Текст книги "Собрание сочинений. Том 4. Красные и белые. Будущее начинали они. Наш колхоз стоит на горке"

Уральский сувенир

На Урале много заводов. В Екатеринбурге, в Челябинске, в Златоусте, в Нижнем Тагиле. Еще со времен царя Петра Первого здесь основаны заводы.

Отходят белые с Урала, теряют заводы. Жалко им заводов, станков. Всё, что можно, пытаются белые увезти.

Набивают колчаковцы добром вагоны. Тянут всё, что тянется. Грузят всё, что грузится.

Идет отправка грузов и на Карабашском заводе. Руководит здесь работами штабс-капитан Метелкин. Ходит как ворон. Смотрит как ястреб. На горбатом носу пенсне.

Старается штабс-капитан. Ходит с огромной книгой. Делает в книге записи. Строгий всему учет.

Вот грузят станки. Забивают огромные ящики.

Открывает Метелкин книгу. Пишет: «Станки». Затем то же слово «станки» на ящиках краской пишет.

– Живее, живее! – кричит рабочим.

Дальше двинулся штабс-капитан Метелкин. Инструмент собирают рабочие. Грузят и это в ящики.

Открывает Метелкин книгу. «Инструмент» – появляется запись в книге. То же слово на ящиках краской пишет.

– Живее, живее! – кричит рабочим.

Дальше спешит Метелкин. Здесь упаковывают ценные приборы.

– Живее, живее! – торопит Метелкин. Снова за кистью тянется.

Обошел весь завод Метелкин. Всё перечислил в книге. На каждом ящике собственноручно надписи сделал.

Загудел паровоз. Побежали вагоны. Покатило добро с Урала.

Развалился в купе Метелкин. Ладонью провел по щекам, по лбу.

– Эка же устал… Однако все увожу до крошки.

Бегут вагоны. Стучат вагоны:

«Всё у-во-жу до кро-шки! Всё у-во-жу до кро-шки!»

Привез Метелкин грузы по назначению. Выгружают добро. За ящиком выносят ящик.

Поясняет штабс-капитан начальству:

– Станки.

Верно, на ящиках надпись: «Станки».

– Вот приборы.

Верно, «Приборы» стоит на ящиках.

Сдал штабс-капитан Метелкин груз. Вздохнул наконец свободно. А утром гремит начальство:

– Что привез?!

– Инструмент, станки, приборы, – чеканит штабс-капитан Метелкин.

– Балбес!

Метнулся Метелкин к ящикам.

Обхитрили его рабочие. Не отдали богатство народное. Камнями набиты ящики. Не песок, не битый кирпич, не глина. Камни лежат уральские.

Камни уральские. Всё же не так обидно. Вроде бы сувенир.

Ответ Ленину

Отгремели бои за Челябинск. Снова Урал советский. Снова Урал свободен.

Владимир Ильич Ленин с большим вниманием следил за событиями на Восточном фронте.

Еще в мае 1919 года, когда наступление Красной Армии только начиналось, Ленин прислал телефонограмму Реввоенсовету Восточного фронта. Владимир Ильич писал: «Если мы до зимы не завоюем Урал, то я считаю гибель революции неизбежной».

Глубоко в душу запали бойцам слова Владимира Ильича Ленина.

Торопились они. Рвались быстрей к Уралу.

В июне развернулись бои за Уфу. Самоотверженно бились бойцы, знали: возьмут Уфу – как бы стену пробьют на пути к Уралу.

Потом завязались бои за Пермь.

Знали бойцы: отвоюют Пермь – как бы мост возведут к Уралу.

Освобождали Уральск. Очищали от белых другие земли.

Нет для бойцов усталости. Вспоминали телефонограмму Владимира Ильича. Как приказ звучали для них ленинские слова.

И вот Красная Армия на Урале. Взят Златоуст, другие уральские города, уральские рудники, заводы. Освободила Красная Армия Екатеринбург. Взяли войска Челябинск, и тут же среди бойцов:

– Ленину, Ленину пиши!

