Текст книги "Дива"

4

И вот королю с принцессой была обещана охота на этот сезон на самом высоком уровне, а на Пижме леший ходит! Это же международный скандал, если вместо медведя к Его Величеству выпрет див или дива! Мало ли что лешачьему отродью в голову взбредет, оно же не понимает ни чинов, ни титулов. Ладно, Эдика приласкать: литовского иностранца, все бабы целуют, а если принцессу чмокнет? Еще хуже – короля так же, взасос?!

В общем, губернатор озадачил Недоеденного вытравить эту тварь из пижменского края и сам озадачился, подключил своим столичные связи, и вот теперь из Москвы должна приехать целая бригада специалистов по работе со снежным человеком. То есть, ученых людей, которые будто бы умеют с ними обращаться. Но это вряд ли поможет, потому как в местных лесах бродит самый настоящий див, а не обезьяна, дикарь какой-нибудь или снежный человек. Туземцы, кто договаривался и приманил сюда лешего, кто знает повадки и нрав, помогать не станут, а самим ученым не сладить, будь они хоть академиками. Костыль в этом убедился: неугомонный, он на следующий день после охоты с губернатором велел егерям поправить лабаз, вечером на него засел и в сумерках леший опять явился. Только на корточках по овсу не ползал и горох уже не жрал; подошел в открытую с опушки леса и снес крышу с засидки. Охотовед пытался взять его на мушку и выстрелить, но оторопь взяла и тяжесть во всем теле, будто в мышцы воды закачали. Ладно, пожеванная левая рука, но и правая стала не послушной, замедленной, сигналы от головы не принимала. А див выудил из лабаза Недоеденного, обнюхал всего, фыркнул и швырнул в овес. Добро, тот спортом занимался, сгруппироваться успел, а то бы весь переломался. И хорошо еще вездесущий Борута оказался неподалеку. Третий глаз у него еще не открылся, однако он уже им подсматривал, стервец, и знал, что будет наперед! Дождался он, когда леший удалится, подбежал, сгреб Костыля, даже старой обиды не помня, положил в мотоциклетную коляску и скорее в Пижму.

Все равно охотовед сутки пластом пролежал, и когда немного поправился, вздумал с ним помириться, из врага друга сделать. Предложил ему должность инспектора, начальника над егерями, зарплату с губернаторскими надбавками, казенную машину и карабин, однако гордый колхозник отказался из-за своего непреклонного норова. Тут Костыль и заподозрил, что это собачник из-за обиды ему нагадил и зазвал лешего, однако всем известно, Борута здесь ни при чем. Он бы и сам рад вступить в контакт, да только лешему это без нужды: раз есть договор с мужиками, а Недоеденный в этом не сомневался, то чудище будет исполнять его в точности. Без ведома лешего ни один человек, тем паче, пришлый, в лес не войдет, гриба не сорвет – не то, что медведя взять.

Зарубина подмывало спросить, кто же они, эти мужики-туземцы, что со зверем договаривались и лешачиху пригласили в район, однако выдавать себя было рановато. Тетка же расчувствовалась, по-матерински прониклась к нему, считала, Зарубина бог послал, а то бы пришлось ночевать на обочине. Поэтому просительно произнесла:

– Человек-от почти за тыщу километров ехал. Нехорошо отправлять не солоно хлебавши…

– И чего ты предлагаешь? – грубо спросил ее муж и скрежетнул новопоставленными зубами.

– Дак может Драконину вдову попросить? Дракоши нынче овсы сеяли, и медведи у них все сосчитаны.

– Ага! Станут тебе дракоши чужого на своих медведей водить! Они москвачей терпеть не могут. Сама же Дива Никитична не поведет?

– Сама не поведет, но ежели попросить, даст зятя. Скажем, знакомый, в гости приехал…

– Лучше сказать, родня он нам, потому за него хлопочем. Кум, брат, сват, что-то в этом роде. А то не поверит.

– Скажем, будущий зять! – нашлась тетка. – Натахин кавалер!

– Ты женатый, нет? – спросил попутчик.

– Да холостой он. – уверенно заявила его жена. – Сразу видно!

