Текст книги "Фатальный ход"

– Чем больше я узнаю об этом Бондаре, – заявил он, – тем сильнее сомневаюсь. – Щусевич ткнул пальцем в экран. – Если верить написанному, то он супермен какой-то. Приближать к себе такого типа опасно, Марго.

– Разве ты забыл, что я обожаю чувство опасности, Юрасик? – Ноздри Морталюк расширились, глаза засверкали пуще прежнего. – Без этого жизнь пресна. Ну-ка, листай страницы, дружок. Мне не терпится перейти от теории к практике!

Щусевич заметил, что хозяйка вновь готовится закурить сигарету, но на этот раз предпочел сделать вид, что поглощен изучением досье. А оно и в самом деле оказалось прелюбопытным. Особенно конец.

Оказывается, недавно Бондарь был понижен в должности и лишен представления к очередному званию. Разобидевшись на начальство, он настрочил рапорт и две недели назад уволился со службы. Теперь Бондарь находился не у дел и искал другую работу. Очень кстати, как полагала Маргарита Марковна. Щусевич, подчинившись взмаху ее руки, выключил компьютер и застыл в ожидании новых распоряжений. На его лице не отражалось никаких эмоций, поскольку ороговевшая кожа препятствовала этому. Мимике Щусевича не позавидовал бы и аллигатор, а узкие смотровые щели, заменявшие ему глаза, были непроницаемы. Тем не менее Морталюк заметила нехорошие огоньки, промелькнувшие там, и высокомерно осведомилась:

– В чем дело? Ты чем-то недоволен, Юрасик? Как прикажешь это понимать? По-моему, ты сам предложил кандидатуру Бондаря.

– Это было до того, как я ознакомился с его личным делом, – процедил Щусевич, почти не разжимая челюстей.

– У тебя болят зубы? – Морталюк прищурилась. – Нет? Тогда изволь изъясняться членораздельно и ясно. Что тебя не устраивает в личном деле Бондаря? По-моему, очень даже впечатляющий послужной список.

– Даже чересчур.

– Не поняла.

– Все очень просто, – заторопился Щусевич. – Капитан работал на износ, но всему есть предел. Он исчерпал свои силы, выдохся и потерял хватку. Очень может быть, что с Лубянки его поперли именно по этой причине. Пф-ф! – Смешок, который издал Щусевич, прозвучал почти неприлично. – Даже самый преданный служебный пес не застрахован от пинка под зад.

Накрашенные губы Морталюк сложились в улыбку, от которой у Щусевич похолодели виски.

– А вот мы сейчас проверим твою теорию, Юрасик, – сказала она. – Распорядись пригласить сюда Бондаря. Надеюсь, мы не зря уделили так много времени рассмотрению его кандидатуры. И ты тоже надейся, Юрасик. – Улыбка Морталюк сделалась зловещей и многообещающей. – Кому-кому, а тебе отлично известно, как я отношусь к людям, которые пытаются морочить мне голову. Между прочим, пинок под зад – не самый плохой финал служебной карьеры. Согласен со мной?

– Да. – С одной стороны, Щусевич подозревал, что столь лаконичный ответ может не понравиться хозяйке. С другой стороны, его голосовые связки были способны издавать лишь односложные звуки. Откашлявшись, он повторил громче: – Да.

– Вот и отлично, – милостиво кивнула Морталюк. – Будем надеяться вместе. Мы ведь всегда были единомышленниками, верно?

– Да.

– Не слышу уверенности в твоем тоне.

– Да, Маргарита… – Щусевич провел платком по взмокшему лбу и добавил: – Маргарита Марковна.

– А вот китайских церемоний не надо, – строго произнесла Морталюк. – Мы с тобой по-прежнему на «ты», поскольку остаемся партнерами и единомышленниками…

«Пока», – мысленно завершил фразу Щусевич.

Чего ему больше всего хотелось в данный момент, так это очутиться где-нибудь далеко-далеко – может, даже на другой планете или в ином измерении. Но поскольку чудес на свете не бывает, то оставалось уповать на то, что капитан Бондарь не обманет ожиданий хозяйки. И, когда он вошел в конференц-зал, Щусевич впился в него изучающим взглядом.

