Текст книги "Дату смерти изменить нельзя"

«Вот возьму и куплю себе джип вместо квартиры, – подумал Марк Андреевич, представляя себе возмущенные физиономии супруги, сына и невестки, ради которых он связался с корейцами. – Не бедствуем ведь. А я уже который год на разваливающейся колымаге езжу. Неудобно. Вроде как преуспевающий предприниматель, уважаемый человек».

До настоящего преуспеяния Марку Андреевичу было далеко, хотя сил и средств в дело было вложено немало. Современное водолазное снаряжение и оборудование, катер, барокамера, подводные фонари, кислородная станция, штат опытных инструкторов – все это влетало в копеечку. А ведь сезон дайва в Приморье длится лишь с конца апреля по начало октября, да и летом погружениям часто мешают штормы и туманы. Клиентов у водолазной фирмы «Аква-Турсио» хватало ровно настолько, чтобы сводить концы с концами. Чаще всего это были новички, проходящие курсы обучения подводному плаванию по системе «Нау». Корейцы со своей крупномасштабной экспедицией казались учредителю фирмы щедрым подарком судьбы. До тех пор, пока он не заподозрил неладное.

Оценивающий взгляд через плечо заставил Марка Андреевича развернуться и подать спутникам предостерегающий сигнал – один из тех условных знаков, которые заменяли на глубине обычную человеческую речь. Окутанные воздушными пузырьками, корейцы снижались слишком быстро, рискуя напороться на морских ежей и получить порцию игл под кожу.

Не самый плохой результат опасной затеи, пронеслось в мозгу возобновившего движение Марка Андреевича.

Он уже совершенно не верил в преподнесенную ему легенду, согласно которой Константин Ли являлся состоятельным коллекционером военных находок. Близ острова Мельникова имелось полным-полно затонувшего железа, но корейцам приспичило отыскать и поднять со дна именно две неразорвавшиеся авиационные бомбы, покрытые специальной антикоррозийной краской. Толстые и длинные, как промышленные газовые баллоны, они вызывали у корейцев священный ужас. Почему? Ответ был столь пугающим, что Марк Андреевич старался об этом не думать. Однако бомбы не давали ему покоя даже во сне. Они были не просто действующие, они были живые.

Стальные сигарообразные существа, созданные с единственной целью – убивать!

«Развернуться, всплыть, подняться на яхту и заявить, что больше он в эти игры не играет?» – тоскливо подумал Марк Андреевич. Но как потом добраться до берега, если Константин Ли не согласится с таким поворотом событий? Вплавь? Для этого нужно как минимум заправиться кислородом, а корейцы могут воспротивиться этому. Кроме того, не оставлять же им дорогостоящее оборудование. Да и окончательный расчет будет произведен лишь после завершения работ.

«Вот и не возникай, – сердито сказал себе Марк Андреевич. – Взялся за гуж, не говори, что не дюж. А сделал дело – гуляй смело».

Подводный коридор плавно обогнул мохнатую скалу и вывел пятерых аквалангистов на открытое пространство, загроможденное глыбами. В черных провалах горели предостерегающим красным светом асцидии, фосфорически вспыхивали желто-зеленые искорки планктона. Один из корейцев едва не выронил загубник, столкнувшись с большеротым пятнистым окунем, напоминающим летящий в маску камень. Другой заметно отстал от спутников, залюбовавшись светящимися сиреневыми усиками креветок.

Преисполнившийся негодования Марк Андреевич гневно замычал. Детский сад, а не подводная экспедиция! Беда с этими корейцами. Все у них не как у людей. Интересно, каково приходится капитану Лаврюхину с такой командой? Одно слово – азиаты. Вроде бы старательные, вроде бы дисциплинированные, но Марк Андреевич предпочел бы иметь дело с разболтанными соотечественниками, чем с ними.

