Текст книги "«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1"

Стервятники

Одно из первых описаний Ипатьевского дома после цареубийства принадлежит екатеринбургскому журналисту Н. Молочковскому. Его очерк «К пребыванию Николая II в Екатеринбурге» был опубликован в газете «Уральская жизнь» в августе 1918 г.

В доме, по его словам, царил полнейший безпорядок, свидетельствующий о том, что покидали его в крайней спешке. Около печей каминов были целые кучи полусожженных бумаг и разного мусора.

«…Караульный, заглянув в печь, вытащил оттуда помятую, со сломанным замком коробку фирмы “Фаберже”, в которой оказалась полуистлевшая записка, где ясно можно прочитать надпись “золотые вещи, принадлежащие Анастасии Николаевне”. Тут же валялись полуобгоревший детский погон подъесаула с инициалами “А.Н.”, разорванный на части портрет Григория Распутина, стреляные гильзы…

В столовой в шкафу находится небольшое количество посуды, а в нижнем отделении в хаотическом беспорядке лежат иконы самого разнообразного формата. Мое внимание остановилось на чудном письме Аба лакской иконы Б[ожией] М[атери]. Смотрю, на обороте надпись карандашом: “Дорогой Татьяне благословение на 12 января 1918 г. Тобольск. Папа и Мама”. […] Тут же небольшая икона старинного письма с изображением Георгия Победоносца […] с надписью на обороте “Х.В. Маша. 1913 г.”

… Выходящая из столовой на балкон дверь закрыта железной ставней, на балконе, очевидно, дежурила стража и стоял пулемет… Из дома спускаемся во двор… Со двора идет вход в садик, огороженный тёсом. В садике скамейки, колодезь и много зелени»²⁰.

Не лишним тут будет напомнить краткую хронологию событий:

25 июля Екатеринбург был освобожден от большевиков.

30 июля, постановлением Екатеринбургского Окружного суда началось следствие, которое поручено было вести следователю по важнейшим делам А.П. Наметкину.

12 августа ведение расследование было передано члену Екатеринбургского Окружного суда И.А. Сергееву.

18 ноября в результате переворота в Омске единоличная верховная власть во Временном Всероссийском правительстве (Директории) перешла к военному и морскому министру адмиралу А.В. Колчаку, ставшему Верховным Правителем России.

17 января 1919 г. А.В. Колчак поручил надзор за ведением расследования генерал-лейтенанту М.К. Дитерихсу.

6 февраля расследование дела по цареубийству было передано следователю по особо важным делам Омского Окружного суда Н.А. Соколову.

Большую роль в перевороте 18 ноября, считают исследователи, сыграли англичане.

Слабосилие лево-социалистической Директории не внушало им доверия. Требовалась твердая рука, которой, как они предполагали, можно было управлять. Какое-то время так и было, пока природа русского человека не взяла своё. Но это уже отдельная история…

Ведущую роль в возведении адмирала на пост Верховного Правителя историки приписывают трем англичанам: полковнику Уорду, генералу Ноксу и дипломату Элиоту.

На первый взгляд, это были люди совершенно разного калибра.

Командир британского добровольческого экспедиционного отряда полковник Джон Уорд (1866–1934) – сын штукатура, тред-юнионист, лейборист, парламентарий. Именно он сопровождал адмирала А.В. Колчака во время его поездки в Екатеринбург 9 ноября 1918 г.

Полковник Джон Уорд и один из организаторов чехо-словацких легионов в России генерал французской армии Милан Штефаник (1880–1919) во время инспекции на Уссурийском фронте

Генерал-майор Альфред Уильям Фортескью Нокс (1870–1964) в 1911–1918 гг. был британским военным атташе в России. Находился в Царской Ставке. Тесно сотрудничал с британским послом Джорджем Бьюкененом. Будучи одним из крупнейших британских специалистов по России, симпатизировал корниловским элементам в армии, поддерживая их стремление установить военную диктатуру.

Именно он предложил адмиралу А.В. Колчаку, опираясь на британскую помощь, воссоздать Русскую армию в Сибири, давая ему в своих донесениях в Лондон весьма лестные характеристики: «…Нет никакого сомнения в том, что он является лучшим русским для осуществления наших целей на Дальнем Востоке».

