Текст книги "Осколки разума"

Глава 3

В Москве в огромном зале собралось около миллиона фанатов рок-музыки. На сцене выступал рок-ансамбль «Старая мельница». Солистка Анастасия Геннадьевна Грабарчук была с длинными чёрными волосами, с ярко-чёрными ресницами, худощавого телосложения. Ей недавно исполнился сорок один год. Она плавно играла перебором на электрогитаре и слегка прокуренным голосом пела песню в стоящий на стойке перед ней микрофон. Её чёрные кожаные штаны были в обтяжку, а кожанка сверху болталась нараспашку. Бас-гитару в руках держал и в так дёргал струны сзади неё крупного телосложения Максим Юрьевич Егоров. Он был в тёмных очках в роговой оправе, с длинными кудрявыми волосами, одет в спортивную тройку. На второй электрогитаре выводил мелодию Андрей Иванович Шилов, худой, гладковыбритый и с длинными по плечи белокурыми волосами. Чёрные джинсы, и поверх чёрной футболки на нём была надета косуха, застёгнутая наполовину, на плечах косухи – нашивки с эмблемой группы. За барабанной установкой сидел Григорий Петрович Матушкин, накачанный парень тридцати пяти лет в спортивных штанах и майке. На его лбу скопились капли пота. В левом ухе у него была серьга с монету. Песня закончилась, фанаты кричали, и раздавался оглушительный свист.

– Нашему коллективу пять лет, и сейчас мы хотим исполнить песню «Любовная история», – произнесла в микрофон Анастасия.

Дальше на сцене начались световые эффекты – точно в ночном клубе на танцполе. Чёрный сменил жёлтый, затем оранжевый, красный, синий, серый – как цвета радуги переливались. Потом снова чёрный экран, и всё повторялось. Первой вступила Анастасия, наигрывая арпеджио на гитаре, и, почти касаясь губами микрофона, она начала петь с придыханием. Короткое извилистое соло подхватил второй гитарист. Фанаты поднимали вверх руки с зажжёнными зажигалками и водили ими в разные стороны – язычки пламени танцевали душевно. Затем в колонках, тех, что находились сзади сцены, добавился бас. Куплет подошёл к концу, и в припеве вступили барабаны и включились примочки – подчёркивая тяжёлую атмосферу на сцене.

Песня прозвучала на одном дыхании. Затем Настя прошла вперёд, села на стул за синтезатор Yamaha и начала играть рок-н-ролл, чуть позже присоединилась гитара, бас, барабаны вступили вместе с клавишами. Публика пританцовывала в такт музыке. Песня закончилась, и вокалистка попрощалась и покинула сцену, следом за ней ушли со сцены музыканты. Они прошли в гримёрную: стены были обклеены старыми обоями, на полу лежал невзрачный серый палас, тусклая люстра освещала помещение. Настя прошла вперёд и достала из прикроватной тумбочки бутылку водки, расставила рюмки, разлила и тут же достала из кармана розовую пачку «Кисс», вставила тонкую сигаретку, похожую на зубочистку, щёлкнула зажигалкой, закурила. Жадно затянувшись, она выпустила в тускло горящую лампочку клубок дыма. Шилов прошёл по гримёрной и приоткрыл окно.

– Тут и так дышать нечем, ты ещё закурила, – возмутился Гриша.

– Не начинай! Хочу курю, хочу нет, – съязвила Анастасия.

Она всегда была остра на язык. Максим тоже достал из кармана пачку «Мальборо» и вставил сигарету в рот.

– Ну ты ещё закури, – возмущённо произнёс Андрей. – Может, вы покурите, как выйдем на улицу.

– Я отыграл концерт и хочу курить, так что давай без твоих нравоучений, – возразил Максим.

Андрей схватил его за плечо, впился в него взглядом. Максим схватил его за руку и оттолкнул от себя.

– Давай не будем выяснять отношения, – щёлкнув зажигалкой, закурил и выпустил струйку дыма Максим.

