Текст книги "Рубеж (сборник)"

Глава 4

Начальник штаба сидел у костра и палкой разгребал светящиеся угли, прикрыв глаза ладонью. Взглянув на Нестерова, он скинул наброшенный на плечи бушлат, расстегнул верхнюю пуговицу кителя, оттянул ворот тельняшки и покрутил шеей.

– Садись, Нестеров, садись. В ногах правды нет.

Нестеров сел напротив, снял шапку. Воблин задумчиво барабанил по закопченной до черноты кружке пальцами.

– Чаю налить?.. А я уже третью кружку в себя вливаю. Пить до смерти хочется. Сушняк.

Он изо всех сил старался говорить непринужденно:

– Я вот по какому поводу вызвал тебя, Нестеров… Девчонка где наша?

– Спит.

– Где спит?

– В бэтээре.

– В твоем?

– В моем.

Воблин сдержанно улыбнулся и швырнул недокуренную сигарету в костер.

– Прекрасно!

Он снова взял в руки кружку, но тут же отставил ее.

– Почему не доложил об этом мне? Между прочим, я волнуюсь, не сплю. Пропала медсестра, никто не знает, где она. Хоть в штаб полка сообщай.

– Вы же сами определили ей место в моей машине. А на какое время – не уточнили.

Воблин долгим взглядом посмотрел на Нестерова.

– Ну, хорошо, – очень тихо и спокойно сказал Воблин, – давай говорить прямо. Думаешь, я не знаю, чем вы там занимаетесь? Водку пил?

– Пил.

– Почему прогнал Ашота?

– Я его не прогонял. Он ушел проверять посты.

Воблин вдруг вспылил:

– Слушай, лейтенант! Не надо мне лапшу на уши вешать! Не делай из меня дурака! Я не позволю тебе устраивать здесь блядство! Мы в боевой обстановке! От нас требуются дисциплина и порядок! Офицеры обязаны поддерживать высочайшую боеготовность, а не сюсюкаться с девушками! Ты вконец распустился! Полностью обнаглел! Молокосос! Я тебе покажу службу! Я, бля, еще не таких сосунков ломал… Я тебе, на фиг, покажу… Я… Я…

Он заходился от гнева. Вскочил на ноги, кружка со звоном покатилась по камням.

– Сюда ее! Сюда немедленно! – шипел он. – Я сам определю ей место для ночлега! Она будет спать, где я скажу! Потому что я здесь командую! Сопляк! Распустились, бля! Сюда немедленно!

Спотыкаясь, Нестеров шел в темноте к своему бронетранспортеру. Часовой, обходя командно-штабную машину, спросил для порядка:

– Кто идет?

Нестеров не ответил часовому, позвал сержанта:

– Шарыгин!

Тотчас сержант отозвался из темноты.

– Слушай меня, Шарыгин. – Нестеров тронул сержанта за плечо. – Я назначаю еще один пост – мой бэтээр. Поставь сюда часовым толкового бойца и объясни ему, чтобы к машине никого не подпускал! Ни-ко-го! Кто не послушается – стрелять вверх и вызывать караул по тревоге. Понял? А я буду в охранении.

– Ясно, товарищ лейтенант. Не беспокойтесь. Мышь не пролезет.

– Да хер с ней, с мышью! Главное, чтобы Воблин не пролез!

– Понял, не дурак.

– Спасибо, Шарыгин. С меня бакшиш тебе на дембель, – ответил Нестеров и пошел вдоль машин на верх сопки, которая перечеркивала звездное небо.

…Нестеров хорошо запомнил тот пасмурный и унылый день, последний день их долгого и опасного пути. Он помнил холодное туманное утро после тяжелого разговора с начальником штаба и бессонной ночи в охранении и бледную, невеселую после сна Ирину с подпухшим лицом. Он смотрел на нее, когда она умывалась в ледяной воде реки, растирала полотенцем слабо порозовевшие щеки. Помнил, как там же, рядом с боевыми машинами, она осматривала заболевшего какой-то болезнью афганского мальчика, который ходил по снегу босиком и не чувствовал холода. Запомнилась ему и гнетущая дорога через разрушенный и безлюдный кишлак, томительное ожидание обстрела. Помнил Нестеров, с каким интересом они с Вартаняном ходили по территории сахарного завода, разглядывая молодых рабочих с оружием за плечами. Помнил грохот нашей техники на шумных улицах Талукана, вытянутого на несколько километров вдоль центральной магистрали, на которых пестрели рынки, обшарпанные кинотеатры, похожие друг на друга духаны. Остались в памяти сказочное зрелище горного озера, белоснежные пики и отвесные рыжие скалы, где одинокие выстрелы отзывались шипящим многоголосым эхом, и обед на «точке», размещенной в бывшем кемпинге, с номерами, вестибюлем, раздевалками у озера, и грустный рассказ о погибшем тут недавно офицере, который подорвался на душманской мине, и узкая темная расщелина между отвесными стенами, и необъяснимое спокойствие Ирины, ее искренний восторг от немых зловещих гор…