– Откуда тебе видно? Ему ведь лет сорок! Видно, боксом занимался, эвон какой нос. Нынешние девки таких любят…

– Я холостых мужиков сразу вижу. – похвасталась тетка. – От них дух такой исходит, ядреный…

– Да уж, – ревниво проворчал попутчик. – В комсомоле ты хвостом повертела…

Для тетки это была больная тема, и она попыталась переключить внимание мужа на Зарубина.

– Человек он хороший, подсадил, повез и денег не спросил. Так бы перлись с сумками. Цего бы ему не помочь?… Скажем, Натахин ухажер. Натаха-то должна вот-вот приехать, с практики. Если уже не приехала! Пускай у Драконей и поживет. Зачем отдавать его Недоеденному?

– Почему тогда у Драконей? Где логика? Если Натахин кавалер?

Тетка смутилась и что-то прошептала мужу – тот сердито отпрянул.

– Да и хрен с ним, пускай пристает! Скорей бы уж кто-нибудь к ней пристал!

– Она же у нас девица! – возмутилась попутчица.

– Девица? А кто с дедом Морозом в обнимку фотался?

Жена ему рот заткнула.

– Ты что мелешь-то?! Сфоталась, ну и что? С ним все девки фотаются!

– А зачем в этом выставила, как его?…

– В интернете? Так это модно сейчас!

– Ну а почто голая-то снималась?!

– Почему голая? Это стринги называются!

– Ага, стринги: здесь черта и здесь черта. Больше нету ни черта…

– Натаха хотела показать, что ни деда, ни мороза не боится!

– Телеса она свои показывала. – обидчиво проворчал попутчик и умолк.

– Все равно, пусть вдова у себя поселит. – упрямо повторила жена, покосившись на Зарубина. – От греха подальше.

– Она поселит! И себе парня приберет! Любит приезжих…

Тетка вздохнула:

– И то правда… Но и к нам его тоже опасно. Залезет ночью к Натахе…

– Вот и будем до пенсии ее кормить, если никто не залезет.

– Будем, а что остается? Теперь зубы вставили…

Обсуждали это так, словно Зарубина не было!

– Мне все равно надо к Костылю. – не вытерпел он. – Лицензии к нему выписаны…

– Костыль тебя в лес не пустит. – заявил попутчик. – И охотиться не даст, пока приказ губернатора не исполнит, дива не изведет.

– А эти дракоши дадут?

– С дракошами тебя ни один леший не тронет. – вставила тетка. – Тем паче со вдовой. Ей даже губернатор не указ.

– Как же так? – обескуражено спросил Зарубин.

– Дак Драконя-то был председатель! И Герой!

– Председатель чего?

– Как цего? Объединенного колхоза!

– Но ведь колхоз у вас развалился?

– Колхоз-то развалился. – восхищенно согласилась попутчица. – Да только Драконя каждый день отправлял в Тотьму молоковоз на три тонны. И еще один перерабатывал на своем маслозаводе. При вдове так еще больше стало.

– Откуда же столько?

– А этого никто не знает. – заявил ее муж. – Феномен природы. Известно точно, они дома только двух коров держит, этих самых тряпошных, французских. Чтоб детишек парным молоком поить. И еще нетелей на продажу. Которых волки режут.

– Колхоза нет, а надои есть?

Бывший всегда откровенным, попутчик начал темнить или толком ничего не знал и строил предположения.

– Колхоза-то нет. Да ведь земля осталась. Драконя можно сказать, с детства председатель. Его отец тоже был председателем, вот и научил. Сын далеко вперед смотрел, и перед самым крахом укрупнился – соединил три колхоза и леспромхоз в одно аграрно-промышленное хозяйство. У него столько власти в руках было – ого! Всю пахотную землю, выпасы, сенокосы, все под себя подгреб. Колхозные леса и гослесфонд впридачу! А еще со всех собрал холостых молодых специалистов и выдал за них всех трех дочерей. Чуть ли не в приказном порядке, одну свадьбу гуляли. Куда бы теперь Костыль не сунулся, председатель документы и карты на стол – везде его территория. Даже губернатор вынужден считаться. Поэтому Недоеденный арендует у него угодья, а в договоре все прописано. Вроде даже звери принадлежат колхозу «Пижменский Городок». Будто у Дракони каждый медведь с биркой. Костылевы гости стрелят зверя, станут шкурать, а него в ухе написано, чей. Так Борута говорит, сам видал…

– Может у вас и речка Пижма молочная, с кисельными берегами?

