Текст книги "Рыцарь короля"

Глава 7

Обильная еда, обильная выпивка и бурные эмоции раскалили настроение до точки взрыва. Наглость некоторых гостей из молодых начала проявляться в беззастенчивых замечаниях и насмешках.

Чтобы не доводить дело до беды, маркиз обратился к Антуану де Лальеру, который после заявления Блеза не проронил ни слова.

– Ну что же, кум, после того, как мы возблагодарим Господа, прошу твоего разрешения откланяться. Тебе и твоим друзьям надо обсуждать ваши планы. А мне – выезжать завтра на рассвете… Если погода позволит, – добавил он, потому что на дом налетел первый порыв бури и по залу пронеслась волна холодного воздуха.

Не отвечая, де Лальер встал, и по этому знаку поднялись все, обнажив и склонив головы. Привычка заставила их искренне отдаться краткой молитве. Однако, едва она окончилась, языки развязались снова.

Обогнув стол, Блез присоединился к де Сюрси. Отец и брат, казалось, не замечали его, и он избегал смотреть на них.

– Итак, доброй ночи всему обществу, – произнес маркиз.

Однако ему не удалось уйти без заключительной стычки. Рауль де Верней, здоровенный неповоротливый молодой помещик, загородил маркизу выход. В округе побаивались этого громилу и смутьяна, но его физическая сила и самоуверенная манера поведения привлекали молодых сельских дворян. Его тупое лицо после выпивки налилось кровью. Он явно собирался порисоваться перед друзьями. Возвышаясь над маркизом, который был ниже его на целую голову, де Верней злобно пялился на него, но де Сюрси держался так, что тот выглядел перед ним неотесанным мальчишкой.

– Одну минутку, господин мой, если вы не против!

– Ну?

– Мне бы хотелось задать ещё один вопрос…

– Ну?

Де Верней демонстративно подмигнул своим приспешникам, которые с готовностью придвинулись ближе.

– Вы были настолько любезны, отвечая тут на вопросы… Я не хотел бы навязываться вам…

– Ближе к делу, мсье.

Язык у де Вернея заплетался, но он кое-как сумел доковылять до следующей фразы:

– Вы уверены, что это вас не затруднит?

Со снисходительностью человека, которому приходится говорить с пьяным, маркиз сказал, что нет, не затруднит.

– Ну, тогда, монсеньор, – де Верней снова оглянулся на своих сторонников, – тогда нам хотелось бы узнать, когда вы в последний раз целовали королю задницу.

Его гогот слился со звуком пощечины, которую отвесил ему де Сюрси.

Де Верней отшатнулся, но тут же с ревом бросился в драку. Однако столкнулся он не с маркизом, а с Антуаном де Лальером, который встал между ними. Лицо старика было достаточно грозным, чтобы утихомирить буяна.

– Вот как! Ты оскорбляешь моего гостя в моем доме? И не хватайся за нож, а не то, клянусь Богом!.. Здесь я хозяин!

Но де Вернея не так просто было укротить.

– А что, не все гости одинаковы? Вы видели – он меня ударил. Я требую удовлетворения…

Чья-то рука схватила крикуна за плечо и резко повернула кругом.

– К вашим услугам, – сказал Блез.

Какое это было облегчение – после всей муки нынешнего вечера броситься в такое простое дело, как поединок!

– К вашим услугам, – повторил Блез, и шрам у него на носу заметно побелел. – Ты, конечно, не настолько самонадеян, чтобы добиваться чести получить трепку от самого господина маркиза. У него найдутся дела посерьезнее. Но он не лишит этого удовольствия меня. Я тебе дам удовлетворение – в конном или пешем поединке, любым оружием, которое ты выберешь. Или сейчас же…

– Хватит! – голос маркиза был подобен удару топора. – Ты что, собираешься драться с пьяным олухом? Я вообще жалею, что дал ему оплеуху. Удовлетворение, как же! С таким управляются лакеи…

Гроза, та самая, что застала Пьера и Рене в лесу, в какой-то мере помогла людям в зале – дала передышку в споре. Ее ярость – мощь ветра, непрерывная пляска молний и раскаты грома – как бы напомнила о мелочности человеческих страстей и на короткое время утихомирила их.