– Так, ребята, что как маленькие, давайте выпьем, – встряла Настя.

Все подняли рюмки, чокнулись и залпом выпили. Затем снова выпили по рюмке. В гримёрную зашёл Геннадий Николаевич Щетинин. Он был крупным, с мощным торсом и мускулатурой, как у спортсмена тяжёлой атлетики. Короткая стрижка чёрных волос и небольшая бородка. Классический костюм-тройка сидел на нём, точно он собирался в ЗАГС.

– Ну, вот тебе раз, – возмущённо произнёс он. – Не успела она отыграть концерт, уже к бутылке прикладывается.

«Как ты меня бесишь», – пробежала мысль в её голове. Она сделала недовольную гримасу, будто гримёр постарался и она играла в спектакле Бабу-ягу.

– А это не твоё собачье дело, – затушив в хрустальной пепельнице наполовину не докуренную сигарету, процедила она.

– Если я так сказал, значит, это моё дело, – заявил он.

– Слушай, какая тебе разница, пью я или нет, работу сделала, чем хочу, тем и занимаюсь, – возмутилась Анастасия. – Ты мне не отец, в конце концов.

– Ты меня достала, сколько можно бухать, один раз лечилась от наркозависимости, два раза – от алкогольной зависимости.

– Увидел щепку в моих глазах – поищи бревно в своих глазах.

– Так, закрой рот и меня послушай очень внимательно, – в его голосе прозвучали стальные нотки.

– Я слушаю, – коротко заметила она.

– Я для вас всё делаю, я как спонсор покупаю вам очень дорогую аппаратуру, снимаю дорогостоящие апартаменты, я как продюсер снимаю студии, на дорогом оборудовании записываю вашу музыку, я как менеджер мотаюсь по всей матушке-России и договариваюсь о концертах, да и за рубежом веду переговоры.

– Какая проповедь, святой отец, я прямо сейчас зарыдаю крокодильими слезами, – выпила она ещё рюмку и решила прервать его. – А мы вкалываем как проклятые, концерт за концертом, турне за турне, ни сна, ни отдыха, только работа, работа, работа. Мы как рабочие кони мустанги, вкалываем в поте лица, вёдрами кровь проливая.

Затем она задумалась, наливая себе ещё рюмку, но тут же решила добавить:

– В итоге ты львиную долю забираешь себе, а нам даёшь крошки с барского стола.

Он посмотрел на неё так, точно хотел прямо сейчас здесь изнасиловать.

– Я где-то не права? – добавила она масла в огонь.

– Да, ты всегда права, а в итоге переспала со всеми подряд, да и выпила не один резервуар водки.

– Так, во-первых, с кем я сплю – это не твоего ума дело.

– А во-вторых?

– Сколько я выпила – это тоже моё дело, моя жизнь, моя печень.

– Что вы как кошка с собакой, – встрял в разговор Максим.

– Да он первый начинает, а крайняя я остаюсь. Вот ты, Макс, например, скажи своё слово. Пять лет на него пашешь, пусть прибавляет зарплату.

– Я с тобой полностью солидарен, пусть прибавит, – оживился Макс. – И пусть сразу выплачивает, а не тянет.

– А что, тебе мало за концерт платит? – удивился Андрей.

– Мало не мало, а прибавить, я считаю, обязан, – отчеканил Максим.

– Деньги лишними не бывают, пусть увеличит зарплату, – поддержал коллег по работе Григорий.

– Так, все успокойтесь, я подниму зарплату, но выплачивать сразу не могу, нужно дождаться, пока переведут мне денег, – строго произнёс Геннадий.

– Ой, ну хватит тут нам лапшу вешать, – возмутилась Анастасия. – Ты весь заврался, ты получаешь деньги и крутишь их через банки, а потом выдаёшь нам.

– Ты пьяна и несёшь бред сивой кобылы! – сорвался на крик Геннадий.

