Текст книги "Изобретатель. Истории про лихого мальчика"

Изобретатель
Истории про лихого мальчика
Сергей Генералов

© Сергей Генералов, 2016

© Сергей Генералов, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для тех, кто не знает
ещё Никашкина

Усаживайтесь поудобнее.

Сейчас я расскажу вам про одного моего знакомого. Именно вам я ещё не рассказывал о нем, и это не честно. Ведь я обещал рассказать всем! А обещания надо выполнять.

Зовут моего знакомого Никашкин. Он живет в одном доме со мной и даже в одном подъезде, поэтому я всё про него знаю.

Сейчас-то он уже стал обычным взрослым. И всё у него как у всех. Ну что про это рассказывать? Не интересно. А когда-то давным-давно он учился в школе и был знаменит тем, что всё время попадал в самые удивительные истории.

Я даже иногда думаю, что Никашкин родился специально для того, чтобы напопадать в детстве в разные истории, про которые потом напишут книжки.

И вот после каждой новой истории соседи обязательно усмехались: «Лихо!». И даже родителям Никашкина как-то сказали: «Лихой у вас мальчик! Вы б за ним повнимательнее следили…». Наверное, именно поэтому те доисторические времена сейчас называют «лихими». Так и говорят: «Лихие девяностые»… Ну правильно! Никашкина-то все знали тогда! Уж в нашем дворе точно все знали.

Тогда всё было по-другому.

Вы просто не поверите! У детей не было ни компьютеров, ни мобильных телефонов! Считалось, что компьютерные игры – это для взрослых! А мобильники были такими тяжелыми и вредными, что никому не приходило в голову давать их детям…

Поэтому приходилось звонить по домашнему телефону. А его нельзя было вынести из дома, потому что у него был шнур, который включали прямо в стену. И чтобы позвонить, приходилось много раз крутить специальный диск с дырочками, который жужжал и дринькал. Это было очень похоже на погремушку для маленьких детей.

А ещё вы не поверите в то, что пойти погулять можно было просто так! Без телефона. И никто тебе не звонил каждые пять минут. Никто не проверял, где ты. Никто не говорил, что уже пора домой. Всё это надо было помнить самому! Потому что родители-то были такие же, как сейчас: опоздаешь – накажут!

В те доисторические времена у Никашкина было много имён.

Взрослые, как только видели его, сразу начинали хмуриться и говорить друг другу недовольно: «О, видали? Вундеркинд пошёл!». Или обзывали «Тоже-мне-Кулибиным» каким-то…

Мама однажды назвала его «Горе Моё Луковое». Хотя не очень понятно было, какой лук она имела в виду – зелёный или репчатый? А папа спрашивал всё время недовольно: «Ну и что ты опять натворил?». Как будто натворить можно только что-то плохое.

Друзья же моего знакомого, наоборот, считали Никашкина человеком надёжным, и поэтому друзей у него было много! А звали они его – Вовец. Не Владимир Сергеевич, как сейчас. И даже не Вова. А просто – Вовец.

Учился он тогда в самой обыкновенной средней школе №375, которая до сих пор стоит возле нашего дома. Кстати, это именно он сочинил всем известные стихи:

Как из нашего окна

Школа старая видна.

А могла бы новой быть,

Если б только починить…

Говорят, дело было осенью. Ко Дню Учителя как раз надо было насочинять стихов про школу, чтобы получился большой праздничный концерт. Никашкин обещал помочь и спросил – что написать? Директриса сказала – а что увидишь, то и напиши.

Никашкин вышел на свой балкон вечером, глянул на школу и увидел, какая она старенькая и облупившаяся. Ну и написал.

В праздничную программу стихотворение почему-то не вошло. Но привязалось ко всем! Целый месяц каждый переделывал стишок на свой лад. Бывало, пройдет завхоз и пробурчит:

…Как бы денежек скопить,

Чтобы школу починить?

А то и сама Директриса вздохнет да и скажет:

…А могли б лицеем быть,

Если б только починить!

А еще через пару месяцев стало окончательно ясно, что в школе надо делать ремонт. И в следующем году его действительно сделали! Ну вот. А если бы Никашкин не сочинил свой стишок? Так бы и развалилась школа от старости, словно Колизей. Прямо во время занятий.

