Текст книги "Злые сестры. История трех ведьм"

Валентино Серена
Злые сёстры. История трёх ведьм

Serena Valentino

The Odd Sisters

Copyright © 2021 Disney Enterprises, Inc. All rights reserved

© Мольков К. И., перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Посвящается композитору и певцу Тому Уэйтсу

 
«В каждом лице я буду искать тебя, Люсинда,
И со мной ты отправишься в ад».
 

Том Уэйтс, «Люсинда»

Пролог

Мои матери – Люсинда, Руби и Марта. Сразу три матери – это само по себе очень странно, а они к тому же сёстры. Похожие друг на друга как капли воды близняшки-тройняшки.

В разное время об их внешности многие отзывались по-разному. Тёмная фея, Малефисента, считала их самыми очаровательными существами, которых ей когда-либо приходилось видеть. Другие, впрочем, сравнивали их со сломанными, выброшенными на помойку куклами, треснувшими и поблекшими от дождя и ветра. Но самым глубокомысленным мне кажется замечание, которое сделала великая и ужасная морская ведьма Урсула. Она сказала, что красота злых сестёр настолько выбивается из общего ряда, что делает их нелепыми.

Лично я всегда находила их прекрасными, даже несмотря на их одержимость. Даже несмотря на то, что они часто вызывали у меня гнев. Даже сейчас – разочарованная, с разбитым сердцем, узнавшая о том, какие они на самом деле жестокие, беспощадные и пакостные, – я продолжаю считать их прекрасными. И по-прежнему люблю их.

Из дневников моих матерей, которые мы читали вместе с Белоснежкой, нам стало известно, что на всём свете не осталось в живых ни одной ведьмы, которая была бы могущественнее, чем они. Впрочем, нет, не так. Одно исключение всё же есть. Это я.

Если вы знакомы с историей злых сестёр, то наверняка должны помнить о том, что когда-то, давным-давно, у них была ещё одна, младшая сестра по имени Цирцея. Вскоре она трагически погибла, когда тёмная фея Малефисента уничтожила Страну эльфов и фей в припадке гнева, пришедшегося у неё как раз на шестнадцатый день рождения Цирцеи. Впрочем, гибель Цирцеи сёстры сохранили в тайне от Малефисенты, а сами так отчаянно хотели вернуть к жизни свою младшую сестру, что ради этого каждая из них пожертвовала лучшей частью самой себя. Я непонятно выражаюсь, да? Скажу проще. Люсинда, Руби и Марта отдали лучшие кусочки своей личности, чтобы сложить из них новую Цирцею. Создать замену сестре, которую они потеряли.

То есть меня.

Но при этом я больше не была уже им сестрой, но стала для них дочерью, которую они создали с помощью своей магии и своей любви. Любовь моих матерей оказалась такой сильной, что они стремились защитить меня буквально от всего и неукоснительно, настойчиво продолжали заниматься этим изо дня в день, из года в год. Сеяли вокруг себя разрушения и хаос, разносили в щепки всё и вся, что оказывалось у них на пути и, как им казалось, мешало защищать меня. Их любимую, драгоценную Цирцею.

Честно говоря, я очень долго думала, что они мои сёстры. Старшие сёстры, которые так старательно присматривают за мной, своей младшенькой, оберегая меня от малейших опасностей. Считала, что они вынуждены это делать хотя бы уже потому, что у нас не было родителей, с которыми, как мне казалось, случилось что-то ужасное. Настолько ужасное, что Люсинда, Руби и Марта никогда не рассказывали мне о наших маме и папе. Никогда. Ни слова. А если я сама пыталась завести такой разговор, они отказывались его продолжать и говорили, что защищают меня от правды, которую мне не следует знать. А правда-то как раз и заключалась в том, что Люсинда, Руби и Марта были мне матерями. Сразу все трое.

