Текст книги "Однокла$$ники играли в убийство"

Появилась новая парочка. И за версту можно было распознать, что это торгаши мелкого пошиба – и прежде всего, из-за претенциозной джинсовой «упаковки».

Мигульский вывернул шею, да так и замер, будто что-то у него заклинило.

Мария вскинула брови.

– Господи, да это же Карасев!

Мигульский вернул голову в естественное положение, развернулся на кресле.

– Карась, а ты откуда здесь взялся? – весело спросил Эд.

– На тачке приехал! – подчеркнуто небрежно ответил Виталик. – Привет, Маша. А у вас тут что – классное собрание, что ли?

– А ты, смотрю, здоровый стал, бугаина, – заметил Мигульский после того, как плечистый Виталик довольно сильно сжал его ладонь и при этом нагловато улыбнулся. – Раньше был – ходуля на спичках.

– Качаюсь.

– Явно созрел для рэкета.

Наблюдение Эда не понравилось супруге Виталика – Ирине. Она тряхнула челкой и лениво отвернулась.

«Тоска», – определил свое состояние Эд, плюхнувшись обратно в кресло. Кто-то задумал идиотскую затею спустя пятнадцать лет собрать бывших одноклассников под крышей отеля с дурацким названием «Завалинка» и совершенно дурацкой игрой «Чисто русское убийство». Ему даже захотелось снять очки, чтобы видеть все расплывчатым, как на картинах импрессионистов. «О, великий импрессионизм! – с немым пафосом сказал себе Мигульский. – Сезанн, Ван Гог, Моне, Ренуар… Теперь я понял ваше величие: изображать краски, тени, очертания, но, не дай боже, – резко и пристально эти унылые человечьи лица. Вы так прекрасно прятали, затуманивали житейскую тоску!»

Мигульский презирал своих одноклассников.

Эд вдруг вспомнил о запропастившемся капитане, и тут его, что называется, озарило. «Вот чья это проделка! Как же он красиво меня развел!» Воспоминание о «Браунинге», который Эд видел у Шевчука, заставило его похолодеть. «Уж не собирается ли он устроить здесь свой суд?» Мигульский стал лихорадочно ворошить в памяти школьные эпизоды, где он мог случаем обидеть Шевчука. Но так и не припомнил ни одного. Шевчук и сам был не подарок: задира, хулиган, злой на язык. С ним здесь уж точно не заскучаешь…

Однако появились новые персонажи. Эд еле сдержал смех, когда увидел одноклассницу Анюту. Он узнал ее сначала по хрипловатому голоску. Накрашенная во все цвета радуги, в джинсиках, она вертела головкой, что-то доказывая своему спутнику – грузному мужчине лет шестидесяти в белом, как и у Эда, костюме.

Все вновь прибывшие сначала узнавали Эда. Узнала и она.

– Эдик, а ты чего тут делаешь? – Она тут же расхохоталась. – Ты такой прикольный стал.

– Да не только я. Тут уж почти полкласса собралось.

Анюта взглядом обвела зал.

– Фу ты, Машка здесь и Виталик. Эй, Виталя, вау, привет! – махнула ему рукой.

Тот ответил взмахом руки со своего столика.

– Азиз Алиевич, – представился Эду спутник Анюты и небрежно протянул руку.

И Мигульский тут же причислил его к своим врагам.

Эд холодно назвал себя полным титулом, указав, где и кем работает.

– Коммерсант, – отозвался на этот пассаж толстяк и вдруг улыбнулся. Глаза его смотрели хитро и оценивающе. «Коммерсант… Небось шаурмой торгует», – решил Эд и мило полюбопытствовал:

– А это ваша дочь?

Коммерсант нахмурился, дернул уголками рта и покачал головой:

– Ох, и шутник! Разве похожа? Это мой друг…

Последние его слова утонули в хохоте:

– Ох, умора, Азизка! Папочка! Теперь я буду называть тебя «папочка»! – заливалась девица.

Она, дурачась, сунула свою ладошку оторопевшему Мигульскому:

– А я – Анюта!.. Я его сначала называла Азизка– сосиска. Все никак не хочет похудеть. Представляешь? Мы сюда приехали, так это я его вытащила. Он все не хотел ехать. Дела, дела… Мужики, вы все такие ленивые!

