пузырящуюся жидкость. Не знаю, чего это он так осторожничал. Дрянь смердела тухлятиной и мертвечиной, бурлила на коже как жаркое, и с каждым моим вздохом впитывалась глубже в рану, вызывая новый виток судорожной агонии, от которой мышцы напрягались так, что я едва могла тот вздох сделать.

– Векаин – это действенная алхимия, – отозвался Джеро, не отвлекаясь от раны. – С болью ничем помочь не могу, но лучше так, чем истечь кровью.

Тут он меня подловил.

Революционеры, которые на каждом шагу сталкивались с врагами, которые способны их сжечь, заковать в лед или разорвать силой мысли, силились найти действенное и относительно безболезненное средство, что можно использовать в полевых условиях в ответ на бесчисленные способы Империума их прикончить.

И, отказавшись от пункта «безболезненное», они придумали векаин.

Эту алхимическую муть, полукислоту-полуперевязь, изготовил какой-то на всю голову двинутый вольнотворец и стал продавать армиям Великого Генерала в огромных количествах. Действовала она следующим образом: проникала в раны, вызывала спазмы, чтобы остановить кровотечение, и в итоге прижигала их, чтобы несчастный дотянул до лечения получше.

Если вкратце, то как жгучая дрянь проскальзывает в свежую рану, чтобы насильно ее закупорить, ощущается ровно так, как ты думаешь, если, конечно, подобающим образом налакаешься, чтобы вообще такое представить.

Я вот, к превеликому сожалению, не налакалась.

– Так, блядь, достань мне что-нибудь, – процедила я сквозь зубы, прикрывая рукой глаза и чувствуя, как муть продолжает всасываться. – Джин. Эль. Да чтоб меня, Джеро, я даже вина выпью, только притащи то, от чего мне перестанет казаться, что я сейчас кишки высру.

– Очаровательно, – хмыкнул Джеро в ответ. – Как бы я ни хотел помочь, Эрет Кропотливый был революционером. Согласно двадцать шестой из ста и одной Незыблемой Истины ему запрещалось вкушать спиртное или дурманящее, за исключением крайней необходимости сохранить маскировку.

– Чего?!

– Все вопросы к Великому Генералу. Он решил, что алкоголь – это инструмент, которым Империум усмиряет народ.

– Дерьмо птичье, – чуть не заорала я. – Кропотливый у меня на глазах заливался вином в таверне как подросток. Блядь, усмири меня, Джеро! Прям щас на хер усмири!

– Он был шпионом. Пил ровно столько, сколько нужно, чтобы себя не выдать. Тут он ничего не держал. Сухо как у целибатного скелета.

Глупость какая-то, но было у меня такое чувство, что открой я рот, оттуда польются отнюдь не доводы. И раз уж больше ничего не оставалось, я улеглась обратно и понадеялась на собственную силу воли.

Если б знала, до чего все дойдет, попросила бы Джеро, чтоб бросил меня истекать кровью на снегу.

Рухнув прямо на улице, я соскользнула куда-то в холодную темноту. Не знаю, сколько проболталась там, прежде чем меня выдернуло обратно в мир наяву, а из горла вырвался крик.

Я успела оглядеться – низкие потолки дома, умостившегося в глухой части Терассуса, алхимические шары, тихо горящие на книжных полках, заваленных записями, комната с до боли практичной мебелью, включая стол, на который меня уложил Джеро, и стул, на котором сидел он сам.

Уверена, в скромном двухэтажном жилище, где Эрет Кропотливый обустроил себе убежище, было больше интересного, однако в следующее мгновение задымился векаин, в нос ударил запах тухлых яиц, и обстановка стала заботить меня куда меньше, чем перспектива обделаться от боли.

Пожалуй, при всем этом, мне все равно повезло – у Кропотливого был запас этой штуки, и Джеро умел ей пользоваться. Только благодаря ему я была тут, а не валялась на дороге, бледная и обескровленная. Дыхание все-таки выровнялось, а боль начала из острой переходить в тупую.

– Кровотечение останавливается, – пробормотал Джеро. – Хорошо.

Я застонала.

– Когда там уже все?

– Сразу после худшей части программы.

Я даже малость выдохнула от облегчения.

– Отлично. Кажется, уже чутка полегчало.

– Ага, – отозвался Джеро, – так всегда бывает перед худшей частью.

– ЧЕГО?!

Я не ждала ответ, но если бы оный у Джеро и был, я бы его не услышала. Все органы чувств – осязание, зрение, обоняние, слух – вырубило болью. Агония пронеслась вспышкой по телу, заставляя мышцы сокращаться, а конечности беспорядочно молотить по воздуху. Тело как будто пылало изнутри, а потому всеми силами пыталось этот огонь погасить. Я едва понимала, что происходит.

