Текст книги "Волчья хватка-2"

По справке, полученной Мериным, охотничий клуб не закрывался, продолжал принимать иностранцев, а в межсезонье – городских рыбаков и просто состоятельных отдыхающих. Его владелец, уроженец этих мест, бывший прапорщик пограничного спецназа Ражный, вышедший на пенсию по ранению, получил льготы и практически не платил налогов, так что узнать даже приблизительный оборот оказалось невозможно. Однако, судя по тому, что все здания, постройки и двухкилометровый забор были возведены заново или отремонтированы, деньги тут крутились неплохие и бросать прибыльный бизнес просто так никто бы не стал. Тем паче прапорщик, хоть и с инвалидной, но нищенской пенсией.

Савватеев вышел к реке и тут увидел дюралевую лодку с мотором: нет, какая-то жизнь на базе теплилась, вот на причале торчит пучок удилищ, развешаны сети и кто-то недавно жег на берегу костер… Оглядевшись, он спустился к воде, и в этот момент пискнула рация.

– По направлению к базе движется человек с корзиной, – доложил оперативник по кличке Тарантул.

– Как выглядит? – спросил Савватеев.

– Пенсионного вида, – был ответ. – С клюкой и, похоже, инвалид. Ноги подогнуты как-то странно…

– Что в корзине?

– Не вижу… Наверно, грибы.

– Пропусти и тихонько иди за ним. Я его встречу, а ты оставайся в лесу.

Савватеев поднялся на берег и заспешил назад, к воротам, поскольку Тарантул держал под наблюдением дорогу. Он углубился в лес, чтоб остаться незамеченным с базы, если там кто-то оставался, и побежал спортивной рысью, однако через две минуты вызов повторился.

– На связи Финал! – отчего-то взволнованно произнес опер. – Вижу человека, идет в вашу сторону. На вид – лет за семьдесят, в руках палка и корзина.

– Погоди, ты где находишься? – Савватеев остановился.

– В квадрате четыре, на старой дороге к разрушенному мосту, – доложил опер. – По вашему указанию.

– Инвалид? С ногами у него все в порядке?

– Да вроде бы. Несет пестерь и огромную корзину грибов…

С Финалом уже приходилось работать в Чечне, где они удачно выкрали полевого командира вместе с важными бумагами и видеоматериалами, поэтому Савватеев доверял ему более, чем остальным.

– Попробуй войти в контакт, – распорядился он. – Спроси, как да что, можно ли переночевать на базе, где водки купить. Будь попроще, молоти, что в голову придет, но разузнай про гостей охотничьего клуба, которые приезжали прошлым летом.

– Понял. – Финал отключился.

Появление двух одинаковых стариков с корзинами, причем в одно и то же время возвращавшихся из леса, как-то смутно насторожило. Одного еще можно было бы принять за сторожа, но почему здесь второй? Не дом престарелых все-таки – охотничья база для иностранцев…

До главных ворот оставалось метров сто, когда Савватеев увидел старика с корзиной, ковыляющего уже по территории базы – неужели опоздал и не успел перехватить?

Савватеев привстал и вскинул бинокль: старик поставил корзину на стол беседки, достал нож и начал чистить какие-то мелкие грибы.

Третий, что ли?!

Он хотел вызвать Финала, однако вовремя вспомнил, что тот, возможно, уже в контакте с объектом, а хоть и негромкий, писк рации может испортить дело. В это время в эфире объявился опер по кличке Коперник.

– Сейчас боец доложил, видит двух старух в третьем квадрате, – сообщил он, – с корзинами… Идут в сторону базы.

Офицеры-диверсанты были на связи у оперов и им подчинялись.

– Передай, пусть идут. Ничего не предпринимать.

– У одной, что помоложе, ружье за плечами.

– Какое ружье?

– Двустволка.

Коперник был любимчиком у Мерина, который считал его самым толковым. Однако Савватеев сразу же заподозрил, что бывший милиционер рекомендовал этого опера, чтобы иметь в группе своего человека.

Решение созрело мгновенно.

– Передай бойцу, пусть попугает немного, – приказал он. – Изобразит маньяка, погонится за ней… Посмотрим на реакцию.