– Анна, ты так кричишь… Вот молодой человек, кажется, растерялся.

– Это не молодой человек, это мой одноклассник. Азизка, я буду называть тебя папочкой. Фу, как здорово!.. Азизка, тут такие классные озера! Ух! Я хочу плавать на яхте!

Она тараторила без умолку, руки ее так и летали перед носами Эда и бедного Азиза, позванивали браслетами. Она ежеминутно поправляла свою взбитую разноцветную копну, подхватывала сползающую с плеча сумочку, пританцовывала, изгибая бедро, и успевала бросать по сторонам хитрющие взгляды… Злые языки утверждали, что в период, когда в стране девочки по вызову стали так же привычны, как сантехники из ЖЭКа, Анюта сразу же освоила эту древнейшую профессию. Как бы то ни было, но с аксакалом Азизом вызов явно затянется надолго, – оценил Мигульский.

– Извините, – наконец пробормотал Азиз Алиевич и почти насильно уволок свою девицу. – Куда, куда… Покупать яхту…

Мигульский посмотрел им вслед. Они зашли в тот самый, «королевский» номер.

– Всех тварей – по паре, – пробормотал он и вздохнул. Предстояло коротать время до ужина, на котором, по его прикидкам, могли побаловать и коньячком. Эд побрел в свой номер, который оказался уютным и чистым, и это приятно изумило его. Он улегся на диван и незаметно для себя задремал.

Проснулся он от грохота. На пороге с самым мрачным видом стоял Шевчук. На нем были потертые, хорошо – не рваные, джинсы и не менее старые кроссовки. Из-под рубашки хулигански выглядывала десантная майка.

– Ты пьян? – спросил Эд.

– Пошел к черту, – ответил Игорь и вошел в покои. – Ты что, спать сюда приехал? Теперь я понимаю, почему ты решил стать журналистом. Приезжаешь в командировку – и заваливаешься на ближайший диван. Лучшего и не придумаешь…

– У тебя хреновое настроение?

– Вот – у себя перед дверью нашел. Уже выезжать собирался – смотрю – на полу лежит конверт. Подсунули.

Мигульский взял письмо. Оно тоже было отпечатано на машинке.

«Шевчук! Мой брат писал мне, что ты брал на шмоне караванов два или три раза героин и никогда не сдавал его полностью. Ты не знал, что брат курил анашу. Мать его умерла от удара. Об твоих делах мы знаем. Надо поговорить. Жду в „Завалинке“. Брат – Евгений».

– Ну, что ты скажешь?

– По-моему, твоего друга здесь нет. – Мигульский заметно помрачнел, кашлянул и добавил: – Может, он объявится позже?

– А что тут за народ?

– А ты не знаешь?

– С какого бодуна – я только приехал.

– Тут прорва наших одноклассников. Только не говори, что это не ты всех нас сюда заманил.

– Не понял, каких, к черту, одноклассников?

У Шевчука так правдоподобно вытянулось от изумления лицо, что Мигульский не стал развивать тему.

– Сейчас пойдем на ужин – всех увидишь… Распорядитель обещал сделать нам игру.

– Мне своей хватает.

– Ты бы оделся поприличней.

– У меня, кроме формы, больше ничего нет.

– Зарабатывай на военных мемуарах…

Публика собралась в гостиной. Ждали Распорядителя.

– Вот, встречайте очередного кандидата на тот свет.

– Игорь, привет, сколько лет, сколько зим! – помахала ладошкой Мария.

Шевчук подошел к ней, глянул мельком на Крига, прищурился.

– Ты такая же красивая, времени не подвластна.

– А ты стал настоящим мужчиной. Я слышала, ты воевал в Чечне.

– Было дело, – глянув на ее мужа, пожелал: – Приятного вечера.

– И тебе тоже.

– О, Шевчук… Собственной персоной нон гратой.

Виталик уже взбодрился едва разбавленным джином. Он встал, протянул руку Шевчуку. Игорь с достоинством пожал.

– Ты где сейчас? – спросил Виталя.

– Здесь.

– Не, ты кем работаешь, капитаном?

– Грузчиком.

– Да-а? – протянул Виталя удивленно.

– Что – не очень нравится? – любезно осведомился Шевчук.

– Мне не обязательно должно нравиться то, что нравится тебе.

