Текст книги "Отомстить и умереть (сборник)"

– Давай.

– Похоже, что в тот вечер пьяный Александр Евгеньевич сбил человека. Моя дочь бросилась на помощь потерпевшему. Белокуров оттолкнул ее, спрятал труп в багажник и куда-то вывез. Нам надо обзвонить все морги, больницы, травматические пункты, проверить все неопознанные трупы…

– Боюсь, так мы увязнем до конца года…

– А у меня времени – полтора дня.

– Я продолжу твое дело…

– Не забздишь?

– Нет.

– Странно…

– Что странного-то?

– Отчего ты вдруг так проникся моими проблемами?

– Имеются основания…

– Расскажи.

– Как ты, должно быть, знаешь, профессиональные разведчики распределены по уровням внедрения. Одни состоят легально в штате седьмого управления МВД, получают звания, зарплату; другие – по утрам сдают свои удостоверения и идут в народ, часто маскируясь под сантехников, электриков, а то и вовсе – бомжей…

– Ты среди которых?

– Не торопи события… На последних однажды нарвался мой родной брат. Когда Пятнистый развалил СССР, он в знак протеста бросил воинскую службу и ушел в запой длиною в жизнь. Похмеляясь с утра в одном из баров, Юрий быстро нашел себе собутыльников – как ему показалось, таких же оборванцев, как он сам, и пригласил их к себе домой, где быстро отключился и завалился спать. А в квартире – бесценная коллекция воинских наград со всего мира, – наш покойный отец, бывший дипломат, собирал ее полвека… Я был на задании в соседнем областном центре, как вдруг – звонок на мобильный: «Скажи, Юра и вправду твой брат?» – «Да…» – «Тогда мы закрываем хату – и уходим». Лишь недавно я узнал, кто это был…

– Молодцы, ребята! Проявили профсолидарность. Другие бы забрали все ордена-медали – и поминай, как звали!

– Молодцы-то молодцы… А ты не задумался, откуда они узнали, что я тоже служу в разведке?

– Юра рассказал!

– А он ничего не знал об этом.

– Как так?

– Я находился на третьем, самом последнем уровне конспирации – был обычным гражданским человеком, а зарплату получал по почте.

– Фи-ив! – присвистнул Василий.

– «Молодцы» написали донос куда надобно, и меня «опустили» на уровень ниже… Да еще предупредили: будешь ляпать языком – вылетишь на гражданку без выходного пособия.

– А как обычно поступают в таких случаях?

– Увольняют. Но у моего отца были очень серьезные тяги в Центральном аппарате, которые он задействовал сразу, как только узнал о моих проблемах… Поэтому с работы меня не выгнали, а легализовали в «семерке» в чине капитана милиции, чем повергли в шок многих моих друзей по гражданке, для которых я был обыкновенным тренером по стрельбе.

– Почему именно тренером? Да еще и такой интересной специализации!

– А то ты не понимаешь…

– Нет.

– Свободный доступ к оружию, плюс умение бить в глаз, чтобы не испортить шкурку, – согласись, такие достоинства имеются далеко не у каждого рядового гражданина…

– И что с этого?

– Ко мне обращались разные люди с разными предложениями… Теперь понимаешь?

– Всех их ты сдал Конторе…

– Так точно…

– Кто-то что-то заподозрил, «накапал» вышестоящим товарищам, те поделились соображениями со своей «крышей»… Тебя вычислили и слили в унитаз!

– Приблизительно так же думаю и я…

– А, может, ты действительно проболтался Юрке, где служишь?

– Исключено. Хотя догадаться он, конечно, мог… Я с детства мечтал стать разведчиком, поступал в училище МВД, но после беседы с одним из руководителей ведомства был направлен на заштатный «дурфак» одного из университетов.

– «Дурфак» – это…

– Факультет физической культуры. Естественно, параллельно закончил заочно Академию МВД, но об этом не было известно никому.

– Тогда откуда растут ноги?

– Юрка – не дурак, как-никак – военный аналитик, с хорошим образованием… Брат на пять лет старше меня и уже служил в Минобороны, когда я поехал поступать в училище. Сказать, что он удивился, когда меня не приняли, – значит не сказать ничего! Да что Юра? Для всей семьи это стало настоящим шоком! Золотая медаль, победы на олимпиадах – все говорило в мою пользу, и такой провал… Брат сразу заподозрил неладное. Не раз лез с расспросами, но я молчал, как Рихард Зорге. И время от времени куда-то пропадал… Сначала – Академия, курсы, затем командировки по всей стране под видом спортивных соревнований. Юра чувствовал, что я веду двойную жизнь, но никаких доказательств у него не было!

