Текст книги "Сибирское дело"

ГЛАВА 13

Утром Маркел только проснулся, как пришёл Игнаха и принёс поесть. Маркел позавтракал. Пришёл Костырин. Маркел сказал, что ему надо в Пёсью слободу к купцу Лепёхину, и сразу спросил, знает ли он такого. Костырин сказал, что как не знать, и усмехнулся. Маркел оделся, и они пошли – вначале из кремля на посад, а потом и вовсе за городские ворота к небольшой невзрачной деревеньке, на краю которой стоял кабацкий двор. Костырин повернул к нему.

– Ты куда это?! – сердито воскликнул Маркел.

– К Лепёхину, как было велено, – сказал Костырин. – Кабак у нас держит Лепёхин. Тебе его надо самого?

– Нет, мне нужен есаул Черкас, который у него угол снимает.

– Так и надо было сразу говорить! – сказал Костырин.

Зайдя на кабацкий двор, они прошли мимо крыльца, зашли за угол, и там Маркел увидел лестницу наверх, на гульбище. Маркел подумал и сказал Костырину, что тот может идти обратно, а сам стал подниматься по той лестнице. Там, на гульбище, и вправду была дверь, Маркел толкнул её. Дверь со скрипом отворилась. Маркел вошёл в ту темноту, прошёл на ощупь несколько шагов, уткнулся в ещё одну дверь и постучал в неё. Потом начал стучать настойчивей. За дверью шумно завозились, после её чуть приоткрыли, и Маркел в полумраке увидел Черкаса. Тот был в одной длинной рубахе, заспанный, нечёсаный. Черкас, рассмотрев Маркела, сказал пока что постоять и закрыл дверь. Сразу раздался недовольный бабий крик, после ещё раз. Черкас, было слышно, прицыкнул на бабу. В ответ что-то грохнуло, и стало тихо.

Маркел ещё немного подождал, дверь снова отворилась. Черкас, уже расчёсанный, в портах и даже в сапогах, кивком пригласил входить. Маркел вошёл. Все окна в горнице были завешены, и оттого было темно. Дух стоял тяжёлый, задохнувшийся, табачный. И ещё вот что: везде было полно мелко исписанных листков – и на полу, и на столе, на сундуке и на лавках. А вот бабы нигде видно не было.

– Что это? – спросил Маркел, кивая на листки.

– Это наша правда, – строгим голосом сказал Черкас. – Когда всё напишу, тогда спрячу за образа, чтоб они там триста лет пролежали, ну а после пускай люди прочтут, подивятся.

– Чему? – спросил Маркел.

– Чему-чему! – сердито повторил Черкас. – Много чему! Это только у тебя одно на уме – шуба ермаковская. А вот, кстати, и она!

Черкас шагнул к сундуку, открыл его, листки с крышки разлетелись, Черкас потянул шубу за подол и вытащил. Шуба оказалась длинная и широченная, медвежья, мех наружу и мех внутрь, двойная.

– Вот каков был Ермак! – сказал Черкас, бросая шубу на стол. – Сам как медведь, здоровенный. А всё равно убили.

– Как убили? – тотчас же спросил Маркел.

Черкас, будто не расслышав, посмотрел на шубу и прибавил:

– Кому её теперь отдавать? Кто его родня, мы же не знаем, он про это никогда не говорил. Да и осталось от него кроме шубы ещё только три серебряных чарочки. – Черкас опять полез в сундук. – Вот эти.