– А если стрелять начнет?

– Значит, у нас будут естественные потери.

Коперник уловил язвительный тон и отключился.

Между тем солнце опустилось за реку и в течение нескольких минут скрылось в густых ивняках, отчего на этом берегу сразу стало сумеречно и холодно. Перебравшись поближе к воротам, Савватеев выбрал позицию на земляном отвале, чтоб видеть дорогу и территорию базы, устроился поудобнее и затаился с биноклем в руках.

Сначала пришел дедок, которого «вел» Тарантул, – худой, сутулый, и ноги уже не распрямляются в коленях, отчего походка напоминала пляску вприсядку. Он также вошел в беседку и сразу же заговорил со стариком, что чистил грибы, при этом все время показывая рукой в лес. Несколько минут они что-то живо обсуждали, затем сели рядом и занялись грибами. В это время из лесу неожиданно появились две старухи, и Савватеев понял, что офицер Варана сработал хорошо, но нервы у местного населения оказались железными: стрельбы не последовало, ружье по-прежнему висело за спиной, а вот корзин не было – вероятно, бросили в лесу.

У ворот они перешли на торопливый шаг, с ходу проскочили через калитку и устремились к беседке, где сразу же начался негромкий, но возбужденный разговор. Один старик начал вроде бы успокаивать женщин, а другой воткнул нож и пляшущей походкой смело направился в лес, по их следам.

– На связи Финал, – послышалось в наушнике. – Входил в контакт с объектом. На базе живут грибники.

– Я это понял. О гостях что выяснил?

– Объект ничего не знает. Это пенсионеры из соседних деревень. Приходят сюда на неделю, подзаработать. Какой-то бизнесмен скупает у них опята целыми тоннами. Но шляпка должна быть не более одного сантиметра.

– Какая шляпка?

– Грибная.

– И что это значит?

– Наверное, европейское качество. В ресторанах подают потом.

– Ладно, оставайся на месте.

Савватеев вызвал Коперника.

– Вроде все нормально, – безрадостно доложил тот. – Женщины бросили лукошки, убежали.

– Сейчас туда идет старик, наверное, за корзинами. Пусть твой боец прикинется пьяным и наедет на него. Ты в это время подтянешься к ним, на разборку. Мне нужен скандал с местным населением.

– Зачем? – тупо спросил Коперник.

За такие вопросы даже толковых любимчиков начальника следовало увольнять сразу же после операции. Правда, тогда не с кем бы стало работать.

– Надо, – так же тупо ответил Савватеев. – Старика не отпускайте, ждите меня.

Грибники работали, о чем-то переговаривались и беззаботно смеялись, словно забыв, куда ушел их товарищ. Вечерний прозрачный воздух стал звонким, и все равно нельзя было разобрать ни слова. Ожидая сигнала от Коперника, Савватеев вспомнил, что ни разу еще не связывался с экспертами, рыщущими по окрестностям в свободном поиске.

– Как грибы? – коротко спросил он, переключившись на частоту эксперта-медика.

– Пока ничего. – Голос у пожилого криминалиста был с одышкой. – Дохлые вороны, лосиные черепа и всякая мелочь. Свежих раскопов тоже нет.

– Свежих и не будет.

– Я понимаю…

– Хорошо, что понимаете.

– Кроме ворон в шестом квадрате обнаружил еще и воронку, – не терял чувства юмора старый эксперт. – Примерно годичной давности.

– Что за воронка?

– Ну, эдак килограммов на пятьдесят в тротиловом эквиваленте, не меньше. Похожа на след взрыва тяжелой авиабомбы.

– Вояки потеряли?

– Возможно… Слегка замаскирована, забита чурками. Березовыми… Такое ощущение, собирались уголь жечь.

– А не труп?

– Нет, трупом не пахнет…

– Тогда что вы мне тут!.. – Савватеев ушел со связи.

