Текст книги "Повесть провальная. Рассказы, повесть"
Автор книги: Сергей Чевгун
Жанр: Юмор: прочее, Юмор
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]
Бес в ребро
Внук схватил Николая Гавриловича за штанину и теребил ее до тех пор, пока не услышал недовольное:
– Ну, чего тебе?
– А у меня лук. Вот, смотри, – внук протянул деду древнее оружие. – Можешь даже из него пострелять. Один раз. Только смотри, в лягушку не попади.
– Почему? – спросил тот, повертел в руках стрелу из ивового прута и неумело положил ее на тетиву.
– Так ведь жениться придется, – сказал не по годам развитый внук. – А до этого – с бабушкой развестись. Хлопот-то сколько!
– Сейчас это быстро делается, – Николай Гаврилович близоруко прищурился и натянул лук до отказа. – Как там, в сказке? В кого стрела попадет, того я и в жены возьму? Ну-ну…
И пульнул в белый свет, как в дореформенную копеечку.
Стрела блеснула на солнце и унеслась на северо-запад. А Николай Гаврилович вдруг почувствовал, как что-то толкнуло его в ребро. Да нежно так! Как-то сразу жить захотелось, новые коронки поставить – и улыбаться всем подряд. Николай Гаврилович ойкнул и чуть ли не бегом поспешил в дачный домик – переодеваться.
– На пруд, что ли, с внуком собрался? А костюм зачем? – спросила у Николая Гавриловича его супруга Зинаида Семеновна.
– Молчи, старая, – ответил тот, грубо щелкнув немецкими подтяжками. Подхватил пиджак, сел в машину и скрылся из глаз, строго в северо-западном направлении.
В городе он на минутку заскочил домой, взял паспорт с деньгами и устремился по следу судьбы – через сбербанк в сторону Воронежа. Всю дорогу Николай Гаврилович выжимал из «копейки» верные шестьдесят пять, однако цены на бензин его обогнали. Пришлось продать «копейку» за сколько дадут и двигаться на перекладных аж до самого Калининграда.
– Контрабанда есть? – спросили на таможне, и пропустили туриста в анклав, на всякий случай отобрав подозрительные подтяжки. Подхватив левой рукой сползавшие брюки, Николай Гаврилович свободной правой купил билет в Швецию и сел на паром. И всю дорогу разглядывал северо-запад через иллюминатор.
В Стокгольме болели за сборную по футболу и пили пиво по-семейному. Быть пятым лишним Николай Гаврилович постеснялся и ночь провел на вокзале. А утром улетел к берегам туманного Альбиона. Тот оказался и в самом деле туманным, так что никаких лягушек путешественник не разглядел. С неделю он провел на берегах Темзы, выдавая себя за Чернышевского. Англичане сыпали в ладонь мелкие фунты и хором спрашивали у стопроцентного русского демократа: «Что делать?»
– У Абрамовича спросите, – сердито отвечал Николай Гаврилович. – У меня стрела на северо-западе, а вы тут пристаете с пустяками…
И с перелетными гусями улетел на Аляску.
Потомки Джека Лондона ничего про стрелу не знали, но слышали, как однажды что-то просвистело над Юконом и скрылось за горизонтом.
– Однако, шибко свистело, – вздыхали потомки, и за бесценок предлагали золото и медвежьи шкуры. От шкур Николай Гаврилович отказался, а небольшой самородок на память взял. В Сиэтле он обменял его на доллары у Левы-одессита и спросил, как добраться до островов Фиджи.
– А Фиджи его знает! – чистосердечно признался одессит. И посоветовал дешевой экзотикой голову не забивать, а пойти на Брайтон-бич, хаус намбер 101, вход со двора, спросить Лялю, которая давно не замужем.
– Я с тобой, как с соотечественником, а ты!.. – возмутился Николай Гаврилович, и той же ночью перебрался на Хоккайдо. Самурай в виде таксиста подхватил гостя в аэропорту и повез в ближайшую гостиницу.
– Ты мне вот что скажи, – расспрашивал гость. – Нынче летом к вам ничего подозрительного не прилетало?.
– Приретаро, – отвечал самурай без буквы «л» в родном алфавите. – Одна боршая начарника из Москвы приретара, речи говорира, Курирские острова вспоминара…
– Дырку тебе в сетях, а не Курилы, – отрезал Николай Гаврилович. – И вообще, ты мне, друг, еще на озере Хасан надоел.