И поставил чарочки на стол. Чарочки были как чарочки. Черкас сказал:

– Они у него ещё с Волги. Мы из них там пили, когда именитые гости Строгановы позвали нас к себе оборонять их от сибирцев. Сибирцы на них каждый год ходили, грабили. И вот Строгановы и говорят: помогите нам, единоверцам вашим, от агарян отбиться, за благодарностью не постоим. И мы пошли к ним. И отбились бы. Но Ермак, он не такой был, чтобы отбиваться, а он чтобы первым бить! И говорит: давайте, казаки, сами пойдём в Сибирь и там их на корню побьём! Чтоб больше неповадно было! Ну и пошли, и побили. Взяли разного добра не меряно. Но как теперь идти обратно, думаем, ведь потеряем это всё! У нас же ни свинца уже почти что не осталось, ни пороха, и людей мы сильно положили, поистратили. Да и зима уже, все реки стали. Тогда Ермак и говорит: езжай, брат Черкас, на Русь обратно, тайно, ты же у нас самый вёрткий, заезжай в Москву, прямо к царю, и там обещай ему что хочешь, чтобы только он дал нам взамен пороху и пуль, и пищалей, и пушек, и ещё нашим братьям-казакам с Волги пусть дал бы до нас тайной тропочкой пройти в подмогу. Но царь…

И Черкас замолчал. Маркел усмехнулся и сказал:

– Но царь не дурак, так, да?

– Ну, – тоже с усмешкой продолжил Черкас, – царь свою службу знает. И кто мы такие, тоже. И не дал. А даже наоборот, послал к нам войско для присмотра. Вот этим он и пороха не пожалел, и пушек, и свинца – всего. Только ума не дал! Поэтому когда они пришли, воевода князь Болховской их привёл, семь сотен стрельцов, а нас тогда было уже вдвое меньше… И вот они пришли к нам в град Кашлык, бывший Кучумов стольный град, и говорят: ставьте нас на постой, кормите нас! Они же царские люди, а мы кто? Но Ермак им ни слова не сказал, а только велел нам выходить, со всеми нашими припасами, и мы, все казаки, собрались, из Кашлыка вышли, встали на Карачином острове, и там перезимовали. Ох, люто было! Как звери, в землянках жили, на ветру и без острожных стен, а выжили! А стрельцы, что в Кашлыке остались, перемёрли с голоду почти что все, и с ними Болховской. Те, которые из них в живых остались, сразу по весне прислали к нам гонцов и просятся: братцы-товариство, идите к нам в Кашлык обратно, у нас и пороху, и пуль навалом, всё вам отдадим, только примите нас к себе, под свою руку! И Ермак велел принять, и мы опять вошли в Кашлык. Вот так!

Черкас вздохнул и посмотрел на Маркела. Маркел спросил:

– А дальше что?

– Что-что! – сердито повторил Черкас. – Разлюбили нас сибирцы. Это же только с самого начала, когда мы только к ним пришли и прогнали Кучума, они нам в пояс кланялись от радости, а после, чем дальше, тем больше, стали они хитрить, бегать от нас. Татары бегали в степь, а остяки и вогулы в тайгу. Тайга – это дремучий лес, и там поди их отыщи! Да и только сунешься искать, а они тебя заманят и убьют. Много так наших перебили. Если только атаманов посчитать: Никита Пан, Брязга, Кольцо… Один Мещеряк остался. И тут опять дело к зиме, а у нас снова ни харчей, ни пороху. И вот тут вдруг о бухарцах слух. А бухарцы – богатый народ, сытый, и они с сибирцами испокон веку торговлю вели. Их караваны из Степи каждый год в Сибирь ходили, место там есть такое, ярмарка, Атбаш. Очень хороший торг всегда. И тут, слышим, опять бухарцы караваном на Атбаш идут. От нас до того Атбаша вёрст по реке не так и много. Но места очень глухие, недобрые. Ну да что поделать! И говорит Ермак: надо счастья испытать! Собрался и ушёл на трёх стругах, а нас оставил в Кашлыке. Сидим, ждём неделю, вторую. После приходят два струга, из трёх, кричат: Ермака убили, а мы чуть спаслись! Кучум привёл десять тысяч войска! Что мы могли сделать? Вот…

Черкас замолчал, утёрся. Маркел спросил:

– Как убили?

