Текст книги "Пятая луна. Рассказы"

Пятая луна
Рассказы
Сергей Бураков

Корректор Русакова Н.

© Сергей Бураков, 2024

ISBN 978-5-0062-2310-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Домовой

Часть первая. Одна ночь из жизни домового

Домовой сидел на подоконнике у открытого ночного окна и задумчиво отковыривал давно не стриженым ногтем зимнюю замазку. Он с грустью поглядывал на огромную луну, которая освещала почти как днём бедно обставленную комнату его хозяйки. «Интересно, как там на луне? – улыбнулся домовой. – Тоже, наверное, люди живут? А интересно, домовые там есть? Вот хозяйка проснётся, надо у неё спросить. Наверное, есть, раз люди живут. О-хо-хо, жаль, что я уже не смогу там побывать. Интересно было бы посмотреть, какие они там, домовые. Тоже, наверное, любят гадости людям делать, – хихикнул домовой, – на то мы и домовые, чтобы проблемы людям создавать. Это только я такой добрый. Люблю я свою хозяйку. Намучалась она за свою жизнь. Ох как намучалась, бедолага. Жаль мне её».

В глубине комнаты скрипнули металлические пружины, и домовой понимающе притих, вглядываясь в противоположную сторону комнаты, где на железной кровати спала его хозяйка, баба Варя. Хорошая у него хозяйка, добрая. Никогда даже голос не повысит на домового, если он чего набедокурит. Спит только плохо в последнее время, всю ночь ворочается. А может, и не спит совсем.

– Яшка, это ты, что ли, там? – закашлялась бабушка Варя.

– Конечно я, – буркнул домовой, взглянув на луну. – Кто ещё тут может быть?

– Ну мало ли, – кряхтит старушка, присаживаясь на кровати, – может, воры залезли.

– Хм, воры… Пусть только попробуют, – недовольно буркнул домовой. – Да и было бы чего у тебя воровать. Если только тебя… или кровать твою, которой сто лет.

– Ну, меня, пожалуй, не надо, – с трудом поднимается старушка. – А вот старость мою пусть забирают. А ты чего не спишь?

– Думаю, – зевнул домовой.

– Думаешь? – подходит бабушка Варя к Яшке. – Интересно, о чем домовые ночью думают?

– Если ты смеяться не будешь, тогда скажу, – шепчет домовой.

– Да когда я над тобой смеялась-то? – приглаживает старушка Яшкины волосы.

– А вот интересно, – уворачивается домовой от бабушкиных рук, – на луне люди живут?

– По телевизору вроде говорили, что нет там жизни, – улыбнулась старушка.

– Ну вот, – расстроился Яшка, – всегда так. Лучше бы я тебя не спрашивал. Всё настроение испортила.

Яшка отвернулся к окну и грустно вздохнул. В комнате воцарилась минутная тишина.

– А у меня сегодня день рождения, – едва слышно, вздыхая, прошептал Яшка.

– Да ты что! – весело пропела старушка. – Поздравляю. И сколько тебе?

– Триста пятьдесят, – сковырнул с окна зимнюю замазку домовой.

– Ого, – выдохнула старушка. – Я всё спросить хотела: а сколько живут домовые?

– Триста пятьдесят, – снова сковырнул замазку и горько вздохнул домовой. – Совсем скоро уже будем прощаться. Всё в этом мире когда-то заканчивается.

– Да ладно тебе, Яшенька, – ласково пропела старушка, – нашёл из-за чего расстраиваться. Может, ты ещё сто лет проживёшь. Вон какой здоровячок-старичок. Может, я вперёд тебя помру.

– Хорошо бы, – вздохнул домовой.

Снова воцарилась минутная тишина.

Яшка протянул руку, чтобы оторвать от окна новую порцию зимней замазки.

– Ну хватит, Яша, – легонько шлёпнула старушка по руке домовому, – всю замазку оторвал. Зимой дуть будет.

– А будет она для нас, зима-то? – взглянул домовой в глаза бабушке Варе.

