Текст книги "$амки"

19 августа 2007 года
Михаил Стерхов – Ученый

Вот и последний поворот. Теперь по прямой.

Сколько? Три.

Запиликал мобильник.

– Время!.. – рявкнул все тот же чавкающий баритон.

– Через пять минут! – взмолился Михаил.

– Знаешь, что за пять минут сделать можно?

– Уже подъезжаю…

В трубке раздались гудки.

Где тут эта чертова забегаловка?!.. Вот она. И припарковаться негде.

Михаил резко затормозил почти посреди дороги. Под пронзительные гудки и громкий мат выскочил из машины и побежал к двери кафе.

Десять крутых бетонных ступенек, скрипучая с липкой ручкой дверь, зал. Дымный, вонючий, грязный, шумный.

Наискосок от входа – замызганная стойка, уставленная тарелками с засохшими бутербродами. Пять длинных деревянных столов. Голые, будто липкие, стены. Неистребимый запах пивного перегара.

Свободных мест практически не было. Лишь у двери в коридор, ведущий в кухню и сортир, за столом дремал какой-то старик, крепко вцепившийся в недопитую кружку с мутным пойлом.

Михаил опустился на отполированную сотнями задниц скамью. Старик тут же открыл глаза, подозрительно оглядел нового соседа и, похоже не найдя в нем ничего примечательного, снова отключился.

Он вытащил сигареты, закурил, еще раз через плечо оглядел зал. Где они? Нет, среди обретающихся в этом богоугодном заведении не было ни одного хоть мало-мальски напоминающего человека, способного на похищение Леси. На лбу у таких, конечно, не написано «я – бандит», но отличить нормального алкаша от этой сволочи он бы смог, навидался всяких…

Ждать…

Вообще-то надо было позвонить в ментовку. Это было по понятиям. Если берут в заложники члена семьи – нормально, что человек обращается в органы, это все понимают, никто не осудит. А менты на похищение сразу задницу даже без проплаты поднимают, у них это вроде кодекса чести, хотя какая, на хрен, у них честь… Но эта игра сразу пошла не по правилам, не должны были Лесю брать. Так что придется тебе, Стерхов, обходиться с ними своими силами.

С ними… С ними… А кто ж они такие? Ладно, это потом. Сейчас главное – Леська.

Где они ее забрали? Возле работы? Он тут же представил офис на Мясницкой. Там своя стоянка, во дворе, за охраняемыми воротами. Вот черт! Значит, она была без машины. Если бы устроили ДТП, она бы никогда из своего «Самурая» не вылезла. Наоборот, заперлась бы и начала названивать всем. В крайнем случае, мента дождалась, и то не факт, что и тогда бы дверцу открыла. Нет, с телкой в машине никто связываться не станет, это аксиома.

Но куда она без тачки собралась?

Может, договорилась с кем-то, что ее возле «Стерхов-Моторса» захватят…

«Стерхов-Моторс»… Концерн… А начиналось-то все с вонючего никому не нужного цеха по переработке пластикового вторсырья. Еле нашли тогда тот заброшенный заводик в Богом забытой промзоне.

Михаил посмотрел на часы. Прошло десять минут. Никто не звонил, никто не подходил.

Ждать…

Мысли путались. Почему-то совсем не к месту и не ко времени – может, от духоты и жары – снова вспомнилась та давняя зима, когда они впервые приехали смотреть свой неожиданный трофей.

Им не нужен был этот цех, который бывший хозяин за долги переписал на Михаила. Собирались сразу втюхать кому-нибудь. Но Перстень убедил: время халявы кончилось, надо заниматься делом, а производство – всегда производство. Хоть пластиковое, хоть туалетной бумаги…

Кругом лежал снег, сугробы, а вокруг завода – сплошная грязь непролазная, только в болотных сапогах и пройдешь, а на машине через эти хляби и вовсе не проехать, разве что на КамАЗе. На нем и привозили сюда сначала с помоек, а потом с городских свалок полиэтилен. Повезло еще, что тот первый заводской экструдер[1]1
  Экструдер – машина для пластикации и выдавливания расплава полимерного материала.


