Текст книги "Матросское сердце. Рассказы о героической обороне Севастополя"

Сергей Петрович Алексеев
Матросское сердце
Рассказы о героической обороне Севастополя

К читателям

Севастополь. Город русской доблести, русской гордости, русской славы. Всем известна знаменитая оборона Севастополя под руководством адмиралов Нахимова и Корнилова в XIX веке во время Крымской войны.

В годы Великой Отечественной войны на долю Севастополя выпали новые испытания.

Ещё в первые месяцы войны, когда у фашистов было больше пушек и танков, самолётов и миномётов, враги прорвались к городу Севастополю.

В октябре 1941 года началась героическая оборона Севастополя. Продолжалась она 250 дней.

Много великих подвигов во имя Родины и свободы совершили отважные защитники Севастополя. О вечной славе Севастополя, о бессмертных героях севастопольской обороны и написаны эти рассказы.

Цикл рассказов завершается 1944 годом, тем временем, когда после разгрома фашистских войск на Курской дуге, а затем на Днепре советские воины ворвались в Крым и принесли свободу всему Крыму и городу Севастополю.

Пять и десять

Десять танков ползут по полю. А в обороне лишь пять матросов. Десять танков и пять матросов. Возьми бумагу, реши задачу: кто здесь сильнее, за кем победа?

1941 год. Октябрь. Фашисты прорвались в Крым, подошли к Севастополю. Начались бои на оборонительных севастопольских рубежах.

Одна из фашистских танковых колонн приближалась к селению Дуванкой.

Двигались танки. За ними пехота. Место открытое. Вдруг блиндаж. Огонь ударил врагам навстречу. Минута, вторая. И вот четыре танка горят, как порох.

Повернули назад фашисты:

– Там «чёрная туча»!

– Там «чёрные дьяволы»!

– «Чёрная смерть»!

«Чёрная туча», «чёрные дьяволы», «чёрная смерть» – так фашисты называли советских моряков. Боялись они матросов.

В блиндаже под Дуванкоем действительно были матросы. Не туча, правда. Лишь пять человек. Комсомольцы Юрий Паршин, Василий Цибулько, Иван Красносельский, Даниил Одинцов. Пятым – старшим – был политрук коммунист Николай Дмитриевич Фильченков.

Отходят фашисты:

– Там «чёрная туча»!

– Там «чёрные дьяволы»!

– «Чёрная смерть»!

Прошло несколько часов, прежде чем фашисты вновь начали здесь наступление. Снова танки ползут по полю. Гудят моторы. Скрипит железо.

– Ближе, подпускай ближе, – командует Фильченков. – Не торопись, ребята!

– Не торопись, Цибулько, – повторяет себе Цибулько.

– Не торопись, не торопись, не торопись, – повторяют Паршин, Одинцов, Красносельский.

– Давай! – командует Фильченков.

Полетели вперёд гранаты. Полетели бутылки с горючей жидкостью. Застрочили потом пулемёты. И снова гранаты. И снова бутылки с горючей смесью.

Застыло, казалось, время. Секунды идут годами.

Вновь отошли фашисты. Переждали. Перестроились. Снова пошли в атаку. В бою матросы. В крови тельняшки. Огонь, как лава, съедает травы.

– Давай, ребята!

– Держись, ребята!

Летят гранаты. Долго длился упорный бой. Но вот у моряков вышел запас патронов. Нет больше бутылок с горючей жидкостью. Вот-вот и конец гранатам.

Тогда поднялся политрук Фильченков. Увлёк матросов вперёд в атаку. Вперёд на танки пошли герои. Гранаты в руки. Навстречу силе. Навстречу смерти. Навстречу славе.

Когда к героям пробилась помощь, бой был закончен. Дымились танки. Их было десять.

Металл и люди. Возьми бумагу, реши задачу: кто здесь сильнее, за кем победа?

Сегодня в небо под Дуванкоем гранёным шпилем поднялся мрамор. То дань бесстрашным, то дань отважным. И сокол плавно парит над полем. Хранит он небо и сон героев.