Глава 3

За два с половиной часа до знакомства с копией Мэрилин Монро Бондарь привычно любовался совсем другой женщиной, являвшейся полной противоположностью надменной белокурой красавицы. Ирина Потапова была не просто брюнеткой, она была классической брюнеткой, при взгляде на которую мужчины невольно задавались вопросом: а так ли уж хороши все эти белокурые бестии с васильковыми глазами?

Быстроглазая, стройная, черноволосая, полная грациозного достоинства и тщательно скрываемой чувственности, Ирина принадлежала к тому типу женщин, которые не вызывают пресыщения. Бондарю ее всегда чуточку не хватало – и в разлуке, и при самой тесной близости, какая только возможна между мужчиной и женщиной. Она была вулканом, то дремлющим, то внезапно просыпающимся, и всякий раз, когда кипящая лава страстей выплескивалась наружу, это вызывало потрясение, поскольку в остальное время поведение Ирины отличалось горделивой сдержанностью.

Прежде Бондарю никогда не приходилось иметь дело с женщиной, которая бы отворачивалась от него первой. Ирина же спешила уткнуться лицом в подушку, стыдясь бурного проявления эмоций, во время которого она совершенно не контролировала себя. Стоило положить ладонь на ее разгоряченное тело, как она просила оставить ее в покое, причитая: «Не надо, ты же видишь, я умираю, каждый раз умираю, теряю голову и схожу с ума». Если Бондарь не убирал руку, то минуту спустя Ирина вновь забывала обо всем и была готова начать все сначала. Чаще всего именно так и происходило. Что не мешало обоим просыпаться полными сил, словно их близость являлась чем-то вроде подключения к неиссякаемому источнику энергии. По утрам Ирина была свежей и приветливой, отчего при любой погоде казалось, будто квартира озарена солнцем. Она ни разу не задала тех дурацких вопросов, которыми женщины постоянно терзают своих мужей и любовников: Ты меня любишь? Тебе со мной хорошо? Ты меня никогда не бросишь? Бесконечными признаниями в собственной любви и преданности Ирина тоже не докучала, предпочитая не говорить, а действовать. Квартира Бондаря и прежде содержалась в идеальном порядке, но с появлением новой хозяйки все тут буквально засияло и засверкало чистотой. Не той стерильной чистотой, которую можно увидеть в операционных или музеях, а домашней, пронизанной теплом и светом. Насыщенной аппетитными запахами, струящимися из кухни.

Несмотря на вполне современную обстановку, здесь царила вполне патриархальная атмосфера. Поглядывая на Ирину, Бондарь спрашивал себя, как долго продлится эта идиллия, и надеялся, что больше никогда не останется один. Тем не менее по выражению его лица никто не заподозрил бы, что этот человек способен предаваться сентиментальным размышлениям. Бондарь был гладко выбрит, тщательно причесан, собран, холоден и подчеркнуто невозмутим. Намечался непростой разговор, в ходе которого Ирина могла интуитивно почувствовать слабину Бондаря. Женщина никогда не упустит случая воспользоваться своим преимуществом. Следовательно, она не должна даже догадываться о колебаниях в душе мужчины.

– Скоро? – спросил Бондарь, бросая красноречивый взгляд на часы. – Поздние завтраки – привилегия аристократии и богемы. Лично я предпочитаю садиться за стол не позже восьми. – Коротко усмехнувшись, он уточнил: – Утра, конечно.

– Хорошо, что напомнил. – Иринина улыбка была такой же мимолетной. – Иначе завтракать пришлось бы в ужин.

Не делая ни одного лишнего движения, она принялась выставлять на стол сковороду, тарелки и чашки. Лязганье раскладываемых на скатерти вилок было непривычно резким, словно некие фехтовальщики несколько раз скрестили шпаги, пробуя силы перед поединком. Похоже, Ирина уловила напряжение, незримо витавшее в воздухе. Неотвратимость предстоящего выяснения отношений угнетала Бондаря, но отказываться от задуманного он не собирался.

Семейный очаг нужен для того, чтобы было куда возвращаться из странствий и походов. Торчать подле него до скончания века скучно и обидно. Даже на пару с любимой.

