Текст книги "Записки об уженье рыбы"

5. Уклейка

Я уже сказал, что верховка на нее совершенно похожа, только вчетверо ее меньше: так же плоска, тонка, синевато-серебристого цвета и белоглаза; по этим-то двум последним качествам называют ее в Оренбургской губернии сентявкой и белоглазкой. Я никогда не видывал уклейки длиннее четверти и шире вершка. Отчего около Москвы называют ее уклейкой, добраться я никак не умею. Она водится в большом количестве во всех чистых водах, особенно в реках. Когда вы стоите над синею глубью речного омута или озера и солнце сзади освещает поверхность воды, то непременно увидите на довольно значительной глубине сверканье синевато-серебряных полос, кругловатыми линиями, в разных направлениях, пронзающих воду, – это уклейки.

Редко случается, чтоб охотник занимался их уженьем; но что бы вы ни удили, только бы крючок был насажен навозным червяком, уклейка не оставит схватить его, испортить или попасть на удочку при первом погружении крючка в воду: разумеется, это делается там, где уклейки очень много. Если же червяк дойдет благополучно до дна, то она уже его мало трогает. Уклейка очень надоедает тем, что портит насадку червя, совсем не для нее назначаемую; впрочем, она бросается только на небольшого червя. Если кому угодно ее удить, то надобно употреблять маленькие удочки, наплавок пускать очень мелко, с крошечным грузилом или даже без грузила; всего охотнее и вернее берет она на мушку; на червяка с хвостиком также клюет хорошо, но не так верно, потому что часто хватает только за свесившуюся половину червяка; без хвостика же клюет неохотно, а на хлеб еще неохотнее. Клев ее быстр; она налетает с разбега и вдруг утаскивает наплавок в сторону, иногда погружая его и в воду; а если сама попадет на крючок, что бывает нередко, то натянет лесу и дернет даже за удилище, если вы не вдруг подсечете. Для нее нет особенных мест: она держится по всей реке, но я замечал ее в большем количестве в местах глубоких и тихих. Уклейка пригодна для насадки на всякую хищную рыбу, даже и на крупную, которую она может приманить издали, кидаясь на крючок с необыкновенною быстротою во все стороны и сверкая блестящей белизной своей. Уклейка никогда не бывает жирна и потому не употребляется для ухи, но изжаренная в сметане и высушенная – а еще лучше прокопченная, как сельдь, – очень хороша. Вообще вкус ее приятнее вкуса мелкой плотицы. Уклейка клюет до поздней осени, но после сильных морозов – уже только в глубоких омутах и со дна.

6. Елец

Рыба, неизвестная в низовых губерниях; может быть, так названа потому, что впервые появилась в известной реке Ельце, на которой стоит город Елец. Блестящей серебряной чешуей своей она сходна с уклейкой, но она белее, не плоска, а брусковата; похожа складом на головля. Длиною бывает с небольшим в четверть, а толщиною пальца в полтора; глаза, перья и хвост какого-то неопределенного серовато-сизого цвета, а спинка потемнее. Вообще эта рыбка очень живая и красивая. Елец водится довольно изобильно во всех реках Московской губернии, также в проточных прудах и озерах, заливаемых речною весеннею водою, но в небольших, копаных, несвежих прудах жить не может. Он так же, как и уклейка, очень проворен в своих движениях, но шире, белее и ярче сверкает в глубине; берет по большей части со дна и охотнее держится на местах неглубоких, быстрых, хрящеватых и каменистых. Клюет довольно верно; если со дна, то сначала ведет наплавок, не погружая: в это время должно подсекать его; если же насадка не касается дна, то берет живо и совсем утаскивает наплавок. Удить его надобно на навозного червяка, но крупные берут охотнее на земляного небольшого червя; говорят, что елец клюет и на хлеб, но мне никогда не случалось выудить ельца на хлебную насадку. В осень ельцы любят играть на солнце, и в это время надобно удить их, навязывая наплавок очень мелко, спуская его иногда до самого поводка; после же сильных морозов, в октябре, они берут только уже со дна, в глубоких омутах. Средней величины ельцы пригодны для насадки на щук и больших налимов. Вкус ельца составляет нечто среднее между плотицей и уклейкой, следовательно имеет мало достоинства. Клевать начинает очень рано, даже в апреле, когда вода в реках еще слишком сильна и мутна.