– Конечно, будет, Яшенька, – берёт старушка на руки домового, – и зима будет, и лето. Всё у нас с тобой ещё будет. Хочешь чая с вареньем?

– Конечно, хочу, – оживился домовой. – А мёда нет?

– Мёда нет, – несёт Яшку на кухню бабушка Варя, – зато два вида варенья есть и печенье. Хочешь печенье?

– Конечно, хочу, – обнял за шею старушку домовой, – я люблю печенье с вареньем, только без чая.

– Ладно, – рассмеялась старушка, – будет тебе печенье с вареньем без чая, именинник.

До утра просидели бабушка Варя с домовым на кухне за разговорами. Чего только не вспомнили! Бабушка Варя рассказывала домовому весёлые истории из своего детства, а Яшка о предыдущей злой хозяйке, которая лупила его веником за малейшую провинность и заставляла воровать ночами у соседей. А как только появилось на горизонте солнышко, Яшка уснул. Старушка осторожно, чтобы не разбудить, отнесла домового на свою старую скрипучую кровать и, укрыв его ватным одеялом, долго ещё стояла, всматриваясь с любовью в его сморщенное лицо.

– Ну надо же, – вытирает влажные глаза бабушка Варя, – даже домовых время не щадит.

Часть вторая. Один день из жизни домового

Повздыхав ещё с минуту возле спящего домового, бабушка Варя осторожно повернулась и на цыпочках пошла тихонько в сторону кухни.

– Ты куда? – раздался голос Яшки.

Старушка вздрогнула.

– Так ты не спишь, что ли?

– Домовые никогда не спят, – твёрдым голосом произнёс домовой.

– Ой, да ладно заливать-то, – улыбнулась старушка. – А не ты ли в прошлом месяце продрых в малиннике трое суток? Хорошо хоть дождь пошёл, разбудил тебя. А я уж грешным делом подумала – кот чужой забрался, да вылезти не может, а это Яшка там расположился.

– Я не спал.

– А что же ты там делал? – смеётся старушка.

– Дом охранял, – растянулось в улыбке морщинистое лицо домового. – Возьми меня на ручки.

– Вот ещё, – всплеснула руками бабушка Варя, – ты же не дитё малое на руках тебя носить. И так еле с кухни донесла, когда уснул.

– Вот так всегда, – обиженно колупает домовой ногтем дырочку на подушке.

– Ну, Яша, – спешно берёт на руки домового старушка, – ну, ты посмотри, какую огромную дыру в подушке сделал. Незаметная ведь дырочка была. Чего ты всё ковыряешь? Вот заставлю зашивать.

– На то она и дырочка, чтобы быть большой, – расплылся в улыбке домовой, – а иначе зачем она нужна.

– Ох, беда с тобой, ох, беда, – запричитала старушка, нежно прижав к себе домового.

– Ещё какая беда, – прошептал довольный домовой. – Поехали на кухню.

Бабушка Варя с нежностью наблюдала за Яшкой, который никак не мог добраться языком до дна банки с остатками варенья.

– Что, никак? – улыбнулась старушка. – А ты возьми ложку.

– Эх, – опускает грязный палец в банку домовой, – мёдика бы. Ну хоть на один палец. Очень я мёд люблю.

– Да где ж его взять-то? У меня пчёл нет, – вздыхает старушка.

– А ты к деду Ивану сходи. У него мёд есть, – делаются хитрыми глаза домового.

– Так я ещё с прошлого раза мёд ему не вернула. Стыдно опять просить-то.

– Стыдно ей, – обиделся Яшка. – Бегать к нему на свидание не стыдно было, а мёд попросить стыдно.

– Ну-у, – пропела старушка, – когда это было. Я ведь совсем девчонкой ещё была, когда мы дружили. А память у тебя хорошая.

– На то я и домовой, чтобы всё помнить, – облизнулся Яшка, взглянув на пустую банку, – иди давай за мёдом. Ты что забыла, что у меня сегодня день рождения? И привет ему от меня передай. Скажи, что я мёд прошу.

– Ладно, схожу, – вздохнула бабушка Варя, – и привет твой передам. Он ведь единственный в деревне, кто о тебе знает. А ты помнишь, как ты меня с Иваном напугал?

