Текст книги "101 стих. Сборник"

Моя мадам

Моя мадам, прелестница моя,

Робею Вас хоть чуточку обидеть.

Я покорю могучие моря,

Ещё разок, желая Вас увидеть.

Особо жаль, что я не Пикассо

И не могу портрет писать с натуры.

Как хочется, чтоб нежных рук лассо

Меня опять сдавило в поцелуе.

Для Вас любовь пока не приговор,

Я не решусь Вам обещать Вселенной.

Вы любите нести прелестный вздор

В кромешной тьме и тишине постельной.

Моя мадам, я не достоин Вас,

И это я конечно понимаю.

Но в озере прекрасных Ваших глаз

Тону и всё на свете забываю.

Свобода

Без свободы всё живое мрёт,

Как засохший без воды росток.

Пёс цепной когтями землю рвёт

На цепи, какой для жизни прок?

Птица в клетке не желает петь,

Ей от бога дадено летать.

Ну, а жить, чтоб просто постареть

Всё равно, что книгу пролистать.

За свободу бьются до конца,

Ведь за нею нечего терять.

Вырвавшись из адского кольца,

Жар в груди не просто так унять.

Лучше при побеге пулю в лоб,

Чем в углу покорно хвост прижать.

Пусть прервётся в теле кровоток,

На свободе легче умирать.

По ком звонят колокола

По ком звонят колокола

Над вечно сонною державой,

Былой укутанною славой,

Как сединою голова?

За здравье ли за упокой

В часовнях чаще ставят свечи?

Близка беда или далече

Узри в слезинке восковой.

О чём тоскует, словно в старь,

В чертогах башни колокольной

Средь жизни вечной и покойной

Седой измученный звонарь.

Отчего собаки воют

Отчего собаки воют?

Может ночи жалко им?

Может дня они боятся?

Может в скорби по своим?

Всем безвременно ушедшим,

Всем виновным без вины,

Красным потом пропотевшим

За стеной да у стены.

Звезды черень ночи колют

Взглядом белым ледяным.

Отчего собаки воют?

Может, смерть спустилась к ним.

Под палящим лучом

Под палящим лучом

Всё идём и идём

И конца козьих троп не видать.

Вот бы пивом хмельным

Да дождём проливным

Раскалённое тело обдать.

От проклятой кирзы

Ноги в кровь до слезы,

Под бронёй кожу выела соль.

Гор глухой монолит,

В горле сухость свербит,

А в душе нестерпимая боль.

В бесшабашности лет

В жизни самый рассвет,

Вот бы в мяч во дворе погонять.

Вот бы ночь напролёт,

Где гитара поёт,

Да девчонку в засос целовать.

В мыслях полный бардак,

Впереди где – то враг,

«Карандаш» у растяжки застыл.

И смеётся сержант,

Мол, зелёному фарт,

Ну а тот губы в кровь закусил.

Только дернись, рванёт,

Грузом двести пойдёт

Пацаняга в родные дворы.

Сокол в небе парит

И могильщик хранит

Тишину, клюв, раскрыв от жары.

Вот бы вниз головой

Да с холодной водой

Занырнуть бы в тенистый бочаг.

А потом закурить

И по малой налить,

Да картошечки бросить в очаг.

Что там ждёт впереди?

Сколько нужно пройти?

Чтоб узнать, что судьбою дано.

Кто вернётся живым?

Кто умрёт молодым?

Но идти нужно всем всё равно.

Ты не думай: «За что?»

Не ответит никто

И напрасно виновных искать.

Нам же дали приказ

И нельзя нам в отказ,

Можно лишь за других умирать

Вперёд идущему

У каждого в пути своя мечта,

Иди и не пугайся гололёда,

Ведь лёд – это замёрзшая вода,

Возможность для стремительного хода.

Вперёд идущий, жаждущий чудес,

Ты верь, что с каждым шагом ближе к цели.

Ведь кончится когда – то тёмный лес

И запоют в конце пути свирели.

Я убит на повал, хотя сердце трезвонит во мне

Еле слышный щелчок

И порвались канатные нити.

Покатился он камнем

В обрыв по пологой скале,

Не хватило чуть – чуть

Толи силы в руках толи прыти.

Я убит на повал,

Хоть и сердце трезвонит во мне.