7. Ерш

Имя ерша, очевидно, происходит от его наружности: вся его спина, почти от головы и до хвоста, вооружена острыми, крепкими иглами, соединенными между собой тонкою пестрою перепонкою; щеки, покрывающие его жабры, имеют также по одной острой игле, и когда вытащишь его из воды, то он имеет способность так растопырить свои жабры, так взъерошить свой спинной гребень и загнуть хвост, что название ерша, вероятно, было ему дано в ту же минуту, как только в первый раз его увидел человек. Ерш в этом виде, быстро выхваченный из воды, не покажется даже рыбой, а чем-то круглым и мохнатым; даже на подъеме он покажется тяжелее, чем другие рыбки равной с ним величины. Русский народ любит ерша; его именем, как прилагательным, называет он всякого невзрачного, задорного человека, который сердится, топорщится, ершится. Про ерша сочинил он, вероятно всем известную, целую сказку с лубочными картинками своенародной фантазии и иногда с забавными созвучиями вместо рифм. По-моему, ерш – лучшая рыбка из всех, не достигающих большого роста. Складом своим он совершенно сходен с окунем, хотя никогда не питается рыбой. В реках средней полосы России он не бывает и четырех вершков длины, но в Петербурге, в устье Невы, ловятся ерши необыкновенной величины: я сам видал их, с лишком в четверть длиною. Слыхал также об огромных сибирских ершах. Ерш имеет необыкновенно большие навыкате, темно-синие глаза; от самой головы, как я уже сказал, идет у него жесткий гребень, почти в вершок вышиною; он оканчивается, не доходя пальца на два до хвоста, но и это место занято у него другим небольшим гребешком, уже мягким, похожим на обыкновенное плавательное рыбье перо; ерш колется, как окунь, если взять его неосторожно; он весь пестрый, кроме брюшка, но пестрины какого-то темноватого, неопределенного цвета; он весь блестит зеленовато-золотистым лоском, особенно щеки; кожа его покрыта густою слизью в таком изобилии, что ерш превосходит в этом отношении линя и налима; хвост и верхние перья пестроваты, нижние перья беловато-серые. Ерши водятся только в чистых водах и в большем количестве в реках песчаных или глинистых, также и озерах, заливаемых полою весеннею водою. Где ершей много и они крупны, там уженье их необыкновенно изобильно и приятно; клюют только на красного навозного червяка и, хотя не так охотно, – на земляных червей; разумеется, для этого надобно отбирать самых мелких; удочки употребляются средние. Ерши гораздо жаднее клюют со дна, чем на весу, и потому в таком только случае не должно удить со дна, если оно травянисто или имеет задевы.

Ерши очень рано весною начинают клевать и перестают в конце самой поздней осени. Если вы нападете на станичку, можете переудить большую их часть: насаживать можно червяков с хвостами и без хвостов, но первое всегда лучше. Ерши берут и заклевывают верно, без обмана, и почти всегда погружают наплавок в воду, но иногда ведут в сторону, тряся его; нередко, вынимая просто удочку, вытаскиваете ерша, который держал крючок во рту. Впрочем, это бывает иногда со всякой рыбой. Я нигде не находил ершей в таком множестве, как в поемных озерах около Москвы-реки: там можно было их выудить сколько угодно: двести, триста и более, зато крупные попадались редко, отчего уженье теряло свою заманчивость. Ершей не употребляют для насадки, вероятно по причине их острых вооружений, которые не нравятся хищным рыбам, но для человека ерш составляет превосходную добычу. Уха из ершей – самая здоровая, питательная и вкусная пища, но всего лучше они – особенно если крупны, – приготовленные на холодное под желе, которое бывает необыкновенно густо. По моему мнению, ничто не может сравниться с деликатнейшим вкусом этого блюда.

Я всегда дорожил крупными ершами и отыскивал их неутомимо. Но клев их в реках очень капризен: иногда на мели, иногда – только в глуби; сегодня клюют хорошо, завтра не клюют совсем. Ерши в исходе апреля набиты икрой до безобразия и в мае ее мечут, после чего клюют жаднее.

Теперь я поговорю о тех рыбах, которые, родясь такими же крошками, как и те, коих я уже описал, достигают большой величины.