Назначенный начальником Английской военной миссии в Омске, генерал Нокс ведал поступающим из Англии снабжением Восточного фронта, организовав подготовку британскими инструкторами русского офицерского состава.

Наконец, третьей, пожалуй, самой важной для нашего дальнейшего повествования, фигурой является Чарльз Нортон Элиот (1862–1931).

На футбольном матче. Верховный Правитель А.В. Колчак и А.В. Тимирева (сидят). Рядом с Тимиревой, скорее всего, жена генерала А.Н. Гришина-Алмазова – Мария Александровна, урожденная Захарова, свидетель последних дней адмирала, описавшая их потом в харбинской газете. Позади адмирала стоит генерал Альфред Нокс, в центре (справа у скамейки) – служивший при английском генерале полковник Павел Павлович Родзянко (1880–1965) с группой офицеров Британской военной миссии. Омск. Весна 1919 г.

Он был не только дипломатом, но и биологом, выпускником Оксфорда. Первая часть его жизни была посвящена дипломатической службе: Россия (в 1886–1892 гг. он был 3-м секретарем британского посольства в Петербурге), Марокко (1892), Турция (1893), США (1899). В 1900–1904 гг. его назначили комиссаром протектората Британская Восточная Африка.

В 1905 г. он резко меняет свою жизнь в пользу академической карьеры: с 1905 г. Элиот вице-канцлер Шеффилдского университета, а с 1912 г. переходит на такую же должность в Гонконгском.

Чарльз Нортон Элиот

В 1918 г. Чарльзу Элиоту пришлось вернуться на дипломатическую службу. 16 августа он получил назначение Верховным комиссаром и генеральным консулом в Сибири. Ехать предстояло в Омск.

5 октября 1918 г. Чарльз Элиот получил новый приказ: выехать в Екатеринбург с «ознакомительной миссией, касающейся Императорского Семейства».

Ему предстояло «расследовать обстоятельства исчезновения Царской Семьи», вне зависимости от находившегося в городе консула Томаса Престона.

Наверное, Foreign Office требовалась независимая – из разных источников – информация, чтобы на ее основе уже делать выводы и вести выверенную политику.

Однако не исключено, что миссия комиссара Элиота была и не столь уж однозначна. «Был ли сэр Чарльз, – задается вопросом в своей книге американская исследовательница Шэй МакНил, – в самом деле направлен британским правительством с миссией по поиску фактов или его роль была сеять дезинформацию, которая могла в конечном счете отрезать оба пути из-за преднамеренной двусмысленности?»

Вообще после изгнания большевиков в Екатеринбург, словно мухи на мед, стали слетаться представители самых разных сил. Много было иностранцев.

Помимо англичан были французы и американцы.

«Пол Джеймс Рейни, американский путешественник, – описывает фрагмент сделанной им киносъемки современный исследователь, – прибыл в Екатеринбург в июле 1918 года вместе с чехами.

Уникальные кадры дома Ипатьева в первые дни после убийства Царской Семьи

Оба забора (наружный и внутренний) уже разобраны, но их остатки лежат вдоль Вознесенского переулка (слева). Видно окно расстрельной комнаты (второе снизу слева по Вознесенскому переулку). Будка часового наружной охраны не разобрана. Хорошо видны чердачные окна, в ближнем к углу дома (как раз над комнатой Государя) стоял пулемет […] Не видно четко, освобождены ли стекла окон от закраски и заклейки. Часовня на месте алтаря церкви XVIII века цела»²¹.

Другим «союзным» дипломатом в Сибири, следившим в 1918–1920 гг. за расследованием цареубийства, был француз Мартель.

«…В исторической литературе, – считает красноярский исследователь Станислав Зверев, – в отличие от данных о политическом влиянии Престона и Элиота, не имеется достаточного числа сведений по Мартелю, ввиду его кратковременного пребывания в Сибири…»

Далее он приводит две довольно любопытных выписки.

Первая из книги генерала П.П. Краснова «От Двуглавого Орла к красному знамени»:

«Граф де Мартель – видный масон. Не коньячный, конечно, а генерал… Он приехал к адмиралу Колчаку – и… чехословаки изменили, а генерал Жанен предал на смерть Колчака. Настало время нажать кнопку – её нажали – и Колчака не стало. Перед крушением Деникина Мартель был у него. Теперь он едет к Врангелю».