Двум смертям не бывать,

Мы же сами вершим свои судьбы

Очень надо играть

Со старухой по крупному нам.

Пальцем щёлкнуть и миг

Обмануть, обхитрить, повернуть бы,

Научится опять

Говорить и читать по слогам.

Шутка про нерешительного и завистливого человека

Почему всё другим? Почему же не мне?

Это страшно меня тяготит.

Кому – то всё сразу, а мне – кот в мешке,

Он же ночью ужасно кричит.

Брошу всё и сбегу босиком по росе,

Как убогий шальной идиот.

Даже ангел – хранитель проспит на заре

Этот дерзкий рывок на уход.

Ничего, не беда, без него обойдусь,

Сам открою заветную дверь.

И пускай голосит, я же не обернусь,

Истекая дождём, ветер – зверь.

Так бурчал у окна с сигаретой в зубах

Человек невезучий, смешной.

Лето, осень, зима, только мыши в углах

На него озирались с тоской.

И шипел он змеёй, если ночь напролёт

У соседа скрипела кровать.

Он половником в трубы стучал и кричал:

«Ничего, будет шанс отыграть».

Две стены, потолок, ни детей, ни семьи,

Лишь до дырок протёртый палас.

Никотиновый чад да икона в пыли,

На холсте пожелтевший Парнас.

Говорят где – то там есть святая земля,

В ней растёт даже ржавый металл.

А потом говорят: «Нет билетов туда»,

Ёлки – палки опять опоздал.

Так бурчал у окна с сигаретой в зубах

Человек невезучий, смешной.

И смотрел в никуда и витал в облаках,

Поседевшей редел бородой.

Завывала пурга, лили воду дожди,

Ослепив желтизною сукна.

Осень в стёкла швыряла унылые дни,

Так вся жизнь у окна и прошла.

Тост

Ну, давай, наливай скорей,

Чтобы меньше людей-зверей

Попадалось нам на пути,

Чтоб с удачей вперед идти.

Чтобы жёны ценили нас,

Только счастья слеза из глаз,

Чтобы мир истребил войну,

Ну, а с ней нищеты суму.

Чтоб звезда освещала путь

Ну, хотя бы сквозь тучи пусть,

Лишь бы видеть, куда вступить,

Чтобы в яму не угодить.

Ну, давай, наливай, да пей,

За полёт белых лебедей,

Над Россией моей с утра,

Чтоб попутные в след ветра.

Чтобы жили друзья до ста,

Чтоб поэзия как с листа

Для хороших текла людей,

Чтоб гордились страной своей.

О Ярославле

Ярославль – моя Родина малая,

На церквях купола позолочены.

Волга – матушка реченька славная,

Берега моей радужной вотчины.

Погружаясь в веков гололедицу,

Здесь язычники угол свой славили.

Поклонялись священной медведице

И купцов разоряли да грабили.

Шли суда с первосортной пушниною

В Скандинавскую дальнюю сторону.

Пока киевский княже с дружиною

Не срубил мохнорылую голову.

Сжёг святилище, крепость надёжную

Зарубил, начал дело заправское.

Так пришло христианство в безбожную

Ныне стольную тишь Ярославскую.

Как по маслу пошло, как под горочку,

Хороводы невест в белых платьицах,

Но покрыла все сажною корочкой

В миг татаро-монгольская братия.

Но потом, в Куликовском сражении

Ярославских дружин доблесть ярая

Понесла на врага в отмщении

Горе общее сила та бравая.

Чтоб гулять нам сегодня по городу,

По Тверецкому бору могучему,

Не кружиться здесь чёрному ворону,

Не затмить солнце жаркое тучею.

Грусть

Моё сердце не камень, не лёд,

Досягаемо и уязвимо.

Даже пуля, отправившись, влёт

Не всегда, но проскакивает мимо.

Последний бой

Я на войне мечтал о тишине,

И верил, что наступит это время.

Последний разрывной патрон в стволе

Вошел уже в мое больное темя.

Нас окружили, и давай палить,

Подствольники плевали в нас гранаты.

Им наплевать, что нам хотелось жить,

Кто мы для них? Солдаты аты – баты.

Свистели пули и вонзались в плоть,

И струйкой теплой кровь текла из раны,

И думал каждый: «Пусть уж насмерть хоть,

Чем раненым лежать в вонючей яме».

Бой разгорался, слышалось «Атас!»

