Текст книги "Война становится привычкой"

Залегли, заняли оборону и стали ждать. Может быть, и дождались бы помощи, да только стали укры насыпать минами – щупали только, пока вслепую, но того и гляди накроют. И тут из траншеи поднялась дюжина «кашников» и молча пошла на заминированное поле. На глазах ведь разворачивалась трагедия разведгруппы, понимали, что погибнут ребята, если укры первыми поспеют, но не могли допустить этого. Поднялись и пошли цепочкой след в след: первый, второй, третий… Без приказа вышли из траншеи. Без приказа на смерть пошли во имя жизни. Молча.

След в след идут, взглядом траву щупают, а ни щупов, ни миноискателя нет… Первый подрыв – «двухсотый». Идущего сзади спасла дистанция – на пятки не наступал, отпустил на десяток метров, вот и повезло. Только удача шутницей оказалась: второй, третий, четвёртый – «все трёхсотые»: кому ногу оторвало, кого осколками иссекло. Падали молча, лишь изредка глухой стон сквозь стиснутые зубы… Жгут наложат, перевяжут, рядом с протоптанной тропой положат бедолагу и дальше идут цепочкой: первый, второй, третий… Взрыв – опять «двухсотый». Не трогали, только переступили и дальше змейкой шаг влево, шаг вправо – в шахматном порядке обычно минируют, вот и шли зигзагом. Молча топают, зубы стиснули, взглядом рыскают, ножками своими разминируют.

А шмели гудят, цикады вторят смычками, птицы высь таранят, солнце плавит день – сельская пастораль. Ещё один, другой, третий взрывы – все «трёхсотые». Противошоковое, жгуты, бинты – лежите, мужики, ждите, а если можете – ползите обратно. А сами опять идут, тропу торят, путь к спасению топчут. Дошли четверо из дюжины, вывели по своим следам разведку, своих раненых и погибших подобрали – разведчики помогли донести.

Когда вышли к своим, то командир разведгруппы обнял каждого «кашника», заглянул в запавшие глаза на исхудавшем лице, с трудом от перехватывающего спазмами горла произнёс:

– Спасибо, брат, мы ведь с жизнью уж распрощались… Вовек не забуду…

Никто не заподозрит командира даже в крохах сентиментальности – не тот мужик, заскорузла душа жестокостью, а тут что-то прорвало…

«Кашники», изгои, прокажённые. Герои земли Русской, плоть и кровь её. Смогут ли сломить нас? Победить ли смогут? НИКТО и НИКОГДА!

Это были «волки» Филина. Под Берховкой. На наших глазах. Слева отбивался Бахмут, справа – утюжили Соледар, а здесь, под Берховкой, шли редкие бои местного значения, о которых молчали военкоры и официальные СМИ. А ещё здесь насмерть стояли «кашники» Филина. Зэки без имени с литерой «К» на жетоне.

7

Ещё накануне с командиром разведчиков шутили, подначивали друг друга, курили, говорили, слушали. Был он непривычно словоохотлив и весел и пошутил ещё:

– Ой, чует сердце, не к добру разболтался.

Вечером он уехал – вызвали в штаб, а оттуда подался к себе в разведроту проведать однополчан. На следующее утро он не вышел на связь, а через час пришла весть: укры проломили оборону и захватили наши траншеи. Внезапно ударили, ночью скрытно подтянув резервы. Остались редкие очаги сопротивления, всё чаще угасающие, как угольки в кострище. Командир тоже остался там, не вышел – совсем ещё мальчишка, смешливый, с детскими ямочками на щеках. Верим, что жив, что ещё встретимся на этой земле.

Комбриг приказал поднять «птичку» – нужно было осмотреться, заглянуть вглубь, в ближние тылы укров. Линия окопов, хода сообщений, блиндажи. Почти везде уже суетится противник. Хотя нет, везде – да не везде. У раздвоенной сосны держались «кашники» – огрызался пулемёт короткими экономными очередями, дважды поднимался над бруствером боец с РПГ[26]26
  Ручной противотанковый гранатомёт РПГ-7.


[Закрыть]. В третий раз выстрелить не успел: так и осел на дно окопа с гранатомётом в руках. Видно было, как другой боец отбросил пулемёт и взял в руки автомат – наверное, закончились патроны.

