Текст книги "Детские годы Багрова-внука"

Походив время немалое, почитай вплоть до вечера, воротилась она во свои палаты высокие и видит она: стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные, и все отменные. После ужина вошла она в ту палату беломраморну, где читала она на стене словеса огненные, и видит она на той же стене опять такие же словеса огненные: «Довольна ли госпожа моя своими садами и палатами, угощеньем и прислугою?» И возговорила голосом радошным молодая дочь купецкая, красавица писаная: «Не зови ты меня госпожой своей, а будь ты всегда мой добрый господин, ласковый и милостивый. Я из воли твоей никогда не выступлю. Благодарствую тебе за все твое угощение. Лучше твоих палат высокиих и твоих зеленых садов не найти на белом свете: то и как же мне довольною не быть? Я сродясь таких чудес не видывала. Я от такого дива еще в себя не приду, только боюся я почивать одна; во всех твоих палатах высокиих нет ни души человеческой». Появилися на стене словеса огненные: «Не бойся, моя госпожа прекрасная: не будешь ты почивать одна, дожидается тебя твоя девушка сенная, верная и любимая; и много в палатах душ человеческих, а только ты их не видишь и не слышишь, и все они вместе со мною берегут тебя и день и ночь: не дадим мы на тебя ветру венути, не дадим и пылинке сесть». И пошла почивать в опочивальню свою молодая дочь купецкая, красавица писаная, и видит: стоит у кровати ее девушка сенная, верная и любимая, и стоит она чуть от страха жива, и обрадовалась она госпоже своей, и целует ее руки белые, обнимает ее ноги резвые. Госпожа была ей также радошна, принялась ее расспрашивать про батюшку родимого, про сестриц своих старшиих и про всю свою прислугу девичью, опосля того принялась сама рассказывать, что с нею в это время приключилося; так и не спали они до белой зари.

Так и стала жить и поживать молодая дочь купецкая, красавица писаная. Всякий день ей готовы наряды новые богатые и убранства такие, что цены им нет, ни в сказке сказать, ни пером написать; всякий день угощенья и веселья новые, отменные; катанье, гулянье с музыкою на колесницах без коней и упряжи, по темным лесам, а те леса перед ней расступалися и дорогу давали ей широкую, широкую и гладкую; и стала она рукодельями заниматися, рукодельями девичьими, вышивать ширинки серебром и золотом и низать бахромы частым жемчугом, стала посылать подарки батюшке родимому, а и самую богатую ширинку подарила своему хозяину ласковому, а и тому лесному зверю, чуду морскому, а и стала она день ото дня чаще ходить в залу беломраморную, говорить речи ласковые своему хозяину милостивому и читать на стене его ответы и приветы словесами огненными.

Мало ли, много ли тому времени прошло: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, – стала привыкать к своему житью-бытью молодая дочь купецкая, красавица писаная, ничему она уже не дивуется, ничего не пугается; служат ей слуги невидимые, подают, принимают, на колесницах без коней катают, в музыку играют и все ее повеления исполняют; и возлюбляла она своего господина милостивого день ото дня, и видела она, что недаром он зовет ее госпожой своей и что любит он ее пуще самого себя; и захотелось ей его голоса послушать, захотелось с ним разговор повести, не ходя в палату беломраморную, не читая словесов огненных. Стала она его о том молить и просить, да зверь лесной, чудо морское, не скоро на ее просьбу соглашается, испугать ее своим голосом опасается; упросила, умолила она своего хозяина ласкового, и не мог он ей супротивным быть, и написал он ей в последний раз на стене беломраморной словесами огненными: «Приходи сегодня во зеленый сад, сядь во свою беседку любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и скажи так: «Говори со мной, мой верный раб». И мало спустя времечка побежала молода дочь купецкая, красавица писаная, во сады зеленые, входила во беседку свою любимую, листьями, ветками, цветами заплетенную, и садилась на скамью парчовую, и говорит она задыхаючись, бьется сердечко у ней, как у пташки пойманной, говорит таковые слова: «Не бойся ты, господин мой, добрый, ласковый, испугать меня своим голосом: опосля всех твоих милостей не убоюся я и рева звериного; говори со мной не опасаючись». И услышала она, ровно кто вздохнул за беседкою, и раздался голос страшный, дикой и зычный, хриплый и сиплый, да и то говорил он еще вполголоса; вздрогнула сначала молодая дочь купецкая, красавица писаная, услыхав голос зверя лесного, чуда морского, только со страхом своим совладала и виду, что испужалася, не показала, и скоро слова его ласковые и приветливые, речи умные и разумные, стала слушать она и заслушалась, и стало у ней на сердце радошно.

