Текст книги "Как мы служили на «Гремящем»"

Глава 6
Кабы я имел коня, это был бы номер!

И вот, 19 июля 1980 года на гвардейский БПК «Гремящий» прибыл наш новый командир капитан 3 ранга Доброскоченко Владимир Григорьевич. И началась жизнь, как на птичьем дворе: «Как поймал – вдел!» Это был неутомимый офицер, от которого не ускользала ни одна мелочь. Как в его голове умещалось столько разного всего, просто непостижимо! После первого обхода корабля состоялось совещание офицерского состава корабля в кают-компании. Первыми словами командира на этом форуме были: «Все равно, Советская власть будет восстановлена!» Потом посыпалось, как из рога изобилия:

– Внешний вид неудовлетворительный. Строевая выучка – ноль целых, ноль десятых!

– Контроль над личным составом отсутствует.

– Матчасть неисправна, так как отсутствуют надлежащий осмотр и проверка оружия и технических средств.

– Дисциплинарная практика неудовлетворительная. Как положено?

Командир отделения, старшина команды, командир группы, командир БЧ, и только затем принимает меры командир корабля!

– Любое построение начинать с проверки личного состава, затем инструктаж, развод, затем контроль над исполнением отданных приказаний.

– Форма одежды на корабле объявляется в 6.45. Требовать неукоснительного соблюдения формы одежды. У каждого матроса должен быть один комплект белого и один комплект синего рабочего платья.

– До понедельника выставить банки вместо отсутствующих плафонов.

– Требую конкретности, конкретности во всем! – Вы записывайте, записывайте. Я потом посмотрю, что вы записали.

– Те недостатки, которые мы имеем на корабле, идут от того, что не каждый выполняет свои служебные обязанности. Заставлять надо матроса, контроль над ним должен быть. Пока мы много говорим, но мало делаем. Последнее предупреждение по построениям, по всем учениям.

– Форма одежды при заступлении в наряд, на дежурство и вахту не подлежит критике. Товарищ Зубарев (командир минно-торпедной боевой части), у Вас китель тоже не подарок к 8 марта!

– Если вы получаете хоть какие-нибудь деньги, то приносите хоть какую– нибудь пользу!

– Помните, неозадаченный матрос – потенциальный преступник!

– Передаю слово заместителю командира корабля по политической части.

Большой зам начал что-то неуверенно лопотать про то, что нам следует делать в свете требований какого-то (не помню номер) съезда партии, потом про требования Министра Обороны, потом про требования Главнокомандующего ВМФ, плавно перешел к требованиям Командующего Северным флотом, командира эскадры, командования бригады. Ну, надо же, никого не пропустил, подумал я и обернулся. Сменившийся с вахты Коля Рыманов уперся лбом в спинку впереди стоящего стула и не шевелился. «Свет требований озаряет спящую голову моего коллеги», – подумалось тогда мне.

Совещания проводились с завидной регулярностью, чего прежде у нас не наблюдалось. С каждым совещанием гайки закручивались все сильнее. Только теперь мы узнали, что такое порядок. Раз в неделю командир облачался в матросскую робу с пришитыми погонами капитана третьего ранга и пролезал корабль с носа до кормы по всем внутренним помещениям, включая закоулки, куда нога человека не ступала с самой постройки корабля! Доброскоченко был неутомимым работягой. Его глазами мы увидели наш БПК в новом свете, и поняли, наконец, в каком бардаке живем. Методы решения вопросов иногда удивляли своей новизной. 15 августа на утреннем построении офицерам было объявлено, что в 16.00 будет объявлена «Боевая тревога», и до тех пор, пока все плафоны и лампочки во всех помещениях корабля не будут выставлены, отбоя тревоги не будет. И действительно, сыграл «Боевую тревогу»! И действительно, все плафоны и лампочки оказались на своих местах! А на вечерней поверке командир объявил, что за ужином обнаружил неприглядную картину: неудовлетворительное укомплектование баков (столов) посудой. На 9 человек 3 вилки.

– Решение принять самим. Доложить о принятых мерах до 20 августа. И по полотенцам! У каждого матроса должны быть вафельные, белые полотенца. По две штуки. Одно ножное, другое лицевое. Срок исполнения три дня. После 18 числа все нештатные полотенца будут нещадно изъяты на ветошь. Если кому-то что-то непонятно, обращайтесь, я разъясню!