Тройка

Подошли к Севастополю фашисты. Блокировали город с суши. Путь к Севастополю – только морем. Но и морем пути опасны.

Морские пути к Севастополю враги заминировали.

Особенно грозными были магнитные мины. Чтобы взорвалась обычная мина, корабль должен был её задеть или на неё наткнуться. Магнитная мина взрывалась на расстоянии. Лежит на дне моря или залива такая мина, ждёт, когда над этим местом пройдёт корабль. Только оказался корабль над миной – сразу страшенный взрыв.

Такими минами и перегородили фашисты морские подступы к Севастополю.

Старший лейтенант Дмитрий Глухов вызвался проложить для наших судов проход через поле магнитных мин.

– Проложить?

– Так точно! – по-армейски чеканит Глухов.

Старший лейтенант Глухов был командиром быстроходного морского катера. Катер маленький, юркий, быстрый. Он как игрушка в руках у Глухова.

Пригласил как-то Глухов своих товарищей к берегу Севастопольской бухты. Сел в свой катер. Как метеор по воде пронёсся.

– Понятно? – спросил товарищей.

Ничего никому не понятно.

Снова отчалил от берега Глухов. Включил во всю мощь моторы. Вспенил катер морскую воду, понёсся по водной глади. Глянешь сейчас на Глухова – словно на тройке летит по морю.

Снова Глухов причалил к берегу.

– Понятно?

– Допустим, понятно, – отвечают ему офицеры. Догадались они, в чём дело.

Предложил Глухов на своём быстроходном катере промчаться по минному полю. Уверял он, что мины хотя и взорвутся, но не заденут катер. Проскочит катер. Сзади мины будут уже взрываться.

– Да я тут всё подсчитал, – заявляет Глухов. Доложил он командирам свои подсчёты. Цифры разные на листке. – Вот скорость катера, вот время, необходимое для взрыва мины. Вот расстояние, на которое за это время от места взрыва отойдёт катер, – перечисляет Глухов.

Смотрят командиры на цифры.

– Всё без ошибки, – уверяет Глухов.

Посмотрели командиры на Глухова. Дали ему разрешение.

И вот катер дельфином метнулся в море. Смотрят за ним командиры. Прошёл катер совсем немного. И сразу страшенный взрыв. Брызги вулканом рванулись к небу.

– Погибли?!

– Волной накрыты?!

Но вот осели, как листья, брызги.

– Живы! Целы! – вздохнули с облегчением на берегу.

Мчится катер стрелой вперёд. И снова взрыв. И снова к небу вода вулканом. За этим – третий, четвёртый… Одиннадцать взрывов качнули небо. Открылся проход через минное поле. Развернулся катер. Помчался к берегу. Весел Глухов. Ликует Глухов. Посмотрите сейчас на Глухова. Словно не катер, а лихая тройка летит по морю.

Плавучая батарея

В ноябре 1941 года фашисты начали первое наступление на Севастополь. Три недели враги беспрерывно штурмовали город. Не пробились. Не прорвались. Не взяли.

Со всех сторон Севастополь прикрывали советские артиллерийские батареи. Среди тех батарей, которые обороняли подходы к городу с моря, была и одна – плавучая. Находилась батарея в открытом море на внешнем рейде. Построили её на морском заводе. Отбуксировали подальше от берега, установили на якоре. На восемь метров в глубь моря уходила плавучая батарея. Глянешь сверху – как целый остров. 40 на 20 метров размер батареи.

Много хлопот доставляла батарея фашистам. Она не только прикрывала подходы к Севастополю с моря, но и первой начинала огонь по гитлеровским самолётам, совершавшим налёты на город. Фашисты решили уничтожить опасную батарею. Бросили против неё свои самолёты.

– Плавучая! – усмехаются фашистские лётчики. – Как поплавок на воде. 40 на 20 – отличная цель. Да мы её сразу, в один заход!