Де Норвиль, используя все влияние, которое давало его положение при герцоге, поспешил к де Вернею, и ему удалось отвести в сторону буяна и его сторонников. Почти сразу же они сбились в молчаливую группу, внимательно слушавшую то, что говорил де Норвиль. Другие, напуганные бурей, замерли неподвижно. На людей нахлынули суеверные страхи, принесенные на крыльях воющего ветра.

– Дикая Охота! – шептали они.

Их призрачные предки, бывшие властители этих мест, мчались по небу, взывая к ним.

– Это плохой знак, – мрачно произнес Антуан де Лальер. – Он предвещает войну и смерть…

– Неужели понадобилась гроза, чтобы тебе в голову пришла эта мысль? – отозвался маркиз. – Я весь вечер только о том и толкую, но ты ничего не слышишь… Ну что ж, значит, поверь ветру, если не поверил мне. И подумай наконец своей головой…

Его взгляд скользнул по де Норвилю.

– Было бы меньше войн, если бы ловкие мошенники не рассчитывали извлечь из них выгоду.

Но де Лальер смотрел мимо него.

– Слуги с факелами ждут тебя, Дени.

Маркиз поклонился.

– Спасибо тебе. Да хранит Бог это общество.

И в сопровождении Блеза он вышел в прихожую, в кромешную тьму, которую освещали лишь неровный свет факелов в руках двух пажей и отдаленные вспышки молний.

Пройдя в отведенную де Норвилю спальню, Блез начал укладывать свои вещи обратно в седельные сумки. Дальнейшее сближение с агентом Бурбона стало невозможным. Кроме того, после ссоры с де Вернеем благоразумие подсказывало, что маркизу нужна усиленная охрана, которую не могли обеспечить его слуги, поэтому было решено, что Блез проведет эту ночь у него в комнате.

Он двигался механически. Его сердце переполняла боль. Вспоминая глаза отца и брата, Блез понимал, что эта ночь, вероятно, будет последней, которую он проведет в Лальере. Сегодняшний вечер отсечет все прошлое: отрубит корни и жилы, которые сязывали его с детством, отчим домом, семьей. Отныне и навеки он не принадлежит к своему роду, у него больше не осталось своего места на земле. Но в то же время он ощущал и торжество. Он знал, что сейчас сильнее, чем был прежде.

Закончив распихивать свои пожитки по сумкам, он постоял немного, уставясь на тонкую восковую свечу на ночном столике. Гроза уже пронеслась. В большом зале внизу ещё слышались голоса: заговорщики уточняли свои планы с учетом предостережений де Сюрси. Несомненно, на рассвете к Бурбону отправится гонец со срочным сообщением.

Внимание Блеза привлек свет в дверях, он оглянулся и увидел на пороге мать. Она вошла как всегда спокойно и поставила свою свечу рядом с той, которую принес Блез; потом постояла минуту, глядя ему в лицо.

– Печальное возвращение домой, сын мой.

– Ты знаешь, что произошло?

– Да, я слушала у боковой двери. Мне нужно было знать.

Он бепомощно развел руками, но не нашелся, что сказать.

– Ты вырос, сынок, – вдруг заметила она. – Я думала, ты никогда не повзрослеешь… Ты поступил, как мужчина. Я горжусь тобой.

– Значит, ты не… ты не… – проговорил ошеломленный Блез.

– Нет. Ты поступил правильно. Знаешь пословицу: «Умный держится против ветра, дурак позволяет ветру нести себя». Я не могу твердо сказать, что сделала бы на твоем месте, но ты поступил хорошо. Ты решился на трудный выбор.

Он пожал плечами:

– Да… И теперь…

– И теперь тебе придется платить за это. – Она шагнула вперед и взялась руками за края его короткого плаща. – Твой отец и брат будут вместе с герцогом. Мой долг – оставаться с ними. Я знаю, как тяжело тебе покидать нас.

Он прикрыл её руки своими ладонями.

– Ты понимаешь, почему я так поступил?

– Да. Нелегко выбирать между прошлым и будущим. Но будущее больше, чем прошлое, Франция больше, чем Форе… – Она подняла лицо к нему, и он увидел слезы в её глазах. – Но слушай, сынок. Никогда не думай, что у тебя нет домашнего очага и приюта. Они здесь… – Она прижала руки к груди. – Они здесь. Всегда.