Корабль то готовился к рейдовым сборам, то к смотру, то к стрельбам, то к совместному плаванию с кораблями эскадры. Чего только не было. И одно накладывалось на другое, только успевай! Блокнот для записей приказаний, указаний, распоряжений, замечаний (так называемый «ЗАПИСЬДЕЛ») с трудом вмещал в себя потоки информации от «носков, строго установленного синего или черного цвета» до «корректуры навигационных карт, запущеной с мая месяца текущего года», от «к 25 августа выучить строевую песню «Через три, через три зимы, через три, через три весны» до «Повышенных соцобязательств в честь очередной годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции». Скучать не приходилось. Идя на службу из дома, я точно знал, что получу «фитиль» за что-нибудь. Правда, точно не знал за что, но то, что это произойдет, не сомневался. Вспоминаю доходчивые слова командира: «Нам Советская власть дала достаточно прав, чтобы поставить на место любого, повторяю, любого разгильдяя. А если у вас что-нибудь не получается, моя каюта, каюта замполита для вас открыты». Это были золотые слова Офицера с большой буквы! Так, в заботах, тревогах и трудах прошел еще почти год, прежде чем мы были готовы к длительному самостоятельному плаванию, к боевой службе. А командир наш, кстати, дослужился до двух адмиральских звезд и стал заместителем командующего Северным Флотом.

Глава 7
Долгожданная боевая служба

И вот, 15 июня 1981 года. Торжественное построение на причале. Напутственные слова комбрига капитана 1 ранга Александра Ивановича Фролова. Оркестр, «Прощание Славянки» и в путь! На выходе из Кольского залива нас накрыл снежный заряд. Причем настолько плотный, что видимость не превышала 150 метров. Выходили с помощью радиолокатора и радиолокационной приставки «Пальма». Палуба покрылась приличным слоем снега сантиметров 5. Но через несколько часов снег просто растаял. Погода была благоприятная, даже солнышко выглянуло из-за угрюмых северных туч. За нами, как привязанная, шлепала «Марьята», норвежское судно, РЗК, всегда сопровождающая нас, для чего бы мы ни вышли в море. Обстановка на корабле устаканивалась и вошла в нормальное русло: вахта, подвахта, отдых. Несмотря на кипучую энергию командира, ему хватило ума не дергать экипаж учениями, тренировками, которых в базе хватило выше крыши, чуть ли не на всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, первую неделю. На рубеже Нордкап – Медвежий «Марьята» отвязалась от нас и пошла следить за нашими кораблями, как только те высовывались из Кольского залива. Между тем, были отработаны смена вахт, дежурство по низам, регулярные проверки личного состава. Повторяю, жизнь вошла в русло боевой службы.

Прошли Бискай, Гибралтар, почти обогнули западную Африку и получили задачу прибыть в Гвинею, порт Конакри. Это был мой первый заход в инпорт офицером. Интересно, конечно! Я немножко вру. Только командир может сказать, что Я заходил туда-то, все остальные могут сказать, что МЫ заходили туда-то. Так что, это был НАШ заход в Конакри, столицу Гвинеи. Стали на якорь рядом с островом Тамара, с ударением на последний слог, как и все остальное, потому что государственным языком в Гвинее является французский. На борт прибыл офицер связи от гвинейского флота младший лейтенант Жан-Пьер Кутино и сообщил, что для нашего экипажа приготовлена культурная программа: посещение острова Тамара с купанием на пляже, поездка в Киндию (местечко, где располагался советский центр по изучению тропических болезней) и много чего еще интересного. Я был офицером связи от нашего корабля, так как неплохо объяснялся на товарно-базарном английском. Но в Гвинее английский был не нужен. И моя функция заключалась в том, чтобы расплачиваться с Жан-Пьером за привезенные диковинные загадочные фрукты, вроде авокадо и гуаява, собственным одеколоном и мылом, припасенными для обмена с аборигенами. А по-русски Кутино и сам неплохо говорил, так как учился в Советском Союзе несколько лет. На следующее утро мы спустили спасательный баркас, и первая группа моряков во главе с нашим старпомом старшим лейтенантом Рогатиным Владимиром Ивановичем отправилась на остров Тамара на пляж купаться. На острове всех построили, и Жан-Пьер провел тщательный инструктаж, рассказав, что в местном лесу водится небольшая, но очень опасная змея. Называется мамба, пятиминутка или смерть всадника. Во времена завоевателей – колонизаторов эта пресмыкающаяся гадина доставляла немало хлопот именно шевалье, бросаясь на них прямо с ветвей деревьев. Лес, кстати, от пляжа, начинался всего в нескольких метрах. После инструктажа моряков отпустили, и они разбежались играть в футбол, купаться, загорать и всячески развлекаться. Прошло всего несколько минут, когда группа примерно из пяти матросов, весело щебеча под теплым африканским солнышком, подбежали к офицеру связи гвинейского флота и принесли на палке ту самую «смерть» зеленовато-черного цвета, разумеется, уже дохлую. Жан – Пьер Кутино, несмотря на вполне себе темный цвет кожи, побледнел и потерял дар речи!

