Текст книги "Десять железных стрел"

Щелк.

Ах, да. Патроны. Револьверам нужны патроны.

– В атаку! У них собственность Пеплоустов! – заорал один, пока другие, осознав свой косяк, поднимались на ноги.

– О нет, о нет, О НЕТ!

Визгу Урды вторили вспышка света и рокот камня. Сигилы вспыхнули, оживая, а за ними ожила и стена – камни взметнулись, перекрывая нишу барьером, в который тут же поврезались Пеплоусты.

– Эй, мудилы! – орали они с той стороны. – Думаете, что способны спереть собственность Трех?

– Стена? – поинтересовался Джеро.

– Зачарованная стена, да, – пролепетал Урда в ответ. – Я убедил стену, что она другая стена, плевое дело, то есть для кого угодно плевое дело. Я бы сделал ее выше, но они бежали сюда, и я не могу думать, и я не могу дышать, и я…

– Кто-нибудь, тащите алхимию или взрывчатку. Снесите эту дрянь.

И опять, все это прямо херово. Перейти дорогу Трем, стоящим во главе Пеплоустов, сам по себе немалый проступок, даже если дело не в деньгах. Если повезет, нас прикончат, как только снесут стену.

– Ужасно, ужасно, ужасно, – задыхался Урда. – Где Ирия? Мне нужна Ирия. Мне нужна…

Он порылся в кармане и вытащил ту серебристую штуку, которую тискал ранее. Свисток? Точно, самый обыкновенный свисток – правда, исписанный сигилами, которые я даже в трезвом виде не в состоянии постичь.

– Рано, – поймал его запястье Джеро. – Это еще не нужно, ясно?

– Мне нужна Ирия, – охнул Урда, едва сдерживая слезы. – Мне нужна моя сестра.

– Эта штука мощная. Ее нужно поберечь. – Джеро обхватил его щеки ладонями, заставил посмотреть в глаза. – Они сюда еще не вломились. Здесь только мы. Придумаем что-нибудь другое, хорошо?

Урда, казалось, был на грани того, чтобы ему поверить. По крайней мере, до тех пор, пока мы все сообща не вспомнили, что пришли сюда втроем.

А в нише нас четверо.

– А-а, епт. – Руду соскребся с пола, растер затекшую шею. – Я что, вырубился? – Он умолк, обвел покрасневшими глазами сцену вокруг. С усталым вздохом вытащил деревянный меч. – Ну черт. Это что, придется вас убивать?

– Нет, нет, нет, нет, НЕТ, НЕТ, НЕТ!

Урда оттолкнул Джеро, поднес к губам свисток и дунул изо всех сил. Звук ударил в стены нашей крошечной ниши, сигилы вспыхнули. И на стене позади него расцвела точка света.

А потом раскрылся зев.

Портал вспыхнул, оживая, завихрениями света и пустоты. Но это же невозможно… так ведь? Тут не было мастера дверей… мы с Руду, ясен хрен, не… так как…

– Ирия! – взвизгнул Урда, прыгая в портал, и исчез.

– Блядь. – Джеро вздохнул и взял меня за плечо. – А я надеялся, мы сможем этого избежать.

Я снова моргнула.

– Погоди, что ты…

Я вполне уверена, что упоминала, как не люблю порталы, м-м? Гадкие, мерзкие штуки, которые, судя по ощущениям, сначала выдирают тебе внутренности, а потом, с другой стороны, их перераспределяют. Не все такое переживают, иногда этих ощущений достаточно для смерти.

В общем, как выясняется, накурка шелкотравом тут вообще ничем не помогает.

Джеро жестко меня толкнул. Я провалилась в портал, в мир ослепительного света, пронеслась сквозь пустоту, пространство, которому не могла дать имя, и оно поглотило мои крики, как вдруг все столь же резко, скверно кончилось.

Я стремительно вылетела из портала и с размаху шлепнулась на что-то мягкое. Раны прошило болью, Урда, на которого я приземлилась, заворчал. А потом заорал, когда сверху на меня грохнулся еще и Джеро.

– Вы посмотрите, кто явился, – хмыкнул сверху голос. – А я уж думала, придется чаек заваривать, чтобы приманить лорда и леди Шикобздун обратно.

Ирия. Как она тут оказалась?

Она лениво подошла к порталу и махнула рукой. Свет практически мгновенно схлопнулся. Я моргнула, выглянула из кучи мужиков, обладающих потрясающим даром меня бесить.