Дарственная надпись генерала П.Н. Краснова на втором томе первого издания романа-эпопеи «От Двуглавого Орла к красному знамени» (Берлин. 1921) писателю и предпринимателю В.П. Крымову (1878–1968). Собрание московского музея «Наша Эпоха»

Вторая – из книги «Герои и изображаемые портреты» (Берлин. 1922) русского эмигрантского писателя и публициста В.И. Рындзюна (1897–1953), писавшего под литературным псевдонимом «А. Ветлугин»:

«Начиная с 1919, меня крайне интересовал граф де Мартель, французский верховный комиссар для белых армий и для лимитрофов. Есть ли что-нибудь роковое в его лице, в голосе, в манерах? Оказывается, ничего: обычный французский дипломат, архилюбезный, архикрасноречивый, архипредупредительный. Никакой угловатости, никакой отличительности, никакого особенного поворота зрачка… А между тем этот человек был определённым джеттаторэ.

С его приездом в Сибирь счастье изменило Колчаку – начался развал, закончившийся иркутской трагедией. С его приездом в Закавказье кончается кратковременное цветение южных республик: падает Баку, агонизирует Тифлис и де Мартель переезжает в Крым».

Однако граф Дамьен де Мартель (1878–1940) оказался вовсе и не столь уж неуловим.

Дипломатическая его карьера началась в 1908 г., когда он был назначен поверенным в делах французской миссии в Пекине. На его глазах происходила революция 1911 г., завершившаяся отречением малолетнего Императора Пу И.

Вероятно, его действиями были довольны, поскольку он получил повышение, заняв пост полномочного посла. А в 1918 г. его, видимо, как имевшего опыт пребывания в стране во время революционных событий, направили в Россию.

Во время своей русской командировки бывал он и в Екатеринбурге, останавливаясь у британского консула Престона.

В дальнейшем граф завел контакты с эсерами, заявив в 1919 г. себя сторонником переговоров Франции с большевиками.

Роль Мартеля несколько проясняют мемуары генерала Жанена. Вспоминая свой разговор с министром иностранных дел колчаковского правительства И.И. Сукиным в конце мая 1919 г., он пишет:

«Я энергично настаивал, чтобы он направил адмирала на путь смягчительных мер и ослабления режима, которые многие объясняют реакционными намерениями. […] Я указал министру, что для восстановления престижа адмирала было бы лучше не увеличивать количества людей, гниющих без суда в тюрьмах. Не думаю, чтобы он убедился в необходимости либеральных мер; у меня […] осталось впечатление обратного.

Мы получили по радио текст благодарственной телеграммы, адресованной Колчаком Пишону [министру иностранных дел Франции. – С.Ф.] в ответ на поздравления […] Телеграмма полна трогательного либерализма. Колчак, хотя и подписал телеграмму, составленную Мартелем, но это вовсе не означает, что здесь так именно думают или имеют хотя бы малейшее намерение провести все это в жизнь. Во всяком случае, вчера Сукин отказывался что-нибудь в этом отношении сделать. Чтобы быть “признанным”, они подпишут все, что угодно. Как я уже говорил Мартелю, это опасная игра. В Париже, где есть охотники развешивать уши, это будет принято за чистую монету…»

В первых числах июня, читаем далее у Жанена, «адмирал отбыл […] на фронт, Мартель поехал, чтобы передать ему обширную телеграмму, полученную из Парижа. Кажется, в ней ставят условием его “признания” ряд гарантий о выполнении либеральных и демократических обещаний. Не знаю, говорится ли в телеграмме и об избирательном праве для женщин […] Здешняя публика, учитывая материальные и моральные выгоды, которые доставит им «признание», будет обещать все, что от нее потребуют, и даже больше. Другое дело – сдержать обещание». (А забавно, чем все-таки были озабочены в 1919 г. в России «союзники»: недостатком либерализма и правами женщин, которые, кстати, в избытке предоставили слабому полу большевики.)

В гораздо большей степени на виду была деятельность генерала Мориса Жанена.

Верховный комиссар Французской республики в Сибири граф Дамьен де Мартель среди французских и английских офицеров. Омск. Лето 1919 г.