[Закрыть] был почти в рабочем состоянии, быстро наладили. И начали гнать полиэтиленовую вторичку. Сначала по двести кэгэ в сутки. Качество было не ахти какое – только на дешевую упаковку для станков. Работягами тогда, не то что сейчас – по конкурсу, – просто бомжей нанимали. За ночлег и хавку. Они и работали соответственно.

Михаил вздохнул, вспоминая беспрерывные скандалы с покупателями и постоянную ругань с рабочими.

Потом снова подфартило. Нашелся вконец спившийся гений-технолог и за копейки наладил экструдер, пошел нормальный регранулят,[2]2
  Регранулят – гранулированный полимерный материал, получаемый путем вторичной переработки.


[Закрыть] скорость увеличилась. По две-три тонны в день поперло. И продавали уже дороже: на корзинки для мусора, на коврики для машин. Стерхов практически сутками торчал в этом гадючнике. Даже на трассу выезжать перестал. Летом, когда почти все бомжи разбежались, не только Беседу к станку загнал, сам за пульт встал. Или, как бешеная собака, по городу круги нарезал, с хозяевами свалок договаривался, старую полиэтиленовую пленку у них по дешевке скупал, а свой гранулят кому только не впаривал…

– Эй, тут не гостиница, тут люди культурно отдыхают!

Михаил вздрогнул будто внезапно разбуженный ушатом ледяной от глубокого кошмарного сна. На него напирала пудовой грудью мощная седая старуха в грязном порванном фартуке. Она не глядя махнула по столу мокрой вонючей тряпкой, разбрызгивая в стороны капли разлившегося пива. Естественно, половина попала на Михаила. Он уже второй раз за день достал бумажник, порылся, извлек сотню, протянул старухе:

– Одно пиво. Себе. Сдачи не надо.

Уборщица одобрительно хмыкнула, сурово посмотрела на мирно посапывающего старика и, громко шаркая разношенными до полной бесформенности шлепанцами, неторопливо перешла к соседнему столу.

Двадцать минут уже. Сколько еще? И надо ли еще? А что остается?

Он сунул руку в карман в поисках сигарет и почувствовал, как что-то острое царапнуло тыльную сторону ладони… Вензель на несессере.

Леся. Лесенька, они за все ответят! Только ты не подведи, дождись меня, милая. Если ты со мной будешь, мы все назад вернем. Это наш завод. Только наш!

Снова, как в ускоренных кадрах кинохроники, замелькали события прошлых лет.

Ему везло. Он сторговался с грузчиками на заводе медоборудования, и те начали исправно поставлять ворованную полипропиленовую первичку, по три тонны в неделю. Попотели, конечно, когда вывозили ее по ночам по липовым документам. Сколько раз гаишники на трассе останавливали. Обычно откупались, а иной раз приходилось уходить в отрыв после разборки… Зато и прибыль выросла в разы. Именно на этом ворованном полипропилене и поднялись. Через год купили первую итальянскую линию. Заодно и весь заводик приватизировали, привели в цивильный вид.

А потом уж развивали собственные технологии, производство, полностью освоили весь цикл переработки. Даже – как там Леська в рекламном листке написала? – «стал нарабатываться научный, теоретический и практический потенциал, позволивший совершить резкий рывок в технологическом процессе». Тогда и развернули собственное производство автоаксессуаров. И тут же начались терки с мусорниками, войны с конкурентами.

Но оно того стоило! Сейчас из собственного материала гонят листовой полиэтилен, пластиковый прокат, оргстекло. Новое импортное оборудование для проката-формовки-штамповки. К тому времени уже была собственная, почти «белая», станция техобслуживания, можно сказать, прощальный подарок Перстня – он-то к тому времени с голимым криминалом завязал. И на этой СТО развернулась бойкая торговля порогами, локерами, спойлерами, бамперами.

