Текст книги "После вчерашнего, или Похождения сантехника"

– Давай. Если подделка, оставлю себе, как трофей. Компенсация за моральный ущерб. А если ценная вещь, сдадим в милицию. А к этой дуре я не пойду, как хочешь…

Кобзон был одноклассником Потапова. На первом занятии по военной подготовке военрук устроил в их классе перекличку. Последним вскочил тоненький кучерявый мальчишка и по слогам отчеканил: «Я-коб-зон!» «Если ты Кобзон, то я Пьеха!», среагировал с чисто казарменным юмором военрук, на свою беду бывший по отчеству Станиславовичем. С тех пор, кроме как Пьехой, его не звали, а когда под конец занятий он всех достал, то говорили не иначе, как: Иди ты, Станиславовна… Сашка же Якобзон навсегда остался Кобзоном, хотя давно уже превратился из шустрого ясноглазого мальчишки в толстого, одышливого лысеющего мужчину, известного и даже знаменитого в известных кругах ювелира. Потапов с ним особенно не приятельствовал, но телефон где-то был записан… Перерыв все, что можно, Потапов отрыл старенькую записную книжку, поднял трубку и наткнулся на гробовое молчание. Телефон-то отключен! Телицкий даже расхохотался, глядя на расстроенную физиономию друга.

– Не журись, казачок, прорвемся!

Пошли к Телицкому. И заскочили-то на секунду, а на соседкино ворчание нарваться успели.

– Все ходят и ходят! Ночь-полночь, полы намыты, нет, они топчут и топчут…

Потапов, кой-как скомкав разговор, договорился с Кобзоном о встрече. Жил Кобзон неподалеку, и друзья решили пройтись пешком, тем более, что погода была чудесная.

Да, погода… Это был, пожалуй, первый по-настоящему теплый вечер нынешней весной. Уже почти стемнело, огромная золотая луна задумчиво смотрела на мир сквозь кружевную вуаль переплетенных ветвей, ни ветерка, ни шороха, ни облачка на теплом, глубоко-синем небе…Так было хорошо вокруг, что и на душе стало легко-легко, как в детстве, как будто шли к Сашке Кобзону договориться с утра играть в футбол…

Кобзон не стал их слушать у порога, провел в гостиную своей огромной квартиры, пытался усадить, но Потапов вытянул из кармана кольцо и на открытой ладони протянул ему. Брови Кобзона полезли вверх, благо, места им было предостаточно, хоть до самого затылка.

– Вы все-таки садитесь, – прокашлявшись, сказал он, – я, с вашего позволения, посмотрю как следует…

Он ушел с кольцом в соседнюю комнату, где у него была оборудована целая мастерская, прикрыл дверь и, пока друзья ждали, усевшись в глубоких креслах, повел себя странно. Ничего он не рассматривал, а просто сел за стол, держа в одной руке кольцо, другой рукой прикрыл глаза. Посидев так, вздохнул, вставил в глаз стекло, уперся им в кольцо, разглядывая тщательно, отбросил монокль, долго вертел в пальцах, ощупывая каждый изгиб, даже понюхал… Потом бросил кольцо на стол перед собой и опять долго сидел, думал о чем-то, лишь изредка взглядывая на лежащее перед ним. Отпер ящик стола, извлек оттуда коробочку, а из коробочки – точно такое же кольцо, положил их рядом на ладонь, сравнивая. Шваркнул свое колечко в стол, захлопнул ящик… Посидел еще, полюбовался волшебной игрой граней, протер кольцо салфеткой, положил на серебряный подносик, вышел к ребятам.

– Ну-с, что сказать? Работа хороша, слов нет, – начал он, опять откашливаясь и вытирая заслезившийся глаз, – да и оригинал знаменитый. Лостенбургский Перстень. Но увы, копия. Подделка-с. Да и материалы… Мельхиор и стекло. Так что в магазин не носите – засмеют… Да… А работа хороша, нечего сказать. Я сам по молодости увлекался, делал копии, у меня целая коллекция таких. Ну, Алексей знает… «Следовать мыслям великого человека есть наука самая занимательная», как выразился классик. Вот я и следовал, так сказать. Занимался… Да… Как-нибудь, в другой раз я вам эту коллекцию продемонстрирую… Да…Покажу коллекцию, прочитаю лекцию…

По тону ребята поняли, что пора уматывать. Потапов недоумевал: гостеприимный Кобзон выпроваживал гостей, не накормив, к тому же отказав себе в удовольствии похвастаться свежему человеку (Телицкому) своим детищем – коллекцией копий самой знаменитой ювелирки всех времен и народов, начиная с перстня Клеопатры. Кобзоновские дочки высунули в коридор любопытные носы, но папа моментально задвинул их обратно, крикнул уже гремящей на кухне посудой жене:

– Маша, не возись, людям некогда!