8. Плотица

Очевидно, получила свое имя от того, что она плоска. В некоторых губерниях ее называют сорога, или сорожняк; происхождение этого названия объяснить не умею. Без сомнения, это самая плодовитая и многочисленная порода рыбы. В реках больших и малых, озерах, прудах проточных и копаных, если только вода довольно свежа, одним словом сказать, везде водится плотва во множестве. Это так ее опошлило, что рыбаки совершенна ее не уважают. Только тогда получает она некоторую значительность, когда начинает весить более фунта. Я сам видел плотицу в четыре фунта, но старые рыбаки рассказывали мне в Оренбургской губернии, что в старину попадалась плотва в семь фунтов: такую плотицу выудить уже очень приятно. Плотица несколько широка и кругловата, особенно крупная, плоска, чистосеребристого цвета, который к спинке становится темнее; глаза имеет красные или красно-коричневые, и чем плотица больше, тем глаза становятся краснее; верхние и нижние перья темно-красноваты; чешуя довольно крупная. С увеличением роста плотица становится шире и кругловатее; рот имеет небольшой. Клев ее начинается с самой ранней весны, даже тогда, когда полая вода не совсем слила и еще довольно мутна; одним словом, плотва первая начинает и почти последняя оканчивает рыбий клев. Она жадно бросается на всякую насадку: на обыкновенного навозного червяка, а крупная – даже на земляного, на хлеб, на всякие распаренные зерна, на раковые шейки и на всяких насекомых. Ее можно удить на всех местах и на всякой глубине; но крупная плотва клюет лучше и вернее со дна, в местах глубоких и тихих, особенно на хлеб; в камышах же, полоях, в мелкой воде она берет на две четверти аршина и даже менее от поверхности воды, особенно в ветреное время. В водах, где водится большая рыба и где рыбак ее особенно имеет в виду, плотва нестерпимо надоедает: от ее дерганья и тасканья нет никакой защиты; одно спасенье – огромные куски хлеба; самый крупный земляной червь; непрерванный сальник и линючий рак, в целости насаженный на крючок. Я помню в детстве моем, когда Оренбургская губерния была еще гораздо менее населена и реки ее кипели всякой рыбой, особенно плотвой, как во множестве удили ее на кусочки кишок мелких птичек, на травяные стебельки и на всякую дрянь. Но презирать плотву можно там, где много другой, лучшей рыбы. Мне самому случалось жить в таких местах, где я был рад и порядочной плотичке; а как это может случиться и с другим охотником, то и следует поговорить обстоятельнее об ее уженье. Клев плотвы бесконечно разнообразен. Всего благонадежнее удить ее на кусочки хлеба и на распаренные пшеничные зерна, но к этому надобно ее приучить, бросая прикормку, состоящую из того и другого. Мне попадались реки; в которых плотва ни на что не брала, кроме червяка,[28]28
  Один почтенный охотник (С. Я. А.) сообщил мне; что в реке Неме, протекающей близ г. Вереи, плотва, водящаяся во множестве, не берет совсем на удочку, так что в иной год выудишь две или одну плотицу.


[Закрыть] и то с хвостом, а это клев самый неверный; не знаю, чем объяснить такую странность: непривычкой ли к хлебу и зерну, или изобилием питательных трав и разных водяных насекомых? Крупная плотва особенно любит брать рано утром. Надобно стараться приучить ее клевать со дна; тут она утаскивает и погружает наплавок в воду, а потому подсекать ее нетрудно, и только тут можно удить на две удочки; если же вы удите на весу, то надобно подсекать ту же минуту, как скоро она потащит наплавок или начнет его погружать. Плотва средняя, и особенно мелкая, редко берет верно: внимание, сметка, быстрота и ловкость подсечки тут необходимы. Удилище должно держать в руке. Нечего на это смотреть, что много будет промахов, зато много будет и рыбы. На местах, где давно опущен мешок с прикормкой, плотва очень привыкает кушать распаренные зерна и берет на них без обмана. Тут можно ее наудить сколько угодно, насаживая на маленькую удочку одно или два зерна разбухшей в горячей воде пшеницы и всякий раз пробуя – свободно ли выходит наружу жало крючка; впрочем, самая крупная плотва скорее возьмет на куски умятого хлеба, величиною в русский небольшой орех. Для насадки червей надобно употреблять средние удочки, а для хлебных крошечных шариков и пшеничных зерен – маленькие крючки. Мелкая плотва может служить насадкой для хищной рыбы. Уха из нее невкусна и часто пахнет травой; лучше ее жарить в сметане и сушить. Плотва некрупная клюет до глубокой осени и даже зимою в прорубях; икру мечет в июне.