Должна признаться, что расти под присмотром сразу трёх заботливых, стремящихся оградить меня от всего на свете матерей было очень непросто. Но с другой стороны, их любовь и готовность делиться всеми секретами своей магии очень быстро и рано сделали из меня сильную колдунью. Уже в очень юном, почти детском возрасте я умела проделывать такие волшебные трюки, которые далеко не каждой взрослой ведьме по зубам. Мои матери постоянно повторяли, что мой магический дар по силе превосходит даже их собственный, а они, как вы помните, были самыми могущественными ведьмами на целом свете. Став постарше, я поняла, что они, должно быть, правы, потому что в детстве даже сама постоянно удивлялась тому, с какой лёгкостью мне удаётся создавать заклятия и проделывать другие магические трюки. Но всё дело в том, что мне просто в голову тогда не приходило, что я волшебством при этом занимаюсь. Чаще всего кто-то другой обращал моё внимание на то, что я, сама того не подозревая, только что наложила заклятие или проделала ещё какой-нибудь колдовской фокус. Мои матери мне об этом чаще всего напоминали, и они же старались защитить меня от любых неприятностей, которые я могла сама себе причинить при этом.

Ну а потом я стала старше, настолько старше, что влюбилась в принца, и с этого момента стремление защитить меня превратилось у моих матерей в самую настоящую манию. Теперь они стали защищать меня с какой-то новой яростью, даже жестокостью. И стали мстительными. Что уж там скрывать, принцу удалось разбить моё сердце, и мои матери задались целью в отместку уничтожить его самого.

Хорошо помню тот день, когда я сказала им, что влюбилась, и какая паника их тогда охватила. Матери уговорили меня принять участие в маленьком спектакле, который должен был доказать, что принц недостоин моей любви. И знаете, я согласилась на их предложение, потому что искренне верила в любовь принца и с помощью этого фарса собиралась доказать это своим матерям. Короче говоря, я оделась в грязные тряпки, чтобы выдать себя за дочь местного свинопаса, и принялась слоняться вместе с хрюшками возле замка, ждала, когда же меня обнаружит здесь мой принц.

Дождалась.

Принц повёл себя в точности так, как предсказывали мои матери. Смотрел на меня с презрением, морщил нос и, разумеется, моментально меня разлюбил – это у него как рукой отрезало. Одним словом, повёл себя хуже тех хрюшек, которых я пасла. Принц обращался со мной так заносчиво, так высокомерно, что я, само собой, прокляла его.

Отныне каждый злой поступок принца должен был отпечататься на его лице. Но если он будет вести себя достойно, то моё заклятие его внешности не повредит. На прощание я дала принцу сорванную в его же саду заколдованную розу, которая должна была напоминать ему о том, что мы с ним когда-то любили друг друга. А когда с той розы опадёт последний увядший лепесток, образ, в котором находится на тот момент принц, останется с ним навсегда. А если это не образ окажется, а образина, винить за это ему будет некого, кроме как себя самого.

Так же, как многие-многие ведьмы и феи до меня, я оставила принцу шанс разрушить заклятие. Для этого он должен был полюбить – искренне, горячо и взаимно. Мне показалось, что так будет по-честному. Я думала, что тем самым даю принцу возможность искупить свои грехи и всё исправить. Но у злых сестёр, матерей моих, были на этот счёт свои планы. Они буквально свели принца с ума и заманили, что называется, на кривую дорожку. Одним словом, принц принялся крушить всё налево и направо, стал жестоким, бездушным и довольно скоро превратился в отвратительное чудовище – то самое, которое сёстры с самого начала разглядели спрятавшимся в тёмных глубинах его души. Знаете, я, пожалуй, могла бы простить принцу все его дикие выходки, если бы только они не затронули принцессу Тьюлип Морнингстар и Белль. Мои матери своими постоянными пытками довели Чудовище до безумия, и он, в свою очередь, так мерзко, так отвратительно повёл себя с принцессой Тьюлип, что она не выдержала и кинулась с высокой скалы прямо в руки – точнее, щупальца – морской ведьмы. Урсула, разумеется, этим подарком воспользовалась и сохранила Тьюлип жизнь в обмен на красоту и чудесный голос принцессы. Ну а я чуть позже вернула бедняжке Тьюлип и красоту, и голос, обменяв их у Урсулы на ожерелье из морских раковин, которое мои матери с помощью колдовства стащили у морского короля Тритона. Я никак не могла простить своих матерей за то, что из-за них в такой опасности оказалась жизнь Тьюлип. И за те ужасы, которым они подвергли несчастную Белль, тоже их простить не могла, хотя и понимала, конечно, что всё это злые сёстры проделывали не из ненависти к Белль, а исключительно ради того, чтобы стереть в порошок Чудовище, который посмел так грубо обойтись со мной.