По его прикидкам, в общей сложности на «Летучей рыбе» находилось около двадцати корейцев. Прорва! В еде неприхотливы, однако питаются же. Во сколько обходится один день экспедиции? Страшно подумать. И весь этот сыр-бор из-за пары авиационных бомб? Просто в голове не укладывается. Одна только аренда яхты небось тянет на штуку баксов в сутки. Знатная посудина. С виду неказистая, грязная, но зато с мощным двигателем и с небольшой осадкой, позволяющей беспрепятственно шнырять в прибрежных водах. Капитан говорил Марку Андреевичу, что в штиль «Летучая рыба» способна развивать скорость около двадцати пяти узлов в час. На открытом пространстве от пограничного катера не уйдешь, но где они теперь, пограничные катера? Треть списана, треть без горючего ржавеет, остальные на контрабандистов да браконьеров потихоньку подрабатывают. В свободное от службы время, так сказать. Может, и с Константином Ли у погранцов секретное соглашение имеется. «Так что не дрейфь, Ихтиандр, – подбодрил себя Марк Андреевич. – Прорвемся. Уже почти что прорвались».

Грациозно изогнувшись, он погрузился ниже и поплыл над самым дном, чтобы не пропустить тайник. Здесь процветала целая колония серых колючих дистоластерий, обосновавшихся вокруг разложившейся туши какой-то здоровенной рыбы. Одна дистоластерия напала на крупного моллюска – спизулу – и яростно терзала его, протиснув собственный желудок в раздвинутые створки раковины. Жертву пожирали в ее собственном доме! Марк Андреевич с усилием оторвал хищницу, но от моллюска уже остался лишь дряблый пожелтевший мускул – все мягкие внутренности перекочевали в прожорливое брюхо дистоластерии. Эти крупные морские звезды терроризировали все мирное население округи. Передвигались они по принципу гидравлических машин, ориентируясь на местности по запаху с помощью крохотных глазок на концах лучей. Уничтожить дистоластерию так же трудно, как мифическую гидру. Даже если искромсать ее ножом, то через некоторое время из каждого куска вырастает новая звезда. Жуткие создания. Здесь, на дне морском, они словно волки в степи – такие же серые, вездесущие и беспощадные…

Подумав о волках, Марк Андреевич почему-то вспомнил Константина Ли и заработал ластами столь энергично, что едва не проскочил нужное место. Для того чтобы укрыть от посторонних глаз бомбы и оборудование, корейцы использовали широкое брезентовое полотнище маскировочной раскраски. Паря над тайником, Марк Андреевич снова поразился их предусмотрительности. Не зная, что, где и как, обнаружить бомбы было невозможно.

Приблизившиеся корейцы принялись выдергивать металлические штыри, с помощью которых полотнище крепилось к дну. Когда оно было убрано, взорам аквалангистов открылись упакованные в маскировочные чехлы бомбы и подводная самоходная торпеда итальянского производства. Здесь же лежал плоский остроносый прицеп для транспортировки грузов.

Через полчаса все кончится, подумал Марк Андреевич и, прислушавшись к своим ощущениям, обнаружил, что никакого оптимизма не испытывает. Все кончится – это звучало чересчур зловеще. Особенно, когда вода замутилась от туч песка, поднятых пятью парами энергично работающих ласт. Ближайшее будущее представлялось Марку Андреевичу таким же беспросветным. Помогая привязывать бомбы к поддону, он пытался молиться, хотя толку от этого не было. Он не знал, кто именно помогает людям в подобных темных делах, а до небес его мольбы явно не доходили. И понял тогда Марк Андреевич, что Всевышнему он интересен не более, чем моллюск с выеденными внутренностями. И слезы навернулись ему на глаза, но что значили эти жалкие слезы в сравнении с солеными водами океана? Никто их не заметил.

Пом, мокрая как мышь, кое-как выбралась на палубу и поискала глазами Председателя Ли. Прорезиненный водолазный костюм облегал ее плотнее перчатки, а литые ласты, которыми заканчивались штанины, заставляли чувствовать себя неуклюжей молоденькой утицей, вызывающей насмешки окружающих. Чесотка и переполненный мочевой пузырь доставляли девушке невыносимые страдания, но еще сильнее ранили плохо скрываемые улыбки, которыми встретили ее члены команды.

