Текст книги "Иллюстрированная история группы «Звуки Му»"

IX. Прорыв на Запад и альбом с Брайаном Ино

Осенью 1988 года «Звуки Му» вступили в полосу заграничных гастролей. Процесс начался с Венгрии, куда по рекомендации Троицкого группа выехала на фестиваль «Hungary Carrot» («Венгерская морковка»). Это был весьма авторитетный, престижный форум альтернативной музыки: достаточно сказать, что в его программе значился Джинджер Бейкер. Увы, до «Морковки» бывший барабанщик Cream не доехал, будучи снят в промежуточном аэропорту с самолета из-за наркотической интоксикации.

Наши герои едва не попали в сходную ситуацию, но вышли из нее с честью. За сорок минут до выхода на сцену почтительные венгры внесли в гримерку «Звуков Му» ящик пива и ящик вина. Девственные в плане масштабов заграничного сервиса братья Мамоновы потребовали от Липницкого выяснить, что это значит. Получив предсказуемый ответ, они за полчаса набрались до состояния глубокого сна. В шоке от происходящего стали напиваться и остальные члены группы. Но в конечном счете железная воля подсознания Петра Николаевича заставила его очнуться, жестоко оживить брата, и в последний момент вся группа вылетела на сцену – в полубезумном состоянии. Играли агрессивно, раскованно, блестяще – по воспоминаниям членов ансамбля, это был их лучший зарубежный концерт вообще. Овации были столь сильны и продолжительны, что выступавшие после «Звуков» Pere Ubu в течение получаса (!) не могли выйти на сцену.

Вслед за Венгрией последовала Италия, куда «Звуки Му» полетели вместе с «Браво» и «Телевизором». Рим, Падуя, Турин. Но устраивали все это люди, близкие к коммунистам («Unita»), и результат получился соответствующий. Если в Венгрии группа получила адекватную, целевую аудиторию, то здесь – более случайную и праздную, да еще и с поправкой на достаточно спокойное отношение к рок-музыке, традиционно процветающее в Италии. Однако никто особо от этого не расстроился, ибо ансамбль находился в состоянии глубокого алкогольного анабиоза. К примеру, когда год спустя, во время повторных гастролей на Апеннинах, местные журналисты поинтересовались мамоновскими впечатлениями от прошлогоднего турне, Петр Николаевич простосердечно ответил: «Извините, ребята, я в Италии раньше никогда не был».

В Будапеште (1988): Мамонов, Липницкий и куратор рок-лаборатории Виктор Сергеев

Фото из архива А. Л.

Далее, уже весной 1989 года, была Варшава. С муками освобождавшаяся от советского ига Польша ненавидела все, что к востоку от Бреста, и годом раньше дружно освистала «Машину времени». Когда «Звуки Му» заиграли свою новую «цивильную» программу, публика машинально решила, что это очередной Макаревич, и стала забрасывать ансамбль яблочными огрызками. В дело был экстренно пущен «Серый голубь», и его старый добрый варварский примитивизм дал полякам понять, что перед ними группа антисоветская – и, стало быть, «своя». Свист плавно перешел в аплодисменты.

Но поездка в Польшу состоялась уже после еще одной важнейшей вехи в истории «Звуков Му» – записи альбома в продьюсе легендарного Брайана Ино. Бывший клавишник Roxy Music и продюсер лучших альбомов U2 и Talking Heads, Ино тогда со своей супругой Энтией Норман-Тейлор возглавил небольшой лейбл «Опал Рекордз» (Opal Records), специализировавшийся на выпуске некоммерческой музыки. Когда на Западе по поводу России начался околоперестроечно-горбачевский бум, Ино решил пошарить в этой огромной и загадочной стране на предмет музыкальной экзотики. Троицкий, уже зарекомендовавший себя в глазах «зарубежных специалистов» в качестве надежного поводыря-Вергилия по кругам русского рока, посоветовал Ино обратить внимание на «Звуки Му». Тот решил, что это – «своеобразный маниакальный минимализм», а Мамонов – «удивительный и страшный тип, явившийся словно из какого-то глубокого средневековья». Назревала запись. Бюджет у Ино был скромный, и он сразу стал на всем экономить. Выяснилось, что прямо в Москве можно дешево арендовать студию ГДРЗ (Дома Радио) на улице Качалова и записать все там. А уже сведение делать в надежном Лондоне, куда к тому же можно не тащить всю группу, ограничившись Мамоновым-художником и Липницким-директором.

