Текст книги "Профессор пишет, наблюдает, играет"

Сергей Фабр
Профессор пишет, наблюдает, играет

…дома

Профессор и дети

Сказка

Дети – брат и сестра – играли во дворе, рядом с подъездом. К двери подъезда подошла молодая рыжая кошка и стала проситься внутрь. Дети были добрые, особенно девочка, они впустили кошку в подъезд «погреться», хотя погода была апрельская, и холода уже не было.

Сразу вслед за кошкой в подъезд вошел профессор – не специально, просто он возвращался с работы домой. Профессору нравилось, что дети добрые. Дети не всегда такими бывают. Он пошел к двери своей квартиры на первом этаже, но кошка опередила его и прибежала к двери первой. Она хотела войти в квартиру профессора. И, наверное, остаться там жить. Детям бы понравилось, если бы профессор впустил кошку в квартиру. Тогда у сказки был бы хороший конец.

Но профессор, глядя на кошку, видел лишь грязные лапы на своем кухонном столе, блох, расскакавшихся по полу, и слышал тыбдых-тыбдых-тыбдых каждую ночь. Профессор вздохнул и вежливо отодвинул кошку от своей двери. Ногой. Кошка посмотрела на профессора с упреком. Тот поспешил скрыться за дверью.

Это еще не конец.

Утром, выходя из квартиры на пробежку, профессор увидел, что коврик под его дверью стал кошачьим туалетом, со всем тем, что обычно бывает в кошачьем лотке. Профессор вздохнул, вернулся в квартиру достал резиновые перчатки, свернул коврик и понес его на помойку.

У двери в подъезд стояли дети – брат и сестра, а рядом с ними стояла вчерашняя рыжая кошка. Кошка смотрела на детей, дети спорили, кто будет первым с ней играть. Тогда профессор снова вернулся в квартиру, взял большой нож для разделки мяса, вышел во двор, поймал кошку, разрубил ее на две части. Одну часть он отдал девочке, а вторую – мальчику.

– Играйте оба, – сказал профессор.

Дети весело убежали с глаз долой, каждый со своей половинкой.

Тут профессор очнулся от своих фантазий и увидел, что все еще стоит у двери в подъезд, с грязным ковриком в руках, а на него смотрит молодая рыжая кошка. Профессор отвернулся от кошки и побрел на помойку, выбрасывать коврик. А дети открыли для кошки дверь в подъезд.

Профессор и молодая пара

Подслушанный разговор

Профессор медленно брел по направлению к железнодорожной станции Ямки, осторожно неся ту головную боль, о которой сразу не скажешь, что это: то ли похмелье, то ли давление поднялось, то ли грипп начинается. Нет, он знал, что не похмелье, он еще помнил себя вчерашнего. Поэтому он шел осторожно, повторяя в такт шагов:

– Лишь бы не грипп, лишь бы не грипп.

Краем глаза профессор заметил, что поравнялся с парой молодых людей. Девушка, очень юная и очень легкая, старалась быть земной и серьезной. Она что-то втолковывала юноше, наклоняя голову в его сторону и встряхивая коротко стрижеными волосами. Юноша профессора не заинтересовал. Он производил впечатление восьмиклассника, гордо оставшегося на третий год.

Профессор стал слушать, что говорит девушка. Сначала слушал просто голос, потом до него дошли слова:

– Нет, ну куда тебе сейчас алкоголь, – строго и звонко сказала девушка, – тебе завтра с утра учиться, мне завтра – работать.

«Резонно», – подумал профессор и стал слушать дальше.

– Давай, – продолжала девушка, – мы будем пить только по пятницам. И по субботам. А в другие дни не будем.

«И опять резонно, – снова подумал профессор, – где мои двадцать лет. Я бы, пожалуй, согласился».

И побрел себе дальше, вспоминая, в каком кармане его синего рюкзака должна лежать упаковка нурофена.

Профессор играет в покер

История про игру в покер – короткая. Но у нее долгая предыстория. Так что приготовьтесь.

Предыстория начинается в годы народного предпринимательства, когда все государственное или общественное работало кое-как, зато можно было настроить свою жизнь частным образом, за не очень большие деньги.

Чтобы потом не объяснять – это 1990-е годы.

Домашняя телевизионная антенна в те годы работала как всё созданное в советском государстве, то есть вяло. Изображение, когда оно было, ругалось со звуком. Зато звук был всегда. Ну, почти. Профессор мог думать, что когда его не было дома, в антенне просыпался рабочий энтузиазм, и телевизор работал идеально, но проверить это всё как-то не удавалось.

