Текст книги "Рассказы о Кутузове"

Сергей Алексеев
Рассказы о Кутузове

© Алексеев С. П., наследники, 1962

© Пчелко И. И., наследники, иллюстрации, 1988

© Оформление серии, составление. АО «Издательство «Детская литература», 2018

К читателям

Вот уже несколько поколений юных читателей в нашей стране начинают знакомство с историей Родины, читая произведения известного детского писателя Сергея Петровича Алексеева (1922–2008). Это объясняется тем, что автор умел очень просто и доступно для ребят рассказывать о порой сложных и неоднозначных исторических событиях.

Работе над каждой новой книгой у С. П. Алексеева предшествовали тщательное изучение исторического материала и даже процесс «вживания» в эпоху, о которой предстояло писать. «Начиная с первой своей книги, – рассказывал Алексеев, – я стараюсь побывать на месте изображаемого действия. Когда писал „Птицу-славу“, книгу рассказов об Отечественной войне 1812 года, пропутешествовал от западной границы по наполеоновскому маршруту на восток – к Москве, а затем по кутузовскому, по победоносному – на запад».

В этой книжке вы найдёте избранные рассказы из книги «Птица-слава». Они повествуют о фельдмаршале Михаиле Илларионовиче Кутузове (1745–1813), который в 1812 году возглавлял российскую армию, защитившую нашу Отчизну от огромной армии французского императора Наполеона I.

Военный манёвр

Нелёгкая жизнь досталась Кутузову. Нелёгкая, зато славная.

В 1812 году Михаилу Илларионовичу Кутузову исполнилось 67 лет.

Много всего позади. Не счесть боёв и походов. Крым и Дунай, поля Австрии, измаильские грозные стены. Бой под Алуштой, осада Очакова, у Кагула упорный бой.

Трижды Кутузов был тяжело ранен – дважды в голову, раз в щёку, повредила пуля и правый глаз.

Пора бы уже в отставку, на стариковский покой. Так ведь нет – помнит народ Кутузова. Вот и сейчас. Собирайся, мол, старый конь.

Кутузов едет к войскам. Новый главнокомандующий едет.

Рады солдаты. «Едет Кутузов бить французов», – идёт по солдатским рядам.

Бегут рысаки по дороге. Солнце стоит в зените. Мирно гудят стрекозы. Ветер ласкает травы.

Едет Кутузов, сам с собой рассуждает: «Плохи, плохи наши дела. Нехорошо, когда армия отступает. Непривычно для русских солдат этакое. Орлы! Да ведь силы наши пока слабы. Армию сберегать надо. Смерть без армии государству Российскому. Но и солдат понимать нужно. Душу русскую понимать».

Прибыл Кутузов к войскам.

– Ура! – кричат главнокомандующему солдаты. – Веди нас, батюшка, в бой. Утомились, заждались.

– Правда ваша, правда, – отвечает Кутузов. – Пора унять супостата.

Довольны солдаты, перемигиваются: вот он, настоящий боевой генерал.

– Что мы – не русские? – продолжает Кутузов. – Что нам, в силе Господь отказал? Что нам, храбрости не хватает? Сколько же нам отступать!

– Вот это слова!

– Ура генералу Кутузову!

Довольны солдаты: «Ну, братцы, ни шагу назад. Не сегодня завтра решительный бой».

Спокойно заснули солдаты. Пробудились на следующий день, им объявляют первый приказ Кутузова.

В приказе чёрным по белому значится: продолжать отступление.

Зароптали солдаты:

– А бой?

– Что-то непонятное, – разводят они руками.

– Может, приказ от старых времён остался?

Увидели солдаты Кутузова:

– Ваша светлость, так что же, опять отступление?

Посмотрел на солдат Кутузов, хитро прищурился:

– Кто сказал – отступление? Сие есть военный манёвр!

Новые порядки

Решил Кутузов объехать войска, посмотреть на боевые полки и роты. Взял он штабных генералов, тронулся в путь.

Едет, встречает пехотный полк. Лежат на привале солдаты.

Увидели пехотные командиры главнокомандующего и генералов:

– Встать!