Недоумения Потапова быстро рассеялись. Не прошли они и нескольких ступенек вниз, Кобзон окликнул его:

– Алексей, вернись на секунду!

В коридоре, вращая глазами и оглядываясь, Кобзон зашептал громким шепотом, брызжа в щеку Потапову слюной:

– Леха, ты что, с ума посходил? Откуда у вас эта вещь?

Потапов начал было объяснять, но Кобзон перебил:

– Не хочу и слышать! С каких пор ты влез в уголовщину?! Леха, на тебя это не похоже!

Потапов опять было открыл рот, но Кобзон опять не дал ему вставить слова:

– Молчи, молчи! Да еще и приволок сюда какого-то ханыгу! Прийти ко мне с такой вещью, да с посторонним человеком! Леша, опомнись! С кем ты связался?! Беги от них, куда глаза глядят! Избавься от кольца и беги! Ведь голову оторвут!.. О семье подумай!

– Так оно что, подлинное?

– Идиот! Ты что, телевизор не смотришь? Да только о нем сейчас и говорят! Господи, и как ты впутался в это!.. Короче, идите отсюда сейчас же, вы у меня не были, я ничего не видел. И сейчас же, слышишь, протрите от отпечатков и закиньте подальше, и бегите прочь…

– Саш, ты серьезно?!

– Серьезнее некуда! За это колечко столько пролито крови, что и вашу прольют, не остановятся…

Растерянный Потапов догнал Телицкого уже на улице. Выложил ему информацию к размышлению – Телицкий тоже рот разинул. Постояли, покурили, собираясь с мыслями.

– Откуда же у этой мегеры такое кольцо?

– Да не наше это дело! Нам решать надо, что с ним делать. Кобзон вообще в панике, выкинуть советует!

– Ну, выкинуть! Жалко! Ты погляди, красота какая!

– Да, жалко… Давай его в милицию подкинем.

– В милицию? Ну, давай. Только… – Телицкий замялся, – Леха, ты же знаешь, у меня с ними напряженка. Я в ментуру не пойду. Снеси ты, будь другом, а?

Потапов забрал у Вовы кольцо. Было уже поздно, решили отложить дело до утра. Пошли по домам.

Переменчивая весенняя погода неуловимо менялась. Поднимался какой-то непонятный ветерок, несильный, низовой, промозглый. Дунет и пропадет, затаится где-то под кустами. И снова тепло, снова тихо, но уже поползли к луне, забравшейся высоко и ставшей маленькой серебряной копеечкой, какие-то непонятные, полосами, тучи.

На полдороги к дому Телицкий догнал Потапова:

– Леха, дай-ка кольцо!

– Сам решил занести?

– Нет, зайдешь ко мне утром, заберешь, ладно? Мало ли что за ночь случится…

Глава пятая

За ночь ничего не случилось, но выспаться как следует Потапову не удалось. Только заснул, и вдруг звонок в дверь. Он вскочил спросонку с колотящимся сердцем, открыл дверь – никого. Приснилось! Лег, поворочался, стал засыпать, снова померещился звонок. Лежал, прислушивался, ждал второго звонка, естественно, не дождался, снова заснул. Стала сниться всякая чепуха. Вошли в квартиру несколько человек милиционеров, не обращая внимания на Потапова, рылись в шкафах, в полках, разворотили всю квартиру… Вывалив простыни на пол, откопали счетчик, сказали Потапову: пройдемте, гражданин…Потапов проснулся в поту, ворочался, насилу заснул и снова началась та же тягомотина – будто едет куда-то в трамвае и подходит к нему контролер, почему-то в сопровождении двух милиционеров: ваш билет, пожалуйста. Билет-то есть, но руку вытянуть из кармана никак невозможно – перстень на пальце, Потапов старается стащить его с пальца, перстень не стаскивается… Проснулся с бьющимся сердцем, оказалось, просто отлежал руку. Долго ворочался, заснул уже под утро и опять – провожали куда-то Кобзона, багаж был почему-то в камере хранения и чтобы открыть заклинившую ячейку, Потапов скусывал пассатижами пломбу с электоросчетчика, а вместо пломбы висело кольцо, то самое, с огромным камнем… Кобзон ныл за спиной: надоели вы мне, уеду я от вас… Короче, чтобы встать пораньше, будильник не понадобился.