Это уже не свечной заводик, это современное производство. Ну и деньги, конечно, и имидж. Если б не этот стерховский завод, хрен бы итальяшки согласились дилерский договор подписывать. И вот уже «Концерн Стерхов-Моторс» – официальный дилер «Мазерати». Прямо-таки классический представительский центр развернули. Продажа машин, оригинальных запчастей, дополнительного оборудования, а также техобслуживание и ремонт. Все заточено под родные условия: двухсторонняя оцинковка кузова, усиленная подвеска, возможность использования этилированного бензина. Полная таможенная очистка. Кредит, лизинг. Короче, солиднейшая фирма – белее белого. И теперь вот новый контракт…

Но это уже другая фирма, и владелец в ней – не один Стерхов, еще Настя, Антон.

Год назад муж его бывшей пассии, Игорь, подвизавшийся в Департаменте международного сотрудничества Министерства промышленности и энергетики, весьма поспособствовал расширению cтерховского бизнеса. Но поставил условием, что совладельцами дилерского центра станут его жена Настя и ее брат Антон – сам-то координатор структурных подразделений Минпромэнерго за рубежом, как государственный чиновник, на это права не имел. И Михаил согласился. Потому что перед Настей испытывал неизбывное чувство вины – за то, что бросил, за то, что обидел, короче, за все, чего лишил. А Антон…

Антон…

Завтра, это все завтра. Сейчас только Леся. Ну где тут эти уе…

– Закурить не найдется?

Над ним навис толстопузый щетинистый очкарик в неопределенного цвета жилетке с неисчислимым количеством карманов. Эти дешевые китайские изделия почему-то пользуются необыкновенным спросом у малоимущих пенсов, зачем-то подумал Михаил, даже прозываются пенсионерскими.

Он оглядел мужика. Лет сорока с хвостиком, ручищи, хоть и здоровые, но не рабоче-крестьянские. На высоком лбу, частично завешенном давно не стриженной сальной челкой, как клеймом проставлено высшее образование. Скорее всего, гуманитарное – технари иначе выглядят, более опустившимися, что ли. И по осанке – по тому, как стоит, как руки держит, – бывший спортсмен, вероятно борец. Но потрепала судьба.

– Найдется, – Михаил подвинулся, уступая место.

– А давай-ка выйдем на воздушок, Ученый. Перекурим, потолкуем…

Вот оно! Точно рассчитали. Пока он здесь парился, они проверяли, нет ли подставы рядом.

Он как-то сразу успокоился, затушил сигарету, неторопливо поднялся и развернулся к выходу.

– Не-е, нам туда. – Мужик указал на проход в подсобку. – Иди вперед, я тебе путь покажу.

Внутри было еще грязнее, чем в общем зале. Сырые липкие стены, покрытые широкими, в палец, замысловато бегущими в разные стороны трещинами. Такого же светло-коричневого цвета щербатая плитка на полу. Фанерная дверь в сортир с огромной (видимо, молотком пробитой) дыркой вместо ручки, урчание воды в унитазе. Какие-то неопределенного возраста и пола работники, не обращающие ни на кого внимания. И мерзкий, навечно неизбывный запах гнили…

За спиной командовал очкастый:

– Теперь налево… Наверх!

Скрипучие дощатые ступеньки, узкая площадка, приоткрытая железная дверь с болтающейся на одном гвозде задвижкой…

Михаил почувствовал сильнейший удар в задницу и, зацепившись за высокий порожец, вылетел во двор.

Краем глаза он успел заметить хилые кустики, никогда не видевшие солнечного света, пожухлую траву, ежедневно заливаемую десятками литров собачьей мочи, покосившийся штабель старых ящиков, услышал визг дверной пружины…

19 августа 1995 года
Джон Цыдыпжапов – Беседа

Визг тормозов прошелся по ушам. Как тысячекратно усиленный скрежет железа по стеклу. Стеклу… Ученый открыл глаза и уставился на находящуюся в миллиметре от носа трещину на лобовом окне «Гелендвагена». Еще когда угоняли, ее заметил, расстроился. Почти новая тачка – и вот, пожалуйста. А поменять, это ж сколько стоить будет! А если еще учесть, что продажная цена и так в три раза меньше? Дешевле себе оставить.

