Текст книги "Тайна точной красоты"

14

На следующее утро после убийства в квартире Даниных в кабинет старшего лейтенанта Стрельникова вошла Валентина Ипполитовна Вишневская. Виктор Стрельников и Алексей Матыкин, склонившись над столом, о чем-то оживленно спорили и тыкали карандашами в листок бумаги.

– Господи, да что ж это вы так дымите? Разве мы вас в школе этому учили? – возмутилась заслуженная учительница, брезгливо разгоняя ладошкой табачный дым.

– Здравствуйте, Валентина Ипполитовна, – улыбнулся Стрельников, притушил сигарету и жестами показал молодому напарнику, чтобы тот проделал то же самое и приоткрыл окно. – Это тяжелая жизнь нас мордой об стол. Порой на такое наглядишься, что не только курево, но и выпивка не поможет прийти в себя.

Оперативник с интересом разглядывал бывшую учительницу. Хотя на ней были одеты всё те же плащ и шляпка, однако шейный платок и сапожки уже были иными. Хромала женщина почти заметно, видимо вчерашняя кособокая походка была предназначена его уснувшей памяти.

Вишневская, не спрашивая разрешения, уселась на шаткий стул напротив Стрельникова. Она без спешки стянула плотно сидящие перчатки и кивнула так же выразительно, как обычно делала при входе в класс:

– Здравствуйте, Виктор.

– Валентина Ипполитовна, поберегите себя. Если вы нам понадобитесь, мы сами к вам приедем.

– Не рационально. Я теперь на пенсии, у вас служба, а мне всё равно необходимо двигаться. Или вы намекаете на мой возраст?

– Ну, что вы. Я только хотел сказать, что мы вас пока не вызывали.

– Знаю. Я здесь для того, Виктор, чтобы вы не наделали ошибок. – Она опустила взгляд и заметила перед оперативником листок с криво написанными алгебраическими уравнениями. – Чем вы заняты?

– Определяем возраст Диофанта, – смутился старший лейтенант.

– Покажите. – Учительница развернула листок к себе. – Что ж, вы на правильном пути. Только не поняли, что половина одной шестой – это одна двенадцатая часть. – Она внесла изменения и вернула листок. – Теперь решайте.

Стрельников засопел, сокращая дроби, потом крикнул коллеге:

– Лёха, дай калькулятор. – Пощелкав по клавишам, он с опаской изрек: – Восемьдесят четыре.

– Правильно, – подтвердила пожилая учительница. – Есть еще порох в пороховницах.

Милиционер зарделся. Он явно был доволен собой.

– Восемьдесят четыре года прожил старичок Диофант. Нам бы столько.

– Потому что думал головой. Умственная деятельность продлевает жизнь. А табака в те времена в Европе не было.

– Учту, – пообещал Стрельников и отодвинул пепельницу на край стола. – Вы только за этим пришли?

Старший лейтенант подавил счастливую улыбку и вопросительно уставился на учительницу. Валентина Ипполитовна тоже посерьезнела.

– Я по поводу Константина Данина. Он не виновен в смерти матери.

Милиционер откинулся на спинку стула, сцепил пальцы. Его снисходительный взгляд блуждал над женской шляпкой, словно следил за полетом мухи.

– Я, конечно, понимаю, что Данин ваш лучший ученик, и вы хотите его защитить. Это естественно и даже благородно. Однако факты – упрямая вещь.

– А где эти факты? Какими уликами вы располагаете, кроме ничего не значащих отпечатков пальцев на разбитой вазе? – голос опытной учительницы стал жестким.

– Это тайна следствия, но я вам скажу. – Стрельников поднялся из-за стола, словно пытался уклониться от сердитого женского взгляда и зашагал по комнате, стараясь находиться за спиной учительницы. – Уже установлено, что именно стеклянная ваза является орудием убийства. Это раз! Место удара на голове говорит о том, что жертва видела убийцу, но не пыталась оказать сопротивление. Это два!

– Или не успела! Продолжайте вашу версию.