Агне и Тутенг, по видимости, уютно устроившиеся за партией в карты за столом, подняли голову. За окном валил снег. Мадам Кулак вошла с подносом чая и высказалась насчет тех, кто марает ее полы. Ирия только усмехнулась и выдернула из-под меня Урду.

– Ловкий трюк, а? – снова хмыкнула она. – Прям жаль, что нельзя проворачивать почаще. Так что там… – Ирия облизнула губы. – Достали свои бумажонки, или меня тут только что переколбасило вхолостую?

17. Малогорка

– А бывает?

Сэл подняла взгляд, когда с его губ сорвались эти слова. Забросила камешек на груду изломанных деревяшек и металла, потом протянула руки.

– Бывает что?

– Что устаешь. – Мерет заворчал, силясь выдернуть из земли особенно большой обломок с куда большим достоинством, нежели можно было судить по звукам, которые он же и издавал. – От сражений, убийств… не знаю, от жизни скитальца.

Сэл сверкнула улыбкой слишком уж скромной для столь избитого и окровавленного лица.

– А ведь ты только что разглагольствовал о том, как прекрасно звучит жизнь скитальца. Вся та романтичная болтовня о способности все изменить. Я прям будто оперу слушала. – Сэл хмыкнула, встав рядом. – Что изменилось? Дело в резне? Большинство сразу теряют интерес к подобному образу жизни, как только осознают, сколько он включает в себя резни.

– Нет, дело не в резне. – Мерет прочистил горло, Сэл прижалась к его плечу своим, взявшись за обломок. – То есть да, само собой, я предпочел бы избежать такого количества резни в своем будущем, но мысль не меняется. Я могу понять…

– Смотри, – перебила Сэл, плавным движением опустившись на корточки, и крепче взялась за обломок железа. – Стой твердо. Присядь. Поднимай ногами.

Мерет кивнул, принял ту же позу.

– Готов?

Он снова кивнул. Они с Сэл принялись тянуть. Звуки их кряхтения смешались с шуршанием снега и чавканьем сырой земли. Железка медленно поддалась – крыло, может? Или носовая фигура? Сложно сказать – и вышла из вымокшей от талого снега почвы.

Следом потянулось тело.

– Отпрыски! – взвизгнул Мерет и выронил железку, чем заставил Сэл выругаться, но не обратил на это внимания. Он бросился к зацепившемуся за крыло человеку, потянувшись к сумке на бедре. – Держитесь, я могу…

И умолк. Рука соскользнула с сумки. Глаза опустились, вслед за падающими снежинками. Словно еще два белых комка, упавшие на труп, неспособные никому помочь.

«Ты можешь что?» – спросил он себя.

Мерет видел, что это мужчина – или казался им, по крайней мере. Вот и все. Огонь отнял у него кожу, мышцы, волосы, лицо. А то, что еще оставалось, разбилось при падении. И он лежал, цепляясь за комья земли, словно те могли подарить ему утешение.

Утешение, осознал Мерет, которое не мог подарить он.

«Не сумел ему помочь, – сказал Мерет себе. – Не сумел утешить в его последние мгновения. Ты бы помог, впрочем, если бы он простудился. Или повредил колено. Этим ты и занимаешься, верно? Мелочи?»

Мерет развернулся, окинул взглядом поле. Обломки, которые они смогли передвинуть, усеяли заснеженную землю небольшими горками. Словно могильники.

«Сколько там еще тел?» – Задался он вопросом. Погребенных под обломками, зовущих на помощь, умоляющих о спасении богов, в которых даже не знали, что верят? Истекающих кровью, изломанных, обгорелых…

Что он мог для кого-либо из них сделать? Как мог их спасти? А если бы сумел? То как мог бы спасти тех, кто последует за ними? И тех, кто будет дальше? Сколько еще мертвых внутри людей с пустыми глазами он оставит позади на пути к другим мертвым внутри людям с пустыми глазами?

«Что ты вообще здесь делаешь?»

Поле не ответило. Сколько бы Мерет на него ни пялился.

– Ты как, все еще собираешься помогать? – крикнула ему Сэл.

Мерет промямлил извинения, которые она не услышала, поспешил ее догнать. Схватился за край крыла – с металла скатились снег и ошметки обгорелой плоти, – и вместе с Сэл они потащили его к собранной груде, закинули на вершину этого могильника.

Сэл вытерла лоб тыльной стороной ладони.