И приказал таксисту ехать обратно в аэропорт. Искать лягушку в японских болотах как-то сразу расхотелось.
Из-за простуженного на Аляске колена пришлось ненадолго задержаться в Гонконге. Там Николай Гаврилович сходил разок на тайский массаж и моментально помолодел. Продал пиджак, купил билет на ближайшую палубу и отплыл в ту сторону, куда (по слухам) стрела просвистела.
В Камбодже Николаю Гавриловичу указали на запад, в Лаосе – на юго-восток, а во Вьетнаме – на дверь. Скандалить путник не стал и в тот же день спешно отбыл в Австралию. Тамошние лягушки Николаю Гавриловичу понравились: и с буквой Л у них все в порядке, и готовить умеют. А вот с бушменами получился форменный скандал. Мелкий народец притащил гостю столько стрел, что Николай Гаврилович даже ахнул от неожиданности:
– Это сколько же мне придется по загсам ходить? Года два? Или три? Да вы тут, я погляжу, без Сенкевича совсем от рук отбились!
Но потом оклемался в холодке под пальмой и тщательно стрелы перебрал, ни одной не пропуская. Родной, из ивового прута, среди них не оказалось, и Николай Гаврилович тут же воспрянул духом. Попрощался с аборигенами и подался через Южный полюс, куда глаза глядят, одалживаясь у встречных полярников сигаретами.
Впереди лежали: Берег Слоновой Кости, Чад, Нигерия и прочий Камерун. Переправляясь через Замбези, Николай Гаврилович уронил в воду паспорт и очень переживал, что останется без российского гражданства. Потом были Турция, Иран, Ирак и очень много Китая. Так много, что Николай Гаврилович в нем даже заблудился.
Он шел вдоль Великой стены и расспрашивал встречных китайцев про царевну-лягушку. Но те лишь от удивления делали овальные глаза и требовали синхронного перевода. «Нинь хао! – вразумлял их Николай Гаврилович. – Царевна, понимаешь? В виде лягушки. Вся голая и стрелу во рту держит. Ферштейн?» На что китайцы отвечали «О-о!» и дружно махали куда-то в сторону Шанхая.
В провинции Хэнань рассказ о голой царевне вызвал нездоровый ажиотаж среди местного населения, и Николая Гавриловича едва не расстреляли за порнографию. Пришлось прикинуться мирным киргизом и срочно уходить через Тянь-Шань. На той стороне спросили: «Вам куда?» и за несколько сомов подвезли на верблюде к ближайшему оазису. А дальше Николай Гаврилович добирался преимущественно пешком.
…Ранним утром какого-то числа Николай Гаврилович перелез через последний забор и очутился на своей даче.
– И где это тебя черти носят? – зашумела Зинаида Семеновна, встречая супруга традиционной скалкой. – Ты куда ходил, старый кобель?
– Куда надо, туда и ходил. Ишь, раскудыкалась! – отвечал Николай Гаврилович, насупясь.
– Ладно, после поговорим, – сказала Зинаида Семеновна и презрительно отвернулась от супруга.
Послышался запоздалый свист, и прилетевшая с юго-востока стрела воткнулась Зинаиде Семеновне в дачный сарафан. Не важно, куда. Главное, ни один жизненно важный орган стрела не задела.
Выронив скалку, супруга схватилась за стрелу и выдернула ее из сарафана.
– Ну что смотришь? Йод скорей неси, – зашумела она.
«Лучше б я промахнулся! – подумал Николай Гаврилович с сожалением. – Значит, не судьба…»
Привычно поддернул штаны и побрел в дачный домик за йодом.
Как тогда…
Девятого, ближе к утру, в Петербурге заслезились крыши, а с рассветом на город посыпался мокрый снег.
«Как тогда, в январе, – думал Павел Иванович, поглядывая в окно. – Еще городовой на углу стоял. В синем башлыке. А я к Зимнему дворцу с папаней шел. Он – в сапогах, а я галоши надел. Мне их как раз на Рождество подарили…»
Здесь Павел Иванович вспомнил, как потерял тогда в толпе одну галошу, и настроение у него стало портиться. Захотелось остаться дома и залечь на диван с «Историей ВКП (б)» в трех томах. Однако поступить так ему мешала застарелая привычка к дисциплине. Секретарь товарищ Кузьмин вчера вечером нарочно зашел к Павлу Ивановичу домой – поинтересоваться, пойдет ли тот завтра на Дворцовую площадь или откажется по состоянию здоровья. И неосторожно обрадовался, узнав, что в больницу на обследование партийного соратника обещали положить в понедельник, то есть послезавтра.