– Владимиру Ильичу!

– Не тяни! Немедля!

Собрались бойцы, написали письмо Владимиру Ильичу.

«Дорогой товарищ и испытанный, верный наш вождь! – писали красноармейцы Восточного фронта. – Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идем теперь в Сибирь… Больше Урал не перейдет в руки врагов Советской Республики. Мы заявляем это во всеуслышание. Урал с крестьянскими хлебородными местами и с заводами, на которых работают рабочие, должен быть рабоче-крестьянским».

Получил Владимир Ильич письмо. Читал, улыбался.

– Верно рассуждают бойцы. Верно, – говорил Владимир Ильич. – И Урал, и Сибирь, и вся Россия должны быть и непременно будут рабоче-крестьянскими.

Могильное

Бескрайним простором легла Сибирь. Побежала к востоку, на юг, на север. Взметнулась горами. Легла низинами. Океаном лесов раскинулась. Всё здесь могуче. Могучи земли. Могучи реки. В глубинах богатства лежат несметные.

Здесь, на просторах Сибири, продолжались бои с Колчаком. Отступал Колчак. Отползал. Раненым зверем в бои бросался.

Особенно жаркие схватки разгорелись при подходе красных к городу Тобольску.

Тобольск – один из старейших сибирских городов. Памятны эти места истории. Здесь, под Тобольском, погиб в Иртыше Ермак. В Тобольске после долголетнего заключения в каторжных тюрьмах на вечном поселении находились многие декабристы.

Сопротивлялись белые. Пытались задержать, не пустить красные полки к Иртышу, к Тоболу.

Колчаковский солдат Мавродий Нагорный имел привычку: вступает в село, проходит и обязательно у жителей спросит название села.

Вот и сейчас. Отходят с боями белые к Тобольску. Вошли в село. Нагорный к крестьянам:

– Как величать село?

Отвечают крестьяне:

– Приветное.

Улыбнулся солдат:

– Хорошо, хорошо название.

Снова село проходят.

– Как величать село?

– Привольное.

Качнул головой солдат:

– Э-эх, моей бы деревеньке такое название.

Еще село. Снова вопрос Нагорного:

– Как величать село?

Отвечают крестьяне:

– Могильное.

– Свят, свят… – вырвалось у Нагорного. – Кто же жуткость такую выдумал? Скорее бы село пройти!

Только пришлось задержаться белым у села Могильного, а многим и навеки здесь остаться.

У Могильного разгорелся упорный бой. Восемь раз переходило село из рук в руки.

После боя кто-то из красных бойцов задумчиво произнес:

– И вправду для белых село могильное.

– Не только одно село, – добавил другой боец. – Время пришло для врагов могильное.

«Сафо» и «Ада»

Началось все с того, что как-то на Восточный фронт, еще в те дни, когда красные бились с белыми под Уфой, из Петрограда прибыл специальный вагон.

Открылись двери. Полон вагон папирос. Папиросы не простые – «Сафо» и «Ада». Ящик стоит на ящике.

Перехватило у красноармейцев дух.

– Папиросы!

– «Сафо»!

– И «Ада»!

– Ящик стоит на ящике!

Плохо было в те дни с табаком. Щепотка махорки – что россыпь золота. А тут сразу: «Сафо» и «Ада». Целый вагон. Ящик стоит на ящике.

То-то радость была у красных.

Папиросы прислали петроградские рабочие. Как свой петроградский рабочий привет. Как коллективный бойцам подарок.

Делили папиросы по ротам, по взводам, по эскадронам. Долго вспоминали красноармейцы питерцев. Чем бы ответить на рабочую щедрость, не раз прикидывали.

Вышли красные на равнины Сибири. Места богаты. Поля плодородные. Многие районы хлебопашные, урожайные. К осени колос тройным поклоном к земле сгибается.