Она крепко обняла его. Он ощутил её тепло, утешающее и исцеляющее.

– Для того и существуют матери, – добавила она. А потом, немного устыдившись такого открытого проявления чувств, отстранилась. – Я возлагаю на тебя большие надежды, Блез. Сделай так, чтобы я тобой гордилась. Если любишь меня, стань великим человеком. Обещай мне.

Блеза поразили её слова, они были как бы отзвуком новых мыслей, только-только начавших бродить, словно дрожжи, у него в голове. Но он смог лишь улыбнуться в ответ.

– Кем бы ты хотела меня видеть? Капитаном над сотней кавалеристов? Маршалом Франции?

– Это был бы успех, – ответила она. – Но величие не определяется успехом или удачей. Оно в умении видеть дальше и глубже других… И в готовности забыть о себе ради великого дела.

Он кивнул:

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

– Твой отец и Ги, – продолжала она, – погубят себя ради монсеньора де Бурбона. И поскольку жертва их бескорыстна, они заслуживают прощения. Но они слепы. Они не видят, что красивые фразы не могут заменить мыслей и прошлое не в состоянии соперничать с будущим. Сегодня вечером ты стал свободным человеком. Думай о случившемся именно так и не считай, что ты отвержен…

– Спасибо тебе, – произнес он хриплым голосом. – Я только теперь постиг твою мудрость и величие души, и для меня честь быть твоим сыном.

– Такая уж честь… – Она погладила его по волосам, задержав на минуту руку. – Лохматый ты мой!.. – и улыбнулась.

А потом снова стала серьезной.

– Послушай, Блез, ты должен помнить о сестре. Если падет герцог Бурбонский и король станет мстить, может оказаться так, что мы не сумеем её обеспечить…

Она запнулась на этой безрадостной ноте. Потом вдруг ахнула:

– О Господи, за всей этой суетой внизу я совсем забыла о Рене. Я даже не знаю, пришла ли она…

Блез застегивал сумки.

– Да конечно же пришла. По-твоему, они остались бы в саду во время грозы? Ты найдешь её уже в постели, она спит.

– Дай-то Бог! Подожди, пока я взгляну на нее. Никогда я не была такой забывчивой…

Мать торопливо выбежала, а он остался на месте, задумчивый и отрешенный. Но вскоре она вернулась.

– Ты был прав. Она крепко спит…

Мадам де Лальер не догадывалась, что Добрые Дамы позаботились о Рене и уложили её в постель ровно за пять минут до прихода матери.

– Ты позаботишься о ней, Блез, если с нами что-нибудь случится?

Он проглотил комок в горле.

– Ты ведь знаешь, что позабочусь. Однако ничего случиться не должно. Ты будешь мне писать? Сообщать новости? Я прошу тебя. И попытайся удержать отца, чтоб не слишком глубоко увяз…

Она покачала головой.

– Попытаюсь… Конечно, я буду писать. Любой курьер, отправляющийся в Италию, будет знать, где найти мсье де Баярда…

Она взглянула на сумки:

– Где ты будешь спать?

– Монсеньор де Воль попросил меня разделить с ним ночлег.

– Ну вот, видишь, – улыбнулась она, – это уже шаг вперед… Делить ночлег с Дени де Сюрси – это немало. Спокойной ночи, сын мой, любовь моя.

Он опустился на одно колено и поцеловал ей руку. А потом крепко обнял.

На следующее утро, вскоре после того, как рассвело, все обитатели замка, постоянные и временные, собрались на мессу в холодной часовне, дверь которой выходила прямо во двор. Однако некоторые из вечерних гостей – и среди них де Верней с друзьями – уже уехали. Было понятно, что они отбыли в Мулен с вестями для герцога. Прочие же, и господа, и слуги, стояли на коленях на голых плитах каменного пола перед алтарем, и деревенский священник нараспев читал свою латынь. Многие уже были одеты в дорогу и собирались распрощаться сразу же после мессы. Снаружи, во дворе, ожидали оседланные кони и навьюченные мулы.