Но Никашкин вообще-то не был поэтом. Он только изобретал стихи, когда они были нужны. Так же, как древние люди изобрели когда-то колесо, чтоб не таскать самим туда-сюда тяжелые вещи.

И ничего удивительного в этом нет!

Все дело в том, что Никашин был самым настоящим Изобретателем! Именно вот так, с большой буквы – Изобретателем.

То есть, таким непоседливым человеком, которому всё интересно, который постоянно придумывает что-нибудь и всё делает не так как все. Наверное, поэтому его и вундеркиндом обзывали и лихим мальчиком… Потому что, взять и изобрести что-то новое – это очень лихо!

Никашкин, конечно, мог бы и машину какую-нибудь изобрести в два счёта. Например, для автоматического переворачивания страниц, чтобы можно было книги прямо за обедом читать… В те времена ведь все книжки были бумажными и надо было переворачивать каждую страницу… Но ему интереснее было изобретать что-нибудь другое.

Например, однажды он изобрел новый способ занятий в школе!

Дело было так.

Никашкин услышал, что сидячее положение очень вредно. Особенно для детей. У них даже спина кривой от этого становится. И тогда ему пришло в голову, что учителей на уроках надо слушать лёжа! Как это делали когда-то древнеримские патриции.

Чтобы у каждого ученика не парта была, а мягкая лежанка и чтобы рядом с каждой лежанкой обязательно стояло большое серебряное блюдо с виноградом и яблоками. Лежишь себе, жуешь виноград и слушаешь преподавателя. Так ведь и запоминаться лучше будет! Это же любому человеку совершенно ясно…

Он даже хотел испытать новый способ тут же, прямо на уроке. Но ему почему-то не разрешили. И грандиозное Изобретение так и не состоялось.

Впрочем, Никашкин не расстроился. И даже не обиделся. Ему некогда было обижаться! Ведь в те далекие времена он попадал в какую-нибудь удивительную историю вообще каждый день! Без выходных и перерывов на обед.

Не верите?

Тогда послушайте меня. Я ведь точно знаю, как всё было на самом деле… И для начала я расскажу вам, с чего все началось. И как Никашкин придумал своё первое Изобретение.

Первое Изобретение
Никашкина

Однажды, тихим летним вечером, когда никто вокруг еще ни о чем не догадывался, Никашкин случайно изобрел свое первое изобретение. И решил сразу же проверить его. На папе.

Большинство взрослых вообще-то совершенно не годятся для проверки изобретений. Они плохо понимают, плохо видят и плохо слышат. Чаще всего они так и говорят:

– Я не понял, – говорят взрослые, – это что такое?!

И тут же начинают ругаться:

– Ну-ка иди сюда, я тебя накажу!

А потом друг другу объясняют, что это они так воспитывают детей.

Ужас, до чего эти взрослые странными бывают! Однажды Никашкин гулял во дворе и увидел, как одна женщина протянула руки своей маленькой дочке и сказала:

– Ну, иди к мамочке, Мусипусималипусечка моя…

Никашкин был так поражен, что даже остановился и на пять минут перестал гулять. Зачем этой несчастной девочке такое дурацкое имя придумали? Вы только представьте, что с ней будет потом в школе: «К доске пойдет Мусипусималипусечка Петрова…».

Нет, все-таки во взрослом мире как-то странно всё устроено…

Но у самого Никашкина папа был очень даже подходящим человеком для проверки изобретений. Серьезным, но при этом совсем не глупым. И даже шутил иногда.

Как-то Никашкину отказались купить мороженное.

– Ну я же ребенок! – возмутился он.

– Как? – удивился папа. – Ты жеребенок? Тогда тебе вообще не нужно мороженое. Пойдем, я тебе морковку куплю…

Короче говоря, одним тихим летним вечером Никашкин изобрел свое первое Изобретение, аккуратно положил его в маленькую коробочку и отправился в гостиную комнату испытывать Изобретение на папе.