– А тогда почему тебя покинул рок-коллектив «Полярная сова»? Не хочешь просветить людей? – заистерила Настя. – И из-за чего тебе начистил физиономию ударник ансамбля?

– Закрой свой рот, ты лезешь не в своё дело! – схватив девушку за запястье своей огромной лапищей, рявкнул Геннадий.

– Потому что ты крутил зарплату коллектива по полгода или даже по году по банкам и на проценты купил, наверно, не один автомобиль или квартиру.

Он размахнулся и ладонью треснул её по правой щеке. Ощущение было, что её приложили гвоздодёром, у неё точно зубы затрещали. От удара она слегка покачнулась и чуть не упала.

– Ах ты ублюдок! – воскликнула она.

В ответ она кулаком вмазала ему в нос. Они сцепились. Он руками вцепился ей в горло, а она левой рукой схватила его за волосы и потянула назад, а большим пальцем с огромным, покрытым серебристым лаком накладным ногтём ткнула ему в левый глаз.

– Чёртова сука! – взвыл он, как кутёнок, которого пнули ботинком.

Она задела сетчатку, его глаз заслезился. Максим схватил её под мышки и начал оттягивать от него, а Григорий оттаскивал Геннадия.

– Ну что за детский сад устроили? – возмутился Макс. – Взрослые люди.

Чуть позже на улицу вышла Анастасия и села в такси, поехала в гостиницу, объяснила, что двое суток пусть её не тревожит никто, ей нужно собраться с мыслями. А оставшийся коллектив поехал на микроавтобусе в гостиницу, где они остановились. Такси остановилось около гостиницы, открыв чёрную кожаную сумку, Анастасия достала деньги и рассчиталась с водителем. Она прошла внутрь гостиницы «Придорожная».

– Есть свободные одноместные номера? – осведомилась она.

– Да, – ответила белокурая молодая женщина. – Оплачивать как, наличными или картой?

– Картой.

После Настя приложила карту к прибору и ввела ПИН-код.

– Ваш номер восемьдесят один, – протянула ей ключ женщина. – Он на первом этаже.

Настя прошла по длинному коридору и остановилась у номера, открыла его, прошла внутрь. Небольшая прихожая, совместный санузел и маленькая комнатка, также есть микроволновка и электрочайник. Они стояли на прикроватной тумбе. Девушка полностью разделась и прошла в ванную, включила воду, залезла под горячий душ – горячие струи смывали с неё потливую усталость. Как только она помылась, прошла в комнату и прилегла. На неё нахлынули воспоминания двадцатилетней давности, как она, совершив преступление, избежала наказания и вышла сухой из воды. Да, если разобраться, то она сделала это не из-за того, что ей этого хотелось, а из-за того, что были непредвиденные обстоятельства, которые касались её жизни, и если бы она так не поступила, то была бы мертва.

Итак, дело было двадцать лет назад, в начале весны. В то мартовское утро погода, как всегда, была ещё холодной, зима не хотела отступать. Они ехали отдыхать на дачу в загородный дом, который находился в двадцати километрах от города. Настя сидела на заднем сиденье, рядом с ней – её младшая сестра Елизавета, которой было всего шестнадцать. Отец, Геннадий Ефимович Грабарчук, крепкий мужчина, которому три недели назад исполнился пятьдесят один год, в вельветовой рубашке, чёрных брюках и синей куртке нараспашку, крутил в чёрном кожаном чехле баранку «Лендкрузера». После смерти её матери и его жены от опухоли мозга он один воспитывал дочерей, мог себе это позволить, потому что держал две зубные клиники в Москве, а зубы сейчас вылечить равносильно тому, что купить пассажирский самолёт. Настя захотела в туалет, ну вот приспичило, если бы она тогда знала, что случится потом, или могла предсказать, то лучше бы терпела.

– Папуля.

– Да, солнышко.

– Я хочу в туалет.

– А может, потерпишь? Как выйдем на трассу, я остановлю у какого-нибудь кафе.

– Нет, пап, останови здесь, – заканючила она.