– Слышь, кто ты теперь по званию?

– Как и раньше – капитан. Капитан Максимов…

– Давай включим мозги, товарищ капитан… Две головы все же лучше, чем одна…

– Согласен!

– Твой брат – бывший военный, то есть человек, не понаслышке знающий о режиме секретности…

– Да.

– Ни с того ни с сего поделился своими подозрениями со случайными знакомыми, а те сразу поверили и решили позвонить тебе… Сомнительно, не правда ли?

– Вот и я об этом…

– И, кстати, где они взяли номер твоего телефона?

– Юрка дал.

– Ты утверждаешь, что он принял собутыльников за оборванцев.

– Ну да…

– Однако тот факт, что Юрий дал им твой телефон, свидетельствует совершенно об ином…

– О чем же?

– Он был на все сто уверен в том, что его собутыльники, как и ты, имеют отношение к МВД. А это значит, что те парни тоже догадывались о твоей роли, и в тот день разрабатывали именно тебя.

– Вот видите, товарищ майор, вы и сами обо всем догадались…

– Ты хоть говорил с братом после той выходки?

– Нет. Через день он погиб – выбросился из окна своего восьмого этажа.

– И у тебя есть подозрения, что ему помогли…

– Точно!

– Значит, тех, кто побывал в Юриной квартире, ты уже вычислил?

– Да!

– И кто это?

– Теперь – большие люди… Один – в столице, а другой… Левитин!

– О! Чудеса! И что их побудило затеять столь изощренную месть?

– Точно не знаю… Но подозрения имею.

– Поделись…

– Однажды я помог посадить за решетку криминального авторитета по кличке «Монгол»…

– Так вот чья это работа!

– А тот оказался кумом Левы, то бишь Анатолия Борисовича Левитина… Вместе они провернули дел на миллионы! С тех пор мне зажимают звания, не повышают в должности, при каждом удобном случае объявляют взыскания. До сих пор – капитан, а мог бы быть – подполковником.

– Теперь я «догоняю», почему ты горишь желанием помочь мне!..

* * *

Егоршин понимал, что Максимов вряд ли может оказаться двойным агентом. Да и особой надобности приставлять к нему кого-то нет: противник и так осведомлен о всех его перемещениях, благодаря прослушиванию телефонных разговоров. И все же до конца своему новому соратнику майор еще не доверял. Поэтому велел остановить машину между двумя соседними с пятиэтажкой особнячками. Дальше пошел пешком.

Вот он – единственный подъезд злосчастной малосемейки, все те же старушки на скамье, только почему-то без Инессы Сигизмундовны, библиотека… Прямо под ее окнами – вентиляционная яма, где был найден труп Шелягова, а над ними – застекленная лоджия, в которой темнел сгорбленный силуэт человека в инвалидной коляске.

Василий поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. В ответ – тишина. Еще… И еще раз… Наконец изнутри послышалось шарканье ног…

– Вам кого? – спросил усталый женский голос.

– Я к Геннадию…

– Он занят!

Оперативник приложил удостоверение к глазку:

– Майор Егоршин, уголовный розыск.

– Чего вы хотите? – завопила дама. – Мы вчера все рассказали вашим коллегам! Больше добавить нам нечего!

– Откройте, прошу вас, чтобы не пришлось вызывать участкового…

Дверь скрипнула и отворилась.

За порогом стояла миниатюрная худенькая женщина не старше сорока лет, к которой наблюдательный гость тут же мысленно прилепил издевательское прозвище – «Дюймовочка». Когда-то, может быть совсем недавно, она наверняка выглядела милой и обаятельной, теперь же больше напоминала неопрятную, раздражительную и злую старуху…

– Позовите сына…

– Гена, к тебе пришли! (Мать не стала дожидаться, пока ее кровинка приедет в просторный зал, – сама бросилась на лоджию и стала что-то шептать парню в ухо. «Не вздумай ничего говорить» – то ли расслышал, то ли догадался Василий).

После короткого «инструктажа» в двери, ведущей на балкон, появилась, наконец, инвалидная коляска.

– Здравствуйте.