После ночи кошмаров голова трещала. Потапов наскоро глотнул чайку, выглянул в окно и не поверил глазам – куда девалась вчерашняя весна – земля была бела от выпавшего за ночь снега, деревья темными силуэтами метались под ударами ошалевшего ветра. Ну, это и неплохо – можно надеть куртку с капюшоном – лучше маскировки не придумаешь… Потапов пошел к Телицкому, живущему в соседнем доме, в служебной квартире на первом этаже. Кинул, как обычно, камушек в стекло, второй, третий – Телицкий не выглядывал, спал сном младенца. «Вот нервы…», позавидовал Потапов. Пришлось звонить в квартиру, соседка открыла заспанная, злая, ворча под нос, так бухнула в дверь Телицкого, что он выскочил в коридор пулей.

– Ты что такую рань?

– Какая рань! Самое время…

И вправду, время было подходящее – «час быка», когда после бессонной ночи смаривает и самого стойкого. А на улице уже полно народа – первые автобусы развозят спешащих на работу: кому к семи, кому просто ехать через весь город. Затеряться – раз плюнуть… Потапов, в капюшоне, надвинутом на нос, залепленный снегом, ввалился в отделение милиции действительно неузнаваемым. Да и некому было его разглядывать – только за столом у входа клевал носом дежурный – рыжий стриженый капитан с толстой бычьей шеей. Потапов положил перед ним бумажный сверточек:«вот нашли тут…», и не дожидаясь, пока капитан очухается, вышел. На улице, протолкавшись сквозь толпу на остановке, на всякий случай сделал крюк через парк – очень уж хотелось отвязаться от темного дела. Но, конечно, вся эта бондиана была лишней, никто догонять Потапова и не думал.

Капитан с толстой шеей, не успевший остановить Потапова, и развернул-то сверток не ранее, чем как следует отзевавшись. Но развернув, моментально забыл про сон. За последние дни он столько раз видел это кольцо на фотографиях, столько раз читал его описание!.. Сразу представилась капитану сладостная картина – внеочередная майорская звездочка в стакане водки. Эх, эх… Осторожно взял капитан кольцо толстыми пальцами-обрубышами, повертел под настольной лампой. Кристалл взыграл гранями, проник лучом под толстую кожу капитана, в самое сердце: примерь меня, примерь! И, как всегда, наделось кольцо легко, а сниматься никак не хотело. Кое-как свинтил капитан с пальца своенравное кольцо и услышав шум в глубине отделения, сам себя не понимая, сунул его в карман. Скомкал газету, швырнул в урну. Подумав, прислушавшись – не идет ли кто – вынул газету из урны, сунул в другой карман. Тьфу ты, ничего голова не варит – достал оттопыривающий карман газетный комок, разгладил, сложил аккуратно, убрал, огляделся – что еще? Схватил швабру с тряпкой, протер мокрые потаповские следы. Кольцо чувствовал в кармане не кожей через рубашку – сердцем. Наконец уселся на место. «Спите, сволочи… ну-ну…».

Теперь уж сон соскочил с толстошеего капитана. Спал сном младенца Телицкий, отключился, как в омут упал, измученный ночными кошмарами Потапов, а капитану спать расхотелось. Не до сна было и еще одному человеку – в седьмом доме, в квартире 325 всю ночь сидел на телефоне Виктор Петрович. Как назло, ни один номер хозяина, известный Петровичу, не отвечал. «А другие мне знать не положено, – горько думал Петрович, – кто я для него – шестерка…». Чего он только не передумал за эту ночь! Мысли ходили по кругу, и чаще всего возникало в голове несомненное: «закопают меня живьем, ох, закопают!». Уже и рассвело, и Телицкий побежал по заявкам, и снег перестал, и ветер приутих, и даже стало проглядывать сквозь тучи солнце, и зашевелилась в спальне злополучная супруга Виктора Петровича, а хозяина все нигде не было. Отчаявшийся Петрович решился было сам начинать поиски, позвонить в ЖЭК хотя бы, но тут вдруг мелкими междугородними звоночками зазвонил телефон.