Пробираясь к Председателю, Пом зацепилась ластами за бухту каната и растянулась плашмя, вызвав издевательские смешки матросов. К ее счастью, основное внимание присутствующих было сосредоточено на аквалангистах, которые один за другим выныривали из моря. Их мокрые шлемы и приветственно вскидываемые перчатки сверкали на солнце.

– Позвольте мне переодеться, господин, – смиренно попросила Пом, готовая провалиться от стыда и унижения сквозь землю.

Земли не было. Была палуба, слегка покачивающаяся под ногами, и был Председатель, не удостоивший девушку взглядом.

Сложив ладони рупором, он крикнул:

– Как дела, Марк Андреевич?

Пожилой инструктор ответил лишь после того, как ухватился за веревочный трап и сдвинул маску на лоб:

– Все нормально, Константин. Пусть твои хлопцы включают лебедку. Будем поднимать.

– Спасибо, товарищ, спасибо, друг, – с чувством произнес Председатель. – Вот тебе моя рука. – Хотя в этом не было необходимости, он помог русскому перебраться через борт, приговаривая: – Какой счастливый день для меня! Сегодня моя коллекция пополнилась поистине бесценными находками. Знаешь, товарищ, – он принялся трясти руку тяжело отдувающегося водолаза, – ты заслужил поистине царский подарок.

– Достаточно будет обещанного гонорара, – отмахнулся Марк Андреевич, отходя в сторону, чтобы не стоять на пути поднимающихся следом корейцев.

– Нет-нет, – возразил Председатель, посмеиваясь, – одних только денег в данном случае мало. Вот, взгляни. – Отпустив чужую руку, свою он запустил в карман и снова извлек наружу с причудливым кинжалом на ладони. – Известно ли тебе, что такое «толь»?

Да откуда русскому знать это, сердито подумала изнывающая в своем костюме Пом. Председатель имел в виду обычай праздновать первую годовщину ребенка. Маленький виновник торжества, одетый в яркий шелковый халат, восседает рядом с родителями, а перед ним устанавливается столик, на котором разложены разнообразные вещи, имеющие символическое значение. Чаще всего в ассортименте присутствуют клубок ниток, книга, кисточка для письма, тушь, рис, лапша, нож, стрела, монетки. Малыш должен подойти к столу и взять тот предмет, который ему понравится. Если он берет в руки нитки или лапшу, то это означает, что его ждет долголетие; выбор кисти или книги предвещает успешную чиновничью карьеру; рис или деньги сулят богатство, плоды жужуба – многочисленное и знаменитое потомство, и так далее.

Вкратце объяснив это русскому, Председатель неожиданно повернулся к Пом:

– Что выбрала ты?

– У меня не было праздника толь, – смутилась девушка.

– Я так и думал. Но если бы тебе предложили выбирать, то это были бы не ножницы и даже не чашка для риса. Тебе никогда не стать хорошей хозяйкой.

– Извините, господин, – потупилась Пом.

– За что? – высокомерно вскинул подбородок Председатель. – Какое мне дело до того, станешь ли ты хорошей хозяйкой или нет? Я не собираюсь на тебе жениться, маленькая шлюха. И говори в присутствии нашего гостя по-русски. Родители не привили тебе даже самых элементарных навыков вежливого поведения. Безобразие!

– Извините, – спохватилась Пом, сопровождая свои слова неловким поклонам. – Мне нужно в уборную. Очень.

Корейцы, выбирающиеся на палубу, восприняли ее признание как должное, поскольку естественные потребности человека обсуждались в их среде с полной непринужденностью. Что касается Марка Андреевича, то он до сих пор не привык к этой странной манере.

– Вот что, Константин, – произнес он, хмурясь, – по правде говоря, я сыт по горло и вашим обществом, и вашими обычаями. Они у меня уже в печенках сидят.

– Сыт по горло, понимаю, – грустно кивнул Председатель. – Но хотя я и мои товарищи сидим у тебя в печенках, позволь мне закончить.