Он проехал вперёд, сдал чутка правее, съехал с основной грунтовой дороги и остановился. Настя покинула автомобиль и пошла в лес. Пройдя ещё немного, она расстегнула джинсы и присела на корточки.

– Смотри, братан, есть дичь, – услышала она голос парня.

– Её надо трахнуть, – завёлся второй.

Двое молодых парней, подвыпившие и слегка накачавшиеся лёгкими наркотиками, увидели Настю. Они оба были одеты как шпана – в чёрных, пропахших дизелем джинсах, в майках и разорванных и местами покрытых ржавчиной куртках нараспашку. Оба небритые, короткостриженые. Одного звали Лёша, второго Миша.

– Эй, красотка, не хочешь повеселиться? – подойдя к ней, рыгнув, произнёс Миша.

Она быстро натянула джинсы, пошла в сторону машины.

– Невежливо вот так уходить, сучка. – Подбежав к ней и схватив за плечо, повернул и отвесил тыльной стороной ладони пощёчину парень.

От удара боль пронзила её, ей показалось, что это не рука, а её приложили кирпичом. Слёзы брызнули из её глаз.

– Помогите, пожалуйста! – закричала она.

– Заткнись, сука, – повалил её и зашипел Миша.

Крики о помощи донеслись до её отца, он в мгновение ока покинул автомобиль и побежал в лес.

– Настя, дочка, что случилось? – крикнул он.

Но неожиданно увидел эту картину. Его как будто подменили, глаза налились кровью, скулы напряглись, словно струны арфы. Ладони сжались в кулаки. Он начал звереть, точно превращаться в оборотня в полнолуние. И он решил выпустить своего внутреннего зверя наружу. Геннадий без каких-либо эмоций подошёл и, схватив Мишу за куртку, потянул его на себя и кулаком вмазал по физиономии, затем последовал второй удар, а после третий – он точно боксёр отрабатывал удары на груше. После третьего удара Миша споткнулся и упал, повалившись на спину.

– Мой нос, мой чёртов нос, он сломал мне нос! – кричал, булькая окровавленными соплями, Миша.

Сгустки крови окрашивали пушистый снег, а также измазали ему щеки и бороду.

– Я убью тебя, подонок! – рявкнул отец.

Он сделал шаг, но в этот момент на него направил обрез Лёша.

– Не дёргайся, папаша, а то снесу тебе башку, – процедил он сквозь жёлтые никотиновые зубы.

Тот остановился и поднял руки вверх.

– Братан, ты как там? Живой? – спросил Лёша.

– Живой-живой, – ответил Миша.

– Что вы хотите? – спросил Геннадий. – У меня есть деньги, много денег, я могу их вам дать, и мы забудем про инцидент.

– Мы хотим трахнуть твою дочь! – выступил Лёша.

– Только троньте её, и я вас прямо в этом лесу разорву на куски! – крикнул отец.

– Ладно, папаша, не гони коней, успокойся, – предложил Лёша. – Но ты держишь нас за лохов, это ни в какие ворота, ты дашь нам денег, мы тебя отпустим, а потом ты нас операм сдашь вместе с потрохами.

– Нет, я хочу забыть про всё это поскорее и заплатить вам, – уже более спокойно предложил отец.

– Забыть не получится, будет так, как я сказал, – отчеканил Лёша.

Миша встал на ноги и тоже направил на Геннадия ружьё.

– Думаю, пойдём к нам на участок и там решим, что делать дальше, – заявил Миша.

– Отличная идея, – поддержал Лёша.

Миша подошёл к Гене и ударил его прикладом в живот. Тот согнулся в три погибели.

– Скажи своей дочурке, чтобы шла с нами, – наклонился и шепнул ему на ухо Миша.

– Дочка, солнышко, пошли, – взяв Настю за руку, произнёс Геннадий.