– Что у тебя все утро занято? – недовольно начал Виталий Иванович, но Петрович вывалил на него новость, торопясь и сбиваясь, словно школьник.

– У-у-у-у…,– только и услышал он в ответ. И все, короткие гудки.

Виктор Петрович сидел перед молчащим телефоном, как мертвый.

Наконец телефон зазвонил снова.

– Вот что, Прораб, – Петрович понял, что это теперь его кличка, – сиди дома у телефона. Никуда не суйся. За тобой заедут.

– Кто заедет? – сорвавшимся голосом осмелился спросить Петрович.

– Менты, блядь! – заорал Виталий Иванович, – кто надо, тот и заедет! Но если ты играть со мной вздумал, падло!..

Глава шестая

Заявок опять было хоть отбавляй. Телицкий бегал знакомыми кругами, из дома в дом, из квартиры в квартиру. Засоры, протекающие краны, сифоны, манжеты, холодные батареи, сливные бачки – привычные ежедневные заморочки. Вова забыл и думать про вчерашнее кольцо, бегал из квартиры в квартиру, дело кипело в руках, справившись, весело кричал: хозяйка, принимайте работу! Не течет, не каплет, в стакане не булькает, в кармане не шелестит! – и самые непонятливые раскошеливались, а нет – так и не надо, без навара не останемся. Когда-то, по молодости, по глупости, Володя развелся с женой… ну нет, это женился по глупости, а развод – ну ,что ж тут особенного – обычное дело, у нас в Питере даже мосты разводятся – по широте душевной (тоже своего рода глупость, считают некоторые) оставил бывшей благоверной квартиру, а жить-то где-то надо – ну, и бухнулся в сантехники на служебную жилплощадь… За столько лет и дело освоил, и психологом стал, и пить научился (в смысле, вовремя останавливаться), и даже, черт ее дери, полюбил эту немудрящую, но живую работу. А что – каждый день новые лица, и свобода, главное, свобода – ни тебе проходной, ни начальства над душой – красота! С утра побегал часа два – и вот уже зашуршали в кармане симпатяги-червонцы, и обед уже на носу, а там уж немного – начать и кончить, и день прошел, все в порядке, пьяных нет, завтра на работу…