– Она не боялась убийцы. Он был для нее родным человеком. И что мы видим на вазе? Свеженькие отпечатки пальчиков гражданина Данина, оставленные не далее, как утром. Всё остальное – старые замшелые следы. Теперь вернемся к личности подозреваемого. Алексей, расскажи, что ты узнал?

От стены отделился лейтенант с лицом боксера, развел широкие ладони.

– Я еще вчера побывал на бывшем месте работы Данина, а вечером пообщался с его соседями.

– Какой же портрет они рисуют?

– Все как один утверждают, что Константин Данин был очень замкнутым, малообщительным и несколько странным типом. Короче говоря, ненормальным.

– А что в этом плохого? – возмутилась Вишневская. – Вы знаете, что понятие «ненормальный» появилось, когда государство ввело понятие «норма»! Стандартными людьми управлять легче. В Древней Греции, к примеру, сумасшедших не было. «Они разговаривают с богами», говорили окружающие про таких людей. Это была цивилизация, где господствовали науки и искусство. Там врачевали болезни тела, а не души. И это правильно. Ели лечить каждого «ненормального», мы потеряем гениев.

– Да, уж. Грань между безумием и гениальностью очень тонка. У нас в милиции нет микроскопов, чтобы ее разглядеть.

– Поэтому хотя бы кувалдой не размахивайте, пока не разберетесь.

– Разбираемся. – Стрельников обратился к Матыкину: – Что еще у нас о Данине?

– Два года назад он неожиданно уволился из математического института и с тех пор жил непонятно на что. Пенсия матери? Но это очень мало.

– Константин непритязательный в быту человек, – поспешила пояснить учительница. – Он уединился, чтобы решить какую-то очень важную проблему. Он фанатик математики, но очень добрый человек.

– Добрый? – придирчиво переспросил Стрельников. – А вот коллеги вспоминают его вспыльчивость. Как говорится, в тихом омуте черти водятся.

– Так точно, – кивнул Алексей. – Несколько человек подтвердили, что Данин раздражался из-за чужих неточностей. Он мог вскочить во время научного доклада и буквально кинуться на коллегу.

– Константин не терпел глупых ошибок и воинствующей серости, – уточнила Вишневская. – В этом мы с ним похожи. Он дорожил временем и считал, что не следует слушать докладчика, если изначально нарушена фундаментальная истина. Вы понимаете, о чем я говорю? Это дважды два – четыре!

– Тем не менее, факты на лицо. Данин несдержанный человек. Без керосина заводится. – Старший лейтенант вновь сел за стол и даже потянулся за пачкой сигарет, но в последний момент отдернул руку. На строгую пенсионерку он уже глядел уверенно. – Я попробую восстановить картину преступления. Мать и сын повздорили. Поверьте, это бывает сплошь и рядом. Поводов сколько угодно. Ведь Софья Евсеевна, бывшая учительница, и не чужда математике. Она могла заявить что-нибудь такое, что сын счел фундаментальной глупостью, как вы тут упомянули. Она проявила упрямство, продолжила спор, он не выдержал и звезданул подвернувшейся под руку вазой. Потом от страха убежал, бродил неизвестно где, а когда успокоился, вернулся. Помните, он не очень-то и огорчился, увидев мертвую мать.

– Поймите, Константин нетипичный человек. Его мозг устроен по-другому, он на редкость рационален. Если он сталкивается с утверждением, истинность которого доказана, он не пытается его оспорить или сожалеть. И не важно, хорошее это утверждение или плохое. Я сказала ему, что мама умерла. Он воспринял это как факт, который нельзя исправить, и успокоился.

– Ишь ты! Нетипичный субъект. Зато преступление – типичная бытовуха. Вот увидите, посидит денек-другой, сам признается.

– Я не верю в его причастность. А если это ограбление? – предположила Вишневская.

– Что там брать, Валентина Ипполитовна?

– Рукописи.

– Чьи рукописи? Ломоносова? Менделеева?

– Константина Данина! – твердо заявила упрямая учительница. – Возможно, кто-то очень хотел заполучить результаты его исследований?