И однажды профессор, за небольшие деньги, установил на крыше дома собственную антенну. А провод ему спустили по стене и бросили в форточку. Не эстетично, но это работало. Если ветер был не сильный.

А в тогдашнем телевизоре было много и искренней глупости, и корыстного гнева, и веселого недоразумения. В общем, было что посмотреть. И профессор смотрел ровно до тех пор, пока не возродилась государственность. Потому что новая государственность первым делом обрезала личную антенну профессора и только потом, начала резать разные телевизионные передачи и целые телевизионные компании.

Смерть телевидения, с последующим разложением его трупа, не сильно затронула профессора, поскольку тут как раз появился устойчивый и быстрый интернет, с его новостями, блогами и торрентами. И футбол можно по интернету смотреть. Поэтому профессор махнул рукой на антенну. Он позвал к себе ребят из кампании Бим-Бом-Лайк, чтобы они провели к его компьютеру кабельный интернет, с воем-фаем. Ну и с интернет-телевидением тоже. Это – как уступка прежней жизни. Она же – прежняя – тоже зачем-то была.

И стал профессор жить-поживать, завел себе аккаунты в четырех социальных сетях, чтобы размещать в них фотографии своего синего рюкзака (его слабость), и три сайта, чтобы учить студентов (его сила).

И все было хорошо, пока в дом не пришел ремонт электропроводки.

Была у профессора проводка медная, а стала алюминиевая. Не могу сказать, какая лучше, а профессор как-то так и не сходил на физический факультет своего университета, чтобы уточнить. Он просто дождался ребят в комбинезонах и с отвертками, убрал вешалку со стенки, на которой висит счетчик, и смотрел, как одни контакты (медные) отсоединяют, а другие (алюминиевые) подсоединяют.

И вот тут-то предыстория заканчивается, начинается история.

Вот представьте себе: вы живете налаженной виртуальной жизнью, в том смысле, что с утра вы заглядываете в инстаграмм, чтобы посмотреть, сколько там лайков набежало вчерашней картинке, днем (работа все-таки) на вас трудятся два поисковика и три электронных почты, а долгие зимние вечера одному вашему глазу скрашивают (по очереди) твиттер, фейсбук и телеграмм, а другому – сериал, только что скачанный с торрента и еще не успевший остыть.

И тут приходят молодые ребята-электрики и переключают вашу квартиру с меди на алюминий. Но интернет-то не переключают, потому что это не их работа. И все. Электронная почта, говорите? Библиотека, билеты, покупки? Этот, как его, телеграмм? Ну-ну.

Представили? Не конец света, конечно, но его резкое сокращение до телефона и мертвого ТВ по домашней антенне. Примерно так видел новую реальность древний египтянин, когда он умирал и получал сообщение, что из всех девяти составляющих его личности в его распоряжении остаются только две: Ка и Ба. И то, только при хорошем поведении. А все остальные опции отключены до момента возрождения, которое, как известно (каждому древнему египтянину), состоится через «тысячи, тысячи, тысячи лет».

Профессор, не будучи древним египтянином, сразу позвонил по телефону в компанию «Бим-Бом-Лайк» и нарвался на робота, который сообщил профессору, что в настоящий момент доступ к интернету невозможен.

– Ах вот оно что, оказывается, – хотел сказать профессор, но вспомнил, что там, на другом конце линии, тупая программа, и промолчал.

Робот сказал еще, что ему очень жаль (что было неправдой, программы еще не умеют жалеть) и что связь восстановят завтра к 11 утра, то есть, считай, через сутки.

Как профессор прожил эти сутки, я писать не буду. Важно то, что в 11 часов интернет не включили. И в 12 часов тоже.

Профессор снова позвонил в «Бим-Бом-Лайк», и робот на другом конце линии сообщил ему, что в настоящий момент доступ к интернету невозможен. Профессор сразу представил, что там, в «Бим-Бом-Лайке», образцом для робота послужил один государственный деятель, которого в интернете привыкли называть «Капитан очевидность». Но проверить эту свою догадку профессор не смог. Еще робот сказал, что сожалеет (помните? это неправда!). И что связь будет восстановлена завтра к восьми утра.

Больше от робота добиться ничего не удалось, так же как добраться до какого-нибудь живого существа в этой компании. Кстати, эти живые существа называются операторы. Вымирающий вид.