Кроме того, что он был рядом.

Сквозь боль я различала его силуэт на фоне алхимического свечения. Глаза, что глядели в мои глаза. Руки, что удерживали меня за плечи. Голос, что говорил со мной сквозь эту боль. И пусть я улавливала лишь несколько слов, я слышала его, холодный и мягкий, словно падающий снаружи снег.

– Ты выдержишь, – шептал он. – Ты знаешь, что выдержишь.

Я не знала. Но знал он. А потом, еще через миг, один из нас оказался прав.

Молотьба замедлилась, потом прекратилась. Дыхание стало слабым, потом выровнялось. Агония ушла, оставив мне пленку пота на коже и старую добрую боль в шрамах.

Последним вернулось зрение, явив мне Джеро. Он стоял надо мной, со взмокшим лбом и широкой красной отметиной на лице, которое я случайно зацепила.

– Все? – спросил он.

– Все, – слабо кивнула я.

– Хорошо?

– Хорошо.

Джеро кивнул. Разжал хватку дрожащих пальцев. На плечах, которые он так долго удерживал, остались красные следы.

Он так и не отпускал.

– У Двух-Одиноких-Стариков там, в «Отбитой Жабе», есть доверенный целитель, – произнес Джеро. – Чем больше используешь, тем легче спазмы. Первый раз векаин всегда болит как тварь, но лучше так, чем помереть.

– Виски бы помог, – пробормотала я, усаживаясь на задницу.

– Если б он не дал тебе меня двинуть, я б хоть из своей крови его сбродил, – отозвался Джеро, потирая щеку.

Я усмехнулась. Извинилась бы, но, сдается мне, это он еще легко отделался.

Теперь, когда меня не поглощало все это дело с «неминуемой смертью», я увидела, что Кропотливый жил просто и скудно. Кровать в углу, рядом с лестницей, все ступеньки усыпаны книжками, картами, письмами, которые он изучал. Брошенная еда, грязные тарелки. Записи и отчеты, разбросанные повсюду в особом порядке, какой попытаешься понять, так умом тронешься.

– А наш парниша без дела не сидел, – заметила я.

– Записывал все ходы каждого дня, – отозвался Джеро. – Здесь должно быть много ценного.

– Еще не проверял?

– Намеревался. – Он бросил на меня взгляд. – Но потом тебе вот понадобилось взять и чуть не помереть.

Я пожала плечами.

– Ну, в следующий раз постарайся так говняцки не палиться.

Джеро сверкнул через плечо усмешкой.

– Всегда пожалуйста. – Он махнул рукой. – В любом случае, я снарядил близнецов. Это всяко по их части. Ну, по крайней мере, одного из.

Я сощурилась.

– Которого?

– Да чтоб меня вместо ужина шестеро вилкой трахало.

Ответ протопал по лестнице, почесывая задницу и сплевывая на пол.

– Чо тут вообще творилось-то? – поинтересовалась Ирия, вперив в меня хмурый взгляд. – По звукам будто одна тут ротака рожала. Или один другого высирал.

– Об этом я позаботился, – мотнул Джеро подбородком. – Что нашли?

– Уверен? – сощурилась Ирия. – Я таких звуков за бесплатно и не слыхала. Было что веселое?

– Медицинская процедура, – Джеро вздохнул. – Что нашли?

– Потому что если вы во время работы шпехаетесь, придется мне просить больше…

– Еб твою, женщина, вы нашли то, что нам нужно или как?!

– О, нашли, определенно, – возвестили о явлении Урды голос и походка безгранично живее, чем у сестры. Близнец слетел по ступенькам с пачкой бумаг под мышкой. – И даже больше.

– Письма? – спросил Джеро. – Обнаружили?

– Он спрятал их под третьей ступенькой сверху, – разъяснил Урда, постукивая по виску. – Умник, а? Под первой – очевидно, под второй – безрассудно, но кто вообще додумается проверить третью? Никто. – Он расплылся в ухмылке. – Никто, кроме гения.

Я, конечно, знала их всего ничего, но быстро начинала сомневаться, кто из близнецов сильнее просит зуботычины.

Ирия пока опережала, но ненамного.

– А чертежи? – спросил Джеро.

– Да, да, есть, – замахала листами Ирия. – Я-то не впадаю в маразм при виде кучки мудреных буковок, правда?

– Это куда больше, чем просто мудреные буковки, – возмутился ее брат. – Шифры Революции – наиболее сложные во всех сферах.