– Уважаемая Валентина Ипполитовна. Константин Яковлевич Данин действительно в молодости подавал большие надежды, но постепенно иссяк. Это не мои слова, это слова знающих его ученых. Он не выдал ни одного существенного результата за последние годы. Поэтому отчаялся, надломился и ушел из института. Люди с такой психической травмой способны сорваться в любой момент.

– Виктор. Прошу вас, не останавливайтесь только на этой версии. Скажите, часто ли преступники оставляют отпечатки на орудиях убийства?

– При бытовухе, почти всегда. Еще и одежду свою в крови изляпают.

– Посмотрите на ситуацию шире. Допустим, имело место ограбление, и грабитель был в перчатках, когда схватил вазу.

Стрельников драматично закатил глаза, словно беседовал с малым неразумным дитя.

– Если вы намекаете на опытного преступника, то он не будет полагаться на такой ненадежный предмет, как заполненная водой ваза с цветами. Ею неудобно бить, сами попробуйте.

Валентина Ипполитовна пропустила обидную реплику, ухватившись за другое слово.

– Вода! В вазе была мутная старая вода. При ударе она выплеснулась и должна была оставить следы на одежде убийцы. Помните, Софьино пальто было забрызгано. Проверьте Костину одежду. Я требую, проверить одежду Константина Данина!

Оперативники переглянулись, их лица посерьезнели. Стрельников бесцельно крутил между пальцами карандаш, пока не сломал его.

– Вряд ли это поможет. Он мог переодеться, – хмуро предположил старший лейтенант.

– Это не сходится с вашей версией о том, что Данин не контролировал себя. К тому же, прошло очень мало времени между тем, как Софья поднялась в квартиру, а я зашла туда. Он бы не успел переодеться. Или вы мне тоже не верите?

Возникла тяжелая пауза. Женщина сердито смотрела то на одного, то на другого оперативника. Первым не выдержал опер-боксер.

– Пусть Семеныч исследует одежду задержанного.

– Если он не пошлет нас куда подальше с этой ерундой. Ну, ладно, попросим, – согласился Стрельников. – А нам не мешало бы еще раз посетить нехорошую квартиру.

– Об этом я и хотела вас просить, – оживилась дама. – Только возьмите меня с собой, я все-таки там бывала и помню обстановку. Вчера всё как-то сумбурно прошло, я смотрела в основном на стол, и сейчас мне кажется, что чего-то недоглядела.

В кабинет оперуполномоченных вошел эксперт Барабаш. Его усики растягивались в прямую тонкую линию, образуя загадочную улыбку, руки в матерчатых перчатках держали дверной замок.

– А у меня для тебя сюрприз, – заявил Семеныч и брякнул железку под нос Стрельникову. Глаза эксперта вопросительно скосились на Вишневскую.

– Легок на помине. Говори уж, – успокоил коллегу оперативник.

– Замочек я не зря вчера забрал из квартирки, где убийство случилось. И вот, что я обнаружил. В последний раз его открывали не родным ключиком, а хорошенькой отмычкой.

Стрельников недоверчиво повертел замок, попытался заглянуть в личинку.

– Ты уверен, Семеныч?

– А как же! Я и ключики задержанного посмотрел и бороздки внутри замка изучил. Там следы другого металла имеются и царапинка. Замочек простой, распространенный, у хороших специалистов для таких запоров универсальная отмычка имеется.

– У хороших, говоришь?

– У профессионалов.

– Да-а, задал ты нам задачку.

– Простите, – вмешалась в разговор Вишневская, обращаясь к эксперту. – Я на счет вазы. А могла смертельный удар нанести женщина?

– Почему бы и нет. Для этого особой силы не требуется.

На лбу Виктора Стрельникова прорезались морщины. Он вновь вспомнил мелькнувшую вчера мысль и искоса взглянул на шуструю пенсионерку. А что, это распространенный случай, когда убийца прикидывается главным свидетелем. Ходит тут, выпытывает, хочет быть в курсе всех нюансов.

– Одно условие, – эксперт перехватил хмурый взгляд старшего лейтенанта, – Судя по характеру травмы, убийца должен быть выше жертвы.

– Спасибо за уточнение, – вежливо поблагодарила невысокая Валентина Ипполитовна.