Это стало началом моего разочарования в своих матерях, и с этого же момента я принялась вживаться в новую для себя роль волшебницы, исправляющей все допущенные сёстрами ошибки. Я была так сердита на моих матерей за вмешательство в жизнь Тьюлип и Белль, что ушла от них, никаких возражений даже слушать не стала. Уйдя из дома, я принялась скрываться от сестёр всеми известными мне способами. Таким было придуманное мною для них наказание – лишить их моей любви в надежде, что они сдадутся и навсегда переменятся.

После моего ухода матери рассвирепели и бросились звать на помощь Урсулу. Она, что и говорить, ведьмой была могущественной, авторитетной, и злые сёстры надеялись, что она поможет им найти меня. При этом им было невдомёк, что Урсула к тому времени уже успела обманом завлечь меня к себе и превратила в бледную тень прежней Цирцеи. Теперь я бесцельно болталась в тёмном подводном саду Урсулы вместе с другими пленёнными морской ведьмой душами, а их за долгие годы у неё накопилось немало. Урсула же, как ни в чём не бывало, согласилась помочь моим матерям, а они за это обещали ей укрепить своей магией жуткое проклятие, которое Урсула собиралась навести на своего брата, короля Тритона. Как бы я ни относилась к Урсуле, справедливости ради нужно согласиться с тем, что права на то, чтобы занять трон своего брата, у неё были. Дело в том, что их отец завещал свой трон им обоим, и Тритон поступил с Урсулой просто безобразно, объявив морским царём одного лишь себя. Обратись Урсула ко мне, я, скорее всего, согласилась бы помочь ей восстать против брата, но никогда при этом не стала бы делать ничего, что могло причинить вред младшей дочери Тритона, Ариэль.

Старинная подруга моих матерей, Малефисента, предупреждала их не связываться с Урсулой, предупреждала. И о том, что доверять Урсуле нельзя, говорила, и о том, насколько опасным может получиться то проклятие, – тоже. Но злые сёстры Малефисенту услышать не захотели – это у них было в порядке вещей, не слушать никого, кроме себя, любимых. И на то, что Урсула не была больше той прежней ведьмой, с которой они дружили много-много лет, матери своего внимания обратить не пожелали. Ослеплённые своей навязчивой идеей – как можно скорее отыскать и вернуть меня себе, – они включились в безумный план Урсулы по уничтожению Тритона. Ну это ладно, это я им легко простила бы, если бы они при этом не попытались убить Ариэль.

Когда же мои матери узнали наконец о том, что Урсула забрала мою душу и засунула меня в свой подводный сад, они пришли в бешенство. Вместо Тритона они обрушили созданное ими ужасное заклятие на Урсулу, убили её и едва не уничтожили почти целиком всю землю и самих себя вместе с ней, пытаясь спасти меня. Но мои матери не ожидали того, что произошло с ними дальше. Не думали, не гадали, что заклинание рикошетом ударит по ним самим, в результате чего их неподвижные тела лягут под стеклянным куполом солярия в Морнингстаре, а души будут погружены в непробудный, бесконечный сон. В этом состоянии они до сих пор и пребывают.