– Такая, что-ли?! – резвились ребятки.

Старпом, по просьбе Кутино, приказал выкопать в песке на кромке пляжа и леса почти метровую, глубоченную яму, в которую и сбросили несчастную змею. Оказалось, что если наступить на голову даже мертвой мамбы, может непоздоровиться очень даже серьезно. А нашим морякам было все пофигу. Они просто сшибли ее с ветки и добили палками. Яму закопали, покупались, позагорали и вернулись на корабль. Следующая группа отправилась на остров после обеда и тщательного инструктажа уже самого командира корабля. А с ним шутки плохи!

Каждый день, примерно в 16–16.30, как по расписанию, небо затягивалось сплошными тучами, и с неба не шел, а скорее срывался тропический ливень. Стеной! Видимость – ноль. Мы подавали сигналы тифоном, как в тумане. А личный состав выгоняли на верхнюю палубу помыться. С мылом и с мочалками. Нельзя же упускать такой подарок природы. Тем более, пресной воды не хватало. Через полчаса удовольствие заканчивалось, и все шли сушиться. Как – то раз, на переходе в Африку, принимая топливо и пресную воду от танкера, мы организовали баню. Не подумайте, не сауну, а просто, чтобы помыть моряков, пока из танкера бежала пресная вода, заполняя наши танки. А наш секретарь партийной организации Коля Рыжих, только сменившись с вахты (надо отдать должное Николаю, он нес вахту вахтенным офицером, несмотря на политическое образование), разумеется, тоже спешил смыть грязь и пот с уставшего тела. Но, произошло то, что и должно было произойти. Коля намылился, и вода кончилась! Потому что наши цистерны были полны, шланги отсоединили, танкер отвалил от нас, и наступил режим экономии. То есть вода стала подаваться в магистрали только на полчаса, по расписанию, чтобы заполнить питьевые бачки в кубриках и каютах. А Коля-то намылен! Чем домываться-то? Тогда он, как в известной комедии «12 стульев», стал звать хоть кого – нибудь! Отозвался матросик, запоздавший при вытирании тела после помывки.

– Слышь, моряк! Позови кого-нибудь из младших офицеров.

– Понял. Сейчас будет сделано!

Мы, три офицера из нашей общей, бывшей мичманской каюты, увидев масштабы стихийного бедствия, постигшего соратника – собрата, потянулись к раковине. Каждый взял по чайному стакану, набрал его холодной водой из-под недавно наполненного бачка, и отправился вызволять попавшего в беду друга. Хотя, вполне себе объемный обрез (таз) стоял возле умывальника в каюте. И так по кругу, раза по три – четыре! Надо было видеть Колину физиономию, когда он ополаскивался холоднющей водой порциями по 250 граммов! Мы Николая уважали и ничего против него не имели, но было просто смешно, а мозгов у нас еще не хватало!