Немудрящую?.. Ну, нет, беру назад это необдуманное слово. Это мнение дилетанта -немудрящая, а знающий человек сразу скажет: профессия сантехника – одна из сложнейших профессий, требующая, помимо массы практических навыков, уникального сочетания технических знаний и глубокого понимания человеческой психологии. Вот, к примеру, установка компакта– плевое дело, скажет дилетант, сорок минут, от силы час с одним перекуром. Настоящий мастер такое мнение даже оспаривать не станет, только презрительно сплюнет. Сорок минут! Установка компакта– процесс, не терпящий спешки, требующий точной, почти ювелирной работы, вернее было бы сравнить эту работу с работой минера, ошибающегося один раз в жизни. И тут главное даже не собственно установка! Настоящий мастер сначала обследует старую технику, и если не обнаружит ни на бачке, ни на унитазе трещин, приступит к операции с хладнокровием вышеозначенного минера. Гибкая подводка – не проблема – откинул и забыл. Дальше – самое сложное: отдать гайку, закрепляющую клапан, за долгие годы в благоприятной для коррозии среде забывшую, что она была когда-то гайкой. Окислы надежней сварки приварили ее к привычному месту, но стронуть ее, а затем и вовсе свинтить, не повредив –подчеркиваю! – не повредив старого бачка – задача мастера. И если у мастера трясутся руки после вчерашнего, то тут они трястись перестают. И если собака зазевавшегося хозяина, по-тихому подкравшись, вцепится в пятку, вздрогнет мастер не ранее, чем уберет ключ с опасной гайки. Далее – два винта, крепящие полочку бачка к унитазу. Одно неверное движение, и полочка треснула, и вся работа насмарку. Но мастер справится и, вынося в коридор освобожденный бачок, с делано-равнодушной миной скажет пританцовывающему и цыкающему зубом хозяину: да ничего, не беспокойтесь, я потом на помойку вынесу. Теперь – унитаз, четыре огромных шурупа, давным-давно уже без шлицов, зацепиться не за что. Новичок, ничтоже сумняшеся, долбанет молотком по унитазу, и дело с концом. Ну и дурак его фамилия! Пусть атмосфера с каждой минутой накаляется, пусть хозяин уже не пританцовывает, а безумно мечется по квартире, сбивая стулья и аффектировано ломая руки -мастер провозится час, обдерет старые мозоли до новых пузырей, но зацепится, удалит обуглившиеся шурупы без вреда для фаянса. После всего этого расчеканка – просто семечки. Далее хозяина, обезумевшего, утирающего хладный пот с бледного чела, ждет сюрприз: пятнадцать минут – и на месте видавшего виды старья весело сверкает новенький элегантный аппарат. Пока усталый мастер моет руки, хозяин – наконец-то – проверяет новую технику в деле и выходит из туалета совершенно обессиленным и счастливым. Тем справедливее будет вознаграждение… Нужно ли объяснять, что старая техника попадает отнюдь не на помойку, а в мастерскую, где подвергается умелой и эффективной реставрации, в подробности которой я не буду вдаваться, чтоб не злоупотреблять вашим вниманием. Да и не очень хочется даром выдавать know-how, многие из которых достойны серьезного патента. Хотя бы – как удалить ржавчину с внутренних, пористых поверхностей бачка? Спросите у химиков, вам объяснят, что это за проблема… Короче говоря, через некоторое время у профессионала в мастерской стоит, весело сверкая, неотличимый от нового элегантный аппарат, и на одной из заявок, поменяв, допустим, смеситель и в процессе работы точно оценив психологический тип личности заказчика, мастер, как бы невзначай, замечает: компакт бы вам не мешало заменить. В магазинах они, правда, дорогущие сейчас, но вот есть у меня… Сделка заключается, мастер приступает к работе, в которой главное…правильно, аккуратная разборка старого. Таким образом, установка компакта, вопреки мнению дилетантов, процесс практически бесконечный…

Да что компакт! Дешевка это, любезный Амвросий! Перечитывая недавно любимого мною Лема, его гениальный «Насморк», наткнулся на рассуждение о неравномерности развития разных областей знания: люди, мол, уже на Марс собираются, а рассчитать кривизну водопроводных труб, чтоб не гудели, до сих пор не могут. Я даже подскочил – кривизна труб, гидродинамика! Это же стандартная отговорка сантехника, которому лень поменять расплющившуюся прокладку в смесителе, или хотя бы подрезать ей краешки. Стандартная отговорка для клиентов с незаконченным высшим образованием. Но чтобы взять на нее Лема, великого писателя, выдающегося мыслителя нашего времени! Какое нужно владение психологической ситуацией, какая точность подачи, какой артистизм! Вы только представьте – безвестный сантехник, мимоходом, почти машинально играющий гениями, как пешками в неведомой им игре. Для сантехника это даже не эпизод, просто жест «джентльмена в поисках десятки», а гении довольны, гении счастливы, гении на седьмом небе – Лем получает повод к философским обобщениям всемирно-исторического масштаба, а Станиславский, длинными артистическими пальцами вытягивающий из шикарного портмоне хрустящие купюры, выдыхает со взрыдом: «Верю! Верю!»… Впечатляет? Да, мы такие!

В очередной квартире Вову встретили нестандартно – хозяйка, пожимая плечами, сказала:

– Вас в ЖЭК просили позвонить.

–Володя, как хорошо, хоть ты нашелся! – услышал он в трубке обрадованный голос Марины Васильевны, – беги быстрей, – она назвала адрес, – там Коновалов чего-то натворил!

Володя понесся на выручку.