– Гренки с сыром, гм… – Бондарь с сомнением нахмурился. – Вообще-то я предпочел бы бифштекс под беарнским соусом.

– Я тоже, – ханжески вздохнула Ирина. – Но к бифштексу под беарнским соусом принято подавать розовое «Клико», а у нас есть только «Боллинджер». Даже не знаю, как быть.

Это было произнесено таким светским тоном, что губы Бондаря непроизвольно расплылись в улыбке.

– Никуда не годится, – заявил он, хрустя поджаренным хлебом. – Неужели так трудно позаботиться о том, чтобы в доме никогда не переводилось старое доброе «Клико»?

– Вечно ты зубоскалишь, – сказала Ирина. – А вот ласковых слов от тебя не дождешься. Неужели ты не знаешь ни одного?

– Почему же.

– Тогда скажи, скажи.

– Ну… Ты мне подходишь, – выдавил из себя Бондарь. – Годится?

– И это все, на что ты способен?

– Ты, гм… хорошая.

– С ума сойти, какое красноречие! – воскликнула Ирина.

Тон был язвительным, однако услышанное явно пришлось ей по вкусу. Чтобы понять это, достаточно было заглянуть Ирине в глаза, но Бондарь упорно смотрел в сторону. Он умел многое, но проявлять искренние чувства ему было трудно. Другое дело – играть разнообразные роли. Чему-чему, а этому его в ФСБ обучили на славу, хоть на сцене выступай. Правда, Ирина была не тем человеком, перед которым Бондарю нужно было разыгрывать спектакли.

– Чем богаты, тем и рады, – буркнул он, уткнувшись в чашку.

– А вот другие мужчины не упускают случая сказать даме что-нибудь приятное, – поддразнила его Ирина. – Всякий раз, когда я появляюсь в редакции, они делают стойку и засыпают меня массой предложений.

– Лучше бы деньгами засыпали, – обронил Бондарь.

– За этим дело не станет. У меня заказ на цикл статей в «Х-man». Это журнал такой, гламурный до невозможности.

– Дурацкое название.

– Зато авторам платят по высшему разряду, – возразила Ирина, разливая остатки молока по чашкам. – Мне предложили рекламировать оружие, напитки, часы, зажигалки, костюмы, галстуки и одеколоны. Вся та ерунда, которая предназначена для настоящих мужчин.

– Откуда тебе знать, что нужно настоящим мужчинам? – удивился Бондарь.

– О, я теперь настоящий эксперт в этих вопросах, – похвасталась Ирина.

– Забавно. Никогда не думал, что женюсь на эксперте.

– Что ты сказал? – Иринин вопрос прозвучал почти одновременно со звоном разбитой чашки. – Женишься?

– Разумеется. Немного старомодно, но так уж я устроен.

– Это предложение?

– Ультиматум, – отрезал Бондарь. – Возражения не принимаются.

Все, на что оказалась способна Ирина, так это склониться над осколками чашки.

После столь своеобразного предложения руки и сердца в кухне надолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь звяканьем посуды. Разлив кофе по чашкам, Ирина набрала чайную ложку сахара, добавила туда четырнадцать капель подогретого коньяка и подожгла. По кухне поплыл душистый карамельный аромат. Сидящий за столом Бондарь принялся машинально разминать сигарету, предвкушая момент, когда за обжигающим глотком последует первая утренняя затяжка.

– Ты сегодня опять дома? – спросила Ирина, тщательно размешивая жженый сахар в одной из чашек.

– Нет, – ответил Бондарь. – С этим покончено. Сколько можно торчать в четырех стенах?

– Все-таки решил вернуться на службу?

– По-твоему, я больше ни на что не гожусь?

– Наоборот, – произнесла Ирина, поджигая вторую порцию сахара. – Мне нравится, что ты работаешь в ФСБ.

– Работал, – буркнул Бондарь. Он не ожидал, что скользкая тема будет затронута раньше, чем ему позволят насладиться кофеином и никотином.

– Куда же ты собираешься? – тихо спросила Ирина. – Или это государственная тайна?

