Текст книги "Чужими руками"

19

Услышав звонок, Алена Ланская поспешно открыла дверь квартиры. На пороге стояли ее вечные ухажеры Игорь Рыков и Рома Щукин. Каждый из них не раз бывал в ее гнездышке, но в разное время. Оба получали ее ласку и ревновали друг к другу. Несчастье сблизило непримиримых соперников. Ее несчастье. Ради любимой девушки они пошли на преступление, и теперь ее власть над ними укреплялась еще больше.

Алена втащила приятелей в комнату и с негодованием набросилась на них:

– Какого черта вы устроили погром? Если бы не ваша дурость, Гоша не сразу бы заметил, что сейф пуст.

– Гоша, – передразнил Рыков. – Он тебе уже звонил, плакался?

– И хорошо, что звонил. Значит, меня не подозревает. А вы? Вас никто не видел?

– Мы были в куртках интернет-компании, входили и уходили через другие подъезды по крыше, – ответил Щукин.

– Это ты здорово придумал, – похвалила Ланская, заметила пластырь на ладони Рыкова и нахмурилась: – Что у тебя с рукой?

Рыков отмахнулся:

– Заживет.

Щукин пояснил:

– Он кромсал картины осколком от вазы.

– Вы что, были не в перчатках? – ужаснулась Алена.

– В перчатках, но его эмоции… Сама знаешь, каким он бывает в ярости.

Ланская накинулась на Рыкова:

– Ну почему ты не можешь себя сдерживать?

– А ты? Ты себя сдерживала в Гошиной постели?

– Игорек, давай без детских обид. Я же объяснила, что рассчитывала на роль, а Чантурия режиссер. Он мужчина, а я женщина – это была сделка.

– Твое тело в обмен на пустые обещания.

Щукин поспешил вмешаться в перепалку, чтобы разрядить накаляющуюся обстановку:

– Алена, с кодом ты ошиблась. Ты его видела через зеркало.

– Как ошиблась? – насторожилась девушка, но тут же расслабленно улыбнулась: – Для того ты и нужен, Ромочка, чтобы исправлять мои ошибки. А Игорек, чтобы демонстрировать силу.

– Я нашел там твое белье, – не унимался Рыков.

– Откуда знаешь, что мое? Мало ли с кем этот козел…

– Вот! – Рыков продемонстрировал порванную черную комбинацию. – Я тебе ее подарил, помнишь? Ради меня ты ее не стала надевать, а он сорвал ее с тебя. За это я порезал его картины.

– Выброси, – поморщилась Алена.

В ее глазах был отталкивающий холод, и Рыков испугался, что больше не увидит в них тепла:

– Алла, я беспокоился, чтобы против тебя не было улик.

– Хватит! – она вырвала белье и швырнула в угол. – Показывайте, что взяли в сейфе.

Щукин расстегнул рюкзак и выставил на стол шкатулку с драгоценностями.

– Еще там были деньги. – Рыков выложил рядом со шкатулкой тонкую пачку долларов и евро.

– Негусто, – прошелестела купюрами Ланская. – Гоша промотает любую сумму.

– Зато побрякушек сколько. – Рыков открыл шкатулку: – Выбирай что хочешь.

Ланская высыпала украшения на стол и стала рассматривать их. Надела кольцо с самым крупным камнем, примерила ожерелье, облегающее шею, приложила серьги к ушам, подбирая подходящие. Закончив, покрасовалась перед зеркалом. Ее лицо сначала зарделось от счастья, потом потускнело.

– Это не побрякушки, Игорек. Это уникальные украшения, их нельзя носить, узнают.

– Значит, и продать нельзя, – продолжил мысль Щукин.

– Ты прав, опасно.

– А если продать за границей? – обрадовался собственной идее Рыков. – У меня друг спортсмен, в Стамбул на чемпионат скоро уезжает. Я попрошу, он там толкнет.

– А если он своей девчонке что-нибудь подарит? Как мы проверим? Ты можешь за него поручиться?

Рыков замялся, а Щукин предложил:

– Можно вынуть бриллианты и продать только их. А золото я переплавлю.

– Рома, ты самый умный, – похвалила Алена и, чтобы не обиделся Рыков, тут же обратилась к нему: – А у тебя связи хорошие. Попросишь своего спортсмена сбыть бриллианты в Стамбуле. Только не в крупных магазинах, а в мелких лавочках.