«Вот и замечательно, – сказал секретарь, подержав под языком таблетку валидола. – Значит, завтра, часиков в десять, и подходи. Мы тебя на углу подождем… Да мы все там завтра будем!
О том, что из всей партячейки, скорее всего, придет только он один, секретарь тактично промолчал. Прослыть нытиком и маловером накануне столетия первой русской революции товарищ Кузьмин не собирался.
Допив чай, Павел Иванович смахнул крошки со стола и отправился в комнату – одеваться. А минут через сорок он уже вышел из подъезда, привычно опираясь на трость. Неодобрительно глянул под ноги, снова вспомнил далекий январь… И побрел, доверяясь трости, по раскисшим следам, держа курс на знакомую подворотню.
Секретарь товарищ Кузьмин уже был на месте. Стоял на углу, сурово поглядывал по сторонам. Заметив Павла Ивановича, погрозил ему пальцем.
– Мог бы и пораньше прийти. Еще бы чуть-чуть, и опоздал, – недовольно сказал Кузьмин, сухо пожимая руку. – Что? Пальто еле смог надеть? И шнурок не успел завязать?
– Так ведь лет-то мне сколько, – пискнул было Павел Иванович, но секретарь его тут же оборвал:
– Сто пять лет для партийца не возраст! А тем более – в такой день. Нечего нюни распускать, товарищ Зубов!
Павел Иванович очень обиделся, но возразить не успел. Вдруг где-то недалеко, за домами, грянул духовой оркестр, и тотчас же вывернулась из-за угла и поползла по зимней улице огромная праздничная колонна. Качались над ней «триколоры» и трепыхались лозунги, один другого задиристей. «Дорогой Владимир Владимирович, не лишайте нас пра…» – выхватил Павел Иванович несколько слов с ближайшего кумача. А до конца дочитать не успел: слезы на глаза навернулись.
В голове колонны шел известный всему городу депутат Гапонов в кожаном пальто на меху. В каждой руке депутат держал по «мобильнику» и говорил то в один, то в другой аппарат отсыревшим от погоды голосом:
– Что?.. Да. Что?.. Нет! Вы чё там, в натуре, икры объелись?! Я же ясно сказал: покупай не дороже чем за два… Не отдают? Ладно, позже перезвони. Только не вечером. Занят! У нашей фракции вечером совещание. В сауне…
Заметив стариков, Гапонов ласково помахал им правым «мобильником» и жестом пригласил присоединиться к широким народным массам. Павел Иванович ойкнул и затрусил вслед за товарищем Кузьминым к колонне, отчаянно хлопая по асфальту не завязанным шнурком. «Вот оно! Началось! – думал Павел Иванович, неумело огибая лужи. – Да за такое и инфаркт получить не жалко!» Впрочем, подумав об этом, он тут же сбавил ход и начал позорно отставать от Кузьмина. А потому и прибился к народным массам в самом хвосте колонны.
– Так что на площадь идем, дедушка! Прошение Президенту подавать. Насчет региональной власти, – на ходу объяснил политический момент какой-то агитатор в дублёнке. – Мы считаем, нельзя назначать губернаторов: загордиться могут! Надо их выбирать, как раньше.
– Президент ведь, того… он же в Москве сидит, – возразил было Павел Иванович, но агитатор попался опытный – знал, что и как говорить и чем аргументировать.
– Да, в Москве. Ну и что? – рассмеялся в дубленке. – У президента везде свои люди есть! Вот им прошение и отдадим… прямо в руки. А можем и позвонить. Мы не гордые!.. Так что, дедушка, не отставай. Шире шаг! У нас каждый голос на учете!
Услышав про голос, Павел Иванович молодцевато откашлялся и огляделся по сторонам. Заметил среди незнакомых лиц одно до боли знакомое: председателя райсобеса. Хотел спросить насчет пенсии, скоро ли ее прибавят, да постеснялся. Подумал: не время свои личные дела решать! А тем более – на ходу. Так ведь и в самом деле от народа отстать можно…
А в чистом поле
Система «Град».