– Помню, – расплылся в улыбке домовой, – вы тогда в курятнике целовались…

– Ничего не целовались, – прервала его бабушка Варя.

– Целовались-целовались, – не дал ей оправдаться домовой. – Вы целуетесь в темноте, а я поднял петуха к вашим головам и говорю: «Это что за безобразие творится в моём курятнике? А? Я сейчас милицию вызову…». Ох, как вы бежали, как бежали… Даже я не умею так бегать.

Домовой так рассмеялся, вспоминая старую историю их знакомства, что едва не упал с табурета. Старушка едва успела его подхватить.

Дед Иван жил на другой стороне деревни, и бабушка Варя с трудом добралась по скользкой от дождя траве до калитки старика.

– Ваня, – крикнула старушка, насколько у неё хватило сил, – ты дома?

Скрипнула дверь, и на крыльцо вышел дед Иван, в старых валенках и потёртой телогрейке.

– Дома, дома. Где ж мне ещё быть? – закашлялся старик. – Проходи давай в избу, чего у калитки стоишь.

Бабушка Варя с трудом забралась на крыльцо, тяжело дыша и держась за сердце.

– Уф, задохнулась, – выдохнула старушка. – Да я заходить не буду. Я ненадолго, Ваня. Привет тебе от Яшки. День рождения у него сегодня.

– Мёд поди просит? – улыбнулся старик. – Сейчас принесу баночку.

– Ты уж извини, Ваня. За прошлое ещё не рассчиталась.

– Да перестань, какие там долги. Ты что, – поменялся в лице старик. – Даже и не думай. Не надо мне ничего отдавать. Сейчас принесу.

Дед Иван вышел на крыльцо с баночкой мёда.

– Вот, Яшке передай и поздравь, – осёкся старик.

Бабушка Варя лежала на сыром крыльце, раскинув руки и тяжело дыша.

– Варя, – бросился к ней старик.

Дед Иван снял с себя телогрейку и подложил её под голову старушки.

– Потерпи, – задыхается от страха старик, – потерпи. Я сейчас скорую…

– Ваня, – шепчет старушка, вцепившись в руку старика, – Ваня…

Дед Иван подставил ухо к губам бабушки Вари:

– Ваня… Яшку… Яшку не бросай… Один он теперь…

Последняя ночь домового. Финал

Яшка стоял на подоконнике, вглядываясь в темноту окна.

– Ну где же бабушка Варя? Почему она до сих пор не идёт? Ведь у меня сегодня день рождения. Забыла, наверное, она про меня… Как утром ушла, так и нет до сих пор. Сидят, наверное, с Иваном, чаи распивают, а я тут один.

Скрипнула дверь, и кто-то вошёл в дом.

– Хозяюшка пришла, – радостно спрыгивает с подоконника домовой, – не забыла про меня хозяюшка.

Яшка прошлёпал по полу босыми ногами к двери, у которой кто-то стоял… Он никак не мог разглядеть в темноте, кто пришёл. Но это точно была не бабушка Варя. Домовой вгляделся в темноту… Это был дед Иван. Старик стоял, опустив голову, вытирая глаза. В руке дед Иван держал баночку мёда.

– Мёдик, – заскулил Яшка, – мёдик мой любимый. Дед Иван, это мне?

Старик промолчал.

– А где хозяюшка моя любимая? Где бабушка Варя? – задрожала голова домового.

– Нет больше бабушки Вари, – глотая слова, чуть слышно прошептал дед Иван.

– Как это нет? – потекли крупные градинки слёз по морщинкам на лице домового. – Ты чего такое говоришь, дед Иван? Как это нет? А я?

– Увезли бабушку, – шмыгает носом дед Иван. – Ты вот чего, Яша… Может, ко мне?

– Куда это к тебе? – садится на пол домовой, закрывая глаза. – Мой дом здесь. Рядом с бабушкой Варей.

– Нет больше бабушки, Яша. Она просила, чтобы я позаботился…

– Не надо, – прервал старика домовой, – не надо обо мне заботиться. Уходи.