– Я и сам могу слетать.

– Нет. Ты мне нужен здесь. Вы оба мне нужны. – Ланская положила ладошки на грудь каждому поклоннику и обоих одарила ласковым взглядом.

– Будешь продолжать мстить режиссеру? – спросил Щукин.

– Больше к грузину не ходи, – предупредил Рыков, накрыв руку девушки своей. Его голос из грозного превратился в просительный: – Ты обещала.

– Беззащитную девушку всякий может обидеть, – пожаловалась Алена.

Она отпихнула поклонников и закружилась под люстрой, чуть откинув голову назад, чтобы длинные волосы выглядели особенно эффектно и ничто не затеняло блеск бриллиантовых сережек и ожерелья.

– Кто еще? – полыхнул глазами Рыков. – Кто тебя обидел?

– Чванливый продюсер задвинул меня в эпизодницы. – Девушка остановила грациозное вращение и стрельнула глазами в пустоту: – Но у него еще будет возможность исправиться.

– Ты хочешь встречаться с ним? – Голос Рыкова возвысился и тут же скис: – Не надо.

Ланская загадочно пожала плечами:

– Я этого не хочу, но, если понадобится… – Пресекая ненужные вопросы, она мягко поцеловала в губы каждого из парней и одарила обещающей улыбкой: – Я люблю вас. Вы мои лучшие друзья. Да что там лучшие – единственные и незаменимые.

Ее ладошки скользнули по щекам обоих парней. Щукин разомлел от внезапной нежности, перехватил ее руку и предложил:

– Давайте отметим удачное дело? Игорь за шампанским сбегает, а мы пока…

– Может ты сходишь? – набычился Рыков.

– Не сегодня, – остановила спор Алена. – Завтра у меня пробы, надо подготовиться. – Она сняла украшения и качнула рукой: – Забирайте их. Деньги я себе оставлю, и шкатулку, пожалуй, тоже. На память о нашей победе.

20

Утром Вадим Сорокин подъехал к киностудии. Его телефон, закрепленный на торпеде, назойливо пискнул. На дисплее появился значок видеоролика. Наверное, очередная хохма, которой обмениваются члены съемочной группы, когда нет запарки в работе.

Сорокин нажал просмотр, прыснул на шею парфюмом и поправил прическу – звезда всегда должна выглядеть на все сто. Ленивый взгляд поймал изображение на дисплее, и актер разом напрягся. Флакончик с одеколоном выпал из руки, а сердце ухнуло, потеряв опору, и бешено заколотилось.

Не может быть!

Он посмотрел видео до конца, а потом еще раз, более внимательно. Сердце окончательно ушло в пятки. Сомнений не осталось: на записи именно его секс с Миленой Рудаковой – спонтанный, по сути ненужный, впопыхах в тесной гримерке. И все бы ничего, мало ли с кем и где у него было, но ролик заканчивался подборкой жутких фотографий задушенной Милены. Между этими событиями прошло менее часа. Он последний, кто видел ее живой. Последний видевший – первый подозреваемый!

Актер схватился за голову. Откуда запись, кто ее сделал? Кто-то из своих, суки! В съемочной группе каждый второй знает толк в съемках. Он соврал следователю, что расстался с Рудаковой у кабинета продюсера, – а тут такое. Как оправдаться, кто теперь ему поверит? Вот же влип!

А может, удалить запись и сделать вид, что ее не включал? Или вообще выбросить телефон и купить новый? Пустые хлопоты. Чертова техника посылает значок отправителю, что запись просмотрена. А гнусный соглядатай – какой-то Memento Mori – прислал сообщение:

«Обратил внимание на чулки?»

Что это значит? Черный чулок, впившийся в шею Милены, он никогда не забудет. К этой шее он прикасался буквально за полчаса до ее смерти. Она так умело ее выгибала в момент показного оргазма. Актриса всегда актриса.

Его спрашивают не про чулок, а чулки. Кажется, где-то они еще раз мелькнули.

Сорокин снова просмотрел ненавистную запись.

О, черт! Так и есть. Упаковка черных чулок видна на гримерном столике, рядом с его рукой. Как пить дать такие же, которыми задушили Милену. Он пропал! Влип капитально. Кто такой Memento Mori? Чего он хочет?

