Текст книги "Схимники. Четвертое поколение"

Глава 3
Бешеная

Человек – существо, склонное к крайностям. Иногда меня изумляет то, как быстро некоторые люди способны менять свое мнение на противоположное за считаные мгновения. Может, в этом – великая мудрость, а может, великая глупость. Честно скажу, не знаю, что хуже – упорствовать в заблуждениях, подобно ослу, или мотаться туда-сюда, словно собачий хвост. Да и не только в этом дело. Не раз доводилось видеть мне, как человек, сторонившийся убийства, пролив первую кровь, превращался в настоящего бешеного зверя. Признаться, всегда гордился своей уравновешенностью. Как-то с детства привык держать переживания в себе. Многие считали меня из-за этого бесчувственным. Что ж, их право. Просто не люблю я утешителей разных. И не хочу давать повода для злорадства. Неведомый летописец, может быть, набросает несколько скупых строк о том, что был я человеком целеустремленным и замкнутым, что никто из сподвижников не мог разгадать моих планов и понять чувств по выражению лица. Но вот написать, что был я черствым и равнодушным, рука у него не поднимется. Герои – ведь они не такие. И все это конечно же будет полной ерундой. Правда в том, что не было у меня планов. Можно сказать, меня несло течение событий. А чувства… Я действительно слишком стар, чтобы бурно расстраиваться или радоваться даже по серьезным поводам. Лишь один раз события выбили меня из колеи… но об этом потом.

Я боялся, что у Ждана возникнет увлечение оружием. Ничего особо опасного в том не было. И все же в дальнейшем это могло отвлечь его от сути моего учения. Но он ограничился лишь покупкой двух ножей великолепной златомостской ковки. Денег у него теперь вполне хватало.

А вот читал он взахлеб. Книгу Абдаллаха проглотил очень быстро. Я заметил, что память его была хорошо тренирована. Для этого простых врожденных способностей мало. Кто-то серьезно поработал в прошлом над его обучением. Ждан не просто читал и запоминал. То, до чего он дошел своим умом, опираясь на комплекс перенятых у меня упражнений, уже позволяло ему проверить ряд выводов ученого мужа на своем теле.

Следующую книгу он уже приобрел сам. Помогли как раз те купцы, которые доставали ножи по его заказу. Автор был жителем Золотого Моста. Я слышал про его труд от тех же Палача и Абдаллаха. Мой друг полагал, что высокоумный Болемысл Златомостец, как и Абдаллах, писал свою книгу не без помощи кого-то из наших братьев. Сам он был алхимиком – ремесло, редко встречающееся в княжествах, но в Золотом Мосту весьма востребованное. Книга его звалась «Алхимия разума человеческого». В ней он весьма точно описывал, как наше тело регулирует все процессы, происходящие в нем. Причем именно им был придуман целый ряд специальных терминов.

В общем-то это оказалась полезная книга, потому как нам учитель объяснял все, как он понимал. Слов «электрический заряд», «нейрон», «гормон» и прочих, придуманных Болемыслом, он не знал. То, что ученый муж излагал на одной странице, пользуясь разработанными терминами, приведенными в начале книги, наш учитель объяснял в течение многих дней, а то и месяцев.

Словом, даже для таких, как я, польза от сего труда оказалась немалая. Знал-то я поболее Болемысла, а вот понятно донести свое знание до учеников или хотя бы для себя в более-менее связную систему оформить – это задачка сложнее. Для простых людей, даже для лекарей, труд Болемысла пока еще был бесполезен. Но власти Золотого Моста сумели оценить, насколько он опередил свое время, и прозвище Златомостец даровали ему не просто так. Это как раз и было знаком, что человек, носящий его, прославил весь город. Впрочем, я догадывался, что здесь не обошлось без моего брата Механика, который, скорее всего, и погрузил алхимика в тонкости работы человеческого мозга.

Меж тем пролетел еще год. И сложно сказать, сколько мы прошли дорог, сколько видели городов, городишек, селений. Однажды я застал Ждана с большим пергаментным свитком. Устроившись на телеге и положив на колени небольшую дощечку, как стол, он что-то старательно рисовал. Я заглянул через плечо. Это оказалась заготовка карты. Прикусив губу и сосредоточенно сопя, Ждан наносил на пергамент наш последний маршрут. Конечно, он ничего не знал о науке землемеренья, как и о картографии, – возможно, лишь слышал где-то слово «масштаб».