Профессор осознал, что его жизнь рушится.

И тогда он решил сыграть с провайдером в покер. Ставка – жизнь. Виртуальная, разумеется.

[Техасский покер. Четыре круга торгов. На каждом можно поднять ставку («райз») или сбросить карты («фолд»). В первом круге («префлопе») у каждого игрока по две карты. На втором («флопе») на стол выкладывают три открытые карты. На третьем («терне») и четвертом («ривере») – еще по одной. Две карты игрока и пять на столе дают возможность составлять комбинации: пара, две пары, тройка (сет), стрит, флеш и так до флеш-роял. Игрок, который, не имея комбинации, повышает ставки, – блефует. Выигрыш в игре называется «банк» или «пот».]

Префлоп. Профессор набрал номер провайдера, подождал семь раз по четыре минуты, и ему ответил робот, который собирался отбарабанить свою программу. Роботу нужно было, чтобы профессор спасовал и бросил трубку. Тогда выигрыш был бы за провайдером. Но профессор сделал каменное лицо (так надо, это же покер) и дослушал всю болтовню робота до конца. В результате фолд сделал робот: он соединил-таки профессора с оператором.

Флоп. У профессора была слабенькая комбинация. Одна карта: он клиент. Вторая – давний клиент. И профессор решил блефовать. Он дождался, когда ему ответила девушка-оператор, и стал ей говорить, что интернет – это его работа (неправда, конечно, но на то и блеф), что он теряет деньги. И даже дважды теряет, потому что за неработающий интернет компания деньги-то возьмет. И что у него скоро важный разговор по скайпу (правда), разговор его жизни (блеф), и что ему срочно надо отослать письма, которых очень ждут (да ладно, кому он нужен). Он говорил долго, медленно и, главное, грустно. И совсем расстроил девушку-оператора. Она сказала ему, что будь у нее возможность, она пошла бы и сама подключила профессору интернет. Но она прикована к аппарату и пойти никуда не может. Профессору стало жалко девушку. И он это ей сказал. А ей стало жалко профессора. И она скинула свои карты – переключила на начальника технического отдела. Фолд.

Терн. Перед начальником технического отдела компании предстал гневный профессор. Блеф так блеф. Профессор говорил начальнику, что там у них в «Бим-Бом-Лайке» никто не работает. Что сам был электриком (это правда) и подключил бы себя к интернету сам за 1 5 минут (это вряд ли – блеф). Повышая ставки, он надеялся на фолд у собеседника. Но начальник отдела был опытный игрок и никак не хотел пасовать. Он тянул до «ривера» и уговаривал профессора подождать еще денек, ну максимум два. А профессору никак нельзя было уходить на «ривер», там шоу-даун, все открывают свои карты. И тогда в «Бим-Бом-Лайке» поняли бы, что у профессора, кроме жалкой пары аргументов, ничего нет. И могут хоть неделю потом его не подключать.

И профессор пошел ва-банк. Он сказал, что сейчас встанет с дивана и пойдет в «КосМосТелеком», получать интернет от них. Начальник технического отдела помолчал немного и попросил не уходить прямо сейчас, а подождать всего лишь до завтра или хотя бы пару часов. Он сбросил свои карты. Фолд.

Пот. Через два часа профессор получил смс. «Бим-Бом-Лайк» вернул ему 5 рублей 14 копеек за те сутки, что у него не было интернета. Профессор включил компьютер и обнаружил, что интернет у него подключен.

«Что ли в Сочи поехать, на покерный турнир записаться?» – подумалось профессору. Но он сразу отогнал эту дурную мысль. Ему же послезавтра в Монако лететь.