Перебежками продвигались укры, трое спрыгнули в окоп, двое по брустверу стали пробираться к тому бойцу, что был у пулемёта. Ему бы уйти – ещё была возможность по траншее вправо и далее через голое поле в лесопосадку – всего-то и переждать с полсотни метров, а он пошёл им навстречу. Прилипли к экрану, впились взглядами, понимали, что это конец…

Он замер, где ход сообщения делал поворот, и метнул за угол гранату – классический проход траншеи. Выпрыгнул, падая на колени и прижимаясь к противоположной стенке, полоснул короткой очередью вдоль окопа, добивая оставшихся в живых после взрыва укров. Поднялся над траншеей и короткой очередью в три патрона срезал оставшихся двоих. Голливуд отдыхает: пятеро «бессмертных» отправились на встречу с обожаемым ими Бандерой. Боец подошёл к ним, держа автомат наизготовку, нагнулся над ними, снял с них «разгрузки» с магазинами и вернулся к пулемёту.

Он не уходил. Он продолжал бой. Один. Безымянный «кашник», имя которого вряд ли когда кто-нибудь узнает. Воин православный земли Русской. Или магометанин. Или буддист. А может, язычник. Неважно – русский воин. Это у пиндосов один в поле не воин, а у нас и один в поле воин. Хотя всё-таки на миру и смерть красна…

Беспилотник возвращался – закончился ресурс. Все молчали, понимая, что никто на помощь ему не придёт – просто некому.

8

Наш старлей Саша, командир разведроты, третьи сутки вне связи, но комбат уверяет, что он жив. Пусть не выходит на связь ни он, ни его группа, но какие сомнения – живы! Бывает, что замолчала рация – сели аккумуляторы. Одновременно у всех сели – бывает! Или чужие уши пасут и каждый звук может предательски выдать – тоже бывает. Конечно жив, а иначе и быть не может: из таких передряг парень выбирался и из этой выберется. Знаем одно: занявших наш опорник укров уже «обнулили», «волками» идёт зачистка траншей, вытаскивают «двухсотых» и «трёхсотых», взяли шестерых в плен. Много не берут – так, для обмена только…

Пока ждём старлея, несколько слов о пленных, взятых в наш прежний приезд. Пленные на войне – явление не частое, это либо результат наступления или рейдов в тыл врага, либо его величество случай. Это только в «телеящике» бодрым голосом очередная «говорящая голова» радостно сообщает, что укры валом в плен. Правда, на экран выводят пару-другую, но остальные за кадром, это мы знаем. В этом мы даже уверены!

Разные они, эти пленные братья-славяне, но общее – это отличие от прошлогодних: уставшие, полиняли уверенность и спесь, всем видом выражают покорность судьбе. Глаза тусклые, взгляды потуплены, слова заученные: мобилизованные, воевать не хотели, необученные, в плену хорошо, не бьют, кормят, сигареты дают… Кто-то даже с облегчением смотрит, будто избавились от чего-то тяжкого и гнетущего, будто жили приговорёнными в ожидании смерти, а тут всё закончилось.

Про Дмитро из Кировограда уже рассказывал – типичный представитель укровермахта из сельской глубинки с раздавленными работой руками и чёрной каймой под ногтями. Взяли его раненым при прочёсывании траншей, не добили, пожалели – была возможность вытащить к своим. Хотя какая к чёрту сельская глубинка, когда жил на окраине областного города и работал в пригородном хозяйстве. Не такой уж и тёмный – темнее видали, а вот то, что воевать не очень-то и хотел – верю. А автоматный магазин был, кстати, пуст – расстрелял все патроны этот обозник.

Второй свалился в нашу траншею в рассветных сумерках, утонувших в разлившемся тумане. Сначала услышали его – ломился кто-то по окопу, как медведь в малиннике, спотыкался и чертыхался, потом увидели воина с цинком в руках и автоматом за спиной. Был он неказист и по-граждански мешковат, на худом небритом лице очки с толстенными линзами – сослепу заплутал, набрёл на наш ход сообщения и вышел прямиком на наше боевое охранение. Автомат отобрали, дали сигарету, напоили и послали в одиночку в наш тыл, предупредив, чтобы и не думал даже сбежать. Да он и не думал: потопал добросовестно, радуясь, что война для него закончилась.

Сорок восемь лет, полтавчанин, служил на почте сортировщиком, мобилизованный. Не горюет, что «демобилизовался» по случаю – ну, судьба, повезло так повезло. Доволен, что кормят сытно – давно так не ел, а ещё даже помыться дали. Двухлетнее плотное общение с хохлами убедило, что желудок у них как раз то место, которым думают и ради которого живут. Всё остальное – вторично.