Папа сидел в своем любимом кресле, подперев голову рукой, и вполглаза смотрел телевизор. Папа очень устал после работы, поэтому остальные три четверти глаз открыть был уже просто не в силах. Он бы, наверное, так и заснул в своем любимом кресле перед бубнящим телевизором, если бы не Никашкин.

Спрятав коробочку с Изобретением за спиной, Никашкин подошел к папиному креслу и деловито кашлянул.

– Пап… Папа! – позвал он.

Папа вполглаза посмотрел на сына.

– Ну чего?

– А я машину изобрёл.

– Какую машину?

– А такую, – охотно пояснил Никашкин, – что ты у нас теперь вместо электростанции можешь работать.

– Я?! – от удивления папа открыл второй глаз и улыбнулся, – Ну ты, Вовка, даёшь. А почему я?

– Ты самый подходящий.

– Я подходящий? Ну и ну…

– А что? Электричество будешь вырабатывать, лампочки зажигать… – Никашкин посмотрел на люстру.

– Какие лампочки, Вова? Я устал. Иди-ка лучше сделай электростанцию из своего кота.

– Не-е, из кота не получится, – Никашкин убежденно замотал головой.

– Это почему?

– Он же не электрический.

Папа перестал улыбаться.

– А я, значит, электрический?

– Да. Все родители электрические. Но ты особенно. Вот я и изобрел машину!

– Ну что ты пристал со своей машиной, а? – Папа тяжело вздохнул. – Завтра что ли нельзя электричество вырабатывать? Сядь вон лучше и посмотри телевизор…

– Не сяду! – насупился Никашкин.

Тут уж папа начал терять терпение.

– Слушай, Владимир, иди и займись чем-нибудь! И лучше в своей комнате…

– Да не хочу я чем-нибудь! – тут же перебил Никашкин. – Я хочу, чтобы ты электростанцией поработал!

Оба папиных глаза раскрылись и вспыхнули как автомобильные фары. Сна у него уже не было ни в одном из них!

– Да ты что! Ты понимаешь, что не один тут живёшь?! – воскликнул папа и от возмущения стал все путать. – Ты понимаешь, что у тебя в квартире еще и родители живут?! Ты понимаешь, что когда родители хотят отдохнуть и посмотреть телевизор, дети должны сидеть на цыпочках и учить уроки?!

– Как это «сидеть на цыпочках»? – удивился Никашкин.

Папа как ужаленный выскочил из кресла.

– Ну-ка, марш отсюда в свою комнату, умник!!! И запомни, что все нормальные дети зубрят по вечерам уроки, чтобы не получить на следующий день двойку! И не расстроить своих родителей…

– А если я сегодня уже получил двойку и уже расстроил родителей, – спросил Никашкин. – Можно мне не учить уроки на завтра?

– Та-а-ак… – зловеще протянул папа. – Двойку? Ну, держись, вундеркинд мой ненаглядный! Сейчас я тебе такой план электрификации устрою…

Папа уже готов был немедленно наказать сына. Но тут Никашкин взял да и улыбнулся прямо до ушей.

– Я пошутил, – сказал он. – И про двойку тоже пошутил.

Папа замер от неожиданности.

А Никашкин немедленно вынул из-за спины ту самую свою коробочку с Изобретением и продемонстрировал папе. Маленькая красная лампочка на коробочке мигала словно сумасшедшая, а сам Никашкин сиял от удовольствия.

– Вот, – сказал он. – Работает.

– Что это? – спросил папа.

– Это моя машина, – пояснил Никашкин. – Она зарядилась энергией, которую ты вырабатывал, когда кричал на меня. Теперь ее можно в мирных целях использовать. Лампочки, например, зажигать! Я же сказал, что только у тебя получится…

Никашкин сунул коробочку в розетку и все лампы в квартире сначала ярко вспыхнули, а потом разом взорвались, погаснув вместе с телевизором.

– Правда, здорово? – спросил Никашкин в полной темноте.

Папа почему-то ничего не ответил.

А когда пришёл в себя после первого Изобретения своего сына и осознал всю разрушительную сущность его нового таланта, то категорически запретил Никашкину изобретать. По крайней мере, около жилых помещений и в общественных местах.

Но остановить Никашкина было уже невозможно.