К шести часам вечера колонна, наконец, вернулась на базу. Ирина, простившись с Нестеровым и Вартаняном, перекинула бушлат через плечо и пошла в госпиталь. Воблин приказал Звягину пополнить боезапас, получить сухпаек из расчета на три дня, подготовить технику к выходу и ушел в центр боевого управления с докладом.

Вернулся он, когда уже стемнело.

– Окончательное решение еще не принято, – сказал он офицерам, торопливо покуривая и не поднимая глаз. – Но не исключено, что нас поднимут под утро. Сведения о караване с оружием уже поступили хадовцам! «Зеленые»[1]1
  Подразделения афганской армии.


[Закрыть] выслеживают банду. Словом, может понадобиться наша помощь. Прошу всех офицеров ночевать в своих комнатах.

И Воблин выразительно посмотрел на Нестерова…

Зайдя к себе в комнату, Нестеров, не сняв ботинок, рухнул на койку. Вартанян ходил в спортивных брюках от окна к двери, почесывал грудь и причитал:

– Звягин – хороший парень, но иногда бывает придирчивым, как сержант в учебке. Вот час назад говорит мне: «Строй взвод, посмотрю, как подготовились твои гаврики». Построились. Он молча обошел взвод и заявляет: «У всех грязные подворотнички. Привести себя в порядок. Построение через пятнадцать минут». Я думаю: понятно, устал человек, а поэтому злой. Подшили мои бойцы чистые тряпочки и снова в строй. Он молча берет у Бенкеча автомат. Рожок – щелк! И надавил пальцем на пружину. «Не смазан, – говорит. – Надо привести оружие в порядок. Разойдись, построение через полчаса». Я не выдержал, подхожу к нему и говорю: «Бог с тобой, Серега, давай уже не будем выеживаться. Пусть бойцы отдохнут». Ты представляешь, Сань? Он, не моргнув глазом, говорит: «А тебе, Ашот, надо постричься и сбрить бороду». Фули он к моей бороде прицепился? Чем она ему не нравится? В бою она мне не мешает. С бородой я на душару похож, меньше шансов, что подстрелят…

Нестеров лежал с закрытыми глазами и не очень внимательно слушал Вартаняна. Звягин пришел в роту на полгода позже самого молодого командира взвода – Нестерова. Представлял нового ротного комбат. Первое впечатление о Звягине у всех командиров взводов сложилось не очень хорошее. Чистенький, отутюженный, всегда выбритый, он шел вдоль строя, внимательно глядя на пропыленных, посеревших от усталости солдат – рота несколько часов назад вернулась с боевых, – и сказал: «Внешний вид личного состава неудовлетворительный. Всем привести себя в порядок. Тогда и познакомимся». Офицеры думали, что первый бой сразу собьет всю спесь с нового командира. Но ошиблись. И после первого, и после второго боя Звягин остался прежним – бритый, чистый, отглаженный, трезвый – прямо как с картинки. И, зараза, заставлял командиров взводов выглядеть так же безупречно. Даже комбат удивлялся: рота Звягина готовилась к боевым, как к параду на Красной площади…

Вартанян с мученическим видом сбривал недельную щетину.

– У меня, Сань, два сына, – уже, наверное, в десятый раз рассказывал Ашот, – Арам и Гамлет. Так старший пишет мне: папа, можно я к тебе на помощь приеду, чтобы ты скорее домой вернулся?

В дверь постучали. Дневальный, просунув голову, сказал:

– Лейтенанта Нестерова к телефону!

Нестеров вышел в коридор. Солдат уже держал в вытянутой руке трубку.

– Слушаю!

– Добрый вечер, Саша. Это Ирина. Вы очень заняты?

Этого Нестеров никак не ожидал… Он зачем-то посмотрел вокруг себя и с едва заметными нотками раздражения в голосе спросил:

– У вас что-нибудь случилось?

Ему не хотелось вслух называть ее имя.