Увы, опытнейший Брайан Ино не знал великой русской поговорки про бесплатный сыр в мышеловке – куда и попался. Первой крупной неприятностью для него стало общение с общественным туалетом ГДРЗ, откуда он всякий раз выбегал с мученическим выражением лица и долго потом тяжело дышал у открытой форточки. Более криминальным моментом стало отсутствие в студии миди-пульта, из-за чего не удалось обработать звук баса и барабанов. В итоге он остался таким же случайно-левым, как был записан, и ритм-секция просела. Наконец, Мамонов, как это уже повелось в студийных условиях, слишком усердно старался петь правильно и точно – с предсказуемо-унылым результатом.

Во время записи в ГДРЗ. Стоят: администратор группы Геша Матвеев, Брайан Ино, Антон Марчук, Алексей Павлов, Александр Липницкий, звукорежиссер ГДРЗ Александр Карасев, Лёлик; внизу: Мамонов и Паша Хотин

Фото Эдуарда Басилии из архива А. Л.

Из-за отсутствия в студии ГДРЗ миди-пульта обработать звук барабанов не удалось. Но Алексей Павлов этого еще не знает

Фото Эдуарда Басилии из архива А. Л.

Запись заняла 12 ноябрьских дней 1988 года. Новый этап мучений начался уже в следующем году, в ходе лондонского сведения. В промежутке Петр Николаевич впал в очередной запой, разгар которого пришелся на момент прилета в Лондон, где на 10 дней была заказана дорогущая «Air Studios» Джорджа Мартина на Оксфорд-стрит. Ино поселил Мамонова с Липницким на квартире своего друга-продюсера Майкла Брука (известного на постсоветских просторах, в частности, по своему совместному с армянским дудукистом Дживаном Гаспаряном альбому «Black Rock»). Ничего не подозревающий Брук в тот момент безмятежно находился на гастролях. За три дня была полностью истреблена коллекция старинных вин хозяина квартиры, которую он собирал в течение 10 лет. Вернувшись с гастролей, Брук буквально остолбенел. Светские хроники английских газет запестрели заголовками: «Русские выпили коллекцию вина известного лондонского музыканта».

На протяжении всего сведения примерно раз в два часа Мамонова одолевал зеленый змий. В этих случаях он, не выходя из студии, с головой залезал в свою черную сумку – якобы в поисках конспектов – и прикладывался к фляге. Молодые звукоинженеры «Air Studios» поражались: русский музыкант, ознакомившись со своими таинственными заметками, из злого вдруг становился добрым.

По мнению Липницкого, самым фатальным оказалось то, что Мамонов Ино не доверял. Еще в самом начале процесса, когда Александр Давидович сообщил другу о готовности Брайана продюсировать альбом, Петр Николаевич сделал козью морду и сказал, что предпочел бы Кэптена Бифхарта или, на худой конец, Фрэнка Заппу. Даже в Roxy Music он, дескать, всегда больше уважал одержимого половыми бесами Ферри, нежели плешивого интеллигента Ино.

Поэтому при окончательном сведении старый тоталитарист Мамонов порой просто не подпускал обходительного продюсера альбома к пульту – и делал все сам. Слишком хорошо воспитанный Ино только разводил руками. А так как Петр Николаевич традиционно хотел, чтобы все было «солидно и по-взрослому», итогом его стараний стал скучный вылизанный звук, не содержавший и тени фирменной «звукомушной» маниакальности.