Сигнала от Коперника все еще не было, и через пятнадцать минут вечерней тишины Савватеев услышал гул автомобиля, а вскоре на дороге показался микроавтобус с местными номерами. Перед ним торопливо распахнули ворота, машина въехала на базу и остановилась возле беседки. Вышедшие из нее две молодые женщины достали коробки и принялись ссыпать грибы, а мужчина взвешивал их и загружал в багажник – картина была деловитая и вполне мирная, однако стало тревожно и показалось, в наушнике тонко и надсадно запел комар.

Еще не понимая причины, Савватеев огляделся и увидел пляшущего старика с двумя лукошками, который вышел далеко от того места, где заходил, и теперь спокойно вышагивал вдоль забора – похоже, не удалось спровоцировать его на скандал. Савватеев послал вызов Копернику и ответа почему-то не получил.

Внезапно за спиной послышался веселый и задиристый голос, заставивший вздрогнуть от неожиданности:

– Здорово, мужик!

Савватеев обернулся: в двух метрах от него стоял улыбающийся мужчина в камуфляже, с карабином на плече и полевой сумкой в руках.

В зарубежных командировках, когда проводились похожие операции, этого не могло произойти в принципе. Руководителя операции обязательно кто-нибудь прикрывал и не позволил бы приблизиться на выстрел. Иначе бы этот выстрел давно прогремел или Савватеев давно бы парился на каких-нибудь мягких импортных нарах.

Дома же, всегда казалось, и стены помогают…

– Здорово, – будто бы равнодушно отозвался Савватеев.

– Чего тут сидишь?

– Природой любуюсь.

– А-а!.. За опятами приехал? – Мужчина бесцеремонно поднял пакет и вытряхнул содержимое. – Не густо… И мухоморчики берем? Поганочки?..

– Мы все берем, – ухмыльнулся на его намек Савватеев. – Ядовитых грибов не бывает.

– Это ваши по лесу болтаются?

Судя по одеянию и дерзкому, самоуверенному поведению, это был хозяин охотничьей базы.

– Не знаю, может, наши, может, нет, – неопределенно проговорил Савватеев.

– Тачки в ельниках тоже ваши?

– Тебе чего надо, парень?

Его какая-то скользкая, улыбчивая наглость сразу же вызывала неприязнь – чувство в операции вредное и мешающее работать.

– Сколько братвы с тобой приехало? – Он сел рядом и открыл сумку. – Семнадцать? Не считая шоферов?

Хуже того, после его слов Савватеев ощутил горячую волну раздражения: мужчина точно назвал количество задействованных в операции людей. Неужели при высадке затаился где-то и пересчитал? Водители, оставшиеся в машинах на связи, были проинструктированы, сказать ничего не могли да и в случае контакта немедленно бы доложили.

– Ты кто такой? – надменно спросил Савватеев. – Мент, что ли?

– Старший егерь Карпенко, – представился мужчина. – Придется деньги заплатить.

– Это еще за что?

– Сбор дикорастущих без путевок.

– Нужны какие-то путевки?

– А как же! – с удовольствием воскликнул егерь и достал протоколы. – Угодья находятся в долгосрочной аренде у частного предпринимателя. На въезде стоит аншлаг – видели? Так что созывай свою шайку, все равно темнеет.

Никакого аншлага Савватеев, отвлеченный инструктажем, не видел, а опера проморгали – вот что такое неподготовленная операция…

– Ну и как я созову?

– По рации, братан! У тебя что в ухе торчит?

– Это музыка, плейер, – проговорил Савватеев, еще больше насторожившись от наблюдательности егеря.

Тот не поверил, но сказал со вздохом:

– Ладно, ты за всех заплатишь. По пятьдесят за путевки, по пятьсот – штраф. Документы есть?

Из-за спешки никаких документов прикрытия не заготовили, в кармане лежало только грозное служебное удостоверение, показав которое, можно было если не загубить, то испортить всю операцию. Тем более такие глазастые и наглые егеря за одну ночь спрячут все следы и улики. Если уже не спрятали…

– Документы остались в машине, – развел он руками.

– Ладно, идем к машинам, – легко согласился егерь и встал. – Глядишь, твоя братва подтянется.

И посмотрел Савватееву в глаза.

В следующий миг Савватеев ощутил, как затушевалась и померкла вспыхнувшая было личная неприязнь к этому человеку.