– Да, случилось. Вы можете прийти ко мне в женский модуль?[2]2
  Модуль – сборно-щитовой одноэтажный дом.


[Закрыть]

«Вот те раз!» – сконфуженно подумал Нестеров.

– Времени мало, – ответил он. – Мы готовимся к выезду.

– Понятно… И все-таки постарайтесь.

Вартанян по-прежнему сидел у зеркала с бритвой в руке.

– Я тебе нравлюсь? – спросил он Нестерова и повернулся лицом к нему. Нестеров невольно улыбнулся. Выбрита была лишь одна половина лица. – Воблин звонил?

– Нет, Ирина.

Вартанян даже подскочил:

– Вот это да! Все-таки вскружил девчонке голову! Я так и думал! Ах, как клево мы утерли нос Воблину. На-кася выкуси! Ирина наша! Браво, Саня! Надевай чистые трусы и бегом к ней!

– Зачем?

Вартанян скрестил руки на волосатой груди. Мыльная пена сползла с его щек на шею.

– Прикидываешься или в самом деле не понимаешь? Зачем мужчина приходит домой к женщине? Да чтобы кроссворды решать, дубина!

– Она просто хочет доказать, что была права.

– Так она и была права. Я с ней полностью согласен! Ты – романтик, нецелованный пацан, и сейчас тебе предстоит пройти обряд превращения в мужчину.

– Какой, к черту, обряд? Мне надо бойцов готовить к выходу.

– Я подготовлю. Иди, чучело! У тебя точно мозги на войне повернуты! Беги бегом! Женщины медленно разогреваются, но уж если разогрелись, то ты их уже не остановишь. Не играй с огнем, Саня!

– Ашот, да она просто издевается надо мной!

– Она влюблена в тебя, козел! Эй, эй, ты чего куртку снимаешь?? Я сказал тебе поменять только трусы.

– Да пошел ты… – огрызнулся Нестеров. – Никуда не пойду, – и опять лег на койку.

– Сумасшедший! – возопил Вартанян. – Судьба дарит тебе шанс утереть нос Воблину и окунуться в океан женских ласк! Клянусь хребтом Гиндукуша, ни один уважающий себя мужчина не отказал бы женщине.

– Я устал, – сказал Нестеров едва слышно, закрывая глаза. – Я смертельно устал, Ашот…

* * *

Нестеров долго не мог уснуть. Ашот громко храпел, ворочался во сне и что-то невнятно бормотал. По потолку скользили голубоватые призрачные блики. Где-то за окном едва слышно гудели движки боевых машин, раздавались отрывистые слова команд, приглушенный топот сапог. Нестеров высвободил из-под одеяла руку, провел ею по тумбочке в поисках часов. Задел банку тушенки, та упала и с грохотом покатилась по полу. Ашот зевнул и буркнул:

– Спи, еще рано.

«Что со мной? – думал Нестеров. – Я еще никогда не волновался так, как сейчас».

Ему не хотелось думать о предстоящем выезде. Два часа назад он вернулся от Ирины.

Вечер получился сумбурным, скомканным. Ирина была не одна – с подругами. Нестерова пригласили за стол, ежеминутно подливали чаю и наперебой предлагали разные виды варенья. Нестеров чувствовал себя скверно. Он не знал, о чем говорить и как вообще вести себя. В довершение всего он нечаянно опрокинул свою чашку и облил чаем платье Ирины.

Все, кроме Нестерова, прыснули от смеха, в то время как он, готовый провалиться сквозь землю со стыда, шепнул Ирине, что хочет выйти на воздух.

На улице было по-весеннему тепло, шел дождь. Ирина раскрыла зонтик и взяла Нестерова под руку.

Они ходили по раскисшим, присыпанным гравием дорогам между бесконечных линий колючей проволоки. Ирина опять вспоминала обстрел на шоссе и почти с суеверием доказывала, что он, Нестеров, просто везучий и те, кто рядом с ним, гарантированы от неудач. Так они дошли до самого торца взлетной полосы аэродрома, за которым начинались позиции боевого охранения и минные поля. Дождь усилился, и они спрятались под фюзеляжем зачехленного и, по-видимому, уже не летающего «Ан-12». Нестеров осветил фонариком кучу спутанных маскировочных сетей и с восторженным возгласом упал на них, словно на роскошную перину. Здесь было уютно и сухо. Задыхаясь, они долго и неистово целовали друг друга, изредка прислушиваясь к атакам дождя, который горохом барабанил по обвисшим крыльям самолета.