Это занятие поглотило его дней на десять. Один раз, когда очередная шайка решила пощупать купеческую мошну, мой спутник чуть не поймал арбалетный болт, так как слишком увлекся и не сразу понял, что на нас напали. К счастью, все обошлось. Но однажды исписанный и уже не раз истертый исправлениями пергамент отправился в канаву. Ждан ни с кем не разговаривал после этого два дня. Но в себе не разочаровался, вскоре уже достал обширный фолиант по картографии и к следующей попытке подошел гораздо основательней. Я улыбался, глядя на это. Знал: если мой спутник чего вдолбил себе в голову, то пойдет до конца. Вполне может быть, рядом со мной – будущий известный картограф.

В городке под названием Корчев мы останавливались часто. Был он, по сути, узлом торговли с Северной Окраиной. И как несложно догадаться, у Ждана там хватало знакомых женщин. В ту осеннюю ночь он решил найти приют под гостеприимным кровом одной из них. Ну а я направился в лес. Хоть и стояла середина осени, шум большого торгового города, не засыпавшего даже ночью, навевал на меня тоску. Хотелось уединения, а холодный ливень никогда не был для меня помехой, чтобы заночевать под открытым небом.

Я отошел недалеко от тракта. Уютная полянка, окруженная со всех сторон вековыми дубами и густым подлеском, оказалась идеальным местом. Во-первых, кроны деревьев давали хоть какое-то укрытие от текущих с неба потоков воды. Ну а во-вторых, небольшой холм, верхушкой которого и оказалась поляна, не позволял воде скапливаться.

Немного подумав, я развел маленький костер. С ним осенняя ночь представлялась уютнее. Настало время подумать. А я любил делать это, глядя в пламя. А еще в такие моменты вспоминался брат мой Атаман. Как он когда-то бранил меня за эту привычку! «Никогда, – кричал он, – никогда не смотри в пламя! Когда отводишь взгляд, некоторое время глаза твои ничего не видят! Это дает преимущество врагу!»

Воспоминания об Атамане всегда вызывали на моем лице теплую улыбку. Не скажу, что мы были особо близки, и все же его прямота и открытость подкупали. В молодости он всегда говорил, что думал, но редко думал, что говорит. Обучение не изгладило в нем этой черты, хоть и смягчило ее.

Сплю я мало. В случае необходимости могу не спать вообще. Да и погода как-то больше располагала к воспоминаниям. До сих пор я не задумывался, как это странно прожить с людьми бок о бок тридцать лет, а потом разойтись и не искать встреч хотя бы изредка. Но именно такая ситуация сложилась у меня с братьями и сестрами.

Глухой топот копыт прорвался сквозь шум дождя и нарушил плавное течение моих мыслей. Кто-то несся по ночной дороге, не щадя скакуна. Мне в общем-то не было дела до ночного путника, но стало интересно, кому не сидится под крышей в ненастную осеннюю ночь. С холма дорога была видна прекрасно. Достаточно лишь встать. Грунтовый тракт превратился в сплошное болото. Всадник – настоящий самоубийца, если гонит коня галопом.

Я не сразу смог разглядеть его. Атаман, как всегда, оказался прав: после того как долго смотришь в огонь, зрение подводит. Еле различимый силуэт. Кажется, двое на одном коне. Еще любопытнее. Я прислушался. Отдаленный стук копыт. Похоже, парочка уходила от погони. Это объясняло спешку. Правда, их шансы на успех я оценил как крайне низкие. Даже погода ополчилась против беглецов.

Конь вдруг поскользнулся в грязи и сбросил седоков. Один из них попытался прикрыть второго, защитив своим телом, и в результате приземлился очень неудачно, на левое плечо. Вывих в лучшем случае – определил я. А в худшем – перелом. Они поднялись на ноги. Тот, который вывихнул плечо, был на полголовы выше. Плащ второго распахнулся, и я увидел женское платье василькового цвета, заляпанное грязью. Да, мое зрение позволяло различить даже такие детали, к тому же подобрался я уже достаточно близко. Первый всадник обернулся назад, в сторону приближающихся звуков погони.