– Это личное дело каждого, не так ли, девушка? – Шевчук вдруг вперился в Карасеву отчаянно-веселым взглядом. – Такое чувство, будто мы где-то встречались… Нет, показалось. Простите.

Карасева смешалась, не зная, что ответить. Глянула на нахмурившегося мужа, пожала плечами.

А капитан уже отвернулся и тряс руки другим любителям детективного жанра. «Ерничает», – подумал Мигульский, ревниво наблюдая за товарищем.

Когда пригласили на ужин, Шевчук, улучив момент, прошептал:

– Бывает же такое, не поверишь! Кроме одноклассников, еще двух знакомцев встретил. Но они меня, бедолагу, кажется, не признали.

На ужине и в самом деле выставили коньяк. Мигульский поймал себя на том, что наличие спиртного порадовало его, но вот сам факт этой радости – слегка огорчил. Тем не менее он выпил несколько рюмок, по телу разлилось волшебное тепло, внутри стало уютно, и угрызения совести исчезли сами собой.

В конце трапезы появился Распорядитель. Он был в черном фраке и ослепительно белой рубашке.

– Для разминки сыграем в «мафию», – объявил он и обвел взглядом присутствующих. – Как я понимаю, эту старинную русскую игру никто не знает.

Все промолчали. Распорядитель извлек из кармана колоду карт и протянул бизнесмену.

– Виталий, попрошу вас, потасуйте и раздайте. Прошу не беспокоиться, игра не на деньги.

– А мы могем и на деньги, – радостно сообщил тот.

– У нас был гость, которому почти два часа втолковывали, что «мафия» – это вовсе не картежная игра. Карты же – просто подручное средство… Он не соглашался играть, и нам пришлось с ним расстаться… Кстати, его супруга с ним не поехала, осталась, и, между прочим, прекрасно провела время…

– У вас такие строгие правила, – заметила Маша.

– Увы, правила диктую не я, а необходимость криминальной ситуации, в которую все мы уже вовлечены… Спасибо, Виталий. Прошу внимания.

Распорядитель поднял вверх руку. На запястье блеснул фиолетовый огонек дорогой запонки.

– Итак, у каждого из вас одна карта. Значение имеет только масть: красная или черная. Двое из сидящих здесь получили красные карты. Они – члены мафии. Остальные шестеро, так сказать, обыкновенные, честные люди. По моей команде все вы сейчас должны закрыть глаза и, естественно, не подсматривать. Все строится на полном доверии друг к другу. По следующей моей команде обладатели красных карт открывают глаза, видят друг друга и, общаясь мимикой, жестами, выбирают свою жертву. Я кладу перед приговоренным карту «пиковая дама», я не сомневаюсь, вы понимаете, что это просто традиционная символика. Затем прошу всех открыть глаза. И тут начинается самое интересное. Все, разумеется, и «мафия», начинают активно вычислять «преступников»… По обыкновению все высказываются по очереди, а потом путем обычного голосования определяется и приговаривается к «смерти» наиболее подозреваемый. Как вы догадываетесь, совершенно никакой законности. Почти как в нашем просвещенном государстве… Приговоренный выбывает из игры, но имеет право молча наблюдать за происходящим. В моей практике лишь одна почтенная дама никак не могла понять условий игры. С ней тоже пришлось расстаться… Итак, не будем терять времени. Наступает ночь – и все закрывают глаза!.. Так, попрошу склонить головы и ладошками, ладошками прикрыть для надежности. Я понимаю, мы все джентльмены, хотя, уверен, не каждый сидящий здесь правильно напишет это слово… Внимание, «мафия» открывает глаза!

Мигульский опустил руки, огляделся, щурясь из– под очков. Напротив, так же, как и он, сидела бизнес-вумен Ира с вопросительным выражением на лице. Распорядитель стоял, скрестив руки на груди, и откровенно скучал.

«Тут должна быть какая-то определенная хитрая политика, какая-то последовательность в выборе», – сразу попытался определить систему Эд и понял, что все сидящие здесь ему одинаково безразличны.

– Прошу господ «мафиози» определяться побыстрей. Все с нетерпением жаждут крови, – поторопил Распорядитель.

Эд ткнул пальцем в сторону Виталика, тот своими огромными лапами полностью закрывал свою маленькую головку. Распорядитель едва заметно кивнул и положил пиковую даму на стол рядом с жертвой. Ира пожала плечами: мол, почему именно он. Но Распорядитель жестом приказал прекращать переговоры и скомандовал:

– Наступил день. Все открывают глаза.