С той поры, с того времечка, пошли у них разговоры почитай целый день, во зеленом саду на гуляньях, во темных лесах на катаньях и во всех палатах высокиих. Только спросит молода дочь купецкая, красавица писаная: «Здесь ли ты, мой добрый любимый господин?» Отвечает лесной зверь, чудо морское: «Здесь, госпожа моя прекрасная, твой верный раб, неизменный друг». И не пугается она его голоса дикого и страшного, и пойдут у них речи ласковые, что конца им нет.

Прошло мало ли, много ли времени: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, – захотелось молодой дочери купецкой, красавице писаной, увидеть своими глазами зверя лесного, чуда морского, и стала она его о том просить и молить; долго он на то не соглашается, испугать ее опасается, да и был он такое страшилище, что ни в сказке сказать, ни пером написать; не токмо люди, звери дикие его завсегда устрашалися и в свои берлоги разбегалися. И говорит зверь лесной, чудо морское, таковые слова: «Не проси, не моли ты меня, госпожа моя распрекрасная, красавица ненаглядная, чтобы показал я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. К голосу моему попривыкла ты; мы живем с тобой в дружбе, согласии, друг со другом почитай не разлучаемся, и любишь ты меня за мою любовь к тебе несказанную, а увидя меня, страшного и противного, возненавидишь ты меня, несчастного, прогонишь ты меня с глаз долой, а в разлуке с тобой я умру с тоски». Не слушала таких речей молода купецка дочь, красавица писаная, и стала молить пуще прежнего, клясться, божиться и ротитися, что никакого на свете страшилища не испугается и что не разлюбит она своего господина милостивого, и говорит ему таковые слова: «Если ты стар человек – будь мне дедушка, если середович – будь мне дядюшка, если же молод ты – будь мне названый брат, и поколь я жива – будь мне сердечный друг». Долго, долго лесной зверь, чудо морское, не поддавался на такие слова, да не мог просьбам и слезам своей красавицы супротивным быть, и говорит ей таково слово: «Не могу я тебе супротивным быть по той причине, что люблю тебя пуще самого себя, исполню я твое желание, хоша знаю, что погублю мое счастие и умру смертью безвременной. Приходи во зеленый сад, в сумерки серые, когда сядет за лес солнышко красное, и скажи: «Покажись мне, верный друг!» – и покажу я тебе свое лицо противное, свое тело безобразное. А коли станет невмоготу тебе больше у меня оставатися, не хочу я твоей неволи и муки вечныя: ты найдешь в опочивальне своей, у себя под подушкою, мой золот перстень. Надень его на правый мизинец, и очутишься ты у батюшки родимого, и ничего обо мне николи не услышишь». Не убоялась, не устрашилася, крепко на себя понадеялась молода дочь купецкая, красавица писаная. Втапоры, не мешкая ни минуточки, пошла она во зеленый сад дожидатися часу урочного, и когда пришли сумерки серые, опустилося за лес солнышко красное, проговорила она: «Покажись мне, мой верный друг!» – и показался ей издали зверь лесной, чудо морское; он прошел только поперек дороги и пропал в частых кустах, и невзвидела света молода дочь купецкая, красавица писаная, всплеснула руками белыми, закричала источным голосом и упала на дорогу без памяти. Да и страшен был зверь лесной, чудо морское: руки кривые, на руках когти звериные, ноги лошадиные, спереди-сзади горбы великие верблюжие, весь мохнатый от верху до низу, изо рта торчали кабаньи клыки, нос крючком, как у беркута, а глаза были совиные. Полежамши долго ли, мало ли времени, опамятовалась молода дочь купецкая, красавица писаная, и слышит: плачет кто-то возле нее, горючьми слезами обливается и говорит голосом жалостным: «Погубила ты меня, моя красавица возлюбленная, не видать мне больше твоего лица распрекрасного, не захочешь ты меня даже слышати, и пришло мне умереть смертью безвременною». И стало ей жалко и совестно, и совладала она с своим страхом великиим и с своим сердцем робкиим девичьим, и заговорила она голосом твердыим: «Нет, не бойся ничего, мой господин добрый и ласковый, не испугаюсь я больше твоего вида страшного, не разлучусь я с тобой, не забуду твоих милостей; покажись мне теперь же в своем виде давишнем; я только впервые испугалася». Показался ей лесной зверь, чудо морское, в своем виде страшныим, противныим, безобразныим, только близко подойти к ней не осмелился, сколько она ни звала его; гуляли они до ночи темныя и вели беседы прежние, ласковые и разумные, и не чуяла никакого страха молодая дочь купецкая, красавица писаная. На другой день увидала она зверя лесного, чудо морское, при свете солнышка красного, и хоша сначала, разглядя его, испугалася, а виду не показала, и скоро страх ее совсем прошел. Тут пошли у них беседы пуще прежнего: день-деньской почитай не разлучалися, за обедом и ужином яствами сахарными насыщалися, питьями медвяными прохлаждалися, гуляли по зеленым садам, без коней каталися по темным лесам.