– У меня больше нет допуска к государственным тайнам. Меня выперли с Лубянки, пора бы к этому привыкнуть. Отныне я сугубо штатский и предельно законопослушный гражданин, чем очень даже доволен. Сколько можно мотаться по свету, совершая подвиги, за которые даже зарплату не всегда выдают вовремя? Задолбало уже, хватит.

По завершении тирады Бондарь вставил сигарету в рот и так свирепо стиснул фильтр зубами, словно намеревался перекусить его пополам.

– Не могу представить тебя в роли домоседа, – сказала Ирина, высыпая в чашки с кофе шоколадные крошки.

– Кто сказал, что я собираюсь сидеть дома? – нахмурился Бондарь. – И вовсе даже нет. Сразу после завтрака я отправляюсь устраиваться на работу.

– Что за работа?

– Буду охранником при одной важной особе.

– Ты прошел предварительный отбор? – удивилась Ирина. – Почему же мне об этом ничего не известно?

– Отбор я пока не прошел, – признался Бондарь. – Сегодня собеседование, или, как это модно называть, интервью. – Он отхлебнул кофе, закурил, глубоко затянулся и добавил: – Я обязан оказаться на высоте.

– Обязан?

Ирина внимательно посмотрела на Бондаря.

– Должен, – поправился он.

– Это так важно для тебя?

Вместо того, чтобы ответить, Бондарь втянул в себя кофейный аромат, сделал глоток и снова затянулся дымом, проявляя полнейшее равнодушие к теме. Имея за плечами огромный опыт оперативника службы безопасности, он умел скрывать чувства, однако такую женщину, как Ирина, провести было трудно.

– Женя, не надо со мной хитрить, – попросила она. – Скажи честно, я это заслужила?

– Нет, – качнул головой Бондарь. Сигарета закончилась слишком быстро. Не зная, чем занять руки, он обхватил ими пустую чашку. На дне темнела кофейная гуща, напоминающая по форме волчью морду.

– Тогда, – предложила Ирина, – договаривай. Я ведь с раннего утра чувствую, как ты маешься.

– Я не маюсь!

– Еще как маешься. Хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с чего начать. Что-то случилось?

– А что могло случиться? – пожал плечами Бондарь. – Все нормально. Просто мне дали понять, что моя новая работа будет связана с длительными командировками. Не думаю, что это продлится долго, но…

– Так.

Ирина медленно встала, опираясь руками об стол. Это был непроизвольный жест человека, теряющего почву под ногами. Казалось, она вот-вот лишится чувств, так резко отхлынула кровь от ее лица. Тем не менее голос ее звучал ровно.

– Ты противоречишь себе, Женя, – сказала она. – Как это длительные командировки могут продлиться недолго?

– Не придирайся к словам, – попросил Бондарь, вертя чашку так и эдак. Волчья морда на дне упорно не желала превращаться во что-нибудь другое.

– Когда ты уезжаешь? – спросила Ирина.

– Точно не знаю, но думаю, что скоро, – ответил Бондарь, прикуривая новую сигарету. – Может быть, прямо сегодня, может, завтра или послезавтра.

– Намек поняла.

– Ничего ты не поняла. Это не моя прихоть. Должен же я как-то зарабатывать на жизнь, верно?

– Как-то, – повторила Ирина, пробуя на вкус словечко. По-видимому, оно ей не понравилось. – Прежде я не замечала за тобой тяги охранять всяких важных персон.

– Ты меня плохо знаешь, – заверил ее Бондарь.

– Ошибаешься. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы отличить правду от вранья. – Ирина качнулась с пятки на носок. – Тут одно из двух. Либо ты по-прежнему служишь на Лубянке, но зачем-то скрываешь это от меня, либо…

– Либо?

– Либо ищешь повод со мной расстаться.

Лед отчуждения становился все прочнее, все толще. Бондарю казалось, что он общается с Ириной сквозь прозрачную холодную перегородку. Слова доносятся, но смысл искажается до неузнаваемости.

– Ты так думаешь? – спросил он.

– Я в этом уверена, – отчеканила Ирина.

– Что я должен сделать, чтобы тебя переубедить? Заняться вязанием на дому? Освоить арфу и зарабатывать платными уроками?

– Поступай как знаешь.