Дед Иван поставил баночку с мёдом у двери и осторожно вышел, прикрыв за собой дверь. Пусть домовой побудет один. Не надо ему сейчас мешать. Старик понимал, что если домовой разозлится, то мало не покажется уже всей деревне. Он ещё помнил те жуткие ночи, когда у бабушки Вари померла мама. Не дай Бог, если такое повторится вновь.

Яшка долго сидел на полу, покачиваясь из стороны в сторону и тихонько поскуливая.

– Это я виноват. Это я послал хозяйку за этим проклятым мёдом. Это моя вина. Прости меня, бабушка Варя. Триста лет прожил, а ума не набрался. Это я виноват. Как мне теперь жить без тебя?

В окне появилась луна, и комната осветилась серебристым светом. Домовой поднял голову и взглянул на жёлтый шарик в окне. Теперь он будет любоваться этой красотой без бабушки Вари. А зачем ему теперь эта красота?

Яшка закрыл мокрые от слёз глаза и посидел так с минуту. А когда открыл, то увидел возле окна в свете луны пять или шесть домовых. Они смотрели на Яшку и улыбались. Он узнал их. Это были его родители и дедушка с бабушкой. А ещё среди них стоял седой домовой, который был ростом выше всех. Видимо, это был прадед Яшки.

– Пойдём, – сказал седой старик, – тебе пора.

– Куда? – прошептал Яшка.

– Туда, – показал старик на луну, – туда, откуда мы и пришли. Туда, где наш дом.

– А я что, уже умер? – прошептал Яшка.

– Нет, – улыбнулся седой домовой, – нам на земле нельзя умирать.

Яшка почувствовал, как его ноги оторвались от пола и что-то неведанное и сильное поднимает его всё выше и выше. Вот он уже видит внизу дом, в котором он прожил половину своей жизни. А вон на крыльце стоит бабушка Варя и машет ему рукой. Прощай, бабушка Варя. Прощай, земля, которая стала для меня родной. Прощайте, люди добрые.

Беда и радость

Как мы с вами друг на друга похожи и какие мы с вами все разные. Казалось бы, живёт себе человек и живёт. Ничем не отличается от меня или тебя. Такой же, как все, две руки, две ноги. Но иногда вдруг что-то происходит, и уже через минуту обычный человек может стать героем или, наоборот, может упасть лицом в грязь… Ну а коль упал, как вы понимаете, то люди не заставят себя долго ждать – затопчут. Но мой рассказ не о грязи на лице, а совсем наоборот.

Иван Иванович, хирург с двадцатилетним стажем, сидел в ординаторской и листал в который уже раз историю болезни Данила Семёнова, шестилетнего мальчика, попавшего к ним три месяца назад. У Данила была тяжелейшая травма головы после страшной автомобильной аварии, и он совершенно ничего не помнил. Можно сказать, что ему повезло, он единственный, кто выжил в этой аварии. Его родители, младший брат и водитель КАМАЗа, виновник трагедии, погибли. Данил так и не смог вспомнить за два месяца, как он пришёл в сознание, как его звать, кто его родители и где он жил.

Ивану Ивановичу предстояло сегодня сказать Данилу, что нет у него больше родителей. Да что сегодня, он уже неделю не решался об этом сказать мальчику. Вроде привык уже к чужой боли, а вот мальчику Даниле с огромными голубыми глазами всё никак не решался сказать эту страшную новость. Мальчик каждый день спрашивает, где папа и почему он не приходит, и смотрит таким взглядом, что слёзы на глаза наворачиваются.

– Да, незавидная дальнейшая судьба мальчишки, – думал врач, – инвалидность, детский дом и одиночество. Один миг – и вся жизнь изменилась до неузнаваемости. И кому теперь он в этой жизни нужен.

Дверь открылась, и вошла медсестра.

– Оленька, – обратился хирург к ней.

– Да, Иван Иванович.

– А может, всё же ты Даниле скажешь. У тебя лучше получится.