Решили бойцы собрать деньги. Купить на деньги сибирский хлеб. Отправить хлеб в Петроград рабочим. Голодно было тогда в Петрограде. Цены нет такому подарку.

Приступили красноармейцы к делу. Пошли по взводам, по ротам, по эскадронам «шапки по кругу».

– Шапку по кругу!

– Шапку по кругу!

Узнали другие:

– Рабочим – хлеб?

Тоже вносят на подарок для петроградских рабочих деньги. Многие присоединились. Кто курил и кто не курил. Были даже такие, кто и вовсе не знал, что присылались когда-то «Сафо» и «Ада».

Загрузили бойцы состав сибирским хлебом.

Катят, катят, бегут в Петроград вагоны. В вагонах красноармейский хлеб – благодарность к людям спешит людская.

Михаэл Годони

В числе красных войск, сражавшихся против Колчака, был и Карельский полк.

Земли Карелии – земли не южные. Суровый озерный край. На севере Карелия подходит к самому Полярному кругу.

И вдруг в Карельском полку появился боец Михаэл Годони. Итальянец.

Поражались бойцы:

– Из Италии!

У теплого Средиземного моря лежит Италия. Рассматривали красноармейцы карту.

– Смотри, как сапог, Италия.

Действительно, своими очертаниями Италия напоминает сапог. Вот голенище, каблук, носок. С севера на юг протянулась Италия. С трех сторон ее омывает море. На самом юге Италии, там, где у сапога носок, находится область Калабрия. Михаэл Годони родом как раз из Калабрии.

– Из Калабрии в полк Карельский! – посмеивались красноармейцы.

Как же оказался итальянец Годони в красноармейском полку?

Михаэл Годони был солдатом итальянской армии. Шла Первая мировая война. Сражался Годони против австрийцев. Был схвачен австрийцами в плен. А вскоре случилось так, что сами австрийцы, пленившие Годони, а вместе с ними и сам Годони попали в плен к русским. Вскоре в России произошла революция. Годони был итальянским рабочим. Радовался он, что власть в России перешла в руки рабочих и крестьян.

– Наша революция, пролетарская, – говорил Годони.

Вступил он добровольцем в Красную Армию, чтобы защищать народную Советскую власть.

Любили в полку Годони. Характер у итальянца веселый, легкий. И дружить с ним было приятно. И в бою Годони всегда в числе первых.

Вспоминал он свою Италию.

– Небо – синее-синее, – говорил Годони.

– Море – теплое-теплое.

– Солнце – весь год смеется.

Приглашал он друзей в Италию.

– Калабрия, Лацио, Умбрия, Тоскана, Пьемонт, Ломбардия, – сыпал названия звучные. – Рим, Неаполь, Милан, Венеция, – называл города далекие.

Не пришлось собираться друзьям в Италию. Погиб в боях у Тобола красноармеец Годони. Склонили бойцы знамена.

– Прощай, Михаэл Годони!

Дали клятву добить Колчака. Помнить бойца и друга.

Не только один Михаэл Годони. Были в Красной Армии чехи, итальянцы, словаки, немцы, поляки, венгры. Вместе за Советскую власть сражались. В общем строю стояли.

Слава по всей Сибири

Страшился Колчак Сибири. Больше всего – партизан сибирских.

Всюду они: в сопках сибирских, в лесах, в горах, в селах и деревнях, рядом с фронтом, в глубоком тылу и даже в штабы проникают к белым.

Объединены партизаны в отряды, в полки. Есть целые партизанские армии. Нападают партизанские отряды на солдат Колчака, вступают в бои с войсками, взрывают мосты, разрушают железнодорожное полотно, поезда под откос пускают.

Много партизанских отрядов в лесах Сибири. Много отважных, лихих командиров. Один из них – Нестор Александрович Каландаришвили.

Бывало, в Сибири впервые услышат фамилию партизанского командира:

– Не наших кровей мужчина.

– Не наших краев фамилия.

И верно. Не сибиряк – южанин Нестор Каландаришвили. Родился в селе Квирикета, в далекой Грузии.