– Постой, – сказал Бондарь обратившейся к нему спине.

Не произнеся ни слова, Ирина удалилась в комнату. Бондарь пошел за ней, проклиная себя и свою профессию. Ему хотелось сказать что-нибудь ласковое, но он не имел на это права. Выяснять отношения лучше сразу и до конца. Это как удалять пулю. Чем дольше тянешь, тем больнее получается.

– Мы не договорили, – сухо произнес он, остановившись позади Ирины, уткнувшейся в окно. – Я не сказал главного.

Она не шелохнулась. Бросила тусклым голосом:

– Слушаю.

– Пока я буду находиться в отъезде, тебе лучше перебраться к родственникам, – хрипло начал Бондарь. – Насколько мне известно, у тебя в Москве хватает дядюшек и тетушек.

Ирина медленно повернулась.

– Ты меня этим просто убиваешь, Жень. По-настоящему.

– Пойми, люди, к которым я нанимаюсь, чрезвычайно опасны. Все может случиться. – Бондарь взял Ирину за плечи и слегка встряхнул ее, чтобы она не стояла перед ним, как мраморная статуя с белым неподвижным лицом. – Это вынужденная мера. Временная. Находиться рядом с очень богатыми людьми – все равно что переплывать реку с пираньями. Никогда не знаешь, чем это закончится. В таких случаях лучше подстраховаться. Одно дело рисковать собственной головой, а другое – подставлять любимых. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за меня.

– Это единственная причина, по которой я должна переселиться к родственникам? – спросила Ирина. Ее обычно бархатистый, влажный взгляд был тверд и сух.

– Да, – коротко кивнул Бондарь.

– В таком случае я остаюсь.

Стало ясно, что переубедить Ирину не удастся. Оставался последний, жестокий вариант: указать ей на дверь и тем самым уберечь ее от опасностей, которые, по глубокому убеждению Бондаря, были не за горами. Он попытался сделать то, что должен был сделать, но не сумел. Все его существо противилось этому. Такие, как Ирина, не прощают оскорблений. Уйдя сегодня, она уже никогда больше не вернется. А Бондарь не представлял себе жизни без нее. Он слишком привык к ней. Размяк, как пластилин на солнце.

– Черт с тобой, – буркнул Евгений, сопровождая свои слова раздраженным взмахом руки. – Оставайся. Но не надейся, что я откажусь от работы и буду сидеть подле твоей юбки.

– Я не надеюсь, – тихо произнесла Ирина. – Но все-таки не бросай меня одну надолго, ладно? Иначе я умру.

– Прикуси язык, – бросил Бондарь, направляясь в спальню.

Ирина была слишком измучена этим разговором, чтобы последовать его совету. Она доплелась до дивана и упала на него, чувствуя себя совершенно разбитой.

Глава 4

Некоторое время спустя Маргарита Марковна Морталюк откинулась на спинку кресла и прищурилась, разглядывая вошедшего. Он оказался выше, чем она ожидала. Причиной тому была подчеркнуто прямая осанка и свободно развернутые плечи Бондаря. Остановившись на пороге, он смотрел куда-то поверх голов сидящих за столом конференц-зала. Его руки свободно свисали вниз, свидетельствуя о том, что их обладатель не испытывает ни волнения, ни чувства неловкости. Он не переминался с ноги на ногу, не покашливал и не делал лишних движений. Молча стоял и ждал. Достаточно было присмотреться к его лицу, чтобы понять: этот человек не привык суетиться или заискивать.

– Подойдите, пожалуйста, ближе, – доброжелательно сказала Морталюк, сопровождая приглашение манящим движением пальца. – Сколько вам лет?

– Двадцать семь, – ответил Бондарь, делая два шага вперед.

В его серо-голубых глазах не промелькнуло ни тени смущения, когда Щусевич поспешил уличить его во лжи:

– Неправда! Вам уже за тридцать, Евгений Николаевич!

– Зачем спрашиваете, если знаете? – Бондарь пожал плечами.

– Откуда вам известно, что мы знаем, а что нет? – запальчиво спросил Щусевич. Внешне он напоминал жуткого монстра, а вел себя как мальчишка.