Сорокин ввел это имя в поисковик. В переводе с латинского выражение Memento Mori означало «помни о смерти». Так кричали шуты при восшествии римских императоров на престол: каждый кумир должен помнить, что он смертен.

Это намек или угроза?

Сорокин оглянулся, ему показалось, что за машиной кто-то наблюдает. А если сейчас его арестуют? Что делать? Бежать? Куда?

От Memento Mori поступило новое сообщение, и он понял, что это шантаж.

«Готовь 30 000$ или видео получит следователь».

Стало чуть легче, сердце перешло на умеренный ритм. Деньги немалые, но для него сумма посильная. Можно заплатить. А если тридцать тысяч – только начало, и этот гад будет шантажировать дальше?

Он набрал сообщение: «Мне нужно время».

Пришел ответ: «Даю два дня».

Паника отпустила разум, сердце окончательно успокоилось, руки уже не дрожали.

Сорокин поднял упавший флакон, изучил себя в зеркале и подобрал выражение глаз, чтобы бледное лицо выглядело благородным. Не даром его утвердили на роль аристократа, который не сгибается под ударами судьбы.

Итак, ему предоставили передышку. Два дня ему ничего не грозит, есть время собрать деньги или подумать над другим решением проблемы. Выплата оставит ситуацию в подвешенном состоянии, а если… И сразу появилась идея – радикальная.

Первым делом Сорокин заглянул в офис продюсера к Славику, похвалил его за удачное сочетание новой сорочки с костюмом и попросил бутылку виски. Любому другому ассистент продюсера отказал бы, но звездам приходится потакать.

Славик нехотя выдал бутылку и предупредил:

– Вадик, только не напивайся, сегодня будут пробы.

– У меня?

– Актрис посмотрят вместо Рудаковой.

– Обязательно напоминать о ней?

Актер сделал обиженное лицо и вышел, думая, не хлопнуть ли дверью. Но в последний момент, наоборот, оттолкнул ее и оставил распахнутой, представив, как камера цепляет через проем его удаляющуюся гордую спину.

Направился в реквизиторскую. Там сидел сотрудник со знакомым лицом, имени которого он, конечно, не помнил, но это и не требовалось. Главное, что все знали его и стремились угодить звезде.

Вадим не стал ходить вокруг да около и сразу выставил на стол бутылку хорошего виски. Реквизитор немного опешил: кто он, и кто Сорокин, – метнулся к стеллажам и достал из необъятных запасов два фирменных стаканчика с толстым дном.

Актер продемонстрировал самую обаятельную улыбку из набора своих возможностей и вручил бутылку реквизитору:

– Ты не понял, друг. Это тебе. – Он выдержал паузу и объяснил: – Одолжи на недельку пистолет из реквизита.

– Перед девчонками покрасоваться? – усмехнулся тот. – К тебе и так бабы липнут.

– Соседа пугнуть. Его дочка ко мне в постель напросилась, а я, по мнению папаши, виноват.

– Все неприятности из-за баб, – понимающе покачал головой работник.

– Как же ты прав, – вздохнул Сорокин, по-приятельски похлопал реквизитора по плечу и чуть подтолкнул в сторону хранилища. – Мне шумовой «макаров» подойдет.

Вышел он с приятной тяжестью под мышкой. В наплечной кобуре покоился пистолет, внешне почти не отличимый от настоящего. Пистолет был заряжен капсюлями и звучал устрашающе.

Уединившись в гримерной, Сорокин встал перед зеркалом, расставив ноги, и начал тренироваться, выбрасывая руку с оружием вперед и делая угрожающее лицо. Получалось убедительно: ему доводилось играть крутого полицейского.

Жизнь – та же игра, но без дублей. Он профессионал, справится. Ну, держись, Memento Mori.

21

Алене предстояли важные пробы. Ее прокатили мимо главной роли, но роль второго плана лучше эпизодической, и она должна ухватиться за выпавший шанс.

Ланская сидела в гримерной перед зеркалом во вращающемся кресле. Вокруг нее суетилась Ирина Юшкевич. На узком столике под зеркалом располагались краски, кисти, кремы, пудра, специальный клей, бигуди, щипцы, шпильки, расчески, лак, мусс и гель для волос. В нужный момент любая вещь волшебным образом оказывалась в руке гримерши.