– Нет-нет, я не могу. Я ведь даже не знаю, что произойдёт у мальчика с мозгом, какие будут последствия, когда он узнает, что родители погибли.

Иван Иванович встал и решительным шагом направился к палате, где лежал Данила. Рано или поздно всё равно сказать придётся.

Хирург сел на краешек кровати. Данил смотрел на него и улыбался.

– Ну, как у тебя дела? – спросил Иван Иванович. – Голова болит?

– Немножко. А папа не пришёл? Где мой папа, почему он не приходит?

– Данила, я должен тебе сказать, – хирург замешкался, – в общем…

Пауза затянулась. Все, кто были в палате, притихли. Врач посмотрел в глаза мальчика. Сколько же в них было боли, сколько надежды.

– Данила, я и есть твой папа…

– Папочка, я знал, что ты придёшь, – прошептал мальчик, – я знал…

По щекам мальчика текли крупные градины слёз. Но глаза… Теперь они были совсем другие. Теперь это были счастливые детские глаза.

Ещё долго больница обсуждала человеческий поступок хирурга. Кто-то восхищался, кто-то осуждал, кто-то не понимал. И только Иван Иванович знал, что всё у них с Данилой будет хорошо и что он приложит все усилия, чтобы сделать мальчика счастливым.

Домовой вернулся. Обычная деревенская история

Что-то загрустила бабушка Маша, пригорюнилась. Всегда такая веселая, а тут… Ходит сама не своя. Поздороваешься с ней, а она и не слышит тебя. В дверь постучишь, не отвечает, будто и нет в доме никого! Вот уже вторая неделя пошла, как жители деревни её узнавать перестали. Может, случилось у неё что? Может, беда у неё какая? Ну, а что у неё может случиться? Живёт она одна-одинёшенька. Ни мужа, ни детей. Даже родственников никого не осталось. А может, затосковала она по ком из ушедших в мир иной? Надо бы спросить у неё.

Проходил я как-то мимо дома старушки, смотрю, сидит она возле крыльца своего, картошку перебирает. Ну, думаю, зайду, спрошу, почему она так изменилась. А старушка возьмёт картошину в руки и задумается. Возьмёт другую и опять размышляет о чём-то. Что-то всё же с ней происходит.

– Добрый вечер, бабушка Маша, – присаживаюсь я рядом прямо на траву.

– Чего тебе? – как-то не по-доброму взглянула она на меня.

– Да я просто узнать хотел, – говорю, – может, помочь вам чем? Может, беда у вас какая? Изменились вы в последнее время. Задумчивой какой-то стали.

– Вон, картошку перебирай. Это и будет твоя помощь, – отвечает старушка.

– Помогу, конечно, – беру я картофелину. – Только если беда какая, скажите, люди всегда помогут.

– Да чего вы ко мне все привязались? – бросает картофелину старушка. – Ничего у меня не случилось.

– Ну я же вижу, – бросаю я картофелину вслед за старушкой.

Бабушка Маша вдруг улыбнулась.

– Экий ты настырный, Иван, – сложила она руки на коленях. – Ладно, скажу. Всё равно не отстанешь. Только сначала воды мне принеси, пить хочу… Ведро вон в сенях.

Я поднялся и пошёл за водой.

– Так, ведро же пустое, – кричу, – нет воды.

– Так, принеси, раз нет, – отвечает старушка.

Я сходил на колонку за водой, набрал старушке ковш воды и уселся на своё место.

– Домовой у меня пропал, – ошарашила она меня.

– Кто пропал? – закашлялся я.

– Домовой, говорю, – стала вновь грустной старушка, – с неделю уже как не появляется. Может, заболел и лежит где. Может, помощь ему нужна, а я найти его не могу. Всё обыскала. А может, обидела я его чем, и он ушёл. В общем, пропал домовой…

– Бабушка Маша, – сделал я кислое лицо, – я ведь не маленький мальчик сказки мне рассказывать. Я серьёзно вас спрашивал, а вы мне про домового…

– Может, поможешь мне его найти? – перебила она меня. – Может, на чердаке он? Мне ведь туда не залезть, старая уже по чердакам лазить.