– Слушаю, – раздраженно сказал Марк Андреевич. – Хотя я со своей стороны предложил бы включить лебедку и поднять груз на борт. Мы, русские, говорим: сделал дело, гуляй смело.

– Мы, корейцы, рассуждаем иначе. Мы считаем, что никакие важные дела не оправдывают неуважения, проявленного гостем по отношению к хозяину.

– Моя главная хозяйка – жена, и она ждет, когда же я вернусь домой, – отшутился Марк Андреевич. – С деньгами.

Председатель вскинул левую руку, прерывая недовольный ропот, прокатившийся по рядам соотечественников.

– Тише, товарищи. Я еще не все сказал. – Он улыбнулся русскому инструктору, продолжая протягивать ему кинжал с костяной рукояткой. – Этот предмет я взял в руки, когда мне исполнился год. Мне предрекли путь знаменитого воина, тем более что я умудрился порезать обнявшего меня отца. – Председатель самодовольно осклабился. – Как ты думаешь, что символизирует кровь, пролитая во время церемонии толь?

Прежде чем ответить, Марк Андреевич был вынужден сделать серию судорожных глотательных движений.

– Воинственность? – предположил он, не спуская глаз с клинка в руке корейца.

– Правильно. Но не только воинственность. – Выдержав паузу, Председатель обхватил рукоятку всеми пальцами и сказал: – Патриотизм тоже. А что подразумевает патриотизм?

– Любовь к родине, – глухо ответил Марк Андреевич.

– Да. Любовь к родине. Согласен. А еще, – не договорив, Председатель рванул инструктора на себя, вонзая ему кинжал в горло, – а еще ненависть к чужеземцам.

Марк Андреевич издал булькающий звук, в котором угадывалось скорее изумление, чем боль или страх. Его голова запрокинулась назад, и прямо в душу ему заглянуло сияющее солнце с лицом Председателя.

– Ненавижу тебя, – донеслось до слуха умирающего, – всех вас ненавижу.

Кинжал воткнулся глубже и, проникнув в мозг, повернулся там, подобно ключу в замочной скважине. В голове Марка Андреевича сверкнула чудовищная вспышка, после которой мир для него померк. Клинок, пронзивший печень, на доли секунды вернул умирающему способность видеть, но изображение было тусклым, черно-белым и почему-то негативным.

Чернолицый, чернозубый Председатель с белыми зрачками и вздыбленной белоснежной шевелюрой улыбался. Затем его физиономия стремительно уменьшилась до размеров крохотной искорки, а когда исчезла и она, то не осталось уже ничего. Словно телевизор выключили. Насовсем.

Глава 7
Москва – Владивосток: с запада на восток

Рейс Аэрофлота № 726 «Москва – Владивосток» задерживался по техническим причинам. Объявление об этом всколыхнуло лишь малую толику народа, находившегося в здании аэровокзала «Шереметьево-1».

Среди незадачливых пассажиров, вынужденных коротать время в аэропорту, находился и капитан Бондарь.

Собираясь в командировку, он взял с собой минимум необходимого, уместившегося в неизменную спортивную сумку. Одетый в слегка потертые джинсы, черный свитер и короткую кожанку, он привлекал внимание только тех женщин, которые понимали, что в мужчине наибольшую ценность представляет сам мужчина как таковой, а не то, что понапридумывали для него модельеры и производители одежды. Одна из них, дама забальзаковского возраста, раздраженно попросила супруга не сутулиться. Другая, уже поспевшая, хотя не вполне зрелая, старалась постоянно крутиться в поле зрения Бондаря, поворачиваясь к нему левым – наиболее выигрышным для себя – профилем.

Увы, предмет их интереса проявлял полное равнодушие к женскому полу. Капитан Бондарь тяжело переживал свое одиночество, но делить его с кем-либо не собирался. Глядя на женщин, он невольно сравнивал их с покойной Тамарой Галишвили, и сравнение это было не в пользу живых.

