Текст книги "Adelante, Гончар, adelante"

– А почему скорее?

– Да потому что холодно, Глеб…

Он рассмеялся. Потому что сделался подозрительным!

Она прочно держала его возле себя. Так, как будто имела на него какие-то права.

Они прошли мимо Исаакиевского собора, серебрившегося в тумане, свернули на Вознесенский и, пройдя метров тридцать, остановились у двери.

Открыл им швейцар. Такой, каких держат для иностранцев для создания русского колорита. Его плотную фигуру облегала новенькая ливрея.

Ресторан располагался на двух этажах. И если на первом еще кто-то шумел и играла музыка, то на втором, куда они с Еленой Борисовной поднялись по лестнице, было тихо и пусто.

В дальнем конце зала, у окна, был сервирован столик.

– Присаживайтесь, – предложил официант, пошептавшись о чем-то с Леной.

– Ну что же… – усмехнулся Глеб и стал неловко протискиваться между столом и массивным стулом.

– Стул отставь, Глебка… – рассмеялась она.

Свет в зале был притушен. Основное освещение скупо давали электрические канделябры.

«Хорошо бы было, если бы на улице пошел снег», – подумал Глеб.

– Зачем все это? – устроившись, спросил он. – Мы с тобой бывали в местах попроще… – чтобы занять руки, он достал из подставочки зубочистку. Она закурила.

Глеб впервые пожалел об оставленной привычке – так вписывался в антураж медленный дым.

– Глебка… – она смотрела на него с нежностью. Зрачки за контактными линзами казались огромными. Глаза снова напомнили ему глаза собаки породы хаски.

– Я хочу посидеть с тобой нормально.

Заметив в ее голосе сентиментальные нотки, Глеб сделался серьезен. Если ее чувства искренние, не стоило шутить над ними.

– Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? – она заострила кончик сигареты о пепельницу. Опустила глаза.

– Ты замуж вышла, – то ли спросил, то ли просто сказал Глеб.

– За Стасика… – ответила Лена, не поднимая глаз.

– Я так и подумал.

– Но ты же ушел…

– Я не стал дожидаться, когда ты меня погонишь.

– Я хотела тебя найти…

– Хотела бы – нашла.

– Ну да…

Глебу казалось, что зал, и стол, и стул плывут куда-то. И завьюженный пейзаж за окном покачивается. И весь экипаж – только два человека…

Они не прикоснулись пока к выпивке и еде – просто сидели и смотрели друг на друга.

– А твоя? – вдруг ожила Елена Борисовна. – У вас все серьезно? Она местная?

– Да! – сказал Глеб. – Из Мурманска.

– А-а… Ты с ней живешь?

– Нет, – легко переступая через совесть, ответил он.

– Хорошенькая…

– Да, не красавица… – продолжил он, легко читая ее посыл.

Она хмыкнула. Глебу это не понравилось. Как будто бы не он, а кто-то другой только что говорил про его Лену плохое.

– Я не хочу об этом.

– Выпьем?

– Давно пора.

Глеб налил себе и ей поданной в графинчике водки.

– Ну а ты? – опрокинув рюмку, он жевал, отчего градус беседы немножко понижался. Не каждый может сентиментальничать с куском во рту.

– А что ты хочешь услышать? – она говорила красиво и внятно, как будто производила слова. Безупречной формы яркие губы выпускали оформившиеся, готовые слоги. – Я тогда действительно выбирала… Больше мне нравился ты!

– И?..

– И я вышла за него. В жизни так и бывает!

– Я же ушел.

– Захотела бы – нашла! Ты же сам сказал.

Получалось так, что отказалась от Глеба все-таки она.

– Ну ты даешь, – Глеб не смог сдержать восхищения. Все произошло, как в кино: эта фраза – «Все, что вы будете говорить, может быть использовано против вас».

– И вот это все для того, чтобы сообщить мне это?