И оставили. Номера перебили, документы выправили. И вот уже почти две недели наслаждались заморским комфортом. Такая машина была у них впервые.

Была.

– …Говорил тебе: жми на газ, мать твою!.. – услышал он голос Колокольчика.

Беседа виновато посмотрел на Михаила:

– Я ж поворотник включил… И налево не смотрел. Так ведь по правилам положено. А если б вперед рванул – тому, кто впереди, бампер бы снес…

Вообще-то Джон был прав. Если столкновение при повороте налево, виноват тот, кто не уступает дорогу тем, кто справа. Но раз уж тот не уступил, надо было не тормозить, а, наоборот, рвать вперед. Еще повезло, что этот урод проскочить успел, не задел…

Ну а что с Беседы возьмешь? Вроде не первый день за рулем, правила-то выучил, тут уж он мастер, а толку…

– А ну, вылезай из тачки и вали назад! – скомандовал Леха. – Ща я этого урода достану, мало не покажется.

Мотор взревел, и они понеслись по Ленинградке, ловко петляя между на удивление немногочисленными машинами.

– Вон он, гад, ишь разогнался. «Бомба» у тебя? Будет тебе бомба, – цедил сквозь зубы Колокольчик, на полной скорости обходя светло-серую, сверкающую новенькими лакированными боками БМВ.

Заметив сигнал, хозяин «бомбы» покорно съехал к обочине.

– Знает, сволочь…

Леха пошарил под сиденьем, вытащил биту, обернулся назад и недовольно скривился.

– Ты здесь пока посиди, – бросил он Беседе, – мы с Михой сами разберемся.

Хозяин БМВ, виновато понурившись, стоял возле машины.

– Пацаны, – заискивающе заныл он, – тороплюсь очень…

Леха нехорошо прищурился, перекинул биту из руки в руку.

– Торопишься, значит? Ну-ну… Ты на мою резину посмотри, сука!

Он бесцеремонно схватил мажора за шиворот и поволок к «Гелендвагену».

– Видал? – Он небрежно ткнул носком ботинка в покрышку. – А теперь глянь на тормозные колодки… И вот! Видишь?

Он ткнул пальцем в трещину на лобовом стекле.

– Ты, значит, торопился, а я теперь плати. Ты прикинь, козел, фирменное, с обогревом дворников во сколько встанет? Плюс покрышки, плюс колодки… Миллиона два с половиной, а то и три! Все! Или я сейчас твою тачку разнесу, – он грозно поднял биту, – или гони бабло.

– Да нет у меня с собой столько, – жалобно пискнул мажор, умудряясь одновременно опасливо коситься на биту и на нависшего над ним Ученого. – И спешу я…

– Сейчас ты только в мастерскую спешить должен, чтоб услышать, сколько должен, а потом еще ГАИ…

– Мужики! «Лимона» полтора только с собой…

– А на кой мне эти гроши? Велосипед купить? – гнул свое Колокольчик. – В общем, так: гони что есть, а мой приятель – вот он – сейчас с тобой в машину сядет, ты ему остальное отдашь, когда на встречу приедешь. Там и возьмешь.

– Да не дадут там…

– А ты хорошенько попроси.

Мажор обреченно вздохнул.

А ведь и правда попросит, прикинул Ученый. И дадут.

Он неторопливо отправился к «бомбе», мужик поплелся сзади.

Через час, рассовывая по карманам пачки хрустящих купюр, он назидательно говорил:

– Правила, правила и еще раз правила!.. Только в этом случае нам гарантирована безопасность на дорогах…

А про себя прикидывал: в сущности, мы абсолютно правы – при левом повороте водила всегда должен смотреть только направо, левый обязан уступать. Или наоборот. На развязке, например, ты впереди, за тобой какой-нибудь начинающий идиот вроде Беседы. Он все правила соблюдает, начинает поворот, смотрит налево, как положено, тебя не замечает, ведь уже увидел, как ты поехал. Даже удивительно, что Джон сообразил не вперед… А другой мог и не сообразить, скорей всего, и не сообразит. И тут ты и бьешь по тормозам! Задница у тебя всмятку. Кто виноват? Он.