Быстроглазая, стройная, черноволосая, полная грациозного достоинства и тщательно скрываемой чувственности, Тамара принадлежала к тому типу женщин, которые не вызывают пресыщения. Бондарю ее всегда чуточку не хватало – и в разлуке, и при самой тесной близости, которая только возможна между мужчиной и женщиной. Она была вулканом, то дремлющим, то внезапно просыпающимся, и всякий раз, когда кипящая лава страстей выплескивалась наружу, это вызывало потрясение, поскольку в остальное время поведение Тамары отличалось горделивой сдержанностью. Прежде Бондарю никогда не приходилось иметь дело с женщиной, которая бы отворачивалась от него первой. Тамара же спешила уткнуться лицом в подушку, стыдясь бурного проявления эмоций, во время которого она совершенно не контролировала себя. Стоило положить ладонь на ее разгоряченное тело, как она чуть ли не плача просила оставить ее в покое, причитая: «Не надо, ты же видишь, я умираю, я всякий раз умираю, я теряю голову и схожу с ума». Если Бондарь не убирал руку, то минуту спустя Тамара вновь забывала обо всем и была готова начать все сначала. Чаще всего именно так и происходило. Что не мешало обоим просыпаться полными сил и бодрости, словно их близость являлась чем-то вроде подключения к неиссякаемому источнику энергии.

Теперь все изменилось. Со смертью Тамары Земля резко остановилась, вздрогнула, а когда набрала обороты снова, Бондарь обнаружил, что вращается она по-другому, и время течет иначе. Состояние постоянной перегрузки – вот на что это походило. И состояние, при котором сжимается сердце и темнеет в глазах, сделалось привычным. Оно возникало всякий раз, когда что-нибудь напоминало Бондарю о том, что еще недавно в этом мире одним человеком было больше. Близким человеком. Дорогим. Бесценным.

Резко затормозив возле газетного киоска, Бондарь уставился на глянцевую обложку с ядовито-желтым названием «Пи-Дженерейшн». Это был тот самый журнал, в котором подрабатывала Тамара. Она рассказывала, что главный редактор помешан на всяческих тайных доктринах и секретных службах. С его легкой руки Тамара получила псевдоним Мэри Гуднайт и заказ на цикл статей под общим названием «Лицензия 007». Оплачивали их фирмы, торговавшие товарами, мелькающими в фильмах про Джеймса Бонда. Рекламируя «бондовские» автомобили, напитки, часы, зажигалки, костюмы, галстуки и одеколоны, Тамара не отказывала себе в удовольствии поиздеваться над знаменитым супершпионом. Очевидно, редактор «Пи-Дженерейшн» и его читатели не замечали едкой иронии, пронизывающей подобные эссе. Что касается Бондаря, то он, усевшись с журналом в зале ожидания, не смог не оценить тамариного сарказма.

В статье «Ахиллесова пята 007» на полном серьезе доказывалось, что создатели литературного и кинематографического Бонда видели в нем не просто персонажа бульварных шпионских историй, а бессмертного героя древних героических преданий. Хотя согласно евангелию от Флеминга он родился в 1924 году, время было не властно над ним, и «официальный» возраст Бонда никогда не переваливал за сорокалетний рубеж. Кроме того, писала Тамара, отсутствие родителей у агента 007 наводит на мысль, что его появлению на свет способствовал божественный промысел. Подобно Прометею, Бонд был призван бороться с силами хаоса в разнообразнейших обличьях. Его главный противник, как правило, наделялся признаками титанического чудовища. Механическая рука, золотой пистолет, стальные челюсти, громоподобный голос и прочие приметы злодеев «бондиады» выдавали в них исчадий ада. Далее приводилась забавная параллель между супершпионом и Орфеем. Оказывается, подземные бункеры, ракетные шахты и подводные пещеры, в которые без конца попадал Бонд, повторяли канонические мотивы сошествия в Аид ради спасения очередной Эвридики. Вот почему отрицательные персонажи непременно окружали тотемами-чудовищами: акулами, крокодилами, пираньями, свирепыми псами и прочими хищными тварями. Вступая в схватку с этой нечистью, Джеймс Бонд олицетворял вечную борьбу Добра и Зла.