За нами Путин
И Сталинград… —
громыхали поверх голов слова прежде не слышанной Павлом Ивановичем песни. И странное дело, чем ближе подходила колонна к Дворцовой площади, тем торжественней становилось у старика на душе. Хотя насчет пенсии очень хотелось спросить. Да и касательно льгот, тоже узнать бы не мешало…
Вдруг колонна остановилась, да так неожиданно, что Павел Иванович ткнулся лицом в чью-то куртку. И трость не помогла! А когда поправил шапку и огляделся по сторонам, председателя райсобеса вблизи себя уже не увидел. Исчез и агитатор в дубленке, словно бы с массами он вовсе даже не шел. Зато проявилась в прореженных рядах худая спина товарища Кузьмина, и ясно читались на этой спине подавленность и недоумение.
«Вот оно! Начинается!» – тревожно подумал Павел Иванович, на всякий случай пригибаясь. Вот сейчас… сию же минуту… бах! – и нет старика Зубова. А тут еще шнурок не завязанный… побежишь – обязательно упадешь!
Неожиданно впереди троекратно прокричали: «Ура!», и Павел Иванович понял, что бежать ему, пожалуй, не придется. «Стало быть, согласился… ну надо же… Быстро-то как! Может, просто патронов нет?» Спина впереди распрямилась и торчала как восклицательный знак. Оркестр сыграл туш, и колонна стала дружно таять. И тогда Павел Иванович понял, что шел в колонне совсем не зря.
Совсем близко мелькнуло счастливое лицо Гапонова. Шел депутат к своей машине и говорил в два «мобильника» малопонятные для старика слова:
– Что? Да, покупай. Ну конечно, за два! Продадут… обязательно продадут! Да мы только что договорились!.. и насчет назначений… Не бойся, назначат!.. Завтра вечером позвони… Нет, с утра не могу: мне с «нефтянкой» еще разобраться надо.
…Возвращались домой на трамвае. Не завязанный с утра шнурок живо напоминал веревочку, забытую в проходе. Секретарь товарищ Кузьмин всю дорогу молчал, и Павел Иванович к нему с вопросами не приставал: понимал, что ничего вразумительного секретарь ему сказать не сможет.
«Ладно, хоть ботинок не потерял, – думал Павел Иванович, глядя в трамвайное окно. – А ведь мог бы… и запросто! Если бы все побежали, как тогда… Почему же сейчас-то не побежали? Вот что интересно!»
Дома Павел Иванович долго листал «Историю ВКП (б)», но ответа так и не нашел. Выпил на ночь микстуру и лег на диван.
Спал Павел Иванович беспокойно. Всю ночь ему снились товарищ Кузьмин, агитатор Гапонов и ВКП (б) в трех томах, с замусоленными страницами. А может, и «КПСС в резолюциях», кто его знает?..
Свято место
Без пятнадцати десять на крыльце трехэтажного дома с колоннами встретились два человека. Один из них – средних лет и с приятным лицом – только что вышел из подъезда и не успел еще застегнуть кожаный плащ на все пуговицы. Другой же, не менее приятный на вид, напротив, только только готовился сдавать пальто в гардероб, а потому был пока что застегнут по самое горло.
– Иван Емельянович! И вы сюда же? – улыбнулся тот, что в плаще.
– Как все, так и я, Эдуард Эдуардович, – усмехнулся застегнутый.
– И подписи уже собрали? – полюбопытствовал с приятным лицом.
– Собрал, – кивнул не менее приятный.
– Так… Конкурент, значит? – строго спросил первый.
– Да еще какой конкурент! – ответил второй.
Смерили друг друга оценивающим взглядом и разошлись в разные стороны. Тот, кто в плаще, направился в типографию – заказывать предвыборный плакат. А тот, кто в пальто, двинулся в избирком – регистрироваться как кандидат на предстоящих выборах.
А что, в городе N. ожидались какие то выборы? Ну, как же, город только этим и жил! Все в мире, казалось, в те дни крутилось вокруг должности мэра, к тому времени благополучно отслужившего положенный ему срок. Место мэра освобождается? Это, знаете ли, серьезно! Так удивительно ли, что любое мало мальски примечательное событие рассматривалось отныне лишь в качестве своеобразного гарнира к некоему пикантному блюду под названием «кандидат на должность главы городской администрации».