Третий появился уже засветло – сам пришёл. Пятьдесят шесть лет, с Ровенщины, афганец. Мобилизовали ещё год назад, но оставили при военкомате – нет пальцев на левой ноге, так что не ходит, а ковыляет. Месяц назад закусился с военкомом и оказался на фронте. По документам провели добровольцем. Осмотрелся что к чему и через неделю подался к нам, но не напрямик через поле, а вкруг через превращённый в кирпичный хлам хуторок. Пробирался сутки, затаиваясь и часами высматривая безопасный проход, пока не вышел к нашим позициям. Рассказывал, что в Афгане его земляки называли свою дивизию «СС-Галичина» – тогда вроде ёрничали, да нынче слова материализовались. Украина сейчас кровью платит за предательство, за этот шабаш бандеровский.

Он на «расконвойке»: помогает по хозяйству, что-то ладит-прилаживает, чистит-моет – эдакий счастливый живчик. Поверили мужику не только потому, что сам сдался, а потому, что глаза у него бесхитростные, держит себя с достоинством, не угодничает. А по вечерам про Афган рассказывает – на всю оставшуюся жизнь врезалось. Если доживёт до возвращения домой, то будет чем с внуками делиться.

Трое пленных, три судьбы, почти одно поколение – сорок четыре, сорок восемь и пятьдесят шесть лет. Западная Украина, Полтава, Кировоград – вроде бы и разброс этногеографический, а по сути одинаковы, одной матери сыновья – Страны Советов. Западенец так и говорит: советский я, меня никакими печеньками в польские холуи не заманишь. А эти идиоты майданные уже доскакались.

И ещё что уже не первый раз слышу от пленных: кормят у вас хорошо и не бьют. Старшина бурчит:

– Хохлы чёртовы, за шмат сала ридну нэньку продадут. У них всё сознание, вся идеология в желудке помещается и через прямую кишку выходит.

А они-то знают, что с нашими в плену обходятся хуже, чем со скотом: и голодом морят, и бьют, и издеваются. У бандеровцев особая психология садиста на генном уровне…

9

Мы всё больше о войне говорим, а рядышком другая жизнь, её не остановить никакими минами да снарядами. Я уже как-то рассказывал о них: Виталии Рыбальченко, Денисе Пашкове, Медведе, Горе, Байке… Наши боевые друзья ещё по четырнадцатому году, и с тех пор так и идём по жизни вместе, помогая и поддерживая.

Денис Пашков – офицер МЧС, горноспасатель. В четырнадцатом с друзьями ушёл в ополчение, воевал на Весёлой Горе и у Металлиста, а в октябре новая власть родившейся в пожаре гражданской войны республики их разоружила, пропустила через «подвал» и вышвырнула за ненадобностью. Ни работы, ни денег даже на кусок хлеба, но не сломались: сначала в Семейкино (это посёлок под Краснодоном, откуда две трети «Молодой Гвардии» вышло) стали возводить церковь, а по вечерам в отремонтированном ими нетопленном спортзале собирали мальчишек и девчонок, «сбили» их в секции и стали тренировать. Выпестовали несколько команд по волейболу, атлетике, армреслингу, а когда тесно стало в Луганске – поехали по России и возвращались только с победой. И всё на личном энтузиазме да вскладчину, без поддержки со стороны местной власти, словно их и нет в помине.

Так и в этот раз. Сунулись было с предложением в администрацию, но там лишь скривились: опять эти неугомонные. И тогда они сами 12 августа провели спортивный фестиваль: пришёл участковый в свободное от работы время службу нести – охранять общественный порядок, пришли медики, из части приехали сапёры – так, на всякий случай. Участники – от шестнадцати до шестидесяти четырёх лет! По результатам – пятьдесят четыре диплома и непременные каша с чаем! Уложились в собранные в складчину десять тысяч рублей. Всего десять тысяч (!), которых не нашлось у администрации, ну да к этому привыкли. Праздник всё равно состоялся не благодаря, а вопреки! Информационное сопровождение организовало молодёжное отделение ЛДПР – им в зачёт пошло, но ребята не обижаются: одно ведь дело делается. Они бы лавры и администрации отдали, да только у тех соображалка не сработала.

А Данилыч наглядно доказал вред курения. Ему сейчас семьдесят два годика, а в 2014-м «скакал» по траншеям сайгаком, давая фору молодым. Он и сейчас пошёл бы, да военкомат завернул: иди, старик, домой, не морочь голову, без тебя забот хватает.