Вот с тех пор в жизни моего знакомого и начались сплошные неприятности. Но об этом – в следующих историях.

Ореховая Соня
и тинэйджеры

Неприятности начались оттого, что изобретательский талант Никашкина почему-то никто не понимал.

Не то, чтобы его совсем не замечали – как раз наоборот. Некоторые даже уверяли, что фамилия «Никашкин» звучит слишком часто. Особенно в школе. Причём по любому поводу. Как будто это не фамилия, а название тайфуна, обрушившегося на наш район.

А Ореховая Соня однажды сказала, что из-за Никашкина происходят все безобразия в школе и его пора изолировать от нормальных детей. Ореховая Соня – это на самом деле Софья Петровна, классный руководитель Никашкина. Но прозвище «Ореховая Соня» так прицепилось к ней, что Софьей Петровной её давно уже никто не называл.

Как-то она узнала, что прозвище придумал ей именно Никашкин. Софья Петровна очень обиделась и повела его к Директрисе в кабинет.

– Ты понимаешь, что поступил очень плохо? – грозно спросила Директриса.

– Нет, – честно признался Никашкин.

– Может быть, не ты придумал это идиотское прозвище? – рассердилась Директриса.

– Не я.

– А кто же?

– Льюис Кэрролл.

Директриса тяжело вздохнула и покачала головой.

Возразить на это ей было нечего.

– Ну что мне с тобой делать? – спросила она.

Спрашивала она так уже не в первый раз. И не только у самого Никашкина. Она и его папе задавала тот же вопрос. И учителям. И даже сама себе задавала. Бывало, остановится в коридоре и спросит сама у себя:

– Ну что же мне с ним делать?

Такие бессмысленные вопросы называются у взрослых «риторическими»…

А Никашкин с удивлением размышлял о том, что может быть плохого в Ореховой Соне? У него даже закралась мысль, что Софья Петровна никогда не читала «Алису в Стране Чудес». Это было бы совсем удивительно, потому что его классная руководительница вела как раз русский язык и литературу…

Наказывать в тот раз Никашкина не стали. Ограничились риторическим вопросом и отпустили. Но с тех пор Ореховая Соня очень внимательно начала следить за его поведением. Особенно на уроках.

И вот, однажды утром Никашкин вошёл в класс. Была как раз литература, но урок ещё не начался. Никашкин с грохотом бросил свой школьный рюкзак на парту и громко объявил одноклассникам, что теперь он знает, как все они называются по-научному.

– Мы теперь надцатники! – сказал он.

Раздался такой смех, что из коридора стали заглядывать соседи из других классов.

– Над чем?

– Да не «над чем», а надцатники, – пояснил Никашкин. – Это «тинэйджер» в переводе на русский.

Этим замечанием он вызвал оживлённый спор.

– Тинэйджеры – это дети!…

– Тинэйджеры – это те, кто на концерты ходят…

– Ты что, дурак? Тинэйджеры – это подростки…

– Сама дура…

– А есть ещё просто тины…

– Это те, кто до тинэйджеров не дорос?

– Не остроумно!

– Ой-ой! То же мне, острая нашлась…

– Да это одно и то же…

Никашкин набрал в лёгкие побольше воздуха, чтоб всех перекричать.

– Тихо!! – скомандовал он.

Спор не прекратился, но шуму стало поменьше.

– Объясняю, – сказал Никашкин. – Тинэйджеры – это те, кому от одиннадцати до девятнадцати лет. Я об этом вчера прочитал. Потому что только в этих словах есть приставка «тин»: сэвэнтин или эйтин например. А у нас вместо «тин» – «надцать». Как в слове одиннадцать. Или двенадцать. Поэтому мы и надцатники! Понятно?

В это время начался урок, и в класс вошла Ореховая Соня.

– Здравствуйте, ребята, – сказала она и посмотрела на Никашкина, который всё ещё стоял у доски. – Что у вас за шум?

– А мы не ребята, – сказал Макс Шашлык.

Эту кличку или лучше сказать творческий псевдоним ему тоже Никашкин придумал, хотя на самом деле он вовсе не Шашлык, а Максим Шлык…

Ну так вот, Шашлык сказал:

– А мы не ребята, мы надцатники.