Или еще. На повороте стоит тачка. Опытный водила сразу определяет: чайник – трогается еле-еле, буковка «У» на заднем стекле, загодя поворотник включил… Светофор загорелся, чайник поехал, водила за ним. Естественно, смотрит налево, как бы кто не вылетел. И вдруг – бац! Чайник-то никуда ехать и не собирался, стоит как вкопанный. А водила попался.

Ха! Ну спасибо, Джон Джонович. Это ж какое золотое дно! Где сейчас Отвертка? В «Титанике», где ж еще!

Это было совсем недалеко. На той же Ленинградке. И Эдик действительно был там. Вместе с Колокольчиком и Беседой.

– Все путем? – поинтересовался Леха.

– Все. И еще кое-что.

Ученый быстро изложил план.

– Ну ты и правда – ученый, – уважительно посмотрел на него Колокольчик. – Может, прямо сейчас и попробуем?

Отвертка вздохнул:

– Идея хороша, только машину жалко. Может, к Перстню съездим? Попросим какую-нибудь убитую.

– Ты еще скажи – «Москвич». Много ты за него снимешь!

Но Эдик был тверд: «Гелендваген» не отдам. Пообещал, что сам купит у Перстня подходящую тачку, да еще и попросит сразу с покореженным задним бампером. И сам же сядет за руль, а с ним Ученый. А Колокольчик с Беседой впереди будут высматривать кого поглупей и мигнут фарами.

Джон, как всегда, заупрямился и надулся. Как можно людей подставлять? Они ж ни в чем не виноваты…

– А те, у кого угоняем, виноваты, значит? – задумчиво протянул Эдик. – Ну сколько раз тебе объяснять: в условиях современной России…

Колокольчик демонстративно зевнул и отвернулся. Исторические выкладки его абсолютно не интересовали. Зато Михаил устроился поудобней. Времени в любом случае было вагон, а послушать уже хорошо знакомые и сводящиеся к одному и тому же, но всегда духоподъемные рассуждения Отвертки он был не прочь. Тем более накануне нового дела. Да что там дела! Бизнеса. С большой буквы «б».

На этот раз речь шла о двух путях развития страны. О рабовладельческом, то есть олигархическом, когда большая часть населения живет совсем на ином уровне, чем элита, не допускающая в свои ряды никого. И о феодальном, когда действует вполне демократический принцип «если можешь – возьми». По всему, разумеется, выходило, что феодальная стая – единственно возможная форма существования, дарующая каждому равные возможности и права, что в свою очередь и является полной свободой и настоящей справедливостью.

– А деньги с людей снимать справедливо, да? – пробурчал Беседа.

– А дорожные правила нарушать?

– Так ведь они не нарушают… Тут даже Леха не выдержал:

– Если не нарушают, значит, и не платят. Им никто на дорогу смотреть не мешает. Все, заткнулся! Едем к Перстню. А потом покатаемся маленько.

19 августа 2007 года
Михаил Стерхов – Ученый

– Не дергайся, сиди как сидишь. Ща покатаемся маленько, а потом мы тебя развяжем и поговорим…

Он понял, что сидит в машине на заднем сиденье. С боков его прижимали двое. Наручники, щиколотки связаны, на глазах повязка.

В салоне было душно и накурено, видимо, окон не открывали, а кондиционера не было или не работал.

Соседи молчали. Ехали, похоже, долго – час, два? Во тьме время остановилось. Затекли ноги, саднили запястья. Во рту пересохло, затылок гудел от удара – кирпичом они, что ли?

Вот съехали с ровной трассы, покатили по колдобинам. Тормозим. Остановились.

Ему развязали ноги.

– Вылазь спокойно, поддержу…

Затекшие ноги непослушно заплетались, сильные лапы подхватили и поволокли его вперед. Он несколько раз споткнулся, выматерился.

– Ступеньки! – предупредил кто-то.

Шаг, другой. Скрипнула дверь. Еще три шага.