Блезу служба казалась непривычно серьезной и печальной. Хотя Антуан де Лальер ещё ничего не сказал, его поведение со вчерашнего вечера не изменилось, и он не ответил утром на приветствие сына.

Блез стоял на коленях рядом с Дени де Сюрси. Вокруг него были знакомые и родные лица, которые он, наверно, уже никогда не увидит вот так вот все вместе. Он молился за каждого из членов семьи и просил Бога, чтобы теперешняя темная туча оказалась лишь мимолетным облаком…

Для Пьера де ла Барра служба тоже была торжественной и исполненной значения, хоть и в другом, более счастливом смысле. С того места, где он преклонил колени, он прекрасно видел Рене, а она – его. Ни он, ни она не смотрели на алтарь, разве что призывали его в свидетели своего немого разговора. Их глаза были гораздо красноречивее слов – они говорили об очаровании вчерашнего вечера и о том, что сегодняшнее утро не менее прекрасное.

Ты будешь верен? Ты будешь помнить?..

Ах, клянусь Богом, тысячу раз да, тысячу раз!..

И оба обращали затуманенный грустью взор к алтарю. Чуть отвернув рукав, чтобы показать ему его браслет у себя на запястье, она едва заметно кивнула. То, что носил он, останется с нею навсегда, словно частица его самого. Счастливчик-браслет!.. Пьер испугался, когда месса кончилась. Никогда служба не казалась ему такой короткой.

– А теперь, мадам, – обратился де Сюрси к хозяйке дома, когда небольшое собрание рассыпалось по двору в разгорающемся свете июльского утра, – и ты, Антуан, друг мой, я свидетельствую свое почтение вашим милостям. Время нам садиться в седла. Всем путешественникам известно, что час до полудня стоит двух часов вечером. Благодарю за прекрасное угощение, молю Бога о вашем счастье. – Он понизил голос: – И пусть Господь в доброте своей заставит вас немного подумать о том, что я говорил вчера вечером!

Де Лальер пропустил намек мимо ушей.

– Надеюсь, вам будет угодно принять чашу и немного закусить перед отъездом.

Маркиз молча проглотил пренебрежение к своим словам. Однако Жана де Норвиля, который подошел, красивый и обаятельный, как всегда, он встретил по-другому:

– Мы с вами можем обойтись без любезностей, мсье. Добрых людей, которые ошибаются, я жалею, но негодяев, сбивающих их с толку, я ненавижу. Возвращайтесь-ка лучше в Англию или в Савойю; в любом другом месте вам будет безопаснее, чем во Франции.

На губах де Норвиля появилась бледная улыбка.

– Если вы пророк, монсеньор, то, может, было бы мудрее подумать о своих собственных делах…

– Ага! – воскликнул маркиз, отвечая в том же тоне. – Братец Лис, какой у тебя длинный хвост!

И отвернулся.

После того как отъезжающим гостям подали вина и хлеба, чтобы они дотянули до позднего завтрака где-нибудь по дороге, Блез наконец услышал приговор.

Как требовал обычай, он преклонил на прощание колено перед отцом и матерью; но Антуан де Лальер отступил назад.

– Мсье, – произнес он резким и четким голосом, – вы избрали путь, противоположный моему, так что, если мы встретимся снова, то встретимся врагами. Вам доставляет удовольствие поддерживать тирана и покидать своего природного господина, когда он нуждается в вашей поддержке. Осмелюсь предположить, что вы рассчитываете получить от этого выгоду – приспособленцы часто выгадывают, – но, так это или иначе, вы больше не один из нас. Если бы вы оставались у себя в гарнизоне, вас можно было бы извинить. Но вы приехали сюда. Вы видели, что ваш отец и ваши друзья готовятся рискнуть всем ради благородного дела, которое должно было стать и вашим. И вы не решились поступить, как подобает мужчине. Что ж, в таком случае вы не смеете вернуться сюда, пока я жив. Это вам понятно?

Столь велик был гнев Антуана, что он произнес свой приговор публично, посреди двора. Столь велика была общая привязанность к Блезу, что все, за исключением разве что де Норвиля и нескольких самых ярых приверженцев Бурбона, выглядели ошеломленными и подавленными. Рене и Пьер, которые ничего не знали о происшедшем за ужином, были потрясены так, словно земля разверзлась перед ними. Старые домашние слуги качали головой и перешептывались. Мадам де Лальер побледнела.