– Кто?!

Никашкин поправил очки на носу и попытался незаметно просочиться на своё место.

– Так, Никашкин, в чём дело? – сурово спросила Ореховая Соня.

– Ни в чём, Софья Петровна.

– Тогда возвращайся к доске. Будешь отвечать первым.

Делать было нечего и пришлось возвращаться…

Обычно так всё и заканчивалось для Никашкина в те доисторические времена. Как говорится, искусство требует жертв. А еще говорится вот как: назвался Никашкиным – встань в угол!

Законодатель
моды

Как я вам уже рассказывал, у Никашкина есть папа.

Мама у него тоже есть, конечно. Но вся штука в том, что папа Никашкина работал в те времена учителем математики в той же самой школе №375. Можете себе представить?

Когда настало время идти Никашкину в первый класс, папа сразу определил его в свою школу. Мол, сын будет под присмотром. Но через некоторое время папа начал сомневаться, что это была хорошая идея. Когда же Никашкин начал изобретать, папа понял, что совершил самую тяжёлую ошибку в своей жизни.

Никашкин, которого никто никогда не спрашивал, где он хочет учиться, тоже не испытывал большой радости…

Как-то я встретил его во дворе. Он выглядел озабоченным и я спросил, что случилось. Поправив очки на носу, Никашкин вздохнул и пожаловался, что школа преследует его круглые сутки. Сидишь, например, на кухне, ешь сосиски, а впечатление такое, словно ужин тебе принесли в класс математики.

Так что, обоим скучать в школе не приходилось.

Однажды Никашкин кушал на ужин сосиски, и вдруг ему пришло в голову, что раньше все дети носили школьную форму. И папа Никашкина ходил в школу в самой настоящей школьной форме! А потом форму отменили и сам Никашкин уже болтался по школьным коридорам в чём попало…

Он так заинтересовался, что решил немедленно узнать у папы, какой была эта форма.

Всем известно, что взрослые любят вспоминать.

Ну, папа и вспомнил.

– Форма как форма, – начал папа. – Темно-синяя такая, невзрачная… Ходить в ней нам было скучно. И мы все время для неё что-нибудь изобретали…

У него мелькнула мысль, что не надо было так начинать. Но было уже поздно. Никашкин уже навострил уши.

– Если получалось удачно, – продолжил папа, – то за нами вся школа повторяла. Мы были законодателями моды!

– А что вы изобретали?

– Например, один раз на первое апреля мы вывернули свои пиджаки наизнанку и надели шапки-ушанки. Нас даже с урока выгнали… Но на следующий день полшколы так пришло…

– Тебя выгоняли с уроков? – поразился Никашкин.

– Ну, твой папа тоже не был подарком…

Польщенный вниманием сына, папа долго еще рассказывал подробности о школьной форме:

– То мы разноцветные шнурки носили, – рассказывал он, – и большие золотые пуговицы пришивали, то телогрейки и валенки надевали. А то вообще! Взяли, да и повязали пионерские галстуки задом наперёд, как солдаты конфедерации… Нам, конечно, влетало каждый раз по первое число… А ты почему спрашиваешь?

– Да так…

Никашкин неопределенно отмахнулся, а потом уточнил на всякий случай, кто такие солдаты конфедерации. И почему они как пионеры носили галстуки…

И тут вдруг выяснилось, что у маминого младшего брата, дяди Лёши, сохранилась старая школьная форма! Каким-то чудом в старом хламе на антресолях! Да уж, чего только не найдешь в старом хламе на антресолях. Вот уж действительно – несчастны люди, у которых в квартирах нет антресолей!

Никашкин помчался смотреть школьную форму.

Он твёрдо решил вернуть обществу всё лучшее, что было в школьной форме. Причём на следующий же день…

Надежды Никашкина оправдались на все сто! Форма дяди Лёши представляла собой музейный экспонат «прикид отпетого школьного хулигана второй половины ХХ века» и произвела большое впечатление на Никашкина. Но самое главное – она оказалась ему в пору. И он выпросил ее на время. Поносить. Дядя Лёша удивился, но не отказал.