Сразу же после выступления чехо-словацкого легиона 4 августа 1918 г. его назначили командующим войсками Антанты в России. С ноября он начальник Французской военной миссии при Российском правительстве адмирала А.В. Колчака и главнокомандующий чехо-словацкими войсками в России. А с января следующего года еще и представитель Высшего межсоюзного командования и главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке. Именно он отвечал за эвакуацию войск чехо-словацкого корпуса сначала во Владивосток, а оттуда в Европу.

Р. Гайда в своем кабинете, находившемся в Ипатьевском доме. Редкая открытка из коллекции С.А. Савченко

Жанен неоднократно посещал Ипатьевский дом. Некоторые из визитов описаны в его мемуарах «Моя миссия в Сибири» (Payot. Paris. 1933):

26 декабря 1918 г.: «Встреча с генералом Гайдой. Штаб Гайды работал хорошо. Он был расположен на первом этаже Ипатьевского дома, видевшего смерть Императорской Семьи. Ничто в этих комнатах не напоминало об этих мрачных событиях, кроме личного кабинета Гайды, который до этого был комнатой, отведенной Царю и Царице. Возле одного из окон надпись Царицы: дата “17/30” апреля со “свастикой”. Я удивился, что ни один любитель сувениров не похитил их, тогда как я, признаюсь, имел большое желание сделать это…»

16–17 февраля 1919 года Верховный Правитель России адмирал А.В. Колчак в сопровождении генералов Д.А. Лебедева, М. Жанена, Р. Гайды, Б.П. Богословского и М.К. Дитерихса, прокурора Екатеринбургского Окружного суда В.Ф. Иорданского и других посетил Ипатьевский дом. Здесь их информировали о ходе следствия и обстоятельствах убийства Царской Семьи. Именно тогда адмирал А.В. Колчак сказал историческую фразу о том, что дом этот приобретает теперь важное историческое значение для потомства. (Слова эти, несомненно, взяли на заметку. Тот же генерал Жанен. Неизвестно, кстати говоря, сопровождал ли его в тот день состоявший при нем французский офицер Зиновий Пешков, брат Янкеля Свердлова. Но если даже и нет, всё равно, конечно, знал, о чем там шел разговор.)

15 мая 1919 г. генерал Жанен вновь побывал в Ипатьевском доме, на этот раз с разрешения следователя Н.А. Соколова.

Но об этом посещении мы расскажем позднее, к месту. А пока о визитах туда других французов.

Один из них – капеллан, аббат Альбер Грасье (1874–1951), находившийся в чехо-словацком корпусе.

Этот известный французский богослов, историк и литератор не раз бывал в России еще до революции, стараясь понять Православие и донести правду о нем до французской публики. В 1917 г. премьер-министр Жорж Клемансо включил его в состав официальной дипломатической миссии с целью «сближения католической и православной церквей».

Миссия в растерзанной революцией и гражданской войной России окзалась безуспешной, зато аббат в 1917–1919 гг. объехал всю страну – от Малороссии до Сибири. Осенью 1919 г. он возвратился на родину.

В своем неопубликованном дневнике «Сибирь. 1919» содержатся упоминания о посещении им Ипатьевского дома.

22 января 1919 г.: «Хорошая погода. Хотел найти французскую миссию. Меня проводили в Чешский штаб, который располагался в доме, где был заключен с апреля по июль 1918 года Император и Его Семья. Это обыкновенный буржуазный дом, на вид еще новый, одноэтажный… Рядом церковь Вознесения Господня и дом купца Харитонова. Напротив этой мощи дом Ипатьева, который служил Царской тюрьмой, кажется совсем маленьким. Но он вовсе не лачуга: комнаты чистые, просторные и светлые.

Адмирал А.В. Колчак с представителями союзных держав на Георгиевском празднике в Омске 9 декабря 1918 г. Справа от Колчака: генерал Морис Жанен, заместитель Верховного комиссара Французского правительства граф де Мартель, представитель отделения Чехо-Словацкого Национального Совета Б.И. Павлу

Без эмоций туда зайти невозможно. Вот столовая, где располагается чешское правление, чуть далее – комната Царя и Царицы. В ней 4 окна, два из которых выходят на площадь Вознесения, а другие на улицу, которая ведет к реке. Комната выходит в некое подобие прихожей, она, в свою очередь, служила комнатой для юных Принцесс. Маленький Цесаревич, как мне сказали, жил вместе с Родителями.