– День добрый.

– Я майор Егоршин. Вчера под вашим окном убили моего лучшего друга…

– Ну, чего ты молчишь? Скажи ему, что ничего не видел, – настаивала Дюймовочка.

– Мама, я взрослый человек и знаю, что мне делать!

– Взрослый… Забыл, как связываться с ними?

– К сожалению, в то время, когда случилось несчастье с вашим товарищем, по телику шла очередная «Битва экстрасенсов», а мы эту передачу никогда не пропускаем, – вяло поведал инвалид. – Обо всем этом я рассказал вчера некоему лейтенанту Гаврилову. Надеюсь, он ничего не перепутал, записывая мои свидетельства.

– Значит так, Гена… Тебе сколько лет?

– Семнадцать.

– Моя дочь – Анюта – на год младше. Уже двое суток она не выходит из комы…

– И что с ней стряслось?

– Вот это я и пытаюсь установить…

– А… Это, наверное, та девушка, которую нашли в городском парке?

– Ты прав.

– Точно… Ее фамилия – Егоршина… Мы даже ходили в одну школу. Пока я мог ходить…

– Так ты не с рождения… того…

– Нет, – печально прошептала мать. – Его сбил пьяный судья. Мы пытались взыскать с него хоть какие-то деньги на лечение, да где там!

– А в истории с моей Анютой фигурирует прокурор города Белокуров.

– Одного поля ягоды!

– Что-то мог прояснить ваш сосед – Синицын, но его убили… Мы не успели всего на несколько секунд. Мой друг и коллега – Андрей Шелягов – бросился преследовать подозреваемого. Теперь он тоже мертв…

– Ну, хорошо… Вы добьетесь своего и докажете причастность прокурора к тому, что случилось с вашей дочерью. И что дальше?

– Не знаю… Но так просто ему это не пройдет!

– Да бросьте вы… Гена средь бела дня переходил дорогу по пешеходному переходу. Прямо возле своей школы. Все машины остановились. А этот не посчитал нужным… Потом схему ДТП перерисовали. Оказалось, мой сын не шел, а бежал, причем – в неположенном месте… А судья, который из-за алкогольного опьянения более чем в три промилле не мог выбраться из машины, по мановению волшебной палочки стал трезвым как стеклышко! И вообще, за рулем был его несовершеннолетний племянник, а Горшков сидел сбоку…

– Горшков говорите…

– Ну, да…

– Теперь он председатель городского суда.

– Одна шайка-лейка! Таких, как мы, они и за людей не считают. Бьют, давят, сажают в тюрьмы – из дому выходить страшно…

– Да уж…

– Не поддакивайте! Если б несчастье случилось не с вашим ребенком, а с чужим, вы б и задницу не подняли, чтобы установить истину! Что вы рассчитываете получить с этих подлецов? Зачем за ними гоняетесь?

– Чтобы отомстить…

– Тогда, может, и нашего обидчика прихватите?

– Обещаю – прихвачу. Простите…

Егоршин поднялся и медленно пошел к выходу.

– Постойте! – раздался сзади гортанный юношеский голос. – Я все скажу! Ваш друг догнал убийцу прямо на углу нашего дома. Положил ладонь на плечо, опустил ствол, словно узнал кого-то… А тот спокойно перехватил руку и направил пистолет ему в грудь. Прозвучал выстрел… Все!

– Спасибо, сынок…

– Не за что!

– Ты больше ничего не вспомнишь?

– Нет.

– Твоя мама была права: о том, что ты видел, говорить нельзя никому… (Дюймовочка при этих словах просверлила сына укоризненным и в то же время торжествующим взором). На моем месте может оказаться кто-то другой, и тогда тебе не поздоровится…

– Не бойтесь… Я не дурак! И раскололся только тогда, когда вы назвали свою фамилию. А Аню Егоршину я помню по школе… Но об этом мы, кажется, уже говорили…

– Ладно, конспиратор, – улыбнулся Василий. – Выздоровеешь – возьму тебя на работу.

* * *

Максимов слушал музыку. То ли «Дип Перпл», то ли «Лэд Цэппэлин», то ли еще каких мастодонтов рока. Грохот, исходивший из салона его автомобиля, смог заглушить даже карканье ворон, сбившихся в огромную черную стаю прямо над облезлой малосемейкой. Говорят, они всегда летают по четко заданному маршруту, появляясь над определенными территориями в одно и то же время. Некоторые граждане даже сверяют по ним часы.