При всей своей ментовской простоте Мерин обладал тонким оперативным чутьем и нюхом, с которым не мог сравниться ни один самый современный трупоискатель. Он точно взял след: тяжелый, замкнутый на самом себе и внешне веселый взгляд егеря, взгляд хладнокровного убийцы, подтверждал, что плоть Идрисовича, вполне возможно, была где-то здесь…

Савватеев всегда считал, что самый лучший способ прикрытия и быстрой разработки объекта – это острый конфликт, способный обнажить скрытые замыслы и чувства противника и одновременно закамуфлировать твои намерения. Однако с этим Карпенко всякое обострение отношений вылилось бы в жесткое противостояние: слишком уверен в себе, смел и самонадеян, а всякая война заставит немедленно применить особые полномочия – захват базы, арест всех обитателей и повальный обыск, который может ничего не дать.

– Может, без протоколов обойдемся? – предложил Савватеев. – Тем более мы хотели попроситься переночевать всей компанией, стол накроем, посидим. Мы же не за грибами – оторваться приехали!

– У нас мест нет.

– Мы деньги заплатим.

Егерь явно не хотел пускать их на базу:

– Гостей не принимаем!

– Ладно тебе, давай договоримся. Сколько надо?

– Это ты у себя в городе договаривайся! У нас базар не проходит. Заплатишь сколько положено.

– Тогда позови хозяина.

– Нету хозяина! Все вопросы решаю я.

– А где же он?

– За границу уехал.

Это была новость, о которой не знал Мерин.

– Интересно! – воскликнул Савватеев. – А мне сказали, он на месте!

– Кто сказал?

– «Горгону» помнишь? Охранная фирма.

Попадание было точным, егеря от этого названия встряхнуло, глаза сузились:

– «Горгона»? Что-то не слышал…

– Да у вас отдыхали, в прошлом году!

– Многие отдыхали. – Ему стало неуютно. – Приезжают и думают, тут лохи живут.

– Мы так не думаем. Все-таки по рекомендации приехали, воздухом подышать.

Пыл егеря резко убавился:

– У вас что, в Подмосковье воздуха нет?

– Ладно, не ворчи. Пусти на пару дней.

– Без разрешения хозяина никого не пущу! Это частная собственность.

– Позвони хозяину!

– У меня нет связи. И вообще, велел не беспокоить. Так что валите отсюда, ребята.

– И денег не надо?

– Не хочу я с вами связываться! – Он пошел к воротам. – Себе дороже…

Он забыл о протоколах и штрафах. Он боялся «Горгоны», как ядовитой змеи!

Савватеев подождал, пока егерь войдет на базу, и послал вызов Копернику – тот по-прежнему не отвечал. Потом поочередно связался с Тарантулом и Финалом, приказал, чтоб вместе с офицерами Варана они переместились поближе к забору и отслеживали всякого, кто выйдет с базы. Скоро оттуда выехала машина, забитая коробками, Карпенко закрыл ворота, а старики сели в беседке ужинать.

Кажется, порядки здесь были, как на зоне: каждому выдали по алюминиевой миске и ложке, после чего грибники выстроились в очередь возле кастрюли и старуха выдала пайку – что-то жидкое и вместо хлеба – по баранке. Ели они недолго и сосредоточенно, после чего сдали посуду и чуть ли не строем отправились в избу.

Коперник по-прежнему не отвечал, и от этого молчания повеяло тревогой. Савватеев обогнул забор лесом и пошел по направлению, откуда выбежали испуганные старухи.

Когда он продирался сквозь густой и темный сосняк, вдруг послышался неприятный зуммер тревоги.

– Что у тебя случилось? – на ходу спросил Савватеев.

– Нападение, – едва промямлил Коперник. – Был без сознания… Только очнулся… Бойца наповал…

Он замолк, но со связи не ушел – должно быть, вновь потерял сознание, а Савватеев включил пеленгатор и побежал напрямую, улавливая сигнал радиомаяка…

4

Сначала он, как и все остальные послушники, хотел по-медвежьи вырыть берлогу в земле, пока еще не промерзла, застелить лапником, переждать положенный бренкой срок, а там как получится. Он, наследственный вотчинник, привыкший и приросший к своей земле, урочищу и дому, не мог, как бродяга, ночевать под елками либо проситься к кому-то на постой. И даже оказавшись здесь, возле Сирой обители, он ощущал потребность в собственном, пусть и земляном жилище, где можно быть хозяином.