– Не уйдем, – обреченно произнес он приятным хрипловатым голосом.

Я рассмотрел обладателя этого голоса достаточно хорошо. Мягкий овал лица, на котором еще не было даже юношеского пушка. Тело защищала добротная кольчуга, на голове – конический шлем с поносьем и бармицей, прикрывающей шею сзади. Одет как княжий дружинник. Из-под кольчуги виднелся расшитый подол длинной рубахи. Когда-то она была белой, но непогода убила эту белизну без жалости. Поморщившись от боли в вывихнутом плече, дружинник обнажил меч. Клинок вышел из ножен словно бы неохотно, подставляя свой тусклый блеск и безупречные изгибы под струи дождя.

– Не надо, – попросила спутница дружинника тихим мелодичным голосом. – Они убьют тебя.

– Я знаю каждого из них, кто на что способен, – ответил тот. – Спрячься. Для нас главное – захватить двух коней. Дождь скроет наши следы.

– Лучше я вернусь.

– Струсила! – На лице дружинника, бледном от боли, проступил румянец гнева. – А как же все твои слова?!

– Они убьют тебя! – закричала девушка. – Что мне весь этот мир, если ты примешь смерть?!

– Я справлюсь, – твердо заявил юноша.

Я покачал головой. Лет пятнадцать, от силы – шестнадцать. Еще не бреет бороды, но движения четкие. И клинок великолепной работы, не иначе родовой. Сын какого-нибудь местного боярина? Таких хорошо обучают воинскому делу. Если его попытаются взять живым, у парня имелся шанс отбиться.

– Спрячься, – повторил он свою просьбу. – Я не смогу драться, если придется еще и защищать тебя.

Их лошадь, хромая, отошла в сторону, туда, где можно было спрятаться от разбушевавшейся стихии под ветками деревьев. Девушка еще колебалась, осматривая подлесок затравленным взглядом. И вдруг глаза ее встретились с моими. Она испуганно вскрикнула. Ее спутник резко обернулся навстречу новой опасности, при этом опять потревожив вывихнутое плечо и зашипев от боли.

Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Меч дружинника опустился к земле. Мы оба были в недоумении. Он не мог вообразить, какой безумец станет бродить по лесу под таким ливнем. Я же не мог поверить, что девушка заметила меня. Поразительная наблюдательность для той, в чьих жилах течет благородная кровь.

– Помогите, – вдруг тихо прошептала она. Только губы шевельнулись. Даже ее спутник ничего не расслышал, а вот для меня это прозвучало как крик.

А почему нет? Она наверняка давно просватана за какого-нибудь князя-боярина, хоть ни разу в глаза его не видела. А молодой дружинник станет просто дружинником, потом опытным дружинником и все это время будет видеть ее с супругом, не в силах протянуть руку к той, кого выбрало его сердце. Эти двое решили нарушить вековые обычаи и вырваться из клетки. Разве не к этому звало мое учение?.. Впрочем, о нем я расскажу позже.

– Шел бы ты отсюда, человече, – тихо произнес дружинник. – Решат, что ты с нами, – церемониться не станут.

Девушка разглядела меня полностью. В глазах ее промелькнуло разочарование, а потом – отчаяние. Ну конечно, молодой разум, напичканный сказками да былинами, сразу представил себе могучего одинокого витязя. А кто еще может бродить в ночном лесу в такое ненастье? Кого еще судьба посылает на помощь двум влюбленным? Про разбойников да бродяг былины ведь ни словом не упоминали. А если я прав и девушка – дочь князя, то мир за пределами своей светлицы да отцовского двора видела впервые.

Дружинник уже не обращал на меня внимания. Он повернулся туда, где сквозь пелену дождя проступали силуэты преследователей. Десяток всадников. Кольчуги лишь у некоторых, все растрепанные, без шлемов. Собирались в погоню впопыхах. Факелы в их руках света почти не давали, шипели и чадили. Кони сытые, отборные, явно из княжеских конюшен. Я видел, как дружинник чуть-чуть попятился. Но его не пытались затоптать. Преследователи осадили коней.