Назад они шли быстро, не обходя луж и почти не разговаривая, словно стыдясь того, что между ними случилось. Прощались недолго. Нестеров видел – девушка хочет о чем-то спросить его, но, предупреждая любой вопрос, он все время демонстративно смотрел на часы и переводил разговор на тему ночного выезда. Ирина, словно догадавшись, что на уме у Нестерова, наконец решительно протянула свою ладонь и необычно крепко ответила на рукопожатие…

– Саша, я, наверное, дура, но… как бы это сказать… как бы это сказать…

Она так и не смогла подыскать подходящие слова.

* * *

Нестеров повернулся на другой бок и сделал отчаянную попытку заснуть, но сон отшибло начисто. Тогда Нестеров встал с постели, закурил у окна. Чувство страха усиливалось. Он заметил, что сигарета дрожит в руке и ее малиновый огонек пляшет у запотевшего окна. «Что со мной происходит? – думал Нестеров. – Такого раньше никогда не было. Надо успокоиться, надо взять себя в руки…»

За дверью в коридоре все громче и громче гремели тяжелые шаги. Нестеров замер, напрягся, словно сейчас должно было произойти что-то страшное. В дверь, как ему показалось, с силой ударили кулаком. Тусклый свет брызнул в комнату.

– Кто это там костями гремит? – выкрикнул Нестеров.

На пороге стоял огромный солдат с автоматом за спиной и в каске.

– Подъем, товарищ лейтенант! Выезжаем!

Нестеров шагнул к Вартаняну и толкнул его в плечо. Тот что-то забормотал и, ничего не соображая, сел в койке. «Что со мной? Что со мной?» – повторял в уме Нестеров, удивляясь своему состоянию. Его трясло как в лихорадке. Стараясь сосредоточиться, Нестеров быстро оделся, повесил за спину автомат и, убедившись, что Вартанян окончательно проснулся, вышел из комнаты.

Ежеминутно спотыкаясь, Нестеров почти бежал по черной, залитой дождем дороге туда, где уже рокотали двигатели боевых машин. Он миновал столовку и на секунду остановился. Справа от него чернел окнами женский модуль. Не понимая зачем, Нестеров свернул к нему и вдруг не поверил своим глазам: в одной-единственной комнате горел свет. В ее комнате. Озираясь по сторонам, Нестеров тихо приблизился к окну и, словно делал что-то постыдное, прижался лицом к стеклу.

Ирину он увидел сразу. Она стояла к окну спиной, в легкомысленной розовой ночнушке, ее обнаженные руки лежали на плечах человека, который возвышался рядом. Вот она привстала на цыпочки, прильнула и поцеловала человека в щеку.

Потрясенный, Нестеров узнал в нем сержанта Шарыгина.

Глава 5

«Убью сержанта! В землю закопаю! На куски порву! Сопляк! Салага!»

Нестеров задыхался от гнева. Руки его невольно сжимались в кулаки. Он шел по раскисшей дороге, не видя идущих ему навстречу людей. С ним здоровались, солдаты отдавали ему честь – он не отвечал.

«Какого черта я связался с этой Ириной! Тварь! Продажная девка! Она просто опустила меня. Она добилась своего, унизила, растоптала, кинула меня в грязь, доказала, что я – животное, не способное совладать с половым инстинктом. Теперь ликует – победительница! А сержант?! Мой лучший сержант, мой заместитель, моя правая рука – он предал меня, сука, он наставил мне рога! Почему я ему так доверял? Приставил к Ирине, чтобы он ее охранял… Ха-ха-ха! Нашел евнуха! Солдату никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя доверять женщину, потому что солдат всегда, сутки напролет, хочет всего три вещи: на дембель, жрать и трахаться…Убью гниду! Гранату ему в зад затолкаю… Скотина…»

Колонна разведроты уже стояла на дороге. Над боевыми машинами пехоты, тускло освещенными габаритными огнями, поднимались облака выхлопов, быстро тающие в холодном и влажном воздухе. На пустыре рядом с колонной смрадно горели пустые цинки с соляркой; рассвирепевший Воблин, распекая кого-то, пинал их ногами; огонь расползался по земле, и солдаты в спешке давились кипятком, допивая чай. В свете габаритных огней сержанты строили отделения, перекрикивая гул двигателей, проверяли личный состав. Несколько солдат загружали десантное отделение БМП коробками с сухпайками. Коробки падали, солдаты поднимали их с земли, вбивали в переполненную машину ногами. Звягин стоял во главе колонны почти навытяжку, руки держал за спиной и, казалось, совершенно спокойно наблюдал за тем, что происходило вокруг.