Толстяк Вася Коновалов, как выяснилось, ничего не поломал и не затопил – он отмочил штуку покруче. Уже с утра где-то поднабравшись, пришел на заявку, наклонился, пыхтя, сколько позволяло пузо, заглянуть под бачок, потерял равновесие, да и нырнул головою между унитазом и стенкой, и благополучно там застрял. Неизвестно, чем бы это кончилось, если б хозяйка не выключила воду в ванной, где затевала большую стирку и не услышала из туалета странное мычание. Вытянуть Васю из-под унитаза одной ей было не под силу, побежала за соседкой. Тянули вдвоем, но – тянут-потянут, вытянуть не могут. А Вася, бедолага, уже хрипеть начал, придавив немалым своим пузом сердце, легкие и другие жизненно-важные органы, (про мозги не говорим, мозги, это не про Васю). Насилу догадалась хозяйка позвонить в ЖЭК. Телицкий прибежал как раз вовремя, втроем вытянули они Васю и он лег тут же в коридоре, почти без сознания, с фиолетовой мордой удавленника, с выпученными глазами, с пеной изо рта… Пока хозяйка сердобольно суетилась вокруг Васи, а он только пыхтел и хрипел, шустрый Вова устранил и протечку.

Потихоньку Вася пришел в себя. Телицкий помог ему подняться, решил на всякий случай проводить его до мастерской. Васю серьезно пошатывало, так что пришлось засунуться ему подмышку и почти тащить на себе. Взволнованная хозяйка проводила их до лифта, повторяя:

– Спасибо, большое спасибо!

– Не во что… – деликатно потупив глаза, ответил Вова. И еще червонец заполз в оттопыренный карман бравого сантехника.

Марьиванну на сей раз Вова углядел издалека, но встречи миновать не удалось из-за полного отсутствия маневренности – Вася не только еле шел, но и соображал с трудом, а силой развернуть такую тушу…Так и шел Вова к погибели, безропотно, как кролик к удаву. Но Мариванна, казалось, была настроена миролюбиво.

– Володечка ,голубь мой! Спасибо тебе, золото мое, спасибо! Уж как ты вчера все наладил, слов нет, не течет, не каплет! А я-то, старая дура, и не отблагодарила…

Володя заморгал недоуменно – что ж такое, ведь ничего ж он ей вчера не сделал, опять продинамил ее, ну, забыл же вчера начисто… А Мариванна добыла из-под куртки маленькую, протянула с умильной миной Вове:

– Возьми, касатик, выпей за мое здоровье, – дождалась, когда растерянный Вова протянет руку и – хвать чекушку об асфальт, аж брызнуло во все стороны, как граната разорвалась.

– На, жри, жри, поганец! Языком слизывай, – скинула маску Мариванна, – Алкоголики чертовы, с утра уже на ногах не держатся… Ну, я тебе устрою хорошую жизнь, я тебя выведу на чистую воду…– и пошла, громыхая, своей дорогою, обернулась, погрозила кулаком, – ты у меня попляшешь, поганец!..

Телицкий стоял, как оплеванный. Вася, давящий на него непосильным грузом, изумленно принюхивался, таращил глаза, не мог понять, как это возможно – только что была рядом водка, и вот… Наконец он промолвил, потрясенный:

– Ну ты и фрукт, Телицкий. До такого довести женщину…

(Справедливости ради скажем, что в чекушке-то была вода. Мариванна, слов нет, женщина крутая, но на святотатство не способная. Водку она аккуратно перелила в другую бутылочку, которую тут же заткнула пробочкой, чтобы не выдыхался драгоценный продукт).

Оставив Васю в мастерской очухиваться, Вова, не подумав, заскочил в ЖЭК, успокоил Марину Васильевну и, конечно, нарвался на дополнительную работу – красавица Марина слезно умоляла его взять на себя коноваловские заявки. Что было делать, не умел Телицкий отказываться, когда просят по-человечески – повлекся сантехник по привычному кругу… А времени-то было уже около двенадцати, и уже Мещанов и Перетрухин перебегали улицу наискосок, к винному магазину.

Но вот наконец последняя Васина заява отбита, предвкушая отдых и обед, Вова не торопясь спускался по лестнице, напевая под нос популярную песню: «идет сантехник мокроногий…»

Навстречу ему поднималась молодая женщина, симпатичная, темноволосая, полненькая. Оглядев его с ног до головы, она спросила:

– Вы наш сантехник? – и рассмеялась так звонко, как будто в серебряный колокольчик зазвонила.