– Меч бросай, паскуда! – закричал один из них. – Зашибу, тварь!

– Будь мы вдвоем, ты бы, Третьяк, так не храбрился, – ответил тот.

– Доблестные вои. – Мой голос еле пробивался сквозь шум дождя. Так было нужно. Сейчас, будучи именно таким, он привлекал внимание, настраивал собеседников на нужный мне лад.

Что мне в этих двух беглецах? Если разобраться, они нарушили не только закон, но также обычаи венедов. Только у антов было принято умыкать невест. Венеды заключали брачный союз по доброму согласию родителей молодых, и последним слова в этом вопросе положено не было. Отец девы послал своих дружинников по следам беглецов? Так он в своем праве. Кто я, чтобы вмешиваться? И все же из памяти никак не шел взгляд девушки, устремленный прямо в мои глаза сквозь дождь, ночную мглу, сень деревьев. Даже Паучиха, моя сестра, самая наблюдательная из нас, не смогла бы так быстро отыскать меня. А еще какая-то странная в мои годы жажда сказки. Ведь в жизни не бывает подобного, чтобы дева знатного рода сбегала с простым дружинником в неизвестность, царящую за пределами отцовского терема.

– Доблестные вои… – Я встал между беглецами и преследователями, развел руки, демонстрируя, что при мне нет оружия. – Чем провинились эти два чада, что конно и оружно вышли против них, аки против зверей диких, могучие мужи в числе немалом?

Мой голос плыл, вибрировал, задевая тонкие струны в сознании воинов, огрубевших в походах. И вместо резкого ответа я услышал:

– Прости, путешественник, не знаю, как величать тебя, да только похищена дочка князя. Посланы мы вернуть ее обратно.

– К чему это вам? На дворе дождь, непогода. Разве мало в городе славных трактиров, где можно высушить промокшую одежду и согреть тело доброй чаркой? Возвращайтесь. Переждите до утра, а князю скажите – не сумели настичь беглецов. Затерялись они в ночи. Разве пристало становиться между двумя, которые так любят друг друга, что не побоялись воспротивиться воле властителя?

В последние слова я вложил всю убедительность, какую мог. Не знаю, почему архаичный слог больше подходит для того, чтобы влиять на волю людей, но заметил я это давно. Увидел сомнение на бородатых лицах княжьих ратников. Некоторые даже начали поворачивать коней. Сейчас все повисло на тонком волоске. И вдруг я понял – ничего не получится. Мне не убедить их повернуть назад добром. А через миг Третьяк произнес:

– Не гневайся, странник, да только ежели вернемся без княжны, князь с нас семь шкур спустит. Крут он у нас, чуть что не по его – сразу велит в острог ослушника. Будь моя воля – отпустил бы, да приказ получен строгий: вернуть княжну в терем до света солнца.

Иногда бывает и так. Я способен словами и тембром голоса влиять на людей, усиливать нужные желания, подавлять неблагоприятные. Но если стоит строгий приказ, не переломишь его так просто. Страх всегда сильнее. Удивительно, что вообще удалось заставить их усомниться. Впрочем, разговоры всегда были моей сильной стороной. И сдаваться я не собирался. Страх ломают еще большим страхом. Голос мой резко изменился. Уже совсем другие зазвучали в нем обертоны.

– Смеешь противиться мне?! На колени, червь!

Перестарался. Слишком много умения вложил, слишком глубоко залез в рассудок воинов. Они плюхнулись на колени в грязь, прямо с седел, еле удержавшись от желания развернуться и дать шпоры коням. Но останавливаться нельзя. Я полностью завладел их вниманием и теперь вел туда, куда мне надо. Отпустишь на миг – и наваждение спадет. Второй раз достигнуть подобного будет уже на порядок сложнее.

– Добра вы не понимаете, псы подзаборные! Каждому силу показать надобно! Вызов мне бросаешь?!

– Нет, господин, прости нас, господин, – забормотал Третьяк и уткнулся носом прямо в грязь.

Остальные повторили его жест, демонстрируя свое раболепие.