– Карицкий! – крикнул Нестеров, сдерживая раздражение. – Шарыгина ко мне! Немедленно! Из-под земли достать!

Солдат оглянулся, пожал плечами:

– Он куда-то пропал. Только что…

– Только что? – зло усмехнулся Нестеров. – Плохо врешь, солдат! Взвод, строиться!

Не в силах унять крупную дрожь в теле, Нестеров ходил кругами рядом с боевыми машинами. Когда его солдаты уже стояли в строю, к Нестерову, запыхавшись, подбежал Шарыгин:

– Разрешите встать в строй, товарищ лейтенант?

Нестеров сжал зубы, почти вплотную подошел к сержанту, схватил его за воротник куртки, притянул к себе.

– Где ты был?

– Я?.. – Шарыгин все еще глубоко дышал. Он не знал, что ответить. Он не успел придумать оправдания.

– Мне… мне было надо…

– Я тебе башку оторву, – прошептал Нестеров. – Ты у меня до дембеля как самый чмошный сынок пчелкой летать будешь. Назначаю бессменным уборщиком полкового сортира… А теперь пошел вон с моих глаз!

Нестеров резко повернулся лицом к строю и, отчетливо выговаривая каждое слово, громко объявил:

– За опоздание в строй сержанту Шарыгину объявляю трое суток ареста! Сядешь на гауптвахту, сержант, как только вернемся назад.

В ту же секунду Нестеров почувствовал, что его кто-то тронул за локоть. Рядом стоял Воблин.

– Что натворил сержант?

– Опоздал в строй, – ответил Нестеров сквозь зубы.

– И за это трое суток ареста? – неподдельно удивился Воблин. – Не слишком ли строго? Может, причина совсем не в этом?

Нестерову показалось, что Воблин с трудом скрывает ухмылку.

– Я отменяю взыскание, – добавил начальник штаба. – А сейчас успокойся, возьми себя в руки и через десять минут ко мне. Я доведу обстановку и каждому взводу поставлю задачу.

Нестеров заметил, что начальник штаба смотрит не на него, а через плечо – куда-то в сторону. Нестеров машинально обернулся и почувствовал, как болезненно сжалось что-то внутри. В темноте, недалеко от колонны он увидел знакомый бушлат. Ирина!

– Опаньки! – произнес Воблин. – Какие чувства! Какие страсти! Нестеров, ты все же о службе не забывай, хорошо?

Нестеров стоял, не оборачиваясь. Зачем она пришла? Кого хочет здесь увидеть? Шарыгина? Воблина? Или его самого? Какого черта?

Ирина подошла к Нестерову.

– Я понимаю, вы очень заняты, – сказала она с легким оттенком иронии. – Но, может, все-таки уделите мне еще минутку?

Нестеров, не оборачиваясь, процедил:

– Пошла вон… Очень тебя прошу…

* * *

К десяти часам утра колонна остановилась на берегу сухого русла реки. Воблин широкими шагами ходил по мосту, поглядывая на часы, ожидал офицеров.

По обе стороны русла поднимались пологие горы. Первые цепочки афганских подразделений уже вытянулись по витиеватым тропинкам.

Звягин строил роту под мостом. Солдаты прыгали с машины и бегом спускались по насыпи вниз. Бряцанье оружия, касок, минометных плит, скрежет горных ботинок сливались в сплошной перезвон.

– Ашот! – крикнул Нестеров, увидев под мостом мешковатую фигуру Вартаняна в маскхалате. Тот обернулся, но лишь на секунду.

– Мы идем за вами, Нестеров! – крикнул Вартанян. – Встретимся!

– Товарищ лейтенант! – позвал Карицкий. – За сухпай не беспокойтесь, я ваши сутодачи взял. Пять гранат. Пять сигнальных ракет. Хватит?

Звягин махнул рукой в сторону сопки. Трое солдат с радиостанцией бегом устремились к ее подножию.

– Пошли! – крикнул ротный и быстро зашагал вслед за дозором. Ашот подтягивал на ходу ремешок каски; крупный нос выпирал из-под железа, и в этом было что-то черепашье.

Нестеров натянул на голову капюшон маскхалата вместо каски.

Дозор уже начал подниматься по сопке. Неустойчивые булыжники с гулом, подпрыгивая, как мячики, покатились вниз.

Впереди Нестерова шел Карицкий с радиостанцией за плечами. Ее антенна, похожая на тараканий ус, раскачивалась со свистом над головой офицера.