– Так что изменилось?

– А?

– По твоим словам, жизнь скитальца вся из себя волшебная, – пояснила Сэл. – А теперь как будто не уверен.

– Я не… То есть да, но… то есть кто-нибудь вообще уверен насчет такого… то есть… – Мерет вытянул руки, но так и не нашел нужных слов. – Я не знаю. Я понимаю, что жизнь скитальца не волшебная. Понимаю, что они постоянно имеют дело с, э-э, довольно большим количеством крови.

Сэл окинула взглядом полное собранных из обломков могильников поле и шмыгнула.

– Ага, точно подметил.

– Но, признаюсь, даже несмотря на это, присутствует некий… романтизм?

Сэл бросила на него странный взгляд.

– Это мой рассказ прозвучал так романтично? Ты же знаешь, что большинство скитальцев не такие привлекательные, как я?

– Романтично – неподходящее слово. – Мерет вспомнил мертвеца и содрогнулся. – Совсем. Но… Шрам – трудное место, будь ты скитальцем или кем еще. Все страдают, все истекают кровью, все умирают… – Он уставился на груду обломков, на то, что некогда было великими вещами, созданными великими людьми. – Все всегда умирают.

– Они умирали и до того, как скитальцы вообще появились. Не война, так бандиты. Не бандиты, так звери. Не звери, так… не знаю, какая-нибудь адская чума, от которой легкие высрешь.

– Такой не бывает, – резко парировал Мерет. – А если б и была, с ней наверняка можно совладать. Как можно прогнать чудовищ, убить бандитов, остановить войны…

– Никто не может оставить войну.

– Но можно делать больше, – настоял Мерет. – Остальное же просто… добыча. Все, что мы можем – это убегать и зализывать раны. Но скиталец способен дать отпор, так ведь? В смысле, вот вы беспокоитесь, что на тракте вас ограбит бандит?

– Все же об этом беспокоятся, нет?

– Не все.

Мерет глянул на большой латунный револьвер у нее на бедре. И тот глянул в ответ; Мерет ощутил это сквозь кобуру. Револьвер смотрел на него. И улыбался.

– Ладно-ладно, в твоих словах есть смысл. – Сэл резко одернула палантин, скрывая револьвер. – Стоит только заметить его, так даже самые смутьяны обычно сваливают куда подальше.

– Но дело не только в револьвере, так ведь? В легендах, молве, во всем страхе, что окружает твое имя. Бывало так, что стоит его произнести – и от тебя уже бегут?

Сэл усмехнулась.

– Однажды.

– Бывало, что после этого кто-то возвращался получить еще?

Усмешка пропала.

– Однажды.

– Когда нападает зверь, что ты делаешь?

– Как правило, стараюсь этого избежать. – Сэл отошла, подхватила что-то с земли. – Но если не могу, то взорву его к чертям.

– А что насчет бандита? Когда они нападают на поселение, в котором ты находишься, как поступишь?

– Взорву их к чертям.

– Что, если революционный отряд попытается забрать тебя на службу? Или имперский судья встанет на постой в твоем доме? Или…

– Я не могу повторять бесконечно, Мерет, – вздохнула Сэл.

Она побрела обратно к груде обломков, волоча за собой бочонок. Перевернула его, и в воздухе завоняло маслом.

– Если все в такой жизни звучит столь великолепно, то что ж сам не попробуешь?

– Ну, э-э… – Мерет прочистил горло. – Скиталец – это ведь маг, так? У меня нет магии, следовательно…

– Есть масса знаменитых бандитов не скитальцев, – перебила Сэл, подтаскивая бочонок к следующей горке. – Рыжая Ринджар, Счастливчик Айро, Страшила – эта, надо заметить, та еще ушлепина. Думаешь, кто-то из них боится грабителей или чудовищ?

– Ну, нет, но они явно с рождения громилы?

– Рыжая Ринджар – да. А еще она дочь торговца. У Айро шестеро внуков. Страшила была поварихой. Все они начинали с малого.

– Но они не были аптекарями.

– Если ты знаешь, как спасти жизнь, то знаешь, как ее и отнять.

Сэл обходила могильники из обломков один за другим и обливала их маслом, пока не вытрясла все до капли и не кинула бочонок в последнюю груду.

– Остальное – приспешники, оружие, сила – ты собираешь по ходу дела. Единственное, что делает нас такими, какие мы есть, – это желание кого-то убить.