– Вроде того. – подхватила тетка и глянула на мужа с укором. – Сказал бы уж прямо, нечего человека водить вокруг да около…

– Сама и скажи! Я экономическую базу обозначил.

– От нечистой силы молоко. – заявила попутчица. – Говорят, стада Драконины пасет и кормит дивье лесное. И от постороннего глаза прикрывает! Потому и масло получается вкусное.

– Если пасет сила нечистая. – в тон ее мужу серьезно заметил Зарубин. – Молоко должно быть мерзкого качества. Тем более, масло!

– А ты занозистый мужик. – вдруг определил попутчик, защищая супругу. – Вредный, все с подковыркой… Или журналист, или из налоговой.

Зарубин вздохнул с сожалением.

– Не угадал… Хотя статьи иногда пишу… Просто любопытно стало, откуда столько молока? Я же когда-то вологодский Молочный институт закончил, зоотехническое отделение.

– Дак там наша Натаха учится! – изумилась тетка. – Ты местный, что ли? Вологодский? То-то я чую, как родной.

– Вырос в Грязовце. – с гордостью произнес Зарубин. – Есть у вас такой городок…

– Как же, знаем! – почти хором и весело воскликнули попутчики.

Дорога из Москвы лежала как раз через этот город, и он свернул с трассы, заехал, чтобы побывать возле дома, где прожил чуть ли не половину жизни. Когда-то там жила бабушка, у которой он воспитывался с шести лет – отец служил в конвойных войсках, и часто переезжал из одного лагеря в другой, поэтому Игоря оставили в Грязовце, чтоб ходил в одну школу. Раздолбанный, унылый и тщедушный городок еще называли Грязенбург, однако Зарубину он нравился. Можно было выйти из дома сразу в лес и собирать грибы, а в поле – землянику, что они с бабушкой и делали. Она и отдала его потом учиться в Молочный институт, поскольку всю жизнь проработала главным технологом на маслозаводе.

Бабушка давно умерла, поэтому он постоял возле дома, где жили уже незнакомые люди, посмотрел в окна на чужие занавески и отчалил на Пижму.

– А как в Москве-то очутился? – изумилась тетка. – Номера-ти у тебя московские! Всех наших после молочного по колхозным фермам разгоняли!

– Дальше учиться поехал. – уклонился от расспросов он.

– Теперь ферм-то нету, куда Натаха пойдет? К Дракониной вдове на ферму – не возьмут. У них семейное предприятие… Девка умная и свиду – одно загледенье! Жениха бы ей доброго и взамуж отдать…

Зарубин прервал это откровенное сватовство.

– И где же все-таки фермеры берут молоко?

– Толком никто не знает. – опять заерзал попутчик. – Если всерьез, то говорят, в Кировской и Архангельской областях скупают, за свое выдают. Но тоже вранье, у нас напрямую и дорог-то нет. Чтоб скоропортящийся продукт возить. А туземцы коров давно не держат, молоко в магазинах берут…

Тетка чуть не выдала какую-то их тайну.

– Борута говорил, у вдовы дойное стадо где-то, от налогов спрятанное. И все эти тряпошные, породистые…

– Цыц! – оборвал ее муж. – Не наше это дело! Скажи еще, лешие пасут, лешачихи доят…

Его жена примолкла, а он сам начал выдавать секреты еще похлеще.

– Вдова со своими зятьями между прочим под покровительством самого губернатора. Тот к ней тайно заезжает, будто бы парного молока попить, маслица прикупить…

– Какого маслица? – взвинтилась жена и по-медвежьи пышкнула. – И молоко он не пьет… С Дивой брильянты делят.

– Уши развесь и слушай! – прорычал попутчик. – Какие брильянты? Ты что мелешь?

– Которые хохлы копают! У председателя, когда жив еще был, под домом труба обнаружилась. Геологи нашли. Одна с нефтью, и одна с брильянтами.

– Ты что городишь? При постороннем человеке?

– Он же вологодский! Из Грязовца!