– Да, – невольно улыбаясь, ответил Володя, – а что тут смешного?

– Очень уж вы похудели!.. – и снова засмеялась, – Не зайдете ко мне на минуточку? А то ваш коллега чего-то у меня напортачил. Кран трещит, как пулемет. По утрам весь дом, наверное, бужу…

Откровенно говоря, устал сегодня бравый сантехник, да и время было уже обеденное. Но отказаться язык не повернулся – если еще откровеннее, с первого взгляда приглянулась ему черноглазая хохотушка.

Пока менял в ванном смесителе прокладки, из кухни пошли чудные запахи, и веселая хозяйка, гремя посудой, стала извиняться:

– Вы уж простите, что задерживаю вас в такое время. Дома, наверное, супруга к обеду ждет!

– Да уж, ждет, конечно, – отвечал Володя, – волнуется.

В кухне снова зазвенел серебряный колокольчик:

– Я так и знала, что вы соврете! Вы же холостой!

– Правда ваша! А как вы догадались?

– А я тоже холостая!… Ну, в таком случае, прошу к столу!

Кухонька была такая уютная, накрыто так симпатично, и такой аппетитный борщик был разлит по тарелкам, что Телицкому показалось, что он уже сто лет здесь дома, а когда смешливая хозяйка, зачерпнув ложкой густейшую сметану, умело поместила посреди дымного огнедышащего озера белейший айсберг и сказала:

– А для аппетита?.. – Телицкий только крякнул, подумал: не сон ли все это, прокашлялся для солидности, ответил:

– Если только за компанию…

– Ой, да не люблю я ее, – засмеялась хозяюшка, однако из пузатого запотевшего графинчика (ну, где это сейчас бывает?) налила полную Вове и себе половинку. Выпили, закусили, познакомились. Вова похвалил борщ:

– Вы, наверное, с Украины?

Вместо ответа она ткнула ложкой в сторону Вовиной сумки, из которой торчал здоровенный ключ:

– А это что?

– Ключ газовый, «шведки».

– Так вы, стало быть, из Швеции? – и снова залился, зазвенел звучный серебряный колокольчик. Смеялся и Телицкий, и думал, что давно он так не смеялся по пустякам, давно ему не было так хорошо…

Вот уже и кофе допит, пора уходить. Телицкий стоял в прихожей со своей дурацкой сумкою в руке, и она, Тамара, совсем рядом, впервые совсем серьезная. «Не знаю кем надо быть, чтобы уйти сейчас отсюда», вдруг подумал Вова. Сумка выпала из рук, стукнула в пол, и Вова, решившись, как в воду шагнул – обнял Тамару, привлек к себе. Она не отстранилась, наоборот, прильнула к нему всем телом, притихла…

Потом, после не считанного времени, они лежали в постели обессиленные, счастливые, и она сказала:

– Не знаю кем была бы я, если бы тебя отпустила!

Потом они снова пили кофе и смотрели телевизор, но как-то не очень внимательно – когда опомнились, оказалось, что кино уже кончилось, а на экране что-то доказывают друг другу два умных мужика в очках… еще потом на экране мельтешил серый снег… Потом, уже в темноте, Телицкий проснулся оттого, что улыбался во сне. Тамара спала рядом, уткнувшись носом в его плечо, тихонько посапывая. «Это счастье», в полный голос сказал Телицкий и заснул уже до утра.

Глава седьмая

Сдав кольцо, Потапов вернулся домой совершенно разбитым после дурацкой ночи, решил доспать, плюхнулся на кровать и тут уж отключился.

Неизвестно, сколько бы он спал, если бы около часу дня в дверь не позвонили. На сей раз это был самый реальный звонок. Потапов спросонку мало чего понимая, открыл дверь, и моментально его вдвинули в квартиру три огромных парня.

– Вы Потапов?

– Да…

– Мы вашего друга ищем, Телицкого. Где он сейчас?

– Где? Не знаю… А который час? – Потапов заглянул в комнату, – Час уже! У него обед, дома должен быть…

– Нету его дома!

– Ну, заявку добивает, сейчас подойдет.

– Нет его на заявках, проверили…

– А вы… кто? – Потапов уже все сообразил, но надо же было что-то говорить.