Повскакали солдаты, застыли, как сосны.

Подъехал Кутузов:

– Не надо, не надо. Пусть лежат, отдыхают солдаты. На то и привал.

Подивились пехотные командиры: впервые так, чтобы перед главнокомандующим и генералами не надо было вставать во фрунт, то есть по стойке «смирно», – распустили они солдат.

Едет Кутузов дальше, встречает уланский[1]1
  Ула́н – военный из частей лёгкой кавалерии, вооружённой пиками.


[Закрыть] полк. Расположился полк у какой-то реки. Сняли уланы мундиры, засучили рукава и штаны, коней боевых купают.

Увидели уланские командиры Кутузова:

– Стройся!

Бросили уланы своих коней, построились в ряд.

Подъехал Кутузов:

– Отставить! – И строго на офицеров: – Тут не мне – коню боевому внимание.

Едет Кутузов дальше, встречает артиллерийскую батарею. Пушки солдаты чистят.

Увидели главнокомандующего артиллерийские командиры:

– Становись!

– Разойдись! – ещё издали крикнул Кутузов. Подъехал ближе, стал отчитывать командиров: – Не сметь отрывать пушкарей от дела. Пусть солдаты пушки к боям готовят.

Объехал Кутузов немало полков и рот. И всюду одно и то же. Увидят офицеры Кутузова:

– Стройся!

– Отставить! – кричит Кутузов. – Тут война – не военный парад.

Поражаются армейские офицеры:

– Порядки какие-то новые!

Прошло несколько дней.

Войска стояли у города Гжатска. В какой-то избе собрались офицеры. Пьют вино, веселятся, играют в карты. Шум и крики, как дым при пожаре, из окон столбом валят.

Проезжал Кутузов мимо избы, услышал разгульные крики. Решил посмотреть, что там в избе творится. Слез он с коня, заходит в избу.

Увидели офицеры главнокомандующего, соображают: встать им, не встать, бросить игру или нет? Вспоминают наказ Кутузова, решают остаться на месте. Продолжают в карты себе сражаться.

Постоял, постоял Кутузов, покачал головой: «Да, неплохо усвоили наказ офицеры. Поняли, что к чему».

– А ну-ка, голубчики, – вдруг произнёс, – коли время у вас свободное, там у ворот Серко мой с дороги стоит нечищеный. Ступайте к нему. Ступайте, голубчики. Да поживее! – прикрикнул Кутузов.

Опешили офицеры. Приказ есть приказ. Вскочили, помчались вон из избы. Доро́гой разводят руками:

– Чтобы офицеру да чистить коня! Порядки какие-то новые…

Гришенька

Кутузов читал письмо: «Милостивый государь, батюшка Михаил Илларионович!..»

Письмо было от старого друга-генерала, ныне уже вышедшего в отставку. Генерал вспоминал многолетнюю службу с Кутузовым, былые походы. Поздравлял с назначением на пост главнокомандующего. Желал новых успехов.

Но главное, ради чего писалось письмо, было в самом конце. Речь шла о генеральском сыне, молодом офицере Гришеньке. Генерал просил Кутузова в память о старой дружбе пригреть Гришеньку, взять в штаб, а лучше всего – в адъютанты.

– Да-а… – вздохнул Кутузов. – Не с этого мы начинали. Видать, молодёжь не та уже нынче. Всё ищут, где бы теплее, где жизнь поспокойнее. Всё в штаб да в штаб, нет бы на поле боя.

Однако дружба есть дружба. Генерал был боевым, заслуженным.

Кутузов его уважал и решил исполнить отцовскую просьбу.

Через несколько дней Гришенька прибыл.

Смотрит Кутузов – стоит перед ним птенец. Не офицер, а мальчишка. Ростом Кутузову едва до плеча. Худ, как тростинка. На губах пух, ни разу не тронутый бритвой.

Даже смешно стало Кутузову. «Да, не та пошла молодёжь, офицерство теперь не то. Хлипкость в душе и теле».

Расспросил Кутузов Гришеньку об отце, вспомнил о матушке.