– Да ну вас, бабушка Маша, – поднимаюсь я, случайно опрокинув ковш, – не хотите говорить, не надо… Пойду я.

– Ты воды-то набери в ковшик да принеси, раз опрокинул, – говорит старушка.

– Хорошо, – беру я ковшик и иду в сени.

Ведро было пустое. Ведро, которое я только что наполнил на колонке, было пустым. У меня даже голова закружилась.

– Бабушка Маша, – возвращаюсь я к старушке с пустым ковшиком, – нет воды.

– Как это нет воды? – замерла старушка. – Ты же только что принёс полное.

– А теперь оно пустое, – чешу я затылок.

– Никак вернулся, – загорелись глаза старушки.

– Кто вернулся? – не могу я понять.

– Домовой мой вернулся, – с трудом поднимается старушка, – он любит у меня так похулиганить… То спрячет воду, то назад вернёт. Значит, вернулся. Вот радость-то… Давай помоги мне на крыльцо зайти. Что-то ноги от радости совсем не идут…

Я помог старушке войти в дом и чуть сознание не потерял от увиденного. Ведро было полное воды.

– Ты иди, Ваня, – выталкивает она меня из избы.

– Так это что, правда, что ли? – закружилась у меня голова.

– Ты иди, Ваня, иди, – появился румянец на щеках старушки. – Вот радость-то… Домовой вернулся.

История про клад, что в пруду спрятан, да про жену ворчливую

Николай всегда приходил к местному заброшенному пруду, когда у него было плохое настроение. Тихо здесь, и деревенские сюда не ходят. Чего им здесь делать? Это в советские времена мужики на этом пруду карасиков ловили и женщины белье полоскали, а теперь здесь даже лягушки не живут. Заросло всё вокруг. Не пруд, а свалка местная. Но Николаю здесь нравилось посидеть в тишине, прислонившись спиной к старой берёзе, подумать о своем житье-бытье да прошлое вспомнить.

Вот и сегодня с утра пораньше Николай пришел на своё любимое место, чтобы успокоиться после ссоры с женой. Ссорились они, конечно, по пять раз на дню, но чтобы вот так, с пеной у рта, – не более двух раз в неделю. Только возле заброшенного пруда Николай и мог успокоить свои нервы. Спроси его сейчас, из-за чего поругались, он и не скажет. Видимо, и причины-то для ссоры не было, просто поругались и всё.

– Как с этой бабой дальше жить? – обхватил руками голову Николай. – Только глаза откроет – сразу в крик. Тридцать лет вместе, а больше половины из них прошла в ссорах. О-хо-хо, долюшка моя незавидная. Вроде стараюсь, по хозяйству всё делаю, а с женой лучше не встречаться. И не пью, и не курю, а хоть из дома беги. Да куда бежать от хозяйства-то. Всё ведь своими руками поднимал. Так и помереть можно от нервов, ведь не молод уже.

Николай поднял камень, что под рукой оказался, да и швырнул его в сердцах на середину пруда. Булькнул камень, подняв муть зелёную.

– А ведь между ссорами ничего так женщина, – вздыхает Николай. – В доме всегда чистенько, всё по своим полочкам. Да и из кухни всегда вкусно пахнет. Просто не любит она меня, да и не любила, наверное, никогда.

– Конечно, не любит, – раздался рядом с Николаем женский голос.

Мужчина повернул голову в сторону голоса и увидел рядом с собой очень красивую светловолосую девушку. Она сидела на траве совсем рядом с Николаем, почти касаясь его локтем. Сидела и смотрела туда, куда упал камень, брошенный Николаем.

– А я что, вслух, что ли, разговаривал? – засмущался мужчина.

– Вслух, Коля, вслух, – говорит девушка красивым голосом, – так и с ума сойти можно, Коля.

– А мы разве знакомы? – удивился мужчина. – Откуда вы меня знаете?

– Ну, знакомы не знакомы, а тебя я вижу на этом месте уже много лет, и ни разу веселого, – взглянула в глаза Николая девушка.