Не уставая резвиться, Тамара привела главное доказательство сверхъестественного происхождения агента 007. Бегло коснувшись «божественных» свойств «семерки», она с издевкой писала:

Какая же сила сотворила из хронически нетрезвого, страдающего обжорством Бонда супермена? Он неважно управляет автомобилем, плохо стреляет, дерется, бегает, плавает – он ничего не умеет и ничему не учится, он ведет себя как герой компьютерной игры, постоянно попадающий в одни и те же типовые ловушки. Что, как не Провидение, позволяет ему переходить на новый уровень? Чем, как не благоволением Небес, можно объяснить его неуязвимость? Непостижимая, фантастическая везучесть заменяет Бонду все таланты разом. Он выигрывает в казино, охмуряет кровожадных красоток, стреляет не целясь, зато без промаха, падает со скал, чтобы приземлиться на возникший ниоткуда матрац или оглушить подосланного убийцу, он ведет себя как олух царя небесного, но каждое его движение предначертано свыше и автоматически несет спасение человечеству. Это ли не свидетельство божественности его миссии?

Однако мифический герой не был бы мифическим героем без своей «ахиллесовой пяты». Уязвимое место Джеймса Бонда – его голова, точнее, его многострадальный затылок. Почти в каждом фильме какой-нибудь негодяй считает своим долгом выскочить из-за угла и огреть беднягу чем-нибудь тяжелым. «Бондиада» насчитывает множество подобных эпизодов. Агента 007 оглушают прикладом, подсвечником, ребром ладони, кулаком, дубинкой, пивной бутылкой, кастетом, огнетушителем, женской туфелькой и прочими предметами, не говоря уже о различных снотворных и наркотических препаратах, которые коварные соблазнительницы подмешивают в напитки многострадального спасителя мира. Нет сомнений в том, что столь специфический производственный травматизм не способствовал улучшению умственных способностей Джеймса Бонда, однако это нисколько не мешало и не мешает ему успешно выполнять свою благородную миссию.

Дочитав последний абзац, Бондарь не спеша закрыл журнал, сунул его в сумку и отправился на поиски других номеров «Пи-Дженерейшн». Иного способа пообщаться с Тамарой у него не было. Знакомясь с ее опусом, Бондарь словно слышал ее голос и заново переживал все то хорошее и кратковременное, что было между ними. Оказывается, он плохо знал женщину, которую любил. Недооценивал ее острый ум, не менее острый язык и чувство юмора. Старая, как мир, история. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Ужасно хотелось курить, но Бондарь привык держать данное слово, даже если в этом не было смысла. Сегодня в его распоряжении имелась лишь одна пачка «Монте-Карло», а он точно знал, что вечером сигареты расходятся значительно быстрее, чем днем. Вот и приходилось экономить.

Экономить и мучаться.

Купив жвачку и пару «Пи-Дженерейшн» за прошлые месяцы, Бондарь бесстрастно выслушал приглашение на посадку в самолет и двинулся к выходу из зала ожидания. Размышляя о Тамаре и ее неожиданных весточках с того света, Бондарь не заметил, что за ним неотвязно следует элегантная молодая женщина в светлом распахнутом пальто с поднятым воротником. Парик цвета воронова крыла и солнцезащитные очки на пол-лица делали ее похожей на участницу некого маскарада. В другое время Бондарь непременно обратил бы внимание на эту странную особу, но сегодня его голова была занята другими мыслями. И напрасно. Женщина в парике и очках увязалась за ним всерьез и надолго.

Пассажиров поприветствовали на борту самолета, наградили их заученными улыбками, попросили пристегнуться к креслам и пообещали наградить за примерное поведение завтраком и обедом. Бондарь, с комфортом устроившийся в своем кресле, прикрыл глаза, чтобы не видеть хорошенькую стюардессу в просвечивающей блузке. Смотреть на нее было неловко. Вероятно, девушка совсем недавно начала летать самолетами в качестве стюардессы и от волнения раскраснелась, как после интенсивной зарядки. Поминутно сбиваясь и заикаясь, она прочитала пассажирам короткую лекцию о правилах поведения во время полета, после чего сообщила, что посадка во Владивостоке произойдет в 15.45 по местному времени, опережающему московское на семь часов.