В настоящее время за решетками окон видно площадь, церковь и совсем близко что-то вроде маленькой часовни, скорее стелы, с иконами. Но взоры бедных заключенных могли отдыхать только лишь на двойных деревянных ограждениях, которые окружали дом. Их охраняли снаружи и изнутри: до крыши были установлены пулеметы. Какая драма развернулась в этих стенах в ожидании еще большей трагедии, которая разыграется в подвале 17 июля 1918 года!

Ипатьевский дом. Кадр из документальной съемки. Осень 1918 г.

Сегодня туда спускаться нельзя. Остается довольствоваться лишь осмотром верхних комнат. Внимательно обводишь взглядом стены: не сохранили ли они каких-либо следов, тайн? Да, есть, там нескладно начерченные цифры. Вот в оконном проеме свастика, сопровожденная датой 14/27 апреля, единственная надпись, сделанная рукой Императрицы.

На стене читаем (написано совсем другим почерком): “ангелы-хранители” на французском и Жизнь Иисуса Христа. И это все, что мне удалось обнаружить на этих стенах, которые могли бы рассказать об этом еще».

26 января: «Утром пошел повидаться с епископом Екатеринбургским Григорием Яцковским. Настоящий великан – “русский богатырь”. Он был очень любезен. Немного поговорили о политике: он ей почти не занимается. Не смогли удержаться от воспоминаний о жертвах Царской трагедии: “Они вышли из Ипатьевского монастыря и закончили в Ипатьевском доме”».

23 февраля: «Вернулся в дом Ипатьева. С несколькими французами мы спустились в подвал, где и были убиты Жертвы. Это не подвал, а настоящая комната, с полом, потолком, стенами, оклеенными обоями, и окном на нисходящую улицу. Два куска стены и пола были вырезаны и вынуты как вещественные доказательства комиссией по расследованию, созданной адмиралом Колчаком. Если хорошо присмотреться, там видны следы пуль браунинга: я их видел в глубине на двери, которая ведет к какому-то чулану, расположенному позади комнаты. Один солдат с помощью ножа на наших глазах вынул маленькую пулю, застрявшую в дереве… Капитан Суб вернулся из Омска. В качестве юриста он должен заняться расследованием убийства Императорской Семьи»²².

Что это за «капитан Суб», чье это было расследование и для кого его вели – всё это пока что неведомо…

Миф о «спасении»: создатели и ретрансляторы

Дело фальсификации обстоятельств цареубийства, начатой большевиками, немедленно по освобождении Екатеринбурга подхватили западные «союзники» и все внутрироссийские силы, так или иначе следовавшие в их фарватере.

Что касается представителей Запада, то в их деятельности в интересующей нас области прослеживаются три основные тенденции: скрытая перепроверка фактической стороны дела, с одновременным внедрением в общественное сознание определенной (дозволенной и полезной) точки зрения и установлением контроля за русским следствием. Чуть раньше мы приводили выдвинутое американской исследовательницей Шэй МакНил предположение о том, что истинной миссией посланного Английским правительством в Екатеринбург генерального консула в Сибири Чарльза Элиота было, скорее всего, не получение информации о судьбе Царской Семьи (хотя, наверное, и такая задача тоже ставилась), а «дезинформация» по этому поводу.

Генерал Р. Гайда и Верховный комиссар и генеральный консул в Сибири Чарльз Элиот на параде войск Сибирской армии. Екатеринбург. Площадь у кафедрального Богоявленского собора. 30 апреля 1919 г.

Сэр Чарльз получил приказ отправиться в город 5 октября, в то время как Екатеринбургский консул Томас Престон еще 16 сентября, по свидетельству авторов «Досье» Саммерса и Мангольда, доносил в Лондон о том, что «не найдено никаких следов трупа» (Императора Николая II), а «остальная часть Членов Императорской Семьи была увезена в неизвестном направлении».

Иными словами Престон присоединился к версии цареубийц, хотя и был, как мы уже писали об этом ранее, хорошо и всесторонне информированным, да к тому же находившимся в тесных отношениях с местной большевицкой верхушкой.