В самом деле. Чихнет ли ненароком Эдуард Эдуардович, Степан Петрович ли выйдет утречком на балкон и воскликнет от полноты чувств: «А и хорошо же, черт его дери!» – тотчас же всякий возглас и любой чих спешат подхватить и растиражировать местные газеты. А там – держись! «Этого кандидата и черт не дерет!» – возмущается одна газета. «Наш балкон – с краю», – заявляет другая. А третья подумает, подумает, да как забабахнет на всю страницу: «Это кто там чихает с правой?!». И не захочешь, а статьей зачиха… пардон, зачитаешься.
Как бы то ни было, а мэром желали стать многие. В первую же неделю в избирком пришло человек шестнадцать, потом – еще двадцать пять… Короче, и двух недель не прошло, а коробок с подписными листами натащили столько, что председатель комиссии Баобабс вынужден был собрать экстренное совещание.
– С этим пора кончать! – громогласно заявил Баобабс, и обвел членов избиркома решительным взглядом. – На одно место у нас уже пятьдесят человек набирается. Это же с ума сойти можно!
– Уже не пятьдесят, уже больше, – донесся голос с третьего ряда. – Нынче утром еще четыре ящика… в смысле, кандидата зарегистрировали.
– Вот я и говорю: с этим пора кончать, – гнул свое Баобабс. – Какие будут мысли, предложения? Выкладывайте.
– Может, количество избирателей в подписных листах поднять? – предложил третий ряд. – Скажем, тысяч до сорока?
– Смысла нет, – отмахнулся председатель избиркома. – Да им хоть сорок, хоть пятьдесят тысяч поставь, все равно подписи наберут. В крайнем случае, залог оставят.
– А если кандидатов по возрасту ограничить? – не сдавался третий ряд.
– Нельзя. Нарушение закона! И по национальному признаку ограничивать нельзя. И по половой принадлежности – тоже. Вообще никаких ограничений нельзя.
Члены избиркома опустили головы.
– А может быть, на правах лотереи регистрацию кандидатов проведем? – отчаянно выкрикнул третий ряд. – Сделаем все, как положено: барабан с номерками поставим, пару девушек из варьете пригласим…
– Да нельзя нам барабан, поймите! И девушек нельзя! – чуть не простонал Баобабс. – Вообще ничего нельзя, что не по закону… Ни че го шень ки!
– Тогда остается одно: регистрировать всех подряд, – вздохнул третий ряд. На том и порешили.
Добрались до цифры 76, и на этом вроде бы остановились. День прошел – никого, два прошло – никого…
– Нам бы до вечера продержаться! – воскликнул председатель избиркома под самый занавес регистрации кандидатов. И словно сглазил Баобабс! Аккурат за пять минут до окончания рабочего дня в избирком притащился девяностошестилетний Павел Аверьянович, да не один, а с какими то Сережей и Игорьком.
– Ты не волнуйся, старик, мы рядом будем, – сказал Сережа. А Игорек демонстративно поддернул рукава своей курточки с наворотами.
– Да уж позову, если что, – пообещал Павел Аверьянович, и отправился прямо к Баобабсу.
При виде посетителя с картонной коробкой в руках председатель слегка позеленел от волнения.
– Там, в приемной, за вами очередь никто не занимал? – тревожно спросил он. – Нет? Ну, слава Богу!.. – Взглянул на коробку и кисло добавил: – Что, дедушка, и вы решили в мэры податься?
– А то! – Посетитель соколом глянул из под не стриженных бровей. – Я и голосов поднабрал по такому случаю…
– Сколько? – быстро спросил Баобабс.
– Восемь тысяч сто штук! – похвастался Павел Аверьянович. – Да у меня и программа своя есть. Не боись! Я в ней про все написал. И экологию, понимаешь ли, зацепил, и чтобы пенсию вовремя носили…
Короче, зарегистрировали.
Было это двенадцатого числа. А уже тринадцатого все и началось. Сразу семьдесят семь кандидатов вышли на тропу предвыборной борьбы за кресло мэра. А такое, согласитесь, не каждый день случается.
Тринадцатого же и приключился первый казус. Приехавший в Клуб железнодорожников на встречу с избирателями, Эдуард Эдуардович неожиданно узнал, что актовый зал здесь уже арендован на месяц вперед, так что ни с какой программой здесь до самых выборов уже не выступишь.
– Прямо безобразие какое то! – гремел оскорбленный кандидат, с отвращением прислушиваясь к голосам, доносившимся из зала. Там как раз конкурент Эдуарда Эдуардовича, застегнутый на все пуговицы Иван Емельянович то ли на что то отвечал, а то ли что то кому то доказывал. – Мне сейчас куда прикажете идти? Может, прямо в вестибюле начать с избирателями разговаривать?