Заметив приближающего товарища, Сергей приоткрыл правую дверцу.

– Ну, что скажешь?

– Ноль по фазе…

– Куда теперь?

– Честно говоря – не знаю…

И в это время в кармане Егоршина зазвонил новый телефон, номер которого был известен только Строеву, Куролесову и родному брату.

– Слушаю!

– У меня для тебя радостная весть! – зазвенел в трубке голос Ивана.

– Ну…

– Анюта открыла глаза! Врачи говорят, это перелом!

– Ты уже успел поделиться новостью с медперсоналом?

– Конечно…

– Эх, Ваня, Ваня! Сколько не учи – одни двойки… А еще опер!

– Да я как лучше хотел…

– Теперь эти сволочи знают, что дела пошли на поправку, и нам следует ждать неприятностей.

– Ясно…

– Так что смотрите в оба, товарищ капитан!

– Есть!

– Если хоть на секунду оставишь ее без присмотра – я тебе башку откручу, несмотря на кровное родство… Понял?

– Так точно!

– Готовься, через пять минут буду!

* * *

– И что там стряслось? – провернув ключ в замке зажигания, спросил Сергей.

– Аня открыла глаза!

– Слава богу! Как я понимаю, вы жаждете лично лицезреть случившееся чудо, товарищ майор?

– Так точно…

Разведчик нажал на газ, и «Октавия» лихо рванула с места, поднимая за собой столб пыли.

– Ты хоть понимаешь, что теперь надо усилить бдительность? – вслух высказал свои суждения Сергей.

– А то как же? Соответствующие указания уже сделаны, – отрапортовал Егоршин.

– Кто с ней?

– Брат Иван.

– Справится?

– Не сомневайся…

– Где он служит?

– Служит? Кто тебе сказал об этом?

– Ты сам. По телефону. «Товарищ капитан… А еще опер…»

– Извини… Совсем обезумел. На людей бросаюсь, всех подозреваю…

– Ничего, бывает… Значит, в больницу?

– Да!

* * *

Несмотря на то, что в больнице был «тихий час», возле палаты, в которой лежала его дочь, стоял, теребя в руках скромный букетик полевых цветов, худощавый юноша, в котором Егоршин не мог не узнать Гришу Воронова – первую и пока единственную Анютину любовь.

– Что, сынок, не пущают?

– Не-а… Как она, дядя Вася?

– Плохо…

– А можно мне посидеть у ее койки?

– Конечно, – Егоршин постучал в двери. – Открывай, братан… Подмога идет!

– Заходите, гости дорогие! – расцвел улыбкой Иван. – Вторая смена? – он кивнул на Воронова.

– И не надейся!

– Злой ты – правду Машка говорила.

Вспоминание о первой супруге брата заставило майора содрогнуться: та была страшной эгоисткой и всячески препятствовала контактам мужа не только с друзьями, но и с близкими родственниками. Василия она ненавидела люто и при любой возможности оговаривала его, приписывая все возможные человеческие пороки…

– Ну, ладно, ладно, прости, – заметив гримасу на его лице, покаялся Иван.

– Ты меня тоже… Припахал я тебя по полной, не спрашивая согласия…

– Ничего. Прорвемся!

– Это Анютин ухажер… Я тебе рассказывал о нем.

– Помню… А как же… Дядя Ваня! – он протянул юноше пятерню – крепкую, мозолистую, больше напоминающую ладонь труженика-хлебопашца, чем ревностного служителя правопорядка.

– Очень приятно! – растерянно пробормотал молодой человек. – Гриша.

– Он согласен тебя заменить. Ненадолго.

– И слава богу… Надеюсь, ты не будешь против, если я где-нибудь пропущу бокальчик пива?

– Нет. Даже подвезу тебя до ближайшей корчмы…

– Спасибо. Вот видишь – ошибалась Машка!

Они обнялись.

– Значит, вы оба уезжаете? – недоуменно пробасил Воронов.

– Да.

– А мне… Что прикажете делать?

– Не сводить глаз с Анюты, – посоветовал Иван.

– Закрыться изнутри и никого не пускать в палату! – добавил Василий.

– И докторов?

– Даже Господа Бога!

– Ясно…

– Если возникнут непонятки….

– Что вы имеете в виду?