«Самобытность, энергия, чумовой стержень – всех этих качеств группы на альбоме в который раз передано не было, – комментирует Паша Хотин. – В студии Петя все это всегда старался подавить. Ведь по-человечески он был самый сумасшедший! Нужно было отстранять его от записей. А он лез – на „отходняках“. Старался петь наиболее верно и наиболее скучно. Самопродюсирование почти всегда кончается крахом! Тут нужен человек со стороны. Что же касается Брайана Ино, то для „Звуков Му“ лучшим продюсером был бы не тонкий эстет, а человек, знающий толк в элегантной грубости. Ино для нас оказался слишком интеллигентен».

Лишь под конец микширования Липницкий убедил Мамонова «сделать Брайану подарок» и позволить ему собственноручно свести хотя бы один из 10 треков альбома – пресловутую «Гадопятикну» (включая ее, пять композиций для «опаловского» CD Ино отобрал с «Крыма», четыре с «Простых вещей» и одну – «Забытый секс» – с еще не записанной «Транснадежности»). Но и «Гадопятикна» прозвучала здесь по настроению бледнее, чем «крымский» оригинал, – а, пожалуй, главным достижением записи стала архирафинированная «Сумасшедшая королева»: именно здесь иновский продьюс даже при мамоновском диктате оказался наиболее органичен.

Ино и Мамонов в ГДРЗ

Фото Эдуарда Басилии из архива А. Л.

 
Ты ничего не говоришь, ты только смотришь и молчишь.
Смотришь. Молчишь.
Ты не ходишь никуда, и не уходишь никогда
Ты рядом всегда. Рядом всегда.
Только не лезь ко мне со своей бесконечной едой
Только не лезь ко мне со своей бесконечной мольбой
Королева ты моя, сумасшедшая.
Ты возьми мой карандаш, и нарисуем домик наш
Так не похожий на шалаш.
И станцуем на столе то, что я думал о тебе.
То, что подумал вчера…
 

Так или иначе, выпущенная «Опалом» и поддержанная супердистрибьютором WB пластинка за две недели разошлась тиражом 35 тысяч экземпляров. Авторитетный журнал «Village Voice», оценивая сразу три альбома русских «независимых» групп, почти одновременно появившихся на американском рынке, поставил по 5-балльной шкале «Звукам Му» 4–, тогда как «Radio Silence» БГ – лишь 2–. Зато аж 5 баллов получила «Группа крови» «Кино», выпущенная Джоанной Стингрей фактически в первозданном виде на «Red Wave»: беспристрастные рецензенты весьма адекватно оценили сравнительную степень аутентичности всех трех релизов. Кстати, в то же самое время на московском «черном рынке» зарубежный винил «Аквариума» стоил 100 рублей, а «Звуков Му» – 120. Все покупатели «опаловской» пластинки видели на ее обложке авангардно-загадочную рожицу, принадлежавшую, что любопытно, кисти художника Юрия Родина, в незапамятные времена работавшего с Мамоновым в журнале «Пионер»: Брайан Ино самолично выбрал это произведение из множества вариантов, предложенных Петром Николаевичем. К слову, Родин впоследствии стал основным дизайнером практически всех изданных альбомов ансамбля.

X. По главным метрополиям рок-н-ролла

34-страничный контракт наших героев с «Опалом», толком никем из членов группы по лени не прочитанный, предполагал, помимо прочего, турне по Великобритании и США в поддержку записанной пластинки (а в перспективе запись второго альбома и еще как минимум одно турне).

Британский тур Брайан Ино успел предварить глубокой аналитической статьей о специфике русского рока, опубликованной в газете «The Guardian». Большинство ее положений, несомненно, было навеяно опытом совместной работы со «Звуками Му», которые получили в рамках этого интереснейшего текста отдельную характеристику.