– Да нечему веселиться-то, – любуется Николай красивым лицом девушки. – Как с женой увидим друг друга, так ссоримся.

– А я ведь могу помочь тебе, Коля. Могу подсказать, что делать надо, – улыбнулась девушка.

– И что мне делать? – не может Николай глаз оторвать от девушки.

– Богатым стать, – продолжает улыбаться девушка, – ведь вся ваша склока от бедности твоей, а как станешь богатым, так и характер жены изменится.

– Да как же я смогу стать богатым, если к этим годам не стал? – удивился мужчина.

– А я подскажу, – поднимается и протягивает руку к Николаю девушка. – Пойдём.

Девушка подвела Николая поближе к зелёной жиже заброшенного пруда и показала свободной рукой.

– Там, где упал твой камень, клад лежит. Забери его и богатым станешь, – красивым голосом пропела девушка.

– Клад? – удивился мужчина. – Ничего себе. Но ведь это сколько работы надо проделать, чтобы осушить этот пруд. На том месте глубина метров пять, наверное, будет, и всё жижа вонючая.

– Я помогу тебе, Коля. Даже ноги мочить тебе не придётся, – стала вдруг серьёзной девушка.

Расступилась жижа болотная перед девушкой. Оголилось дно озера, будто пробор из волос на голове Николая. Глянул Николай, куда камень бросил, и ахнул. Сундук богатый на дне стоит, а из прогнивших боков монеты золотые так и сыпятся.

– Пойдём, Коля, не бойся, – тянет девушка мужчину за руку.

Сделал шаг Николай, за ним второй. Страха совсем нет. Сухое дно, а по бокам жижа вонючая волнами ходит. Николай всё дальше от берега, жижа всё выше поднимается.

– Коля, – вздрогнул мужчина от крика жены, – ты куда, Колюшка, вернись.

Остановился Николай, понять не может, как оказался по грудь в жиже вонючей. А жена возле супруга уже, тянет за рубаху мужа к берегу.

– Куда? – тащит мужчину вглубь озера сила неведомая. – Не пущу.

Трещит рубаха, женой сшитая, да не рвётся. Вдвоём теперь муж и жена против силы болотной борются. Задыхается Николай, полон рот горечи болотной.

Очнулся Николай возле озера на траве зелёной. Рядом жена сидит, плачет да тину с лица мужа убирает.

– Милый, да разве можно так. Чего ты удумал-то! Как я без тебя жить-то буду? Хорошо, хоть сердце подсказало, что беда приближается. Хорошо, хоть ноги указали, где искать. Опоздай я на минуту, и не стало бы тебя на свете этом. Нашёл, кому верить, чудищу болотному.

– Значит, не показалось мне, – не может отдышаться Николай. – Значит, действительно девушка меня вела к кладу, что на дне озера.

– Да какая там девушка! Чудище зелёное тебя вглубь тянуло. Насилу вырвала я тебя из власти его.

– Спасибо тебе, милая, – шепчет Николай, – прости, что голос на тебя повышал. Ты самая лучшая женщина на всей земле. И очень красивая…

– Это ты меня прости, Колюшка, – гладит грязное лицо мужа супруга. – Не так мы живём, неправильно. Не ценим жизнь свою. Грызёмся из-за ерунды разной, душу свою слабже делаем. Вот и позарилось на тебя чудище болотное, видит, что ослаб ты духом. Прости меня, родной мой.

Хотите верьте – хотите нет, но зажил после того случая наш Николай с женой своей вам и не снилось как. Слова грубого от супругов не услышишь. Под ручку теперь по деревне ходят, всем на зависть.

Ну а пруд… А чего пруд?

Месяца три, наверное, мужики деревенские вокруг пруда заросшего ходили да затылки чесали. Думали, как бы болотину эту осушить да до клада добраться, если он там есть, конечно. Думали они, думали, да так ничего и не придумали. А нырять тем более никто не хочет в эту жижу вонючую. Да и страшновато, однако. Плюнули они под конец на пруд заросший. «Да пропади он пропадом, клад этот. Да и не в кладе, видно, счастье-то», – провожают они взглядом счастливых супругов.