Сэл развернулась, посмотрела на Мерета. Не с беспечной усмешкой, которой временами сверкала, не с отстраненной тоской, которую он иногда замечал сам. Сэл смотрела на него так же, как и когда впервые попросила спасти ту девушку, Лиетт.

Она смотрела на него так, будто от ответа зависело все.

– Желаешь? – спросила Сэл.

Желаешь?..

Эхом повторил Мерет про себя. Он видел достаточно смертей. Даже более чем, честно говоря – и все еще проявлял стойкость там, где вид смерти потрясал других.

Не то чтобы это ни разу его не потрясло. Никто бы не смог видеть столько трупов, столько страданий и не дрогнуть. Но под всем этим жалким страхом хранилось нечто крепкое, острое и горячее, за которое он никак не мог ухватиться.

Злость.

Злость на армии, что выкапывали братские могилы, в которых он видел тела. Злость на бандитов, которые сжигали поселения, которые он оставлял позади. Злость на чудовищ, злодеев, торговцев горестями, которые досыта жрали на пирах страданий и хохотали, давясь кровью.

Иногда Мерет мог ухватиться за эту злость. Иногда мог удержать ее в руках и отточить так, чтобы вонзить кому-нибудь прямиком…

– Да, – вдруг сорвалось с губ. – Да, желаю.

Мерет не знал, какой ждал от Сэл реакции. Наверное, неверящий смешок или самодовольную ухмылочку, которой она сверкала всякий раз, прежде чем выдать что-нибудь несказанно умное. Но ни того, ни другого не последовало. Сэл просто смотрела ему в глаза еще мгновение, а потом кивнула.

Мерет говорил искренне. И она это понимала.

– Снаружи Долины есть одна банда. Угрюмые Братки. – Сэл хмыкнула. – Дурацкое название, но они славные, насколько это можно сказать о бандитах, а тот, кто умеет исцелять, им пригодится. Они покушаются на богатеньких мудаков, военные обозы, все такое. А ты явно из тех, кого волнует херня типа кодексов чести.

– Ну… в смысле, я не хочу убивать прямо кого угодно, но…

– За ними все равно должок. Так что могу тебя пристроить, если хочешь.

Мерет моргнул.

– Что? Правда?

И снова этот ее взгляд. Серьезный, жестокий.

– Ты делаешь кое-что для меня. Для Лиетт. Кое-что важное. Сэл Какофония не уклоняется от долгов. Если так я смогу отплатить, то пусть.

Мерет уронил челюсть. Вот же он. Ответ. Способ уцепиться за ту злость, дать отпор, что-то наконец изменить. Мерет запнулся, пытаясь подобрать слова, но они все смешались в кучу.

– Я бы… то есть я бы… само собой, я в первую очередь обязан думать о пациентах. Придется уладить все с Лиетт… что я с радостью сделал бы, даже если б не собирался… или если б не хотел стать… ого, бандитом? А какие кодексы чести? Мне придется поклясться в верности или пройти посвящение? Мне придется сунуть что-то себе в…

– Е-мое, спокойно, я же не про сию секунду. – Сэл полезла в карман, вытащила связку лучинок. – Но если так хочешь… если вообще хочешь что-то… я подсоблю.

Несмотря на ужас всей ситуации, Мерет вдруг усмехнулся.

– Не то, чего я бы ожидал от Сэл Какофонии.

– Слышь, жопа с ушами, обо мне ходит и хорошая молва, – ехидно ухмыльнулась та.

Сэл зажгла лучинку, бросила ее на груду обломков. Те мгновенно загорелась, масло и севериумный порошок вспыхнули фиолетовым пламенем, изрыгнувшим в небо дым.

– Напутствие отважным, – произнесла Сэл. – Привыкай.

– К чему? – Мерет поправил очки. – Ты так и не сказала, что делаешь.

– Возжигаю, – ответила она. – В честь мертвых.

– Мертвых?..

Грустная, нежная улыбка – опять то, чего Мерет от нее не ожидал – мелькнула и в тот же миг пропала. Еще одно прекрасное и холодное, сгоревшее, исчезнувшее в пламени.

– Кто-то должен их помнить, – произнесла Сэл. – Когда убийство совершено, у тебя останутся лишь воспоминания.

* * *

В Малогорку они возвращались, казалось, дольше, чем собирали обломки. Там Мерет носил всего лишь деревяшки, железки. На обратном пути на нем лежал груз потяжелее.