С детских лет возненавидел Каландаришвили царские порядки. Не раз хватали его жандармы. Судили. Гноили в тюрьмах. Когда произошла Великая Октябрьская революция, когда и здесь, в Сибири, люди разбились на красных, на белых, взял в руки винтовку Каландаришвили. Пошел защищать Советскую власть.

И вот гремит уже слава по всей Сибири:

– Каландаришвили!

– Каландаришвили!

Наводит фамилия страх на белых. Установили они большую награду тому, кто живым или мертвым доставит к ним партизанского командира.

Не получилось у них с наградой.

Подыскали убийцу белые. Наказ убийце: вступить в партизанский отряд. В одном из боев выстрелить в Каландаришвили. Пробрался в отряд убийца. Встретился с партизанами. Не поднялась у него рука. Сам явился к Каландаришвили, чистосердечно во всем признался.

Не получилось с убийством у белых. Решили поймать партизанского вожака. Снарядили специальный отряд. Как-то партизанским разведчикам удалось подключиться к телефонной линии белых. Взял Каландаришвили трубку.

– Ну как, напали на след Каландаришвили? – слышит он чей-то голос.

– Напали, – отвечает Каландаришвили. – Напали. Мало того, тут он, у нас в руках. Ждите, сейчас выезжаем.

Ждут белые офицеры. И верно – явился к ним Каландаришвили. Вошел в дом:

– Руки вверх! Сдавайтесь! Я – Каландаришвили.

Отважен, решителен Каландаришвили. Гремит о нем слава по всей Сибири:

– Наших кровей мужчина!

– Наших краёв фамилия!

Не ошибся

Все громче в войсках у белых:

– Не страшны нам морозы.

– Не страшны нам просторы.

Кто же страшен?

– Партизаны!

В крестьянской семье Сизовых родился сын. По обычаю отцовскому, дедову, решили его крестить. Церковь и священник далеко. Ехать без малого двадцать верст.

Дорога то лесом идет, то полем, то влезет петлей на взгорок, то снова глухоманью, низиной тянется.

Зима. На санях двинулись в путь крестьяне. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и еще человек пятнадцать. Четверо саней – полно в них народу. Кто помоложе, рядом бегут на лыжах.

Растянулся торжественный поезд.

Прибыли в церковь. Окрестил новорожденного батюшка. Взял, опустил в купель. Вот и все – младенец теперь под защитой Бога считается.

Повернули домой крестьяне. Бегут лошаденки. Едут и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и еще человек пятнадцать. Кто помоложе – бегут на лыжах.

В это же время той же дорогой отступала колонна белых.

Среди белых солдат Филимон Косой. Знают солдаты: кругом партизаны. Неуютно солдатам в лесных просторах. Косит глазами Косой направо, косит глазами налево. Кусты, сугробы пронзает взглядом.

Смотрел он, смотрел и высмотрел:

– Партизаны!

Смотрят белые. Из-за сосен и кедров – сани. Людей в санях много. А рядом – еще на лыжах.

Дорога лесная, узкая. Слева и справа снега, сугробы. Впереди партизаны, рассуждают белые, и сзади, видать, партизаны, рассуждают белые. Глаза велики у страха. Ясно белым: попали в засаду.

– Братцы, спасайся! Бросай оружие! – завопил Косой.

Белые словно только команды ждали. Побросали винтовки на снег. Подняли руки.

То-то поражались и кум, и кума, и сватья, и сват, и сестра, и брат, и бабка, и дед, и теща, и тесть, и все остальные гости.

Подобрали они винтовки. Как дрова, уложили в сани.

А здесь подоспел и настоящий партизанский отряд.

Взяли в плен партизаны белых.

Вместе с другими в плену Косой.

– Вот так ошибся! Как обознался?!

– Не ошибся, не ошибся, – ему в ответ. – Вся Сибирь стала одним партизанским краем.

«Эй, старый! Эй, леший!»