– Каждый по-своему баял, – ответил Черкас. – Не знаю, где правда. Но ладно. И тут дальше было так, что мы и вправду видим: идут татары по реке, и также идут берегом. А эти наши, те, которые от Ермака спаслись, кричат, что у татар уже два хана: Кучум и Сейдяк, Сейдяк пришёл из Мугольской земли, у него войска совсем несчитано! Да мы и сами это видим. А сколько нас тогда осталось? Всего ничего. И ни пуль, ни пороха. А нас там, в Сибири, может, только потому так все боялись, что у одних нас были пули, а теперь у нас их нет. И Мещеряк сказал: уходим. Мы пошли, и только отошли совсем немного, тут нам навстречу Мансуров со своими. Эх, думаем, да если бы мы раньше это знали, про эту подмогу, так, может, вместе заперлись в Кашлыке и отбились бы, а так теперь что! Вот как наши тогда думали, Мещеряку веры не стало, и начали все говорить, что это всё из-за него! Поэтому когда Мансуров объявил, что теперь он будет у нас старшим, мы сошлись на круг и крикнули Мансурова, а Мещеряка ссадили. Ох, Мещеряк тогда разгневался! Он и сейчас, если б мог, Мансурова убил бы!

– Теперь не убьёт, – сказал Маркел. – Преставился Мансуров в Вологде.

Черкас перекрестился. После нехотя сказал:

– Только про то, как мы Мещеряка ссадили, ты никому не рассказывай, не надо. Это я, может, спьяну сболтнул, оговорился.

Маркел смотрел на Черкаса, молчал. Черкас ещё подумал и сказал:

– А я тебе за это скажу, нет, даже напишу, где и как Шуянина найти. Это второй наш есаул. Он был с Ермаком на Атбаше, и он всё знает. Лучше его никто тебе про это не расскажет!

– Ну так давай, пиши, – сказал Маркел.

– Нет, я после напишу, – сказал Черкас подумавши. – Я напишу и принесу, не сомневайся. А сам ты ко мне больше не ходи, не надо, ты меня жди у себя, я принесу…

Тут Черкас прислушался и оглянулся. Из угла кто-то всхлипнул по-бабьи. Черкас виновато улыбнулся.

Маркел махнул рукой, сказал, что будет весь день ждать, надел шапку, развернулся и вышел. Выходя за дверь, отчетливо услышал, как Черкас позвал:

– Маланья!..

ГЛАВА 14

Маркел вернулся в губную избу, походил из угла в угол, подумал. Принесли горячего, он пообедал, лёг и опять думал всё о том же – о том, что он услышал от Черкаса. А сам Черкас пока не приходил. Отдохнув после обеда, Маркел опять начал ходить по горнице и думать. Когда ему совсем не думалось, он останавливался и смотрел на иконы. После опять ходил. Намаявшись, присел к столу. Тут же вошёл Костырин и спросил, может, ещё куда надо сходить, кого проведать. Нет, ответил Маркел, никуда не надо. Горько на тебя смотреть, сказал Костырин, прямо извёлся весь, надо тебя развеселить. И постучал ладонью по столу. Вошёл Игнаха, достал стаканчик и кости. Маркел сказал, что он на службе не играет, да и к нему должны прийти.

– Кто должен? – задиристо спросил Костырин. – Может, этот есаул?

Маркел утвердительно кивнул. Зачем он тебе, спросил Костырин. Маркел молчал. Костырин засмеялся и продолжил:

– А я знаю! Тебя за ясаком послали. Ты ищешь ясак.

– Какой ещё ясак? – опасливо спросил Маркел.

– Обыкновенный, сибирский, – ответил Костырин. – Третий ясак, за третий сибирский год. Первый ясак они в Москву отправили, это когда Черкас его возил, второй ясак собрали и свезли после того, как к ним в Сибирь пришёл Болховской со стрельцами. Ну а за третий год, за прошлый, за последний, уже совсем никакого ясака в Москву не было, потому что посылать-то его было уже некому – Болховской помер с голоду, Ермак пропал…

– Как это пропал? – настороженно спросил Маркел.