Схлестнемся напоследок в рукопашном,

Россия пусть спокойно спит, но нас

Запомнят в этом подвиге бесстрашном.

«Их втрое больше», – закричал Санек.

«Высотку не удержим, это точно».

Но отступать нам некуда, браток,

Мы здесь в тройном кольце зажаты прочно.

Затишье это несколько минут

Успею перед смертью накуриться,

В блокнотике еще успел чиркнуть:

«Обороняться нечем», пригодится.

И вот опять гранатометный град,

И полруки наотмашь, как срубило,

Я был обычный молодой солдат

С наколкой на плече: «Умрем красиво».

Мадам

Чуть хмельная мадам,

Ночь, Париж, тишина,

Коньяку сорок грамм,

У немого окна

Постоит, помолчит,

Да и вспомнится всё,

Отчего так горчит,

Что терзает её.

Молодой шансонье,

Молодой, но седой,

Скрипка, сердце в огне,

О дороге домой

Пропоёт с хрипотцой

Из ночного ТВ

Будь-то бы для одной

В этой чудной стране.

И ещё сорок грамм,

И слеза на паркет,

И уже до утра

Не дожить, не допеть.

В этой клетке златой,

Чуждой ей пустоте

Так потянет домой

К своей милой земле.

Опостылят ей в раз

Все изыски, слова,

И любовь как в наказ,

И кружит голова.

В кресле так и уснёт,

Три часа до утра,

И Париж не поймёт,

Отчего так грустна.

Этим утром Мадам,

Чашка кофе, цветы

Кто-то бросит к ногам,

Средь людской суеты,

В переходе метро

Скрипки ранящий звук,

Стянет грустью нутро,

Всё вернётся на круг.

Чуть хмельная мадам,

Ночь, Париж, тишина,

Коньяку сорок грамм,

У немого окна

Постоит, помолчит,

Да и вспомнится всё,

Отчего так горчит,

Что терзает её.

Про рыбалку

Хорошая поклёвочка,

Добротные лещи.

Но тут нужна сноровочка,

А нету, не взыщи.

Мой друг уже девятого

Закинул в кузовок.

А я всего лишь пятого

Опять не доволок.

Рыбалочка, рыбалка,

Отрада для души.

Вот на крючке бунтарка,

Ты только не спеши.

Пусть воздуху заглотит,

Но вопреки всех прух.

Мой лещ опять уходит,

Опарыша стянув.

Да что ж за наваждение,

Я весь уже в поту.

Рыбалка наслаждение,

А мне не вмоготу.

Я словно слышу тихое

Хихиканье воды.

Холодное, безликое

В награду за труды.

Сижу в тени кустарника,

Вдыхаю никотин.

А в кузовок напарника

Спешит ещё один.

Тут поплавок пошел ко дну,

Удилище в дугу.

Я осторожненько тяну,

Последний шанс ловлю.

Но хруст раздался и облом,

Я от досады взвыл.

А лещ тихонечко хвостом

Махнул мне и уплыл.

Военная медсестра (текст песни)

Медсестра озорная девчоночка

На зрачках еще юность блестит.

Губы пухлые, русая чёлочка,

Не сберечь ее – Бог не простит.

За полгода по счету уж пятая

Иль шестая, не помню уже,

Все война – эта стерва проклятая

Помешала в мозгах и в душе.

«Ты куда?» – закричал я на глупую,

«Не тебя ли там ангелы ждут?»

А ее уж вприпрыжку разутую

Ноги стройные к полю несут.

Из подствольного бахнул – не выдержал:

«Там же мины кругом, твою мать!»

Снова грубо, но все-таки выиграл,

Как ее по-другому унять?

Подбегаю: ревет, заикается

И зачем, мол, девчонку пугать?

Ведь Уставом-то не запрещается

В чистом поле цветочков нарвать.

Я поднял ее – хрупкую веточку,

Крепко-накрепко к телу прижал,

Как любимую родную деточку

И тихонько на ушко сказал:

«Не спеши, на тот свет не опаздывают,

Пуля-дура сочла наши дни.

На войне тоже праздники празднуют

И плетут из ромашек венки.

Ты запомни ту истину первую:

Раз один нам отмерено жить.

Заучи эту мудрость военную:

Победителей сложно судить».