– Езжайте в город. Утром скажете, что не настигли беглецов! А ежели кто проболтается, вернусь и покараю. Вон, смерды!

Я пошел на них, и люди князя не выдержали, разом вскочили в седла и умчались прочь, нахлестывая коней. Сейчас для них я был страшнее любого сказочного чудовища. Обернулся. Беглецы пятились, великолепный меч валялся в грязи. Рука предала своего хозяина, выронив оружие. Две пары глаз – озера ужаса. Наверно, чуть-чуть я перестарался. Давно не пользовался этим приемом. Даже с бандитами предпочитал ладить по-доброму.

– Спокойно, спокойно, – заговорил я совершенно другим тоном, пытаясь унять в спасенных мной от погони мною же разбуженный страх. – Все миновало, они не вернутся, я не враг вам.

Страх не ушел, но беглецы хоть пятиться от меня перестали. Краем уха я расслышал тихий звук шагов. Кто-то крался. Обернулся. На дорогу вышел Ждан, пряча в колчан арбалетный болт.

– Ну и вдарил ты, – покачал он головой. – Даже меня оторопь взяла, руки задрожали, едва арбалет не спустил. Уж на что привычен к твоим разговорам, а такого не ждал.

– А мне думалось, ты какой-нибудь соломенной вдовушке постель греешь, – усмехнулся я.

– Да какие там вдовушки! – махнул он рукой. – В городе паника настоящая. А мне как-то почудилось, из-за тебя это. Выскочил за стены – глядь, отряд в твою сторону. Испужался я, припустил что было духу. Ан, гляжу, зря.

– Разве я выгляжу настолько беспомощно?

– Ну нет, – замялся он. – Просто не знаю, ну показалось что-то, не знаю я.

Он действительно спешил, даже толком доспеха не застегнул. Я не сомневался в его способности обогнать лошадь. Такая забота показалась трогательной.

– Извини, Искатель, – промямлил мой спутник.

– Да за что извиняться. – Я рассмеялся. – Предчувствия не существует. Ты развиваешься. Твой разум уже весьма остр. Какие-то отрывочные намеки, крохи информации он складывает в целостные картины, которые лишь кажутся предчувствием. Это – нормально, так и должно быть. Ладно, вправь герою плечо.

Наш обыденный разговор повлиял на перепуганную парочку лучше, чем мои недолгие уговоры. Они успокоились. Дружинник поморщился от боли в вывихнутом плече, подобрал меч, стер с него грязь полой плаща и спрятал в ножны. Он и его спутница все еще молчали. Влияние на чувства не проходит бесследно. Оправятся юнцы далеко не сразу.

– Вправь плечо, – повторил я Ждану, который не спешил приступить.

– Я? – удивился он. – Я же раньше никогда этого не делал. Не умею.

– Разве? Теорию ты уже знаешь в совершенстве. Пора к практике переходить.

Что-то в облике дружинника не давало мне покоя. С самого начала какая-то неправильность, мелкая деталь, которую я почему-то упустил. Ждан подошел к нему. Во всех его движениях сквозила неуверенность.

– Ну потерпи, – пробормотал он. – Больно будет. Я ж неопытный, но ты – воин, вас же учили терпеть боль.

– Давай уже, не нуди, приступай, – проворчал тот.

Ждан неумело взял его за руку, другую ладонь зачем-то положил на грудь. Я все понял за миг до того, как мой спутник отпрянул, вскрикнув:

– Это женщина!

– Чего раскричался? – раздраженно бросила та, которую я ошибочно принял за княжьего дружинника. – Что, женской груди в руках не держал?

– Ну держал, – набычился Ждан.

Я понял: каши с ним сейчас не сваришь, – подошел и быстрым движением сам вправил плечо. Девушка вскрикнула, но больше не от боли, а от неожиданности.