– Ну ладно, ступай. Исполнил я просьбу Петра Никодимыча – шей адъютантский наряд.

Однако офицер не уходит.

– Ваша светлость!

Кутузов нахмурился. Понял, что молодой офицер начнёт благодарить.

– Ступай, ступай!

– Ваша светлость!.. – опять начинает Гришенька.

Кутузов поморщился: «Эка какой прилипчивый».

– Ну что тебе?

– Михаил Илларионович, мне бы в полк… Мне бы в армию к князю Петру Багратиону, – пролепетал Гришенька.

Развеселился от этого вдруг Кутузов. Смотрит на малый рост офицера, на пух, что вместо усов над верхней губой. «Дитё, как есть дитё». Жалко стало юнца Кутузову. Куда же посылать такого птенца под пули…

– Не могу, не могу, – говорит. – Батюшке твоему другое обещано.

Дрогнули у офицера губы. Ну, право, вот-вот расплачется.

– Не могу, – повторил Кутузов. – Да куда тебе в полк! Тебя-то и солдаты в бою не приметят.

Обиделся офицер:

– Так и Суворов ведь был не саженного[2]2
  Са́жень – старая русская мера длины (2,13 м).


[Закрыть] роста.

Кутузов удивлённо поднял глаза. Понял он, что Гришенька не из тех, кто за отцовскую спину лезет. Подошёл фельдмаршал к офицеру, расцеловал.

– Ладно, ладно. Вот и батюшка твой, бывало… – Кутузов не договорил: стариковская слеза подступила к глазам.

Постояли они минуту.

– Ступай, – махнул рукой наконец Кутузов. – Быть по сему: лети, крылатый, своей дорогой.

Гришенька вытянулся, ловко повернулся на каблуках, вышел. А Кутузов долго и задумчиво смотрел ему вслед. Затем он потребовал лист бумаги и принялся писать письмо старому генералу.

«Милостивый государь, батюшка Пётр Никодимович!

Радость Господь послал мне великую. Прибыл твой Гришенька. И сдавалось мне, что сие не новый побег, а юность наша с тобой явилась. Спасибо тебе за такой сюрприз. Уповаю видеть его в героях…»

Потом подумал и приписал:

«Просьбу твою исполнил. Отныне Гришенька у меня на самом приметном месте: при душе моей в адъютантах…»

Получив письмо, старый генерал долго ломал голову. «„При душе“ – как же это понять? Эх, приотстал я в военном деле: видать, при главнокомандующем новую должность ввели».

Провалилась, как в топь, тишина

Поднимись на колокольню церкви, что стоит в самом центре села Бородино. Осмотрись внимательно по сторонам.

Здесь, на огромном, изрытом оврагами поле, 7 сентября 1812 года вскипела бессмертная битва. Великая слава России крепла на этих полях.

Далёкие прадеды наши завещали её потомкам. Поклонись великому полю. Поклонись великому мужеству.

Помни!

Знай!

Не забудь!

Перед зарёю, ещё в темноте, никому не сказав ни слова, Кутузов сел на коня и, не доезжая версты[3]3
  Верста́ – старая русская мера длины (1,06 км).


[Закрыть] полторы до Бородина, остановился на холме, у небольшой деревеньки Горки. Он ещё с вечера облюбовал это место. Тут во время боя будет ставка Кутузова.

Где-то вправо уходила река Колоча, образуя развилку с Москвой-рекою. Здесь начинался правый фланг русских позиций. Затем линия русских полков пересекала новую Смоленскую дорогу и уходила без малого на целых семь вёрст далеко налево, где за Семёновским ручьем и селом Семёновским, у старой Смоленской дороги, лежала деревня Утицы.

В нескольких местах на возвышениях стояли русские батареи. Одной из них, той, что называлась Кургановой, суждено было стать главным местом Бородинской битвы.

Это знаменитая батарея Раевского.

Левее её, за селом Семёновским, были вырыты флеши – окопы углом к противнику.

Это знаменитые Багратионовы флеши.

Правый фланг русских войск занимала армия Барклая де Толли. Левый – армия, которой командовал Багратион.