Нестеров обернулся, прежде чем начать подъем. Ашот, глядя себе под ноги, шел сзади, метрах в пятидесяти. Руки за спиной, в зубах – сигарета.

Воблин, сунув руки в карманы, все так же ходил по мосту, ежеминутно сплевывая.

С диким скрежетом на крупной речной гальке кружились боевые машины пехоты.

Афганский батальон цепью входил в зеленую долину.

Началось…

* * *

Они шли по узкой тропе вдоль хребта горы уже несколько часов подряд. Карицкий с радиостанцией сильно хромал, дышал тяжело, как лошадь. Его тонкая шея тянулась вверх, и казалось, вот-вот вырвет тело из сетей амуниции. Сзади гремел тяжелыми ботинками Шарыгин. Он почти всю дорогу молчал, лишь раз спросил у Нестерова разрешения пойти вперед, с дозором, но Нестеров грубо осадил его:

– Закрой рот, Шарыгин, и будь там, где я тебя поставил!

Взвод Вартаняна отстал на подъеме и никак не мог догнать Нестерова. Звягин с группой шел в двух километрах левее, за сопками.

Рота постепенно взбиралась все выше и выше. Солдаты выбились из сил, цепь сильно растянулась вдоль хребта. Тогда обстрела никто не ожидал, и с первой очередью крупнокалиберного пулемета, вспахавшего пунктиром землю, солдаты повалились кто куда, прячась за булыжниками, а через минуту, словно по команде, посыпались вниз, бегом, прыжками. Но там, в ложбине, укрытия от огня не было. С вершины горы, под которой находились взводы, уверенно били снайперы.

Нестеров спрыгнул в неглубокую песчаную выемку. Через минуту туда же съехал на животе невесть откуда взявшийся Вартанян. Не успел он припасть к земле, как по самому краю ямы прошла пулеметная очередь.

– А, черт! – выругался Ашот, вытер тыльной стороной ладони пересохшие губы и достал из кармана смятую до неузнаваемости пачку сигарет. – Я потерял свой котелок… Ты, Саня, одолжишь мне свой на ужин?

– Где твои? – глубоко дыша, спросил Нестеров.

– Там, – неопределенно махнул рукой Вартанян. – Метров сто. Я приказал всем лежать, а сам – к тебе. Вдвоем полегче будет принять гениальное решение, да? Рация далеко?

Нестеров опустил еще ниже, до самых глаз, капюшон маскхалата, чуть-чуть приподнялся над краем выемки и крикнул:

– Карицкий! Ты где?

– Здесь, товарищ лейтенант! – донеслось из-за камней.

– Карицкий, передай ротному, что остановлены огнем противника в квадрате «Бэ семь», по «улитке» четыре. Лежим, головы поднять не можем. И давай сам ползи сюда!

Прошло минут десять, прежде чем солдат показался над краем ямы. По лбу, щекам, переносице текли крупные капли пота.

Нестеров и Вартанян втянули Карицкого в яму.

– Ты хоть и худой, Карицкий, а столько места занимаешь! – недовольно пробурчал Вартанян, надевая наушник. – Моего котелка по дороге не видел случайно?

Солдат часто дышал и смотрел изумленными глазами на офицера.

– Ну, не дай бог, найду у кого, каблуки повырываю, не снимая ботинок… Ноль первый, Ноль первый, как слышишь? Прием!

Нестеров прижался вплотную к пухлой и колючей щеке Вартаняна, слушая разговор с ротным. Голос Звягина был спокойным, даже, казалось, безразличным.

– Лежите, и без команды ни шагу. Ждать меня. Быть все время на связи…

– Доложите обстановку, Ноль первый! – сквозь треск и помехи раздался далекий голос Воблина.

В это время рядом лопнул взрыв. Карицкий, накрыв собою радиостанцию, рухнул на дно ямы. Ашот, пригнувшись, ударился лбом о колено Нестерова.

– Ну что за наказание! – чертыхаясь и выплевывая изо рта песок, проворчал Вартанян. – Не «духи», так Нестеров покалечит.

– Ноль первый, что у вас происходит?! – жужжала рация.

– Что-что, – передразнил Ашот. – Песок жрем. Прислать г-г-горсточку?

От настолько сильно заикался, что его невыносимо было слушать.

Снова шарахнуло, и над ямой проплыло белое облако. В ту же минуту рядом показалась голова в каске. Не сразу Нестеров узнал сержанта Шарыгина.