Вылетел первый фашистский лётчик. Вот он в воздухе. Вот над морем. Подошёл к батарее: «Ерунда. Пустяки. Я её первой бомбой!»

Развернулся. Ещё развернулся. Лёг на прицельный курс.

Ждут на фашистской базе возвращения самолёта. Не торопится что-то лётчик. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Не возвращается самолёт.

Ясно на базе: недоброе что-то случилось с лётчиком. И верно – недоброе. Сбили его батарейцы. Лежит он отныне на дне морском.

– Я полечу! Я докажу! – просится новый воздушный ас. – Я – сразу! Я – сразу! Да что там! Один заход!

И вот в небе лётчик. Он над морем. Видна батарея.

Торжествует фашист: «Я её – первой бомбой». Разворот. Ещё разворот. Проверил расчёты. Вошёл в пике́.

Ждут на базе возвращения самолёта. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Не возвращается что-то воздушный ас. Ясно на базе: недоброе что-то случилось с лётчиком. И верно – недоброе. Сбили фашиста советские артиллеристы. Рядышком с первым утих он на дне морском.

В небо новые взмыли лётчики – третий, четвёртый, пятый.

– Мы живо! Мы живо! Раз плюнуть – один заход!

Вот море. Видна батарея. Ринулись самолёты на батарею.

Ждут на базе прилёта лётчиков. Время полёта давно прошло. Удвоилось время. Утроилось. Удесятерилось. Не возвращается что-то третий. Не возвращается что-то четвёртый. Не видно, не слышно пятого.

Все 250 дней героической обороны Севастополя стояла на боевом посту плавучая батарея. 26 фашистских самолётов уничтожили за это время советские артиллеристы.

Но не только разили они врагов. Своих под защиту брала батарея. Многим обязаны мы батарее. «Квадратом смерти» называли её фашисты. «Квадратом жизни» мы вправе её назвать.

Без звания и названия

Прошёл ноябрь. Наступил декабрь.

17 декабря 1941 года, получив пополнение, фашисты начали второе наступление на Севастополь.

На одном из участков севастопольской обороны фашисты стали продвигаться вперёд. Для отражения вражеского удара сюда был брошен батальон, срочно составленный из черноморских моряков. Пришли матросы прямо с кораблей. В полной морской форме, с полной морской выкладкой – даже скатанные валиком корабельные матрасики принесли. Пошли в окопах слова диковинные: бак, полубак, рында, склянки, швартовы, гюйс. Замелькали кругом бескозырки. Зачернели кругом бушлаты.

Командовать батальоном был назначен майор-пехотинец Касьян Савельевич Шейкин.

Глянул Шейкин: хороши моряки, красивы.

И всё же беспокойство не покидает майора Шейкина. Матрос не пехотинец. Сумеют ли матросы точно бросать гранаты, точно вести стрельбу? А вдруг штыковая атака, а вдруг рукопашный бой? «Эх, хотя бы день иметь для тактических занятий!» – сокрушался майор Шейкин. Однако где же здесь до тактических занятий. Наступают фашисты. Батальон тут же был брошен в бой.

Зря волновался Шейкин. Не подвели матросы сухопутного офицера. Встретили метким огнём фашистов:

– Полундра!

– Полундра!

Забросали врагов гранатами:

– Ну-ка вперёд, голубушка!

– Ну-ка лети, любезная!

И снова своё:

– Полундра!

В штыки, как один, ударили.

Перевыполнили матросы даже свою задачу. Не только отбросили фашистов на исходные позиции, то есть туда, откуда враги начали своё наступление, но и сами прорвались вперёд, побывали в фашистских окопах, посеяли страх и панику.

– «Чёрные дьяволы»!

– «Чёрная смерть»! – кричали опять фашисты.

Прославился смелостью батальон. Слава о героях прошла по фронту.

Как отдельная боевая единица батальон просуществовал всего два дня. Выполнил батальон свою боевую задачу, остановил врага, разошлись после этого матросы по разным соседним полкам и ротам. Создавался батальон срочно. Не успели поэтому присвоить ему ни номера, ни дать названия.