– А что? А разве не пропал? – дерзко спросил Костырин.

Маркел молчал. Костырин усмехнулся и продолжил:

– Ну, или ещё болтают, будто бы его убили, а кто это видел? Васька Шуянин, атаманский казначей? Так Васька горазд сбрехать и не такое. Да и он должен был сбрехать, потому что при ком был ясак? При нём, при Ваське. А потом ясака вдруг не стало! Так и сам Шуянин где сейчас? Да ты только посмотри! Они все оттуда вышли и сидят здесь, у всех на виду, а Васька только сюда сунулся, понюхался – и сразу обратно нырь в Сибирь. И там затаился. С ясаком!

Маркел молчал. После спросил:

– Ну и что?

– Как что! – строго сказал Костырин. – Воровство! И ты по нему приехал, начал Черкаса спрашивать, а тот упёрся и молчит. Так?

– Нет, не так, – сказал Маркел. – Ясак – это Казённый приказ, это их дело. А я – это Разбойный. Меня послали дознаться, убит ли Ермак, и если убит, то кто его убил, и того убивца, взяв в железа, доставить в Москву.

Костырин смотрел на Маркела, молчал. После сказал задумчиво:

– Вот и опять мы на Шуянина вышли. Он, я сам это слышал, рассказывал, что видел, как Ермака убивали.

– Как убивали? Кто? – сразу же спросил Маркел.

– Про это он рассказывать не стал, – сказал Костырин. – Только сказал, что видел. И перекрестился. Вот его теперь и надо подвести к кресту, и расспросить как следует, с пристрастием!

– Его сперва ещё нужно найти, – сказал Маркел.

– Это конечно! – воскликнул Костырин. – Да только где его теперь…

– Ладно! – перебил его Маркел. – На сегодня хватит. Устал я, голова трещит. Давай это! Где оно?!

Костырин тяжело вздохнул и нехотя кивнул Игнахе. Игнаха боком подошёл к столу, сел с краю и достал стаканчик. Маркел по привычке потёр руки. Игнаха побренчал стаканчиком и бросил. И пошла игра. Они играли долго, дотемна, Маркел проиграл восемь копеек, Костырин восемь выиграл, Игнаха остался при своих. Его и отправили в кабак. Игнаха быстро обернулся, сели выпивать. Маркел пил с оглядкой, то и дело пропускал, Костырин над ним посмеивался, быстро охмелел, опять начал поминать Шуянина и говорить, что тот прибрал ясак. Да и как тут было не прибрать, громко продолжал Костырин, и они, казаки, все такие, и такой же был Ермак…

Ну и так далее. Много чего Костырин говорил, пока водка не кончилась. После Игнаха убрал со стола, Маркел лёг на лавку, Костырин ушёл. Маркел долго не мог заснуть, лежал, думал о разном, гадал, когда придёт Черкас.

Но тот и назавтра не пришёл. Маркел опять играл в кости, проиграл ещё двадцать девять копеек, слушал Костырина, который опять рассказывал о Ермаке и о Кучуме, о Кучумовых сокровищах, которые Ермак спрятал на реке Вагае, на острове, и он туда тогда и ехал, вёз третий сибирский ясак, когда его подкараулили Кучумовы татары, напали на него и его товарищей, и всех перебили ночью сонных, один только казак ушёл…

– А вот Черкас, – сказал Маркел, – говорит, что казаков с Вагая возвратилось тридцать сабель, два струга. И все они видели, как Ермака убивали.

– А чего тогда они, эти тридцать бугаёв, не отбили атамана своего?! – спросил Костырин.

Маркел молчал. Костырин продолжал:

– Чего было смотреть? Спасать надо было атамана! Вот какое надо теперь дело открывать, а ты Черкаса ждёшь. Он тебе расскажет! Га-га-га!