Штаб американских экспедиционных сил во Владивостоке. Фото из книги Карла Аккермана

Таким образом, у истоков фальсификации стояли именно англичане. Однако, держась в тени, первую роль в публичном пространстве они уступили американцам. Именно последние и были хорошо заметны.

В первую очередь это были журналисты, участие которых дополнительно мотивировалось еврейским происхождением их лично и СМИ, которые они представляли. (Понимая, что так или иначе придется отвечать за содеянное их единоплеменниками в Екатеринбурге, они были заинтересованы в упреждающем ударе.)

Именно два таких корреспондента и прибыли в Россию в конце 1918 г.

Въезжали они через Дальний Восток, контролировавшийся американцами.

Об одном из журналистов – Германе Бернштейне (1876–1935) – мы уже упоминали²³. Речь, напомню, шла об интервью в «New-York Tribune» – влиятельной американской газете, лондонскими корреспондентами которой в 1851–1861 гг. состояли Маркс и Энгельс, – взятом в конце декабря 1918 г. Бернштейном у ведшего в ту пору следствие по цареубийству своего единоплеменника И.А. Сергеева.

Тот, как уже было сказано, категорически заявлял, что убит был Один только Царь со слугами (привет, как говорится, от «товарища Гейне»: «Von seinen Knechten umgebracht»!).

Атаман Уссурийского казачьего войска генерал Калмыков с лейтенантом армии США Брауном в Хабаровске

Одновременно с Германом Бернштейном там появился сотрудник газет «Saturday Evening Post» и «New York Times» Карл Уильям Аккерман (1890–1970), въехавший во Владивосток (мы это точно знаем) 7 сентября.

Одновременность въезда обоих еврейских журналистов из США устанавливается документально при помощи сопоставления двух фотографий: одной из книги Аккермана, изданной в 1919 г. в Нью-Йорке, и другой, найденной нами на одном из интернет-ресурсов, атрибутируемой там, как «Атаман И.П. Калмыков с американскими офицерами Карлом Акерманом (Karl Akerman) и Бернштейном (Bernstein). Хабаровск»²⁴.

Разумеется это никакие не «офицеры», а те самые журналисты.

То, что оба газетчика оказались под крылом тесно сотрудничавшего с американцами атамана И.П. Калмыкова (1890–1920), – тоже довольно любопытная деталь. Особенно если вспомнить о поддержке Калмыкова генералом С.Н. Розановым, тем самым, который, вопреки приказу Верховного Правителя А.В. Колчака, освободил – по указанию «союзников» – поднявшего в ноябре 1919 г. эсеровский мятеж во Владивостоке разжалованного генерала Р. Гайду.

Адольф Окс

Карл Аккерман в 1915–1916 гг. работал в «New-York Tribune», а потому не мог не быть знаком со своим спутником Германом Бернштейном.

На сей раз Аккерман представлял газету «New York Times» – крупнейшую по тиражу (после «The Wall Street Journal») американскую газету, принадлежавшую еврею Адольфу Саймону Оксу (1858–1935)[11]11
  Адольф Оке был сыном Джулиуса Окса и Берты Леви – евреев-эмигрантов из Баварии. Женой его была Эффи Вайс, дочь раввина, одного из лидеров реформированного иудаизма. Являясь активным членом Антидиффамационной лиги, Оке использовал свое влияние на американские СМИ с целью прекращения печатания карикатур и сатиры на евреев в прессе США.


[Закрыть].

Однако журналистское удостоверение было для Аккермана лишь прикрытием настоящей его деятельности.

Предваряя прибытие журналиста в Россию, Госсекретарь США Роберт Лансинг, сделал относительно него личные указания соответствующим службам, рекомендуя его «для сотрудничества […] в американской службе информации и в сборе разведывательных сведений». Выяснилось также, что Аккерман не только работал на Госдеп, но получал жалованье от этого ведомства.

Эта его работа прослеживается еще ранее: еще в 1917 г. появилась его статья «Germany, The Next Republic?», в которой он обсуждал пути успешной демократизации в посткайзеровской Германии.

О довольно высоком статусе журналиста свидетельствует его посредничество в переговорах начала 1920-х годов между Ирландским и Британским правительствами.