– Алена, у тебя шикарные волосы, приятно работать. Сейчас уложим их, как в девятнадцатом веке, – нахваливала актрису художник по гриму. – А я уже сто лет со стрижкой.

– Вам идет, – из вежливости откликнулась актриса.

– А тебе везет. Рудаковой не стало, и ты первая претендентка на ее роль.

– Она лицо испортила, ее бы все равно задвинули.

– Не скажи, грим великое дело. – Юшкевич увидела в зеркале, как напряглось лицо Ланской, и улыбнулась: – Да успокойся, тебя никто не обвиняет в ее смерти. Все знают, что твоя палочка-выручалочка Чантурия-младший. Слышала про ограбление его квартиры?

– Эта семейка не обеднеет.

– Говорят, в его квартиру проникли без взлома, ловко вскрыли сейф, подставили домработницу.

– Действовали профессионалы.

– Зачем профессионалам картины портить и вазы бить? Это больше похоже на месть. – Юшкевич стояла за спиной актрисы. Она наклонилась к ее плечу и прямо взглянула в глаза через зеркало: – Помнится, кто-то собирался ему отомстить.

«Да, это мой план, я и не такое могу», – хотелось признаться Ланской, но об осторожности она не забывала.

– Бог наказал, – и не отвела прямой взгляд.

– Справедливо, – согласилась Юшкевич и продолжила работу. Но мысли об ограблении не отпускали ее. – Нашли чей сейф брать. Гоша не столько зарабатывает, сколько проматывает папочкины накопления.

– А может он сам инсценировал кражу? – ухватилась за выгодную версию Алена.

– Тебе колечко подарил и боится мамочке признаться?

– Ничего он мне не дарил, козел!

– Верю. Нам, женщинам надо рассчитывать только на свои силы.

Дверь открылась, и в гримерную вошла художник по костюмам Марианна Фролова, держа в каждой руке по тяжелому платью с корсетом.

– Привет, девочки.

Она повесила платья на вешалку и нежно поцеловала гримершу в губы. Их руки совершили несколько откровенных касаний, далеко выходящих за рамки дружеских отношений. Ланская слышала о нетрадиционной ориентации Юшкевич и теперь получила этому наглядное подтверждение.

Ее внимание не укрылось от Фроловой, и она подмигнула:

– А ты, красотка, еще в мужиках не разочаровалась?

– На половине пути, – ответила за Алену Юшкевич.

– На правильном пути. Переодевайся, там камеру уже установили.

Ланская потрогала старинные платья и спросила:

– Я могу выбрать любое?

Фролова категорично указала:

– Это твое, это для Нестеренко.

– Она тоже? – неприятно удивилась Алена.

– К сожалению, – раздался из-за спины знакомый голос.

В гримерной появилась Леся Нестеренко:

– Гоша попросил поучаствовать в пробах, помочь тебе раскрыться.

«Он точно козел!» – насупилась Ланская.

Когда-то Алена и Леся учились в театральном училище на одном курсе. Первая была яркой девушкой-огонь, а вторая – скромной тихоней. Одна лезла напролом, а другая ждала, когда пригласят. Но так получилось, что после выпуска Нестеренко добилась гораздо большего успеха, чем Ланская. Ее выразительные голубые глаза, нежное лицо и хрупкое тело оказались более востребованы, чем стандартная напористая красота Ланской. Алена завидовала бывшей сокурснице, та отвечала ей холодным презрением. Их общение ограничивалось пластиковыми улыбками и шаблонными фразами: привет-привет, пока-пока.

Они стали переодеваться. Через створки зеркал каждая украдкой оценивала фигуру другой. Белье на обеих было дорогим и эротичным – молодые актрисы не вправе себе позволить ходить в чем попало. На Ланской были трусики и лифчик, на Нестеренко изысканная комбинация с открытой спиной.

Гример и костюмер принялись помогать актрисам, но Нестеренко их осадила:

– К черту грим, не мои пробы. И с платьем я сама справлюсь.

Неожиданно в комнату заглянул Вадим Сорокин, уже в костюме для роли. Главный герой должен был подыгрывать в пробах и с энтузиазмом погрузился в привычную атмосферу киносъемок, чтобы на время забыть про шантажиста.