Отсмеявшись, Костырин поднялся, поблагодарил за хлеб, за стол, надел шапку развернулся и ушёл, насмешливо посвистывая. Игнаха ушёл за ним. Маркел лежал на лавке, думал, что Костырин прав. И так, думая, заснул.

Утром, после завтрака, пришёл Черкас. Сказал, что раньше он прийти не мог, был очень занят. Сказал, что они, все казаки, собираются опять идти на Волгу, дорога дальняя, а у них ни стругов, ни харчей, ни зелейных припасов… И сразу же спросил, не передумал ли Маркел идти в Сибирь искать там Василия Шуянина.

– Нет конечно, – ответил Маркел. – Да хоть бы и передумал, никто меня об этом спрашивать не станет, я же царю крест целовал. Я не вольный казак.

Черкас на это усмехнулся, полез за пазуху, достал небольшую грамотку. Маркел взял её, начал читать… И не смог прочесть ни слова, такая она была мудрёная. Маркел посмотрел на Черкаса. Тот сказал:

– Здесь сказано, что я, Иван Александров сын Корсак по прозвищу Черкас, за тебя, подателя сей грамотки, ручаюсь. И что если ты привезёшь эту грамотку тому, кому надо, то чтоб этот тот кто надо отправил тебя туда, куда ты пожелаешь.

– Кто этот тот кто надо? – спросил Маркел.

– Есаул Шуянин.

– Где мне его найти?

– Здесь, в грамотке, всё сказано.

– Я ничего в ней прочесть не могу.

– А тебе и не надо читать. А ты, как приедешь в Чердынь, поспрашивай добрых людей, они тебя и надоумят.

– А как мне тех добрых людей сыскивать?

– А они сразу видны. И скажи, что тебе нужно на Маметкулову тропу и что ты ищешь Шуянина. А станут спрашивать, кто ты такой, покажи им эту грамотку. Но только в руки не давай! Держи в своих руках, не выпускай! И отведут они тебя к нему, в Сибирь. И вот уже только в Сибири дашь ему эту грамотку и скажешь, что ты от Черкаса. Тогда он тебе всё, о чём спросишь, расскажет. Но сперва тебе нужно попасть в Чердынь. И поскорей! Нам-то что, мы ждём, когда реки вскроются, мы же на стругах пойдём, а тебе что – налегке да посуху!

– Да какое посуху! – сказал Маркел. – Ямские не хотят везти. Говорят, распутица.

– А ты им скажи, что Матвей Евстигнеевич просит.

– Матвей – это Мещеряк?

– Он самый.

Сказав это, Черкас поднялся, взял шапку. Маркел снова посмотрел на грамотку, спросил:

– Что здесь написано?

– Это написано Шуянину, и он поймёт.

Маркел ещё подумал и сказал:

– Я не могу такое брать. Я должен знать, что здесь написано. Я крест на службу царю целовал, а вдруг здесь что против царя замыслено?

– Не хочешь – не бери, – сказал Черкас. – Иди на воеводский двор, жди, когда к вам пришлют воеводу, и тот тебя в Чердынь отправит. А из Чердыни уже сам езжай в Сибирь и сам же там Шуянина ищи. Можно и так, а что!

Маркел молчал. Черкас протянул руку к грамотке. Маркел прижал её к груди и не отдал. Черкас усмехнулся, убрал руку, надел шапку и сказал:

– Вот это верно. Посиди, подумай – и езжай!

Когда Черкас ушёл, Маркел опять начал ходить по горнице и хмуриться. Время от времени он останавливался, разворачивал грамотку, смотрел на мудрёные слова и думал: га, найди добрых людей, на краю света, очень ловко! Но куда деваться?! Некуда! Сам крест на службу целовал, никто тебя не неволил. Была не была! И Маркел сел к столу, позвал Игнаху, тот подал горячего, Маркел начал перекусывать. Пришёл Костырин. Маркел сказал, чтоб тот сходил на ямской двор и там сказал, что Матвей Евстигнеевич просит, чтобы к губной избе подали двух добрых коней с подводою, и живо. Ого, только и сказал Костырин, но переспрашивать не стал, а надел шапку и вышел.