– Тогда во-первых, не труба, а трубка. – поправил муж. – И не с брильянтами, а с алмазами. Во-вторых, у Дракони под домом никаких полезных ископаемых нету! Ну откуда им взяться?

– А зачем в горе ходы роют? – шепотом спросила тетка. – Его отец еще рыл, сын рыл. Сейчас вдова. Целое метро выкопали! Не сами, конечно, хохлы работают, как рабы, в цепях закованные. По ночам из-под земли украинские песни слышатся…

Попутчик только головой потряс.

– Там у него хранилище! Для созревания сыра!

– Это он такие слухи распускает. – не согласилась жена. – На самом деле подземный завод, из нефти бензин гнать и всякие вещества. Сейчас все из нефти делают. Есть подозрение, и сливочное масло. А ты спрашиваешь, где молоко берет.

– Ну откуда у нас нефть и алмазы?!

– В Архангельской нашли, значит и у нас есть. – не сдавалась тетка. – Ломоносов не зря говорил! Только все Драконям досталось, потому как вся их порода связана с нечистой силой. От Героя труда звезды да бьюст остались. Алфей Никитич был местный олигарх!

Попутчик слушал жену, ерзал, стыдился, не зная, как ее остановить, и тут не сдержался, выругался и приказал молчать.

– Болтовня все! – Заключил он. – Алфей Никитич отшельником жил вот и насочиняли! Был я у него в погребах. Там все плиткой сделано, как в лаборатории. Бабы в марлевых повязках ходят. И хохол всего один, который сыр варит. Цепь у него есть, только на шее, золотая и толщиной в палец…

– А что ты у него в погребах делал? – ревниво спросила жена, не найдя других аргументов.

– В понятые меня брали! – мгновенно оправдался тот. – Когда Недоеденный на председателя написал и комиссию прислали, из санэпидстанции. Помнишь, масло привозил?

– Масло не плохое. – справедливо оценила жена. – Купил тебя Драконя куском. Они любую комиссию купят! Вон даже губернатор не устоял перед нечистой силой. Кто его надоумил устроить родину деда Мороза?

– Причем здесь дед Мороз?

– При том, что тоже нечисть! А надоумил Драконя. Мол, как-то выживать надо, коль сельское хозяйство угробили, дураков заманивать, то есть, туристов из городов. Дескать, есть такой сказ в наших местах, как в самые трескучие морозы на тройке белый старик проезжал. Его и нынче видят многие. А это ведь он губернатору сказ про своего деда рассказал!

И тут тетка окончательно распалилась, затмив талантом мужа-баешника. Оказывается Драконин дед родом не местный, а приехал невесть откуда на тройке белых коней в лютые январские морозы. Крытый тулуп на нем был красный, шапка с куньим мехом, но тоже с красным верхом, ехал, как барин, в белой кошеве, а кучером у него был молодой парень. Заехал он в Пижменский Городок, тогда еще нищий довоенный колхоз, поглядел, как люди бедно живут и стал подарки раздавать: ребятишкам конфетки, бабам красные косынки, а мужикам по стопке водки. А Новый год тогда еще не праздновали, елок не ставили и про деда Мороза только из сказок и знали. Народ бежит на площадь, радуется, и будто кто-то сказал, мол, старик этот – сила лесная, нечистая, а кто-то признал его за деда Драконю, вятского картежника, который каждую осень уходил пешим в города, с колодой карт в кармане и серебряным рублем. Говорят, до Москвы и Питера доходил, а назад всякий раз возвращался на тройке и с подарками.

Кем бы это старик ни был, пользу принес не сказочную – взял да своего внука, что кучерил, в Пижменском Городке оставил. И с такими словами:

– Люди добрые здесь проживают. Сделай их счастливыми.