Потом была экскурсия в Киндию. Этот населенный пункт находился в ста, стапятидесяти километрах от Конакри. Нас, человек 50, баркасом перевезли на причал, посадили в автобус, и мы поехали. С нами был несменяемый офицер связи Жан-Пьер Кутино. В Киндии было интересно, что там находился памятник той обезьяне, которая снялась в том, еще черно-белом фильме «Тарзан», который мы, родившиеся в 50-е – 60-е толком и не видели. Был там еще питон по кличке «Петя», абсолютно инертный тип, готовый позировать перед фотоаппаратами, как вам заблагорассудится. С ним, мы, конечно, пощелкались. Прохладный, даже холодный питон, обнимал нас как родных, и снимки потом получились замечательные. Так как было очень жарко, после посещения Киндии, поехали купаться на водопад. Он назывался очень романтично: Фата невесты. И, правда, напоминал нечто подобное! Вуаль де Марье, красиво, правда? Вода срывалась с двухсотметровой высоты и разлеталась тысячами прохладных брызг, как громадный душ. Капли достигали размеров грецкого ореха, но удовольствие было неописуемым. Мы поплавали в небольшом озерке у подножия водопада, прохладились как следует, и отправились в родные пенаты, на корабль. Пребывание в Конакри продолжалось около четырех недель. За это время мы с моим командиром боевой части Бажановым Анатолием подготовились к переходу в Луанду, столицу Анголы, страны, где шла нешуточная гражданская война. И нам предстояло в ней поучаствовать, хотя этого мы еще не знали. Там была куча противоборствующих сторон: ФАПЛА – народная армия Анголы, ФНЛА – Национальный фронт освобождения Анголы, УНИТА – националистические отряды под руководством некоего Савимби, СВАПО – патриоты Намибии, кубинский контингент, советские советники и ЮАРовские регулярные войска. Были и советники из стран Варшавского договора. Короче, Ноев ковчег при пожаре во время наводнения.

Глава 8
С курорта на войну

На переходе в Луанду курс подкорректировали так, чтобы пройти «Золотую точку», то есть точку с координатами 0 градусов широты и 0 градусов долготы. В ней же пересекли экватор и отпраздновали День Нептуна. Особенности этого праздника рассказывать не буду. Это знают все моряки, а кто из гражданских не знает, можно посмотреть в интернете. Традиции были полностью соблюдены. Всем вручили памятные Дипломы о пересечении экватора. Обстановка в Луанде резко отличалась от Конакри. Здесь расслабляться уже не приходилось. Сразу по приходу была организована ППДО (Противоподводно-диверсионная оборона корабля), спущен рабочий катер, вахте выданы гранаты, автоматы и началось методичное обрабатывание акватории в радиусе нескольких сот метров от корабля. С борта тоже производилось гранатометание, причем незакономерное. Надо пояснить, что гранатометание при ППДО необходимо, чтобы уничтожить возможных подплывающих боевых пловцов противника в случае необходимости. Плотность воды в несколько раз превышает плотность воздуха, и гидродинамический удар при взрыве гранаты уничтожает все живое в радиусе около сорока метров. Вахта ППДО неслась круглосуточно. Но жизнь на корабле не замерла. В конце июля в Луанду приехали советские артисты. Среди них был И. Д. Кобзон. Они дали отличный концерт прямо на причале, у которого был ошвартован наш «Гремящий». Наш командир, по законам гостеприимства, после концерта пригласил Иосифа Давыдовича в кают-компанию на ужин. Ужин продолжался до утра. Иосиф Давыдович много пел, пил наравне со всеми, но совершенно не пьянел. Я, как умеющий играть на гитаре, в отсутствие других возможностей, как мог, аккомпанировал известному артисту. В 4 часа утра я заступил на вахту к трапу. Около 6 утра Кобзон уехал с корабля. Но, около 8 часов вернулся с двумя канистрами, подозреваю, что с пивом. А покидая борт, нес трехлитровую банку соленых огурцов, банку воблы и буханку черного хлеба. Это то, чего в Луанде нельзя было найти ни за какие деньги.

Глава 9
Оборона – вид боевых действий

В самом конце июля мы получили задачу следовать в Мосамедиш (ныне Намиб), главный южный порт Анголы, через который шло снабжение частей вооруженных сил Анголы и отрядов СВАПО – патриотов Намибии, которых ЮАРовцы вытеснили на юг Анголы. Снабжением воюющих частей занимались советские сухогрузы Одесского морского пароходства и кубинские транспорты. Один из них назывался «Матанзас», как сейчас помню. Транспорт – восьмитысячник (водоизмещение восемь тысяч тонн) советской постройки, тип «Ленинская гвардия». Возили стрелковое вооружение, боеприпасы, запчасти для БТРов советского производства, артиллерийские орудия, снаряды к ним, продовольствие, медикаменты, в общем, все, в чем нуждались защитники Анголы. С нами были сторожевой корабль «Ревностный» и БПК «Таллин». ЮАРовцы заявили, что разбомбят порт Мосамедиш. Мы заявили: только попробуйте! На нашем корабле разместился штаб 30-й отдельной бригады во главе с комбригом капитаном 1 ранга Литвиновым В. И. Мы связались с береговыми частями ПВО, прикрывавшими порт, узнали, какими средствами они располагают, поделили зоны ответственности. Дальше всех стрелял БПК «Таллин» с ЗРК «Шторм» – до 40 км, потом наш ЗРК «Волна» – до 25 км, и расположенные на берегу 2 ЗРК «Печора» – тоже примерно 25 км, потом «Ревностный» и «Таллин» с ЗРК «Оса» 11 км и артиллерия всех трех кораблей. Таким образом, получалась довольно глубокая и хорошо эшелонированная ПВО обороняемого порта.