Затерялось в сибирских просторах село Рассказовка. А недалеко от Рассказовки второе село – Бобровка.

Действовал в этих местах партизанский отряд.

Напали как-то на Рассказовку колчаковцы. Хотели расправиться с партизанами. Никого не застали. Подпалили Рассказовку.

Из Рассказовки двинулись в Бобровку. Идут, идут. Не появляется что-то Бобровка. Прошло еще какое-то время. По-прежнему нет Бобровки.

Ясно колчаковцам: сбились где-то они с пути, заблудились.

Повезло колчаковцам. Вышли колчаковские солдаты к лесной сторожке, к дому лесника Федора Степановича Гуляева.

– Эй, старый, далеко до Бобровки?

Посмотрел на солдат лесник. Ясно: белые.

– Так ведь дорогой какой идти. Болота кругом, трясины.

– Короткой дорогой, короткой! – кричат белые. – Собирайся, веди!

Собрался лесник. Палку свою неразлучную взял. Седьмой десяток идет Гуляеву.

Идут они лесом, пробираются сквозь чащобы. Тут обойдут болото, там обогнут трясину. Гуськом, еле заметными тропками движутся.

– Скоро? – кричат колчаковцы.

– Скоро, – отвечает Гуляев.

Прошло какое-то время.

– Скоро?

– Совсем уже скоро. Вот тут еще с горки, потом на горку. Потом влево, потом направо.

Шагают, идут колчаковцы. И вдруг:

– Эй, стойте! А где же старик?

Остановились. Нет старика. Не видно.

– Эй, старый!

– Эй, леший!

Не отзывается провожатый.

Оказывается, поступил Гуляев так же, как когда-то знаменитый Иван Сусанин. Завел он врагов в болото, в дремучий-дремучий лес.

Пришел после этого старик в село Бобровку. Встретил здесь партизан. Обо всем рассказал. Собрались партизаны. Окружили в лесу колчаковцев. Уничтожили весь отряд.

За свой подвиг Гуляев был награжден орденом Красного Знамени.

Вскоре после разгрома Колчака Федор Степанович Гуляев попал в Москву. Прибыл сюда ходоком от крестьян Сибири. О Гуляеве, сибирском Сусанине, знал Владимир Ильич Ленин. Принял Гуляева Ленин.

Долго они беседовали. О сибирских людях, делах, лесах. Заговорили и о Колчаке.

– Приказал долго жить Колчак, – сказал Гуляев.

– Приказал, приказал, – улыбался Ленин. – Значит, наша взяла. Значит, сила наша.

Прощаясь, Владимир Ильич подарил Гуляеву боевую шашку в серебряных ножнах.

Вернулся старик в Сибирь, в родную Бобровку. Послушать Гуляева собирались люди за много верст. Рассказывал Гуляев про встречу с Владимиром Ильичом. Боевую шашку из ножен вытаскивал.

Не расставался Гуляев с шашкой. Всюду носил с собой.

– Ношу при себе, – говорил старик. – Вдруг как новый Колчак объявится!

Генеральская шуба

Разбили красные белых у рек Тобол и Ишим. Взяли города Тобольск, Ишим. Пошли к городу Омску.

Не было у колчаковских генералов больших побед. А вот генерал Римский-Корсаков отличился. Выиграл он сражение.

Дело было так. К Омску красные подошли стремительно. Не ожидали так скоро их колчаковцы, хотя и не верили, что удержат Омск. Стали отводить из Омска свои части. Увозить военное снаряжение.

Так было и в тот день. Генерал Римский-Корсаков ехал в санках в присутствие. Был он генералом по хозяйственной части. Быстро бежит рысак. Шуба богатая на генерале. Папаха на голове.

– Эй, сторонись, эй, берегись, его высокоблагородие едет!

Мчит генерал. Видит: стоит группа военных. Ясно: солдаты.

Поравнялись санки с солдатской группой. Не заметили солдаты генерала. Не вытянулись в струнку. Не отдали честь.