Бондарь удостоил его долгим задумчивым взглядом, после чего неохотно разжал губы:

– У вас ведь не какая-нибудь шарашкина контора, а солидная фирма. Без тщательной проверки вы даже шофера на работу не принимаете, не то что сотрудников секьюрити.

– Наводили справки? – полюбопытствовала Морталюк.

– Так же, как и вы, – невозмутимо ответил Бондарь.

– По своим фээсбэшным каналам?

– По своим бывшим фээсбэшным каналам.

– И много удалось накопать?

– Достаточно, чтобы убедиться, что вы мне подходите.

– Ого! – вскричал ерзающий в кресле Щусевич. – Мы ему подходим, ты слышала, Марго? А он нам?

– Полагаю, что да, – сказал Бондарь. – Вам нужен хороший специалист с соответствующими навыками и опытом.

– А вам? – осведомилась Морталюк. – Что вам нужно, Евгений Николаевич?

– Хороший и стабильный заработок, Маргарита Марковна. Даже очень хороший. – Бондарь позволил себе полуулыбку, однако его подбородок, помеченный горизонтальным шрамом, оставался надменно приподнятым, а глаза не излучали ничего, кроме арктического холода. – Дело в том, что я не собираюсь работать на кого-либо до старости. Год, от силы два.

– Вы не любите работать? – изобразила удивление Морталюк.

– Не больше, чем любой из присутствующих, – уклончиво ответил Бондарь.

– Вы держитесь слишком самоуверенно. Не боитесь, что наше собеседование закончится прямо сейчас?

– Нет, – просто ответил Бондарь. – У меня много других вариантов.

– У нас тоже, – вставил Щусевич.

– Вы даже представить себе не можете, сколько отставных офицеров претендуют на тепленькое местечко, – поддержала помощника Морталюк. – Из разведки, из спецподразделений, из вашей конторы… Государство не ценит вас по достоинству. Оно бросило вас на произвол судьбы.

– Государству виднее, – пожал плечами Бондарь.

– С вашим послужным списком, – продолжала Морталюк, – вы могли бы сделать блестящую карьеру…

– Я не карьерист, – сказал Бондарь. – Прежде у меня имелись кое-какие идеалы и принципы, но к настоящему моменту они отброшены за ненадобностью. Можете считать меня циником, мне это безразлично. Я хочу обеспеченной жизни, вот и все.

– Отрадно слышать, – улыбнулась Морталюк. – Но я тоже в высшей степени практична, поэтому плачу деньги только за то, что того стоит. Что вы умеете, Евгений Николаевич?

– Все, что должен уметь сотрудник контрразведки ФСБ, – ответил Бондарь. – Поверьте на слово, Маргарита Марковна, этого более чем достаточно.

– Я никогда не верю на слово. Никогда и никому.

– Разумно.

– Конечно, – чопорно произнесла Морталюк. – Если вы наводили обо мне справки, то должны знать, что я всегда поступаю разумно. – Она задумчиво посмотрела на хрустальный мундштук, который вертела в пальцах. – Поэтому мы поступим следующим образом. Сейчас я позову сюда своих секьюрити и велю им выдворить вас отсюда. – Взгляд Морталюк преисполнился издевки. – Очутившись за порогом, вы больше никогда его не переступите, Евгений Николаевич. Таким образом, дальнейшее зависит от вас. Проявите себя с лучшей стороны.

– А мы поглядим, какой вы специалист, – подал реплику Щусевич. – Гонор и профессионализм – совершенно разные понятия.

– Это вы верно подметили. – Голос Бондаря звучал подчеркнуто ровно. – Терпеть не могу зазнаек.

Судя по всему, он был готов добавить к сказанному еще пару слов, но тут Морталюк, которой надоело ждать, нажала кнопку вызова на своем телефоне. Дверь распахнулась. Разговоры кончились.

Шахов и Добрынин проработали в охране Морталюк достаточно долго, чтобы относиться к своим обязанностям с полной ответственностью. Оба поддерживали отличную физическую форму, постоянно практиковались в стрельбе и рукопашном бое, почти не употребляли спиртного и приучились держать язык за зубами, а зубы – крепко сжатыми.

