Текст книги "Профессор пишет, наблюдает, играет"

Профессор виновато улыбается

Улыбка домашняя

Профессор бежал по городскому парку. Этот парк расположен в Ямках, на берегу канала имени Москвы, что роднит его (канал – не профессора) с водкой «Московской». Он (теперь уже профессор) делал так почти каждый день, выполняя программу «профессорского пятиборья», о котором еще не было случая написать. И сегодня – не случай.

Профессор бегает не на скорость, а на медленность, поэтому у него есть прекрасная возможность видеть все, что происходит вокруг. Ну, или ужасная возможность. Это зависит от восприятия окружающего нас ужаса.

Но в этом случае по сторонам все было очень мило, особенно серый котенок на руках у молодой женщины. Женщина сидела на скамейке. Котенок сидел у нее на коленях. Рядом сидела старушка и смотрела на них обоих. Картину Леонардо «Мадонна с младенцем и святой Анной» видели? Вот как-то так.

Только у Леонардо перед мадонной нет таблички, а здесь была. А на табличке было написано «Котенок уходит к Вам».

Профессор посмотрел на мадонну с котенком. Мадонна вопросительно посмотрела на профессора. И профессор, медленно пробегая мимо, виновато улыбнулся и покачал головой.

Потом, уже убежав из парка, профессор говорил себе, что неправильно брать котенка, а потом уезжать на работу на целый день. Ведь истинностное предназначение кошки состоит в том, чтобы находиться ровно в том месте, где человек собирается сесть, лечь, что-либо напечатать или хотя бы просто наступить. А если человека нет весь день, то где должна находится всё это время кошка? Идите найдите Шредингера и спросите у него. И пока он что-нибудь не придумает, кошка будет страдать.

Но в глубине души профессор понимал, что его виноватая улыбка объясняется совсем не заботой о будущем котенка, а нежеланием увидеть расцарапанные обои в своей квартире. Профессор уже давно жил один, а одиночки – они такие эгоисты.

Профессор возмущается

Профессор медленно бежал по дорожке парка, уворачиваясь от детей, собак, велосипедов и самокатов. Был первый теплый день лета. По этому случаю белки и дрозды попрятались. Парк наполнили совсем другие существа. Профессору белки нравились больше, но делать нечего, приходилось смотреть на тех, других. И вот, например, что он увидел: молодую женщину в белой футболке, на которой топорщилась надпись: «Нет ни стыда, ни совести. Ничего лишнего».

Профессор возмутился. Не внешне, конечно. Внешне он как бежал, так и бежал себе дальше. Но бежал он возмущенно.

«Как же, – повторял про себя профессор, – как же ничего лишнего? Ну, с совестью, может, оно и так. Но лишний вес-то точно есть».

Профессор разговаривает с бытовой техникой

Случай

Профессор купил себе пылесос-робот. Пылесос был китайский, не дорогой, но и не дешевый. Обычный такой, белый и круглый, с одной вертящейся щеткой и лампочкой, которая, почему-то, светит в пол.

Профессор зарядил его, нажал на кнопку и пошел на кухню. Обедать. Но так сразу пообедать не получилось, потому что пылесос нашел резинку, съел ее, остановился и запищал. Но потом, когда профессор резинку вытащил, все стало хорошо. Профессор обедал или бегал по парку, а пылесос чистил квартиру. Правда, вскоре у пылесоса появилась дурная привычка забираться под диван, застревать там и пищать. Пришлось профессору доставать толстые словари и засовывать их под диван. Как преграду.

– Я строю баррикады из слов, – сказал себе профессор. – А ведь это именно то, чем я занимаюсь всю жизнь.

И все стало совсем хорошо, пока пылесос не вытащил из розетки провод от телевизора и зарядку для ноутбука, запутал их и запутался сам.

– Что ж ты, дурашка, наделал, – сказал профессор, освобождая пылесос из проводов.

И понял, что говорит с пищащим механизмом, как будто он не профессор, а джедай какой-то.

Через пару дней профессор закрыл пылесос в ванной, чтобы тот там как следует все почистил. А тот сам открыл дверь, выбрался из ванной и стал пылесосить прихожую.

– И что тебе там не нравится? – бормотал профессор, ногой направляя механизм обратно в ванную. – Тесно, что ли?

Ничего ему пылесос не ответил. Он крутился по прихожей, а в ванную возвращаться не хотел.