В нескольких верстах от основных сил, в низинах и перелесках, были укрыты резервные полки, казаки и кавалеристы.

Темно. Молча сидит на коне Кутузов. Не столько видит, сколько по свету догорающих бивачных костров угадывает расположение войск противника. Не столько слышит, сколько острым чутьём бывалого воина улавливает передвижения в неприятельском лагере.

Не торопясь Кутузов слезает с коня. Трудно ему без помощи. Стар, телом грузен Кутузов. Не вернёшь молодые годы.

Кряхтя, главнокомандующий становится на колени, нагибается, прикладывает ухо к земле. Проверяет свои догадки. Гулко отдаёт земля в ночной тишине. Без ошибки, как музыкант, определяет Кутузов малейшие звуки.

Затем он поднимается. Снова садится верхом на коня. И снова смотрит и смотрит в ночную даль.

На востоке проглянула первая полоска зари. Грачи завозились на вётлах.

Конь под Кутузовым дёрнул траву копытом, тихо заржал. Подскакали обеспокоенные адъютанты, генералы из кутузовской свиты, офицеры из штаба. Окружили они Кутузова.

Всё светлее, светлее восток. Округа с холма словно в твоей ладони. Притихло, замерло всё.

Недвижны войска. Немота над полями. Лишь тучки над лесом крадутся кошачьим шагом.

И вдруг рванули раскаты пушек. Провалилась, как в топь, тишина. Ударил час Бородинской битвы.

«Это удвоит силы»

Размещая войска перед битвой, на левый фланг Кутузов поставил армию Багратиона. Место здесь самое опасное. Подходы открытые. Понимает Кутузов, что тут французы начнут атаку.

– Не мало ли войска у князя Петра? – заволновался кто-то из штабных генералов.

– Там же Багратион, – ответил Кутузов. – Это удвоит силы.

Как и думал Кутузов, Наполеон действительно ударил на левый фланг. Взять Багратионовы флеши, а потом уже бросить войска на центр – таков план императора.

Сто тридцать французских пушек открыли огонь. Три кавалерийских корпуса ринулись к флешам. Десятки пехотных полков смешались на малом месте. Лучшие маршалы Франции – Ней, Даву́ и Мюра́т – лично ведут атаку.

– Это на одного генерала и столько-то маршалов! – шутят в русских войсках.

– Князю Багратиону хоть пять давай!

– Держись, не робей, ребята!

За атакой идёт атака. Страха не знают французы. Лезет на флеши вместо убитых новых героев ряд.

– Браво, браво! – кричит Багратион. Не может сдержать похвалы героям.

Но и русские сшиты не ржавой иглой. Не меньше у русских отваги. Сошлись две стены. Бьются герой с героем. Не уступает смельчак смельчаку. Словно коса и камень. Русские ни шагу назад, французы ни шагу вперёд. Лишь курганы растут из солдат побитых.

Не стихает у флешей бой. Солнце уже высоко. Не сдаются упрямые флеши.

Негодует Наполеон. Срывается план императорский.

Посылает он 200, 300, 400 пушек. Грозен приказ императора:

– Все силы на левый фланг!

Бросаются в битву новые силы.

– Ну как, отступил Багратион?

– Нет, ваше величество.

Птица-слава

Солдат Изюмов до Бородинской битвы ни разу не отличился. Хотя и мечтал о славе. Всё думал, как бы её поймать.

Ещё в самом начале войны у Изюмова произошёл такой разговор с одним солдатом.

– Что есть слава? – спросил Изюмов.

– Слава есть птица, – ответил солдат. – Она над боем всегда кружится. Кто схватит – тому и слава.

То ли в шутку сказал солдат, то ли и сам в это верил, только потерял с той поры Изюмов покой. Всё о птице чудесной думает. Как же её поймать?

Думал об этом под Витебском. Другие солдаты идут в атаку, смело колотят врагов. А Изюмов всё время на небо смотрит. Эх, не прозевать бы волшебную птицу! И всё-таки прозевал. Слава другим досталась.