– Но вы нашли то, что нам нужно? – повторил Джеро. – Маршрут Железного Флота?

– О, несомненно, – сияя, отозвался Урда. – Я дольше разбирал птичьи каракули, которые у революционеров считаются чистописанием, чем разгадывал шифр, – хмыкнул он и бросил на меня лукавый взгляд. – Честное слово, ну что за плебей использует и глифы, и цифры, я прав?

Он так и пялился на меня, пока я не моргнула и не ответила:

– Э-э… да?

– Мы все весьма впечатлены, – вмешался Джеро, прислоняясь к стене. – Или будем, если ты сможешь воссоздать письмо.

– Смогу ли я? – Урда изумленно хохотнул, потом посмотрел на Ирию в поисках поддержки, получил только пустой взгляд и снова уставился на нас с Джеро. – Вы говорите с Урдой! С Урдой Дикое Перо! С Урдой Безупречный Стержень! С Урдой Тайный Пергамент!

Я уставилась на него в ответ, потом тоже глянула на Ирию. Та пожала плечами.

– Нихера не знаю, – проворчала она. – Вечно эти штуки выдумывает.

Урда метнулся к столу, на котором я сидела, подтащил стул.

– Все, что мне нужно, это место для работы и минут десять… – Он умолк, уставился на мою рану, потом на стол. – Ты что… – Содрогнулся, сглотнул. – Ты что… прямо здесь?!

Мой свирепый взгляд, должно быть, оказался достаточно красноречив, потому как Урда подчеркнуто отвернулся, извлек носовой платок и тщательно протер как столешницу, так и стул.

– Тебе б, наверное, подвинуться, подруга, – обратилась ко мне Ирия. – Когда на него находит, ему нужно пространство.

Я подчинилась – хотя б для того, чтобы избавить себя от новых разговоров с ее братом – и стянула ноющее тело со стола. Урда даже не глянул, раскладывая бумаги Кропотливого, а потом открыл свою тетрадь на страницах с вереницами символов и чисел, от которых у меня аж глаза заболели. Заметавшись невозможно быстро между ними взглядом, заработав пером с механической точностью, Урда принялся за дело – выписывать на крошечном листе сигилы.

– Любопытно, – пробормотал он себе под нос, пробегая пальцем по строке у Кропотливого. – Он нигде не упоминает перемещения имперцев.

– И это любопытно? – спросила я.

– Записи для Революции, – заглянул в них Джеро. – Его в Терассус не на каникулы отправили. За чем тогда следил, если не за имперцами?

– За скитальцами, – удивленно изогнул брови Урда. – Не за имперскими магами, а просто… за скитальцами. И не только в Терассусе, но по всей Долине. Смотрите, наблюдал за их перемещениями – Касса Печаль, Югол Предвестник, Руду Батог…

Я, к слову, знала Руду. Славный малый, даром что убийца. Но меня интересовал не он.

– Дарриш Кремень? – спросила я, и голос дрогнул.

Урда зашуршал бумагами.

– Я не… вижу этого имени. Но, может, где-то в недрах шифра? Дай минутку, и я…

– Урда, – с нажимом произнес Джеро.

– Хорошо, хорошо.

Урда отложил записи – и тот лист с именами – и принялся дальше строчить.

Я, конечно, хотела возмутиться. Единственная причина, в конце концов, по которой я вообще явилась в Долину – это имя Дарриш в моем списке. Однако Джеро был прав – здесь мы по причине другой. И если все пойдет по плану, я все равно узнаю, где она. И не только.

Урда все продолжал, его перо двигалось короткими, яростными всплесками. Увлекательно, вроде того, как смотреть на птиц, пока те трахаются – если больше нечего делать, то можно и глянуть, но все равно как-то странно.

И только когда Урда извлек из бумаг Кропотливого очередной лист, я заинтересовалась. Как и сам Урда.

Перо замерло. Рука задрожала. Лицо скривилось так сильно, что мне показалось, будто сейчас оно внутрь завернется, а сам Урда уставился на сигилы, стиснув зубы.

– Что не так? – нависла над ним Ирия. – Кто-то написал незнакомое тебе слово?

– Нет, просто… – Он сощурился, покачал головой. – Я не… не узнаю их.

– Чего? Почему?

Урда зашевелил губами, силясь выговорить ответ, которого у него не было. Зато был у меня.

Я знала, чьи это сигилы. Знала касание руки, что их вывела. Знала последние слова, которые она мне произнесла, потому что она до сих пор их повторяла всякий раз, как я просыпалась и мне в лицо смотрел ее призрак.

«Нет, – сказала я себе, качая головой. – Тебе снова мерещится. Это не ее работа. Не она».