Стул под смутившимся оперативником натужно заскрипел.

– У меня к тебе просьба, Семеныч. Поколдуй с одеждой Данина на предмет пятен воды из вазы. Она ведь мутная была.

– Неплохая мысль. Только мне образцы потребуются, а водичка-то, наверное, уже тю-тю, высохла.

– Вы сравните с пятнами на одежде погибшей, – подсказала Валентина Ипполитовна.

Барабаш удивленно посмотрел на пожилую женщину и перевел взгляд на Стрельникова.

– Кто у нас следствие ведет? А?

– Следствие ведет, следователь! А мы так, исправляем собственные недочеты, – пробурчал старший лейтенант, решительно встал, потянулся за курткой и скомандовал Матыкину: – Алексей, едем на место. Вишневская с нами.

15

Автомобиль милиционеров остановился во дворе Даниных. Прежде чем выйти Валентина Ипполитовна грустно произнесла:

– В том, что произошло, часть моей вины. Софья поздно заметила убийцу, потому что была увлечена решением задачи.

– О чем вы? – не понял Стрельников.

– У нас была своеобразная игра. Я задавала ей головоломки, а она пыталась разгадать.

– Странное развлечение для пенсионеров.

– Напротив. Нагружать голову всегда полезно. Особенно в солидном возрасте. Лучше работают мозги – лучше общее здоровье. Так вот, перед тем как Софья вернулась домой за кошельком, я рассказала ей новую головоломку.

– Какую?

– Это имеет значение?

– Если убийство совершено не на бытовой почве, то важна каждая деталь.

– Тогда слушайте. Вы находитесь в комнате с тремя выключателями. Один из них включает лампочку в соседней комнате. Подсмотреть невозможно. Требуется определить нужный выключатель при условии, что в соседнюю комнату можно войти только один раз.

– Три выключателя и одна лампочка, – задумался оперативник. – Щелкай любой, а посмотреть можно только один раз… Алексей, мысли есть?

– Мы вроде приехали, – напомнил Матыкин.

– Это точно. – Стрельников вышел из машины, уверенно пообещав учительнице: – А головоломку я разгадаю. Вот увидите. Вопреки своей стреляющей фамилии.

Вскрыв опечатанную квартиру, старший лейтенант шустро проверил ее и только после этого пригласили учительницу:

– Валентина Ипполитовна, сейчас мы вместе с вами еще раз всё осмотрим, а ты Алексей пройдись по соседям.

– Да я уже заходил к ним.

– Ты был вечером и болтал с теми, кто пришел с работы. Они тебе задавали больше вопросов, чем ты им. А сейчас время совпадает с моментом преступления. Чуешь разницу? Действуй!

Матыкин ушел. Стрельников и Вишневская зашли в комнату.

– Может, у Даниных был тайник, и они хранили в нем какие-нибудь ценности? – предположил оперативник.

– Вряд ли. Они жили скромно. Даже когда Костя был научным сотрудником, им приходилось нелегко, а потом, когда он оставил работу, основным источником стала пенсия Софьи Евсеевны. Как-то раз я даже предложила Константину поделиться своими учениками. Я репетиторствую, готовлю старшеклассников к поступлению в ВУЗы, – пояснила учительница, – но он только молча покосился на меня.

– Не терпит детей?

– Раньше я бы ответила на это утвердительно. Но сейчас… Он стал меняться.

– Итак, ни тайника, ни денег. Что же тогда могло заинтересовать грабителей в этой квартире?

– Труды Константина Данина. – Вишневская подошла к рабочему столу: – Смотрите, здесь всё перерыто. И Костя, когда пришел, нервно отреагировал на беспорядок.

– Валентина Ипполитовна, насколько помнится, я застал вас за этим столом.

– Да, я присела. Мне стоять тяжело. И увидела на столе книжку, которую давно-давно подарила Косте. Вот она. Об истории доказательства теоремы Ферма. Вы помните, перед самым уходом, Константин очень мрачно упомянул теорему Ферма?