9. Красноперка

Рыбаки называют ее плотица-красноперка; итак, по-видимому, не следовало бы говорить о ней как особой породе рыбы, но я нахожу между нею и обыкновенною плотицею существенное различие, кроме различия цвета, которое, хотя не так ярко, встречается и у других рыб одной и той же породы. Красноперка гораздо шире обыкновенной плотицы; кругловатой своей фигурой и складом совершенно похожа на подлещика, покрыта чешуей желто-золотистого блестящего цвета; края этой чешуи как будто оторочены золотисто-коричневой каемочкой; перья, особенно нижние, яркого красного цвета, отчего она и получила свое имя, глаза коричневые; все это вместе делает ее одною из самых красивых рыб. Красноперка, вероятно, может достигать такой же величины и такого же возраста, как и простая плотица. Икру мечет в одно время с нею. Один раз при мне выудил рыбак красноперку (на раковую шейку) в три с половиною фунта; она была так красива, что мы долго любовались ею. Не везде, где водится обыкновенная плотва, водится и красноперка; около Москвы никто про нее и не слыхивал, да и в Оренбургской губернии, во многих реках, прудах и озерах, изобилующих всеми породами рыб, в том числе и плотвой, нет ни одной красноперки, тогда как в других местах она водится во множестве; клев ее совершенно отличен от клева плотицы: она не теребит, не рвет, не таскает крючка, схватив за кончик червяка; красноперка или вовсе не берет, или берет верно. Очень редко выудишь ее в реке; но в конце лета и в начале осени удят ее с лодки в большом количестве в полоях прудов, между травами, и особенно на чистых местах между камышами, также и в озерах, весной заливаемых тою же рекою; тут берет она очень хорошо на красного навозного червяка и еще лучше – на распаренную пшеницу (на месте прикормленном); на хлеб клюет не так охотно, но к концу осени сваливается она в прудах в глубокие места материка, особенно около кауза, плотины и вешняка, и держится до сильных морозов; здесь она берет на хлеб и маленькие кусочки свежей рыбы; обыкновенно употребляют для этого тут же пойманную плотичку или другую мелкую рыбку; уж это одно свойство совершенно отличает ее от обыкновенной плотвы. Мелкая красноперка очень хороша для насадки на хищную рыбу, потому что живуща и не скоро утомляется, ходя на большом крючке. Вкусом мало отличается от обыкновенной плотвы. Для уженья на зерна употребляются маленькие, а для червей и кусочков рыбы – средние удочки. По необыкновенно красивой наружности, потому что водится не везде и клюет не всегда, даже появляется во множестве не всякий год – уженье красноперки несравненно выше уженья плотвы.

10. Язь

Не умею определить, откуда происходит его название. Язь, так сказать, уже капитальная рыба и занимает одно из почетных мест в уженье крупной рыбы, настоящем охотничьем уженье, которое преимущественно привлекает истинного рыбака. Тот уже не охотник, кто закидывает маленькую удочку на мелкую рыбу там, где клюет крупная: лучше просидеть или простоять несколько часов, ничего не выудив, глядя на неподвижные наплавки, но ежеминутно ожидая богатой добычи, чем приняться за тасканье дрянных плотичек и, может быть, отогнать этим больших рыб. Язи как-то редко попадаются в малом виде; по большей части они начинают брать на удочку, достигнув порядочной величины; впрочем, это замечание не везде верно.[29]29
  Это замечание справедливо только в отношении к Оренбургской губернии; около Москвы совсем напротив: мелкие язики попадаются гораздо чаще.


[Закрыть]