Два дня он ходил от одной горки до другой, искал сухое место, но ни к какому не лежала душа: то слишком сыро, то почва оказывалась песчаной и, потревоженная, могла обвалиться на голову. Он даже копать пробовал длинной и плоской щепой, отломленной от пня разбитой грозой лиственницы, и скоро бросал, ибо не испытывал азарта, нужного для строительства жилья, и, словно кабан, забирался ночевать под сень молодых разлапистых елок.

Кружа возле места, где был оставлен бренкой, он не заметил, как отдалился на несколько километров к востоку, и наконец-то обнаружил подходящее место для берлоги: крутой, прикрытый сверху старыми соснами берег древней высохшей речки. И грунт был подходящий – сухой, плотный суглинок, не размокаемый в оттепель и не промерзаемый в холода. Ражный прошел вдоль увала, подыскивая более отвесный берег, и неожиданно увидел кучи свежей земли, выложенной по обе стороны от темнеющего зева глубокой норы.

Судя по направлению, здесь копал себе жилище дерзкий аракс казачьего рода, Калюжный…

Ражный осторожно прошел берегом и присел под сосну над берлогой. Из-под земли доносился шорох лопаты – кажется, новосел чистил стенки своей норы или расширял ее. Когда же из зева полетела земля, Ражный покашлял и сказал громко:

– Ну, здравствуй, Калюжный. Воин Полка Засадного!

Из узкого лаза медленно выпросталась гигантская фигура человека лет пятидесяти. Курчавая, черная, недавно отпущенная борода, крупное лицо с тяжеловатой челюстью и голубые, холодноватые глаза. В его одежде проглядывался городской, не приспособленный к лесному существованию житель: испачканая землей утепленная кожаная куртка, вязаная шапочка и совсем уж легкомысленное шелковое кашне – и этот заранее не приготовился к сирой жизни…

– Рощеньями прирастаемые, – ухмыльнулся Калюжный. – Здорово, сирый.

– Пока не сирый – такой же, как ты. – Ражный отшвырнул щепу, с завистью глянув на хорошую, с березовым чернем, лопату в руках аракса.

– Вяхирь, что ли?

– Ражный.

– А, слыхал-слыхал, – вроде бы воспрял тот. – И отца твоего знал, Сергея Ерофеича…

– Я тоже слышал о твоем поединке.

– Да это все блажь, примитивный знак протеста, – как-то невыразительно, сквозь сжатые губы вымолвил Калюжный. – Надоело смотреть на этот беспредел… А ты недолго погулял после Скифа!

– При чем здесь Скиф?

– Ты не понял? Из-за него тебя в Сирое затолкали. Опричники поражений не прощают.

– Да он вроде бы с победой ушел с ристалища…

– Но кулачный зачин ты выиграл. Старик десять лет учился бальным танцам, а ты переплясал. Это для него смерть. Уступить надо было старости. Разве Сергей Ерофеич не учил?

– Не учил…

– Значит, копай себе нору в Вещерских лесах. Могу лопату дать.

Разогревшись на ходу, Ражный сейчас ощутил озноб и, усевшись поплотнее, сжался в комок. Калюжный выглядел слишком благополучным (уже и берлога была!), чтоб пользоваться его благосклонностью.

– Я вотчинник… Не пристало мне в земле жить.

– В шалаше и недели не выдюжить. А от земли тепло идет.

– Избушку бы срубить… Ты где лопату достал?

– У одной вдовы позаимствовал.

– Мне калик сказал, тут покровителей нет. Мы же для них, как зеки, каторожники…

– Каторжников на Руси любили…

– Это на Руси. Здесь нас презирают.

Калюжный засмеялся:

– Это верно! Тоже не ожидал такого приема!.. Но я же казак. Если мне не дают – беру сам.