Подошёл к нему его бывший ученик: «качок», едва за тридцать, в меру нагл и хамовит соответственно накачанным мышцам, сигарета во рту. Поздоровался снисходительно, будто одолжение сделал.

Данилыч прищурился: здесь спортивные состязания, а ты с сигаретой. Негоже, слаб ты духом, хоть и мышцами обзавёлся. «Качок» завёлся: сигарета ему не во вред, здоровья хватает. Тут Данилыч и предложил: давай на руках бороться. Если одолею – публично поклянёшься бросить курить.

Стоящие стали отговаривать Данилыча – ну куда старику против этого амбала. Но если он закусил удила, то пиши пропало. Сели, локти в стол, кисти сцепились в замке. У «качка» на лбу вены вздулись и пот прошиб, глаза в пучок к переносице, а Данилыч, удержав руку, припечатал противника под удивлённые и восторженные возгласы зрителей. «Качок», багровый от стыда и публичного унижения, смял пачку с сигаретами и выбросил её в урну, поклявшись никогда больше не курить.

Удался праздник. И ещё деталь: пригласили, привели, привезли вернувшихся с фронта раненых и покалеченных. Поначалу они просто смотрели, а потом кто-то включился: шахматы, армреслинг, подтягивание, а Толян даже в заплыв пошёл. Показали им, что не брошены они, не обделены вниманием, что внутри жизни они, не на обочине.

Жизнь не остановить, жизнь продолжается. Они как та барахтающаяся лягушка, что сметану в маслице сбила.

Сентябрь

Первая декада

Планировали выехать в конце недели к «Волкам», что зубами вцепились в Берховку, не давая украм прорваться с севера в Бахмут (Артёмовск). Отвезти оборудование, сети, перископы и прочее, а заодно доставить в 7-ю бригаду, что сражается на кременском направлении, земляку, борисовцу, командиру взвода, Юрию Мамонтову УАЗ-452, купленный его женой. У Юры позывной «Бизон», хотя с одним Бизоном из лэнээровского полка мы приятельствуем.

По фронтовым меркам от Берховки до Кременной рукой подать даже по бездорожью – всего-то с сотню километров, а по карте так и вовсе крохотулька – пять сантиметров. А там и до «точки сбора» на окраине Рубежного всего ничего. Поэтому расчётное время прибытия на место встречи – девять часов утра плюс полчаса на всякие неожиданности.

Уже две недели машина маялась на базе ввиду отсутствия второго водителя для перегона. «Выпали в осадок» бившие себя в грудь обещавшие по первому зову поехать с нами – у каждого нашлись дела срочные и важные либо хвори внезапные одолели. А один так вообще согласился оказать только платные услуги по перегону машины. Так что поиски водителя на УАЗ пока успеха не имели, и поездка всё откладывалась и откладывалась на неопределенное время. Старшина тихо материл свою героическую десантуру, не пылавшую желанием подставить братское плечо, а Миша грустно сопел и в отчаянии безуспешно обзванивал приятелей.

Неожиданно утром позвонил давний друг, узнав про нашу маяту в поисках желавшего сесть за руль, и предложил свои услуги. Поскольку у него уже лежал в кармане билет на поезд, который через сутки должен был унести его в даль светлую, то сборы были скорыми и даже очень. Собрались буквально за пару часов, выехали за полдень, потому как планировали обернуться туда и обратно в одно касание, однако машина оказалась норовиста, торопиться не желала и требовала периодических привалов на мелкий ремонт. Так что к ночи удалось добраться только до перехода через теперь уже административную границу.

В вязкой темноте беззвёздной ночи оказались в Ровеньках. За «лентой» ждал комендантский час с предсказуемой недоверчивостью, настороженностью и назойливыми расспросами первого же блокпоста, а после 23 часов и до рассвета так и вовсе «парковка» в любом самом неподходящем месте. И самое главное неудобство – чуть меньше сотни километров разбитой вдрызг дороги (большей частью грунтовки), ныряющей в балки и карабкающейся на взгорки, продирающейся сквозь смыкающиеся заросли придорожных посадок, и гарантия нечаянной встречи со всякими обнаглевшими «ловцами счастья с большой дроги». Конечно, это был запасной вариант, который и намеревались использовать в светлое время суток, но ехать в ночь – это уже верх безумия.