На другой же день колхозники собрались и выбрали его председателем, сроком на один год, но оказалось пожизненно, поскольку нечистая сила ему помогала скотину ростить, хлеба выращивать, молока надаивать. При Никите Драконе начали в пижменском краю лесовозные дороги строить, так председатель запретил тянуть прямые через пахотные земли, отвел неудобья, увалы, болота. Все, кто ездил в этих краях, кляли и костерили председателя, наматывая лишние километры и совершая невообразимые круги, а народу тут раньше было много, и не только колхозного, две мелиоративные колонны работали, рейсовые автобусы ходили в райцентр, самолеты даже летали из Тотьмы в Красную Пижму, леспромхозный поселок. Поэтому дороги все время спрямляли, отчего и появилось много разбитых проселков. На самом же деле у жителей было убеждение, будто Драконя-старший не о землях заботился, и уж никак не о людях; для нечистой силы дороги прокладывал, поскольку она любит жить в чащобах, веретьях и болотах, а председатель с нею был всегда повязан. В народе молва ходила, будто он договорился с мелиораторами и тайно спустил Доринское озеро, будто бы сапропель добывать и поля удобрять, но на самом деле, чтоб превратить водоем в непроходимое болото – все для нечестии старался, чтоб ей спокойно жилось на моренных островах среди топей.

Но и кроме слухов многие сами наблюдали колдовство Дракони. Например, нигде грибов-ягод нет, у него полно, или как сено косить-убирать: кругом дожди льют – у него солнышко, и даже росы не выпадают. Точно так же и хлеб жать, лен дергать, озимые сеять. За счет этого Драконя-младший стал потом дважды Героем соцтруда и даже собственный бюст у себя на родине ему поставили. Сначала в вологодском парке, для народа, как пример добросовестного труда, а когда перестройка началась, перенесли и установили прямо напротив окон собственного дома, чтоб сам на себя любовался и идей социалистического труда не рассеивал в капиталистическом производстве. Правда, цветы к памятнику по праздникам теперь кладут только дочери, зятья, губернатор с его пристебаями, да нечистая сила, но все равно почет. Журналист из Вологды Тоха Хохолов уже лет сорок про двух Драконей статьи пишет, по телевизору показывает, за что гонорары, премии получает все эти годы! Из международной организации «зеленых» такую отвалили, что машину себе купил – сам хвастался. Правда, на ней и в аварию попал, полгода на костылях шкандыбал потом.

А с женой, то бишь теперь со вдовой Алфея Никитича, тоже нечистая история была. Едет однажды Никита Драконя с полей, вдоль этого самого Доринского болота, а вечер был ясный – бабье лето в тот год аж на три недели растянулось! Едет, радуется, глядь – полная корзина на обочине стоит, осокой повязана. Думал, грибники забыли, какая-нибудь слабосильная бабуля набрать-то набрала, донести не смогла. Развязывает корзину, там ребенок совершенно голенький, на моховой подстилке спит, да так сладко – не разбудить. Привез домой, отдал жене, а наутро собирает колхозное собрание – кто младенца у Доринской мари оставил? Прошу сознаться и забрать пока не поздно. Иначе, мол, доктора привезу, и на поголовном обследовании тот сразу определит, кто родил. Тогда еще молодежи много было, одних незамужних доярок-свинарок человек пятнадцать. Даже замужние бабы сидят, глазами хлопают, переглядываются, одну повитуху послали, чтоб определила, чьих кровей будет новорожденная. Будто в первые дни жизни на лице ребенка еще заметен некий родовой знак, и кто умеет смотреть, тот его увидит. Повитуха глянула на младенца, пошушукалась со старухами, и говорит:

– На наших мужиков, дак ни на кого не похожа. – сама же председателю в глаза не глядит. – Должно, приезжие бросили.

Дорог настроили, мост каждый год налаживали, так грибников-ягодников сотнями поперло, могла какая-нибудь девка родить в лесу и бросить. Тогда Драконя спрашивает:

– Кто возьмет подкидыша на воспитание? Поднять руку!

Колхоз-то тогда еще был в самом соку, жизнь вольготная, у всех ребятишек дополна, ростить, учить, одевать-обувать надо. Никто руки не поднял, и тогда председатель говорит:

– Раз никто не хочет, я возьму девку.