– Нет, Глеб. Просто ты мне нравишься и сейчас…

– Я не понимаю, – сыграл Глеб. Он все понимал. Такими алогизмами грешила в свое время еще его первая любовь – Алла.

Она протянула руку к графину с водкой.

– Тут нечего понимать. Я увидела тебя и не удержалась…

Тут Глеб заметил, что она курит уже вторую сигарету. Видно, и ей этот разговор давался с определенным напряжением.

Елена Борисовна была притягательна тем, что обладала тайной. Если она и строила планы на Глеба сегодня, то этими планами не делилась. Ожидать, соответственно, можно было чего угодно!

Они снова выпили по полной рюмке.

Глеб хотел спросить, от чего не удержалась Елена Борисовна, но сегодня она сама выдавала секреты.

– Я с тобой совсем не такая, как всегда, Глеб. Но такой я себе нравлюсь! У нас не было будущего – это и так понятно. Но ведь иногда так хочется побыть естественной…

– Муж твою естественность не одобрит…

– Чего ты к мужу привязался! Стасик меня боготворит… Я ему сегодня скажу, что поздно пришла, потому что на часик на Луну слетала, и он не будет задавать вопросов. И деньги, скажу, на Луне потратила. Там все так дорого! – она мрачновато хохотнула.

– Ну… это плохо! – вдруг произнес Глеб. Его самого напугал откуда-то взявшийся назидательный тон.

– Почему плохо? – взвилась она, снова закуривая. – Не надо мне читать морали, Глеб. Мне, может быть, хуже, чем Стасику, а? Он-то получил то, что хотел! А я? Деньги? Да, деньги! Но хочется-то не только денег!

– Любви? – снисходительно спросил Глеб. Он вдруг почувствовал то, что она недоговаривала.

– Какой же ты, а… – она вдруг покраснела. И через мгновение хаски-глаза вскипели слезами.

– Ну перестань, – негромко и, может, не слишком искренне успокаивал ее Глеб.

– Да все… – она достала из сумочки носовой платок, вытерла глаза. – Я могу пожаловаться тебе или нет? Я же женщина, в конце концов… Покажи мне женщину, которая не хочет любви! Ну что бы мы с тобой делали, Глеб? Ну пусть бы мы жили у меня. На головах друг у друга. Но еще и есть что-то надо! И одеваться! Знаешь, как вот это все недешево… – и она показала себе на грудь, имея в виду платье. А Глеб подумал, что да, недешево… то, куда она показала.

– А потом, тебе же учиться надо, а не забивать голову всякими старухами типа меня…

Где-то, пока что не очень явственно, Глеб почувствовал в себе перемену. Елена Борисовна вдруг перестала быть носительницей тайны. И все дальнейшее будет происходить так, как захочет он, а не она! Если Глеб захочет уйти, она не сможет его удержать. Если он захочет поцеловать ее – этот поцелуй более чем возможен. Продолжение, правда, последует вряд ли…

Он молча наполнил рюмки. Тем временем появившийся внезапно официант принес блюда с горячим.

– Расскажи мне о муже, – попросил Глеб, распиливая ножом плоский кусок свинины в тарелке.

– Ты же его видел, Глеб, – тихо запротестовала она.

– Поэтому мне интересно – кем он работает, что имеет деньги. Кто он, в конце концов! У нас в Туапсе с такими по-хорошему не разговаривают…

– В смысле?

– Да дали бы пи… То есть отпи… Тьфу! – запутался Глеб. – Морду бы набили и деньги отобрали…

– Пожалуй, – удивила Лена. – Но он, знаешь, добрый…

– Его доброта – еще не повод для совместной жизни. Где он берет деньги?

Глеб намеренно допустил вольности в разговоре. Во-первых, он косвенно обвинял Елену Борисовну в корыстном отношении к мужу и, во-вторых – практически обвинял Стасика в том, что деньги достаются ему легко. Что он просто их где-то берет…

– Нельзя же быть таким злым, Глеб, – заметила она.