«Конечно, западный рок оказывает сильное влияние на русскую разновидность, хотя он и ассимилируется довольно неожиданным образом. Русские услышали рок-музыку через десятые копии на кассетах и BBC World Service – и сформировали о ней собственные суждения. <…> Возможно, что русские обладают более открытым восприятием нашего музыкального универсума и, я уверен, еще удивят нас своими „перекомпозициями“.

Русская рок-музыка также питается своими собственными традициями, такими как музыка „кецмер“ из Одессы[1]1
  Видимо, имеется в виду «клезмер». – Примеч. автора.


[Закрыть], и довоенной традицией кабаре. Государство, занятое идеологическим руководством в кино, классической музыке, театре и литературе, снобистски не принимало всерьез эти популярные жанры, оставив их нетронутыми.

Результатом этого, естественно, явилось превращение популярной музыки в оазис эксперимента, в одну из немногих областей, где могло быть сказано нечто новое и где могли быть исследованы неодобряемые в других сферах западные идеи. В связи с существованием этой относительной свободы, многие таланты, которые в иной ситуации могли бы обратиться к „высокому искусству“, оказались в среде рок-музыки. До недавнего времени деятельность рок-музыкантов практически не была связана с записью и выпуском пластинок: государство контролировало единственную компанию звукозаписи и отдавало предпочтение „официальным“ эстрадникам, выстраивавшимся в длинные очереди.

В итоге рок здесь в гораздо большей степени, чем в Британии, стал исполнительским искусством: театральность развилась в театр при активном участии художников, декораторов и хореографов, привлеченных на рок-сцену.

Даже у нас[2]2
  В Великобритании. – Примеч. автора.


[Закрыть] рок-музыка всегда была гибридом музыки, поэзии и театра, но заинтересовавшие меня направления советского рока располагаются гораздо ближе к театральному и поэтическому полюсам, чем большая часть нашей музыки (особенно в условиях коммерческой притягательности огромных рынков звукозаписи, которая заставляет все более и более внимательно относиться к собственно звучанию того, что мы делаем). <…>

„Звуки Му“ – это еще одна театральная группа[3]3
  Ино здесь сравнивает их с группой «АВИА». – Примеч. автора.


[Закрыть], но их театр имеет совершенно другую природу, питаясь многовековой традицией довольно зловещих средневековых клоунов-скоморохов. В центре группы находится странная и угрожающая личность певца и автора песен Петра Мамонова, который создал то, что я называю „тотальный театр лица“. Его сценический образ такой тревожащий и гротескный, что от него не оторвать глаз. Он шут, одержимый дьяволом, ведомый злой волей, сладить с которой он не в силах, одновременно сумасшедший и жалкий, ранимый и опасный. Это находит отклик в глубине русской души».

(Фрагмент статьи Брайана Ино «Резон для рока» приведен в переводе С. Афонина и С. Чернова, сделанном для питерского самиздатовского журнала «РИО» № 37, сентябрь 1989 г.)

Британские гастроли прошли вполне гладко – в мае 1989 года за 20 дней состоялось семь концертов: два – в Лондоне, три – в Глазго и по одному в Ливерпуле и Брайтоне. После концерта в лондонском клубе «Town & Country» Ино подвел к Липницкому невыразительного дядечку средних лет, который со значением произнес: «О! У вас отличный барабанщик!» – «Ху ит из?» – вяло поинтересовался басист «Звуков» у замученного Брайана. «Ну как же?! Джон Пол Джонс».