Сокрушался майор Шейкин:

– Как же так?! Как же без номера, без названия? Выходит, мол, части такой и вовсе в истории не было.

Зря сокрушался майор Шейкин.

Получил он своё название – морской бесстрашный героический батальон. Хоть и был он без номера, без звания и названия, а знает его история.

«Есть и будет!»

Разговорились как-то, сидя в окопе, солдаты о том, что у фашистов снарядов много.

– И мин.

– И бомб.

– И взрывчатки разной.

Действительно, не испытывали фашисты под Севастополем недостатка в боеприпасах.

– Много снарядов, много, – соглашался с другими солдат Репков. – Много. А всё же – убавить можно.

Солдаты сразу с вопросом:

– Как?

– Можно, – подтверждает Репков. Однако, как же их поубавить, не говорит.

Не терпится солдатам, гадают вопросами:

– Взрывать поезда со снарядами?

– Можно и так, – отвечает Репков. – А можно и по-другому.

– Топить корабли с боеприпасами?

– Можно и корабли на подходах топить, – соглашается Репков. – А можно и по-другому.

– Отбивать у фашистов склады?

– Можно и отбивать. А можно и вовсе иначе, – отвечает опять Репков.

Надоела солдатам загадка Репкова. Отстали они с вопросами.

Ночью Репков исчез из окопа. «Куда бы?», «зачем бы?» – гадают солдаты. Было это на участке севернее Севастополя. Пробрался солдат в соседний пустой овраг, выбрал склон, обращённый к фашистам. Стал в темноте возиться, что-то таскать к оврагу.

Когда рассвело, посмотрели солдаты, видят: по склону оврага из камней выложено два слова. Читают солдаты эти слова. А слова такие: «СМЕРТЬ ГИТЛЕРУ!»

Увидели слова и фашисты. Увидели, открыли ураганный огонь по оврагу. Грохотали, грохотали пушки. Разбили снаряды надпись.

Сосчитали наши бойцы, сколько снарядов фашисты потратили. Оказалось – двести пятьдесят.

– Ого-го! – покосились они на Репкова.

Ночью Репков снова пошёл к оврагу. Восстановил солдат надпись.

Рассвело. Надпись на старом месте.

Снова фашисты огонь открыли. Били, били, ревели пушки. Крошили снаряды надпись.

Сосчитали снова наши бойцы, сколько снарядов враги потратили. Оказалось – триста.

Спускается вечер. Снова к оврагу спешит Репков.

– Разоришь ты фашистов! – смеются солдаты. – По миру босыми пустишь. – А сами удаче рады.

Не только здесь, на северной стороне, но и в других местах вокруг Севастополя стали появляться из камней надписи. Расстреливали их фашисты из пушек, бомбили с воздуха. Однако надписи вновь восстанавливались.

Одна из них была особенно ненавистна фашистам. Была она выложена огромными трёхметровыми буквами в самом городе, на крутом склоне Исторического бульвара. Далеко виднелась и с земли и с воздуха эта надпись. Вот её слова: «СЕВАСТОПОЛЬ БЫЛ, ЕСТЬ И БУДЕТ СОВЕТСКИМ!»

Верная очень надпись.

Улица Пьянзина

Июнь 1942 года. Фашисты начали новое, третье по счёту, самое мощное наступление на Севастополь.

Свой главный удар враги направили на северную часть города.

Днём и ночью здесь грохотали пушки. Не щадили фашисты своих солдат.

На одном из участков фашистского наступления, у станции Мекензиевые Горы, в обороне стояли артиллеристы-зенитчики под командованием старшего лейтенанта Ивана Семёновича Пьянзина. На них и на их соседей по обороне и обрушился грозный удар врага.

Не пробилась сюда пехота. Бросили фашисты в наступление танки и самолёты.

– Земля! – кричал Пьянзин.

Это значило: атакуют зенитчиков танки. Опускали пушечные стволы зенитчики. Начинали стрелять по танкам.