– Ладно, пойду я… – Ражный встал. – Скоро вечер, темнеет рано…

Чувствовалось, что дерзкому араксу, вне правил вызвавшему боярина на поединок, было тоскливо одному.

– Оставайся, переночуешь, – с надеждой предложил он. – Я вон камелек в берлоге сложил, по-черному можно топить…

– Нет, нельзя мне оставаться, брат, – с сожалением проговорил Ражный, заглядывая в берлогу. – Нам сейчас лучше поодиночке, каждому в своей норе…

– Почему?

Ражного подмывало рассказать, что еще будет время, когда бренка разведет араксов по двое, чтоб вырывали друг у друга «я» вместе с корнем, но это была чужая тайна, доверенная лично ему…

– Мы вдвоем с тобой до такого договоримся, – усмехнулся он, – что наутро сбежим из этого леса к чертовой матери. И никогда не узнаем, что же замыслил наш духовный предводитель. Вместе со своими опричниками.

– Да что замыслил? – Калюжный вонзил лопату и сел на порог своего жилища. – Убирают конкурентов! Всех строптивых в Сирое – глядишь, половина в мир уйдет. А остальных подомнут, скрутят. Такое ощущение, будто они бессмертные!.. Или решили сгубить Засадный Полк!

– Будь здрав, Сергиев воин! – Ражный помахал рукой. – Поживем – увидим!

Вечером мороз несколько спал и даже ветерок стал пошумливать в кронах, а он все шел и шел в прямо противоположную сторону от берлоги Калюжного, уже по привычке высматривая места, пока совсем не стемнело и не вызвездило.

Разводить костер он не решился, опасаясь выдать свое присутствие, снова по-кабаньи забрался под развесистую ель, наломал лапника и сел, свернувшись в эмбрион, – не спать, подремать до рассвета. Однако трижды засыпал на минуту-две и вздрагивал от отчетливого и близкого стука топора по мерзлой древесине. Проснувшись, он выслушивал шум ветра, далекий скрип дерева и снова погружался в дрему, уверенный, что специфический звон хорошо закаленного лезвия ему грезится, ибо за этот день он не раз думал о топоре, с которым в лесу не страшны ни голод, ни холод.

К утру Ражный окончательно озяб, вылез из укрытия, быстро разделся и растерся снегом. Ночной ветер унялся, хотя кроны еще монотонно и как-то однообразно шумели, предвещая скорую оттепель. Была мысль развести огонь, но на горизонте уже пропечаталась светлая полоска, да и разогнанная по телу кровь согрела затылок и ноги. Он посмотрел во все стороны, выбирая направление, пошел было на запад и боковым зрением уловил некое искажение привычного лесного ландшафта – глаз зацепился, а разум еще не отметил сути перемены. Ражный сделал несколько шагов вперед и все-таки обернулся…

Покровители в Вещерском лесу были! По крайней мере, один благородный и не подвластный бренке человек существовал, потому что прямо напротив ели, под которой Ражный ночевал, из старой, кособокой сосны со сломанной верхушкой торчал ясно видимый топор с изогнутой, ухватистой рукоятью. А с другой стороны, на суку, висел длинный ямщицкий тулуп с широким воротником.

Ражный ни на секунду не усомнился в реальности видения, ибо сразу же вспомнил ночные грезы, и создалось впечатление, будто кто-то здесь и в самом деле рубил лес, сбросив тулуп, а сейчас воткнул топор и отдыхает.

Было ощущение присутствия человека…

Ражный приблизился к сосне и огляделся – никого! И на первый взгляд ни единого следа вокруг, только частые пятна от павшего с крон снега.

– Эй! – негромко окликнул он. – Кто здесь?

Протяжный шорох еловых вершин давил на уши, марево изламывало лес и скрадывало всякое движение – лесоруб не отзывался. Ражный обошел место ночлега по большому кругу, подсек свой вчерашний след, разбитый кухтами снега, и вернулся к сосне.

– Ну и добро!

Снял и набросил на плечи тулуп, выдернул глубоко, мужской рукой, засаженный топор.

– Благодарю! – сказал в шумную зимнюю чащу.