И прошло тому немало времени; скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Вот однова и привиделось во сне молодой купецкой дочери, красавице писаной, что батюшка ее нездоров лежит; и напала на нее тоска неусыпная, и увидал ее в той тоске и слезах зверь лесной, чудо морское, и вельми закручинился и стал спрашивать: отчего она во тоске, во слезах? Рассказала она ему свой недоброй сон и стала просить у него позволения: повидать своего батюшку родимого и сестриц своих любезныих; и возговорит к ней зверь лесной, чудо морское: «И зачем тебе мое позволенье? Золот перстень мой у тебя лежит, надень его на правый мизинец и очутишься в дому у батюшки родимого. Оставайся у него, пока не соскучишься, а и только я скажу тебе: коли ты ровно через три дня и три ночи не воротишься, то не будет меня на белом свете, и умру я тою же минутою, по той причине, что люблю тебя больше, чем самого себя, и жить без тебя не могу». Стала она заверять словами заветными, и божбами, и клятвами, что ровно за час до трех дней и трех ночей воротится во палаты его высокие. Простилась она с хозяином своим ласковым и милостивым, надела на правый мизинец золот перстень и очутилась на широком дворе честного купца, своего батюшки родимого. Идет она на высокое крыльцо его палат каменных; набежала к ней прислуга и челядь дворовая, подняли шум и крик; прибежали сестрицы любезные и, увидамши ее, диву дались красоте ее девичьей и ее наряду царскому, королевскому; подхватили ее под руки белые и повели к батюшке родимому, а батюшка нездоров лежал, нездоров и не радошен, день и ночь ее вспоминаючи, горючими слезами обливаючись; и не вспомнился он от радости, увидамши свою дочь милую, хорошую, пригожую, меньшую, любимую, и дивился он красоте ее девичьей, ее наряду царскому, королевскому. Долго они целовалися, миловалися, ласковыми речами утешалися. Рассказала она своему батюшке родимому и своим сестрам старшиим, любезныим про свое житье-бытье у зверя лесного, чуда морского, все от слова до слова, никакой крохи не скрываючи, и возвеселился честной купец ее житью богатому, царскому, королевскому, и дивился, как она привыкла смотреть на свово хозяина страшного и не боится зверя лесного, чуда морского; сам он, об нем вспоминаючи, дрожкой дрожал. Сестрам же старшиим, слушая про богатства несметные меньшой сестры и про власть ее царскую над своим господином, словно над рабом своим, инда завистно стало. День проходит как единый час, другой день проходит как минуточка, а на третий день стали уговаривать меньшую сестру сестры старшие, чтоб не ворочалась она к зверю лесному, чуду морскому: «Пусть-де околеет, туда и дорога ему…» И прогневалась на сестер старшиих дорогая гостья, меньшая сестра, и сказала им таковы слова: «Если я моему господину доброму и ласковому за все его милости и любовь горячую, несказанную заплачу его смертью лютою, то не буду я стоить того, чтобы мне на белом свете жить, и стоит меня тогда отдать диким зверям на растерзание». И отец ее, честной купец, похвалил ее за такие речи хорошие, и было положено, чтобы до срока ровно за час воротилась к зверю лесному, чуду морскому, дочь хорошая, пригожая, меньшая, любимая, а сестрам то в досаду было, и задумали они дело хитрое, дело хитрое и недоброе: взяли они да все часы в доме целым часом назад поставили, и не ведал того честной купец и вся его прислуга верная, челядь дворовая. И когда пришел настоящий час, стало у молодой купецкой дочери, красавицы писаной, сердце болеть и щемить, ровно стало что-нибудь подмывать ее, и смотрит она то и дело на часы отцовские, аглицкие, немецкие, – а все рано ей пускаться в дальний путь; а сестры с ней разговаривают, о том о сем расспрашивают, позадерживают; однако