– Прибыли.

Повязка упала с лица.

Он несколько раз моргнул. Но неяркий свет единственной лампочки, освещавший большой неуютный холл, не ослеплял. Даже радовал.

– Вперед.

Они прошли через допотопный турникет вахты. Скучающий охранник безразлично скользнул взглядом по лицу Михаила, демонстративно не задержался на наручниках и, видимо привычно, уставился в потолок.

Впереди шагал сутулый невысокий парень в белой майке, спортивных штанах и натянутой на нос бейсболке. По виду – хлюпик, прикинул Михаил, но движения точные, уверенные, наверняка жилистый и верткий, хоть и не спортсмен. А эти барбосы по бокам – типичные качки. Тупые и здоровые, как кони. Последний, сзади, скорее всего, их бригадир. Его Михаил ни видел, но ощущал затылком: этот самый опасный.

Где мы? Старая фабрика или завод, наверно. А это – административный корпус.

Они долго блуждали по пустынным темным коридорам, эхо шагов гулко отдавалось от высоких серых стен. Спускались и поднимались по щербатым запыленным лестницам со сломанными и кривыми перилами, пересекали площадки, освещенные лишь еле пробивающимся сквозь никогда не мытые окна вечерним светом.

Катакомбы какие-то… А ведь здесь когда-то работали люди. Интересно, что же такого они могли наработать? Неудивительно, что совок развалился, в таких условиях экономическую мощь не особо создашь… Господи, о чем это я?..

Идущий впереди наконец распахнул одну из дверей, ничем не отличающуюся от полусотни уже пройденных, нырнул внутрь. Качки остались снаружи, а последний подтолкнул Михаила вперед и встал сзади, заслоняя проем.

Леси не было.

Зато сразу впечаталось – в таком мурье еще не приходилось вести ни стрелок, ни терок. Стены, когда-то замазанные традиционно-салатной краской, с дырами от давно вывалившихся гвоздей, стеллаж со сломанными полками, стенной шкаф без одной дверцы. Одно окно наглухо законопачено косым квадратом фанеры, через другое, треснувшее и запыленное, был виден внутренний двор: проржавевший покореженный трактор, груда металлолома, щербатый асфальт, полуразвалившаяся трансформаторная будка, гора мусора возле покосившегося бетонного забора. Унылый промышленный пейзаж, каких в стране до сих пор миллионы. Три сдвинутых стола, будто из заводской столовки, три стула из казармы штрафного батальона и длинная скамья, на которую не рискнешь сесть без металлической прокладки. Словно сделана на занятии в кружке юных столяров.

Засиженная мухами лампочка тоже то ли из отходов секции юных техников, то ли из анекдота «Света не давала».

На подоконнике поигрывал неизвестно откуда взявшейся бейсбольной битой невысокий качок. Амбал сзади – рослый бритый слоненок татарского типа со шрамом на подбородке – перекрывал ход к двери. За столом спиной к Михаилу поблескивал залысинами мэн в сером костюме – неужели весь день так парился или только к встрече оделся? Этот прикид, неброский черный кейс, солидно загнутые дужки за ушами позволяли, даже глядя сзади, оценить недешевый расходник на услуги юрисконсульта.

А прямо напротив стоял незнакомый брюнет – только в России такое сочетание возможно – в летней китайской футболке-сеточке, золотых очках, с «Ролексом» на левой руке и пээмом в правой. Растянутая белозубая улыбка, неумелое покручивание пистолетом, нервное покачивание с каблука на носок, а главное, лезущие из ушей понты выдавали неуверенность, плохо спрятанную под накрученной наглостью.

– Люди обижаются, Ученый, – негромко сказал брюнет. – Шесть кидняков за два месяца – перебор. Сказать тебе, кому ты на пять копеек наступил?

«Скажи», – чуть не сорвалось у Михаила. Но он промолчал. Ясно, что этого вопроса ждут и ответ продуман заранее. Каждое слово теперь станет зацепкой, поэтому, чем меньше здесь аудио, тем лучше.