Во время боёв под Смоленском повторилось то же самое. И опять остался без славы солдат.

Огорчился страшно Изюмов. Пожаловался товарищам на свою неудачу.

Рассмеялись солдаты:

– Славу не ловят, слава сама за храбрым летит! Она, и правда, как птица. Только лучше о ней не думать. Отпугнуть её можно враз.

И вот в Бородинском сражении солдат забыл о славе. Не то чтобы сразу, а как-то так, что и сам того не заметил.

Битва шла к концу. Французы старались вырвать победу. На русскую пехоту были брошены кирасирские и уланские полки. Разогнали кавалеристы коней: сторонись – любого сметут с дороги.

Глянул Изюмов и замер. Замер и тут же забыл о славе. Об одном лишь думает: как устоять против конных.

А кони всё ближе и ближе. Растопчут они солдат. Обрушатся палаши и острые сабли на русские головы. Изюмов даже поёжился. Стоял он в самом первом ряду.

– Ружья к бою! Целься. Подпускай на убойный огонь! – раздалась команда.

Вскинул ружьё Изюмов. Выстрелил. А что дальше произошло, точно и не расскажет. Со стороны-то оно виднее.

Стоял Изюмов секунду как столб, а потом вдруг вскинул ружьё на манер штыковой атаки и ринулся навстречу французской коннице. Побежали за ним солдаты. И получилось, что пеший пошёл в атаку на конного.

– Ура! – голосит Изюмов.

– Ура! – не смолкают другие солдаты.

Опешили французские кирасиры и уланы. На войне ещё не бывало такого. И хотя атаку свою, конечно, они не отставили, однако поколебался как-то дух у конных. А это в сражении главное. Наполовину пропал замах.

Подлетели солдаты к французам, заработали штыками, словно вилами.

Чудо творится на поле: пеший конного вдруг побивает. Разгорелся солдатский пыл.

– Братцы, колите коня под брюхо! Бейте француза прикладом, коль штык у кого слетел! – разошёлся вовсю Изюмов.

Французы совсем растерялись. Всё реже и реже взмахи французских сабель. Минута – и дрогнут французы. Вот и действительно дрогнули. Развернули коней.

Казалось бы, всё. Победа уже одержана. Так нет.

– Братцы, вдогон! – закричал Изюмов.

Побежали солдаты вслед за французами. Пеший за конным бежит по полю. Глянешь – не поверишь своим глазам.

Конечно, лошадиные ноги быстрее солдатских. И всё же немало нашлось французов, которым русский штык успел продырявить спины.

Даже отстав, солдаты продолжали, как копья, бросать во французов ружья со штыками.

Ускакали французы. Подобрали солдаты ружья, возвращаются к своим.

Идут, а навстречу им:

– Героям слава!

– Изюмову слава!

– Храброму честь и почёт!

Смертельно устали от боя солдаты. Идут, ничего не слышат, ничего не видят.

Однако мы-то прекрасно видим: птица-слава над ними летит.

Фили

Маленькая деревня Фили – у самой Москвы. Крестьянская изба. Дубовый стол. Дубовые лавки. Образа в углу. Свисает лампада.

В избе за столом собрались русские генералы. Идёт военный совет. Решается вопрос: оставить Москву без боя или дать новую битву у стен Москвы?

Легко сказать – оставить Москву. Слова такие – ножом по русскому сердцу. За битву стоят генералы.

Нелёгкий час в жизни Кутузова. Только что за Бородинское сражение Кутузов удостоин звания фельдмаршала. Ему, как старшему, как главнокомандующему, как фельдмаршалу, – главное слово: да или нет.

У Бородина не осилили русских французы. Но ведь и русские не осилили. Словом, ничейный бой. Бой хоть ничейный, да как смотреть. Наполеон впервые не разбил армию противника. Русские первыми в мире не уступили Наполеону. Вот почему для русских это победа. Для французов и Наполеона победы нет.

Рвутся в новый бой генералы. Солдаты за новый бой. Что же решит Кутузов?