– Это мне? – изумился Виталик.

– Тебе, тебе! – радостно заверило общество.

Лицо у Виталика вытянулось, он обиженно хмыкнул и, как и супруга, пожал плечами.

– Итак, мафия совершила кошмарное убийство. И долг всех честных людей найти и изобличить преступников. Кто желает высказаться? Таковых нет. Ну, что ж, буквально через десять минут вы будете перебивать друг друга и слышать только себя. Начинаем с левого от меня угла стола. Прошу вас, Захар Наумович!

Криг растерянно улыбнулся, глянул на жену, та сидела с самым задумчивым видом, скручивала в трубочку бумажную салфетку.

– Я даже не представляю, кого можно назвать. Пожалуй, я воздержусь. Это можно?

– Можно, – сказал Распорядитель. – Хотя, как врачу, непростительно. Ведь ваша профессия – искать скрытый порок. Чем не поле деятельности наша игра? Я имею в виду определять профессиональных лжецов… Прошу вас, Мария.

Женщина отложила салфетку.

– Я думаю, исходя из теории вероятности, «мафиози» следует искать как среди мужчин, так и среди женщин, тем более, тех и других здесь почти поровну. Да и обидно не будет…

– Так кто же конкретно? – настойчиво произнес Распорядитель.

– Азиз Алиевич, – решительно сказала Маша.

В тот же миг расхохоталась заразительно Анюта. Вслед за ней смеялась вся компания. Азиз Алиевич растерянно крутил гривой, он отвлекся и не понял, что случилось.

– Прошу вас, господин Мигульский.

Эд уже успел продумать ответ и для отвода глаз решил пожертвовать товарищем, хотя и в этом никакой логики не было.

– Шевчук… Почему он – скажу так, что интуиция подсказывает.

– Теперь вы, капитан. Вы – следующий…

– Мстить не буду. Но для консенсуса, я правильно выговорил, Эд, для этого самого надо долбить кого-то одного, неважно, виновен он или нет, время, как известно, рассудит. Дружно убираем одного – круг сужается. Поэтому, так как я всех одинаково люблю и ненавижу, голосовать буду за набравшего большее число голосов «за».

– Позиция ясна. Прошу вас, Анна.

– Ну, папочку я, конечно, не отдам, хоть он тот еще мафиози… А, пожалуй, самый коварный здесь гражданин Криг. Да.

Захар Наумович глянул в ее сторону грустными маслинками и покачал головой.

– Азиз Али, теперь прошу вас!

– Я думаю, – хрипло начал тот, потом откашлялся, – я думаю, игра интересная, но ни к чему хорошему не приведет. Мафия всегда победит. Потому что все видит и тихо смеется. Вот Анюта смеется, может, она мафия? – с нажимом спросил он, отчего кавказский акцент прозвучал особенно сильно. – А, может, тот, кто больше молчит? А, может, тот, кто больше говорит? Надо смотреть друг на друга и замечать, кто хочет и с кем что хочет сделать; если увидишь, что дурачат, значит, отгадал. Я плохо, может быть, сказал. Мое слово – виноват Криг. Анюта знает, у нее сердце хорошо подсказывает.

– Благодарю. И, наконец, наша молодая леди.

Ирина глянула на Мигульского, но тот сидел с самым скучающим видом, пожала плечами и неуверенно произнесла:

– Наверное, все же Криг…

– Благодарю, – равнодушно произнес Распорядитель. – Виталий, вы не голосуете. Вас нет… Итак, подсчет голосов. Кто «за»? Раз, два, три… Вы тоже, капитан?

– Да, я же говорил…

– Четыре голоса… По остальным кандидатурам голосовать не будем. Уважаемый Захар Наумович, вы приговорены. Как выразился наш капитан, время покажет, справедливо или нет. Что тоже в духе нашего общества.

– Бедные евреи всегда страдают первыми, – вздохнул Криг, лишь бы что-то сказать.

Похоже, что он смертельно обиделся. Маша потерлась о его плечо, но он сердито отстранился.

– Ночь! – раздался повелительный голос. Все послушно закрыли глаза.