– Воздух! – кричал Пьянзин.

Поднимали в небо стволы зенитчики, отражали атаки фашистских самолётов.

– Земля!

– Воздух!

– Земля!

– Воздух!

– Земля!

– Воздух!

Несколько дней не утихали эти команды над полем боя.

Артиллеристы сражались до тех пор, пока хватило сил и снарядов.

Выходили из строя пушки.

Таяли люди на батарее.

Осталось восемь бойцов.

Осталось шесть.

Враги обошли батарею. Замкнули кольцо вокруг зенитчиков.

Живым на батарее остался один лишь Пьянзин. Он был ранен, но из автомата отстреливался от врагов.

Всё ближе, ближе к нему фашисты.

Где же та сила, чтобы ударить опять по фашистам?!

Есть эта сила.

Схватил Пьянзин микрофон от рации. Полетели в эфир слова:

– Прошу открыть огонь… Прошу открыть огонь… Мои координаты… Мои координаты…

Взревели советские пушки. Накрыли огнём фашистов.

Прошли годы. Будешь в городе Севастополе – памяти Пьянзина поклонись.

Константиновский равелин

Северная часть Севастополя. Выход из бухты. Начало моря. Здесь у моря поднялась крепость. Это Константиновский равелин.

Любой корабль, входя в Севастополь, не обойдёт, не минует Константиновский равелин. Не минуешь его и при выходе. Константиновский равелин как страж, как часовой у ворот Севастополя.

1942 год. Июнь. Всё сильнее фашистский удар на севере. Наступают фашисты. Вводят новые силы. Всё труднее, труднее нашим.

Прорвались фашисты с севера. Овладели Северной стороной. Вышли к бухте, к морскому берегу. Лишь равелин дерётся.

Вместе со всеми в бою комиссар равелина Иван Кулинич. Азартен в бою Кулинич. Вот он стоит на виду у моря. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.

Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряды, как молот, дробят округу.

Не сдаётся Константиновский равелин.

Бомбят равелин самолёты. Танки в стены чуть ли не лбами бьют.

Всё меньше и меньше в живых героев. И всё же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам – значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Удержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.

Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью.

Все ушли. Лишь один остался – комиссар равелина Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов – с этой целью и задержался Кулинич. Отправил минёров:

– Я – сам! Я – сам!

Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.

Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:

– Форвертс! Вперёд!

Ворвались фашисты в крепость. Видят – стоит комиссар. Китель моряцкий в дыму, в ожогах…

– Комиссар?!

– Комиссар!

Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике. Несутся фашисты. Предпоследний, последний шаг.

– Получайте, – тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины.

И в ту же секунду поднял землю страшенный взрыв. Взлетели фашисты к небу.

Погиб комиссар Кулинич.

Мстили фашисты потом равелину, хотели сровнять с землёй. Шипели мины. Рвались запалы. Но он стоял. Вскипало море. Гудели скалы. Но он стоял.

То кровь героев скрепила стены. То подвиг смелых жил в этих стенах.

Он и нынче стоит у моря – страницей славы, страницей боли – Константиновский равелин.

«Все здесь!»

Наступили самые трудные дни Севастополя. Кончались боеприпасы. Кончались силы.

Командир бригады морских пехотинцев генерал-майор Евгений Иванович Жидилов и комиссар бригады Александр Митрофанович Ищенко направлялись к Хомутовой балке. Здесь сражалась одна из советских артиллерийских батарей.

Бегут под огнём советские командиры. Слышат, как отвечает фашистам советская батарея.

– Молодцы артиллеристы! – сказал генерал Жидилов.

– Орлы! – подтвердил комиссар Ищенко.

Вышли командиры к открытой площадке. Смотрят – не видят пока саму батарею. Замаскировались артиллеристы. Зато видят командиры место, куда несутся наши снаряды. Точно ложатся взрывы. Ударяют в ряды фашистов.

– Молодцы! – не сдержался теперь комиссар Ищенко.