Так я подумала. Но когда губы дернулись произнести, с них сорвалось кое-что другое.

Ее имя.

– Что? – спросил Джеро, вдруг бросив на меня взгляд.

– А? – Я моргнула.

– Я сказал, оно зашифровано магией. – Урда вертел пергамент, пытаясь разобраться. – Тут поработали не революционеры. А чарограф. – Он с тревогой посмотрел на Джеро. – Вольнотворец.

Сердце подскочило, застряло где-то в горле. Я сдержала его там, сгоняя с лица страх, слишком отчетливо ощущая на себе взгляд Джеро. Словно он видел меня насквозь.

Словно он знал.

– Дерьмо с-под птицы, – буркнула Ирия. – Эти шестеренчатые мудилы не работают с магией, хоть с вольнотворцами, хоть еще с кем.

– Ой ли, умник?

Урда сунул руку в сумку и достал небольшой мешочек. Высыпал на пергамент светлый порошок, и в ответ сигилы слабо засветились фиолетовым.

– Да захлопнись, – уронила челюсть Ирия, выпучив глаза. – Это что за революционер такой, что с магией якшается? Украл, что ли?

– Нет. Или… да? Не знаю, – Урда покачал головой. – Может, послание отправили знати, а он перехватил. Работа хорошая. Никогда такой не встречал. С достаточным запасом времени я мог бы…

– Оно связано с передвижением Флота? – перебил Джеро.

– А? – поднял глаза Урда. – Ох. Нет. Тут я уверен. Все, что мне действительно необходимо, находится в записях Кропотливого. А это лишь любопытная крупица знаний в целях…

– Тогда занимайся ей в личное время, – снова перебил Джеро. – Потому что у нас оно заканчивается.

– Конечно, конечно, – Урда взялся за перо и черкнул несколько штрихов. – И-и-и… готово.

Он откинулся на спинку и обвел свои труды ладонью. Я перевела взгляд с записей Кропотливого на послание, которое нацарапал Урда, и, чтоб меня, не удержалась, присвистнула. Если б своими глазами не следила, поклялась бы, что и то, и другое написано одной рукой – подделка столь безупречная, что Пеплоусты бы прослезились от такой красоты.

– Идеально, мать его! – гоготнула Ирия, с силой хлопнув брата по спине. – Что я вам говорила? Дай в руку этому хмырю перо, и он творит чудеса!

– Да пустяки, – Урда усмехнулся, потирая ушибленное место. – Ну, для меня пустяки, с такой подготовкой, какую я…

– И там говорится то, что нам нужно? – Джеро выхватил поддельное послание и внимательно его просмотрел. – Все конкретно?

– Разумеется, – с легкой обидой отозвался Урда. – Ты Урду Ужасающая Книга не для обобщений разыскивал.

– Хорошо. – Джеро плотно свернул пергамент и поспешил к двери. – Хватайте все, что вам еще нужно, и готовьтесь на выход.

Он толкнул дверь. На ступеньке снаружи сидел Тутенг, неподвижный, наблюдающий за происходящим там.

– Отряды? – спросил Джеро.

Тутенг показал пять пальцев.

– Как близко?

Тутенг повернул голову на север, задумчиво туда уставился, потом снова опустил взгляд.

– Близко, – ответил он.

– На два отряда больше, чем час назад, – вздох Джеро был столь же глубок, сколь его морщинки, когда он оглянулся на нас. – Стража Терассуса – пижоны, которые много получают и мало работают, но когда их шестьдесят на один квартал, они рано или поздно нас найдут. Хватайте все, что вам нужно… – Взгляд Джеро задержался на мне на мгновение. – Или что вы хотите.

– Время? – подал голос Тутенг.

Джеро вручил ему свернутое поддельное послание.

– Время.

Тутенг медленно кивнул, еще медленнее поднялся. Взял послание одной рукой, другой скользнул под плащ. Я машинально напряглась – на моей памяти ночь, когда мужик лезет за чем-то под плащ, редко заканчивалась хорошо, кроме единственного раза. Я ожидала увидеть оружие, или алхимию, или еще какой признак, что эта ночь вот-вот станет куда сложнее.

Но увидела я птицу.

Это был шеккай, если точнее. Посыльная порода – изящная, стремительная, Тутенг мягко держал ее в руках. Она пряталась под плащом непонятно с кем непонятно сколько, но снаружи лишь любопытно оглянулась, а потом рогатый поднес ее к губам.

И принялся шептать.

Шеккай сидел в его руках, внимательно прислушиваясь к бормотанию Тутенга на языке, слова которого я никогда не слышала. Они даже не были похожи на слова-то, честно говоря. Скорее какой-то свист.