И взял себе. А повитуха на собрании промолчала, но потом от нее слух пошел, дескать, подкидыш-то вылитый Драконя-старший, но кто мать, неизвестно. Скорее всего, лесная дива, почему ребеночек-то и лежал не в пеленках – в корзине на моховой подстилке. А лешачихи-то заманивать мужиков умеют! Таких чар напустят – редко кто устоит. Обычно прикидываются немощными, болящими, дескать, идти не могу, возьми на руки, понеси меня. Если же мужик взял на руки диву, тут и конец ему! Шею обовьет, головку на грудь положит и в самое сердце дышит. Старики же раньше говорили, мол, если дива сблудит с мужиком, нагуляет пузо и родит, то младенца отцу отдает. Верно и сблудила какая с председателем да и вручила новорожденную Драконе, а тот, чтоб перед женой оправдаться, колхозное собрание устроил.

По своему задорному характеру так запросто мог с какой-нибудь дивой перекликнуться и склонить ко греховному прелюбодеянию.

Тут уже попутчик не выдержал.

– А будто наши бабы с дивами не спали! – выругался он. – Будто в подоле не приносили? В лес по грибы они ходят! Да вас и склонять-то не надо лешему. Вам только поздоровей мужиков подавай, сами подвернете! Ты меру-то знай!… Сколь девок вокруг деда Мороза хвостами вертели? Снегурочки, мать их!…

– Ну-ка приведи пример! – взъелась жена – Кто от дива забрюхател?

– Сапронькина девка! Варвара, все в лес бегала…

– Она от геолога понесла! У них любовь была с этим, который скважины бурит.

– Вот он и пробурил Варваре скважину! Пацана мохнатого родила!

– Дак буровик этот армян был!…

Попутчик замахнулся, будто по заднице хотел шлепнуть супругу, но лишь махнул рукой, а та поняла и поправилась:

– В общем, вырастил найденную девку. И замуж за сына отдал, за Алфея. То есть, наврали, что Никита Драконя с дивой сблудил. А то, что она нечистое отродье, так это известно. Ведьма, и имечко у нее подходящее – Дива! Старший Драконя так назвал, и приклеилось. Трех дочерей родила, но хоть бы, зараза, чуток постарела. Сам Алфей быстро износился от трудов, заболел да помер. А ей хоть бы что! Оно конечно, всю жизнь за председателем жила…

– Ага, и ломила за троих! – встрял муж. – Своей скотины несколько голов держала. А ты одной коровенки не завела…

Тетка пропустила реплику мимо ушей, ибо выдала самое главное:

– Вдова и приманила губернатора! Напустила на него чары, присушила, вот он теперь и ездит.

– Сама подумай, – попытался урезонить супруг. – На что губернатору деревенская баба, когда городских кралей хватает? Даже столичные к нему ездят. Вон принцессу король везет! Думаешь, зря? У меня подозрение, просватать хочет, за нашего губера.

– Говорят, ведьма она. – заявила та. – Потому и в принцессах засиделась, не берет никто.

– Да кто тебе сказал? Ей ведь не просто замуж выйти! Нужен принц соответствующий.

У тетки была своя логика.

– Губернатор мущина свободный, вдобавок лысый, но не принц. Он же раньше секретарем райкома был в Череповце! Такой партийный был, верный ленинец!

– По должности он как князь нынче!

– Я не про положение. – философски рассудила попутчица. – Про его убеждения. Идеология не позволит жениться на принцессе.

– Кто ее нынче придерживается?

– Такого не легко очаровать даже ведьме! Сдается, он тайный коммунист, то есть, оборотень.

– У тебя все ведьмы. Когда губернатор глаз положил на Диву Никитичну, ты тоже говорила!…

– И сейчас скажу – ведьма она! А губер – оборотень. И принцесса – оборотень. Приглядишься, на волчицу смахивает, рожица вытянутая.

– Где ты ее видала?

– По телеку показывали! Кругом нечистая сила! А Дива твоя и вовсе…

Бывший егерь застонал от возмущения.

– Одна ты чистая!.. Дива Никитична просто красивая женщина! Ей мужики любуются. Приезжие, так глаз оторвать не могут. А ее вдовье положение привлекает…

– И не только приезжих! – ревниво произнесла тетка. – Туземцы тоже хороши! Всех приворотным средством опоила, и тебя, и губера. Да и Костыль ходит, облизывается…

– Наслушалась сплетен и все перепутала. – сокрушенно сказал попутчик. – Приворожила она не губернатора! И не меня. А этого московского начальника. Охотничьего генерала! Фамилию забыл… Ну как его? В мундире еще ездил?