– Один добрый уже есть – пока хватит! – парировал Глеб. – Ну так?

– Он доставками в офисы занимается! Канцтовары, бумага…

– И что, неужели прибыльно? Это он на своей машине колесит по городу – ту-дуу? – Глеб сжал невидимую грушу гудка. Водка определенно действовала в правильном направлении.

– Дурак… – фыркнула Лена. – Раньше – да, колесил. А сейчас у него в штате человек тридцать! Водители…

– Канцелярская крыса? – ухмыльнулся он.

– Никакая он не крыса! – обиделась за мужа Лена. – Ты вообще язык бы прикусил, Гончаренко! – и на нее водка начала действовать так, как было нужно. Она начала игриво задирать Глеба.

Теперь, если Глебу захочется, ее можно поцеловать! Только вот место, которое выбрала Елена Борисовна, не располагало к подобным действиям. Глебу все время казалось, что за ними услужливо наблюдают несколько официантов.

Он высунул язык и показал, как смыкает зубы на его кончике…

– Шут, – опять рассмеялась Елена Борисовна, одобряя дурашливое поведение Глеба.

– Канцелярский?

– Канцелярский, – согласилась она, тональностью подтверждая то, что Глеб и предполагал. Теперь, если ему захочется…

Под действием спиртного он медленно забывал о доме, о времени… О Лене, которой он не сказал, что задержится. Реальностью было то, что оставалось сейчас на виду. Красивая и в меру пьяненькая Елена Борисовна, мнимое и обманчивое одиночество, которое не дает возможности распустить рук…

Он налил еще! Лена прикрыла рюмку ладошкой!

– Мне, – сказала, – пока хватит! – обручальное кольцо на ее пальце вспыхнуло, отразив свет электрической свечки.

Соразмерно выпитому Глеб стал наглеть.

Между ними был стол, и Глеб никак не мог придумать повода, чтобы передвинуть свой стул поближе к Елене Борисовне. Поэтому он наклонился к ее лицу и шутливо зашептал:

– Елена Борисовна, вы выбрали для свидания очень людное место…

– Да! – включилась она в игру. – Чтобы такие, как вы, Гончаренко, не склоняли меня к разврату!

– А я склоняю… – в подтверждение этих слов Глеб взял Елену Борисовну за запястье. – Давай что-нибудь придумаем…

Глеб был уверен во всемогуществе Елены Борисовны. Ему казалось, что если она захочет, их оставят здесь одних на всю ночь.

– Я не знаю… – она не отводила глаз от его взгляда.

– Давай подумаем вместе, – предложил Глеб. Хотя ее ответ и поставил его в тупик. Он думал, что Елена Борисовна подготовилась на всех фронтах. И знает хотя бы гипотетический ответ.

– Я не знаю, Глеб, – растерянно повторила она.

И тут Глеб понял, что сказка кончилась. Чтобы все желаемое случилось, нужно было думать об этом раньше. Наивно и глупо было бы ждать, что место для любви возникнет по мановению волшебной палочки. Правда, не было даже ее! Глеб наивно полагал, что, если у Елены нашлись деньги на ресторан, отыщутся и на гостиницу. И теперь проклинал себя за самонадеянность!

Он произнес «вместе» – значит, тоже должен был хоть что-то предложить. Даже потому, что он мужчина…

Он откинулся на спинку стула. Заполнил неловкую паузу тем, что глотнул сока.

Вытолкнул наружу ставшее тесным во рту извинение.

Лена кивнула. Хотя ему хотелось, чтобы она сказала: «Да что ты, не за что!»

Пауза затягивалась. Продолжать светскую беседу не было никакой возможности. Возвращаться к половым глупостям вообще было противно. Они даже чувствовали это примерно одинаково.

Переводить обиды в шутку Глеб умел не всегда. Обиды на себя – не умел вообще! Сейчас же ему было неприятно слышать даже свой собственный голос!

Лена опять курила и пристально смотрела на Глеба.