Мигульский уже решил, кто будет очередной жертвой. Убирать надо в первую очередь мужчин – они мыслят более логично, да и вообще женщин он всерьез не воспринимал. Эд показал в сторону Азиза, Карасева кивнула в знак согласия.

– Ну, вот, – сокрушенно произнес Алиев, обнаружив перед собой роковую карту.

– Кто говорил, что Азиз – мафия?

Он снял тюбетейку, вытер платком бритую наголо голову.

– Не расстраивайтесь, Азиз Алиевич, – душевно сказал Криг, – сейчас игра примет для вас совершенно комичный оборот. Это – спектакль!

– Э-э, плохой спектакль. Зачем врем друг другу? – покачал головой Азиз.

– Итак, – возвысил голос Распорядитель, – игра продолжается. В скором времени я обзаведусь гонгом, и в нашем отеле будет как на встречах клуба знатоков… Мария, ваше слово в сложившейся ситуации.

– Я думаю, здесь, как говорили древние, надо искать женщину. Справа от себя я слышала характерный шум – а слух у меня хороший. Почти уверена – это Ирина, – и Маша улыбнулась, обнажив ровные белые зубки.

«Она – чудо, – подумал Эд. – Надо скорей ее нейтрализовать». А вслух он сказал: – Шум может произвести любой из сидящих здесь, в том числе и из выбывших из игры. Затекла нога, или там еще что-нибудь… Предлагаю порассуждать логически. Кто больше всех заинтересован, чтобы побыстрей, так сказать, выбить присутствующих, свести к минимуму? Тот, кто играет роль мафии!

– Но игра на этом и построена, – заметил Шевчук.

– Да, но ратовать за единомыслие в таком деле… Это напоминает известные исторические периоды…

– Только не надо про Сталина, – попросил Распорядитель. – В наших правилах – никаких политических споров.

– Я не собирался… Хочу сказать, что наш противник искусно старается снизить, вообще лишить игру интеллектуального содержания. Пустить поиск на волю случая.

– Так кто же он? – спросила Анюта, слушавшая Эда с открытым ртом.

– Я уже назвал его. Это наш бравый, впрочем, и коварный капитан. Напомню, именно он проговорился: голосовать без разбору, поддерживая большинство.

– Благодарю. Теперь ваше слово, господин капитан. Как вы оправдаетесь перед столь тяжкими обвинениями?

– Я не мстителен, – Шевчук покосился на своего товарища. – И речь вел только о том, чтобы скорей приблизить игру к развязке. И она уже рядом. И чем коварней враг, тем искусней его демагогия. Кстати, Эд, а почему ты голосовал за то, чтобы кончить нашего уважаемого Крига? Ведь ты называл меня.

– Именно потому, что был одинок.

– Ну, давайте конкретней. Потом будете выяснять отношения, – вмешалась Анюта. Ей не терпелось сказать свое слово.

– Прости, старина, но я называю тебя. Уж больно ты непоследователен.

– Анюта?

– Уверена, это Шевчук! Вот он молчит, а сам выбирает жертву. Вот увидите, следующей буду я.

Пока Анюта говорила, Азиз Алиевич пристально следил за ней. Потом вдруг произнес:

– Или я не прав, или ты так хорошо притворяешься!

– Папочка, ты о чем?

Азиз промолчал.

– И, наконец, Ира.

– Я думаю, это Мария. У нее, конечно, хороший слух. Но это, кстати, скрипел Виталя…

– А я и не скрипел, не надо, – пробасил вдруг тот.

За столом засмеялись.

– А вот и скрипел, медведь. Ты даже не замечаешь… Я хочу напомнить, как Мария назвала Азиза. Тогда вы тоже смеялись. Но все потом голосовали за доктора. А Азизу все равно карту подложили.

Маша улыбнулась.

– Зачем мне было голосовать за него открыто, если бы это можно сделать было, подкинув пиковую даму?

– А, наверное, не договорились!

– Надо определить тех двух человек, которые ни разу друг против друга не выступали и голосовали за одного и того же, – наставительно изрек Шевчук. Он усмехнулся и пристально посмотрел на Ирину. Та быстро глянула на него и опустила глаза.

– Кстати, ты с Ириной и с Аней ни разу не пикировался, – заметил Эд.

– И с Машей тоже. Я против женщин не воюю.

– И в Чечне тоже? – вдруг спросил Виталий.