Около Москвы небольших язей фунтов до двух называют подъязыками, но в других местах России я не слыхивал такого подразделения. Язи около четырех фунтов попадаются всего чаще, но бывают и в девять фунтов. Самый большой язь, которого мне удалось выудить, весил около семи фунтов. Язь довольно широк, но уже не кругловат и ровнее плотицы; иногда достигает трех четвертей длины и двух вершков толщины, разумеется в спине; хвост и нижние перья имеет красные, а верхние – сивые, глаза светло-коричневые; покрыт чешуей, которая около спины крупнее и темнее, по большей части серебристого цвета, но попадаются изредка язи, в одной и той же реке, желтовато-золотистые. Они водятся только в водах чистых: реках, проточных прудах и больших озерах; икру мечут в мае. Язи легко привыкают к прикормке, особенно постоянной, и только при этом условии можно выудить много крупных язей в одно утро на одном и том же месте; под словом много я разумею какой-нибудь десяток. С начала весны язи охотно берут на куски умятого хлеба, величиною с небольшой грецкий орех, потом на крупных земляных и на кучу навозных червей, или глист, также на раковые шейки; вначале и средине лета – на линючих раков и на большого белого червя (сальника); попозднее – на кобылок, а осенью язи почти не берут; если и возьмет какой-нибудь шалун, то уже не на большую насадку и удочку, а на удочку маленькую, мелко пущенную и насаженную на пшеничку, муху или тому подобную мелочь. Одного из самых крупных язей я выудил на большого зеленоватого комара особенной породы, на крошечную удочку; зато я водил его около часа. Настоящий клев язей – со дна; для уженья употребляются крючки большие, если велика насадка, и средние, если она мала. По слитии полой воды вслед за плотицей сейчас начинают брать язи; самый лучший клев их, по замечанию рыбаков, бывает в то время, когда цветет калина. Если вы удите без прикормки, на ходу рыбы, то надобно, выбрав узкое место реки, одну удочку закинуть на середину, другую поближе, а третью у берега; если же удите на прикормленном и отлогом месте, то выгоднее класть все наплавки около травы, поближе к берегу, а удилища – на траву. Без всякого сомнения, в обоих случаях самое драгоценное время для уженья язей – раннее утро. Тут они берут задолго до восхождения солнца, так что, только сидя лицом к заре и то наклонясь к земле, можно различить наплавки. Только истинный охотник может вполне оценить всю прелесть этого раннего уженья… При торжественной тишине белеет восток и гонит на юго-запад ночную темноту, предметы выступают из мрака, яснеют; но камыши стоят еще неподвижны, и поверхность вод не дымится легким паром: еще долго до солнца… Вдруг начинаете вы слышать, сначала издали, бульканье подымающихся со дна пузырей: это воздух, выпускаемый чрез ноздри крупною рыбою… Это верный знак, что идут язи… Пузыри выскакивают ближе, вы уже их видите… Сейчас начнется клев… Язь берет верно и прямо утаскивает наплавок в воду; подсечка должна быть скорая, решительная, но не слишком крепкая и не порывистая. Язь – одна из сильных рыб и на удочке ходит очень бойко. Надобно осторожно, утомив наперед, выводить его на поверхность воды и наблюдать, чтобы круги, которые он станет давать, были не слишком широки: иначе ему будет легко, бросившись в сторону, натянуть лесу и оборвать.

Большие язи бывают очень жирны, и уха из них довольно вкусна, но всего лучше приготовлять их на холодное под соусом с сметаной и хреном; жаль только, что язь очень костлив. Цвет его тела бледно-бланжевый.

Наибольшую часть крупной рыбы, выуженной мной в течение всего рыболовного моего поприща, составляют язи; река Бугуруслан, на которой я вырос, изобиловала в то время преимущественно язями; головли переводились, а лещи еще не заводились. Итак, большие язи были вожделенной добычей рыбака. Да и как славно брали они тогда на хлеб, без всякой прикормки, по всей реке без исключения. Только, бывало, и слышишь о порванных лесах, разогнувшихся или переломленных крючках и удилищах. Разумеется, язей таскали через голову, как плотичек, – итак мудрено ли, что выуживали четвертую часть из числа попадавшихся?..

К числу диковинных случаев, виденных мною на уженье, можно причислить и следующий: удил я один раз на берегу своего пруда (Оренбургской губернии), а другой рыбак сидел на мостках, устроенных в траве над самым материком, посредине пруда. Вдруг вижу я, что рыбак встал на ноги и начал водить, по-видимому, большую рыбу. Эта история продолжалась так долго, что я пришел в большое удивление. Я попробовал спросить, но расстояние было велико, и мы слышали только крик друг друга, а слов расслушать не могли. Мне надоело смотреть на однообразные движения рыбака, и я занялся собственными удочками; изредка я взглядывал на него и видел все одно и то же. Наконец, по крайней мере через час, увидел, что рыбак поспешно плывет на лодке прямо ко мне: он привез в сачке не отцепленного огромного язя (с лишком в пять фунтов) и пригласил меня посмотреть, каким манером он попался на удочку. В самом деле, это была диковинка: шелковый поводок (в две шелковинки) обернулся и захлестнулся за конец спинного плавательного пера, а крючок, насаженный червяком, не тронутый висел у язя сбоку. Я пробовал держать рыбу на весу (а в воздухе это несравненно тяжелее, чем в воде) – и рыба держалась крепко. Впоследствии с тем же рыбаком случилась другая история в этом же роде, еще удивительнее, но я расскажу ее, говоря о щуке.

Сообщаю новость охотникам: в прошлом, 1851 году, ночью на 15 сентября, попал мне язь в три фунта на крючок, насаженный карасем и поставленный на налимов, в яме под вешняком. Итак, язь может взять и на рыбку.