– Разболтались! – вскипел генерал.

Остановил он санки.

– Ах вы такие, сякие, этакие! – гневается генерал на солдат.

Распекает генерал Римский-Корсаков солдат, а те улыбаются.

«Что такое?! Бунт?!» – хотел крикнуть генерал. Присмотрелся – да это же красные.

Да, это были красные. Брянский полк. Преодолели брянцы за сутки 100 километров. И вот уже в Омске.

Вытряхнули бойцы генерала из санок. Вытряхнули из шубы. Сняли с головы генеральскую папаху. Папаху и шубу отправили в дар караульным. Самого генерала – в штаб.

Не так обидно генералу Римскому-Корсакову, что в плен его взяли, как жаль, что лишился папахи своей и шубы. В штабе у красных первым делом твердит:

– Шуба! Папаха! Отняли! Без права!..

Был напористым генерал. Не зря по хозяйственной части. Такого наделал шума.

Смешно красным командирам смотреть на белого генерала. Белые Омск оставили. Не сегодня завтра вообще конец белым. А этот твердит о шубе. Однако сказали красные командиры:

– Верните шубу.

– И папаху, – не отступается генерал.

– И папаху, – распорядились в штабе.

Стали искать генеральскую шубу. Выяснилось: ушли уже дальше брянцы из Омска.

– Не по-советски со мной поступили, – твердит генерал. – Не по-советски.

Вот же шельмец!

Посмеялись красные командиры. Однако распорядились оплатить ему и папаху и шубу.

Победил генерал. Выиграл он сражение.

Продезинфицировал

Строг командарм Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.

Столицу Колчака – город Омск – освободили дивизии, входившие в армию Тухачевского. Много здесь разных трофеев красным войскам досталось. Богатые склады. Сотни вагонов со снаряжением, с боеприпасами. Тысячи пленных. Тысячи раненых.

В отступающей армии Колчака еще с Урала начал свирепствовать тиф. Болезнь эта тяжелая, изнуряющая, заразная. Тиф стал грозить и армии Тухачевского.

Энергичен Тухачевский, сразу принял срочные меры. Заработали на полную мощность бани. Были созданы специальные отряды по стирке белья. Появились дезинфекционные камеры. Дивились красноармейцы чудному слову – «дезинфекция»!

– Поголовная, – требовал командарм.

Заулыбались те, кто знал Тухачевского:

– Продезинфицирует нас Тухачевский, продезинфицирует.

И верно.

Явился как-то Тухачевский в какую-то нестроевую команду. Обратился к начальнику:

– Бойцы помыты?

Оказалось, давно не мыты.

– Белье свежее?

Оказалось, десятой свежести.

– Одежда продезинфицирована?

Оказалось, что пока еще тоже нет.

Вызвал Тухачевский к себе начальника. Двери были закрыты. О чем он с ним говорил, как говорил – никто не услышал. Только вышел от командарма начальник краснее рака.

Кто-то бросил:

– Продезинфицировал!

С этого и пошло.

Провел Тухачевский проверку складов. Выяснил: то не учтено, то не записано, что-то и вовсе пропало со складов. Вызвал Тухачевский складских работников. Двери были закрыты. О чем говорил, как говорил – неизвестно. Только вышли те, как помидоры, красные. Смеются другие:

– Продезинфицировал их Тухачевский!

Быстро взяли красные дивизии Омск. Проявили командиры и бойцы воинский пыл и дерзость. Однако нашлись и такие, кто зазнался теперь от победы. Грудь с излишним проворством выпятил.

Вызвал Тухачевский к себе командиров. Двери были закрыты. О чем говорил с командирами, как говорил – неизвестно. Однако вышли от Тухачевского командиры, как кумач первомайский, красные.

Расходятся командиры.

– Ну как?

Насупились командиры. Молчат. Ясно и так по лицам. Продезинфицировал Тухачевский.

Строг Тухачевский. Порядок любит. Знает: рядом с порядком идут победы.