Глава 10
Кто сказал, что мы там были?

И началось! Мы вступили в боевые действия по обороне главного южного порта Анголы Мосамедиш от ударов авиации ЮАР. Каждый божий день начинался с «Боевой тревоги» и заканчивался «Боевой тревогой». Ночи тоже не отличались спокойствием. Каждые несколько часов следовал доклад радиометристов (операторов РЛС) об обнаружении очередной групповой воздушной цели, следовавшей курсом на порт и на наши корабли. Этими целями являлись группы, как правило, из 4–6 реактивных «Миражей» или турбовинтовых «Канберр». Они несли запас бомб, готовых обрушиться на нас, на порт, на сухогрузы, стоящие у причалов. Но, обнаружив сигналы наших РЛС, сначала станций обнаружения, а затем и стрельбовых станций сопровождения, вражеские летчики разворачивались и уходили на дистанции 40 с небольшим километров. У них в кабинах находились приборы, напоминающие современный антирадар в автомобиле. Наша «лопата» воздушного обнаружения «лизнет» их самолет, у них мигнет лампочка. Наша стрельбовая станция возьмет цель на сопровождение, у них лампочка часто замигает, команда «Паника!» и разворот! Улетали, но не на аэродромы базирования. Возвращаться с боезапасом бомб было опасно, потому что при посадке можно было взорвать собственный аэродром. Поэтому, они уходили, чтобы высыпать смертоносный груз на головы мирных жителей, на населенные пункты многострадальной Анголы! И только после этого возвращались домой на базу. Подловатая тактика, но ничего не поделаешь. Через несколько часов после налетов, приходили сообщения, что такой-то населенный пункт уничтожен, столько-то убитых, столько-то раненных. Нам оставалось только отметить эти населенные пункты и их кровавые результаты на карте. Командир корабля все 28 суток практически не сходил с ходового мостика (ГКП – главный командный пункт). Мы с моим командиром БЧ-1 (старшим штурманом) старшим лейтенантом Бажановым Анатолием всегда были в штурманской рубке, практически за спиной командира корабля. Места якорных стоянок меняли незакономерно, но часто. ППДО осуществлялась круглосуточно. Эпизодически выполнялись артиллерийские стрельбы из двух счетверенных артустановок ЗИФ75 по учебной воздушной цели – наполненному гелием метеозонду с подвешенным к нему радиолокационным отражателем. Мы в этих тренировках особо не нуждались. Но грохоту они давали много. А нам надо было показать серьезность наших намерений. По сути, мы держали «ракетный зонтик» над портом и над собой в течение 28 суток. За время обороны Мосамедиш, ни одна бомба не упала на главный южный порт Анголы. Задача Советского правительства по охране и обороне главного южного порта Народной республики Анголы от ударов авиации ЮАР была выполнена полностью. «Таллин» и «Ревностный» пошли в Индийский океан, а наш «Гремящий» вернулся в Луанду.

Несколько дней отдохнули, позагорали, покупались на местном пляже с океанской стороны. Местные анголане, как они себя называли, поеживаясь, показывали нам, что купаться не сезон, холодно, мол. Это при температуре воды + 22 градуса! Искупать бы их в Балтийском море, где выше 16 градусов температура редко поднимается даже жарким летом. Были экскурсии в местный форт Сан-Мигель, где бережно хранятся все скульптуры – памятники завоевателям – португальцам. Было несколько встреч с кубинцами, где во время застолий они все ждали, когда мы попадаем под столы, так как неразбавленный ром кубинцу смерть, а нам, после шила, сплошное удовольствие. Кстати, на соревнованиях по стрельбе из автомата, я победил лучшего кубинского стрелка, без бахвальства. И начальник штаба кубинского батальона не единожды за столом поднимал за меня тост, так как у них особо ценятся военно-прикладные виды спорта.