– Вы хотите сказать, что питерские воры настолько продвинутые, что вместо золота и денег гоняются теперь за доказательствами теорем? Представляю, как они хвастаются на сходках крутизной украденных формул.

– Не ерничайте. Теорема Ферма – это особый случай. За долгие века она породила столько страстей…

– Валентина Ипполитовна, вы меня простите, но я вчера залез в Интернет и поинтересовался Великой теоремой Ферма. Так вот, оказывается, она уже доказана.

– Это так и в то же время не так. Великая тайна Ферма остается нераскрытой!

– Подобные тонкости чересчур сложны для меня. Давайте лучше посмотрим, что еще пропало в квартире?

– Я помню, зачем мы пришли. – Женщина, продолжая держать старую книжицу, медленно осмотрела комнату. – Вот! Вот здесь на этажерке стояли статуэтки, а сейчас их нет.

– Какие статуэтки?

– Фарфоровые, раскрашенные. На них изображены две сцены из народных танцев. На одной жизнерадостный танец, а на другой, по-моему, грустный.

– Они представляют какую-либо ценность?

– Не знаю. Статуэтки небольшие, но очень изящные, тонкой работы.

– Они старинные?

– Скорее всего. Софья как-то упоминала, что они достались ей еще от родителей.

– Проверим, не переставила ли она их в другое место.

Стрельников обыскал стол, шкаф, заглянул внутрь дивана, достал из-под кровати чемодан и переворошил его.

– Пусто. Статуэток нет, – констатировал он.

Вишневская просматривала семейный фотоальбом Даниных и, перевернув очередной лист, позвала милиционера:

– Вот, взгляните.

С пожелтевшей черно-белой фотографии улыбалась молодая Софья Данина. За ее спиной на полке виднелась одна из статуэток.

– Не современный ширпотреб, – сделал вывод оперативник. – Возможно, дело не в рукописях. Убийце были нужны статуэтки.

– Ну что вы! Из-за двух безделушек идти на такое преступление?

– А из-за бумажек с формулами, значит, можно? Валентина Ипполитовна, вы даже представить не можете, какие безумные цены бывают на антиквариат. Старые питерские квартиры порой хранят такие ценности, о которых даже хозяева не подозревают.

– Да что вы говорите. Мне надо провести ревизию своей утвари.

– В любом случае по статуэткам надо проконсультироваться со специалистами. Фотографию я забираю.

– А Константин? Теперь его отпустят?

– А кто сказал, что он не причастен к краже статуэток? – резко обернулся Стрельников. – Унес, продал, деньги присвоил, а когда мать возмутилась…

– Ну, знаете ли, Виктор! Умерьте свою фантазию.

– С фантазией у меня туго. Я опираюсь на факты, а версии беру из материалов подобных уголовных дел. Вы лучше подумайте, больше ничего не пропало? Может, у них картина имелась или гравюры.

– Нет, – уверенно покачала головой учительница.

– А марки Данин не собирал? Старинные?

– Ну что вы. Это не в его характере.

– Тогда осмотрим прихожую и пройдем на кухню.

При входе в кухню обоим бросился в глаза обведенный мелом силуэт убитой на полу. Оперативник привычно перешагнул через него и принялся за осмотр содержимого кухонных шкафчиков. Пенсионерка пугливо остановилась, словно натолкнулась на препятствие.

– Смелее, – подзадорил пожилую женщину милиционер. – Вчера вы так не волновались.

Он обернулся, не пытаясь скрыть снисходительную улыбку. На лице Вишневской застыло испуганное изумление.

– Смотрите, – указала она в пол.

Стрельников недоуменно проследил за направлением ее пальца. Силуэт, пятно от грязной воды и три увядших гвоздики.

– В чем дело? – не понял он.

– Зайдите с моей стороны.

Старший лейтенант осторожно обошел женщину и выглянул из-за ее плеча.

На высохших разводах лужицы, рядом с прорисованной правой кистью явственно просматривалась неровная буква «Ф». Вчера под тонким слоем воды ее не было видно. Но сегодня обоим стало ясно: крупную букву вывела рука Софьи Евсеевны.

Это последнее, что она успела поведать миру перед смертью.