– Попробуйте в бывший Дом пионеров сходить, – посоветовали кандидату. – Там вроде бы народу поменьше, как раз успеете к ноябрю выступить.
Но и к бывшим пионерам можно было попасть, лишь отстояв огромную очередь. Объехав с десяток Домов, Дворцов и клубов, Эдуард Эдуардович смог наконец то пристроиться к кандидатам от какой то весьма бойкой партии, сумевшей обеспечить выступления своим лидерам не только в красном уголке местной грязелечебницы, но даже во Дворце спорта, – правда, не в зале, а в раздевалке, но и то неплохо. Во всяком случае, Эдуард Эдуардович успел не только убедить, дать почувствовать и пообещать, но и весьма успешно отбить наскок одного пробравшегося в раздевалку недоброжелателя. А именно, на вопрос: «Да откуда же вы денег на ремонт крыши Дворца спорта возьмете, когда здесь уже и стены то рушатся?» – Эдуард Эдуардович отвечал с улыбкой: «А кто вам сказал, что я ремонт именно с крыши начну? Мне как мэру и на стенах работы хватит!». После чего кандидату долго и отчаянно аплодировали, а недоброжелатель умолк и до конца выступления сидел и не высовывался.
Где и как выступали остальные семьдесят шесть кандидатов, доподлинно неизвестно. Хотя… Взять того же Ивана Емельяновича: какую он речь, извините, в столовой Дома печати завернул! А Степан Петрович как мастерски на перроне железнодорожного вокзала с пассажирами дискутировал? Да, запомнился еще этот, с бородой… или – без бороды, но в очках? Ну, пусть так: все равно запомнился. Как же, славно в очках насчет городской канализации выступил! Подхватили его, помнится, избиратели, приподняли и понесли… А куда – неясно до сих пор. Но большого, большого шума он наделал.
Последняя неделя перед выборами была нервной, бестолковой, но многообещающей. К тому времени выяснилось, что в кресло мэра намереваются сесть лидеры четырех партий, тридцати двух общественных организаций и сорока движений, плюс независимый кандидат Павел Аверьянович с Сережей и Игорьком. Ну, с партиями и движениями еще куда ни шло: послушали их – и забыли. А вот Аверьяныч, как прозвали его избиратели, успел многих, многих на свою сторону перетянуть.
Бывало, выведут его на сцену под руки Игорек с Сережей, поставят перед микрофоном где нибудь в Клубе любителей служебного и декоративного собаководства, а у Аверьяныча уже целая речь заготовлена. Вот он глянет из под не стриженных бровей, откашляется в ладошку – и в упор: «А между прочим, граждане избиратели, я одно вам могу сказать: собачкам ведь, тоже – кушать хочется! А зарплаты у вас какие? Плюнуть и растереть. Ни на какие „Педи гри“ не хватит!» Тотчас же заблестят глаза у владельцев чау чау и болонок, уронит слезу хозяин таксы и прослезится юноша Стасик с карликовым мопсом на руках… Ох, и заботливый же Аверьяныч кандидат: как тонко он проблемы городского собаководства понимает!
И сразу ясно как божий день: ну, все, все пойдут за Аверьяныча голосовать. И такса пойдет, и болонка отправится, и чау чау к урне побежит. А карликовый мопс не только сам на избирательный участок придет, но еще и юношу Стасика с собой захватит.
Незадолго перед выборами открылся в городе N. и тотализатор. Пишущий эти строки собственными ушами слышал такой диалог, произошедший между двумя избирателями.
– Вы на кого думаете ставить, Женя? На Эдуарда Эдуардовича? Знаете, я не советую.
– Но почему же, Лев Львович? Кандидат что надо! И возраст вполне подходящий, и на лицо приятный.
– С лица воды не пить, хе хе… Группа поддержки у вашего кандидата на обе ноги хромает. Боюсь, Эдуард Эдуардович и двух процентов голосов не наберет.
– Может, на какого нибудь аграрника поставить, чтоб помоложе да порезвее? Авось да первым к финишу придет?
– Аграрник, говорите? Да что вы! Прямо же на старте засбоит. Мой вам совет: ставьте ка на Семена Кирсановича. В ординаре, разумеется. Не промахнетесь! Да, и не забудьте меня в кафе «Арлекино» найти, как свой выигрыш получать придете.