Под таким ее взглядом он чувствовал себя неуютно. И любое движение, которое он совершал, казалось ему неестественным.

Он ощущал себя любовником, у которого в самый ответственный миг пропала эрекция! Приставать дальше к обманутой в ожиданиях женщине глупо! Извиняться – и того хуже… Единственным разумным выходом было разойтись в разные стороны.

Впервые в его жизни половая слабость оказалась напрямую связана с деньгами! Более того – вызвана их отсутствием.

– Пойдем… – осторожно начал Глеб. Вид у него был виноватый. Он бросил в тарелку с остатками ужина салфетку, которой вытирал рот.

– Ага, – кивнула она. Поставив на колени сумку, достала кошелек.

– Позови там кого-нибудь… И подожди меня внизу.

Наверное, Лена не хотела вгонять Глеба в краску самим фактом оплаты. Да и Глеб предпочел бы не знать, сколько стоил ужин при электрических свечах.

Одевалась и рассчитывалась Лена очень долго. Он даже успел замерзнуть.

Они долго шли вдоль Адмиралтейства, потом повернули на всегда полный народу Невский. Помедлив, Лена взяла его под руку.

Глебу очень хотелось, чтобы все это поскорее кончилось. Посадить Елену Борисовну на нужную ей ветку метрополитена, помахать на прощание. Потом перебежать на свою.

Он долго ехал в полупустом вагоне, размышляя.

– Хорошо, что так вышло, – сказала она на прощанье. И он думал – нет, не хорошо! Стоило столько времени выгонять из себя глупого мальчишку, чтобы так попасться. Чтобы понадеяться на кого-то, кроме себя. Чтобы рассчитывать на чужие деньги!

Еще и неловкое чувство вины, которое появлялось тем сильнее, чем ближе приближался к дому Глеб.

Нет, не хорошо, что так вышло! Если для достижения цели нужно принести в жертву страсти – Глеб не станет о них жалеть.

Он поднимался к себе на пятый этаж, сжимая в руке купленную возле метро бутылку пива. Еще снизу он увидел, что на лестничной площадке курила Лена, то и дело оглядываясь вниз.

Увидев его, она принялась спускаться ему навстречу.

– Где ты был, Глеб? – на ее лице была обозначена тревога. И ничего больше.

– С Корнеевым… Потом расскажу, – соврал Глеб. Соврал впервые. Пару-тройку раз он врал Лене про количество выпитого, но это не в счет.

– Пойдем, там гречка горячая. Я ее в твой свитер укутала, чтобы не остыла.

– Ты бы ей мои ботинки надела… Я не хочу есть, – протестовал Глеб.

– А я хочу! – шутливо надулась она.

– Чего? Гречки? – не понял Глеб.

– Пива! – сказала Лена с обидой.

– Ну одевайся побыстрей! Пива – пожалуйста!

14

Отметки о сдаче очередного зачета копились в уже благородно потрепанной зачетной книжке. Особых проблем учеба не создавала. Кроме одной – занятия надо было посещать! И, увы, любая работа не способствовала посещению. Глеб ждал. Миновали новогодние праздники, отмеченные большой компанией в общаге, где Лена приобрела статус девушки Глеба. Скорее, даже не так – это словосочетание в общаге не приживалось. Девушка и молодой человек – что-то воздушное, даже юношеское… Чуточку сопливое! Романтики у общажных обитателей было куда меньше. Первобытно-общажный строй диктовал свои правила. Мало кто из мужчин мог позволить себе женщину, не способную, к примеру, стирать белье. Или хотя бы примитивно готовить…

А Лена – Лена стала Глебовой Леной. Большинство из тех, с кем она знакомилась потом, считали, будто «Глебова» – Ленина фамилия.

Итак, миновали праздники, агрессивно отмечаемые теперь только первокурсниками. У них еще не успела поменяться шкала жизненных ценностей. На Олимпе пока что главенствовали бабы и алкоголь. Причем одно от другого было практически неотделимо. С водки тянуло на баб, с бабами – хотелось выпить.