Мы с тобой никогда не умрём

Мы с тобой никогда не умрём,

Мы нужны очень сильно друг другу.

Мы закроем глаза и уснём

Под звенящую снежную вьюгу.

А когда снова дёрнется бровь,

Будет солнце и вечная нега.

Будет нежность и будет любовь

Чище первого белого снега.

Прощальная песня ЯК-42

Сколько раз я поднимался

С этой взлётной полосы.

А сегодня распластался

В ряби пепельной волны.

Мои тлелые останки

Отвезут в металлолом.

Ну, а там засыплют в банки

Наслаждаться вечным сном.

Сколько раз я разгонялся

Вдоль бетонных мостовых.

И всегда я подчинялся

Всем командам рулевых.

Каждый раз исправно бились

Все три сердца на износ.

Ветры под меня стелились,

А сегодня не срослось.

Сколько раз я поднимался,

А сегодня рухнул вниз.

Весь в осколках разметался,

Раскидал по волнам жизнь.

Прогремел хлопок от взрыва

С чёрной дымной полосой.

Подкосила крылья живо

Смерть косматая косой.

Не поймём

Не поймём мы, никак не поймём,

Что война – это мерзкое дело.

Мы от смерти и так уйдём,

Для чего торопить это время?

Уж такой, видно, он – человек,

И виною тому не создатель,

Не желает он крошечный век

Умилённо прожить в благодати.

На развилке житейских дорог

На развилке житейских дорог

Я колено склонил пред судьбою.

Ты мой ангел – хранитель, мой Бог,

Я готов даже в ад за тобою.

Как склонённый к мечу тамплиер

Среди бури песчаной в пустыне

За тебя умереть мой удел,

Не предав ни любви, ни святыни.

Ты в конце темноты яркий свет,

Как же путь до тебя был не близок.

Прежде чем тонкой струйкой рассвет

Тьму колючую всё – таки выжег.

Ты как капля холодной воды

На губах, пересохших от зноя.

Ты как отблеск последней звезды,

Освящающей путь до покоя.

Выбирай же из сотни дорог

Ту одну и пусть будет, как будет.

Ты мой ангел – хранитель, мой Бог,

Мне тебя сам Всевышний дарует.

Покажи

Покажи-ка мне страну, где все равны,

Где живется как в раю, мир и тишь.

Где не зря до дыр протертые штаны,

Покажи же мне ее, что молчишь?

Хорошо там, где нас нет, это да!

Только с колеи своей не сойду.

Я за это все отдал и сполна,

Здесь родился, и живу, и умру.

Покажи мне хоть один клок земли,

На котором не лилась кровь людей,

Где чужие были бы как свои,

Где не били влет святых лебедей.

А где же ты?

Дорога жизни, а в конце – вопрос извечный что?

Какой – то свет, какой – то мир, в котором ты – никто.

И заметает грустно снег последние следы,

Журчат ручьи, цветёт сирень. А ты? А где же ты?

Шумят ветра, листва шуршит не под твоей ногой,

Навстречу девочка спешит отныне не с тобой.

И даже списаны долги и больше нет врагов,

Ты лишь печальный, редкий гость тревожных чьих – то снов.

Ты не мечтал урвать кусок побольше, посытней,

Ты лишь хотел оставить след среди глухих камней.

И кто – то с завистью тебе желал открыто зла,

Костёр погас, развеян дым, осталась лишь зола.

Ты не считал минут и дней, не досыпал, спешил,

Чтобы в конце сказать одно: «Я был, творил и жил».

Ты так хотел, чтоб этот мир немного стал светлей,

Перед концом, перед чертой, а есть ли что за ней?

Разговор впустую

Мороз сегодня пробирает до костей

И сучьев хруст как выстрел вхолостую.

И даже нет назойливых гостей,

Я прожигаю эту ночь впустую.

И вдруг звонок раздался в тишине,

Я трубку снял, с той стороны сказали:

«Зачем Вы позабыли обо мне?

Зачем Вы звезды с неба обещали?»

И я спросил, свой страх преодолев:

«Как Ваше имя, фея – незнакомка?

Где Вас искать, во тьме каких дворов?

Я прилечу, Вы намекните только».

Но был ответ, как в легкое ножом:

«Простите, но Вас время не излечит.

Как можете Вы быть таким лжецом?

Неужто Вам заняться больше нечем?»