Шахов был года на четыре старше напарника и несколько грузноват, но ни помолодеть, ни сбросить лишний вес у него не получалось. Порой он задумывался о том, чем станет заниматься, когда окончательно постареет и обрюзгнет, но никаких блестящих перспектив перед ним не открывалось. Из-за этого Шахов был человеком раздражительным и желчным, но случались моменты, когда он разительно преображался. Перехватив многозначительный хозяйский взгляд, устремленный на Бондаря, он моментально повеселел. Не так давно ему случилось вывихнуть плечевой сустав одному назойливому репортеру, и воспоминания о том, как визжал тот болван, были Шахову все равно что бальзам на душу.

– Выведите его отсюда, да не церемоньтесь, – распорядилась Морталюк, указав мундштуком на Бондаря. – Станет сопротивляться, калечьте.

«Йес, мэм», – ответил мысленно Добрынин, вынимая из уха проводок телесного цвета.

– Сделаем, – солидно произнес он вслух.

Его тайной страстью были боевики, причем любые – иностранные и наши, хотя, конечно, голливудская продукция нравилась Добрынину больше. Он был готов смотреть кино сутками напролет, методично перемалывая челюстями орешки, чипсы или ржаные сухарики. Невольно подражая своим героям, Добрынин приучился отвечать на вопросы коротко и односложно, а сам вопросов никому не задавал, поскольку ничего его, по большому счету, не интересовало. Добрынинская душа обладала отзывчивостью мороженого хека, и взгляд его глаз был соответствующим. Если бы Бондарю захотелось посмотреть в эти глаза, он не прочел бы там ничего, кроме бесстрастной готовности выполнять любые хозяйские приказы.

Но Евгению было начхать на Добрынина, как и на Шахова. Вместо того чтобы визуально оценить противников, он продолжал стоять к ним спиной. А поза его сделалась не просто расслабленной, а совсем уж нелепой. Опершись обеими руками на никелированные спинки двух стульев, Бондарь подался вперед, чтобы укоризненно сказать Морталюк:

– Поступая таким образом, вы нарушаете Трудовой кодекс, Маргарита Марковна. Странное у нас получается собеседование.

Шахов и Добрынин одновременно шагнули вперед. Они не суетились, не спешили. Им представилась отличная возможность проявить свою преданность и исполнительность, поэтому обоим хотелось выполнить приказ как можно эффектнее. Шахов примеривался к пояснице наклонившегося Бондаря, решив для начала отбить ему почки. Добрынин представлял себе, как проделает удушающий захват с разворотом головы противника на девяносто градусов. Подмывало его также пнуть коленом обращенный к нему зад, однако это смахивало бы на мальчишество.

Морталюк, уловившая в голосе Бондаря нотки зарождающейся паники, ослепительно улыбнулась, как сделала бы это Мэрилин Монро, доживи она до убийства Джона Кеннеди. Их разделяла подкова стола, так что дотянуться до нее Бондарь никак не мог. Сзади к нему приближались охранники, каждый из которых представлял собой ходячую гору мускулистого мяса, снабженного некоторым количеством мозгового вещества. Морталюк уже предвкушала, как они собьют спесь с него, позволившего себе беседовать с ней в почти хамском тоне. Она ценила мужскую красоту, однако в первую очередь отдавала должное мужской силе. Перед ее мысленным взором промелькнули забавные картинки:

…вот капитана хватают за шкирку и волокут к двери, а он, моментально растерявший все свое самомнение, тщетно пытается вырваться из крепких рук охранников, умоляя Морталюк отменить приказ…

…а вот его, растрепанного и жалкого, с рубахой, выпроставшейся из брюк, выталкивают прочь, подгоняя тумаками и затрещинами… уцепившись за дверь, он хочет сказать что-то напоследок, но вылетает из зала, как пробка от шампанского…

Ничего подобного не произошло. Морталюк, вставлявшая сигарету в мундштук, замерла, некрасиво открыв рот. Злорадно похохатывавший Щусевич издал нечленораздельный звук, словно на его шее затянули невидимую удавку.

Силуэт Бондаря сделался размытым и прозрачным, так стремительно он крутанулся на месте. Разворачиваясь лицом к охранникам, Евгений подхватил стулья, за спинки которых держался. Выпущенные из рук, они взмыли в воздух, одновременно достигнув каждый своей цели.