Те, кто не менял пристрастий в течение полугода, довольно быстро отправлялись по домам. Молодых людей же в придачу к дому ждала армия.

Старшие курсы вели себя несколько иначе. Начиная с того, что они не сорили деньгами. Поговорка про пьянку, ради которой режут последнего гуся, оказалась неверной. Последнего гуся берегли. Да и пьянок не закатывали…

Сразу после праздников, как небезызвестная старуха с косой, пришла сессия. Правда, в отличие от старухи, косила с разбором. Больше всех доставалось безответственным первокурсникам.

А Глеб в зимнюю сессию наконец понял, что испытывает симпатию к этому напряженному для студентов времени.

Ему нравились опустевшие коридоры с притихшими, бормочущими про себя заклинания учениками. Локальная суета отстающих, которой он, как хороший студент, смог избежать. Нарядные преподаватели. Ему нравилось даже отсутствие звонков, хотя звонки и тревожили слух не так уж часто. И еще – нравились отметки в зачетке. Не те, что «отлично» или «хорошо», – ему нравились разные почерки преподавателей, число, рядом с которым стоит отметка. Размашистая или корявая роспись. Это была история в чистом виде. Это была его, Глеба Гончаренко, история.

На этот раз математика стояла первым экзаменом. И это было хорошо. Оставлять сложное на потом всегда тяжелее. Заставляет готовиться с оглядкой…

Если в изучении математики как таковой Глеб продвинулся не так уж далеко, то в подходе к ней он был уже специалистом. Он представлял знания других, которые были едва ли менее убоги. Действительно разбирались в ней человека три-четыре. В результате четверки все равно получит половина соискателей. Иначе талант преподавателя ставился под вопрос. Но четверок не хватит на всех… Четверку надо все-таки заслужить!

Зная это, четверки Глеб все равно не заслужил. Он заслужил пятерку.

Одна из тридцати шести карт в колоде все равно должна быть сверху. Хотя вероятность угадать ее невелика.

И Глебу повезло.

Обладательница шпаргалок за соседним столом сунула ему первую сверху, написанную на крошечном четырехугольнике. И это было как раз то, что нужно Глебу. Оставалось только подставить свои числа. К чести Глеба надо отметить, что половина троечников не догадалась бы сделать даже этого.

Когда «Х» оказался равен единице, а не непонятному числу с хвостом знаков после запятой, Глеб возликовал.

Когда быстро нашел в конспекте, лежащем на коленях, теорию своего вопроса – вспотел от волнения и ощущения близкого счастья.

Даже написав все, что требовалось, не переставал мечтать о четверке.

Бородатый математик даже не удивился. Заглянул в записки Глеба, всем лицом излучая скуку. Ткнул пальцем:

– Что это?

Глеб ответил, ища подвох.

– А это? – бородатый математик еще больше поскучнел.

После того как услышал требуемое, устало произнес:

– Давайте зачетку…

– Глебыч, сдал? – спросил его отличник Семенов, отделавшийся от экзамена раньше всех. Он сидел на подоконнике, поджидая приятеля.

– Отлично, – скрывая эмоции, бросил Глеб. Внутри он ликовал.

– Да ладно… – засомневался тот.

Глеб протянул Семенову зачетку.

– Ни фига… – поразился Семенов, не поленившись полистать книжицу и найти в ней отметку. – Дожили…

До чего «дожили», Глеб интересоваться не стал. Так же, как и комментировать Семенова.

Следом за Глебом вышел Корнеев. В отличие от Глеба, его баллы, к сожалению, не волновали…

Он сунул книжку в сумку и без какой-либо надежды предложил Глебу отметить.

Получив предназначавшийся ему отрицательный ответ, побежал вниз по лестнице.

Сессия закончилась для Глеба лучше, чем он рассчитывал. И хуже, чем замахивался, после того как имел три отметки «отлично» после трех экзаменов.