Мощность того гневного заклятия была такова, что притянула в Морнингстар и Малефисенту. Дело в том, что Малефисента искала тогда кого-нибудь достаточно могущественного, кто мог бы гарантировать, что принцу Филиппу не удастся разрушить своим поцелуем сонное заклятие, которое она наложила на свою дочь, Аврору, в день крестин девочки. Заклятие должно было вступить в силу в шестнадцатый день рождения Авроры, который стремительно приближался. Малефисента очень боялась, что, когда Авроре исполнится шестнадцать лет, у неё со вспышкой гнева и огня проявятся те же силы, что и у самой тёмной феи. Она была в ужасе за свою дочь и хотела избавить её от горя, которое испытала бы Аврора, уничтожив – так же, как Малефисента в своё время, – всех, кого она любила, и всё, что было ей дорого.

Я и не подозревала, что мои матери были настолько близки с Малефисентой, что они с ранней юности знали и любили её. Не знала я и о том, что злые сёстры помогали Малефисенте создать её дитя, её звёздочку ясную, Аврору. В конечном итоге их заклинание неизбежно должно было погубить Малефисенту точно так же, как погубило моих матерей, тем же самым способом создавших и меня саму, что, собственно говоря, и произошло. Так что я решила не спешить и оставить всё как есть до тех пор, пока не придумаю, что делать дальше. Всё, чего я хотела от моих матерей, это чтобы они сидели тихо и ни во что не вмешивались. Мне требовалось время, чтобы разобраться с проблемами, возникшими со смертью Урсулы и Малефисенты, и заняться устранением разрушений, которые они обе вызвали с помощью злых сестёр.

Но пассивное ожидание их никогда не устраивало. Не желали они тихонько сидеть в сторонке, пока я разгребаю то, что они натворили, и вновь принимались вмешиваться в чужие дела. На этот раз в прицеле моих матерей оказалась Готель, их подруга детства, которой потребовалась помощь сестёр. Готель была ведьмой и жила в Мёртвом лесу со своими сёстрами Примроуз и Хейзел и их могущественной матерью, Мани. Читая историю Готель, которую нашла в сборнике волшебных сказок, я с каждой страницей всё больше и больше узнавала о характере моих матерей. В книге они представали передо мной юными ведьмами, полными энергии и способными быть верными подругами. Такими мои матери оставались до тех пор, пока не потеряли свою младшую сестрёнку Цирцею – девочку, которую должна была заменить я. Именно тогда они начали меняться. Теперь все усилия злых сестёр были сосредоточены только на одном – любой ценой оживить, вернуть себе Цирцею. В конечном итоге они этого добились, но чёрная магия, к которой им пришлось при этом прибегнуть, сильно отразилась на них. И на мне тоже, между прочим.

Она сделала сестёр безумными.

С того времени забота о моей безопасности стала их навязчивой идеей. Они готовы были на всё, лишь бы вновь не потерять меня.

Злые сёстры использовали и обманывали Готель, прикидывались, будто считают её своей сестрой. Они хитростью узнали заклинания, которыми пользовалась Мани, и стали применять их для достижения своих собственных целей. Когда Мани в припадке безумного гнева убила сестёр Готель, мои матери обещали своей подруге, что оживят их. Я уверена, что они с самого начала не собирались выполнять свои обещания, и вся эта возня была ими задумана только лишь для того, чтобы завладеть волшебным цветком Рапунцель. С какой целью, спросите вы? Насколько я понимаю, их целью было оживить Малефисенту, снять нежелательные эффекты, вызванные заклинанием, которое мои матери применили, создавая Аврору. Я уверена, что тогда же они прокляли Готель, считая её причиной моего гнева. Почему я так решила? Да потому, что застукала их, когда они вновь начали совать свой нос в чужие дела.

На самом деле никакой вины Готель в случившемся не было. Точно так же, как не было вины Малефисенты, Урсулы, Чудовища или Гримхильды. Просто с меня хватило горя и разрушений, вызванных моими матерями.