– Девчонки, что за дела, – нахально заявил он. – Такого белья не было раньше. На платьях декольте, открывающее грудь и плечи, а вы со своими бретельками. Снимайте все к чертовой матери.

– Не гримерная, а проходной двор, – возмутилась Юшкевич.

– У нас сцена соблазнения, я должен войти в образ. Я заигрываю с Аленой, и нас застает Леся в неприличной позе. Они обмениваются уничижительными взглядами. Девчонки, сыграть глазами – самое сложное.

– Да иди уже. – Юшкевич выпроводила актера.

В коридоре Вадима перехватил озабоченный Валеев:

– Вот вы где. Пройдемте со мной, Сорокин.

– В чем дело?

– Медицинская процедура, касается всех мужчин. Мы заботимся о вашем здоровье.

Оперативник провел недоумевающего актера в штаб-квартиру. Там криминалист Маслова, в халате медсестры из клиники пластической хирургии, собирала ватными палочками мазки изо рта членов съемочной группы. Звезду пропустили без очереди.

– Рудаковой сделали неудачную пластику в нашей клинике, – пояснила Маслова, ткнув в кармашек с логотипом «Мамонов-центр».

– Я в курсе.

– Занесли инфекцию. Бактерии способны подавить мужской гормон тестостерон.

Сорокин забеспокоился:

– Это то, без чего не может быть этого?

– То самое. Вероятность маленькая, но мы должны проверить всех, кто контактировал с Рудаковой. Откройте рот. – Маслова потерла ватной палочкой внутреннюю поверхность щеки Сорокина. – Вот и все. Советую пить витамины.

Иван Майоров, сидевший рядом, упаковал ватную палочку в пронумерованный пакетик и занес фамилию актера в ведомость.

– О результатах мы сообщим, – пообещал Валеев, хваля себя за находчивость. Сбор образцов для анализа ДНК шел полным ходом.

В гримерной Алена Ланская с удивлением заметила красивое тату на бедре Нестеренко. Она, как актриса, отказывала себе в подобных вольностях, а бывшая скромница ничего не стесняется.

– Тату не помешает для девятнадцатого века? – с издевкой спросила Алена.

– Настолько откровенные сцены в фильме не планируются.

– Сценаристы работают, будут другие проекты.

– Снимут с другого бока или наложат грим. Я незаменима, в отличие от некоторых, – стрельнула глазами Нестеренко.

В их разговор вмешалась Фролова:

– Сорокин прав. Комбинация будет видна, снимай. А ты, Алена, избавься от лифчика.

– Да, пожалуйста. – Леся полностью обнажилась.

Оставшаяся в трусиках Алена стала надевать тяжелое неудобное платье. Ей помогала костюмерша, злобно нашептывая про Лесю: «Не нравятся ей, видишь ли, мои прикосновения».

Вдруг яркая вспышка прорезала полумрак гримерной. Затем еще и еще раз. Блики света беспорядочно отскакивали от створок зеркал.

Алена испуганно сжалась и обернулась. Она увидела, как человек в темной куртке нагло фотографировал обнаженную Лесю. Его лицо было закрыто черным чулком, а девушку охватила оторопь, она даже не делала попыток прикрыться. Вся съемка продолжалась несколько секунд. Затем фотограф оттолкнул застывшую от изумления актрису, что-то схватил со столика и выскочил в раскрытую дверь.

Оправившиеся от шока женщины заголосили все разом. На шум прибежал Валеев.

– Что? Где? – он рассматривал обнаженных актрис, в поисках ран на теле. Те с визгом отталкивали его.

Оперативник как следует встряхнул Юшкевич:

– Кто-нибудь скажет, что здесь случилось?

– Фотограф! Уже не в первый раз. Охотится за голыми звездами.

– Мое белье исчезло, – указала на опустевший столик Нестеренко, прикрываясь одеждой.

– Извращенец, – процедила гримерша.

– Как он выглядел? – спросил оперативник.

– Темная куртка, а на голове черный чулок, – описала Ланская.

– Тот же тип, что убежал с места убийства?

– Похож, – кивнула Юшкевич.

Валеев бросился в погоню, но вскоре убедился в бесперспективности этого занятия. Беглец хорошо знал запутанные коридоры. Скинув маскировку и спрятав камеру, он превратится в обычного работника студии.