– Кто-то будет ломиться в дверь или выманивать тебя наружу – сразу звони мне. Сам на уговоры не поддайся. Если что – забаррикадируйся в палате и держи оборону до нашего прибытия.

– Может, ему пистолет дать? – шутливым тоном предложил Иван.

– Не надо! – отмахнулся старший Егоршин. – Гриша – чемпион города по боксу.

– Ну, тогда я не завидую тому, кто станет на его пути!

* * *

– Значит, Анютка открыла глаза? – то ли спросил, то ли просто констатировал вслух Василий, спускаясь вниз по больничной лестнице.

– Более того… Она как бы на мгновенье пришла в себя, что-то несвязно пробормотала – и снова отключилась, – подтвердил Иван, неспешно плетущийся сзади.

– С этого момента – пожалуйста, подробней! – попросил старший брат.

– Аня стала звать тебя: «Папа, папа»… Я подошел, сжал ее руку и прошептал: «Не волнуйся, милая… Мы здесь».

– А она?

– Выдала тираду из нескольких предложений, смысл которой я так и не смог разобрать…

– Давай попробуем сделать это вместе…

– Сначала закричала: «Как дедушка?»

– Бред какой-то…

– Вот и я о том же…

– Помнить нашего батю Аня не можем, его нет уже четверть века. Иркин отец умер в позапрошлом году, но они почти не общались…

– Может, у нее была клиническая смерть? И они встречались там, – на небесах? – неуклюже предположил Иван.

– Ты сам хоть понимаешь, что несешь? – Василий покрутил пальцем у виска.

– А че? Я, например, верю в загробную жизнь!

– Имеешь основания?

– Мамка ко мне не раз приходила… После смерти… Однажды даже отвела беду…

– Каким образом?

– В начале прошлой зимы мы всем отделением собрались на рыбалку. Руководство поддержало инициативу и выделило уазик. А я дежурил накануне, устал чертовски, поэтому навел будильник на пять утра и завалился спать сразу после ужина. Как вдруг вижу, то ли во сне, то ли наяву – мать сверху грозит мне пальцем, мол, не вздумай ехать…

– Ну, да… Она всегда была противницей горячих мужских развлечений: охоты, рыбалки… Не раз говорила мне: лучше останься дома, налепим пельменей, попьем хлебного кваску…

– Я и послушался… А уазик ушел под лед – провалился в огромную прорубь, припорошенную ночным декабрьским снігом. Двое наших остались там до весны – их нашли только в апреле. Впрочем, мы с тобой сильно отошли от основной темы…

– Увлеклись…

– Еще она сказала «Спасите его…»

– Кого?

– Ну, дедушку, наверное… Может там, – Иван ткнул пальцем куда-то ввысь (наверное, хотел в небеса, а попал в свежевыбеленный потолок лестничной клетки), – все же есть жизнь?

– Не знаю, оттуда еще никто не возвращался, – пожал плечами Василий.

– Анекдот рассказать? Философский.

– Как всегда – в тему?

– Точно.

– Валяй.

– Разговаривают в утробе матери два эмбриона. Один говорит: «Как ты думаешь, там, снаружи, есть жизнь?» А второй отвечает: «Не знаю, оттуда еще никто не возвращался!»

– В этом что-то есть, – пробормотал Василий, толкая дверь, ведущую на улицу.

* * *

Рок-концерт в «шкоде» не прекращался ни на миг. Только теперь из салона легковушки доносились менее тяжелые звуки «Джулэй монинг» – некогда самой популярной композиции легендарных «Юрай хип».

Максимов откровенно кайфовал за рулем, отбивая такт ногами и неистово подпевая Дэвиду Байрону. Казалось, даже появление братьев не вернет его на грешную землю. Однако Василий не собирался ждать.

– Поехали! – усевшись рядом, он похлопал водителя по плечу.

– Куда? План на сегодня уже выполнен! – несмело возразил тот, заводя машину.

– Для начала отвезем Ваню в кабак, а потом посмотрим…

– Это твой брат?

– Да. Кстати, познакомьтесь…

– Сергей.

– Иван. Очень приятно…

– Взаимно… Надеюсь, на ночь вы меня отпустите?

– Смотря как карты лягут.

– У меня жена, дети…

– Эту школу прошли все. Помоги следствию – и убирайся на все четыре.

– С удовольствием. Но как?

– У тебя есть знакомые среди евреев?