сердце ее не вытерпело; простилась дочь меньшая, любимая, красавица писаная, со честным купцом, батюшкой родимым, приняла от него благословение родительское, простилась с сестрами старшими, любезными, со прислугою верною, челядью дворового и, не дождавшись единой минуточки до часа урочного, надела золот перстень на правый мизинец и очутилась во дворце белокаменном, во палатах высокиих зверя лесного, чуда морского, и, дивуючись, что он ее не встречает, закричала она громким голосом: «Где же ты, мой добрый господин, мой верный друг? Что же ты меня не встречаешь? Я воротилась раньше срока назначенного целым часом со минуточкой». Ни ответа, ни привета не было, тишина стояла мертвая; в зеленых садах птицы не пели песни райские, не били фонтаны воды и не шумели ключи родниковые, не играла музыка во палатах высокиих. Дрогнуло сердечко у купецкой дочери, красавицы писаной, почуяла она нешто недоброе, обежала она палаты высокие и сады зеленые, звала зычным голосом своего хозяина доброго – нет нигде ни ответа, ни привета и никакого гласа послушания; побежала она на пригорок муравчатый, где рос, красовался ее любимый цветочек аленький, и видит она, что лесной зверь, чудо морское, лежит на пригорке, обхватив аленький цветочек своими лапами безобразными. И помстилось ей, что заснул он, ее дожидаючись, и спит теперь крепким сном. Начала его будить потихоньку дочь купецкая, красавица писаная: он не слышит; принялась будить покрепче, схватила его за лапу мохнатую, и видит, что зверь лесной, чудо морское, бездыханен, мертв лежит… Помутилися ее очи ясные, подкосилися ноги резвые, пала она на колени, обняла руками белыми голову своего господина доброго, голову безобразную и противную, и завопила источным голосом: «Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного…» – и только таковы словеса она вымолвила, как заблестели молоньи со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила Громова стрела каменная в пригорок муравчатый, и упала без памяти молода дочь купецкая, красавица писаная. Много ли, мало ли времени она лежала без памяти – не ведаю; только, очнувшись, видит она себя во палате высокой, беломраморной, сидит она на золотом престоле со каменьями драгоценными, и обнимает ее принц молодой, красавец писаный, на голове со короною царскою, в одежде златокованой, перед ним стоит отец с сестрами, а кругом на коленях стоит свита великая, все одеты в парчах золотых, серебряных; и возговорит к ней молодой принц, красавец писаный, на голове со короною царскою: «Полюбила ты меня, красавица ненаглядная, в образе чудища безобразного, за мою добрую душу и любовь к тебе; полюби же меня теперь в образе человеческом, будь моей невестой желанною. Злая волшебница прогневалась на моего родителя покойного, короля славного и могучего, украла меня, еще малолетнего, и сатанинским колдовством своим, силой нечистою, оборотила меня в чудище страшное и наложила таковое заклятие, чтобы жить мне в таковом виде безобразном, противном и страшном для всякого человека, для всякой твари Божией, пока найдется красная девица, какого бы роду и званья ни была она, и полюбит меня в образе страшилища, и пожелает быть моей женой законною, и тогда колдовство все покончится, и стану я опять по-прежнему человеком молодым и пригожиим; и жил я таковым страшилищем и пугалом ровно тридцать лет, и залучал я в мой дворец заколдованный одиннадцать девиц красныих, а ты была двенадцатая. Ни одна не полюбила меня за мои ласки и угождения, за мою душу добрую. Ты одна полюбила меня, чудище противное и безобразное, за мои ласки и угождения, за мою душу добрую, за любовь мою к тебе несказанную, и будешь ты за то женою короля славного, королевою в царстве могучием».