На этот раз Блезу было нетрудно взглянуть отцу в глаза.

– Я не приспособленец и не трус, – ответил он, – и вы это знаете. Вы совершили горькую несправедливость, назвав меня так. Будьте уверены, господин отец мой, что я понимаю ваше желание.

– Антуан, – вмешался маркиз, – не будь же слепым дураком!

Щеки Антуана залила ещё более густая краска гнева.

– С вашего позволения, я сам буду судьей своему сыну. Довольно с нас ваших советов. Вас принимали здесь лишь по долгу старой дружбы. Но этот долг уже уплачен.

Маркиз улыбнулся:

– Вот ещё глупости! Молю Бога, чтобы он остудил тебе голову, Антуан, ибо ему одному это под силу.

Он повернулся к Констанс де Лальер.

– Прощайте, госпожа моя и добрейший друг мой. Да пошлет вам Господь долгие и счастливые годы!

И, кивнув пажу, державшему под уздцы мула, поднялся в седло.

Блез поцеловал Рене, обменялся пристальным взглядом со старшим братом и ещё раз поднес к губам руку матери. Ее глаза послали ему прощальное благословение. Потом вскочил на коня и последовал за де Сюрси через ворота замка, ни разу не оглянувшись назад.

Пьер де ла Барр ехал последним в небольшой кавалькаде, он сидел, полуобернувшись в седле и держа шляпу в руке, пока дорога не нырнула в низину, скрыв все позади.

Антуан де Лальер зашагал в дом. Там и нашла его жена через несколько минут; он сидел на скамье в большом зале. Голова его поникла, и он не поднял глаз на супругу. Ей показалось, что со вчерашнего вечера он постарел на много лет.

Глава 8

В это утро Франсуа-Ведун засел у обочины дороги – неподалеку от деревни Лальер, однако в таком месте, чтобы его наверняка не было видно от последнего дома; засел и стал ждать. Здесь начинался лес, растянувшийся почти до самого Роана, что в пяти лигах отсюда. Из своего убежища между корнями большого дуба сьер Франсуа отлично мог наблюдать за дорогой и, завтракая половиной вчерашней лепешки, он время от времени поглядывал в сторону деревни.

Наверное, для ведунов способность держать глаза и уши открытыми и складывать все, что удается узнать, по кусочкам в законченную картину, важнее знания заклинаний и даже союза с самим Сатаной. Сьер Франсуа обладал таким даром – и благодаря ему сделал себе состояние, став лучшим предсказателем будущего во всем Форе.

Он мог бы носить посох из мушмулы толстым концом вниз как символ своего призвания, резать черных кур в полночь на перекрестке дорог, водить компанию с волками или владеть волшебным браслетом из кожи угря; но все эти штучки – ерунда и побрякушки. Главным его достоянием был острый ум.

Проведя прошлый вечер в сельском трактире, он узнал о событиях в замке чуть ли не в ту же минуту, когда они произошли, ибо новости о том, что случалось в замке, смаковались с особым удовольствием, и слуги де Лальеров, разнося их, прибавляли себе значительности.

Вот таким образом сьер Франсуа узнал о застольном споре и о стычке с де Вернеем ещё до того, как в замке погасили огни. После этого ему потребовалось немного – достаточно было узнать, что де Верней и его друзья в сопровождении слуг перед рассветом проехали через деревню и, не жалея коней, помчались в сторону Роана. Природная смекалка и накопленное с годами знание рода людского подсказали остальное. Теперь у него появился шанс подзаработать – и одновременно расплатиться по одному старому счету.

Счет этот он носил у себя на лице – шрам от плетки, который оставил однажды де Верней, когда колдун недостаточно расторопно убрался с его пути на большой дороге. Сьер Франсуа по сей день ненавидел за это скота-помещика. С другой стороны, если он кого и любил, так это Блеза де Лальера. Однако нынешним утром главное место в его мыслях занимали не ненависть и не любовь. Прежде всего он рассчитывал на то, что его догадка насчет де Вернея стоит золотой монеты.