А в гримерной Алена всеми силами пыталась скрыть досаду. Ей врезались в память слова Юшкевич: «Охотится за голыми звездами». Звучит, как приговор ее амбициям. Она не интересна папарацци даже в обнаженном виде: снимали только Леську, украли ее белье.

22

На пробы Ланская направилась с тяжелым сердцем. Все обсуждали охоту поклонника-извращенца на Нестеренко, с завистливым придыханием и показной брезгливостью описывали, как тот будет развлекаться с ее бельем.

Алену усадили на диван-шезлонг, оператор проверил камеру, осветители подобрали свет, и пробы начались. Каждый в студии знал, что нынешний экзамен только для Ланской, поэтому внимание сосредоточили на ней. Оператор ловил ее лицо, звукорежиссер перемещал «цаплю» с микрофоном вслед за ее движениями, а Чантурия-младший в темном углу павильона наблюдал картинку на мониторе.

Сорокин отпускал любовные реплики, играя вполсилы. Алене казалось, что он только и ждет, когда появится Леся. И вот входит жена князя, Сорокин вскакивает и припадает к ее руке. Камера смещается. Обмен женскими взглядами. Княгиня оскорблена увиденным, но сохраняет гордость. Любовница должна изображать смущение по типу: лучше мне исчезнуть. Нестеренко почти не требуется играть, она в нужном настроении праведного гнева, а Ланской трудно перебороть желание наброситься на удачливую соперницу и расцарапать ей лицо.

– Стоп! Снято, – крикнул режиссер, и сразу тихий павильон наполнился гулом голосов и всевозможных звуков.

Ведущие исполнители ушли, подтрунивая друг над другом, а Алене понадобилось несколько минут, чтобы перехватить взгляд Гоши, который раздавал команды.

– Ну как я? – заискивающе спросила она.

– Нормально. Думаю, наряды лучше заменить на более современные.

– Значит, я прошла?

– Покажу Сонину, за ним последнее слово, – ушел от прямого ответа Чантурия.

– Ты же режиссер, – топнула ножкой актриса.

– Не глупи, кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

Гоша переключился на другие проблемы, ушел, но Алена проявила настойчивость и настигла его в приемной продюсера, когда режиссер явился обсуждать снятую сцену.

– Возьми меня с собой, – вцепилась она в руку Чантурия.

Она так и осталась в старинном платье в надежде приучить окружающих воспринимать ее в этом образе. Одновременно с режиссером к продюсеру вызвали Юшкевич и Фролову.

– У нас не только твой вопрос, – стал возражать Гоша, но Алена уже затащила его в главный кабинет.

Филипп Сонин просмотрел кинопробу на экране телевизора, встал, прошелся по кабинету и остановился у большого сейфа.

– Как я обещал… Мне удалось увеличить наш бюджет. Теперь это факт. – Он похлопал по толстой дверце сейфа. – Соответственно, наши планы выросли, помимо полного метра запустим сериал, сценаристы уже работают. А это означает …что?

– Нужен рейтинг, – откликнулся Чантурия.

– Вот именно! Я не хочу ограничиться одним сезоном, надо, чтобы канал заказал продолжение. Для этого необходимо качество во всем. И что я вижу?

Продюсер обвел строгим взглядом собравшихся. Все потупились и промолчали.

– С декораторами я уже поговорил, теперь ты. – Сонин обратился к Фроловой, указывая пальцем на Ланскую: – Марианна, что это за платье? Не нужно копировать девятнадцатый век, осовременьте. Никаких корсетов, и кринолина.

– Оденем княгинь в мини-юбки? – сыронизировала художница по костюмам.

– Не умничай, а записывай.

Фролова раскрыла блокнот, продюсер продолжил давать указания:

– Делаешь декольте или открытую спину. Платье в пол, но, чтобы под тканью угадывалась фигура.

Фролова вскинула бровь, но Сонин ее опередил:

– Легкие полупрозрачные ткани, женственность с элементами эротики – что тут непонятного? Поступим так. Разработай три платья: шикарное для балла, домашнее для своих и нечто промежуточное для любовных свиданий. Покажешь мне образцы.

Сонин встал перед Ланской, скривил губы на пышную прическу, щелкнул пальцем по жесткой завитушке и перевел взгляд на Юшкевич.

– Теперь про женские прически. Ира, что это за копна? К черту ленточки и литры лака, дай мне распущенные волосы.