И суть вовсе не в том, что никаких кидняков не было и в помине. А в том, что эта мразь, кем-то нанятая, непременно должна что-то сказать – все равно что, лишь бы зацепить, развязать Михаилу язык, а дальше гнуть и гнуть. Только гнуть-то незачем – у них Леся. И они ждут, когда он спросит про нее. Только этого не будет.

– Чё молчишь, я не понял, типа? – послышалось сзади. – Не с тобой говорят, что ли?

Увесистый толчок между лопаток заставил Михаила шагнуть вперед. Качок с подоконника соскочил на пол, приподнял биту и выдвинул нижнюю челюсть. Юрисконсульт опустил плечи, спрятав лицо в ладони. Вряд ли от переживаний, сочувствия или стыда – наверняка по какой-то другой причине.

– Стоять пока, – куда-то в воздух бросил брюнет. – Меня слушать.

Выдержав паузу, он заговорил снова:

– Правильно, Ученый. Зачем имена повторять, не надо этого. Но ты ни хера на этот раз не угадал: думал, серьезные, солидные люди, х… им до тебя, можно кинуть – не заметят? Зря так думал. Не в девяностые живем, никто сейчас борзеть не позволит…

Да уж, не девяностые. Только косишь ты именно под них. То ли по уму там навсегда застрял, то ли амплуа у тебя такое. Но Михаил уже решил – молчать! Делать что скажут, пока не отдадут Леську. А потом вернемся к вопросу, кто не угадал и кому не позволят борзеть. Заодно выясним, что за «серьезные люди» дали флаг под прикрытие. Это ведь тоже неправильно, за это тоже ответить положено.

– Короче, система такая, – продолжал брюнет. – Попросили меня люди вписаться и порешать твой вопрос. А я, ты уж меня сорри, только с гарантией работаю. Пришлось с телкой на день познакомиться.

Брюнет задумчиво прошелся от стены к стене, придурковато передергивая затвор. Два тупоносых патрона прокатились по полу. Михаил заметил их яркую желтизну – любит козлик попонтоваться с оружием, прямо видится, как любовно доводит до блеска. Что ж, может, и правда знает, с какой стороны брать.

Быки и юрист молчали. Наверное, вслед за старшим тоже увлеклись художественной самодеятельностью. Драмкружок на пилораме.

Хотя кружок кружком, но даты собраний, судебные решения, доли процентов этот ублюдок знал лучше Михаила. Информацию кто-то поставил нормально. Как же прав он был, когда говорил, что крысу дешевле искать заранее! И хорошо, если крыса не в секьюрити…

– В общем, нет тебе смысла быковать, скажи – не так?

Он снова выдержал паузу. Михаил напряженно молчал, пытаясь удержать ненависть, рвущуюся наружу.

Но это все потом. Сначала вытащить Лесю.

Ладно, спокойнее. Через час-два Леся будет в порядке. И уж тогда отбомбим по полной чье-то крысиное гнездо…

Щелкнули замки кейса. Не меняя позы и, уж конечно, не поворачиваясь, юрист механическим движением руки протянул брюнету несколько сцепленных листов. Тот подошел к Михаилу вплотную и заговорил вдруг убыстренно и хрипло:

– Это договор дарения. Составлен по всей форме, можешь не читать, не хер время тратить. На моей подписи не тормози, все равно не разберешь, это наши проблемы. Черкай вот здесь, езжай с ребятами, свою заберешь дома. Н-ну?

Пожав плечами, Ученый взял протянутую брюнетом ручку, подошел к скамье, опустился на корточки и разборчиво расписался…

Они выкинули его на Ленинградке.

Мимо проносился нескончаемый поток машин. Неожиданный в это время года шквальный ветер рвал полы пиджака, они громко хлопали, как серые крылья какой-то расхристанной птицы. Михаил пошарил в карманах. Мобильника не было: потерялся или вытащили, пока он болтался в машине в бессознанке. Ключи тоже пропали. От дома и от машины. Портмоне? Странно, но на месте, Это удача.

Он вышел к обочине и поднял руку.