Тогда все тому подивилися, свита до земли преклонилася. Честный купец дал свое благословение дочери меньшой, любимой, и молодому принцу-королевичу. И проздравили жениха с невестою сестры старшие завистные и все слуги верные, бояре великие и кавалеры ратные и, нимало не медля, принялись веселым пирком да за свадебку, и стали жить да поживать, добра наживать. Я сама там была, пива-мед пила, по усам текло, да в рот не попало.

Словарь устаревших слов

Аршин – мера длины, равная 0,71 метра.

Аспидная (доска) – черная грифельная доска.

Ассигнация – бумажный денежный знак.

Бастыльник – сорная трава, бурьян, часто шла для освещения изб.

Ботвинья – холодное кушанье из кваса, вареной зелени и рыбы.

Бурачок – круглый коробок из бересты.

Варакушка – певчая птица.

Вершок – мера длины, около 4,4 сантиметра.

Вешняк – ворота в плотинах для спуска вешних вод.

Выбойка – грубый ситец, холщовая ткань.

Вятель – плетенка из прутьев.

Всенощная – вечерняя церковная служба.

Говеть – поститься и посещать церковные службы.

Гоношить – копить, собирать.

Гренадер – здесь: солдат из отборной части войск с особенно рослым составом.

Гумно – место, где хранят в кладях и молотят хлеб.

Долочек – производное от «дол» – низменность, лог, природная впадина.

Желна – большой черный дятел.

Жерих – жерех, небольшая речная хищная рыба.

Жирная вода – разлив, половодье.

Завозня – плоскодонная лодка.

Загон – пахотный участок земли.

Закрайка – осенний лед, намерзающий около берегов.

Заслон – металлический щит, закрывающий горнило русской печки.

Засыпка – помощник мельника.

Зверобой – охотничья собака.

Земский суд – полицейско-следственный и судебный орган уездного управления.

Изволок – отлогая гора, некрутой длинный подъем.

Казакин – мужское верхнее платье в виде кафтана на крючках.

Канапе – диван с приподнятым изголовьем, софа.

Канитель – тонкая золотая или серебряная проволока для вышивания.

Кармазин – тонкое ярко-красное сукно.

Кивот (киот) – ящик со стеклом или небольшой шкаф для икон, божница.