Эдвард Манделл Хауз

Как пишут Саммерс и Мангольд, Аккерман «был личным другом и доверенным лицом советника по иностранным делам президента Вильсона в 1918 году, полковника Хауза[12]12
  Эдвард Манделл Хауз (1858–1938) – политик и дипломат, получивший известность благодаря его огромному влиянию на президента Вудро Вильсона. При поддержке банка Моргана готовил американские условия мира после окончания Великой войны, тесно сотрудничая с англичанами. Участник Парижской мирной конференции 1919 г. и создания Лиги Наций.


[Закрыть]. По словам Генри Киссинджера, полковник Хауз переписывался с Аккерманом и ценил его достаточно высоко, чтобы поручить ему посылать политические сообщения».

Хомер Слау

Как раз в то время, когда Аккерман отправился в командировку, Хауз записал в своем дневнике (19 сентября 1918 г.): «…Остальной мiр будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мiрe будут четыре России. Одна – Сибирь, а остальные – поделенная европейская часть страны».

Именно в это время Карл Аккерман выходил в Сибири на контакт с нужными людьми, в результате чего 23 декабря 1918 г. в газете «New York Times» появляется сенсационная статья об участи Царской Семьи. Это был первый вброс дезинформации в общественное поле. Тут впервые прозвучало имя-фантом: «Парфен Домнин».

Дело было архиважное, что можно было понять хотя бы из того, что одна передача этого материала по телеграфу стоила Аккерману шесть тысяч долларов – сумма по тем временам огромная.

Откуда же журналист мог получить саму эту информацию? Об одном из источников сообщают Саммерс и Мангольд: «Карл Аккерман связывался с какими-то неизвестными нам людьми, которые наблюдали за Домом Ипатьева до того момента, когда Семья исчезла». А ведь, наблюдали, как мы уже писали, из дома британского консула Престона агенты английских спецслужб.

Но была и более адресная помощь. Со времени появления в Сибири Карл Аккерман был в компании помощника военного атташе майора Хомера Слаутера[13]13
  Вернувшись в июле 1920 г. в США, майор Хомер Слаутер в течение четырех лет служил в Вест Пойнте в должности доцента на кафедре естественной и экспериментальной философии. После окончания в 1931 г. Армейского военного колледжа служил сначала командиром пехотного батальона, а с 1933 г., благодаря знаниям Азиатского театра, в течение четырех лет командовал Дальневосточной дивизией и, наконец, занимал должность начальником штаба VIII корпуса генерала Крюгера. Уволен Слаутер был в чине полковника в 1936 г. по инвалидности (катаракта). Скончался 21 декабря 1953 г. в Волтер Риде..


[Закрыть], о котором мы уже писали. Оба были оперативными сотрудниками американской разведки.

В сохранившемся, по словам американки Шэй МакНил, в одном из вашингтонских архивов отчете последнего фигурирует переданный ему американским консулом в Екатеринбурге Палмером (данные о нем нам пока что не удалось разыскать) документ, полученный им якобы из «местного монастыря».

Рукопись эта, направленная Слаутером 12 декабря 1918 г. в штаб Американских экспедиционных сил во Владивостоке, озаглавлена «Последние дни бывшего царя Николая Романова». Основана она на свидетельстве пресловутого «Парфена Домнина», под которым легко «угадывался» личный камердинер Императора Николая II Терентий Иванович Чемодуров. Позднее в литературе фабрикация эта получила название «Отчет Парфена Домнина».

«Активность консула США Палмера в Екатеринбурге, – весьма точно замечает красноярский историк Станислав Зверев, – проявилась, по всей видимости, только в фабрикации записки Домнина. Он первое известное лицо, через которое текст распространился далее». И далее: «Аккерман работал курьером американской разведывательной службы, в ее интересах запутывания следов цареубийства и был сфальсифицирован этот документ. Отчет Домнина недостоверен не в деталях, а целиком и полностью».

Карл Аккерман

Кстати, «Отчет Парфена Домнина» был далеко не последней фальшивкой, запущенной Карлом Аккерманом в общественное пространство[14]14
  В 1931 г. Карл Аккерман был назначен первым директором и деканом факультета журналистики Колумбийского университета, прослужив на этой должности вплоть до 1954 г., когда, после смерти жены, он вышел в отставку Аккерман был одним из основателей американского Института прессы и Пулитцеровской премии. Скончался он 9 октября 1970 г. в Нью-Йорке.