Распутывая клубок событий, отслеживая историю за историей в сборнике волшебных сказок, я обнаружила некоторую закономерность. Мои матери решительно поступали так, как считали нужным и правильным – но только в тех случаях, когда вставал вопрос о моей безопасности. Того, кто, по мнению моих матерей, мешал им защитить меня и оказывался у них на пути, ждали неприятности. Крупные неприятности. Мне хотелось простить матерей, потому что я понимала: сами-то они всегда считали, что всё делают правильно. А кто, скажите, не пойдёт на что угодно, чтобы защитить своего ребёнка? Вот то-то. Но чего я не могла им простить, так это их бессердечного отношения к тем, кого они без малейшего сочувствия устраняли только за то, что те оказались у них на пути. Тьюлип. Белль. Морис. И Белоснежка.

Как же они ненавидели Белоснежку! Какие ужасные штуки проделывали с ней, пока она была ещё ребёнком! Пугали её в лесу, мучили угрозами применить колдовство. Затем, дав Гримхильде зеркало, которым владел её омерзительный отец, довели её до безумия и подбили убить Белоснежку. Такие вещи не прощают. И хотя злые сёстры заточили потом Гримхильду внутри зеркала, которое её отец использовал как свой вертеп, они до сих пор не успокоились. Они до сих пор ненавидят Белоснежку.

Почему, по какой причине? Сказать по правде, это и сейчас по-прежнему остаётся для меня загадкой.

Так что, сидя здесь и разбирая записи в дневниках моих матерей, я продолжаю размышлять над тем, как я сама оказалась здесь и каким образом мне посчастливилось найти такую подругу, как моя кузина Белоснежка. Просто не представляю, как я пережила бы без неё любое из сделанных мной потрясающих открытий. Без неё у меня не хватило бы отваги увидеть моих матерей такими, как они есть.

Снежка была для меня образцом и примером, когда я наблюдала за тем, как она умеет держать себя на расстоянии от своей зловредной матери. Матери, полной горя и отчаяния из-за своего былого обращения с дочерью. Матери, постоянно вымаливающей у своей дочери прощения. Снежку тяготила обязанность облегчить положение своей матери, кающейся за свои прошлые грехи. Я же тяжело переживала вероломство моих собственных матерей.

Найти друг друга было большой удачей и для меня, и для Снежки тоже. Я почувствовала себя намного сильнее и увереннее, когда у меня появилась она, и мы вместе взялись за поиски правды о моём прошлом и о прошлом моих матерей.

Таким образом, эта история настолько же моя, как и история Люсинды, Руби и Марты. Потому что все мы – единое целое. Потому что наши судьбы сшиты тонкой серебряной нитью, сплетены воедино, скреплены кровью, магией и опасной, всеохватывающей любовью.

Я сижу здесь, в доме моих матерей, и размышляю над тем, что мне делать дальше. Оставить моих матерей в непробудном сне, чтобы наказать их таким образом за совершённые преступления? Или, как говорится, спустить их с поводка и натравить на многие королевства, позволив им погубить новые жизни, – во имя любви, разумеется?

Я спрашиваю себя об этом, хотя уже знаю, каким будет ответ. Я с мучительной ясностью понимаю, что сама несу ответственность за все бесчестные, грязные дела моих матерей. И покончить с этим можно только одним способом. Я знаю, каким именно.

А теперь мне остаётся лишь набраться смелости и заставить себя приняться за работу.

Глава I
Ведьма за зеркалами

Злые сёстры оказались погружёнными в вечные сумерки.

В стране снов царила сумятица, порождённая пульсирующими волнами магии. Зеркальная комната сестёр казалась меньше и теснее с тех пор, как Цирцея сделала все зеркала чёрными. Таким было наказание за ту роль, которую сёстры сыграли в истории Готель, за смерть Малефисенты, Урсулы и королевы Гримхильды.

Сёстры очень опасались, что на этот раз дочь не простит их, как это много раз бывало в прошлом. Они сбились со счёта, пытаясь припомнить все причины, по которым Цирцея имела полное право погрузить их в полумрак и лишить своей любви. Это разрывало им сердца, заставляло паниковать и разжигало ярость. Это напоминало Люсинде о данном ею обещании.

А обещала она – ни много ни мало – уничтожить любого, кто дорог Цирцее.