16

Татьяна Архангельская с напускной веселостью поболтала с девушками из отдела кадров, угостила их конфетами, порылась в документах, якобы в поисках давней университетской выписки, мимоходом переписав домашние адреса Амбарцумова и Фищука. Благодаря мужу она давно могла не работать, но неистребимая с детства тяга быть рядом с самыми умными людьми удерживала ее здесь в Санкт-Петербургском отделении Математического института Академии наук. Да и бухгалтерская работа, на которую она переквалифицировалась, давалась ей легко.

Архангельская насилу покинула говорливых девушек отдела кадров, держа в руках совершенно ненужную ей копию университетского диплома. Положив ее перед собой на стол, она позволила себе расслабиться и мягко улыбнулась. В первый раз за сутки по-настоящему.

Она вспомнила свое веселое, но рискованное поступление в университет на очень престижный в те годы математико-механический факультет. Константина Данина, как призера всесоюзной и международной олимпиады приняли в университет без экзаменов. Феликсу Базилевичу достаточно было сдать на отлично только алгебру. А вот ей, мечтавшей не отставать от самых умных мальчиков класса, необходимо было получить высокие оценки на четырех письменных экзаменах.

Вряд ли бы она с этим справилась, если бы не случай и ее предусмотрительная ласковая дружба с обоими мальчиками. Влюбленный в нее Костя Данин узнал, что Лёва Амбарцумов из параллельного класса, тоже подавший документы на факультет, неожиданно слег в больницу. Тогда он предложил его маме сдать экзамены вместо Лёвы. Отчаявшаяся женщина ухватилась за соломинку, ведь выбора не было.

И нахальная идея сработала!

Дабы исключить списывание, соседям по парте на экзаменах давали разные варианты задач. Константин садился рядом с Татьяной и легко успевал решить оба варианта: за Амбарцумова и за нее. Перед последним экзаменом счастливая и встревоженная мать Амбарцумова взмолилась: не надо больше пятерок, это очень подозрительно, достаточно четверки. Данин выполнил просьбу. Архангельская и Амбарцумов поступили в университет. Феликс Базилевич прошел после первого экзамена.

А как смешно ухаживал за нею Константин в те годы!

Стесняясь собственной откровенности, он говорил: «Ты также красива как числа 6 и 28!» Татьяна радостно смеялась. Она то знала, что это самые известные совершенные числа. Они равны сумме своих делителей и обладают многими удивительными свойствами. Не даром бог создал мир за шесть дней, а луна вращается вокруг земли за двадцать восемь суток. И если он подбрасывал ей записку: «Т. А. = 496!», она прекрасно понимала, что ее сравнивают с третьим совершенным числом, найденным еще великим Пифагором. Для математика, каковым до мозга костей являлся Данин, это было равносильно признанию в любви.

Поклонение самой точной науке выдавало его и в повседневной жизни. Его высказывания были на редкость четки и исключали неоднозначность толкования.

Как-то в десятом классе они ездили на экскурсию в Таллинн. На подъезде к столице Эстонии за окном автобуса промелькнуло озеро, по которому с вальяжной грациозностью скользил черный лебедь. «Смотрите! В Эстонии все лебеди черные», – радостно выкрикнула Татьяна. «Нет, – возразил Феликс, – в Эстонии встречаются черные лебеди». Костя Данин поправил очки и назидательно произнес: «В Эстонии есть хотя бы одно озеро, в котором плавает хотя бы один лебедь, хотя бы один бок его – черного цвета».

Старинный почти игрушечный Таллинн понравился всем. На узких улочках старого города неугомонные школьники корчили друг другу рожицы, восхищались толщиной каменных стен, засыпали медлительного экскурсовода всевозможными вопросами.

Одним из первых спросил Данин. «Скажите, а кто из великих математиков жил в Таллинне?» Экскурсовод, высокий пожилой эстонец, не нашелся, что ответить. «Может быть в Тарту, – подсказал Костя. – У вас там древний университет?» «Нет, – покачал головой экскурсовод. – Математиков у нас не было. А вот оперный певец…»

После такого ответа интерес к городу у Кости Данина пропал. Что это за край, который не родил ни одного известного математика?