Пока он ходил, Маркел собрался, и Игнаха собрал ему узел.

Вернулся Костырин с санями. Маркел вышел, сел, перекрестился и поехал.

ГЛАВА 15

До Чердыни Маркел ехал долго и очень умаялся. Дорога же там была непростая, дремучая, места необжитые, безлюдные. А если где и попадались небольшие деревеньки, то в них жили пермяки и говорили они по-пермяцки, а по-русски понимали плохо. Одно тогда радовало – что погода стояла морозная, ветреная – и снег не таял, ехалось легко. Да Маркел ещё и не скупился, помаленьку приплачивал, проводники довольно усмехались, а после, на ямских дворах, Маркела кормили сытно, наливали ему доверху, стелили мягко.

Но всё равно было тоскливо. С утра до вечера Маркел трясся в санях, поглядывал по сторонам, а там были одни только ёлки да ёлки здоровенные, и всё. Так Маркел ехал десять дней, и только уже на одиннадцатый, ближе к полудню, когда тучи развеялись, впереди показались какие-то бугры над лесом.

– Что это? – спросил Маркел.

– Это Камень, – сказал проводник. – А за ним Сибирь.

– А Чердынь где?

– А тут внизу. Сейчас из леса выедем, и ты увидишь.

Так оно тогда и оказалось – дорога пошла под уклон, начала петлять, потом ёлки расступились, и Маркел увидел впереди, в низине, город. Даже скорей не город, а острог с посадом. Посад был ограждён высоченным крепким тыном, от времени почти что чёрным. Да и весь город был чёрный, снег же там уже сошёл. Также и поле вокруг города всё было в чёрных проплешинах, а дорога к городу – раскисшая, грязная, полозья тут же начали скрипеть по песку. Маркел вылез из саней и пошёл с ними рядом. А он был в валенках, валенки сразу набрякли от воды и начали противно хлюпать. Едрёна вошь, думал Маркел, скорей бы дойти!

И дошёл. В посадских воротах их остановили, Маркел показал подорожную и сказал, что ему надо в губную избу. Старший стрелец взялся проводить. Они пошли по посаду. Посад был так себе. Когда шли мимо кабака, там было тихо. Дальше, ещё домов через десяток, посад упёрся в кремль. Они вошли в кремлёвские (острожные) ворота, и там, почти сразу рядом, стояла губная изба. Дверь в неё была закрыта, на замке висела красная сургучная печать. Что это, спросил Маркел. Стрелец ответил, что так надо. И тут же прибавил, что всех, кто приходит сюда, велено отправлять к воеводе. Ну что ж, надо так надо, ответил Маркел, а сам тем временем припомнил, что воевода здесь из худородных, седьмой год сидит бессменно, никто его сменять не хочет, вот он и бесится. Ну да и ладно!

Пока Маркел об этом думал, они подошли к воеводским хоромам. Хоромы были неказистые. Таким же неказистым оказалось и крыльцо, такие же и сени, лестница на верх, верхние сени, и даже стрелец с бердышом у двери. Стрелец открыл дверь, Маркел вошёл, поклонился, распрямился и увидел стоявшего перед ним чердынского (правильнее, великопермского) воеводу Пелепелицына Василия Ивановича. Сам из себя он был высок, тощ, остролиц и взгляд имел очень пронзительный. Вот таким взглядом осмотрев Маркела, он спросил:

– Ты кто таков?

Маркел назвался, показал овчинку. Потом подал подорожную. Пелепелицын прочитал её и с удивлением спросил:

– «И далее, куда будет указано», это куда?

– В Сибирь. По казённому делу.

– А! – радостно сказал Пелепелицын. – По Ермаку! По воровству его! Я так и думал!

– Нет, – возразил Маркел. – Не воровал Ермак. А это у него украли.

– Ну, это тоже запросто, – сказал Пелепелицын. – Там же у него все воры, до единого. – И тут же спросил: – А что украли?