В стране снов сёстры потеряли свою колдовскую силу. Они больше не слышали, не чувствовали в царящем хаосе ритмичной магической пульсации. Они не могли больше нарушать здешние законы и использовать свою магию. Их магия была заключена в многочисленных зеркалах, но они теперь стали чёрными, непроницаемыми. Об этом позаботилась Цирцея. Теперь злые сёстры были беспомощными, они стали пленницами, оставшимися один на один со своим безумием, толкавшим их на привычный, хорошо знакомый путь гибели и отчаяния.

Марта и Руби сидели и плакали на полу комнаты. На них всё ещё оставались потрёпанные, запачканные кровью платья, которые они не снимали с той кровавой церемонии, которую провели, чтобы связаться с Малефисентой, сражавшейся тогда против принца Филиппа. Казалось, что всё это было так давно, хотя на самом деле совершилось буквально только что. У сестёр просто не было времени, чтобы оплакать свою любимую рогатую волшебницу-ведьму, перед тем как переключиться на Готель.

– Проклятая Готель! – воскликнула Люсинда, неистово нарезая круги по комнате. – Если бы не она, Цирцея могла простить нас! – Марта и Руби продолжали плакать, не слушая бессвязную болтовню Люсинды. – А что, если она узнает правду? Что она тогда о нас подумает?

Люсинда сверху вниз взглянула на своих сестёр. Они все трое всегда чувствовали себя единым целым. Всегда. Но сейчас, пусть совсем ненадолго, сёстры вдруг показались Люсинде другими. Странными, неестественными, не похожими на неё саму. Чужими. Это ощущение поразило её. В этот момент Люсинда вдруг поняла, какими теперь должна видеть их всех Цирцея.

– Тихо! Кончайте реветь! – Люсинде нужна была тишина. Ей необходимо было подумать. Найти способ выбраться из этой комнаты, чтобы она смогла отомстить Фее-Крёстной и её назойливой сестрице, Няне, которые увели от них Цирцею. – Я не могу сосредоточиться, пока вы тут завываете! Обещаю вам, сестрички, мы найдём способ уничтожить всё, что дорого Цирцее! Мы должны придумать, как оживить Малефисенту, чтобы она помогла нам! Уж она-то ненавидит фей ничуть не меньше нас с вами!

– Нет, Люсинда, нет! Именно поэтому Цирцея так сердита на нас! – взвизгнула Руби, глядя на Люсинду снизу вверх своими вытаращенными глазами. Люсинда заметила в них безумный блеск, который напугал её.

– Да, Люсинда! – воскликнула Марта. – Она никогда не простит нас, если мы убьём их!

– Заткнитесь! – Люсинда резко остановилась и продолжила, вновь глядя сверху вниз на своих сестёр. – Если мы заберём всё и всех, кого любит Цирцея, ей не останется ничего другого, как только вернуться к нам. За утешением. Мы станем единственным, что у неё осталось на свете. Мы станем нужны ей!

Люсинда чувствовала себя так, словно она уговаривает совершенно неразумных детишек.

– С Готель это не прошло! Почему ты думаешь, что пройдёт с Цирцеей?

Люсинда обдумала вопрос Руби. Если честно, она и сама не надеялась на то, что это сработает. Но при этом чувствовала, что иного выбора у них просто нет.

– Мы не обращали на Готель должного внимания. Упустили её. Бросили её одну, и она свихнулась. Мы просто не понимали, как много в ней от Мани. – Люсинда сделала вид, будто что-то припоминает, копается у себя в мозгах. Затем резко тряхнула головой, словно пытаясь отогнать настигнувшую её мысль. – Готель оказалась слишком слабой. Сёстры мы с ней по магии или нет, сейчас она для нас никто! Она отказалась дать нам цветок, чтобы мы могли спасти Малефисенту! Значит, это она, она повинна в смерти Малефисенты! Я уверена, что Цирцея поймёт, если мы вернём Малефисенту!

– Нам нужно просто подождать немного, – сказала Марта. – Если мы будем ждать и ничего не предпринимать, как просила нас Цирцея, она раньше или позже простит нас. Должна простить!