Они шли впереди, а Лёша и Миша сзади. Миша прикрывал свой нос правой ладонью, по которой шла кровь ручьём, а Лёша ткнул в голову Гены ружьё, тот почувствовал, как две стальные ноздри впились в затылок. От этого чувства его прошиб электрический разряд, проходящий по всему его телу и словно застрявший неприятной металлической занозой в мозгу. Они вышли к автомобилю.

– Пап, что вы так долго? – выйдя из автомобиля, спросила Лиза.

– Это бонус, – засиял, как новогодняя ёлка, Алексей.

– Не трогайте её! – рявкнул на него Гена.

– Ты глянь, да папаша с большим потомством.

Он подошёл, схватил девочку за руку.

– Папа, мне страшно, что случилось? – сквозь слёзы спросила Лиза.

– Не бойся, моя дорогая, всё будет хорошо, нужно делать, что велят дяди. – Сделав пару шагов, Геннадий схватил дочку за плечи, прижал к себе и начал успокаивать её.

– Вот как мы поступим, – высморкался на снег окровавленными соплями и скомандовал Миша. – Мы сейчас все грузимся в машину и едем к нам домой.

– Может, разойдёмся каждый своей дорогой? – повернувшись к Михаилу, осведомился Геннадий.

– Ты сломал мне нос! – закричал Михаил. – Если ты думаешь, что сможешь вот так уйти и всё, то ты наивный чукотский юноша.

Затем он ударил его кулаком в живот. Тот согнулся в три погибели и почувствовал, что все кишки сейчас вывалятся наружу через рот.

– Эхе-эхе, – прокашлялся Гена. – Я оплачу твою операцию и дам денег сверху, только отпусти нас.

– Не нужны мне твои деньги, – возмутился Михаил. – Так, давай топай и садись за руль.

Геннадий сел за руль, Михаил на соседнее сиденье, а сзади в середине сидел Алексей, сбоку, у двери, Анастасия, с другого боку Елизавета.

– Куда едем? – запустив двигатель, спросил Гена.

Но он об этом пожалел. Ему прилетел удар правой руки с разворота от Михаила, кулак угодил в подбородок – точно в его голове что-то встряхнуло мозг от удара.

– Здесь я задаю вопросы, – резко брызжа изо рта слюной, словно бульдог после пробежки на улице, заявил Михаил.

Его слюна, как паутинная нить, спустилась, испачкала ручник.

– Разворачивай тачку и езжай вперёд до конца дороги, а дальше я скажу куда.

Геннадий молча сдал слегка назад, затем вывернул в чёрном кожаном и обшитом поролоном чехле баранку и поехал прямо. Не прошло и десяти минут, как они миновали посёлок и оказались на просёлочной дороге, они проехали и её и после въехали в другой, более дряхлый массив.

– Вот у того дома останови, – ткнул пальцем на старый, «построенный от Рождества Христова» дом Миша.

Автомобиль резко затормозил. Первым из салона вышел Миша, тыча дулом ружья в Гену.

– На выход, шевелим поршнями, – скомандовал он.

В ответ молча вышел Гена, с поднятыми руками вверх, после вышли девочки, и следом Лёша. Они прошли внутрь дачного участка. Дом, стоявший на участке, был с облупившейся синей краской, слегка осевшим. На вид он был как будто заброшен, ставни окон были заложены фанерой и грубо заколочены гвоздями. Пол веранды прогнил, шифер на крыше расколот местами. В самом дальнем углу виднелся перекошенный сарай, его деревянная дверь из сосновых досок была нараспашку, висела на верхней, полностью проржавевшей петле. А прямо напротив него располагалось ещё одно одноэтажное здание, выложенное из кирпича, которое, судя по виду, построили совсем недавно, там были при входе два пластиковых окна и металлические двери-ворота.

– Топайте вперёд, в сарай, – скомандовал Миша.