Этим утром Мерет был готов назвать Малогорку домом. До того, как небо разверзлось, до того, как сверху полился огонь, до того, как он понял, что война способна настигнуть его даже тут. Настигнуть где угодно. Есть ли вообще безопасность в мире, где даже небо взрывается пламенем?

Сможет ли он?

Сможет ли оставить все позади? Не только Малогорку, но все: и травы, и перевязки, и пациентов, и поиски нового поселения, зная, что вскоре и оно окажется разрушено, и беспомощность, и пустые слова, и людей…

Людей.

«Что они будут без него делать?» – гадал Мерет. Кто позаботится об их застарелых ранах и больных коленях? Кто станет варить настойки от бронхита и простуды? Кто…

«Кто их защитит, – спросил он себя, – когда к ним придет война?»

Мысль давила на плечи тяжкой ношей, и не она одна. Настойки и бальзамы хороши для мелких проблем. Но чем они помогут против падающих бомб и огненных чар? Как чашка чая от лихорадки поможет человеку, которого перемололо магией или убило выстрелом из штык-ружья в сердце?

Никак. Он никак не поможет. Он просто возьмет свою сумку, переберется в следующее поселение, начнет заново. А вся эта история так и будет продолжаться.

Но что, если не продолжится?

Что, если он встретится с этими Угрюмыми Братками? Что, если научится владеть мечом? Стрелять? Что, если он сумеет дать отпор и сражаться? Кто увидит в нем героя? Кто прибежит за защитой от бандитов? Кто продолжит свою скучную жизнь и мирно умрет в постели в конце долгого, утомительного пути благодаря ему?

И он смог бы. Смог бы все изменить.

Он все изменит.

«Тогда решено, – сказал Мерет себе. – Оставь все в прошлом. Все. Как только поможешь Сэл, твоя жизнь как Мерета подойдет к концу. Тебе нужно будет новое имя, вроде… Мерет Зломыслие. Нет, погоди, это скитальское имя… а на именах у них пунктик. Тогда – Злодейский Мерет. Или что-нибудь еще. Ты можешь быть кем угодно. Ты можешь делать что угодно. Ты наконец сумеешь…»

– Все хлопочешь?

Фраза Синдры ужалила покрепче холода – или ножа, если уж на то пошло. Мерет вздрогнул от ее хриплого голоса, увидел, как она сидит на стуле на крыльце его домика, с прикуренной сигаркой во рту.

– Э-э, да, вообще-то, – ответил Мерет. – Помогал Сэл убирать.

– Сэл, – повторила Синдра имя с той зловещей мрачностью, с которой говорят о чуме. – Ты ей помогал.

– Да. – Мерет, сам того не осознавая, подобрался. – Она попросила. Для выздоровления Лиетт нужен покой. Показалось неплохой мыслью.

– А ты не подумал, что лучше бы потратить это время на помощь поселению? – Синдра ткнула в его темные окна, брошенные открытыми двери. – Люди уходят, Мерет. Из-за нее. Из-за того, что она натворила и еще натворит.

Он дернулся, будто от удара.

– Да, это… это ужасно. Честно. Но она сюда упала. Это не ее выбор.

– А тебе не обязательно было выбирать ей помогать, и тем не менее. – На лице Синдры прорезалась ехидная усмешка, глубокая и старая, как ее морщины. – Теперь эти люди снимаются с места, бросают все нажитое, отправляются на дороги, кишащие бандитами и чудовищами, ведь им хватает здравого смысла понимать, что город со скитальцем долго городом не останется.

Мерет вздохнул, потер виски.

– Сэл так не поступит.

– Она уже снесла крышу одному дому.

– Пустому дому.

– Ты ее вообще слышал? Слова? Угрозы?

– Она… она просто пыталась привлечь их внимание и…

– Послушай себя, – Синдра поднялась во весь рост. – Хнычешь. Ломаешься. Находишь ей оправдания. Если она и правда такая великолепная, как ты говоришь, то почему не придумала что получше? Почему не смогла сделать что получше?

Губы зашевелились в поисках ответа, который не сумел найти мозг. Слова, которые она произнесла, выражение ее глаз смешались с легендами о кровожадных бандитах и образах разгромленной Малогорки.

Синдра протянула руку, опустила на плечо Мерета тяжелую ладонь.

– Мерет, людям нужда твоя помощь больше, чем…

– ИМ ВСЕГДА НУЖНА ПОМОЩЬ!