Психология таки успела зло подшутить над самонадеянным выскочкой. Глупый билет по знакомой еще по техникуму дисциплине – и мечты о повышенной стипендии остались мечтами.

За это Глеб чуть не набил морду самому себе. Потом, посмотрев на результаты и сравнив их с первоначальными надеждами, успокоился.

Довольно легко разделалась с сессией и Лена, хотя Глеб ей ничем не мог помочь. Даже несмотря на то, что Лена сдавала математику первого курса тому же преподавателю.

Теоремы Коши, Ферма и остальных запоминались с трудом, а вот очищали место для других, более долгосрочных знаний мгновенно.

Наутро после последнего экзамена Глеб с удовольствием остался дома.

Все так же морозило. Стекла с той стороны покрылись замысловатыми изразцами. Сосед сбежал рано утром. Лена сдавала какие-то книги перед каникулами…

Глеб остался один.

Назло режиму он отменил себе даже гантели. Долго, пока не надоело, валялся в постели. Наконец поднялся и поставил чайник. Настроение было прекрасным.

Можно было вообще никуда не ходить. Или наоборот – идти куда угодно. Позавтракать и опять завалиться спать… Или…

Входная дверь загромыхала. В комнату ввалился раскрасневшийся с мороза, довольный сосед.

– У тебя не душно? Я открою форточку?

Глеб по привычке кивал, не говоря ни слова.

– Ты Ленку переселить хочешь? Если хочешь – беги быстрее в магазин и к Коменде.

«Комендой», понятное дело, была прозвана суровая женщина-комендант общежития.

Глеб автоматически кивнул, продолжая заниматься чаем. Как обычно – щепотка заварки, крутой кипяток…

– Ты чего – глухой?

Глеб встрепенулся.

– Гончаренко, я от тебя переезжаю!

– Куда?

– К Поому!

– Еще раз… – не понял Глеб.

– Он эстонец.

– Это меняет дело, – откликнулся Глеб. – Хотя я вроде тоже не очень-то болтливый! – настроение празднично пузырилось, как глоток шампанского в бокале.

– Он холостой! – огорошил сосед и сразу же, не меняя интонации: – Я пошутил. Просто сколько можно спать в этом разврате… – сосед говорил об интимном как-то по-деловому, так, будто они с Леной и не мешают ему спать уже третий месяц…

Глеб не сразу нашелся.

– А мне как быть, – глупо спросил он.

– Как быть… – передразнил сосед. – Берешь пузырь хорошего коньяка и большущую коробку конфет и дуешь к Коменде. Она долго ломается, а потом соглашается поселить с тобой Ленку, если ты покажешь свои дары и немного бабла. Чего тут думать…

Да! «Чего тут думать» – пронеслось в голове у Глеба. Есть, еще как есть – «чего тут думать»!

По сути, Глеба женили. Единственное, что пока без штампа в паспорте. Хотя его невеста даже не находится в безвыходном положении. Более того – пока даже не подозревает о своем счастье! Вот она-то, кстати, пару раз пыталась завести такой разговор. И тогда все упиралось не столько в нежелание Глеба что-то делать в этой области, сколько в деньги. Комната, которую присмотрела она, требовала ремонта. Пока еще не созревший для совместной жизни Глеб поддакивал Лене. Да, мол, денег нет…

Теперь все было иначе. Вариантов для отказа не было.

Глеб вышел на улицу. Протоптанной в снегу дорожкой через площадку дошел до магазина, где купил бутылку дорогого коньяка и коробку конфет. Постояв в очереди у кассы, махнул рукой и добавил к ассортименту шампанское.

Уложив покупки в мешок, побрел обратно, боясь поскользнуться.