Как и все настоящие ученые Данин всегда был сосредоточен над решением очередной проблемы и не замечал окружающих мелочей. Обывателями такое поведение воспринималось как рассеянность. Татьяна вспомнила, как во время первой сессии в университете Феликс Базилевич решил подшутить над более успешным в учебе другом. Он направил его в соседнюю аудиторию, где сдавали экзамен студенты третьего курса. Экзамен принимал сухой и безжалостный доцент Павлов, который за свои оценки заслужил прозвище «мистер Неуд».

Когда-то Павлов закончил МГУ по специальности астрономия. Ежегодно выпускалось двадцать пять астрономов, а огромной стране требовалось всего шесть. Павлов не попал в число счастливчиков, распределенных в обсерватории. Мечта его детства была растоптана, и характер его безнадежно испортился. Всесторонняя математическая подготовка позволяла ему вести любой раздел математики. Он никогда не готовился к лекциям и, заходя в аудиторию, обычно спрашивал: «Какой у нас сегодня предмет?» «На чем мы в прошлый раз остановились?» Смельчаки порой называли самые сложные предметы и темы. Павлов равнодушно брал мел, поворачивался к доске и монотонно исписывал ее многочисленными формулами. Услышав звонок, он отряхивал руки о полы пиджака и спешил выкурить пару сигарет, прежде чем отправиться читать следующую лекцию на тему, которую ему только предстояло услышать. Ошибок он не допускал. И строго карал за них на экзаменах.

Константин Данин не заметил подвоха. Он вошел в аудиторию, куда его торопливо впихнул Феликс, и спокойно взял предложенный билет. Мистер Неуд, увидев незнакомого студента, несомненно, являющегося злостным прогульщиком, выбрал для него самую сложную тему. Однако Данина нисколько не удивили совершенно новые вопросы. Они его заинтересовали!

Он с увлечением накинулся на поиск доказательства из незнакомого ему раздела математики. И вскоре это доказательство было найдено. Его подход несколько отличался от хрестоматийного метода и этим приятно удивил Павлова. Мистер Неуд открыл зачетку, собираясь вывести редкое сочетание букв: «отл» – и не поверил своим глазам. Перед ним сидел студент первого курса!

Доцент и студент непонимающе глядели друг на друга. Первым не выдержал Данин.

– Вы считаете, я где-то допустил ошибку?

– Допустили. Но не в доказательстве этой теоремы.

– Тогда в чем же?

– Константин Данин, какой экзамен вы пришли сдавать?

– Мат анализ, – удивился студент.

Мистер Неуд улыбнулся, что случилось с ним последний раз три года назад на вынужденной свадьбе заведующего кафедрой с беременной студенткой.

– А я принимаю функциональный анализ! – лукаво погрозил Павлов. Однако улыбка не сползала с его лица. – Что же мне с вами делать?

– Я пойду, – виновато встал Константин.

– Подождите, – остановил доцент. – Матан принимает Денисенко. Это где-то рядом. Я скажу ему, чтобы он поставил вам «отлично».

– Зачем? Еще есть время. Я успею сдать и матан.

В коридоре все с нетерпением ждали грандиозного провала отличника Данина и прислушивались к происходящему в аудитории. «Сейчас он появится с пунцовой физиономией», – предвкушал события Базилевич. Архангельская тревожно ломала пальцы, коря себя за то, что не остановила этот глупый розыгрыш.

Дверь аудитории открылась. Ее распахнул сам Павлов. Он вручил зачетку Данину, ласково обещая будущие встречи, и еще долго кивал ему вслед.

– Что? Что поставил? – налетели с вопросами студенты, когда дверь захлопнулась.

Константин развернул зачетку.

– Отлично.

– Павлов не догадался о подмене?!

– Он всё понял, но решил, что незачем попусту отнимать время у экзаменатора. Поставил оценку и обещал предупредить Денисенко.

Под удивленные и завистливые взгляды студентов Данин направился в библиотеку. Его заинтересовал новый раздел математики, и ему не терпелось скорее познакомиться с ним глубже.