Развернулся к ним спиной и направился к своему костру, который уже потух. Ночная темнота, кольчуга и шлем, плащ, крепкое телосложение – все это не должно было сбить меня с толку. Я обязан был разглядеть девушку. И вот такой провал. А еще по тем отрывочным фразам, которые вырывались у этих двоих, до того как погоня их настигла, по взглядам, жестам я понял, что они влюблены друг в друга. Внезапно почувствовал груз прожитых лет. В моей молодости подобные отношения между двумя мужчинами или женщинами считались чуть ли не преступлением. Деду моему его дед рассказывал, что раньше за подобное казнили. Тогда слово «бог» еще не являлось запретным. Люди верили в несуществующие высшие силы. И силы эти были резко против однополых отношений. Все меняется. И в нынешние времена подобное не осуждают. Некоторые даже бравируют этим. Я слышал про такое, несколько раз даже мельком сталкивался, а вот так, нос к носу, довелось впервые.

Дождь понемногу прекращался. Ждан приволок охапку дров, долго возился, разжигая потухший костер. На всякий случай он застегнул свой кожаный доспех, как положено, привычно и сноровисто управляясь с пряжками. Наконец дрова загорелись, и все потянулись к живительному теплу. От одежды валил пар. Казалось, на смену дождю пришел туман. Сквозь него я смотрел на девушку, которая умела управляться с мечом не хуже любого дружинника, и взгляд мой был тяжел.

– Меня Борислава зовут, – наконец не выдержала она этой игры в гляделки.

Когда она сняла шлем, я увидел, что волосы ее были темными и коротко подстриженными. Лицо сейчас казалось еще круглее, губы плотно сжаты, носик чуть-чуть вздернут. Черные брови, возможно, немного шире, чем требуют общепринятые каноны женской красоты. Да и вообще сложно ее было назвать красавицей. Плечи почти такой же ширины, как у Ждана, руки мускулистые, ладони шершавые, покрытые мозолями, которые натираются от долгих упражнений с оружием. Словом, скорее мужская стать. Но даже кольчуга не могла скрыть довольно крупных грудей. И бедра шире, чем у мужчины.

– Мы благодарны тебе, странник, – все так же неловко пробормотала она. А потом, не выдержав, воскликнула: – Да, мы с княжной любим друг друга! Да, мы обе – девушки! И что? Это в доимперские времена за подобное на костре сжигали! А сейчас люди поумнели! Чего в этом такого?

Ждан лишь сплюнул. Ну конечно, такой бабник просто не мог оценить подобных отношений. А я? Много мне лет! Ну не привык я к этой современной распущенности! Слышал, что в разных полках даже поощряли отношения между воинами. Мол, убьют кого – так его полюбовник вдвое злее драться станет. Мерзость все это, по мне, но времена такие. А вот две девушки… Нет, не скажу, что считал это естественным, но и отвращения такого уж не испытывал. Иначе отвел бы их обратно в город, к высокородному папаше.

– Занятный разговор, – проворчал Ждан. – Да только жратвы у нас нет, в Корчев теперь не покажешься. А охоты за этими двумя голубками не прекратят. Князья – народ упрямый. Дождь закончился. Коня найдут легко. С собой не заберешь, а прирезать – жалко, да и без толку: все равно не спрячем. Искатель, на кой они нам сдались?

– Мы не хотим вас обременять, – тихо произнесла княжна. – Обсушимся – и пойдем своей дорогой.

– И славненько, – кивнул Ждан.

– Дорога только недолгой будет, – сказал я. – Ты, княжна, поди, из терема в первый раз выбралась без свиты да охраны. Поймают вас, если сами пойдете.

– Искатель, а эти железнолобые долго еще дрожать от страха будут? – спросил Ждан.

– Не знаю. Редко я страх нагоняю. Ненадежен он. Можно перешибить его другим страхом. Князь брови сдвинет сурово – и ратники его сразу все вспомнят: и с кем виделись, и от кого убежали, и где это случилось. Обсушимся – и уходить надо.

– Куда?

– Прикинь сам. Дорога дальше на юг поворачивает. Сперва их там искать будут. Потом, конечно, догадаются собак по следу пустить.

– Значит, на север уходить нам. – Ждан тяжело вздохнул и полез в котомку за картой, нарисованной на добротном пергаменте водостойкими чернилами. Эту местность он знал неплохо, белых пятен его карта здесь почти не содержала.

– Тихая Замуть, – произнес я до того, как его палец коснулся места на карте, где был изображен родной город Ждана.