А еще через пару дней профессор вернулся с пробежки и увидел, что пылесос потерял свой контейнер, но добросовестно тыкается во все углы, с китайской методичностью перекладывая пыль с одного места пола на другое.

Профессор нажал на кнопку «стоп» и вставил контейнер на место.

– Ну что, заново все начнешь или зарядишься сначала? – спросил он.

Профессор поставил пылесос на зарядку. Тот благодарно замигал.

Профессор постоял немного. Ему хотелось что-то еще сказать.

И он сказал: «Надо, что ли, имя тебе дать».

Профессор лечит подобное подобным

Выходные. Раннее утро. Профессор сидит за письменным столом. Перед ним листок бумаги, в руках ручка. Профессор собирается составить список.

Дело в том, что этой ночью профессору приснилась вся его жизнь и несколько ее не сложившихся вариантов. И все, что профессор увидел, было бесполезным, бестолковым и бессмысленным.

Он проснулся ни свет ни заря и понял, что его накрыло одеяло меланхолии, вылезать из-под которого бесполезно и бессмысленно. Он покопался в голове, чтобы выудить оттуда еще какое-нибудь слово с приставкой «бес», выудил «бездарно» и расстроился.

А на выходные у профессора было намечено несколько дел. Бестолковых, как он понимал теперь. И бессмысленных. И вот тут возникала развилка: можно было до конца дня решать вопрос, были ли намеченные дела бесполезными. Или же попытаться сделать какое-нибудь из дел, убрав, предварительно меланхолию в ящик для постельного белья.

Профессор решил, что он попробует. Он верил, что подобное лечится подобным, и поэтому решил вместо уже запланированных дел составить себе новый список.

Он поставил цифру 1 и написал: «Напиться». А чего бы вы хотели? Он же посреди России сидел. Он что, должен был написать: «Выпить чаю»? «Поплавать в море»? «Пойти заработать денег»? «Завести любовницу»?

Кстати.

Профессор поставил цифру 2 и записал: «Завести собаку. Маленькую». А затем под цифрой 3 : «Продолжить составление списка».

В таком виде список выглядел привлекательным (в смысле, совсем уже бестолковым), но невыполнимым, поскольку каждое из этих дел требовало от профессора невероятных усилий, прямо с утра. Поэтому профессор отложил список в сторону и выбрал самое мощное лекарственное средство. Он поставил скачиваться сериал.

Профессору сниться инопланетный кошмар

Еще один сон

Профессору время от времени снятся кошмары. Земные такие кошмары, преподавательские. Например, пришел лекцию читать, а ничего не помнишь. Или наоборот, всё прекрасно помнишь, рассказываешь подробно, а тебя никто не слушает. Совсем никто. Впрочем, это уже почти и не кошмар.

А тут приснился инопланетный. И на той планете коммуникация осуществляется не при помощи слов или изображений, а при помощи запахов. Нет там ни алфавита, ни иероглифов, ни какой-нибудь еще письменности. А для хранения информации используют специальные губки, последовательно сохраняющие ароматы. И чтобы эти ароматы не выветривались, эти губки делают в виде шаров разного объема и покрывают пластиком. И клапан еще есть.

Дома у него (во сне) оказалось много полок с такими шарами: зеленые – это его лекции (а он, конечно же, и здесь был профессором), синие – научная литература, красные – художественная, желтые – пресса, лиловые – искусство. Хотя, какое там искусство, профессор в том сне увидеть не успел, потому что собирался на лекцию. Он взял зеленый шар, с ароматом № 5, и пошёл на работу.

А еще на той планете нет ни сумок, ни портфелей, ни рюкзаков. И все ходят, как в американском кино про школьников и работу. Ну, там, когда какая-нибудь школьница вещи бросит в ящик и идет по коридорам, прижимая учебники и тетради к груди. Или когда кого-то увольняют с работы, и тот все свои вещи в картонной коробке несет. Прижимая к груди. Вот и профессор нес свой шар, прижимая к груди, да споткнулся и шар выронил. И покатился тот шар вдоль по улице, а потом по лестнице вниз и куда-то вдаль. А профессор все бежал, бежал за ним. И поймать его не мог.

Вот такой кошмар инопланетный.

Потом весь день ноги болели.

И спина.

Профессор испытывает боль

Печальная повесть

Профессор проснулся среди ночи от сильной боли в груди. Он полежал немножко с этой болью и решил, что надо перевернуться на другой бок. И заснуть. Перевернуться получилось с трудом, заснуть вообще не получилось. Боль была такая, как будто в груди поселился инопланетный зародыш, а потом он вырос и решил выбраться наружу. Ну, вы видели в кино, что я вам буду рассказывать.