В состоянии ли он найти кого-то лучше этой женщины, серьезно думал Глеб. Сейчас – точно нет. Только она готова идти с ним сейчас через огонь и воду… К медным трубам? Настанет ли их черед? О том, чтобы падать ниже установленной планки, речи уже не идет. Так же, как и о трубах…

Пока придется довольствоваться трубами центрального отопления… А делать это лучше вдвоем. Да и теплее…

С такими мыслями он вернулся в комнату.

Сосед собирал шмотки в картонную коробку.

– А почему Поом? – спросил Глеб. У соседа были друзья и поближе.

– У него есть компьютер, – деловито ответил сосед, не высовывая головы из тумбочки, откуда он выгребал содержимое.

Компьютер был главной общажной ценностью. Почище телевизора и холодильника, вместе взятых.

Сосед, который почти уже не сосед, выиграл счастливый билет…

Глеб не стал тянуть с комендантом – этот неприятный вопрос нужно было решить побыстрее.

Этой неопрятной, вихрастой женщине было хорошо за сорок. К этому возрасту она нажила старшеклассника-сына, смотревшего свысока на жильцов, с интересом и приязнью на жиличек и стреляющего сигареты у обоих полов, и невнятного, сероватого мужа, которого без пива не видела, кажется, даже она сама.

Помимо отсутствия жилья еще и эти сомнительные достижения сформировали ее тяжелый характер. Когда она бороздила пространства коридоров, трусливо затихали даже гости дагестанской наружности из соседнего общежития.

Если ей что-то не нравилось, она даже не опускалась до крика. Ей достаточно было строго посмотреть. Шутили, что от ее взгляда лопались бутылки. Как можно догадаться – полные…

Как и все люди, занимающие управленческие должности, Коменда любила деньги и их жидкий эквивалент. Судя по количеству коньяков, подкреплявших любую просьбу к ней, коньяк был ее любимым напитком.

Глеб, вынув из пакета предназначавшееся для других целей шампанское, оправил на себе свитер, на всякий случай посмотрел на себя в зеркало…

– Ну я пошел… – сообщил он соседу.

– Давай, – донеслось до него из тумбочки.

Он прошел в конец коридора и уверенно постучался в обшарпанную дверь. Когда он вошел внутрь, его уверенности поубавилось…

Коменда была одета в синие домашние штаны, доставшиеся ей от советских времен, и майку с уверенным и глубоким декольте. Когда вошел Глеб, она курила в форточку.

– Здравствуйте, Галина Александровна…

– Я слушаю, – сократила она разговор, пропустив условности.

Теперь, войдя к ней впервые, Глеб понял, чем был сформирован железный характер.

Крохотная, предназначенная вообще-то для двоих комнатенка была перегорожена вдоль непрозрачной занавеской. Сейчас занавеска была отодвинута, и постель побольше, ее и мужа, была не застелена. Глеб отвел взгляд от желтоватого белья. К тому же вся комната была в тряпках – даже на стене висел ковер, ровесник изображенных на нем средневековых охотников.

На плитке подгорала каша, и это был не единственный острый запах.

– В общем, дело такое, – попытался изложить Глеб так, как он готовился.

– Короче, – скомандовала она.

– От меня переезжает сосед…

– Так! Куда?

– К Поому, – Глеб надеялся, что это звукосочетание послужит паролем. Так и случилось.

– А-а! Вы – сосед Абрамычева? – сосед Глеба носил удлиненную зачем-то фамилию.

– Вроде того, – неуверенно произнес Глеб.

– Нет, одного не поселю, – обрезала она.

– Да я не то чтобы один… – почему-то загадками продолжал Глеб.

– Понятно! – она выкинула сигарету в форточку. – Девочку хотите прописать?

Осталось только добавить «легкого поведения», с неприязнью подумал Глеб.

– Ну не девочку, – услышал он себя и тут же исправился: – Девушку.

– Вы для меня все – мальчики и девочки, – сухо завернула она. Как будто бы ей было лет под семьдесят. – Она из общежития? Сколько?

«Что ей надо ответить? Ноль пять?» – думал Глеб и продолжил говорить загадками:

– Из общаги. А сколько надо?