– Выбора нет, – кивнул он. – Ближе всего она. Мы-то с тобой по лесам хоть до зимы бродить можем, а эта парочка…

Он досадливо махнул рукой. Не любил мой спутник родины. За все прошедшие годы не было случая, чтобы мы взялись сопровождать обоз до Тихой Замути. Оно и понятно. Все воспоминания Ждана о ней приправлены горечью. Зачем зря бередить раны на сердце? Но я-то знал – рано или поздно мы вернемся. Нельзя бегать от того, что оставило столь глубокий след в твоей жизни. Нужно развернуться и встретить страх лицом к лицу.

– Ничего страшного, – успокоил его я. – Остановимся на том же мыске, я схожу в город за провиантом, одежки девицам-красавицам прикуплю удобной.

– Ты что же, за собой их таскать собрался?! – возмутился Ждан.

– А куда их сейчас денешь?

– От них пользы никакой, окромя вреда!

– Когда мы впервые встретились, от тебя пользы было еще меньше, – резко осадил я его.

– Мы никому не навязываемся, – вскочила на ноги Борислава. Лицо ее вспыхнуло краской гнева. Рука непроизвольно легла на яблоко меча.

– А ты успокойся, девица-краса, – бросил я. – Связывать и тащить вас за собой не собираюсь. Пойдете по доброй воле – ваше решение, нет – тоже ваше. Я не буду ни уговаривать, ни прочь гнать.

Преувеличил я немного свое равнодушие. Хотелось, чтобы они пошли с нами. Не из-за воительницы с очень уж мужским именем, хоть и она – человек интересный. Скорее, из-за княжны, которая, хоть никто не обучал ее этому, так просто разглядела меня среди подлеска. И даже не меня, а мои глаза, хоть в кромешной темноте ночи подобное и для меня – непростая задача.

– Ждан, веди, – сказал я. – Заодно прикинь, как погоню со следа сбросить, если она будет.

– Ну ты, Искатель, нашел следопыта, – проворчал в ответ юноша.

– А ты головой подумай. Иногда оно для дела полезно.

Думал он недолго. Я только и успел затушить костер да собрать свои скудные пожитки. Одежда толком не высохла. Борислава попробовала заикнуться об этом, но юноша лишь отмахнулся, мол, на ходу обсохнете да согреетесь.

– Пойдем быстро, – предупредил он. – Держитесь за Искателем, думаю, бегать по ночному лесу вас никто не учил. Да, и еще, воительница доблестная, шлем свой здесь оставь.

– Зачем? – тут же возмутилась девушка.

– Затем, что в доспехе, да по лесу, да бегом – ненадолго тебя хватит.

– Но это же след.

– Вот и хорошо, – загадочно усмехнулся Ждан. – Замести следов полностью мы не сможем, ибо не умеем. Так пусть они будут четкими и ясными.

Он оказался прав. Девушки не смогли поддерживать даже половины той скорости, с которой мы передвигались обычно. Дождь окончательно прекратился, но тучи так и не рассеялись. Ждан вел нас в самую чащу. В полной темноте наши новые спутницы еле плелись, натыкались на ветки, путались в подлеске. Словом, Ждан и в этом не ошибся. По следу, оставленному нами, смог бы пройти любой человек, имеющий глаза, даже без собак.

Когда начало светать, он приказал Бориславе:

– Кольчугу стаскивай.

– Зачем? – Реакции воительницы не отличались разнообразием.

– Ну ты уже еле дышишь, а нам еще идти и идти. Бросим ее здесь.

– Можно продать, – возразила она. – Хорошая бронь больших денег стоит.

– Ты еще доберись до тех мест, где ее у тебя купят. Давай, снимай! Ежели княжьи люди настигнут нас, то княжну лишь пожурят, а нас с тобой точно к двум березам каждого привяжут, а потом отпустят. Не нас отпустят, а березы, – на всякий случай уточнил он, а потом добавил: – К верхушкам привяжут. То есть сперва пригнут, потом привяжут, а уж потом отпустят.

Княжна побледнела, представив подобную картину. Ее подруга тем временем привычными скупыми движениями избавилась от кольчуги.