Профессор у нас агностик, инопланетян он, в принципе, не отрицает. Но в зародыш у себя в груди не поверил. Поэтому он поднялся, включил компьютер, набрал в поисковике «острая боль в груди» и стал читать, что там написано на медицинских сайтах. Писали, что это, скорее всего, сердце поизносилось и теперь подает сигнал, что бьется только из одолжения. А это значит, что пора вспоминать лучшие моменты жизни и звонить родным и друзьям, особенно тем, кого давно не видел.

Но как же так, думал профессор, болит-то справа, а сердце-то…

Ну и что, писали на сайтах. Во-первых, сердце почти посредине. А во-вторых, оно может послать сигнал куда угодно, хоть в ногу.

Но нога у профессора не болела.

А если это все же не сердце (писали на сайтах), то тогда легкие. Что там есть-то в груди? Сердце да легкие. И всё. Но если это лёгкие, писали на сайтах, то тогда вы скоро начнете кашлять с кровью. Вызывайте тогда скорую и начинайте составлять список друзей и коллег.

«Ага, сейчас», – подумал профессор. Они сами будут решать, кому на поминки идти. И никто не придет. У всех свои дела.

Он подождал немного. Кашлять не хотелось, тем более кровью. Значит, не легкие. Там же еще пищевод есть.

Ну, может, и пищевод, писали на сайтах, но если пищевод, то уж лучше бы было сердце. А вообще-то это, вероятно, защемление нерва в позвоночнике. Тут все просто, идите к мануальному терапевту. Он вам выпишет направление на массаж, пять раз в неделю. Месяца три на массаж походите и будете совсем здоровый, но, правда, без денег.

А может, само пройдёт, подумал профессор.

Но на всех сайтах было написано: «Самая большая ошибка – думать, что пройдет само. Ничего само не проходит. Разве только ваша жизнь».

Профессор занимается самолечением

Героическая повесть

Мы оставили профессора посреди ночи перед компьютером, с острой болью в груди. Определить, что у него болит, путем обследования разных сайтов не получилось. Но это же не повод обращаться к врачу и отвлекать его от скрипучих старушек и скучных алкоголиков. «Надо намазать больное место мазью от ушибов и посмотреть, что будет», – решил профессор. Он же ученый, как-никак, а ученых хлебом не корми – дай провести эксперимент на себе. Профессор достал коробку с мазями, нашел красный тюбик фенистил-геля со сломанной крышкой и нанес мазь на больное место, а также еще на разные места, потому что мази вылезло очень много.

Боль меньше не стала. Тогда до профессора начало доходить, что фенистил, вообще-то, не от боли в мышцах. Он от чего-то такого на коже, чего у профессора, в общем-то, нет. Профессор снова достал коробку с мазями и откопал там тюбик долобене. И пока наносил эту мазь на больное место, стал думать, что как она теперь доберется до центра боли, если все каналы перекрыты фенистилом?

Профессор поплелся в душ и смыл обе мази. А пока смывал, решил, что ну ее, эту долобене. А намажется он лучше вольтареном эмульгелем, «проникающим глубоко в кожу», как было сказано в какой-то рекламе.

Он нашел еще один красный тюбик, выдавил гель, сантиметра на два, и начал мазать. И почти сразу понял, что это, во-первых, не гель, а во-вторых, не вольтарен, потому что ощущения были такие, что он набрал в руку охапку сухих еловых иголок, нет – суровой крапивы, нет – раскаленных углей, и теперь натирает ими грудь. Захотелось прыгать до потолка и бегать по стенам. А это и не был вольтарен. Это был финалгон, тоже в красном тюбике. Надо было очки на нос надеть, когда в коробке с мазями копался.

Профессор не стал бегать по стенам. На стенах у него висят картины. Он боялся, что наступит на гвоздики, за которые крепятся эти картины, и поранит ступни. Поэтому он немного попрыгал до потолка, а затем уже попрыгал в ванную, чтобы смыть с себя эту гадость.

Но финалгон смыть невозможно. Он просто сжигает кожу, чтобы добраться до мяса. А там уж как пойдет.

В общем, профессор еще какое-то время прыгал. Часа два. Или три. А потом обнаружил, что боли в груди больше нет. Что и не удивительно. Если человек выживает после финалгона, то никакие болезни ему не страшны.