И тут товарища осенила светлая мысль в этой густой темноте: переночевать в Ровеньках, а на рассвете рвануть «за ленту». Жертвой гостеприимства был выбран Олег Сикарев. Он действительно искренне обрадовался непрошеным гостям, накормил и спать уложил, а по утру ещё в рассветных сумерках проводил.

Недаром говорят, что самый короткий путь тот, который знаешь. Не вняли народной мудрости, решили короткой дорогой выйти к Рубежному, но только, как говорится, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Асфальт скоро трансформировался в какую-то мешанину из фрагментов гравия и грунтовки, густо покрытой ямами и колдобинами, мало пригодными для преодоления моей «тойотой». Даже уазику приходилось отступать, выискивая тропу на неубранном поле, а что уж говорить о легковушке. Несколько раз дорога рассекалась глубокими поперечными ямами, больше похожими на траншеи, так что раз за разом приходилось сворачивать на едва различимые следы машин в поле.

Иногда полевая грунтовка исчезала в густой траве либо упиралась в лесопосадку – широченную и буреломную – эдакий лесной остров, и тогда шли прямо через невспаханное поле. Ещё год назад здесь шли бои и противоборствующие стороны щедро засыпали земельку минами, так что в любой момент машина могла разлететься на кусочки вместе с пассажирами. Но об этом старались не думать, отгоняя крамольные мысли разговорами ни о чём. Господи, ну зачем понесло нас в эту Тмутаракань, когда шикарный асфальт вёл через Северодонецк прямёхонько к назначенному месту встречи…

За все время пути по этому бездорожью встретили лишь заплутавший «Урал». Водитель и его напарник смотрели на нас, как на марсиан, и крутили пальцем у виска. Оказалось, что здесь нет сплошной линии фронта и ДРГ гуляют сами по себе отпетыми махновцами, устраивая засады и потроша редкие машины. Но нас хранила Богородица.

Поехали бы привычной дорогой через Новый Айдар на Северодонецк, то давно были бы на месте, а так по короткому пути вышли к Рубежному с опозданием на пару часов. Связь напрочь отсутствовала, так что сообщить о причинах нашей задержки возможности не было.

На окраине Рубежного у блокпоста пришлось дожидаться Юру Мамонтова, которому предназначалась машина. Её купила его жена и просила доставить супругу. Комендачи на блокпосту сообщили, что нас ждали ребята из бригады, но не дождались и поехали в Северодонецк, где работала связь, чтобы дозвониться к нам. Теперь пришлось маяться в ожидании уже нам, зато успели наговориться с комендачами. Они уже полгода блаженствуют здесь после госпиталя. Вдвоём были в штурмах, теперь на пару в комендантском взводе. С первого дня на фронте, брали Северодонецк, Рубежное, Лисичанск, Попасную…

Подъехала «Нива», не дав договорить, из неё выпрыгнул Мамонтов – весёлый, улыбчивый, приветливый. Обнялись, быстро перегрузили гуманитарку, осмотрели уазик, поведав о его капризах, и обстоятельно расспросили о ситуации.

Юра был немногословен: позиционка со всеми вытекающими последствиями – топтанием, выталкиванием-проталкиваем, бесконечными обстрелами и роем беспилотников. Висят, гады, головы не поднять, иногда их сажают, но не всегда подбирают: во-первых, лежат на нейтралке, а во-вторых не дают подойти, сразу же засыпают минами. А ещё появилась снайперская группа – головы поднять не даёт и выцеливает в основном командиров.

Посетовал, что достали беспилотники. На базе, правда, ещё куда ни шло, а вот на позициях – беда. Лёша выручает: ему антидроновые ружья ни к чему – руками ловит «птичек».

Лёша, коренастый крепкий штурмовик лет тридцати пяти из Воронежа, стеснительно улыбнулся и пожал плечами: бывает. Оказывается, беспилотник стелился над траншей, выискивая жертву, вот его, изловчившись, он и схватил руками. Тут же распотрошил, аккумулятор долой, а трофей на перепрошивку.

На вопрос: «Как с антидроновыми ружьями?» улыбнулись:

– А зачем? У нас Лёша знатный птицелов, руками «птичек» ловит.

Не унывают мужики, хотя устали. Встрече искренне обрадовались: мы уж скоро год, как рядышком, но с ними встретились впервые. Удача, есть теперь кому подсобить.

Совсем рядышком бухала не по-детски арта и заливался КПВТ[27]27
  Крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый.


[Закрыть]. Бои местного значения. Позиционка. Всё по Ремарку.

Через несколько дней повезём «большой груз», может, и им что подбросим. Земляки всё же…