Прошло уже два часа после восхода солнца, когда на дороге наконец показался маркиз де Воль во главе своей свиты. Сьер Франсуа смог рассмотреть всю колонну прежде, чем она поравнялась с ним: впереди ехал маркиз на верховом муле, за ним Блез и его стрелок, потом двое господ – духовного звания, судя по виду; за ними следовали трое молодых пажей на «гран-шво» – крупных конях, предназначенных для боя или парада и принадлежащих де Сюрси и двоим кавалеристам, и шестеро верховых слуг; замыкала колонну группа лакеев и конюхов с вьючными мулами.

Для такой большой компании все держались непривычно тихо, и по мрачным лицам маркиза и Блеза сьер Франсуа смог догадаться, что прощание в замке было не из приятных. Однако он встревожился, когда маркиз, не доезжая до его укрытия, вдруг натянул поводья и подал знак остановиться. Потом, очевидно, стал о чем-то совещаться с Блезом и де ла Барром.

Поскольку беседа не была слышна, сьер Франсуа переменил позицию, подкравшись поближе и спрятавшись за придорожным кустарником.

– Я слишком старый лис, – говорил маркиз, – чтобы дать такому щенку поймать меня врасплох. И кроме того, я все время помню, что дьявола узнают по когтям… Вы слышали последнюю шуточку де Норвиля, не правда ли? «Если вы пророк», – сказал он. Ну что же, пусть я не пророк, но во всяком случае и не дурак.

Блез кивнул.

– Я слышал его. – Он взглянул на дорогу. – Нам придется ехать через горы и леса почти до самого Роана.

– Именно так, – подтвердил его собеседник, – и вот тут как раз подходящее место, чтобы надеть доспехи. Я не люблю таскать на себе сталь в жаркий день. Может быть, в ней и не будет нужды. Но кто знает наверняка, что де Верней поехал на запад, а не на восток?

Вот и пришел черед сьеру Франсуа сыграть свою роль. Выйдя из-за кустов, он снял широкополую шляпу.

– Да хранит вас Бог, ваша светлость! Мсье Блез, ваш покорный слуга!

– Святая Варвара! – воскликнул де Сюрси. – А ты кто ещё такой?

Он успокоился, когда Блез ответил на приветствие ведуна восклицанием: «А-а, сьер Франсуа!», а затем в двух словах объяснил, кто он такой.

Пьер де ла Барр, вспомнив, что они с Рене воспользовались лодкой этого волшебника для путешествия по зачарованному пруду фей, раглядывал его с особым интересом.

– Господин мой сказал, что не знает, поехал ли Рауль де Верней на запад или на восток, – проговорил сьер Франсуа профессиональным речитативом, – но я могу ему сообщить…

– А как, черт возьми, случилось, что ты оказался за этим кустом? – спросил маркиз.

Его собеседник понизил тон на целую октаву:

– Ах, монсеньор, не пытайтесь узнать, какими способами умельцы, принадлежащие к моей гильдии, оказываются там, где им угодно…

– Ну ладно, так что насчет де Вернея?

– Он и его друзья сделали вид, что направляются к Мулену, а потом повернули назад и поехали по этой дороге. Они опережают монсеньора на три часа.

Де Сюрси переглянулся с Блезом.

– Сколько их? – осведомился он.

– Шестеро дворян со слугами – всего восемнадцать лошадей. Хорошо вооружены. Они будут ждать монсеньора у Бурлящей Теснины, в двух лигах отсюда.

– Откуда тебе это известно?

Сьер Франсуа не стал объяснять, что любой, кто замышляет устроить засаду на этой дороге, будет просто дураком, если не выберет место у Бурлящей Теснины, где дорога извивается между крутыми, почти отвесными склонами гор, поросшими лесом, и все преимущества оказываются на стороне нападающего.

Он ответил только:

– У меня есть способы узнавать… Господин мой может быть уверен, что я говорю правду.

Вмешался Блез:

– Я знаю это место. Настоящая ловушка, для засады лучше не придумаешь. Но мы можем обойти его, если вашей светлости угодно, – свернем на боковую дорогу, не доезжая одной лиги. А потом, с одобрения господина маркиза, мы с Пьером вместе с несколькими нашими людьми можем подобраться к этим мерзавцам с тыла и поставить им хорошую стальную клизму. Пусть не думают, будто мы их боимся.