Сед, умудрён в военных делах Кутузов. Знает он, что на подмогу к Наполеону торопятся войска из-под Витебска, из-под Смоленска. Хоть и изранен француз, да не убит. По-прежнему больше сил у противника.

Новый бой – окончательный бой. Ой как много военного риска! Тут мерь-перемерь, потом только режь. Главное – армию сберечь. Будет армия – будет время разбить врага.

Все ждут, что же скажет Кутузов.

Поднялся фельдмаршал с дубового кресла, глянул на генералов.

Ждут генералы.

Посмотрел Кутузов на образа, на лампаду, глянул в оконце на клок сероватого неба, глянул себе под ноги.

Ждут генералы.

Россия ждёт.

– С потерей Москвы, – тихо начал Кутузов, – ещё не потеряна Россия… Но коль уничтожится армия, погибнут Москва и Россия.

Кутузов остановился. В оконце стучалась муха. Под грузным телом фельдмаршала скрипнула половица. Послышался чей-то глубокий вздох. Кутузов поднял седую голову. Увидел лицо атамана Платова. Предательская слеза ползла по щеке бывалого воина.

Фельдмаршал понял: важны не слова, а приказ. Он закончил быстро и твёрдо:

– Властью, данной мне государем и Отечеством, повелеваю… повелеваю, – вновь повторил Кутузов, – отступление…

…И вот войска оставляют Москву.

Яузский мост. Понуро идут солдаты. Подъехал Кутузов. Смотрит на войско. Видят его солдаты. Видят, но делают вид, что не видят. В первый раз ему не кричат «ура».

Какая сегодня погода!

Едет маркиз Лористон к Кутузову. Сопровождает его в штаб-квартиру главнокомандующего поручик Орлов.

Едет Орлов, говорит о погоде. Так наказал Кутузов. Ни о чём другом, только как о погоде. Это на всякий случай, чтобы офицер случайно секретов каких не выболтал.

Смотрит Лористон на округу:

– Удачные места под Тарутином.

– Погода сегодня хорошая, – отвечает Орлов.

– Говорят, у вас в войсках пополнение?

– Солнце словно бы летнее, а не осеннее, – опять о погоде Орлов.

Удивляется Лористон.

Приехал посол к Кутузову, передал привет от императора, завёл разговор. Начал не сразу о мире. А с жалоб на то, что война эта какая-то странная. Нет бы, сражались армии, а то ведь крестьяне вступают в бой. Ведут же бои без правил.

– Простите, но это же лесные разбойники, – говорит Лористон.

«Эге, – думает про себя Кутузов, – молодцы мужички. Видать, хорошо насолили французам». А вслух:

– Ваша правда, генерал, – и вздыхает. – Да, распустились совсем крестьяне. Эка беда… Только ведь я крестьянами не командую.

– Зато казаки – люди военные, – продолжает Лористон. – Но и они правил признавать не хотят.

«Молодцы казаки, – думает про себя Кутузов. – Сбивайте с француза спесь. Шкуру сдирайте». А вслух:

– Ох уж эти мне казаки, казаки… Я и сам не рад, что они при армии. В степях родились, деликатности не обучены.

Начинает Лористон бранить ополченцев. Мол, больно лютуют.

– Так это не войско, – отвечает Кутузов. – Сегодня они в строю, завтра опять разошлись по сёлам. Какой с ополченцев спрос!..

А сам про себя: «Молодцы ополченцы!»

Ясна Лористону бесплодность его речей, стал говорить о мире.

Посмотрел Кутузов на Лористона:

– Я хоть сию секунду.

Обрадовался Наполеонов посыльный:

– Вот и наш император желает.

Развёл Кутузов руками:

– Только я ведь всего солдат. Хожу под царём и Богом.

– Но ваше слово… Вы – главнокомандующий…

– Я хоть сегодня, – опять повторил Кутузов.

(А сам состроил в кармане фиг.)

Уехал ни с чем посыльный. Провожает его Орлов, опять говорит о погоде.

Трясётся Лористон в седле. Вид унылый, насупился.

Рассмеялся Орлов:

– Ба, да оно ведь и вправду, видать, погода сегодня для нас хорошая!