– Как обычно, – продолжала интриговать она, снова закуривая.

– Я не знаю, сколько обычно, – признался Глеб, и ему стало полегче.

– Долларов сто… – огорошила Глеба Коменда.

– Хорошо, – услышал он себя со стороны, уже прикидывая, где взять деньги. – Можно, я через неделю принесу?

– Через неделю можно… Лишь бы обратно не пришлось расселять. Не придется? Как фамилия девушки?

– Не придется. Безуглова, – ответил он. – Елена.

– Безуглова? Ну пусть зайдет Безуглова вечером.

– Хорошо! – Глеб повернулся, чтобы уходить. Мелькнула мысль оставить вкусный пакет себе.

– Коньяк-то оставь, – услышал он.

Как по приказу, опустил пакет на пол.

– Носите и носите… – ворчала она, когда за Глебом закрывалась дверь.

«Все равно разоряться», – думал Глеб, стоя у цветочного павильона. За стеклом боялись померзнуть гвоздики и розы. Вокруг цветов было зажжено несколько свечек.

Он купил три красивые, на его взгляд, розы цвета красного вина. Попросил завернуть их в газету. Получив сверток, торопливо пошел к дому, испытывая при этом малознакомое чувство нежности. Таким себе Глеб почему-то не нравился.

Дома он поставил розы в трехлитровую банку. Украсил ими пустой стол и добавил ко всему бутылку шампанского.

Совместная жизнь должна быть встречена с почестями.

– Что у нас сегодня за праздник? – лицо Лены пылало с мороза. Почему-то она сразу пошла к Глебу, не раздевшись у себя.

– Перемены! – Глеб принял загадочный вид.

– К лучшему? – спросила она, стягивая пальто.

– Все, что ни делается… – начал Глеб.

– Ну колись! – не выдержала она. На месте ее зрачков светились озорные огоньки.

– Это теперь наша комната, – Глеб постеснялся торжественности и сказал главное куда-то в сторону.

– Наша? – переспросила Лена с таким видом, будто увидела комнату впервые. – А этого ты куда дел? – она кивнула в сторону кровати соседа.

Глеб подошел к кровати и сдернул с нее покрывало. Под покрывалом открылось красное одеяло с вулканами лезущей из него ваты безо всякого намека на постельное белье.

– Какой ты молодец! – объявила Лена и захлопала в ладоши. – Открывай! – указала на бутылку.

Когда они разлили вино по чашкам – Глеб так и не обзавелся бокалами, – он сообщил:

– Лен, тут, правда, образовывается брешь… в семейном бюджете!

– Как ты сказал? В семейном бюджете? Глебочка… – в сказанном была доля иронии, извиняющая чрезмерные ласки.

– Я говорю – брешь! – повторил Глеб. – Коменда просит сто долларов…

– А ты не знал? – подняла она на него доверчивые глаза.

– Откуда? Вон сосед тоже не знал.

– Эх вы, мужчины… Обычно она требует сто пятьдесят. Ты ей, наверное, понравился…

– Я? – картинно удивился Глеб.

– Ты, ты… Эту проблему я беру на себя. Так что семейному бюджету это не повредит. У меня было отложено, – доверительно прошептала она.

До этого момента Глебу казалось, что все происшедшее – череда случайностей. Но вот нет же! Лена без ведома Глеба уже готовилась к этому, думала об этом… Откладывала немалые деньги…

– Ну раз так… – Глеб потянулся своей чашкой к ее.

– За новоселье! – торжественно произнесла Лена.

– Зайди вечером к Коменде!

– Ага…

В эту ночь они отменили даже секс – на него не хватило времени. Сбегав еще за одной бутылкой, полночи они строили планы на будущее. Глеб пытался делать это с осторожностью, потом все же заразился энтузиазмом Лены.

Заснули – не раздеваясь. Обессиленные будущим. Счастливые настоящим, лениво встретили утро.