[Закрыть].

27 и 28 октября 1919 г. в выходившей в Филадельфии газете «Public Ledger» он опубликовал статью «The Red Bible» («Красная Библия») с публикацией отрывков из Протоколов Сионских мудрецов, в которой, как они это умеют, он переводил стрелки: «евреи» в тексте всюду были заменены на «большевиков».

В 1919 г. в нью-йоркском издательстве Скрибнер и сыновья Карл Аккерман напечатал книгу «По следам большевиков. Двенадцать тысяч миль с союзниками по Сибири»²⁵. В пятой главе «The fate of the Tzar» («Участь Царя»), помимо «Отчета Парфена Домнина», автор писал о своем знакомстве с «профессором Ипатьевым», а также утверждал, что чехи были связаны со «спасением» Царя.

31 июля 1920 г., видимо, не без помощи Аккермана, в еженедельнике «Saturday Evening Post», с которой тот сотрудничал, появилась статья Г.Г. Тельберга «Последние дни и смерть Российского Императора и Его Семейства в официальных документах». Эмигрировав в США, этот экс-министр юстиции колчаковского правительства выступал с публичными заявлениями «о полной еврейской невиновности в деле цареубийства».

В том же 1920 году, более того, опять-таки в июле, в Сан-Франциско – месте особого присутствия русских эмигрантов (сюда они прибывали, ища спасения в США, и отсюда отплывали в Европу) – была напечатана книга «Спасение Царя», «доказывавшая», что Царь и Его Семья живы, что Им удалось бежать²⁶. По свидетельству Шэй МакНил, под именем автора (Джеймс П. Смит) скрывался Уильям Рутледж МакГарри – агент американских спецслужб, нанятый британским правительством для создания военно-пропагандистских фильмов.

Титульный лист книги: Ackerman Karl. «Trailing the Bolsheviki. Twelve Thous-and Miles with the Allies in Sibiria». N.Y. 1919

Книга состоит из дневников двух человек:

– Действующего британского разведчика Чарльза Джеймса Фокса, американца, родившегося в Париже. (По некоторым сведениям, он возглавлял британскую секретную службу в США.) Существовал и еще один Чарльз Джеймс Фокс – друживший с Карлом Аккерманом американский журналист, работавший в 1918 г. в Тяньцзине, куда в то время как раз перед тем, как отправиться в Екатеринбург, заезжал американский разведчик Хомер Слаутер.

– И русского дворянина Алексея Сыворотки, монархиста, действовавшего под видом большевика.

Фигурирует в книге и «Парафин Домино» (без Парфена Домнина куда же!).

Одна из иллюстраций книги Аккермана, в подписи к которой он утверждал, что фотографию эту ему передал «профессор Ипатьев»

Переводчик, Георгий Сергеевич Романовский, служил в Сан-Франциско генеральным консулом Временного правительства. Тесно связанный с операциями по продаже оружия и золота, он был женат на Голде Бианкини из Чикаго, по слухам племяннице Томаша Масарика. (Как говорилось в одной комедии: «Шпионов целая семья!»)

Издательство было тоже специфическим и вполне угадываемым: компания еврея Генри Хаскина. Для «придания убедительности» книге в ее выпуске участвовали его сын Давид и невестка Грета. «Убедительности» должно было придать, видимо, их происхождение из черты оседлости.

Титульный лист книги: Rescuing the Czar. Two authentic Diaries arranged and translated by James P. Smythe, A.M., Ph.D.California Printing Co. San Francisco (CA). 1920. 269 p. Предисловие помечено: «Нью-Йорк. 1920 г.»

Английские интересы в этой американо-еврейской книге весьма явственны. «Чудесному спасению» предшествовало заключенное якобы между Английским Королем Георгом V и Германским Императором Вильгельмом II тайное соглашение.

Царская Семья, утверждают авторы книги, через потайной туннель была выведена из Ипатьевского дома прямо к британскому консульству английским агентом разведки Джеймсом Фоксом. Из Екатеринбургского консульства Царскую Семью переправили в Туркестан, потом в Тибет и Китай. Окончательным местом Их назначения был остров Цейлон.