Люсинда махнула на своих сестёр рукой, совершенно забыв о том, что в том месте, где они сейчас находятся, нет больше и следа магии и взмахом руки никого замолчать не заставишь.

– Замолчите! Я не стану ждать решения суда фей!

– Какого ещё «суда фей»? Что ты имеешь в виду? – в один голос спросили Руби и Марта, одновременно вскакивая на ноги.

– А вы что, думаете, феям нечего нам предъявить? У них есть отличная возможность привлечь нас к суду, пока мы заперты в этом месте. Боже, да они уже целую вечность грозятся сделать это! А теперь, когда Цирцея на их стороне, не стоит ждать, что она станет защищать нас. Нам нужно самим себя защищать! И быть наготове!

Руби и Марта взглянули на Люсинду, на их выпученных глазах блестели слёзы.

– Цирцея не на стороне фей!

– Вот именно, что на их! – фыркнула Люсинда. – Она отвернулась от нас из-за любви к Няне и её ужасной сестре Фее-Крёстной. Они предложили ей стать исполняющей желания феей. Нашу Цирцею – исполняющей желания феей, представляете? И это после всего, что они сделали с Малефисентой? Интересно, как это представляет себе Цирцея? Она же ведьма! Одарённая магической силой и созданная из трёх ведьм. Я не допущу, чтобы её сбивали с толку феи, ни за что не допущу. И ни за что не позволю им использовать нашу дочь, когда они будут там заседать в суде против нас. Не думаю, что вас устроит вот так просто сидеть и ждать!.. Ждать! Чего ждать? Вы что, совсем разум потеряли? Да что с вами случилось, сестрички мои?

Руби и Марта с опаской посмотрели на Люсинду, затем в один голос ответили.

– Ты у нас случилась!

– Что за бред? Что я такого сделала?

– Ты сказала нам, что мы должны постараться, чтобы стать для Цирцеи лучшими ведьмами на свете. А теперь хочешь убить всех, кого она любит! Где логика? – спросила Руби.

– Ты настаивала, чтобы мы говорили правильные вещи, перестали вмешиваться в чужие дела и принимали свои решения с оглядкой на Цирцею, – подхватила Марта.

– Ты сказала, Люсинда, что единственный способ вернуть Цирцею – это сделать её счастливой, – вновь вступила Руби. – И мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Марта тут же подхватила кричалку сестры.

– Мы хотим её вернуть! – И Руби вместе с Мартой принялись топать ногами, крутиться на месте, рвать на себе потёртые, покрытые кровавыми пятнами платья и с каждым новым поворотом всё громче выкрикивали: – Мы хотим её вернуть! Мы хотим её вернуть!

Люсинда подскочила ближе, встала перед ними.

– Прекратите немедленно! Кончайте комедию ломать! – Она уставилась на своих впавших в истерику сестёр. Изодранные, потрёпанные платья едва прикрывали их тощие, хрупкие тела. А у неё не осталось сил даже для того, чтобы как-то поприличнее одеть их. Странно, ведь во сне даже совершенно далёкий от какой бы то ни было магии человек способен сменить свою одежду. Для этого ему достаточно лишь подумать об этом. Но Цирцея всего лишила злых сестёр, буквально всего. Включая возможность хоть как-то сохранять чувство собственного достоинства.

При этом Люсинда знала, что её сёстры правы. Она действительно говорила всё это. Как же ей заставить Руби и Марту понять, что пришло время действовать по-новому? Время вновь стать могущественными ведьмами, какими они были всегда? Что пришла пора покинуть сонное царство и вернуться на своё законное место. Однако Люсинда не была уверена, что сёстры готовы услышать правду, поэтому она держала её при себе. Хотя Руби и Марта всегда были существами хрупкими, ранимыми, но ещё никогда Люсинда не опасалась за их рассудок так сильно, как сейчас.