Геннадий приобнял за плечо Анастасию, а у Елизаветы крепко сжимал правую руку, и они молча шли. Зайдя в сарай, каждый из них ужаснулся: обшарпанные стены, покосившиеся оконные рамы, на деревянном полу валялось множество пивных и водочных бутылок и очень много разбросанных пачек от сигарет. Из окошек был виден горный пейзаж и небольшая, поросшая камышом речка. В сарае также стояли несколько стульев со спинками, и в левом углу – пара кресел со старой обшивкой кислотного цвета.

– Расставьте стулья и сядьте все ко мне лицом! – командовал Миша.

– Папочка, мне страшно, – прошептала Елизавета.

Её пульс слегка участился, сердце застучало, точно запертая птица в клетке, вырывающаяся на свободу. Зрачки расширились и напоминали две огромные монеты.

– Всё будет хорошо, – пытался её успокоить отец.

– Что вы там шепчетесь, а ну марш на стулья, – скомандовал Михаил.

Гена взял два стула, а Настя – один, они поставили их в шахматном порядке. В сарай зашёл Лёша и начал всех обматывать скотчем. Он обматывал каждого тщательно, сначала вокруг спинки стула, а после отдельно руки и ноги.

Затем подвинул полуразвалившиеся кресла, сначала одно, после второе, и на кресла присели эти два брата-чудика.

– Итак, сейчас мой брат будет насиловать твою старшенькую, – показывая свои жёлтые зубы, ухмыльнулся Миша.

– Если хоть волос упадёт с моей дочери, я вкатаю ваши больные мозги в эту дубовую половицу! – закричал Гена.

– Успокой свой пыл, ковбой! – вскочив с места и ударив его в нос, крикнул Миша.

Затем он приблизил своё лицо к лицу Геннадия и принялся на него морально давить.

– Затем я изнасилую твою младшую, и ты будешь на всё это смотреть.

После он остановился, растянул губы в улыбке злого клоуна и продолжил:

– А после мы вас всех убьём и сожрём.

Геннадий вскочил на ноги и, отведя голову назад, резко махнул ею вперёд. Его лоб мощно долбанул по переносице Михаила. Фонтан крови начал струиться по его лицу и заливать половицы.

– По тебе сумасшедший дом плачет, больной ублюдок! – сорвался на истерический крик Геннадий.

– А-а-ай! Мой нос, – схватившись обеими ладонями за нос, взвыл от адской боли Миша.

– Сядь на место, мудак! – подбежав и ударив Геннадия кулаком по лицу два раза, крикнул Лёша.

Тот резко опустил стул на половицы, стойки стула затрещали с хрустом ломающегося дерева, и стул сложился пополам. Он опустился деревянной доской на пустую бутылку из-под водки. Бутылка сверху и снизу была придавлена деревянными досками, и она раскололась. С глухим звоном от неё отлетело горлышко, и рассыпались треугольные и ромбообразные осколки. Геннадий рукой схватился за горлышко и сжал его в правой руке.

– Я его сейчас грохну! – в панике кричал Миша. – Мой бедный нос.

– Успокойся, – прикрикнул на него Алексей. – Что как баба ноешь во время месячных.

Переносицу Михаила раздирала дьявольская боль, но он пытался взять себя в руки.

– Я как пластический хирург вырежу твой чёртов нос. – Геннадий вскочил на ноги, вытянул руку вперёд и ткнул в скулу Михаилу «розочку» от бутылки.

Острые осколки бутылки впились в мягкую ткань лица, точно острый нож в шмат мяса. Ноги Михаила напряглись, в икрах их свела судорога, и он оступился и упал через порог. На секунду у него закружилась голова. Он мгновенно приземлился в снег на лопатки.

– Папаша, всё, тебе крышка, – ударил Гену два раза в живот Лёша.

Гена согнулся и, привстав на колени, схватил несколько осколков, валяющихся на полу. Стекло впилось ему в ладонь, и начала крапать кровь. Затем он приподнял руку и раскрыл слегка ладонь, потому что осколки прорезали кисть, и два небольших осколка упали на колени Лизы.

– Я вам всем здесь устрою могилу! – вскочил на ноги, ударив окровавленной ладонью по щеке Лёши, Гена.