– И в Чечне… – проговорил Шевчук и нехорошо посмотрел на Карасева. – А ты хочешь сделать какое-то заявление?

– Мне нечего заявлять… – Карасев повел литыми плечами.

– Друзья, – громко произнес Распорядитель. – Мне кажется, нарушаем джентльменское соглашение: никакой политики. Уважаемый Карасев, вам предупреждение!

– Вас по-о-нял! – нарочито протянул тот и откинулся в кресле.

– Сейчас я назову кандидатуры, выносимые на суд. Голосованием определим приговор. Как всегда, начнем по часовой стрелке. Итак, приговаривается наша Маша. Прошу голосовать.

Ирина дернулась, но, напоровшись на суровый взгляд Мигульского, почесала себе нос.

– Я передумала.

– Понятно, – усмехнулся Распорядитель. – Следующий кандидат на виселицу – Мигульский.

Поднял руку только Шевчук.

– Один командир корабля, пилот первого класса, – Распорядитель обвел всех взглядом, – проходя по салону самолета, походя пошутил: «Ну, что, смертнички, собрались?» И странно, почему-то никто его шутки не принял. Были и такие, которые потом нажаловались… Как будто он был должен дать им стопроцентную гарантию возвращения на землю. Кого мы убиваем следующего – капитана? Кто – «за»? Так… Эдуард, Ирина… Анюта. Три голоса. Уже все ясно… Но – закончим круг, чтобы окончательно определиться в наших симпатиях. Это не менее занятно. Кончаем Анюту. Кто «за»? Нет таковых, как говорят в парламенте. Женщин действительно щадят. И совершенно опрометчиво. И последняя – Ириша… Понял вас, Мария, ваш голос учтен. А всех остальных прошу учесть ее слух… Итак, Шевчук. Можете сидеть. Прошу принять соболезнование по поводу вашей казни. Это грустно.

– Интересно, что бы подумал человек, который бы подслушивал нас? – задумчиво произнес Захар Наумович.

– Слава богу, здесь нас никто не услышит… – отозвалась Маша.

– Игра подходит к концу. Последняя ночь! Мафия открывает глаза. Так… Наступает день. Карта у нашей очаровательной Марии.

– Эдуард, я знаю, это она, это Ира. Давайте против нее голосовать, – вдруг зачастила Анюта. Она заметно порозовела, видно, что игра захватила ее. Она забыла о своем папочке, который равнодушно наблюдал спектакль и незаметно нюхал какую-то дрянь.

– Погодите, Аня, – усмехнулся Распорядитель. – Вы хотите установить союз с одним мафиози против другого? Это немыслимо, игра закончена, и, увы, она подтвердила старую истину: мафия бессмертна. Уважаемые Эдуард и Ирина, действовали вы почти безупречно. У вас, Эдуард, была пара неплохих логических вывертов, хотя, конечно, построенных на чистейшей демагогии. Я понимаю, это профессиональное.

Мигульский сдержанно кивнул на подпорченный комплимент, Ирина же расцвела. И тут все разом заговорили, загалдели, словно желая тут же подтвердить истинность мысли: все мы крепки задним умом.

– Друзья, – вновь заговорил Распорядитель. В голосе его почувствовалось что-то заговорщицкое. – Я хочу представить вам моих помощников.

Внезапно двери отворились, на пороге появился высокий человек в красном костюме и с огромной серебристой бабочкой под горлом. Круговым движением руки он поправил остатки черных волос вокруг лысины и щелкнул каблуками. В другой руке он держал серебряный поднос.

– Это Кент, – представил Распорядитель. – Он профессиональный артист. Ему не очень везло в карьере. Но в нашем отеле он нашел себя, хотя уверяет, что все еще продолжает искать. В этом, я думаю, нам еще предстоит убедиться… Я все правильно сказал, Кент?

– Вы всегда правы, господин Распорядитель, – бесстрастно заметил тот.

– А где же второй помощник? – спросил Карасев.

– Минутку терпения… Я уверен, что второму помощнику будут рады мужчины, потому как он сегодня играет особую роль. Мой помощник Юм! – провозгласил Распорядитель и показал на стену.