Добрынин, проявивший завидную прыть, умудрился отреагировать на внезапную атаку. Его правая рука не только скользнула под пиджак, но и коснулась рифленой рукоятки пистолета. А вот порадоваться собственной ловкости Добрынин не успел. Сбитый стулом с ног, он, подобно девяностокилограммовой кегле, опрокинулся на пол, после чего в сознании приключился временный сбой. Его менее подвижный напарник, не мудрствуя лукаво, выставил перед собой руки и поймал стул за ножки, слегка ушибив при этом пальцы. Избавиться от мешающего предмета Шахову было не суждено.

Чтобы преодолеть четыре метра, отделяющие его от охранника, Бондарю понадобилось два прыжка, а чтобы завершить начатое – всего один расчетливый удар. Не тратя время на сжимание кулака, он поддел шаховский подбородок основанием ладони.

Клац! От зубодробительного удара у Шахова мозги встали набекрень. Ему показалось, что голова слетела с плеч долой и покатилась по залу, окруженная россыпями искр. Разумеется, никаких искр не было. То грюканье, которое доносилось до Шахова, производила не его голова, а выроненный стул. Сам Шахов сидел на полу, бессмысленно уставившись в темноту, сгустившуюся перед глазами.

– Продолжать? – прозвучало в его ушах.

Он понятия не имел, кто задал этот вопрос, точно так же как не сообразил, кому принадлежит голос, произнесший:

– Не стоит, Евгений Николаевич. Будем считать, что первый отборочный тур вы выдержали. Приступим ко второму?

Ответа Шахов не услышал. Но, прежде чем отключиться окончательно, тоскливо подумал: «Только бы они без меня провели его, этот чертов второй тур».

В данном случае ему повезло.

Когда горе-охранников увели, а стулья были водворены на место, Бондарь без приглашения опустился на один из них и вопросительно посмотрел на госпожу Морталюк:

– Что дальше? По правде говоря, подобные аттракционы меня не вдохновляют. – Бондарь поморщился. – Служба охраны у вас никудышняя, Маргарита Марковна. Вашим секьюрити вагоны бы разгружать или в носильщики на вокзал податься. Там им самое место.

– Я обдумаю ваше предложение, – усмехнулась Морталюк, и что-то в ее взгляде подсказало Бондарю: карьера парней в качестве охранников завершена.

Ему их жалко не было. Он и в самом деле полагал, что здоровым молодым людям негоже выполнять роль денщиков при капризных бизнес-леди. Может быть, благодаря сегодняшнему конфузу они подыщут себе более достойное занятие?

«А вот мне придется побыть у Морталюк на побегушках, – мрачно подумал Бондарь. – Никуда от этого не деться. Характер я уже показал, но перегибать палку нельзя. Как бы эта сука ни уважала чужую силу, а чересчур независимых людей она рядом с собой не потерпит».

Прежде чем заговорить, Бондарь улыбнулся той слегка смущенной улыбкой, которая неоднократно отрабатывалась им перед зеркалом наряду с другими выражениями лица, пригодными для любых случаев в жизни. Все это были лишь маски, надеваемые в зависимости от ситуации. У хорошего контрразведчика их превеликое множество. Дерзкий Бондарь, самоуверенный Бондарь, а теперь вот – виноватый Бондарь.

– Не хочу кривить перед вами душой, – сказал он. – Можно начистоту?

– Нужно начистоту, – поправил его Щусевич, вравший столь легко и охотно, что порой затруднялся отличить вымышленные факты своей биографии от тех, которые действительно имели место.

– Я изо всех сил старался не ударить лицом в грязь, – продолжал Бондарь, – но, кажется, переусердствовал. – Он посмотрел в глаза Морталюк, после чего уставился в пол. – Просто мне никогда не доводилось зависеть от женщины… пусть даже красивой женщины. – Его голос звучал все глуше и глуше. – Это задевает мое мужское самолюбие. Мне трудно вести себя адекватно.

– Придется научиться, если хотите у нас работать, – заявил Щусевич, промокая платком уголки глаз.