Сколько лет тебя нет

Сколько лет тебя нет,

Как тебя мне, отец, не хватает.

Лишь во сне ты со мной

Как и прежде когда – то живой.

Вот опять белый снег,

Землю сплошь лёгкий пух засыпает,

Сколько зим, сколько лет

Без тебя кружит снег, дорогой.

А ты помнишь, какой был мороз?

А ты помнишь, какой был мороз

Той зимой наших первых свиданий?

И замерзший букет алых роз

И слова наших первых признаний?

Белый снег под ногами хрустел,

В небе звездном луна бичевала,

Мегаполис мгновенно пустел,

Только ночь нас двоих понимала.

А ты помнишь стихи на снегу?

Их читали прохожие утром,

Бормоча: «Это ж надо! Кому?

Разбросались бесстыдники чувством».

Это было давно, так давно,

Помню я, ну, а ты помнишь это?

Как нам было легко и тепло

Той зимой, словно в жаркое лето.

Тени прошлого

Тени прошлого, словно огромные змеи,

Заползают на сонную шею мою.

Обвивают сначала как добрые феи,

А потом беспощадно сужают петлю.

Что вам надо? Зачем вы приходите снова?

Я за всё заплатил самой первой ценой.

А в ответ тишина, а в ответ мне ни слова,

Только ветер шумит где – то там за стеной.

Тени прошлого, снов моих подлые гости,

Разве любо вам жечь мою душу огнём?

Что ж вы бродите как упыри на погосте?

Ничего для вас нет в бренном теле моём.

Миг

Ну, вот, наконец – то и ветер утих,

Смеяться ли плакать, я право не знаю

Для бога сто лет – это кажется миг,

А мне хоть полмига отмерь, заклинаю.

На пути на перепутье

На пути, на перепутье

Без особенных причин

Повстречались как – то трутни

Все однаки как один.

Рожей красною лоснятся,

В пору спички зажигать,

Ночью ежели приснятся,

Топором не отмахать.

Видят скромно у дороги

Одинокий куст растёт,

А под ним старик убогий

Богу душу отдаёт.

Глядь, какой – то узелочек

Развязали, два гроша,

Сала маленький шмоточек,

Больше в прочем ни шиша.

Ничего и то сгодится

Без копейки нет рубля,

На ощип и куры – птица,

Говорят о том не зря.

Правда то да как поделишь

Два гроша на десять рыл?

«Не порвёшь и не отмеришь», —

Кто – то злобно возразил.

И запрыгал чёрт по бочкам,

Первый в ужасе вопит:

«Братья, вдарь ему по почкам,

Шибко умно говорит».

«Как посмел ты мне такое

Да при всех в лицо сказать?

Ишь, дырявое каноэ,

Чего вздумал разыграть».

Разразилось небо громом,

Мелкий дождь заморосил,

А старик с протяжным стоном

Дух последний испустил.

Не брани меня ветер бродяга

Не брани меня, ветер бродяга!

Пробежаться с тобой наравне

Не сумел, как убогая скряга,

Распластался на мокрой траве.

Заскулил словно пёс с голодухи,

Видя в миске пустынное дно.

Я завидую маленькой мухе,

Что летать ей и ползать дано.

Ты лети и свисти во все пальцы

Полусонных дубрав на заре.

Мы с тобою по жизни скитальцы,

Ты – по воздуху, я – по земле.

Один стою на берегу

Один стою на берегу

И в воду ракушки бросаю,

В образовавшемся кругу

Воды прозрачной замечаю

Слезу, упавшую с небес,

Вода её не растворяет

И в отраженье буйный лес

На ветках ту слезу качает.

Ее возможно обронил

Усталый Бог, на землю глядя,

Для счастья он ее лепил,

Ладонью теплой нежно гладя.

Семь дней упорного труда,

Продумав строго все детали.

Земля и небо и вода

Священной жизнью задышали.

Копыта в пыль пустынь впились

И крылья в небе засвистели,

И разбрелись, и расползлись,

На ветках соловьи запели.

И хватит той земли для всех,

Всем хватит той воды напиться,

Но человек пошел на грех:

Решившись в той воде топиться.

Он начал лгать и предавать

И отнимать у слабых силой,

На все запреты наплевать,

Греховной потчуясь наживой.

Он Бога слышать перестал,

Над ним он начал насмехаться,

Он на кресте его распял,

Он стал морально разлагаться.