– Вы здесь? Целы?

Фонтанчики грязи закружились вокруг сержанта. Он замолчал, прижал лицо к земле, но уже через секунду снова посмотрел на Нестерова:

– Вы не ранены, товарищ лейтенант? Я смотрю, «духи» засекли вашу яму, начали мины сюда кидать… Может, переберетесь к нам, под гору? Там безопаснее… Давайте, я прикрою!

– Шарыгин, пошел в жопу! – крикнул Нестеров. – Кто тебе разрешил оставить отделение? Немедленно назад! К отделению!

– Товарищ лейтенант! – торопясь, заговорил Шарыгин. – Скажите, я вас чем-то обидел?

– Если б ты Саню обидел, Шарыгин, то я б тебе каблуки повырывал, не снимая ботинок, – сказал Ашот. – Котелка моего не видел? На нем «Гамлет» выцарапано, это мой старший сын…

– Шарыгин, пошел вон, – устало повторил Нестеров. – Сейчас не время говорить об обидах…

– Там, впереди, у подножия, мертвая зона. Там нас не достанут… Бегите, всего сто метров, я прикрою! – настаивал сержант.

– Я русским языком сказал – шиздуй к отделению!

– Ну, пусть прикроет Карицкого, – сказал Вартанян и, хлопнув солдата по плечу, добавил: – За сколько стометровку бегаешь? Ну, давай тогда. Только рацию на грудь повесь, чтоб сердце прикрыть.

Карицкий кивнул, поправил на голове каску, закинул за спину автомат и выполз из ямы. Потом, лежа, сдвинул радиостанцию на плечо и встал. Пригибаясь к земле, он тяжело побежал вперед. В ту же секунду Вартанян, Нестеров и Шарыгин открыли огонь по горе.

Увидев, что Карицкий благополучно достиг подножия, офицеры опять залегли на дно ямы.

– Товарищ лейтенант, ваша очередь! – сказал Шарыгин.

– До чего ж сержант прилипчивый попался! – ответил Нестеров и сплюнул песком.

– Да он тебя, Саня, сберечь хочет, – заметил Ашот, заталкивая патроны в опустевший магазин. – Заботится…

– В гробу я видал такую заботу… Я тебе не доверяю, Шарыгин. Чем быстрее ты свалишь с моих глаз долой, тем будет лучше.

– Кончай парня обижать, – пробормотал Ашот. – Ну-ка, сынок, пригни голову…

Высунувшись из ямы, Ашот швырнул на склон горы, откуда по ним били снайперы, гранату. Тотчас тяжело повалился, ткнулся лбом в землю.

– Разрешите взять отделение и атаковать «духов»?! – дрожа от волнения и боевого азарта, крикнул Шарыгин. – Я их засек, товарищ лейтенант! Вон, вон за тем камнем чалма мелькает…

Он не договорил, прижался к земле и замер – вокруг него засвистели пули.

– Сержант! – закричал Нестеров. – Бегом к отделению! Занять позиции, вести прицельный огонь по противнику, экономить боеприпасы! Сколько еще можно повторять?! Твоя глупая инициатива никому не нужна!

– Фуй с вами, – вдруг дерзко произнес сержант и исчез.

Вартанян курил с закрытыми глазами и громко сопел.

– Ты чего к Шарыгину прицепился?

– Умничает много, – сквозь зубы ответил Нестеров. – Возомнил себя военным стратегом. А за мат я ему потом зубы выбью.

– А мне показалось, что ты просто…

– Тебе показалось.

– Воблин был прав, – тотчас сменил тему Ашот. – «Духи» будут держать позиции до последнего и не подпустят нас к кишлаку. Это смертники, Саня. Они отступать не будут.

– Пока мы тут ползаем, банда уйдет из кишлака вместе с боеприпасами в горы…

– А что ты предлагаешь?

– Поздно предлагать. Не надо было нам уходить отсюда два дня назад. Теперь мы бьемся головами о мощный бастион.

– Воблин запрашивает авиацию и артиллерию, хочет раздолбать кишлак.

– Естественно, а что еще Воблин может придумать? Херась – и нет проблем… Не знаю, как он потом жить будет с мыслями о том, что прибил кучу детей.

– Да лучше нас с тобой будет жить… Слушай, так ты мне не рассказал, чем вы с Ириной полночи занимались?

– С какой еще Ириной? Не был я ни у какой Ирины. В разведбат к зёме ходил, водку до утра пили. Потому я сегодня злой такой…

– Ага. Считай, что я тебе поверил… Уй, бля, прицельно лупят!