Но птица как будто его понимала. И не стала дергаться, когда Тутенг потянулся закрепить послание вокруг ее лапки. А когда он зашагал в ночь, она переместилась к нему на плечо.

– Куда это он?

– Разобраться с посланием, – ответил Джеро. Он нырнул обратно в дом и ткнул в Ирию, проходя мимо. – Собирайтесь на выход. Нельзя рисковать, чтобы нас засекли.

Ирия заворчала в знак согласия, подергала за рукав Урду – тот раскладывал по местам свои запасы, – после чего близнецы вытолкались наружу и скрылись в переулке. Джеро поднялся на пару ступенек и рявкнул так громко, насколько осмелился:

– Агне! Пора!

Половицы содрогнулись, и на лестнице появилась осадница, с легкостью держа под мышкой огромную бочку, из которой сочилось что-то вонючее. Агне прошлась по комнате, оставляя мерзкий след, а потом закинула ношу в гостиную.

– Все там наверху прошло нормально? – поинтересовался Джеро.

– А ты как думаешь? – Агне обвела рукой темные пятна на платье. – Ты-то сказал, мы идем пить вино.

– Я сказал, что мы идем искать и, возможно, убивать шпиона.

– И пить вино, – возмутилась Агне, гневно топая наружу. – А о том, чтобы сжигать дом, ты ничего не говорил. Мое любимое платье теперь смердит, как задница жены свечника.

– Мы сжигаем его дом? – поинтересовалась я.

– И тело, – отозвался Джеро, сунув руку в карман. – Если кто-то – имперец, революционер или кто иной – обнаружит это место, есть риск, что наш план раскроют. – Он вытащил лучинку, чиркнул по ладони, проследил, как вспыхнула искра. – А этого допустить мы не можем, верно?

Джеро уронил лучинку на пол. Жидкость тут же воспламенилась, огонь пронесся по доскам, вверх по лестнице и вглубь дома. Заплясал синим и алым, растекаясь извивающимися щупальцами, поедающими дерево, бумагу и ткань.

Мою руку обхватила чужая ладонь. Джеро оттянул меня прочь от дома. Огонь стал выше, повалил дым.

– А стража не сочтет это малость подозрительным? – поинтересовалась я.

– Обычно могли бы, – отозвался Джеро. – Но кто-то взял и оказал такую любезность, как поджечь на хер весь остальной квартал.

Какофония заклокотал от удовольствия – очень уж любил, когда о нем говорят.

– И не то чтобы мы останемся тут отвечать на вопросы, – Джеро потащил меня по переулку. – Давай. Ирия уже наверняка подготовила портал и…

Я уперлась пятками, вырываясь из его хватки. Он уставился на меня со смесью удивления и раздражения, однако я не сводила глаз с другого.

Дом превратился в двухэтажный костер, языки огня вылакали в крыше дыры, отбрасывая на тающий снег зловещие красные отсветы. И на фоне виднелся силуэт Агне со сцепленными руками и склоненной головой.

– Что за херь ты творишь? – прорычал Джеро, метнувшись к ней. – Стража явится в любую секунду.

– Почитаю его память минутой молчания, – ответила Агне.

– Чью?!

– Эрета.

– Кропотливого? Зачем это?

– Потому что у него был отличный вкус в вине. – Агне не подняла головы, не открыла глаз. – И он любил рассказывать истории. Когда-то у него была жена. И очаровательная улыбка.

– Он был солдатом, – на лице Джеро отразилось замешательство. – Сраный фанатичный инструмент в руках других фанатиков, как и все они. И скорбеть о нем будут не больше, чем о заржавевшей лопате.

– Именно.

Замешательство сменилось гневом, а тот, в свою очередь, холодным расчетом. Морщинки стали похожи на темные, глубокие тени. Джеро направился в переулок, бросив на меня выжидающий взгляд. Я глянула в ответ, потом снова посмотрела на Агне, такую высокую и могущественную, со скромно склоненной головой, перед бушующим пламенным адом.

Я подошла. Встала рядом. Молча.

Джеро позади, прежде чем скрыться, бросил на нас последний мрачный взгляд.

Вдали раздались встревоженные крики и клекот караульных птиц – пламя перекинулось на крыши и привлекло внимание стражи.

А еще дальше было больше людей, которых я убью, как мы убили Кропотливого – тех, кого я знала, и тех, кого не знала.

Но сейчас мы с Агне стояли у погребального костра человека, которого мы вместе прикончили. И мы вместе стояли в молчании. Так долго, как осмеливались.