– Две редкие вещицы, – ответил Маркел. – Ему их царь пожаловал. Сабля турская да пансырь немецкий, дорогущий, битый в пять колец.

Пелепелицын, помолчав, сказал:

– Ну, это пропили, скорей всего. Да и даже если нет, а если в самом деле кто украл, то где теперь это найдёшь? В Сибири моей власти нет. Вон, посмотри в окно. Видишь ту реку перед лесом? Так вот по ней Московское царство кончается, дальше земля уже не наша.

– А чья? – спросил Маркел.

– Вот в том-то и беда, что ничья, – сказал Пелепелицын. – Была бы чья, договорились бы. Но кому таковская нужна? Не земля, а одни камни! Высоченные горы камней! Туда зайдёшь и сдохнешь с голоду!

– Ну, может, оно и так, – сказал Маркел. – А вот я ещё слыхал, что у вас тут разные люди встречаются. Кое-кто из них дальше дорогу знает. Через эти горы.

Пелепелицын хищно усмехнулся и сказал:

– Да, твоя правда, знали тут одни. А теперь вот на цепи сидят! Вон там! – и топнул об пол сапогом.

– А кто это? – спросил Маркел.

– Ваши людишки, из губной избы! Губной староста Гаврила Хвощ да Сенька Шишкин, губной целовальник. С народцем из-за Камня снюхались!

– А их можно допросить?

– Нельзя! – строго сказал Пелепелицын. – Потому что они не по твоему, а по другому делу посажены. И будут там сидеть до Страшного суда! Или пока не отдадут…

И замолчал, опомнившись. Маркел спросил:

– Чего не отдадут?

– Так, ничего, – уклончиво сказал Пелепелицын. – Это уже, как я сказал, другое дело. А нам пока надо твоё решить. Ведь так?

Маркел не ответил. Пелепелицын, помолчав, заговорил неспешно:

– Вот опять. Никак мне этот ваш Ермак не даст покоя. Да как он только появился, я сразу сказал, что не будет от него добра. От него и от его людишек. Потому что их зачем сюда призвали?! Чтобы они нас, православных, от нечестивых агарян оборонили, а они что?! Где был ваш Ермак, когда татары Маметкуловы у нас здесь под стенами стояли?! Да Ермак как про это узнал, засмеялся и сказал своим ворам: вот и славно, казаки, пока татары будут Чердынь брать, мы мимо них в Сибирь заскочим и пограбим у них всё! И заскочили, и пограбили. А мы здесь не щадя живота своего отбивались. А Ермак в Кашлыке пьянствовал, и кучумовых баб гаремских, а у Кучума был гарем ого какой!.. Ну да! Вот что Ермаку досталось. А нам тут было не до баб! У нас такой голод был, что пожрали всех мышей. А сколько народу татары побили! И нам ничего! А Ермаку, ты говоришь, и царскую саблю, и пансырь. Да он их пропил, конечно, знаем мы этих казаков! А тебя, дурня, послали искать! Ну не смешно ли?!

Маркел, помолчав, сказал:

– Ладно. Поеду обратно в Москву. Скажу: так, мол, и так…

– Э! Погоди! – перебил его Пелепелицын. – Великие дела так быстро не делаются. А посидим ещё, подумаем. Может, чего и придумается. Вот, скажем, есть тут у меня на примете один человечишко, попробуем, возьмём его в расспрос, вдруг он чего да присоветует.

Сказав это, Пелепелицын обернулся, хлопнул в ладоши и кликнул Якова. Вошёл Яков, его дворский, и Пелепелицын приказал ему, чтобы послали человека на посад и привели Силантия Безухого.

– А ты пока сходи, перекуси, – продолжал Пелепелицын, обращаясь к Маркелу. – С дороги небось голоден, а никто и корки не подаст!

И, опять хлопнув в ладоши, вызвал теперь уже Сидора, и тот повёл Маркела на поварню.