–Друзья… А здесь его нет? – и нагло оттеснив Потапова, пошли по квартире. – Нету, – заглянув во все углы, удостоверилась братва.

– Может, ему передать чего…

– Передай, что если чужое не вернет, голову отрежем, – и пошли на выход.

– Ребята, вы насчет… кольца? – ребята одинаковым движением повернули к Потапову одинаково стриженые головы. – Так я его сдал сегодня в милицию! Володя его вчера нашел и попросил меня сдать, я и сдал…

– В милицию? Куда?

– Да в наше отделение, здесь…

Бандиты ушли, а Потапов бросился в ванную, подставил голову под струю воды. Да, влипли… Надо как-то предупредить Володю. Потапов набрал номер Телицкого. Подняла трубку сердитая соседка:

– Звонят и звонят, ходят и ходят… Нету его!

Ребята тем временем вышли на улицу, отзвонились Виталию Ивановичу, доложили. Но видно, Виталий Иванович тоже не терял зря времени.

– В милицию? – с насмешкой переспросил он, – По ментам я все прокачал, нету… Дурит вас мужик!

– Не похоже…

– Не похоже? А знаете, кто у этого Потапова одноклассник? Александр Якобзон, ювелир известный, коллекционер. Живет, между прочим, совсем рядом. И вот еще что: ювелир ювелиром, а квартиру вы посмотрите хорошенько…

Потапов был уже в одном ботинке, когда в дверь снова позвонили. Отпер дверь и тут же, с порога, получил такой удар в грудь, что отлетел по коридору до самой кухни, упал, ударившись головой об косяк. Дыхание остановилось…Ребята заволокли его в комнату, бросили лицом в пол, тяжелое колено придавило шею.

–Ты что же, мужик, за лохов нас держишь? Мозги нам парить вздумал?

– Да вы что, ребята! Я правда в милицию снес…

– Не звезди, гадюка! Колись сам, пока тебя не раскололи! Ты что, думаешь, утюги и паяльники кто-нибудь отменил?.. Бегал вчера к Якобзону?

Потапов молчал, думал: «Господи, откуда они все знают…» Он получил еще несколько ударов по почкам, по ребрам, после чего бандиты подняли его, бросили на диван. Пошли по квартире, методично выворачивая все из шкафов, обыскивая каждый укромный уголок. Особенно не повезло Наташке – все пустотелые игрушки были разломаны, плюшевые распороты. Все крупы, мука, соль и сахар высыпаны прямо на пол в кухне…

Разгромив всю квартиру, бандиты собрались перед Потаповым:

– Короче, мужик. Кольцо отдашь, понял? – Потапов разлепил было губы, но ему слова не давали, – Без базара!

Один из братков, сухощавый, с волчьим взглядом, прошелся по комнате, поднял с пола фотографию Люси и Наташки, прошлогоднюю, летнюю, в купальниках на берегу речки.

– Во, мужик, какие у тебя девчонки хорошие. Мы возьмем их на память, чтоб ты не дергался. Займешься самодеятельностью, мы тебе их по кусочку присылать будем. Въезжаешь?

Потапов, увидев в лапах бандюги фотографию, молил бога только об одном – не сорваться. Он был не мастер и уж подавно не любитель драться и до определенной грани все был готов терпеть, только бы избежать конфликта. Но если зажигался вот тут, в груди, холодный огонек…Потапов, не помня себя, бросился на сухощавого и хотя двое других успели его подсечь, все-таки достал врага обеими руками и мотанул его… И упал носом в пол, получив тяжелый удар сзади в голову. Ребята били его ногами, Потапов как сквозь сон слышал голос сухого: «по лицу не бей!»… Перевернули его на спину, вылили на голову кастрюлю холодной воды.

– Что, мужик, наелся? Лежи, гнида, думай…

И ушли, аккуратно закрыв за собой дверь.

Потапов, превозмогая боль, поднялся, доковылял до окна, осторожно выглянул. Трое громил, выйдя из подъезда, влезли в потрепанный белый жигуленок, не спеша отъехали. Потапов, кряхтя, с трудом надел второй ботинок, побрел в ЖЭК. Красавица Марина переменилась в лице, увидев его.

– Марина Васильевна, где сейчас Телицкий, не знаете?