Мамонов с муляжом радиомикрофона на инди– фестивале «Независимые музыканты – Югу Африки»

Фото Сергея Бабенко

Менеджментом зарубежных гастролей в рамках расширившегося директорского корпуса ансамбля занимался друг Паши Хотина – молодой протокапиталист Геша Матвеев, превосходно владевший английским языком. Туры по заграницам в начале 1989-го сыпались на группу как из рога изобилия: достаточно сказать, что между лондонским сведением, Варшавой и набегом на Англию-Шотландию она успела продефилировать также сквозь Германию и Францию. Гамбург, Бремен, Геттинген, Париж, Бурж, Лион… Во всей Европе царил угар увлечения перестроечным «совком»: русских еще любили. По Германии со «Звуками» разъезжали «АукцЫон», «Ва-Банкъ» и поп-певица Катя Суржикова (воспринимавшаяся в рок-контексте как сверхциничный глэм), по Франции – опять «АукцЫон» и уже «Кино»… Почти везде «Звуки Му» нравились: к примеру, в Бурже, где проходил крупный, хорошо раскрученный элитарный фестиваль, их проводили овациями, а в «Кино» местные критики увидели лишь русско-корейскую кальку с The Cure. Далее последовал Туманный Альбион… В Россию «Звуки» ненадолго заехали лишь на исходе весны – и 28 мая отыграли под фонограмму иновского альбома на крупном международном инди-фестивале «Независимые музыканты – Югу Африки» в МДМ, с участием Криса Катлера, Фреда Фрита etc. Живьем играть было невозможно, ибо Лёлик накануне так набрался, что сутки провалялся в беспамятстве на боку, и у него попросту отсохла придавленная рука.

«Фанерный» концерт группа постаралась комически обыграть: все ее члены вышли на сцену в тинейджерских фирменных майках с обложкой «опаловской» пластинки и модных английских трусах (по колено и в цветочек), а Петя пристегнул к голове муляж никем еще не виданного в СССР радиомикрофона. Поначалу никто из публики не понял, в чем дело: «Звуки Му» по саунду вдруг влегкую убрали таких китов тогдашнего мирового индепендента, как Cassiber, Kalahari Surfers и Keep The Dog, – неплохая шутка! Но дотошные организаторы с английской стороны, считавшие, что защита Африки – дело серьезное и требует как минимум живого звука, оскорбились до глубины души.

Впрочем, нашим героям уже все было нипочем. У них развивалась мания величия: нужно было лететь в США, где их гастролями занималась поддерживающая за океаном «Опал» фирма «Warner Brothers». Как говорится, выше – только звезды. К слову, уже тогда кое-кто из членов ансамбля воспринимал эту поговорку весьма двусмысленно, считая, что они-то и есть вполне состоявшиеся «звезды» – и, стало быть, им чего-то недодают: настоящие stars, мол, живут куда лучше.

С подобными опасными настроениями «Звуки Му» прибыли в Шереметьево-2 и погрузились в самолет на Нью-Йорк. Уже в аэропорту имело место дурное предзнаменование: через иллюминаторы члены группы увидели, как с подъезжающего к лайнеру автокара с багажом с высоты два с половиной метра падает хотинская «Yamaha DX-7» – со всеми картриджами, содержащими массу ультрамодных тембров, подаренных группе Брайаном Ино, – короче говоря, весь звук ансамбля. Перелет через Атлантику прошел в муках. Приземлившись и получив багаж, открыли кофр – клавиши, разумеется, были разбиты. А через несколько часов нужно было уже играть концерт в известном нью-йоркском клубе «Марс»…

Но тут начались американские чудеса. «Warner Brothers» имели обыкновение всех своих потенциальных звезд на всякий случай встречать с чудовищной помпой – такой, что советская группа, хоть и понюхавшая воздух Англии, Франции и Германии, была немало смущена. В аэропорту «Звуки Му» поджидал огромный «Линкольн-континенталь» с шестью дверцами, встроенным баром и телевизором, а за рулем сидел холеный водила в ливрее и цилиндре. Нужно ли пояснять, что клавиши немедленно отвезли на специальную ремонтную фирму, и к началу концерта они уже были как новенькие?

Рекламное фото для первого американского турне «Звуков Му», 1989 г. Мамонов здесь присутствует дважды: живьем и на футболке Липницкого

Фото из архива А. Л.