А может это просто бред?

Галлюцинация? Виденье?

И ничего в воде той нет?

Усталых глаз воображенье?

Но словно камень на душе,

И на висках набухли жилы,

И что-то треснуло во мне,

И ноги словно подкосили.

Мне захотелось закричать:

«Прости, прости нас грешных, Боже,

И дай нам время осознать,

Что нам милей, что нам дороже».

Посвящается Александру Галимову

Тоньше волосины жизни нити

Лопнут, не всегда узлом завяжешь.

Не всегда уйти хватает прыти,

Смерти лапу взяткой не помажешь.

У обрыва кромки ледяные,

Ногти в порошок сотрёшь, а толка.

Не сумели Сашка вороные

Унести от пасти злого волка.

Не случилось чудо исцеленья,

Видно только в сказках то бывает.

Сашка, ты в раю, и без сомненья,

Сам господь тебе рукоплескает.

Жил обычный паренёк

Жил обычный паренёк,

Был не уникум, не йог,

На краю деревни да к лесу ближе.

Только вышел парню срок

На армейский марш-бросок,

«Хвост трубой!» – сказал отец, – «Нос повыше».

И служил он, не тужил,

Было дело, волком выл,

А домой писал: «Ништяк, всё как надо».

Но в последнем горечь фраз:

«Мам, мы едем на Кавказ,

Но не думай о плохом, слышь, не надо».

Как назло под Новый год

Вся страна шампусик пьёт,

От салютов дым плывёт пеленою.

Надо ж было приказать:

Встать, идти и умирать,

Взять высотку, не стоять за ценою.

Всё горит – кромешный ад,

Крики, взрывы, всюду смрад,

Пулемётчики строчат отовсюду.

Кто-то крикнул: «Берегись!»

Взрыв и кадры понеслись

Пред глазами, буду жив, не забуду.

Кто-то снова закричал:

«Отрезают!» и упал,

Справа вдарили видать с миномётов.

В метрах двадцати пяти

К раненым не подойти,

Три попытки, восемь тел желторотов.

Утром черно-белый снег

На холодных шторах век,

Надпись кровью на стене «Не дожили»,

«За ценой не постою.

Остаюсь один в строю.

Ни патронов, ни гранат. Все, приплыли».

Пали пацаны за что?

Объяснит сегодня кто?

Целостность страны – приказ, это ясно.

Жил обычный паренек

Пусть ни уникум, ни йог,

Только верил паренек – жизнь прекрасна.

Не та

Срываюсь с места и бегу

Среди пурги в дремотный час.

Иначе, веришь, не могу,

Суди меня в последний раз.

Пылают, словно береста,

Мечты и мысли в голове.

Ты всё же, видимо, не та

Не под луной, не при луне.

Средь убогих руин

Средь убогих руин

Посреди тошноты и забвенья,

Средь глухой тишины,

Что пронзила как штык напролёт,

Веет свежей весной

Терпко так до ума помроченья,

Закололо в груди,

На душе начал плавиться лёд.

Загулял ветерок,

Засвистел в пулевые пробои

И поднял, закружил

Чёрной сажи лихой хоровод.

Остужая дождём

Тело, скорчившееся от боли,

Как бы тихо шепнул:

«Потерпи, ничего всё пройдёт».

И на лицах чумных,

Почерневших от копоти скулах,

Дрогнув рта уголки

Растянулись, улыбкой блеснув.

Загорелись глаза,

Будто как на оживших скульптурах,

Словно весь этот ад

Нам приснился, однажды уснув.

Я сорвал с головы

Надоевшую грязную каску.

Заглотил никотин

И мечтами поплыл в тишину.

В эту дальнюю – даль,

В эту мирную дивную сказку

Через горечь и вонь

Сквозь гнилую, слепую войну.

Зажурчали ручьи

И от солнца глаза заломило.

Вот стоит моя мать

И слезинка бежит по щеке,

А вокруг красота,

Что аж сердце в груди закусило.

Воздух чист как янтарь,

Чище льда на весенней реке.

Но удар по плечу

И команда: «Оружие к бою!»

И свинец поспешил

Чью – то жизнь отобрать у весны.

«Извини, мне пора,

Но я снова увижусь с тобою.

Наяву не в мечтах

Только после проклятой войны».