Ну что тут скажешь? На Семена Кирсановича в основном и ставили. Да еще на того, что весь застегнут, до самого горла… Как, бишь, его? Ах, да, Иван Емельянович. На Степана Петровича тоже надежды возлагали, хотя и небольшие: шел Степан Петрович как три к одному. А вот Аверьяныча совсем в расчет не принимали.
А зря! Аверьяныч хоть тихий тихий, а за месяц успел чуть не всех городских собак на свою сторону переманить. Ну а где собака – друг человека, там и сам человек, в смысле, собаковладелец. Вот тебе и голос избирателя, как с куста! А если учесть, что в городе N. очень любили не только чау чау, мопсов и такс, но и бульдогов, и гончих с лягавыми, да и овчарок тоже уважали, ясно становится любому и каждому: крепко стоял Аверьяныч на своих предвыборных ногах! Так крепко, что сам Семен Семенович ничего с Аверьянычем поделать не мог, а Эдуард Эдуардович, кстати, ему еще и завидовал.
И вот – наступил день выборов, и потянулись на избирательные участки законопослушные горожане. Заурчали урны, принимая в свое чрево заполненные бюллетени, и мелким бисером покрывались лица семидесяти шести кандидатов, ожидающих подсчета голосов. Если кто не потел в этот день, так это кандидат №77 – Павел Аверьянович, девяноста шести лет от роду. Он тихо покоился в кресле и глядел по телевизору «В мире животных» с Николаем Дроздовым во главе. А Сережа с Игорьком чинно сидели у Аверьяныча в ногах и тихо беседовали про «Мумий Тролль» и «Агату Кристи».
В три часа ночи Аверьянычу постучали в дверь и поздравили с победой. А в четыре часа утра пришел Баобабс.
Председателя избиркома Аверьяныч принял по царски, даже стакан чаю ему предложил. А вот стать мэром отказался наотрез.
– Ты бы кого помоложе нашел, сынок, – сказал Аверьяныч. На этом аудиенция и закончилась.
А потом по городу разошлись слухи, что никакого Аверьяныча и на свете то не было, и что предвыборными делами занимались Сережа с Игорьком, личности кое где хорошо известные. Они то, якобы, и сорвали огромный куш в тотализаторе, поставив на лже Аверьяныча все, что могли. А получив выигрыш, тут же отбыли в стольный град Москву. Ищи свищи теперь Сережу с Игорьком где – нибудь в Бирюлево!
Сгоряча избирком вознамерился устроить перевыборы, но казна оказалась пустой, прямо хоть по рублю скидывайся. Попробовали было посадить в кресло мэра небезызвестного Семена Кирсановича, набравшего наибольшее количество голосов (после Аверьяныча, разумеется), но возмутился Эдуард Эдуардович: такую бучу в печати поднял! «Нелигитимно!», – кричал он, да так, что аж в соседнем городе было слышно. Срочно кинулись проверять у Семена Кирсановича голоса – и оказалось: точно! Аккурат одного голоса для лигитимности не хватает.
– А вот не стоять же креслу без мэра! – воскликнул решительный Баобабс. – Не бывало еще такого на Руси, чтобы свято место пустым оставалось!
И заявил во всеуслышанье, что уж коль пошла такая петрушка с лигитимностью, а денег в казне все одно – нет, нужно оставить в высоком кресле прежнего мэра, да и дело с концом. А выборы годика через три четыре повторить. Ежели, конечно, к тому времени казна пополнеет.
– А куда она денется? Пополнеет, конечно, – говорит Эдуард Эдуардович – тот самый, в плаще и с приятным лицом.
– Откуда? Не пополнеет! – возражает ему Иван Емельянович, застегнутый на все пуговицы.
Оба смотрят друг на друга оценивающим взглядом и расходятся в разные стороны. Эдуард Эдуардович, застегивая на ходу плащ, устремляется в Клуб железнодорожников – заранее резервировать себе местечко для встречи с избирателями в будущем году, а Иван Емельянович, расстегивая пальто, скрывается в доме с колоннами.
Верные люди шепнули ему, что на предстоящих выборах количество кандидатов возрастет примерно в пять шесть раз, поэтому очередь к Баобабсу на сдачу документов нужно заранее занимать.
Впрочем, по слухам, предизбиркома Баобабс со вчерашнего дня находится в бессрочном отпус
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?