Гости недоуменно переглянулись, но тут обшивка из черного мореного дуба разверзлась, в стороны отлетели ставни и всем предстало ярко освещенное помещение с множеством бутылок на полках. Откуда-то снизу выпорхнул пухленький толстячок с растрепанным чубчиком, неожиданно ловко перемахнул через стойку, даже не задев стоящие на ней стаканы.

– Я тут, хозяин! – Он поклонился.

Гости зааплодировали. Особенно, как и предупреждал Распорядитель, неистовствовали мужчины. Тут же у стойки образовалась очередь. А Распорядитель продолжил:

– Он тоже профессиональный артист, причем самого широкого амплуа. Он начинал петь в опере, потом были какие-то неурядицы, трения. В мире искусств, как все мы знаем, склок и конфликтов не меньше, чем где-либо… Вы нас побалуете своим пением, Юм?

– Охотно, – артист откашлялся, выбросил вперед левую руку, но передумал, опустил ее и поднял правую.

– У-устал я греться у чужого огня. Но где же сердце, что полюбит меня. Живу-у без ласки… – проревел он, запнулся, низко поклонился и признался:

– Дальше не помню. Кажется, ему надо было ходить в маске, – и Юм пожал плечами.

– О, боже, – тихо сказала Маша.

– Я согласен, скверно, – повернулся к ней Распорядитель. – Надеюсь, Юм, вы реабилитируетесь в роли бармена.

Последние его слова утонули в громогласном сочном баритоне:

– Кто может сравниться с Матильдой моей, сверкающей искрами чудных очей! Как на небе звезды осенних ночей, все страстною негой дивно полно, в ней все опьяняет, в ней все опьяняет и жжет, как вино…

Голос был силен, густ, потрясал оперной статью, и пока Кент не пропел куплет до конца, все, завороженные, стояли с открытыми ртами.

Первой зааплодировала Мария, по ее примеру бешено зааплодировал Захар Наумович, тут же присоединился и Виталий, его огромные ладони звенели от ударов, будто два хороших металлических блина.

– Ария Фигаро! – бесстрастно объявил Кент и на одном дыхании исполнил очередной шедевр.

Выждав, когда смолкнут овации, Распорядитель сказал:

– Поблагодарим Кента, у него потрясающие вокальные данные. Благодарю вас, Кент, на сегодня вы свободны.

Тот коротко поклонился и исчез за дверями. Тут же раздался приглушенный грохот, что-то зазвенело.

– Кажется, упал поднос, – констатировал Шевчук. Он стоял последним в очереди.

Мигульский взял порцию шампанского со льдом и рюмку коньяка, а Шевчук, не колеблясь, заказал сто пятьдесят водки. Платили, не отходя от стойки.

– Разжился деньгами? – спросил Эд.

– Получил выходное пособие… Да и черт с ними, нет уже здоровья грузчиком ишачить… Пойдем в тот дальний угол. Там как раз два кресла и столик.

– Так кто ж твои знакомые? – нетерпеливо спросил Эд.

– А ты как сам думаешь?

– Кто-то из женщин?

– Ход мыслей правильный.

– Значит, Ира.

– Карасева. А раньше была Поповой. Видишь, сидит, спинка напряженная, но виду не подает. Никогда б не подумал, что она за Карася замуж выйдет. Дебил. Я еще лейтенантом был, когда познакомился с ней. В отпуске зашел к друзьям, они поволокли меня на какую-то хату. Там – студентки, портвейн льется, нравы простые, все друг друга любят. В общем, весело было. Я с ней до самого конца отпуска встречался. А потом, как пишут в романах, следы ее затерялись.

– В романах не так пишут. Прошли годы. И вот однажды в маленьком отеле граф Шевчук увидел женщину, лицо которой показалось ему до странности знакомым…

– Неплохо.

– Ну, а кто второй, доктор?

– Доктор. Он, правда, тогда не такой чопорный был. Попроще. От триппера меня лечил. За деньги, естественно. В госпиталь мне идти не хотелось – настучали бы на работу. Я ему потом еще австрийскую зажигалку на пьезоэлементе подарил. У него в кабинете во всю стену муляжи висели пораженных половых органов. В цвете, во всей красе. Пока доктор с мазками возится, стоишь, рассматриваешь, просвещаешься, делаешь для себя выводы. Идет процесс покаяния. Вот такой Захар Наумович… А сейчас, видишь, чуть ли не светило научное.