Вечером Никашкин добавил кое-что к своему новому имиджу лично от себя и на следующий день при полном параде вышел из дома.

Видели бы вы, какой это был триумф!

Никашкин не торопясь подошёл к школе, остановился, опустил свой рюкзачок на землю, достал из кармана солнцезащитные очки, протёр их платочком и надел вместо своих, настоящих. Потом так же не торопясь поднял рюкзачок и направился к подъезду. Всё это он проделал с достоинством главного героя фильма «Троих надо убрать».

Войдя в школу, Никашкин гордо прошелся сквозь потрясённую публику и поднялся по лесенке на второй этаж. Он чувствовал себя известным рок-музыкантом на гастролях. Вот-вот должны были все девчонки попадать в обморок и грохнуть восхищенные овации.

Честно говоря, было на что посмотреть:

На рукавах пиджака и на брюках по швам шла бахрома. На коленях и локтях красовались огромные заплаты в виде шестиугольников. Накладные карманы темно-синего пиджака были оранжевого цвета, а сам пиджак был дополнен полусотней пуговиц разного размера и формы. И орденскими планками.

А также двумя большими круглыми значками очень популярными в то время: «Если хочешь похудеть – спроси меня как» и «Если хочешь спросить меня как похудеть – отвали». Первый значок носили те, кто продавал товары под названием Гербалайф. А второй – те, кто посмеивался над первыми…

Завершала картину огромная ярко красная надпись на спине «Ангелы Ада», выполненная готическим шрифтом. Когда-то это была любимая надпись всех, кто слушал хард-рок.

А для полного ажура Никашкин нацепил пионерский галстук, но только синего цвета и задом наперёд, как у солдат конфедерации.

И надел те самые солнцезащитные очки.

Образ явно удался. Хотя, со своей близорукостью, да ещё и в солнцезащитных очках Никашкин шёл почти на ощупь и даже несколько раз споткнулся.

Перед самым звонком на урок его обнаружил Димка Харитонов по прозвищу «дядька Черномор» из параллельного класса. Он оглядел Никашкина со всех сторон и сказал:

– Это сильно. Я тебе, Вовец, как доктор говорю… Где взял?

– Сам сделал.

– Ну да! Расскажешь как?

Никашкин пообещал и отправился в класс.

Урок уже начался, и преподаватель английского языка Роза Карловна уже успела поздороваться с классом. В этот момент дверь медленно со скрипом отворилась, и на пороге появился Никашкин.

Все молча уставились на него.

Никашкин снял очки и сунул их в нагрудный карман.

– Ай эм сори, Роза Карловна, – сказал он, – можно войти?

– Как это понимать, Никашкин? – спросила после короткой паузы Роза Карловна, удивительно спокойная и невозмутимая женщина.

– Я решил ходить в школу в школьной форме.

– Ты хочешь сказать, что на тебе именно школьная форма?

– Конечно, – гордо сказал Никашкин, – я её сам сделал.

– Так… – Роза Карловна вздохнула. – Вот что я тебе скажу. Отправляйся в кабинет директора и покажись ей. Если директор разрешит тебе посещать школу в таком виде, можешь прийти на урок.

– Окей, – сказал Никашкин и отправился к Директрисе.

Он вообще старался не спорить с учителями.

На Директрису Никашкин произвёл неизгладимое впечатление. А когда он сказал ей, что это Роза Карловна попросила его продемонстрировать новую школьную форму, Директриса распахнула дверь своего кабинета и приказала Никашкину немедленно отправляться к отцу в класс математики.

– Хорошо, – сказал Никашкин и отправился в класс математики.

Урок папы был естественно сорван.

Особенно громкие раскаты смеха раздались, когда после папиных слов «Немедленно отправляйся домой переодеваться, исчадие ада!», Никашкин развернулся ко всем спиной и зловещий готический шрифт «Ангелов Ада» заиграл в лучах солнца…

Одним словом, триумф был недолгим.

Но в последующий месяц в школе началось просто повальное увлечение форменными пиджаками. Так что, Никашкин все-таки добился своего.

А закончилось всё тем, что Директриса в один прекрасный день просто-напросто запретила учащимся появляться в школе в школьной форме.