– Наш замечательный город расположен на сто тридцать втором градусе восточной долготы и сорок третьем градусе северной широты, – затараторила девушка, сумевшая справиться с волнением. – Если посмотреть на карту, то Владивосток находится южнее города-курорта Сочи, на одной широте с Сухуми, Варной, Ниццей и Чикаго.

– Широта крымская, долгота калымская, – мрачно сострил кто-то из пассажиров.

Реплика заставила стюардессу стушеваться и ретироваться. Правда, прежде чем покинуть салон, она пискнула что-то про высоту и скорость полета, но никто ее толком не расслышал. Какая разница, сколько тысяч метров до земли – пять, шесть, семь?

– Шмякнемся, так ни костей, ни винтиков не соберут, – громогласно заключил все тот же пассажир, чья первая реплика смутила стюардессу.

Бондарь открыл глаза, намереваясь полистать журналы, но почувствовал на себе столь пристальный взгляд, что не смог не повернуть голову влево. Его ближайшим соседом оказался аккуратный мальчик лет семи. Взрослая прическа придавала ему вид важный и комичный одновременно.

– Олег Крушенинников, – наклонил он голову с тем аристократическим достоинством, которое в наше время можно увидеть разве что по телевизору. – Рад столь приятному соседству.

– Очень приятно, – откликнулся Бондарь, изо всех сил скрывая наползающую на лицо улыбку. – Меня зовут Евгением Николаевичем, молодой человек.

Мальчик ответил на это новым полупоклоном, за которым с равной степенью вероятности мог последовать как светский разговор, так и вызов на дуэль. Бондарь все-таки улыбнулся, постаравшись, чтобы лицо отображало лишь вежливое любопытство, а не иронию.

– Скажите, вам прежде доводилось летать этим маршрутом? – тоненько осведомился мальчик.

Желтолицый китаец, сидевший сразу за мальчиком, явно не имел чести состоять с ним даже в самом отдаленном родстве. Приткнувшись возле иллюминатора, он гонял электронные фигурки по экрану своего мобильника и никак не реагировал на происходящее.

– Я лечу во Владивосток впервые, – признался Бондарь. – А т-т… А вы?

– О, мне не привыкать, – заверил его мальчик.

– Но где же ваши родители? Неужели вы путешествуете один, молодой человек?

– Увы, нет. Но папа и мама всегда сидят отдельно. Излишняя родительская опека порой мешает познавать мир.

– И что мир? – заинтересованно нахмурился Бондарь. – Познается?

– Вполне, – серьезно ответил мальчик. – Например, сегодня утром я понял, почему перелет из Москвы во Владивосток длится на сорок минут меньше, чем в обратном направлении.

– Встречный ветер?

– Отчасти вы угадали, хотя намеревались просто пошутить. Атмосферная оболочка Земли постоянно движется с запада на восток, и это движение, – тут мальчик изобразил ладонью лодочку, – увлекает наш самолет.

– Хм, – недоверчиво воскликнул Бондарь.

– Да-да, но имеется дополнительный фактор.

– Какой же?

– Вращение планеты, – пояснил мальчик. – Мы летим навстречу вращению, понимаете?

– Понимаю, – подтвердил Бондарь.

– Тогда почему вы постоянно улыбаетесь? Я кажусь вам смешным?

– Что вы! – Это было произнесено без тени иронии. – Я просто радуюсь.

– Чему? – насторожился мальчик.