И профессор стал собираться на работу. Утро же. Пора.

Профессор покупает рисунок

Путевые заметки

У профессора в прихожей висит рисунок: мужчина и женщина танцуют танго под фонарем. Называется рисунок «Сon el tango en el alma», и нарисован он был в городе танго – Буэнос-Айресе, Аргентина. Профессор никогда не был и никогда не будет в Буэнос-Айресе, а за рисунком этим он ездил во Франкфурт-на-Майне.

Ну, то есть, конечно, не специально за этим рисунком. Просто профессор, в своем стремлении к самому синему морю, взял билет на рейс в субботу, с таким расчетом, что прилетит он во Франкфурт утром, а продолжит полет ближе к вечеру. А там, во Франкфурте, по субботам блошиный рынок, на берегу реки Майн.

Ну вот.

Он нашел рисунок лежащим на земле, на коврике, рядом с пустыми рамками для фото; потертыми кошельками, без денег внутри; одинокими чашками, тоскующими по своим блюдцам, и пластмассовыми сувенирами, которые больше никому ни о чем не напоминают. Было холодно, все вокруг дрожали и ежились, даже фарфоровые фигурки у ног продавца. Профессор отдал пожилому старьевщику двадцать евро, положил рисунок в свой синий рюкзак и увез его в тепло, к самому синему морю. А оттуда – к себе в Ямки.

И получилась такая история.

Этот рисунок нарисовала художница по имени Мерседес в 1989 году. Он висел в ее мастерской, куда забрел как-то заезжий турист из Германии. Я думаю, он был пожилым человеком, молодые люди редко выбираются из Франкфурта в Буэнос-Айрес. Им работать надо, строить свою жизнь. Да и двадцать евро им есть на что потратить, помимо рисунка.

А это был пожилой сентиментальный немец. Может быть, даже в шляпе с пером. Он купил рисунок, увез его к себе в Германию и повесил его на стену у себя в доме. А через четверть века он умер, и его сын или внук отдал ненужное ему имущество старьевщику. И рисунок тоже. Он же, этот наследник, никогда не был в Аргентине, не пил мате, не брызгал соком горячей эмпанады, не танцевал ночью танго под фонарем со случайной встречной, что ему этот рисунок. То ли дело пустые белые стены. И два эстампа на них.

И он, этот рисунок, целый год или два лежал на земле, каждую субботу (а все остальные дни в пыльной коробке), пока его не купил пожилой русский турист, который, так уж случилось, специально для этого прилетел во Франкфурт в конце зимы. А теперь рисунок висит на стене, в прихожей, в квартире профессора в городе Ямки, в тепле и уюте. И думает, что с ним будет через четверть века.

Потому что картины, как попугаи.

Они переживают своих хозяев.

Профессор и тишина

Роман-биография

Профессор любил тишину. Любовь его была одинока. Я хотел было дальше написать что-то вроде: тишина не любила профессора. Но с тишиной я никогда не встречался, интервью у нее не брал. И писать о ее чувствах к профессору не имею морального права.

Профессор жил в таком месте, куда тишина не забредала, даже по ночам. Метрах в двухстах от его окон разбит городской парк. А там, в парке, в далеких восьмидесятых была танцевальная площадка. Музыка там гремела, как и положено, с вечера пятницы и до утра понедельника. И профессор, как только поселился в этом доме, выучил наизусть (и возненавидел) весь репертуар групп «Пламя» и «Модерн токинг». Но это еще не беда. У профессора тогда родилась дочка, которая отказывалась засыпать под музыку и первые пять лет своей жизни сама не спала по выходным и не позволяла спать родителям.

Но все проходит. Дочка «прислушалась» и стала засыпать, получив прививку массовой культуры. А с окончанием советской власти, как-то сразу, парк забросили, танцплощадку закрыли. Зато появились разные мелкие забегаловки, каждая с динамиком у двери. Что там неслось по ночам из динамиков, уже и не вспомнить. Но что-то на редкость безобразное.

Именно в те годы профессор разработал теорию, позже широко распространившуюся в кругах культурологов. Теория эта состояла в том, что весь репертуар российской попсы может быть сведен к двум архетипическим мотивам. Один – женская горькая заплачка. Второй – мужской пьяный перепляс. Кроме того, профессор много ходил по этим забегаловкам, пытаясь урезонить их владельцев. Почему его ни разу не побили, он не знает. Все же криминальная составляющая девяностых годов сильно преувеличена.