В тот момент он и гадать не стал, кто бы это мог быть, поскольку, едва ощутив в руке тяжелый топор, тотчас подумал о достойном жилье, и мысль была проста – срубить избушку там, где есть из чего.

Почти счастливый, он пошел в одну сторону, в другую – хороший строевой лес стоял повсюду, а Ражный никак не мог остановиться, пока не понял, что опять ищет не подходящий десяток деревьев, а место!

Сначала ему не понравилась высокая и сухая сосновая грива с заболоченными низинами с обеих сторон, затем он отыскал небольшой холм со старыми, в обхват, елями, но нигде поблизости не оказалось ни ручья, ни речки.

Ражный убеждал себя, что это не важно – не век же придется жить здесь, и одновременно чувствовал, как противится душа вотчинника, и шел дальше. Между тем достаточно рассвело, и он поднялся на возвышенное место, чтоб осмотреться и сориентироваться, однако заметил, что вся западная сторона леса затянута густым морозным туманом, так что не видно деревьев, хотя к югу он разреживался настолько, что на горизонте воздух уже был прозрачным. Ражный решил, что пар поднимается от незамерзшей речки, и направился через нагромождения бурелома в туманную сторону и скоро оказался в густом молоке, как бывает в горах, когда вдруг наносит тучу. Однако в воздухе повисла полная, закладывающая уши тишина, и даже в кронах высоких елей не было признаков ветра.

Почти наугад Ражный прошел еще метров двести и вместе с сильным сердцебиением, словно от нехватки кислорода, вдруг ощутил, что, не желая того, без всякой помощи приближается к состоянию Правила и ноги уже отрываются от земли.

Он еще не до конца овладел Правилом, чтобы одним лишь усилием воли высвобождать солнечную энергию из костного мозга и достигать желаемого полета, а тут его приподнимало вверх, словно исчезло земное притяжение. И без всякого внутреннего напряжения!

Ражный двигался, едва касаясь земли, но реки все еще не было и, судя по тому, что шел все время на подъем, и быть не могло. Да и теперь неважно было, что там впереди, поскольку состояние полета, когда в любой миг можно было оттолкнуться от земли и взмыть выше деревьев, ощущая томительно-радостное, предоргазмовое состояние, затушевывало все остальные чувства и желания. Он едва сдерживался, чтобы не уйти в свободный полет: несмотря на восторг, в подсознании однако же оставался тайный сторожок, своеобразный якорь на канате, цепляющийся за дно, – слишком внезапно и без всякого труда досталось Правило. А за все, что дается легко, потом придется платить…

И еще в глаза бросилась странность: от густого и относительно теплого пара деревья на холоде должны бы закуржаветь от корня до вершины, но они стояли сухие и лишь кое-где виднелись примерзшие комья снега.

Ражный успел сделать еще несколько плавающих шагов в невесомости и неожиданно не ощутил, а увидел ветер! Никакого движения воздуха – хвоинка не трепыхнулась, легчайший иней не сдуло! – а туман вдруг понесло со стремительной силой, будто штормовым порывом, и в один миг окружающий лес высветлился, так что впереди открылись небо, чистое место и восходящее солнце!

И в тот же миг это чудное явление, этот видимый, но неосязаемый ветер сдул невесомость и отяжелил его, придавил к земле. От такой же внезапной перегрузки начали гнуться кости ног, исказилось и стало неуправляемым лицо…

При всем желании Ражный не успел бы сделать холостой выхлоп в пространство, ибо к этому следовало подготовиться, а неожиданное состояние Правила закончилось так же внезапно, как и началось, и хорошо, что он преодолел искушение взлететь над лесом.

Это был крайний и опасный переизбыток энергии, который мог в лучшем случае превратить его в пылающий белый факел, а в худшем – в буйствующего аракса, не способного выйти из состояния Правила. Но ничего подобного не произошло, поскольку в Вещерских лесах все было необычно – даже не потребовалось долгое «заземление». Космическая перегрузка как-то быстро стекла с него, и лишь ноги еще некоторое время оставались тяжелыми и малоподвижными. Ражный только сейчас увидел, что стоит на лесном берегу озера, точнее – какой-то водной, призрачной глади, от которой, как от чашки с кипятком, курится легкий парок. Скорее, машинально он сделал несколько шагов вперед и обнаружил, что стоит уже по колено в воде, но странной, не жидкой, а газообразной.