Профессор в парикмахерской

Страшная быль

Профессор не любит ходить в парикмахерскую. Во-первых, сидишь, как дурак, обмотанный простыней, целых полчаса, вместо того чтобы что-то полезное сделать. Во-вторых, здесь, на родине, профессору никак не удается прилично и без стеснения дать на чай. Все как-то криво выходит. Но это все не главное. Его страшит вопрос, который сразу задают, как только он садится в кресло, иногда даже не закутав еще в простыню. Вопрос этот состоит всегда из четырех слов и одной интонационной запятой: «Ну, как будем стричь?» А откуда знать профессору, как будем стричь? Если бы его спросили, как будем лекцию читать или там как будем книгу писать, он бы внятно и подробно все объяснил. А после слов: «Ну, как будем стричь?» – он вжимается в кресло и бормочет что-то невнятное, вроде: «Ааа… как ээээ … сейчас ээээ …ну то есть короче». Без интонационных запятых. Нет, один раз, лет тридцать пять назад, у него был идеальный поход в парикмахерскую, ту, что была на улице Герцена, напротив здания ТАСС. Нет сейчас ни той улицы, ни той парикмахерской. А тогда парикмахерша, что взялась его стричь, так заболталась с коллегой, что забыла задать этот самый вопрос. И постригла, не переставая болтать, именно так, как ему и хотелось. Даже пробор сделала в правильном месте, а не ниже на два сантиметра, как все остальные. Он потом много раз хотел поехать стричься к этой самой парикмахерше, да как-то не случилось.

Ну да это давно было. А тут у профессора случился юбилей, который надо было отмечать с коллегами. И взбрела ему, профессору, в голову мысль пойти постричься в ту парикмахерскую, в которую он ходил ребенком, с шести лет. Закольцевать жизнь. Круто же?

Нет, не круто. Мало того, что молоденькая девчонка с черными, как кровь, ногтями сразу же задала этот самый страшный вопрос, так она под конец стрижки отрезала своими ножницами у профессора кусок уха. И профессор потом месяца три ожидал, что вот сейчас у него начнется какая-нибудь болезнь, которая через кровь и передается. И юбилей отмечал с пластырем на ухе.

А ведь сто раз читал у разных умных людей в книжках: не надо никогда никуда возвращаться.

Дело же писали.

Профессор и две вороны

Повесть

Давным-давно, когда профессор совсем не был профессором, а был просто студентом, он взял и женился. Его семейная жизнь начиналась в съемной комнате в доме на Третьей Фрунзенской улице, на втором этаже, где из вещей были диван, стол, два стула и шкаф. Это всё важно для дальнейшего повествования, потом узнаете, почему. Именно в это время профессор начал учиться готовить разнообразные блюда, чему во многом способствовало то, что жена его была поэт. Не скажу, что поэзия и вкусная еда – две вещи несовместные, но попробуйте как-нибудь попросить знакомого поэта или художника пожарить котлеты или слепить пельмени. И увидите, что получится.

Заметьте, я написал «увидите», а не «попробуете». Яичница с колбасой – вот удел поэтов.

Ну вот, а профессор поэтом не был ни тогда, ни потом. Он мог попытаться что-нибудь приготовить съедобное из быстро исчезающих в ту пору продуктов.

И в качестве учебного задания профессор сварил огромную кастрюлю супа из куска мяса, подаренного тещей. И тогда внезапно выяснилось, что холодильника у молодоженов нет. Есть, как вы помните, диван, два стула, стол и шкаф. Суп хранить негде.

И тогда найдено было истинное поэтическое решение (догадайтесь, кем) : суп будет храниться за окном! Прямо на подоконнике. Время зимнее, температура за окном лучше, чем в холодильнике, а большая красная кастрюля за стеклом – в этом есть своя новогодняя эстетика. Ну и прикольно.

И вот тут-то приходит время вороны.

Ворона видит суп, ворону суп пленил.

А если придерживаться фактов, то большая, серая и наглая, как крыса, ворона подлетела к кастрюле, сдвинула клювом крышку, вытащила мясо и улетела. И все это на глазах создателя супа и его жены, беспомощно прыгающих и машущих руками по другую сторону окна.

Так будущий профессор получил урок общежития, который сформулировал в следующей фразе: «Мало уметь варить суп, надо уметь привязывать крышку к ручкам кастрюли».

Профессор (теперь уже всамделишный) давно уже живет не на Третьей Фрунзенской улице, а в подмосковном городе Ямки, в доме, окна которого выходят на железную дорогу. Ранним утром в квартире профессора слышны гудки пролетающих мимо «Ласточек» и «Сапсанов», а поздно вечером – песни и брань пьяных мигрантов. Мигрантам нравятся Ямки. Профессору – не всегда.

Дверь подъезда дома профессора выходит на старый двор с большими деревьями, по очереди цветущими всю весну, а еще с детскими площадками, дорожками из плитки, скамейками и маленьким, но настоящим оврагом. Вот там, в этом дворе, профессор снова повстречал ворону, как-то по весне. А если быть совершенно точным, то это ворона встретила профессора. Профессор вышел из дома рано утром, чтобы отправиться на работу, и шел себе по дорожке, мимо цветущей вишни. А на дорожке, строго под вишней, сидела большая серая ворона, очень похожая на ту, что когда-то украла у профессора суп.