Первое американское турне ансамбля проходило сугубо по Восточному побережью: за Нью-Йорком последовали Вашингтон, Бостон… Особенно заметной вехой стали два концерта на семинаре по современной музыке в Линкольн-центре, где в паре со «Звуками Му» играли их недавние инди-кумиры The Residents. Кумиры в данном случае не побрезговали коммерцией, украсив свою, как всегда, авангардную программу шоу с девушками – и, насмотревшись на русских законченных радикалов, долго не могли прийти в себя. Год спустя «резидент» Рэнди Фокс в интервью Липницкому сказал: «Я всегда думал, что Европа может удивить США какими-нибудь идеями, изысками, но не мог и предположить, что какая-то группа из России окажется куда более дикой, чем все американские группы, которые я когда-либо видел».

После одного из концертов тура Мамонов в гримерке обливался потом, и тут раздался голос охранника, сообщавшего, что с группой хочет побрататься некая женщина. Все посмотрели в дверной проем, где суетилась какая-то немолодая хиппушка неопрятного вида, в поношенных джинсах и линялом свитере. «Не пускать!» – отрезал Петр Николаевич. И лишь в последний момент просвещенный Липницкий с трудом опознал в изгоняемой еще одного инди-кумира ансамбля – Лори Андерсон. Едва не замордованную создательницу Big Science не без труда удалось втащить обратно. «O, yes! – сдавленно прохрипела она. – Поздравляю с таким дебютом в Нью-Йорке!»

Рецензии в прессе также были, в общем, положительными – по крайней мере, по сравнению с откликами на отчаянно раскручивавшийся в то же время «Radio Silence». Если, скажем, в Англии отдельные СМИ сравнивали наших героев с дублирующим составом Gong, то здесь их по звучанию уважительно сопоставляли с Talking Heads, а по подаче – с Джеймсом Брауном, Миком Джаггером и Дэвидом Бирном. От подобных ассоциаций крыша у «Звуков Му» неизбежно отъезжала все дальше и дальше.

XI. «Игла»

Помимо кучи зарубежных гастролей, начало 1989 года ознаменовалось еще одной вехой в жизни лидера группы: в прокат вышел фильм Рашида Нугманова «Игла». Главную роль там исполнил Виктор Цой, а Мамонов сыграл злого доктора-наркобарона, подсаживающего на иглу подругу героя. Сейчас фильм кажется довольно схематичным, но тогда, на волне перестроечной романтики, имел огромный успех. Тот факт, что в нем оказались заняты лидеры питерской и московской «независимой» рок-сцены, казался символом очередного прорыва «подпольного» искусства на большую арену. «Из банального боевика Нугманов сделал – не без помощи Цоя и Мамонова – культовую героическую сагу», – писал позднее журнал «Fuzz». Стоит также напомнить, что в тот период вся страна с упоением слушала альбом «Группа крови».

«Игла» стала возможна исключительно благодаря случайному стечению обстоятельств. Изначально Нугманов был реальным деятелем рок-движения: издавал в 1983–84 годах в родной Алма-Ате рок-самиздатовский журнал «ЗгГа», размножение которого было пресечено КГБ. В 1986 году он в рамках курсовой работы ВГИКа снял культовую документальную короткометражку о питерском роке «Йя-Хха» с участием «Зоопарка», «Кино», «Алисы» и Гребенщикова. В июле 1987 года на XV МКФ в Москве «Йя-Хха» получила приз ФИПРЕССИ имени Андрея Тарковского.