И в ней же стоят деревья, в ней лежит снег, зеленеющий мерзлый мох…

В следующую секунду, а время будто застопорилось, он вскинул тяжелую голову и замер: посередине этого озера поднимался остров – древняя дубовая роща на холме, а в ней – селение, точнее городок, сказочный град Китеж. Между толстых черных стволов деревьев просвечивались узорчатые домики-теремки и даже нечто подобное сторожевой башне, увенчанной сказочным кованым петухом. Эту пряничную идиллию, обустроенное, стилизованное пространство разрушали длинные, приземистые и совсем новые казармы, стоящие, как показалось, на задворках, но как раз они и сближали с реальностью, исключая призрачность. Все постройки, новые и старые, были срублены из натуральных, с естественной структурой, бревен с растрескавшимися торцами по углам, детали украшений искусно вырезаны из дерева, крыши крыты досками, замшелой дранкой и даже зеленой медью. А над ними вертикально в небо уходили столбы дыма, как это бывает в морозное, безветренное утро.

Во всем чувствовалось время, такого не бывает в снах…

И все равно осталось чувство, что это видение, и длилось оно всего, может быть, секунд пять-семь, запечатленное зрением, как фотография. Потом от призрачного озера густо и сразу взметнулся пар и все погрузилось в белое, непроглядное марево.

И вместе с ним бездумное удивление, даже некоторый восторг перед чудесным враз сменились горечью, словно он вместо сахара хватил соли…

Скорее всего, это и было Сирое Урочище, почему-то открывшееся на восходе, – место, куда проникнуть могли только его обитатели.

Несмотря на то что еще минуту назад он с любопытством и страстью взирал на выплывший из неведомых глубин городок, сейчас Ражный ощутил резкое отторжение: хотелось бежать отсюда, к тому же мутный пар, кажется, совсем не содержал в себе кислорода и состоял из одного углекислого газа, поскольку он дышал, как загнанный конь, и начинала кружиться голова.

Ражный повернул назад и грузно побрел, хватаясь за деревья. Отвратительная тошнота подступила к горлу, бросало то в жар, то в озноб, и, сдерживая рвотные позывы, он хватал на ходу мерзлый снег, отчего-то казавшийся сладко-солоноватым, как кровь.

Легкое возвышенное состояние Правила все-таки не прошло так бесследно, как показалось вначале…

Пока он выходил из туманного облака, вымотался так, словно только что закончил тяжелейший поединок. Не выбирая места, Ражный скинул тулуп и повалился на снег, испытывая непроизвольное желание заземлиться. Вместе с обретением тверди под собой он ощутил резкий, болезненный приступ разочарования и недовольства собой: судьба давала ему возможность проникнуть в Урочище, а он дрогнул и повернул назад. Оставалось-то преодолеть каких-то полсотни метров!

Теперь вряд ли появится еще одна возможность заглянуть в будущее…

И одновременно с этими чувствами впервые за последние дни по-комариному назойливо зазвенела мысль, которую ему внушали все, от бренки до сороки – встать и уйти отсюда. В Валдайское Урочище к суженой, назад в свою вотчину или просто в мир, но ни на минуту не оставаться здесь, ибо вдова сказала справедливо – и не сыскать здесь ни покоя, ни счастья…

Будто пробуя силу соперника, он немного повозился с этой мыслью, испытал на излом, вспомнив о топоре и тулупе, – не поддавалась. Как на ристалище, прежде чем принять определенное решение, он сгруппировался, напрягся, воспарил нетопырем и замер над самим собой.

И узрел синюшно-желтые завихрения и разводья трусости. Они истекали, будто гной из раны, и, тяжелые, опадали брызгами на землю.

Будь это на земляном ковре, Ражный лежал бы на лопатках через минуту…

Он представил себе, как уходит из этих лесов в мир, где и в самом деле мог бы найти себе применение, и в тот же час ощутил, как вместе с этим уходит из жизни все, что поднимало его и несло с самого детства.