Профессор совсем не считал себя птичьим расистом, но для него все вороны были на одно лицо.

И вот эта ворона наклонила голову к земле, посмотрела на профессора пристально (я бы написал «набычилась», но ворона, ведущая себя как бык, придала бы истории оттенок античной трагедии) и ка-а-а-ак каркнет! И ладно бы, один раз. Профессор хотел ее обойти, но она отскочила вперед по дорожке и опять каркнула. А потом еще раз, теперь уже с ветки соседнего тополя. И дальше, все время, что профессор шел по двору, ворона каркала у него над головой. Правда, за пределы двора ворона не вылетела, осталась там, на ветке, каркнув пару раз напоследок.

Почему она выбрала профессора, чтобы об-каркать его? Она накликала на него беду? Или хотела о чем-то предупредить? Или у нее просто было плохое настроение, и профессор попал под горячее крыло? И почему она каркала именно в этот день, в который, кстати, с профессором ничего не случилось?

На все эти вопросы профессор смог ответить самому себе, лишь когда вспомнил любимое заклинание своей матушки.

Вот оно: «Незнаюпочему».

Профессор сочиняет хокку

Весна. Морось. Электричка. Профессор едет на работу. Он пытается читать, но никак не получается. Одно обстоятельство, сидящее напротив, не позволяет ему.

Профессор вздыхает, закрывает «читалку» в планшете и открывает блокнот. Он записывает хокку:

 
Женщина в красном.
Мажет тушью ресницы.
Корчится утро.
 

Профессор видит сон

Запись

Профессор проснулся уставшим. Еще бы: во сне он был рабочим богом этого мира. Работал он в Департаменте истории Земли и специализировался на России во всех ста одиннадцати реальностях, в которых Россия существовала.

В этом сне ему пришло письмо от руководства департамента с указанием немедленно подключиться к работе «Объединенной группы по выявлению и устранению грядущих угроз». Ребята из Департамента будущего уже провели ежегодный мониторинг, результаты которого – в прикрепленном файле. И теперь надо думать, как устранить самые угрожающие из угроз. Ну, знаете, как это бывает: мозговые штурмы, планерки, совещания … Вот всё это. Или можно все угрозы отвести самому. Это не возбраняется.

Профессор (а он и во сне был профессором) открыл файл и нашел раздел, посвященный Европе. В истории России определено 47 событий, следствия которых могут привести к частичному или полному уничтожению человечества в будущем, с горизонтом 500 – 1000 лет. События разделены на фразы, действия и бездействия. И сгруппированы по эффектам: частному и общественному (32 на 1 5). Необходимо срочно снизить эффект от каждого из событий в сознании людей, живущих сейчас. В идеале, о фразах нужно забыть, действия перетолковать, а бездействие представить как действия.

Нет, можно было, конечно, упереться, запросить финансирование и отправиться в прошлое каждой из реальностей, чтобы все исправить на месте. Но, во-первых, это надо с десяток снов потратить, а во-вторых, каждая устраненная, в реальности, угроза может вызвать пять-шесть новых.

Поэтому профессор сел к своему компьютеру (во сне это был суперкомп, с экраном во всю стену, без клавиатуры и мыши) и стал менять сознание ныне живущих людей, в тех реальностях, в которых обнаружены были угрозы. Начал с частных, они проще. Там надо было лишь чуть сдвинуть воспоминания двух-трех человек по каждому случаю. Серьезно повозиться пришлось лишь с интонацией во фразе: «Ой, ну всё».

Потом он перешел к общественным эффектам. И здесь началась работа профессионала. Нужно было подготовить общественный запрос на изменения в трактовках прошлого, по каждому из пятнадцати случаям. Затем – дать импульсы к подготовке научных и популярных статей, заметок и комментариев в блогах; к работе над телевизионными передачами, художественными и документальными фильмами; к проведению конференций и круглых столов, а также митингов, пикетов и демонстраций. В «России 103» пришлось даже залезть в голову к Председателю Госсовета.

Как там, в голове? Да много пыли. И каналы обратной связи пришлось прочищать.

В общем, много работы было этой ночью. Вот и устал. Но, может быть, теперь хоть стимулирующую надбавку по итогам года дадут.