На волне этого успеха месяц спустя Нугманов, будучи студентом третьего курса ВГИКа, получил от студии «Казахфильм» предложение стать режиссером фильма «Игла», сценарий для которого написали два других молодых деятеля «казахской волны» – Бахыт Килибаев (будущий создатель легендарной серии рекламных роликов «МММ» и клипа «Иду, курю» группы «Ноль») и Александр Баранов. Предыдущий режиссер, уже успевший потратить часть бюджета, руководством студии от поста был отстранен. Подобная ситуация в условиях СССР еще за полгода до того была бы немыслима, но перестройка творила такие чудеса, что Нугманов дерзко выставил руководству «Казахфильма» категорическое условие: в фильме должны были сниматься непрофессиональные актеры – Цой и Мамонов. Загнанной в угол республиканской киностудии деваться было некуда.

Цой, Липницкий и Мамонов джемуют «на волне перестроечной романтики»

Фото Анатолия Азанова из архива А. Л.

«Так получилось, что Пете Мамонову я предложил совместную работу еще за полгода до съемок „Иглы“, – вспоминает Рашид Нугманов. – У меня был такой спектакль, сделанный по Достоевскому – „Кроткая“. Анатолий Васильев, мой педагог по актерскому мастерству во ВГИКе, предложил мне повторить эту постановку в его театре – он как раз тогда получил помещение на улице Воровского. И я обратился к Пете, рассказал ему о своей затее и получил принципиальное согласие. А когда подвернулась „Игла“, я ему позвонил и сказал, что есть возможность сделать фильм, и он без колебаний согласился сыграть. Разумеется, сценарий „Иглы“ был написан совсем не для Цоя и Пети Мамонова».

Любопытно, что работа над «Иглой» стартовала со съемки на 35-миллиметровую черно-белую пленку сцены с Мамоновым и Цоем в интерьере московской квартиры Паши Хотина. «Что у меня дома снималась „Игла“, я был не вкурсе, – рассказывает Хотин. – Часто уезжал, оставлял друзьям ключи… Сам фильм потом произвел неоднозначное, но сильное впечатление. Когда на экране показали натуральную задвижку человека по вене, мне стало очень нехорошо – пронзило от макушки до пяток. Я даже вышел из зала. Более антинаркотической картины не припомню».

Локальные показы «Иглы» в СССР начались еще осенью 1988 года. В сентябре фильм получил приз киноклубов СССР на фестивале «Золотой Дюк» в Одессе. В ноябре Нугманов и Мамонов вдвоем представляли «Иглу» в Московском Доме кино, отвечая на вопросы со сцены. Далее началась демонстрация фильма в отдельных городах, выливавшаяся порой в форменное безумие. Аншлаги и драки перед кинотеатрами, обездоленные просачивались в зал через вентиляционные системы и коммуникации…

Госкино ничего не оставалось, кроме как присудить «Игле» первую прокатную категорию, и в феврале 1989 года фильм появился одновременно на сотнях киноэкранов по всему Советскому Союзу. В итоге картина вышла на второе место по прокату среди советских фильмов 1989 года – после «Интердевочки» Петра Тодоровского.

В герое Мамонова иногда видели мафиозного персонажа, опереточная пластика которого сводит на нет какой бы то ни было пафос борьбы с ним как с социальным злом

Фото из архива А. Л.

Для Мамонова роль злого доктора оказалась не более чем «пристрелкой» к кино: например, как выяснилось, актерской речью он на тот момент владел еще очень слабо. Рецензенты «Иглы» разных лет отмечают, в первую очередь, его непревзойденную пластику, которая даже в этих нестандартных условиях никуда деться не могла. В герое Мамонова видели и «харизматическую личность с пластикой обколовшегося мима», и «завораживающую смесь балетного танцора с паралитиком», и «мафиозного персонажа, опереточная пластика которого сводит на нет какой бы то ни было пафос борьбы с ним как с социальным злом», и еще много кого.

Так или иначе, фильм «Игла» как бы невольно обозначил: если главным героем питерского рока является Виктор Цой, то московского – Петр Мамонов. Кроме того, тот факт, что картина стала одним из лидеров кинопроката, неизбежно поднимал социальный статус лидера «Звуков Му» на новую высоту.