Была тайна, которую она хранила от них на протяжении всей жизни. Если открыть им эту тайну сейчас, почти наверняка произойдёт катастрофа. Люсинда надеялась, что эту тайну не узнает никто и никогда, даже Цирцея. Как бы сильно ни любила Люсинда своих сестёр, она знала, что воля у них слишком слаба, чтобы сохранить подобной важности секрет и не проболтаться. Ну вообще-то они знали часть той загадочной истории. Но им была неизвестна самая важная тайна, та самая, что может уничтожить их всех, если только до неё доберётся Цирцея. Не знают сёстры и о том, что именно из-за неё, из-за этой тайны им необходимо как можно скорее выбраться отсюда. Выбраться и уничтожить библиотеку Готель.

– Сёстры, послушайте. Я старшая из нас. Мне нужно, чтобы вы поверили, что я всё знаю лучше всех.

– Люсинда всё знает лучше всех! – рассмеялись Руби и Марта. – Люсинда всё знает лучше всех! Нет, вы слышали? Вы слышали? Лучше всех!

– Сёстры, прошу вас. Соберитесь и постарайтесь выслушать меня. Это очень важно! – кричала им Люсинда, но Руби и Марта не слушали её и повторяли, топая ногами, новую кричалку:

– Люсинда знает лучше всех! Люсинда знает лучше всех!

Что ж, не имея возможности применить магию, Люсинда решила действовать по старинке, силой. Она обхватила своих сестёр за шею – одной рукой Руби, другой Марту, и приподняла их над полом так, что их ноги беспомощно заболтались в воздухе, как у тряпичных кукол.

– Немедленно прекратите орать и выслушайте меня!

Комната затрещала, затряслась, облепившие её стены зеркала задребезжали, заходили ходуном, грозя в любой момент расколоться на мелкие кусочки. Люсинда опустила своих сестёр на пол.

Дрожа от страха, Марта вцепилась в Руби и вскрикнула:

– Что происходит? Люсинда, остановись! Не надо, Люсинда! Мы будем тебя слушать, будем!

– Люсинда, прости! – подхватила Руби. – Останови это, пожалуйста!

Люсинда застыла на месте, молча глядела вокруг. Затем остановила свой взгляд на зеркалах. Что-то не так было с этими зеркалами, что-то очень не так. Люсинда принялась внимательнее присматриваться к каждому зеркалу, искала ведьму, которая совершенно очевидно притаилась за одним из них.

Комната тем временем продолжала трястись.

– Люсинда, пожалуйста! – хныкали прижавшиеся друг к другу Руби и Марта. – Мы обещаем сделать всё, что ты скажешь! Только не разбивай наши зеркала, ведь это всё, что у нас есть!

– Это не моя магия, дурочки. Нас с вами магии здесь лишили! А теперь отойдите назад и встаньте за мной. Живо!

Люсинда запихнула сестёр себе за спину и широко раскинула руки в стороны.

– Ну, давай, вылезай! Покажись, ведьма! – злобно прошипела она.

Зеркала на стенах дрожали, сквозь них пробивались язычки зелёного пламени.

– Так это же Малефисента! – взвизгнула Руби, увидев зелёные огоньки. – Она вернулась! Она сумела найти дорогу из тьмы! О, я всегда знала, что она очень, очень сильная!

Язычки пламени разрастались. Яркие, жаркие, они, казалось, выпрыгивают сквозь зеркала прямо в комнату. Затем из язычков пламени сложилось лицо, отразившись на поверхности каждого зеркала. Лицо было бледным, с большими, очень красивыми тёмными глазами. Эту женщину злые сёстры уже видели много-много лет назад, и с тех пор она ничуть не изменилась.

И это была не Малефисента.

– Гримхильда! – дружно выдохнули три сестры.

– Привет, ведьмы поганые, – раздался из каждого зеркала её голос и эхом прокатился по комнате. Руби и Марта закрутились на месте, пытаясь понять, где настоящая Гримхильда, а где её иллюзорные отражения в зеркалах.

– Она здесь, сёстры! – сказала Люсинда, указывая на висевшее прямо перед ними зеркало. Старая королева Гримхильда выглядела ещё величественнее, чем помнилось Люсинде.