– Надо подумать… А зачем?

– Хочу сделать обрезание!

– Так не пойдет. Или стопроцентное доверие, или я выйду из игры…

– Ладно… Не кипятись. Мне нужна консультация в одном щекотливом деле…

– Бабка завещала нам медальон, на аверсе которого что-то написано на иврите, – пришел на выручку брату Иван, привычно разместившийся на заднем сиденье. – Может, мы наследники какого-то знатного иудейского рода…

– Ты себя в зеркале видел, пельмень уральский?.. Вспомнил! – капитан подпрыгнул от радости так, что ударился головой в полоток. – Валера Кравец – мой одноклассник, теперь какая-то шишка в еврейском обществе. Кстати, это совсем недалеко. В самом центре, за мостом. Слева – синагога, справа – общество, – он отпустил наконец педаль газа, и заскучавший автомобиль рванул вперед, лихо маневрируя в сплошном потоке транспортных средств.

– Меня не забудь высадить, ирод! – взмолился младший Егоршин. – О! Пивной бар «Рондо». Не знаю, куда вам, а мне – сюда!

* * *

Довоенное здание выглядело вполне прилично и современно. Особенно впечатлял его желто-коричневый фасад, отделанный декоративной штукатуркой а-ля «короед». Отчего эта технология получила столь загадочное название, Егоршин точно не знал. Может, из-за того, что теперь стены дома очень напоминали погрызенное жуком-короедом дерево.

В вестибюле сидел дежурный – худощавый мужчина пенсионного возраста в кипе. На жаргоне головной убор такого типа называли достаточно неприлично. Вспомнив об этом, Василий широко улыбнулся.

– Чему радуетесь, молодой человек? – удивился бдительный вахтер.

– Жизни!

– А… Это правильно. Знаете, что ответил один еврейский мудрец, когда его спросили, какой день он считает самым счастливым в своей жизни?

– Нет, конечно…

– Почему «конечно»?

– Потому что я тупой, как сибирский валенок. Существо с нулевым уровнем интеллекта. Проще говоря – мент.

– На эту тему есть хороший анекдот…

– Не надо! У меня брат – спец по прибауткам.

– Нет, вы послушайте… Учительница в школе спрашивает: «Кто знает минимальную меру длины?» Встает Вовочка: «Миллиметр!» – «Правильно. А минимальную мера веса?» – «Миллиграмм». – «Молодец! Теперь – объема». – «Миллилитр». – «А ума?» – «Милиционер!» Правда, здорово?

– Не знаю. Нам, безмозглым, трудно оценить ваш искрометный юмор…

– Не обижайтесь… Как вас звать?

– Василий.

– А по отчеству?

– Давыдович!

– О, так вы еще и наш!

– Вряд ли… У нас в деревне каждый второй – Давыд!

– И где эта земля обетованная?

– На Урале.

– На Урале? – переспросил охранник. Его карие глаза округлились от удивления. – Не лукавьте, молодой человек… Копайте глубже, и вы обязательно найдете в своем роду еврейские корни! А пока, позвольте, я закончу притчу, с которой начался наш разговор…

– Давайте…

– У мудреца спросили, какой день самый счастливый в его жизни…

– И что он ответил?

– Сегодняшний! Вчера уже прошло, а завтра может не наступить!

– Мудро!

– Когда вы так роскошно улыбнулись, я понял – у вас сегодня – счастливый день.

– Не очень… У меня дочь – в реанимации.

– Не волнуйтесь – это я вам говорю. Все будет хорошо. У человека, который радуется каждому мгновению, просто не может быть иначе!

– Спасибо, отец…

– Гершензон. Лев Ицхакович, с вашего позволения. Бывший врач-сексопатолог, – он протянул руку. – Вы к кому?

– К господину Кравцу.

– К Валерке? Умоляю… Какой он господин? Сейчас я вас проведу. Но удостоверение все же покажите. Дружба – дружбой, а служба – службой…

* * *

Кравец вообще не был похож на семита – русый, голубоглазый, с широким, слегка приплюснутым, азиатским носом на скуластом улыбчивом лице. Еврейское происхождение имел только его отец, рьяно следовавший заветам цадика Нахмана, уроженца украинской Умани. Мать – простая русская женщина – разошлась с ним более десяти лет назад и с тех пор не интересовалась судьбой сына: об этом Егоршину в дороге успел рассказать Сергей. Как Валерию удалось выбиться на руководящую должность с таким «неполноценным» происхождением – оставалось загадкой.