Осколки стекла от разбитой бутылки впились глубже в его ладонь, и несколько кусочков вонзились в щеку Алексея.

– Пора с тобой кончать, – развернул ружьё и приложил прикладом Геннадия в затылок Лёша.

Геннадий ничего не почувствовал, от удара он рухнул на живот и потерял сознание.

Лёша схватил его за руку и вытащил на улицу. Лиза тем временем чуть потянула кисть вперёд и, схватив осколок и сжав его в ладони, попыталась разрезать скотч на руках.

– Куда вы его тащите? Оставьте его в покое, – крикнула Анастасия.

– Закрой фонтан, а то я тебя убью, – направил на неё ружьё Лёша.

На улице очнулся Миша. Он схватился за горлышко бутылки и вырвал его из скулы.

– Ты как? – спросил Лёша.

– Хреново, но жить буду, – ответил Миша.

– Помоги мне его поднять, и давай его поджарим.

– Сейчас.

Как только он встал, они схватили Гену под мышки и потащили к кирпичному зданию. Положили на землю. Лёша открыл дверь, и они занесли его внутрь. Внутри стоял большой трансформатор и огромные кабели были подвешены за металлические сваренные уголки и за стяжки, в углу на стене был рубильник. Они прислонили Гену спиной к трансформатору, руки развели в стороны и подвязали стяжками. Гена сидел на земле, ноги были вытянуты вперёд. Миша прошёл и щёлкнул выключателем, под потолком вспыхнула покрытая паутиной лампа мощностью тысяча ватт. Галогеновая лампа чуть не ослепила всех. Геннадий очнулся.

– Я хочу тебе кое-что рассказать. Когда-то давно мой отец хотел заведовать светом в этом богом забытом посёлке и намеревался построить здесь небольшую электростанцию. Но рак съел его, и мечтам не суждено было сбыться. Остался на участке небольшой трансформатор, и им можно пользоваться, как обычным током и мощным током, – произнёс Михаил.

– Что ты несёшь, ненормальный? – запаниковал Геннадий. – Где мои дети? Где я?

– Ты сейчас почувствуешь ток на своей шкуре, – заявил Алексей.

Они открыли гаражные двери этого кирпичного здания. Миша подошёл к рубильнику и поднял его. Электрический разряд начал проходить через всё тело Геннадия. Импульсные, ультрафиолетового цвета, электрические разряды мелькали в воздухе.

– А-ай! – кричал Гена от дьявольской боли.

Он то и дело прикусывал язык, его трясло, это было так, как если бы у него началась лихорадка, эпилептический припадок или болезнь Паркинсона одновременно. Сердце его, точно гидравлический молот, било о рёбра, в горле словно изнутри кто-то стучал молотком, а в ушах сердце отдавалось как барабанная дробь. Из его рта выплёскивалась слюна. Голова раскалывалась, точно кто-то невидимый внутри его черепной коробки орудовал отбойным молотком.

Лёша опустил рубильник, и электроток прекратился. В этот момент в сарае, полностью избавившись от липкой ленты, Елизавета прорезала осколками ленту сестры, чтобы выбраться, но её заметил издалека Лёша. Она посмотрела на него и побежала в сторону выхода из этого могильного дачного участка. Но, приподняв ружье, Лёша прицелился и выстрелил. Пуля раздробила левую стопу Лизы, и она упала на живот.

– А-ай! – взвизгнула она.

Её кроссовок и три пальца на ноге разлетелись вдребезги. Она перевернулась на спину, с раскрытыми глазами лежала и дышала, широко раскрыв рот, точно воздуха ей не хватало. К ней подошёл Алексей и засунул ей в рот дуло ружья – она ощутила на языке две отполированные трубки из нержавеющей стали. Её знобило от прикосновения, и ощущался привкус солёности от металла на языке. Её зрачки расширились, сердце выпрыгивало из груди. Страх сковал всё её тело. Она обмочилась, на штанах образовалось пятно.