– Ба! – фыркнул маркиз. – Какое мне дело, что они о нас подумают! Если мы сумеем оставить их кормить комаров в этих чащобах, пока сами будем спокойно добираться до Роана, то отлично посмеемся над ними. Однако благоразумнее быть наготове…

Он оглянулся назад и окликнул слуг:

– Жюль! Анри! Подгоните-ка сюда вьючных мулов с доспехами. И оседлайте боевых коней.

Свита мигом зашевелилась.

– Господин мой, – затянул сьер Франсуа, боясь, чтобы добыча не уплыла из-под носа, – неужто мои сведения для вас ничего не стоят?

Маркиз протянул ему столь желанную крону.

– Прими вот это, мэтр ведун, вместе с моей благодарностью. Такую незаурядную смекалку, как твоя, можно было бы использовать на королевской службе. Дай мне знать, если тебе когда-нибудь захочется получить такое место.

Сьер Франсуа оскалился в довольной улыбке. Свое он получил, можно уходить.

Однако, когда он уже раскланялся, его отвел на обочину дороги Пьер де ла Барр.

– Ты вернешься в Лальер? Ты увидишь мадемуазель Рене? – шепнул он.

Ведун кивнул.

– Можешь устроить так, чтобы предсказать её судьбу?

– Вполне возможно, мсье.

Пьер наклонил голову набок.

– Я надеюсь на тебя, мэтр. – Крона скользнула из его руки в подставленную ладонь колдуна. – Получишь намного больше, если судьба пойдет по верному пути.

– Благородный и щедрый принц! – просиял сьер Франсуа. – Можете на меня положиться.

Снова двинувшись в путь, маленькое войско де Сюрси теперь держалось плотнее и сверкало сталью. Маркиз, Блез и Пьер надели кирасы, легкие шлемы с назатыльниками и наплечники. Это несколько уравнивало шансы против более многочисленного отряда де Вернея на случай, если, несмотря на обходный маневр, те все же перехватят их. Доспехи помогли бы также, если у кого-то из противников оказался бы самострел.

Шестеро вооруженных слуг маркиза, образовавших теперь арьергард, надели стальные каски, двое из них держали наготове арбалеты. Даже доктор Савио, врач-итальянец, и мэтр Лоранс, секретарь маркиза, надели нагрудники, а конюхи вооружились пиками. В целом получился отряд, который мог до какой-то степени отразить нападение, держась плотно и не позволяя застать себя врасплох.

Эти приготовления подняли настроение путников. Блез, по крайней мере на время, отвлекся от мыслей о разрыве с отцом. Пьер, которого со вчерашнего вечера одолевала меланхолическая мечтательность, взбодрился и стал напевать мелодию песенки о Мадлен в мае. Де Сюрси, сменив своего мула на горячего коня, ехал между двумя молодыми людьми, позабыв о государственных делах за приятными воспоминаниями о собственной далекой юности.

– Далеко ещё до этой твоей боковой тропы, Блез? – спросил маркиз.

– Четверть часа езды, мсье, или около того.

Блез пустился в объяснения, что лесная тропа поднимается круто в гору на протяжении примерно лиги, потом так же круто ныряет вниз к небольшой речке Арсон, притоку Луары, которую предстоит перейти вброд. А от этого места ещё один короткий подъем выводит на северную дорогу к Роану.

– Возможно, конечно, – добавил он, – что де Верней выслал дозорного, чтобы не прозевать нас.

Он взглянул на густой лес, тянущийся по обеим сторонам дороги.

– В этом случае нам было бы лучше остаться на главной дороге и пробиваться с боем у Бурлящей Теснины… Если они узнают, что мы свернули на лесную тропу, и поскачут за нами, положение наше станет невыгодным – будем путаться между деревьев… разве только первыми доберемся до реки. На броде их можно встретить.

– Маловероятно, – заметил маркиз, – чтобы у де Вернея и его приятелей хватило мозгов следить за нами здесь, за целую лигу от них… хотя де Норвиль мог присоветовать. Ты, думаю, уже догадался – он-то и есть главная движущая сила всего предприятия. Он понял, что я знаю о нем слишком много, – и послал де Вернея. Тем не менее, взвесив все, полагаю, лучше рискнуть и поехать по боковой дороге.