– Здравствуйте. Я от Максимова…

– Знаю. Он звонил мне на сотовый. Чем могу быть полезен?

– Вот посмотрите, – Егоршин осторожно вытряхнул медальон из пакетика на ладонь.

Светлые глаза Валерия полезли на лоб, казалось, вот-вот они выскочат из орбит.

Такой реакции Василий точно не ожидал.

– Где вы его взяли? – прошептал Кравец.

– Вам знакома эта цацка? – вопросом на вопрос ответил майор.

– Да!

– Кто ее хозяин? Кто? – Егоршин схватил собеседника за лацканы пиджака и принялся трясти, как перезревшее фруктовое дерево.

– Лазарь Соломонович, – еле выдавил тот. – «С.Л.» – инициалы его отца…

– Где он сейчас? – заорал Василий.

– Перестаньте меня трясти, – возмущенно завизжал Валерий. – Я вам не пальма!

– Извините…

– Господин Левин читал у нас цикл лекций о происхождении имен и фамилий. Он всемирно известный ученый-ономаст!

– Хорошо еще, что не онанист, – буркнул оперативник. – Вы знаете, где он?

– Убыл в другой город!

– Извините, Валерий… Я что-то не понимаю…

– Последнюю лекцию Лазарь Соломонович должен был прочесть в пятницу, то есть вчера. Но в четверг вечером позвонил нашей сотруднице и сказал, что вынужден срочно уехать…

– У него есть мобильный телефон?

– Да-да… Конечно… Но он все время отвечает: «К сожалению, абонент не может принять ваш вызов!»

– Где он жил?

– На улице Декабристов. Дом двадцать пять, квартира восемнадцать. Мы принципиально не поселяем гостей в отели… Зачем? Если есть море пустующих квартир тех, кто выехал на Землю обетованную…

– Ключи!

– Какие ключи?

– От квартиры!

– А… Сейчас принесу…

Он куда-то ненадолго вышел. Вернулся с гримасой растерянности на бледном, истинно славянском, лице.

– На месте их нет…

– Значит, Левин не сдал ключи?

– Погодите делать поспешные выводы. Устройством Лазаря Соломоновича занималась Лариса Криштопа. Может, она знает больше…

Кравец набрал номер на клавиатуре своего сотового телефона и включил громкоговорящее устройство.

– Слушаю, Валерий Абрамович! – вскоре донесся из динамиков хрипловатый женский голос.

– Как давно ты видела Левина? – без лишних предисловий приступил к делу Кравец.

– В четверг. Провожала его домой…

– На Декабристов?

– А то куда же?

– Ты, должно быть, знаешь, что в пятницу он не явился на запланированную встречу?

– Конечно. Это же я тебе сказала, что он уехал в другой город.

– Точно. Ключи у тебя?

– Нет.

– А где?

– В условленном месте!

– Как это понимать?

– Мы договорились: если случится форс-мажор, то Лазарь оставит их под счетчиком. В квартире установлено индивидуальное отопление, ящик со счетчиком, от которого у меня есть запасной ключ, выведен на лестничную клетку…

– Понял!

– Скажи, что я сейчас подъеду, и мы вместе отправимся на ту квартиру, – прошептал Василий.

– Ты дома? – поинтересовался Кравец.

– Да.

– Сейчас к тебе подъедет мой друг…

– Майор Егоршин, – подсказал оперативник.

– Майор Егоршин… Сгоняешь с ним на Декабристов.

– Хорошо, – согласилась собеседница.

Валерий выключил телефон и в очередной раз оскалил кривые зубы.

– О нашем разговоре – никому ни слова! Даже Сереге! Если хочешь жить! Понял?! – решил испортить ему настроение Василий.

Улыбка мигом исчезла с лица Кравца.

* * *

Лариса – сорокалетняя ухоженная кокетка – ждала на улице. И Василий снова вспомнил «не злым, тихим словом» свою бывшую. Ирину. Та в гастроном за хлебом собиралась никак не меньше часа…

Уступив «козырное» переднее место даме, он сразу же приступил к «допросу».

– Скажите, а этот Левин с вами на каком языке общался?

– На иврите.

– Он что же, по-русски ни гу-гу?

– Отчего же? Лазарь Соломонович до развала СССР жил на западе Украины – в Луцке.