– Тому, – искренне сказал Бондарь, – что молодое поколение интересуется чем-то помимо хит-парадов и компьютерных игр. Тому, что ты познаешь мир и ведешь себя, как маленький принц крови. Это обнадеживает. Вселяет уверенность, что нынешние подростки оставят после себя не только испачканные стены и горы одноразовых шприцев под ними. – Рука Бондаря, приподнявшаяся, чтобы ласково потрепать мальчика по волосам, вернулась на прежнее место. – Не сдавайся, – попросил он. – Тебе всю жизнь будут внушать, что нет ничего важнее удовлетворения различных естественных потребностей, а ты все равно не сдавайся. Жратва, пойло, тряпки – без них не обойтись, но лишь безмозглые тупицы видят в них смысл своего существования.

– Целиком и полностью с вами согласен, – наклонил голову мальчик, – однако проблема видится мне шире.

– Вот как? – не удержался от очередной улыбки Бондарь.

– Подобные речи следует адресовать не только подрастающему, но и взрослому поколению. Достаточно лишь заменить шприцы пустыми бутылками. А если упомянуть и то, и другое, то получится универсальное обращение к нации. – Наморщив лоб, мальчик добавил: – Бесполезное, как любые проповеди. Ничего от них не меняется. Ничегошеньки.

Покосившись на своего юного соседа, Бондарь подумал, что маленькому вундеркинду придется несладко в этом мире, как и всем прочим, кто отказывается служить бессловесной приставкой к телевизорам. Но кто сказал, что трудный путь лучше легкого? Все дело в том, куда он ведет, этот путь. Если прямиком на кладбище, то, конечно, напрягаться не стоит. А если твое предназначение состоит не только в том, чтобы превратиться в органическое удобрение? Вот вопрос, ответа на который не узнаешь, пока не пересечешь финишную прямую. Пожалуй, единственный стимул, не позволяющий человеку уподобиться животному, состоит в отсутствии определенности.

И не то, чтобы «нет», и не то, чтобы «да».

Позавтракав, пассажиры самолета погрузились в не очень глубокий и не очень здоровый сон, продолжившийся и после обеда. Дремал ошалевший от игры в тетрис китаец, дремал малолетний вундеркинд, дремали десятки прочих незнакомых людей, всхрапывая, чмокая губами, неудобно выворачивая шеи, переступая затекшими ногами, разевая рты.

Бондарь провел долгие часы полета в оцепенении, напоминающем медитативный транс. Отлично выспавшись накануне, он провел время в попытках определить, кто и зачем известил ФСБ о найденных атомных бомбах и их намечающейся отправке в Северную Корею. Возможно, это просто провокация? Розыгрыш? Коварная западня, расставленная иностранными коллегами?

Насколько было известно Бондарю, корейские спецслужбы состояли из так называемой «Тридцать пятой комнаты», или «35 хо силь», Министерства охраны безопасности государства, Разведывательного отдела Генштаба армии и Министерства общественной безопасности. Тщательно засекреченные, щедро финансируемые, все эти структуры представляли собой дракона о четырех головах, погубившего немало рыцарей плаща и кинжала.

Из всех корейских спецслужб «35-я комната» была самой опасной, но ее не следовало принимать в расчет, поскольку деятельность этого управления ограничивалась разведкой в Юго-Восточной Азии и США. Министерство общественной безопасности выполняло преимущественно полицейские функции, борясь с уголовной преступностью и осуществляя неусыпный надзор за законопослушными гражданами КНДР.

Секретная операция во Владивостоке могла быть организована главной спецслужбой Северной Кореи – Министерством охраны безопасности государства. Являясь аналогом советского КГБ, МОБГ постоянно выходило за пределы официальной компетенции, активно действуя на международной арене.

И все же наиболее вероятным противником представлялся Бондарю Разведывательный отдел Генерального штаба Армии КНДР. Пару лет назад при нем было создано сверхсекретное управление, специализирующееся на противостоянии России. Ребята из РОГША испытывали пристрастие к похищению людей, пыткам и зачастую пользовались холодным оружием, подчеркивая тем самым верность древним традициям. Под их покровительством находились многие общественные организации на территории Дальнего Востока. При этом корейские шпионы часто маскировались под цивилизованных японских туристов, что облегчало их легализацию.