Зато все эти забегаловки подолгу не жили: полгода – год. И закрывались одна за одной. И открывались другие. В те годы профессор понял, насколько мудро выражение: «Живи в России долго и не дергайся. Тогда ты увидишь, как по реке времени проплывают твои враги». Ах да, извините, «трупы твоих врагов». Так, кажется.

В начале двухтысячных одна-единственная выжившая забегаловка (бывшая в советское время пивной «стекляшкой») была преобразована в кафе «ROYAL». Да, именно этими буквами. А если бы вы увидели шрифт, то непременно сошли бы с ума. Профессорские ночи стали особенно невыносимыми. Он обращался с жалобой в тогдашнюю милицию, городскую администрацию и роспотребнадзор. Наконец испробовал особое средство: написал и опубликовал рассказ-сон, в котором персонаж выжигает кафе «ROYAL» огнеметом. И то ли рассказ помог, то ли роспотребнадзор (милицию не предлагать!), но роялисты сделались тише, и теперь их слышно редко, лишь по большим летним праздникам. Зато напротив окон, закрывая вид на парк, кто-то, жадный до денег, выстроил торговый центр и развесил по периметру динамики со всё той же несмываемой попсой, с девяти до девяти каждый день. И никакие средства тут не помогали.

Тогда профессор пошел на крайний шаг: стал жить так, чтобы не слышать этой музыки. Как будто ее не существует вовсе. Он вставил пластиковые окна и отрывал окно лишь в той комнате, из которой уходил. Он никогда не ходил мимо этого торгового центра, выбирая длинные обходные пути. Он, само собой, никогда ничего там не покупал. Бойкот – значит бойкот.

И это помогло! Правда, как всегда, кривым способом: к торговому центру пристроили еще одно помещение, строго напротив окон профессора. Старый динамик оказался внутри торгового центра, новый не повесили.

Если вы думаете, что на этом история заканчивается, то зря. Все ещё впереди.

Дочь профессора давно выросла, уехала из дома и поселилась далеко-далеко. У самого синего моря. Профессор навещал ее недавно в белом домике, стоящем на улице, где когда-то жили только рыбаки. Он занес свой черный чемодан в комнату, выходящую окном на голубой залив необыкновенной красоты, и немедленно открыл окно. Дочь не успела ему помешать. Серые волны арабо-французской попсы накрыли его с головой, отбросили от окна к противоположной стене.

– Там, на другом берегу залива, пляжное кафе, – сказала дочь. – По вечерам бывает слышно музыку.

Профессор выглянул в окно. Там, на другом берегу залива, действительно было кафе. А строго над ним высилось здание отеля с названием ROYAL RIVIERA. Этими самыми буквами.

Потому что от судьбы не уйдешь.

…на работе

Профессор смотрит по сторонам

Утром, по дороге на работу, профессор увидел:

строго одетого лысого мужчину среднего возраста, читающего настоящую бумажную книгу и использующего, в качестве закладки, купюру в сто рублей;

степенного старичка с рюкзаком за плечами, перелезающего через забор на станции Петровское-Разумовское;

молодую азиатку с огромными глазами и двумя железяками, воткнутыми в нос и в губу;

юношу, по виду – студента, говорящего в пустоту, без телефона и гарнитуры, а потом внимательно выслушивающего ответ.

А еще он услышал разговор двух одинаково невзрачных мужичков, начинающих свою речь с неизвестного профессору речевого оборота:

– Даяльть не дам, – говорил один.

– Даяльть и не жду, – отвечал другой.

– Боже, где я живу, – произнес вслух профессор.

Никто ему не ответил.

Профессор проверяет работы

Профессор проверял эссе по культурологии. Он дал задание пойти в музей, выбрать картину и написать, как в этой картине отразился стиль эпохи. Вот эссе по картине «Юдифь». Неплохо. Есть приметы стиля. Ярко выражено личное отношение к теме. Вот второе эссе на тему картины «Юдифь». Написано с явной заинтересованностью в предмете. И третье. И еще.

Что ж так много-то? И все написаны студентками. Не студентами. А, ну да. Молодая женщина отрезает голову пожилому мужчине. И все рады.

– А вот если бы, – подумал профессор, – в музее имени Пушкина висела бы картина «Студентка, отрезающая голову профессору» …

Что-то шея заболела.

– Не буду больше сегодня проверять, – решил профессор.