– А…

– Мы сами попросили, чтобы он читал лекции на иврите. Здесь, в России, нам очень не хватает общения на родном языке.

– Ну да, ну да… Значит, это вы встречали его в аэропорту?

– Я.

– А провожал кто?

– Не знаю, – снизала плечами Криштопа. – У него билет вообще на воскресенье. Но, видимо, так получилось, что пришлось улететь раньше.

– И вас это не взволновало?

– Взволновало. Вчера мы с Кравцем целый день звонили Левину на мобильный. Ни ответа ни привета…

– Может, вы чем-то его обидели?

– Упаси боже… Это же голова! Умница! Величина! Мы каждую пылинку с него сдували!

– А в Израиль звонили?

– Да. Сестра сказала, что с ним часто бывает такое.

– Какое?

– Он может уйти с головой в работу, может, никого не предупредив, уехать в другой город, наконец, может кем-то увлечься и отключить все средства связи.

– Сколько же ему лет?

– Под семьдесят.

– И в таком возрасте…

– Лазарь еще бегает за каждой юбкой, – не дала закончить фразу Лариса. – Ах, как он ухаживает? Как?! Засыпает цветами, читает стихи, кстати, собственного сочинения, – она закатила черные очи и принялась вдохновенно декламировать:

 
Эту дверь я всегда открываю с волненьем,
Потому что за ней начинаешься ты,
Равнодушно подымешь глаза на мгновенье,
Мол, явился – и снова уткнешься в листы…
А я буду стоять, как ошпаренный, рядом,
Не понятный тебе, без надежд на успех.
Отвлекись, оглянись, приласкай же хоть взглядом
Человека, что любит тебя больше всех…
 

– Это он вам посвятил? – не преминул вставить свои «пять копеек» Серега.

– Не важно, – отмахнулась дама:

 
Монотонный дождь устал стучать
По обледеневшим серым крышам…
Я люблю – так хочется кричать,
Только ты меня, увы, не слышишь…
 

Егоршин лишь ухмыльнулся. Из рифмованных строчек в его голове откладывались исключительно вульгарные, а то и вовсе – матерные. «Стою на асфальте я, в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я – вольтанутый!»

Ему вдруг захотелось прочесть этой сексапильной барышне что-то самое пошлое со своего богатого репертуара. Но кто знает, как отреагирует его спутница на грубость? Так и по мордам схлопотать не долго…

– Чему вы так загадочно улыбаетесь? – ехидно поинтересовалась Криштопа, наблюдавшая за ним через зеркало заднего вида.

– Да так… Вспомнил кое-что из классики…

– Прочтите!

– Стесняюсь…

– Ой, простите, нам направо, – вдруг вскрикнула она, спасая Василия от необходимости продолжать «светскую беседу». – Сама увлеклась – и вам зубы заговорила! Еще раз – пардон!

Максимов мастерски развернул машину и направил ее в узкий поворот, который они только что пропустили. Слева на фасаде пятиэтажки красовался номер 25, под которым на вывеске черной краской было выведено: «улица Декабристов».

– Приехали! – подытожила Лариса.

* * *

На третьем этаже они остановились.

Криштопа открыла своим ключом металлический шкафчик, включила предусмотренную неизвестным мастером подсветку и принялась шарить рукой под счетчиком. По выражению ее лица Егоршин сразу понял, что ключа на месте нет.

Он несколько раз постучал по бронированной двери с номером «18», даже заглянул на всякий случай в замочную скважину, но ничего этим не добился.

Следовательно, или Левин действительно пропал, или… забаррикадировался изнутри!

Впрочем, даже неплохо, что его сегодня не обнаружили. Зато теперь можно проверить Максимова на вшивость. Если завтра в квартире все будет перевернуто вверх дном, значит, Серега – засланный казачок.

В том, что ему еще предстоит вернуться сюда, Василий не сомневался…

Спускаясь вниз по лестнице, он вдруг осознал, как жутко проголодался. Еще бы! Целый день без пищи. Ни завтрака, ни обеда, ни ужина… Так и ноги протянуть не долго! А Максимов – молодец. Держится. И жрать не просит! Двужильный, что ли?

– Эй, ребята, как вы отнесетесь к тому, что я приглашу вас в кафе или ресторан?

– Нормально отнесемся! – сразу согласилась Лариса, шедшая спереди.