– Хвехвелов хвамилие! – отчеканила супруга. – Верно, и генерал охотничий попался! Заманила его Дива Никитична…

Зарубин чуть не подпрыгнул при упоминании Фефелова: в прошлом году тот был здесь на охоте, по приглашению Костыля, и хотя вернулся с трофеем, но озабоченный. Генеральный ехал на новую должность в Москву, как и положено чиновникам, оставив свою прежнюю жену, то есть, холостой и свободный для нового, столичного брака. Возраст подходящий, к полтиннику, седина в бороду бьет, страсти в голову. И уже невесту себе сыскал согласно генеральскому чину, будто к свадьбе готовился, но съездил к Костылю за медведем и о женитьбе замолчал. Спустя несколько месяцев только проговорился однажды на охоте, мол, встретил он на Пижме женщину невиданную, редкостную – хоть сейчас на подиум выводи, на конкурс красоты! Дескать, встречаются же еще в русских селеньях такие экземпляры, что все модельные салоны отдыхают. Однако о том, что это и есть вдова Дракони, ни слова! Однако презенты шлет.

– Она еще и деда Мороза заманила. – продолжала вещать тетка. – Согласилась в снегурки пойти. Один раз на люди и вышли, у артиста голову снесло. Умыкнуть хотел Диву у председателя! Тот еще живой был, но хворал сильно. Да разве Драконя позволит? В общем, артист сам заболел…

Попутчик не выдержал.

– Будет врать-то! – перебил он. – Все не так! У деда Мороза свой интерес был. Не Дива ему нужна была – лешачиха. А Алфей Никитич не дурак, согласился с лешачихой его свести. Но велел отработать морозилкой одно лето. Мол, если ты дед Мороз, то ступай-ка в холодильную камеру, масло охлаждать. Председатель задаром ничего не делал. Артист неделю воздух морозил, дул, холод нагонял, посохом стучал, а когда масло таять начало, сбежал.

– Да он в подземельях насильно артиста держал! В кандалах!

– Это он Боруту со Шлопаком держал! А потом Костыля!

– А что, и Костыль в лапы к Драконе попадал? – не выдержал Зарубин.

– Костыль думал, он хитрей всех. – со скрытым удовольствием сказала тетка. – Думал, мужчина неотразимый, тем более, вдова к нему благоволит. Он с женой разошелся, чтоб Диву Никитичну соблазнить. А заодно ферму прибрать. Но в руки зятьям попал. А те его заковали и в гору заточили. Больше месяца продержали, пока губернатор в переговоры не вступил. Спас, выпустили…

– Зятевья ему сказали. – добавил муж. – Еще раз на нашу мамку посмотришь блудливым взором, отдадим медведю, пусть доедает. А у него их трое, зятевьев-то!

– Дракоши скормят. – согласилась супруга. – Зятевей у нас Дракошами зовут. Поэтому Костыль теперь Пижменский Городок стороной объезжает. Они все хозяйство и держат…

Хотела еще что-то сказать, но от реки, ни с того, ни с сего, налетел студеный ветерок и показалось, снежинки полетели! Попутчица прижалась к мужу и прикрыла рот ладошкой.

– Ой!… Это ведь дед Мороз идет! Накликали силу нечистую…

– Сидела бы в кабине. – проворчал тот. – Коль боишься…

До машины было десять шагов, но тетка вскочила и приказала ее проводить. Попутчик исполнил этот каприз с удовольствием, а Зарубин тем временем надел куртку – от реки тянуло ледяным холодом, и хоть вместо снежинок несло пепел из костра, все равно стало зябко.