Через несколько минут, когда они добрались до места поворота на объездную тропу, Блез посоветовал изменить порядок следования.

– Если мы поедем позади всех, – объяснил он, – то первыми узнаем о погоне и сможем тогда поторопить остальных, а сами остановимся и примем бой или, наоборот, вырвемся вперед – смотря по обстоятельствам. А если поедем в голове колонны, то можем ничего не заметить, пока они не обрушатся на нас.

Предложение приняли. Вскоре, вытянувшись в цепочку, подтянув подпруги и усиленно награждая мулов палками, отряд тяжело взбирался вверх по узкой тропке среди деревьев.

Однако Блез, едва съехав с дороги вместе с маркизом и Пьером, натянул поводья.

С лесистого гребня, оставшегося позади, донесся протяжный звук, похожий на мычание быка. Только ни у одного быка на свете не хватило бы легких издать такой громкий, раскатистый рев. Звуки следовали все быстрее и нетерпеливее.

– Похоже на швейцарский рог2323
  Швейцарский, или альпийский рог – духовой инструмент, деревянная труба длиной около трех метров и более.


[Закрыть], – заметил де Сюрси, – вроде тех, что носят горцы в кантоне Ури. Ей-Богу, похоже. Уж мы-то наслушались их предостаточно в ту ночь при Мариньянo2424
  Мариньяно (ныне Меленьяно) – город в северной Италии, где 13 – 14 сентября 1515 гoда французы разбили швейцарских наемников миланского герцога.


[Закрыть]!

– Да, это горный рог, – согласился Блез. – Его рев слышен за целую лигу, а уж у Бурлящей Теснины точно. Он может и не иметь к нам отношения; но если это сигнал де Вернею, то у нас самое большее пятнадцать минут форы. Так что лучше выжать из них все возможное, что бы этот сигнал ни значил.

Вдоль колонны был послан приказ поторопиться, удары палок участились. Трое всадников, ехавших позади, нервничали: продвижение казалось им мучительно медленным. Они ещё не успели добраться до самой высокой точки тропы, когда до них донесся частый топот лошадиных копыт на дороге в долине.

– Ну вот, все стало на свои места, – нахмурился Блез. – Рог действительно был сигналом для них. Они налетят на нас раньше, чем мы доберемся до брода. Монсеньор, ради Бога, поезжайте вперед. Вы можете уйти, мы задержим их…

Маркиз прервал его отрывистым «нет».

– Иногда мужество, дружище Блез, становится важнее даже королевских дел. Я не оставлю вас одних расплачиваться по счету; мы встретим их вместе. Однако постараемся добраться до брода, если получится. Наши люди в безопасности – они им не нужны. Мы с тобой – вот та дичь, за которой охотятся эти мошенники. Ну так пришпорим коней!

Свернув с тропы, чтобы обогнуть колонну мулов, перекрывшую дорогу, де Сюрси бросился в лес, выехал на вершину гребня и начал спускаться на другую сторону. Однако на этом крутом склоне, где земля то и дело осыпалась из-под копыт, а круп лошади оказывался выше её головы, шпоры были не нужны. Скользя по прошлогодней листве и мху, спотыкаясь о корни, уклоняясь то от нависшей ветки, то от поваленного ствола, всадники двигались почти так же медленно, как и на подъеме. Это был головоломный спуск, поистине спуск наудачу.

Потом на тропе вдруг раздались крики – преследователи налетели на колонну. Ругательства, проклятия, удары, вопли; треск ветвей и топот перепуганных мулов, врассыпную бросившихся в лес; выкрики воинства де Вернея: «С дороги, чтоб вас всех разорвало!»

Слева, по обе стороны тропы, появились всадники, несущиеся вниз по склону. Один из них заметил маркиза в просвете между ветвями и, поднеся к губам рог, протрубил охотничий сигнал «вижу». Затем, развернув лошадь в сторону маркиза, бросился за ним.

И в этот миг случилось самое худшее. Конь де Сюрси споткнулся о бревно, наполовину ушедшее в землю, потерял равновесие и перевернулся через голову, выбросив всадника на несколько шагов вперед.