Его голос. Взрезавший зимнюю тишину, словно коса. Отразившийся от каждого столпа дыма и снежинки, залетевшей в поселение. Его голос… но звучал он чужим.

– Помощь будет нужна им всегда. – Слова все равно сыпались; Мерет смахнул руку Синдры, и его лицо скривилось оскалом, на который он не знал, что был способен. – Если не из-за нее, так из-за Империума, или Революции, или бандитов, зверей, погоды, магии, пушек, чего угодно. Шрам кишит, Синдра, тем, что способно их убить, способно разрушить их жизнь столь же легко, как и любой скиталец, и все, что я могу, это…

Собственный голос коробил. Выразить мысли словами было больно. Именно так Мерет и понимал, что все это правда.

– Все, что я могу – подбирать то, что осталось, и скреплять обратно перевязками. – Голос умолк, стал приглушенным шепотом. – И я устал это делать, Синдра. Я устал выставлять мишени, чтобы большие люди с большими орудиями их сбивали. А ты нет?

Женщина выдержала его взгляд еще мгновение, прежде чем тяжесть окрашенного дымом вздоха заставила ее опуститься обратно на стул.

– Да, я устала, – произнесла она. – Я устала от этого еще до того, как бросила Революцию, и устала от этого сейчас. – Она потерла ладонью глаза, обратила на Мерета изнуренный взгляд. – Но я знаю, что сейчас поступаю, черт возьми, лучше, чем раньше. И продолжу в том же духе. Потому что это все, что у меня осталось.

– Это все, что у нас вообще будет, Синдра, – отозвался Мерет, пытаясь в своей холодности звучать решительно, но даже сейчас собственный голос казался ему слабым. – У нас есть только то, что останется. Ничего, что мы могли бы назвать своим, ничего, что могли бы назвать своим и они, – он обвел рукой поселение, – кроме того, что люди с оружием решат им оставить. – Мерет покачал головой. – Но должно же быть больше. Должно же быть лучше.

– И это лучше – она, так? – Лицо Синдры исказила хмурая гримаса. – Скиталец даст тебе то, что нужно?

– Не все, нет, – ответил Мерет. – Но лучше, чем есть. Даже если придется малость раскинуть мозгами, как это использовать.

Злость вытекала из него с каждым выдохом, напряжение в лице развеялось очень изнуренной, очень легкой улыбкой. А ведь было приятно высказаться, сообразил Мерет, как вынуть из пальца занозу. Ранка может болеть и дальше, но уже меньше.

– И она уже взялась за дело.

Мерет развернулся, указал на поле.

Могильники венчали трагедию, отпечатавшуюся на той заснеженной земле, крошечными точками красного и фиолетового скрадывали скорбь и укрывали обломки корабля тенями.

Этим всего не решишь, признал Мерет про себя. Черт, ничего же толком не изменилось. Сэл по-прежнему опасный скиталец. Малогорка не заслуживала, чтобы ее людей изгнали в дебри. Крах корабля погубил эту землю на долгие месяцы, если не годы.

– Это хотя бы что-то, – произнес Мерет и Синдре, и себе. – Разве станет скиталец собирать обломки и сжигать мертвых, если он и правда чудовище?

Не скиталец, сказал он себе. Не одна из тех злодеев из историй, что убивают и грабят без раздумий. Она – нечто большее, знал Мерет. Не Отпрыск, не святоша, может, даже не особенно хороший человек.

Но другая.

И пока достаточно.

– Это она тебе так сказала?

В голосе Синдры не было презрения, злости. Только та же усталая доброта, с какой однажды пожурил Мерета учитель, с какой обычно утешают доверчивое дитя, у которого только что выманили денежку.

– А?

Синдра поднялась со стула, ткнула в сторону поля сигаркой.

– Перестань смотреть на огни, Мерет. Смотри на дым.

Он проследил за угольком сигарки, от земли, которую продолжала жечь Сэл, к огням, что мерцали фиолетовыми вспышками севериума, к вздымающемуся в небо дыму.

Дым стал исполинским столпом, густо-черным на фоне зимнего неба, словно воспаленная рана, мерцающим оттенками севериума, даже среди серости туч.

Огромным. Ярким.

Не промахнешься.

– Мы в Революции делали такие сигнальные огни, – продолжила Синдра. – Она не почитает память мертвых, Мерет. Она кого-то зовет. И всякий солдат, имперец и революционер, это увидит.

Она сощурилась.

– И каждый примчится сюда.