– Север. – сказал баешник, усаживаясь на свое место. – Мы так привычные. Но ждем бабьего лета. Чтоб нашим бабам в радость. Оно и здесь бывает, жара стоит, только редко. А супругу мою не слушай, бабские сплетни. Вот вдова у Дракони – это да, женщина бесподобная. Раз увидишь…

И осекся: то ли жены испугался, то ли его насторожил шорох травы и потом тяжелая поступь. Тут из темноты выступил дед Мороз в расстегнутой шубе и с посохом. Ростом он и впрямь был за два метра, а в темноте, да с высокой шапкой, казался еще выше, так что вполне можно было принять за снежного человека…

По уверениям попутчиков дед Мороз сбежал со своего поста еще позапрошлой зимой и был уволен от службы. С тех пор и бродит по местным лесам, о нем знают все туземцы в округе и давно привыкли, считая его за полусказочное существо. Вполне возможно, артисту больше понравилась роль снежного человека, сменил амплуа и, пользуясь искусством перевоплощения, стал пугать охотников и грибников. А мощи в нем, чтоб своротить лабаз, вполне достаточно; что же касается четырехметрового роста, то у страха глаза велики…

У костра дед Мороз присел на корточки, погрелся, подставляя бока: было заметно, что его морозит, и голос был простуженным.

– Мужики, вы тут посторонних не видели? – спросил он и откашлялся.

– Не замечали, – сдержанно отозвался присмиревший Баешник.

– Ты что, дедушка, простудился? – участливо спросил попутчик.

– На Доринское ходил. – признался тот. _ А там малярийный туман случился и багул цветет. Лихорадку схватил.

Зарубин налил коньяку.

– Выпей, согреешься….

Поднес стакан и мгновением позже пожалел об этом. Дед Мороз выпрямился и глянул свысока, но в глазах стояли слезы.

– Ты кто такой?

– Охотник. – сказал Зарубин, ощущая, как от него и в самом деле исходит холод, а обмотанный фольгой, посох, кажется ледяным.

– К Недооеденному на базу едет. – вступился попутчик. – У него и бумаги есть. На медведя и кабана.

– Зверей не дам! – заявил артист, рассматривая Зарубина. – Нынче я бумаг не выдавал. Никто в моих владениях стрелять не будет.

– Я его предупреждал! – угодливо хохотнул Баешник.

Дед Мороз в полемику вступать не стал.

– Борута сказал, сюда ученые едут, диву ловить.

– Ученых не видали! – поспешно заверил попутчик. – Ни одного! Как хоть выглядят?

– Кто их знает?… Наверное, умные.

И внимательно посмотрел на Зарубина.

– Умных по дороге не встречали. – отозвался тот. – Дураков полно…

– Поймаю – заморожу! – пригрозил дед Мороз, глядя льдистым, ускользающим взором. – Увидите, так и передайте.

– Непременно. – пообещал попутчик.

Заслуженный артист запахнул шубу, подпоясался кушаком и пошел в сторону разрушенного моста, как и положено, доиграв героическую решимость прямой, могучей спиной.

– Ого-го! – спустя минуту уже из леса донесся его могучий голос. – Порезвимся нынче, брат мой, Северный Ветер!…

– Он что, совсем отмороженный? – спросил Зарубин, слушая эхо.

Попутчик слегка расслабился и застегнул куртку – потянуло холодным ветром.

– Вроде того… Говорят, у него с перепоя все началось. Сейчас в рот не берет, а еще хуже сделался. Борута сказал, дива его с ума свела. Не вдова – настоящая лешачиха. Обнадежила, что научит чудеса творить, погодой управлять, живностью всякой. Ну и людями тоже. А он на радостях так запил и куралесить начал, что проснулся однажды, а дивы нет. Не выдержала, сбежала. Алкоголизм, он никого не щадит. Ни заслуженных артистов, ни дедов морозов…

Он долго прислушивался и озирался, опасаясь то ли своей жены, то ли ушедшего артиста. На всякий случай придвинулся ближе и перешел на шепот:

– Теперь вот ходит, снегурку ищет. Отчаялся парень, совсем шальной стал, девок всех подряд ловит, думает, они дивы. Поклялся весь дедморозовский бизнес в руки взять. Но праздники проводить бесплатно, на радость людям, как заповедал дед Драконя. Тот, старый, что на белых конях приезжал, вятский картежник. Знаешь, сколь нынче туристов ездит? Поездами возят! Эта же целая губернаторская программа, совместная с мэром Москвы. Озолотиться можно! Но бесплатно работать никто не соглашается. А без снегурки-то ему никак…

Зарубин непроизвольно передернул плечами.

– Холодом от него сквозит…

– Ну так дива кое-чему научила. Например, пургу пускать, снег мести…

– Пургу пускать мы все умеем…