– Орлы! – поддержал комиссара комбриг Жидилов.

Ещё минута, вторая. Кустами, овражком, снова открытым местом пробежали командир и комиссар. Вот тут, совсем рядом, Хомутовая балка, рядом совсем батарея.

Вышли командиры к её позициям. Вот они, наши пушки, наши орлы-артиллеристы.

Смотрят командир и комиссар: из четырёх пушек на батарее уцелела одна-единственная. И у этой одной-единственной находится один-единственный артиллерист-матрос.

Лицо у матроса суровое. Ворот флотской рубахи порван. Бескозырка чудом держится на затылке.

За снарядом посылает снаряд матрос. Словно прирос к орудию. Даже, кажется, не замечает, что явились сюда командиры.

Шагнул генерал Жидилов к артиллеристу:

– Где остальные?

– Здесь, – ответил матрос.

Посмотрел командир, посмотрел комиссар – нигде никого не видно. Неужели отступили, отошли без приказа?

– Где остальные? – повысил голос, почти закричал генерал Жидилов.

– Все здесь, – повторил артиллерист. – Никто не ушёл…

Комиссар Ищенко тронул генерала за руку, показал на стоящие рядом разбитые пушки.

Посмотрел генерал и только теперь обратил внимание на то, что рядом с пушками, у их колёс, лежали матросы, боевые товарищи артиллериста. Все они погибли.

– Никто не ушёл. Все здесь, – тихо повторил артиллерист. И снова припал к орудию.

Тогда в разгар боя ни генерал Жидилов, ни комиссар Ищенко не успели узнать фамилию отважного артиллериста. Фашисты рвались на позиции советской батареи. Генерал Жидилов и комиссар Ищенко сами вступили в бой.

Известна ныне фамилия героя. Им был черноморский матрос Коваленко Иван Захарович.

Безупречный

В сухопутную роту попал матрос. Был зачислен как пополнение.

Спрыгнул матрос в солдатский окоп:

– Как у вас тут, братишки, в трюме?

Это окоп окрестил он трюмом.

Переглянулись солдаты. Окоп как окоп. Хороший окоп – ничего не скажешь.

Занял матрос ячейку в окопе:

– Ну что ж – неплоха каюта.

Как повелось, к новичку вопросы: откуда прибыл, как звать, какова фамилия?

Объяснил матрос, что эсминец его погиб. Про имя сказал – Иван. Про фамилию – повёл пальцем у бескозырки. Там по околышку шла лента. На ленте было написано: «Безупречный».

Прочли солдаты:

– Фамилия?

– Так точно.

– Да ну?! – поразились солдаты.

Поняли многие: шутит матрос. Однако нашлись и такие, которые матросским словам поверили. Так и стал он – Иван Безупречный.

Были последние дни Севастопольской обороны. Фашисты захватили Северную сторону. С юга ворвались в Балаклаву. Потеснили наших на западе, у Федюхиных высот. Совсем немного свободной земли у защитников Севастополя.

Безупречный сражался на Северной стороне. Затем, когда фашисты здесь вышли к Северной бухте и захватили Константиновский равелин, матроса под Балаклавой видели.

– Безупречный?

– Так точно, он!

Потом под Инкерманом матроса встретили. В рукопашном бою с фашистами.

– Безупречный?

– Так точно, он!

Затем он был на Сапун-горе. До последнего патрона сражался матрос. А когда вышли патроны, видят солдаты: поднял черноморец с вершины Сапун-горы камень. Встал во весь рост матрос. Швырнул камень врагам навстречу.

– Сдавайся! Сдавайся! – кричали фашисты.

– Моряки не сдаются! – кричал матрос. И снова камень летел в фашистов.

Потом потерялся матроса след. Выжил герой, погиб – не сохранилось о том в истории. Фамилия тоже осталась его неизвестной.

Однако если спросишь:

– Был Безупречный?

Ответят:

– Был.

Свято бился матрос за родную землю. Безупречным для всех остался.