– Что-то хочешь сказать перед смертью? – улыбнулся Лёша.

Затем он нажал на изогнутый спусковой крючок – раздался выстрел, всё её серое вещество распласталось на земле, несколько капель прыснули ему на лицо.

– Нет! – закричала Анастасия.

Она выбежала из сарая и замахнулась топором. Её глаза налились кровью. Как только Лёша взглянул на неё, то она точно оцепенела от страха. Но хищный зверь, который сидел внутри неё, словно вдруг вырвался наружу. Парень успел только развернуться, и всего в три секунды она его настигла и взмахнула топором. Настя была так рассержена, словно это её ребёнка, а не сестру убили у неё на глазах. Она размахнулась и ударила топором. Топорище вошло в его череп полностью по самую рукоять – будто в пенёк. Спустя несколько секунд его тело начало дёргаться, точно в начальных приступах эпилептического припадка. Он повалился на живот и ещё несколько секунд дёргался.

– Что ты, твою мать, натворила? – увидел всё это Миша.

Она бросилась наутёк и, ухватившись руками за дверь, подтянула своё тело и оказалась на крыше сарая. Там лежали какие-то обломки уголков, старая клеёнка. Её взгляд привлекли огромная якорная цепь и проржавевшая шестнадцатикилограммовая гиря. Она схватила гирю и бросила её. Та угодила Михаилу по голове. Он упал на колени и схватился за голову. Она взяла цепь, сбросила её с крыши и спрыгнула вниз. Затем взяла цепь и, размахнувшись, ударила ею его по нижней челюсти справа, затем слева.

Послышался треск нижней челюсти. Во рту у него образовался сгусток крови, который он сплюнул вместе с окровавленными зубами – зубы посыпались точно кости в настольной игре. Затем она вышла из дома, села за руль джипа, запустила двигатель, сдала чуть назад и пробила деревянный забор, въехав на участок.

– Сейчас я поджарю тебя как новогоднюю курицу, – сообщила она.

И натянула истерическую улыбку. Она накинула ему цепь на ноги и связала ноги карабином. После прицепила к машине сзади на углообразный ключ. Села за руль и поехала. Михаил, лёжа на спине, начал волочиться по земле, затем она подъехала к воротам около трансформаторного шкафа и остановилась. Скрутила цепь и накинула её на оголённые кабели, отходящие от него.

– Это за папу и за сестру, ублюдок! – крикнула она.

После прошла и врубила рубильник. Его тело задёргалось, электрические разряды начали проходить сквозь него. В лихорадочном припадке его затрясло. Он начал кричать, но прикусил язык, и его крик утонул в сильных электрических разрядах. Спустя десять минут она вырубила ток. И в её голове замелькали мысли одна за другой. Если она вызовет полицию, то будет разбирательство и, возможно, она станет уголовницей, но ей могут дать условное либо поставят на учёт к психиатрам. А она уже окончила музыкальную школу по классу фортепиано, училась на третьем курсе в музыкальном училище. Время от времени подрабатывала на свадьбах, в барах. И уже неплохо научилась играть на классической и электрогитаре. Также писала стихи. Ну, как приходило вдохновение, а именно под алкоголем или под гашишем. Она решила всё скрыть и постараться выйти сухой из воды. В доме она нашла лопату и принялась копать. Она раскопала четыре могилы примерно за двое суток и в каждую могилу положила тело. Сначала она похоронила отца, затем свою младшую сестру. Закопав могилу, она похоронила этих двух, как она считала, больных ублюдков. Подтащив сначала одного и опрокинув его в могилу, потом второго, она их закопала. И покинула раз и навсегда это место. Спустя десять лет она познакомилась со Щетининым на очередной свадьбе, где подрабатывала, и он начал сколачивать рок-коллектив. То, что тогда произошло, осталось тайной, которую она унесёт с собой в могилу. Воспоминания закончились, и она вернулась в гостиничный номер, где, уткнувшись в подушку, сразу уснула.