– Искатель, держи прямо на север, – сказал Ждан. – Там, судя по всему, ручей должен быть. Возле него и ждите меня.

Я тоже помнил, что впереди нас ждет ручей. Скорее, даже небольшая речушка. Ждан все делал правильно. Единственный способ сбросить со следа возможную погоню – идти по воде.

Ждан нашел нас быстро. На плече он нес подстреленную косулю. Вообще он еще ни разу не использовал своего арбалета против людей. Стрелять учился на охоте. Юноша сбросил наземь свою добычу и сказал:

– Раздевайся, княжна.

– Да как ты смеешь, холоп! – вскипела Борислава.

– Успокойся, красавица, – недружелюбно ответил Ждан, копаясь в торбе. – Мне ваши худосочные прелести неинтересны.

Он бросил княжне свои сменные штаны и рубаху, шерстяной зимний плащ.

– Переодевайся. В княжьих шмотках далеко не уйдешь. А нам скорость нужна.

Княжна спорить не стала, и ее заступница успокоилась. Одежда Ждана оказалась великоватой. Рукава рубахи и штаны пришлось закатать. Напоследок окинув девушку критическим взглядом, мой спутник покачал головой и начал стаскивать с себя сапоги. Башмачки княжны пришли в полную негодность.

– Обувай, – приказал Ждан. – Всяко лучше твоих ошметков.

– А как же ты?

– Я привычный. Не умру. А ты ногу поранишь – возись тут с тобой в глуши.

Платье Ждан разорвал, а потом, вскрыв косуле горло, еще и полил кровью. После этого ошметки, в которых с трудом, но все же можно было узнать дорогую одежду, отправились в кусты.

– Пусть думают, что тебя разорвали дикие звери, – пояснил юноша. – Мертвую искать смысла нет.

Он еще раз взглянул на хрупкую девушку. Признаться, как бы сказители ни воспевали красоту княжьих дочерей, очень редко последние соответствовали восхвалениям. А вот наша княжна оказалась действительно красива. Русые волосы заплетены в толстую косу, доходящую до пояса. Тонкие брови, длинные ресницы, большие василькового цвета глаза. Прямой нос, маленький аккуратный ротик. Правильный овал лица. В меру полное тело – сразу видно влияние княжеских харчей. Легкое смущение залило щеки краской, и даже Ждан как-то успокоился, отбросил ненадолго свою колючесть.

– Как зовут тебя хоть, девица-краса? – спросил он изменившимся голосом.

– Светлана, – тихо ответила княжна.

– Хорошее имя, подходит тебе, – кивнул Ждан. – Ты вся такая светлая, что и солнца не надобно.

– Лясы точить будем? – недовольно поинтересовалась Борислава, и в голосе ее услышал я нотки ревности. – Подождем здесь погоню?

– А ты не ревнуй почем зря. – Ждан расхохотался. – Не собираюсь я у тебя княжну отбивать. Она – из знатных, а кто я? Как ты там сказала, холоп. Так что совет вам да любовь.

Все еще посмеиваясь, он взвалил косулю на плечо.

– Ну чего встали? В воду. Идем вверх по ручью.

Трюк Ждана с окровавленной одеждой был наивным. Опытный следопыт сразу поймет, что это – отвлекающий маневр. Ни следов вокруг, ни обглоданных костей. А неопытный в такую чащу не залезет. Но я предоставил Ждану возможность вести и потому не вмешивался в его решения.

Солнце стояло в зените, когда мы наконец выбрались из ручья. Я занялся костром. Ждан быстренько освежевал свою добычу. Он порядком замерз, подсел к огню и начал растирать босые ступни. Девушки все это время сидели на бревне, вымотанные до предела. Борислава держалась лучше, – наверно, сказывалась привычка к нагрузкам.

– Вода – парное молоко, – ворчал Ждан. – Ног не чувствую.

Я поставил котелок на огонь, заварил чай с примесью лекарственных трав. Осенью подобные прогулки опасны. Непривычный человек может и слечь с жестокой простудой. К счастью, мой спутник был хорошо закален. А девушки, согревшись чаем и высушив сапоги, перестали дрожать. Светлана закуталась в плащ Ждана так, что наружу торчал только нос.