– И, конечно, не хочет вспоминать о своей подпольной практике.

– Еще бы! Ведь в «кожвенке» порядок такой: не лечат, пока не назовешь имя дамы сердца… Только давай, Эд, о моих знакомых – никому. Договорились?

– Ладно.

– Доктора, доктора скорей! Какое несчастье! – вбежал Азиз, он растерянно озирался, наконец заметил Крига:

– Вы же – доктор, скорее, помогите!

– Что случилось?

– Там… Такое несчастье!..

Все сорвались с мест. В дверях возникла давка, толпой выскочили в коридор. В ярком свете люстры мерно раскачивалось тело повешенного. Это был Карасев. Ирина при виде его издала дикий вопль. Все оцепенели, прикидывая возможные последствия этой пренеприятнейшей ситуации. Захар Наумович как завороженный смотрел на посиневшее, почти до черноты, лицо повешенного, потом медленно перевел взгляд на его ботинки.

– Что ж вы стоите, быстрей несите стул! – первым опомнился Шевчук.

И тут повешенный высунул язык и нахально подмигнул, потом вытащил из кармана платок и шумно высморкался:

– Наверное, на сквозняке протянуло… – заметил он из положения сверху.

Раздался глухой стук: Анюта хлопнулась в обморок. Потом что-то заскрипело, и повешенный плавно вернулся на грешную землю. Но момент воскрешения был подпорчен. Лишь ботинки коснулись пола, Виталий получил крепкую оплеуху от молодой супруги.

– Ты подлец! – с чувством высказалась она и с размаху влепила вторую пощечину. Тут она заметила Распорядителя:

– А шуточки ваши идиотские – хуже некуда.

Распорядитель повернулся к Виталию:

– Вы же сказали, что обо всем предупредили супругу! Значит, обманули меня!.. Мне очень жаль, Ирина, что ваш муж такой черствый и грубый человек. Что же касается остальных посетителей, позволю напомнить, что в названии моей игры присутствует слово «убийство».

Пока Карасев распутывал на себе хитроумные ремни, на которых он был подвешен и которые были скрыты под пиджаком, Распорядитель продолжил:

– Моя игра сопряжена с риском нервного срыва. Надеюсь, этого не произойдет, если уважаемые гости будут выполнять мои рекомендации… Кстати, как вы, милейший доктор Криг, оцените цвет лица удавленника? Не переживайте, Виталий, сейчас в вашем лице есть что-то притягательно-сатанинское.

Криг пожал плечами:

– Вообще-то моя специализация – венерические болезни…

Карасев наконец распутался и поспешно исчез в своем номере. Оттуда донеслись приглушенные крики: «Ты сделал меня посмешищем в глазах твоих кретинов-одноклассников!..»

– Ну вот, одна драма налицо, – невозмутимо отметил Распорядитель.

– А вы что, собираетесь устроить вселенский скандал? – спросил Шевчук.

Распорядитель холодно посмотрел на Игоря и небрежно обронил:

– Все драмы и скандалы находятся внутри людей. И я тут абсолютно ни при чем… Кстати, весь прошлый заезд, все до единого человека, пожелали быть сфотографированными в повешенном виде. Я даже думаю сделать это доброй традицией моего заведения. Портрет в петле и с золотым тиснением: «На долгую память об отдыхе в отеле „Завалинка“.» Или же: «Добро пожаловать в отель „Завалинка“.»

– Второй вариант, по-моему, лучше, – заметил Мигульский.

– Возможно… Фотоаппарат к вашим услугам. Разумеется, за дополнительную плату. Спокойной ночи, господа!

Распорядитель коротко поклонился, четко повернулся и вышел.

– У него выучка лакея высшего света, – бросил негромко уже окончательно пришедший в себя Криг.

– Зря, доктор, уж на лакея он совсем не похож… Он не берет чаевых, – произнес Шевчук и многозначительно усмехнулся.

Установилась несколько нервозная тишина. Бледная Анюта сидела в кресле. Азиз обмахивал ее платком. В полном молчании гости бесшумно поднялись и разбрелись по номерам. Алиев помог подняться своей подруге, пробормотал безадресное «спокойной ночи». Мигульский и Шевчук остались вдвоем.

– Пошли ко мне, – предложил Игорь. – У меня есть бутылка водки.

– Давай глянем, может, еще бар открыт.