Клирос – место для певчих в церкви на возвышении перед иконостасом.

Колок – лесок, отдельная рощица.

Косная – легкая лодка для переездов.

Кошма – большой кусок войлока.

Кошт – расходы на содержание.

Кроншнеп – птица из семейства ржанок.

Куделя – вычесанный пучок льна, приготовленный для пряжи.

Кум – крестный отец по отношению к родителям окрещенного ребенка и к крестной матери, куме.

Кутенок – щенок, собачонка.

Лубок – пласт, лоскут свежего слоя древесной коры.

Мартышка – птица из породы чаек.

Материк – русло реки, озера.

Межень – среднее русло реки, которое устанавливается после половодья, в июне, до засухи.

Морда – плетенка из прутьев для ловли рыбы.

Мочка – прядь, волокно.

Мурье – тесное и темное жилье.

Наместник – начальник губернии, генерал-губернатор.

Наплавок – поплавок.

Недотка – самая грубая и редкая ткань (недоткать).

Обечайка – согнутый в круг лубок.

Образа – иконы.

Одр – постель, ложе.

Оник – уменьшительное от «онъ» – название пятнадцатой буквы старой русской азбуки.

Осокорь – один из видов тополей.

Палочник – молодой лесок.

Паровое – незасеянное поле.

Переломать – вспахать вторично.

Перемоки – частые дожди.

Пигалица – то же, что чибис.

Поветь – крытое место в крестьянском дворе для хранения хозяйственного инвентаря.

Повитуха – женщина без акушерского образования, принимающая роды.

Позумент – шитая золотом или мишурой тесьма.

Полба – разновидность пшеницы.

Полбенный – из пшеницы особого вида.

Полой – заливное место, берег луга; здесь: впадина, куда заливается полая, после вскрытия рек, вода.

Припущенник – припущенный в общину, приселившийся на землю коренных владельцев.

Пустошь – незаселенная земля.

Рединка (редина) – редкая, неплотная ткань.

Рейнвейн – сорт виноградного вина (буквально: рейнское вино).

Роспуски – сани без кузова.

Ротитися (ротиться) – клясться.

Сажень – линейная мера, равная 3 аршинам или 2,13 метра.

Сандал – название красителя.

Сворка – ремень, шнур, на которых водят борзых.

Серпуха – растение, дающее желтую краску.

Сивка – птица из отряда куликов.

Старина – здесь: родина.

Степняг – степняк, степной кулик.

Сторицей – во много раз больше.

Страстная неделя – последняя неделя перед Пасхой.

Сурчина – нора сурка.

Таган – железный обруч, служит подставкой для чугуна, котла при приготовлении пищи на огне.

Тенёта – сеть для ловли птиц и зверей.

Титло – титул, почетное звание.

Толока – потрава скотом трав, хлеба.

Тоня – место, где ловят рыбу.

Турухтан – птица, род кулика.

Урема – низменность по руслу реки, поросшая лесом, кустарником.

Ухичевать – сделать годным для жилья, утеплять.

Ушат – большая деревянная кадка с «ушами» для переноса ее.

Фаланга – ряд, строй.

Финифтяной (финифтевый) – покрытый эмалью.

Флигель – жилая пристройка сбоку главного здания.

Форейтор – кучер, сидящий верхом на одной из передних лошадей, запряженных цугом.

Хизнуть – сохнуть, хилеть, дряхлеть.

Холудина – жердь, длинная хворостина.

Хоругвь – большое полотнище на длинном древке с изображением Христа, святых и т. п.

Чахотка – туберкулез легких.

Чилизник – полевая акация.

Шлафрок – домашний халат.

Шпанская мушка – жук семейства нарывников; высушенный жук применялся для изготовления нарывного пластыря.

Штоф – мера вина, водки, равная 0,1 ведра.

Штуф – кусок руды.

Шушун – верхняя женская одежда, кофта или шубейка.

Ягдташ – охотничья сумка для дичи.