Среди провожавших его взоров были и большие голубые глаза, которые излучали искреннее восхищение. Так смотрела на него профессорская дочка Татьяна Архангельская. В тот день она поняла, что непременно должна быть рядом с этим гениальным математиком.

В начале второго курса у студентов университета был выезд на картошку. Вечерами у костра около перспективного ученого Кости Данина постоянно вились шустренькие девушки с других факультетов. Архангельская хмурила выщипанные бровки и думала, как сделать так, чтобы их свадьба состоялась этой же осенью? Невинной дружбы с многозначительными взглядами и вздрагиванием при случайном касании теперь было недостаточно. И Татьяна решилась.

Закапал промозглый дождь. Студенты нехотя потянулись к баракам. Татьяна оказалась рядом с Константином.

– Ты обещал мне рассказать о движении звезд, – напомнила девушка.

– Но сейчас облачность.

– Вон там проглядывает чистое небо.

– Где? – вертел задранной головой наивный студент.

– Идем, я покажу, – шепнула девушка.

Ей удалось увести Данина на машинный двор. Там, в пропахшей соляркой кабине огромного трактора «Кировец», всё и произошло. Лекция о взаимном притяжении и перемещении небесных светил оборвалась на полуслове. Жаркие губы девушки накрыли рот Константина, пальцы торопливо расстегивали одежду. Теория движения космических тел уступила место практическому занятию по сближению и взаимопроникновению тел человеческих. И еще долго настойчивые дождинки, бившиеся в стекло, наблюдали за вздрагивающей голой спиной юноши и вцепившимися в нее пальцами девушки.

«Моя Фея», – шептал Константин при расставании.

Он оказался неистовым любовником. Потоки крови, питавшие днем его ненасытный мозг, ночью смещались вниз и поддерживали огонь страсти совсем в других органах. Запираясь по вечерам в кабине трактора, Данин жадно накидывался на гибкое тело девушки, безудержно ласкал ее, а опустошившись, через некоторое время мог повторить натиск.

По возвращению домой Татьяне предстояло объяснение с чопорной мамой.

– Ну, он хоть любит тебя? – трясла за плечи дочь расстроенная Надежда Сергеевна, услышав о ее желании выйти замуж.

– Конечно. Ты бы знала, мама, как он… обнимает меня.

– Это всё шалости. Он сделал тебе предложение?

– Нет. Пока нет.

– Так откуда ты знаешь, что он готов на тебе жениться?

– Вот! – Татьяна извлекла из-под блузки деревянный медальончик на капроновом шнурке.

– Что это? – мать недоуменно смотрела на простую круглую деревяшку, наспех отпиленную от черенка лопаты.

– Ты посмотри, что здесь выжжено. С одной стороны число 220, а с другой – 284! Это Данин подарил.

– И что это значит? – мать с тревогой смотрела в радостные глаза дочери. «Что сделала с бедной девочкой учеба? Не потребуется ли обращение к невропатологу?»

– Ну, как же! Это великие дружественные числа! Символы любви и дружбы! Их обнаружил еще Пифагор. Данин обожает его. Ты посмотри, я тебе объясню. – Татьяна принялась что-то писать на бумаге. – Сумма делителей первого числа, равна второму числу. И наоборот! Это его признание в любви. Данин числам доверяет больше, чем словам. Мы с ним, как эти два числа: 220 и 284. Ты понимаешь?

Опытная женщина с подозрением глядела на протянутый дочерью листок с цифрами.

220: 1+2+4+5+10+11+20+22+44+55+110 = 284.

284: 1+2+4+71+142 = 220.

Надежда Сергеевна помнила, как учительница Вишневская горячо объясняла всем на родительском собрании. «Голова подростка подобна пустому шкафу. Они стремятся запихнуть туда что угодно, порой совершеннейший мусор. Однако объем памяти ограничен. Пока есть возможность, я стремлюсь вложить им побольше математики. Поверьте, математика не самый худший вариант для ребенка».

«Вот и впихнула! Вот и результат! Кому показать дочь: Бронштейну или Гуревичу?» – испуганно решала Надежда Сергеевна.