– Распущенные? Но это считалось тогда вульгарным.

– А то я не знаю, – сыронизировал Сонин и провернулся на каблуках, обращаясь ко всем: – Запомните и другим передайте. Мы снимаем не исторический фильм, а любовную драму в высшем обществе. В фокусе будут любовные интриги как средство в борьбе за власть. Диалоги уже правят, добавим намеки на современность и постельные сцены. Только так мы сможем рассчитывать на успех. Все понятно? Тогда за работу.

Художники по гриму и по костюмам быстро вышли, о чем-то перешептываясь. Чантурия взял за руку Ланскую, собираясь вежливо выпроводить актрису, но та уперлась, не желая уходить. Во время встречи она чувствовала себя манекеном, на котором демонстрировали недостатки картины. Но она актриса, ее вопрос не решен, Алена умоляюще посмотрела на Гошу.

Режиссер смутился и спросил продюсера:

– Филип, что скажешь о сегодняшних пробах?

Сонин скосил скептический взгляд на Ланскую:

– Диалоги у тебя ничего, осанка и стать тоже на уровне… Но кино – это крупный план. Тут важна полуулыбка, полувзгляд, понимаешь?

– Я буду стараться.

– Тебе надо потренироваться в театре, а потом уже браться за большие роли.

– Дайте шанс, – взмолилась Алена, осознав, что ее мечты рушатся.

– Никто тебя из проекта не удаляет, эпизоды остаются за тобой. Если нужны деньги, будешь дублершей Черной в постельных сценах. Полина не любит обнаженку, а у тебя уже был такой опыт. – Сонин приторно улыбнулся: – А что, фигура подходящая, волосы светлые, но это поправимо, Юшкевич сделает из тебя вторую Полину.

«Я Алена, а не Полина!», – хотелось крикнуть Ланской, но она не посмела повысить голос на начальника.

– Твою грудь увидит полстраны, – ободряюще рассмеялся продюсер и взялся за телефон, жестом показывая, что разговор окончен.

Чантурия вывел расстроенную Алену в приемную и тут же вернулся в кабинет продюсера. Вскочивший из-за стола Славик сунул девушке ворох салфеток, шепнул пустые слова утешения и бросился на телефонный звонок. Все при деле, а она…

Алена брела по коридорам киностудии, размазывая по щекам слезы обиды. Опять ее прокатили, поманили конфетой, а кинули кость. Она будет работать на звездный статус Черной, демонстрировать свою задницу и грудь, а зритель будет уверен, что видит прекрасное тело неувядающей кинодивы. Почему кому-то все, а ей крохи? Это несправедливо.

В таком настроении Ланскую перехватил Сорокин. Актер приобнял девушку за талию, ласково заглянул во влажные глаза:

– Ты от Сонина? Хочешь угадаю, что случилось?

– Отстань, без тебя тошно.

– Хорошо быть продюсером, а мы марионетки в его руках.

– Тебе-то чего жаловаться?

– Завидую. Мне гонорар когда еще заплатят, а Сонин раскрутил спонсора на деньги, и сразу хапнул себе двадцать процентов.

– Почему двадцать?

– Потому что скромный, остальные берут тридцать. Дать бы ему по рукам.

– А лучше в морду, – мстительно процедила Алена, вспомнив равнодушную физиономию продюсера.

– Глупышка. Продюсер боится другого – потерять деньги. Он сейф при тебе открывал?

– Нет.

– В жизни не видел столько денег.

Алена остановилась. Слово «сейф» напомнило ей об удачной операции в квартире Чантурия. Сейчас она еще больше утвердилась в мысли, что это было не ограбление, а справедливая месть, материальная компенсация за моральное унижение.

Видя заинтересованный взгляд, Сорокин продолжил:

– Мы, актеры, как дети, меряем свой успех количеством ролей. А умные люди – количеством нулей на банковском счете.

– Сонин умный?

– Предусмотрительный. Сигнализацию на дверь и окна установил.

«И сколько у него в сейфе?» – хотелось спросить Алене, но этого не потребовалось, Сорокина распирала бравада:

– Миллионы долларов бросят в топку нашего проекта. Я узнал, сколько получит Черная, и потребую больше. И знаешь, почему? Потому что большинство телезрителей женщины, для них приманка – я!