По ложбине эхом прокатилась оглушительная трескотня. Стреляя, на бугор, покрытый серыми клочками снега, быстро бежала группа солдат.

– Шарыгин нас прикрывает, Саня! – крикнул Ашот. – Собирай кости, побежали!

– Я точно прикончу этого дегенерата! – выругался Нестеров. – Он все-таки не послушался меня!

Сплюнув, Нестеров выскочил из ямы и изо всех сил рванул по каменистой ложбине. Вокруг него оглушительно защелкало, словно пастух хлыстом заработал; пули с визгом рикошетили о землю и камни. Лейтенант добежал до спасительного бугра; тяжело дыша, упал на землю. Через минуту рядом повалился Ашот, но сразу же сел и, засучив брючину, стал рассматривать разбитое о камень колено.

– Слышишь? – Нестеров толкнул Вартаняна в плечо и затаил дыхание. Откуда-то из-за сопки, со стороны Звягина, стремительно нарастая, донеслась частая автоматная дробь.

– Дай-ка наушник, – сказал Вартанян Карицкому.

– Товарищ лейтенант! – вдруг раздался тревожный крик сверху, с позиций. – «Духи» идут! В полный рост!

Солдаты рассыпались по всему гребню. Все вокруг загрохотало.

– Минометчик, ёп твою мать! – орал Ашот. – К бою!

– Карицкий! – пытался перекричать грохот боя Нестеров. – Пятерых бойцов ко мне! В сторону кишлака, мелкими перебежками – вперед!

– Саня, офуел! – вопил из-за спины Ашот. – Воблин целеуказания дает, сейчас по кишлаку «Град» начнет работать!

– Выйди через Звягина на штаб полка, Ашот! Дай отбой артиллерии! Скажи, что в кишлаке свои. Будем работать точечно.

– Ай, бля! Легко сказать – выйди! Рацию мне! Где рация, военные?!

– Товарищ лейтенант! – хрипло кричал Карицкий, не в состоянии поднять голову. – Шарыгин к кишлаку пробивается…

Ашот громко говорил в передатчик радиостанции:

– Ноль первый, Ноль первый, я – Барсук. Как слышишь? Прием… Прием! Прием! Куда вы, бездельники, все запропастились? Первый, Первый… Ну вас всех к лешему…

Радиостанция молчала. Вартанян продолжал вызывать Звягина.

– Ноль первый, доложите обстановку, – сквозь помехи прорывался голос Воблина.

Ноль первый, он же командир роты Звягин, молчал.

– Кобра, с Ноль первым нет связи. Молчит давно, – гнусавил в передатчик Вартанян. – Фуярят по нам будь здоров! Прием.

– Нормально доложите обстановку! – раздраженно крикнул Воблин. – В каком квадрате находитесь? Почему оставили Ноль первого без должного прикрытия.

– А я чем должен его прикрыть? Только своей жопой, разве что…

– Вартанян, пойдете под трибунал!

– Да иди ты со своим трибуналом, – ответил Ашот, правда, отключив радиостанцию. – Нашел чем пугать… С меня сейчас «духи» кожу сдерут, а он трибуналом пугает…

К Нестерову подполз Шарыгин:

– Товарищ лейтенант! Звягина с группой у самых стен кишлака зажали! Я могу туда пробиться! Если по ложбине – ни одна пуля не достанет, там тень, камней полно… Я туда с отделением, ящерицей! Выскочим «духам» во фланг… Разрешите…

– Шарыгин, останешься со взводом. Я сам пойду к кишлаку.

– Но, товарищ лейтенант! Я же знаю тропу! У меня получится! Вы собираетесь с «сынами» туда идти?

– Мне с «сынами» спокойнее, чем с тобой!

– За что вы так, товарищ лейтенант?

– Пошел вон!

Нестеров привстал, знаком показал Вартаняну, что уходит с группой на левый фланг, и побежал вдоль позиций.

Они преодолели открытый участок между камней, кинулись по склону ложбины вниз и, не останавливаясь, начали взбираться на сопку.

Ослепительно блеснула желтая вспышка. Нестеров отдернул руку: осколки камня, отлетевшие от удара пули, обожгли острой болью. Он быстро залег, стараясь заметить среди валунов хоть какое-то движение. Солдаты, укрываясь за камнями, переползали с места на место. Рядом с Нестеровым упал Шарыгин. Он наклонил голову к прицельной планке автомата и, не отрывая щеки от приклада, сказал: