Текст книги "Избранное"

Подруги
(Алиса и Лариса)*

Две белокурые красавицы Алиса и Лариса были подружками с раннего детства. Родились они под одним и тем же знаком зодиака, жили в одном и том же подъезде многоэтажного дома, ходили в один и тот же детский садик, учились в одной и той же школе, в одном и том же классе и даже сидели за одной и той же партой. Оттого и интересы по жизни у них были одни и те же. Всё у них было заодно, всё сообща. В детстве они любили одни и те же игры и мультфильмы, в школьные годы – одни и те же книги и кинофильмы, а в студенческие годы они безответно влюбились, пусть и на расстоянии, в одного и того же весьма популярного красавца-артиста. Только в одном подружки разнились – по характеру. И не потому что родители разные – они-то, как раз, люди одного и того же времени, тоже очень походили друг на друга внешностью и простотой жизненных запросов, – а потому что у подружек было, как ни удивительно, отличие в одном и том же знаке зодиака. Одна родилась, когда солнце входило в знак, а другая – месяц спустя, когда оно уходило. Это и наложило на каждую свой отпечаток. Алиса была спокойной и практичной и знала, что хочет от жизни – стать хорошей женой и матерью, и потому с выбором не спешила. Лариса тоже хотела стать хорошей женой и матерью, но, будучи более эмоциональной и решительной, с выбором спешила, знакомясь то с одним, то с другим перспективным, по её мнению, кандидатом в мужья. Тем не менее Алиса первая нашла красавца-парня, очень походившего на их давнюю, несбыточную любовь, и привела его жить в свой дом. И тут опять сработал принцип «всё сообща и всё заодно». Лариса тоже влюбилась в этого парня, будто бы переселившегося из их общих девичьих грёз в настоящую жизнь. Она каждый вечер забегала к подружке на минутку, частенько выливавшуюся в часы задушевных разговоров, и, сама того не замечая, стала уделять красавцу столько же внимания и ласки, сколько и сама Алиса.

С каждым днём Лариса становилась всё настойчивее и настойчивее. Она теперь не только забегала к подружке на «минутку», но и встречала красавца во дворе с работы, как будто бы случайно.

Счастливая Алиса бесконечно любила мужа и от своего полного счастья ничего не замечала вокруг.

Однако завсегдатаи дворовой лавочки баба Даша и баба Маша сразу всё заприметили и, улучшив момент, стали усовещивать Ларису.

– Эх, Лариска, Лариска!.. – осуждающе покачала головой баба Даша. – Заварила ты кашу!

– Прелюбодеяние не доведёт до добра! – вторила баба Маша.

– Что вы несёте? Какое прелюбодеяние? – весело засмеялась Лариса – разум её был затуманен принципом «всё заодно и всё сообща», и она на самом деле не отдавала себе отчёт, что творит.

– Самое что ни на есть прелюбодеяние! Чистейшей воды! – в сердцах настаивала баба Даша.

– Конечно, прелюбодеяние, а что же ещё, когда ты хочешь забрать мужа у лучшей подруги! – вторила баба Маша, тоже в сердцах.

– А что, заберу, пожалуй, – сказала себе Лариса, осознав смысл слов бабы Маши.

– Что ты там пробурчала? – в один голос поинтересовались добропорядочные старушки, не расслышав её речь.

– Да, так… – отмахнулась от них Лариса и с удивлением подумала, уходя: «Как же я сама до этого не догадалась? Действительно, зачем этой тихоне такой красавец!»

Подумала и, будучи более напористой и умелой в обращении с мужчинами, чем Алиса, тут же претворила свою задумку в действие. Теперь она не только забегала к подружке на минутку, выливавшуюся в часы задушевных бесед, и не только встречала красавца во дворе после работы, но и зазывала его в свою квартиру.

И сердобольные дворовые старушки стали приставать уже к Алисе.

– И-и-и… размазня ты этакая! И куды же ты глядела?.. – укоризненно забубнила баба Даша, с сочувствием глядя на Алису. – Запросто мужа проворонила!

– Это точно! – вторила баба Маша. – Проворонила!

– Не выдумывайте! Это всё сплетни! – попыталась Алиса отбить наскок старушек, и её голос задрожал – она уже и сама заметила, что её муж уделяет слишком много внимания Ларисе.

– Какие уж тут сплетни!.. – тяжело вздохнула баба Даша. – Весь двор об этом говорит.

– Только ты ничего и не видишь, – участливо вторила баба Маша и тоже тяжело вздохнула.

– Да вижу! Вижу! – разрыдалась Алиса и поспешила скрыться в подъезде от искреннего, но назойливого сочувствия сердобольных старушек.

В страшном смятении вбежала она в комнату, в сердцах сорвала со стены свадебный портрет, на котором рядом с ней и её мужем красовалась лучезарной улыбкой свидетельница – её лучшая подруга Лариса, вдребезги разбила его об угол стола и встала на подоконник…

Через несколько минут во дворе завыли сирены скорой помощи и полиции и стал собираться любопытный народ.

– Что случилось? Что?.. Говорят, девушка выпала из окна четвёртого этажа? – с волнением вопрошали прибегающие на вой сирен граждане.

– Нет-нет! Аж с восьмого! Хотела жизнь покончить самоубийством!

– Неужели правда?

– Правда! Упала ногами прямо на молодую пару! Насмерть обоих!

– Говорят, муж её как раз с любовницей шёл?

– Да-да! Муж с её лучшей подругой! Случайно упала на них!

– Это же надо так попасть! Прямо кара небесная!

– Ещё какая кара!

– А сама-то она как?

– Ничего. Живая. Ушибы да переломы.

– Да-да! Живая! Только в полоумии от пережитого!..

Сердобольные баба Даша и баба Маша были тут же и обе горько плакали.

– Я же говорила, не доведёт прелюбодеяние до добра! Не доведёт! – восклицала баба Даша в слезах.

– Нет! – возразила баба Маша, утирая слезу. – Это я говорила.

– И ты говорила, и я говорила, – не стала спорить баба Даша, всхлипывая. – Да что толку. Видишь, как вышло? И их жизни лишила, и сама малохольной будет.

– Не будет! – опять возразила баба Маша. – Время всё лечит.

Одноклассницы
(Маша и Наташа)*

Маша была в начальных классах школы славненькой, приятной девочкой. А в старших она и вовсе расцвела, стала красавицей и умницей. Все одноклассники хотели с ней дружить. Но уж так принято, что девочки предпочитают влюбляться в парней постарше себя. В тех, которые браво бренчат значками на военной, дембельской форме, в тех, которые могут прокатить на своём мотоцикле или даже автомобиле, в тех, которые могут подарить дорогой подарок и пригласить в кино или кафе, и не всегда потому, что они могут это сделать, а чаще потому, что они солиднее одноклассников – у них всегда есть интересная тема для разговора, интересные предложения и серьёзные поступки. Рядом с ними девушки сами становятся значимее и взрослее. Зачастую родители девушек приветствуют именно такую дружбу, понимая, что от одноклассников в данный момент проку мало. Когда это они выучатся, когда поднимутся по карьерной лестнице и когда удосужатся самостоятельно содержать семью?.. Вот и Маша оказалась в подобной ситуации. Она вышла замуж за близкого друга старшего брата, атаковавшего её любезностями и обещаниями – за перспективного молодого мужчину, закончившего институт. Разница в возрасте в десять лет немножко смущала Машу, но не её близких. Родня была в восторге, а чужие даже стали завидовать. Парень оказался действительно перспективным. Он быстро сделал карьеру государственного служащего областного масштаба. Всё у молодой семьи ладилось: и дом большой, и комнаты полная чаша, и детки умненькие и красивенькие родились. Да тут муж вдруг озаботился. И одевается Маша неумело, и причёска немодная, и машину не водит, и общих тем для разговоров мало… И ушёл к молоденькой, хваткой секретарше. Эта новость расколола Машу надвое, будто молния одинокое дерево. Время, казалось, остановилось. Жить совсем не хотелось. Но дети! Ради них Маша встрепенулась. Купила модное платье, сделала модную причёску, устроилась на работу, научилась водить автомобиль. И вырастила сама двоих детей! Но в личной жизни всё как-то не клеилось. То попадётся друг помладше и с ним общих тем для разговоров окажется мало, то опять попадётся постарше, как бывший муж… И тут её пути неожиданно пересеклись с одноклассником Алёшкой. И она пригласила его на день рождения. И был у них замечательный вечер, и прекрасная ночь, и доброе – очень доброе утро. И не сдержалась Маша, рассказала на радостях всё однокласснице Наташе.

– Ой! – воскликнула Наташка. – И у нас с Алёшкой было то же самое!

– С моим? – испугалась Маша.

– Почему с твоим? У нас в классе их трое было! Вот уж повеселились! Мой школьный альбом аж три раза пересмотрели! Да нет же! Четыре! – затараторила счастливая Наташка. – Каждого вспомнили и нашли на фотографии! А ещё вспомнили, как в десятом классе на уроке физкультуры…

– И мы это вспомнили, – успела вставить слово Маша. – И мой фотоальбом тоже четыре раза за ночь пересмотрели.

– Вот видишь! За одноклассников надо было выходить! С ними столько всего общего! С полуслова понимаем друг друга!

– Может, мы с тобой просто исключение?

– Нет-нет! Ещё Аня с Андреем встретились! А в параллельном классе там и вовсе!..

– Я знаю, что надо делать, – с уверенностью заключила Маша. – Надо организовать внеочередную встречу одноклассников.

– Да-да! – с поспешностью согласилась Наташа. – Как выясняется с годами, именно тогда – в юности, были самые лучшие мгновения нашей жизни…

Рассказы из цикла «Пороки»

Покаяние

А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.

Новый Завет – от Матфея Святое благовествование. Глава 6–15.

1

Во времена повального дефицита директор центрального универсального магазина Пётр Иванович Расторгуев был самым уважаемым человеком в одном из южных городов необъятного Советского Союза. На день рождения к нему, в первый день июня, обычно съезжались все власть имущие города: местные партийные чиновники, директора крупных предприятий, друзья из прокуратуры и милиции и прочие нужные люди.

На пятидесятилетие Петра Ивановича гостей собралось как никогда много. Стол ломился от всевозможных яств, редкостных вин и диковинных в ту пору тропических фруктов. В честь юбиляра произносились нескончаемые помпезные тосты. Почём зря, а заодно вроде бы как и на счастье, билась дорогая импортная посуда. Пётр Иванович был счастлив – пел, танцевал, шутил с женщинами и зарю хотел встретить на лоне природы. Но к полуночи от изрядно выпитого ему вдруг стало не по себе. А ещё через час, от переизбытка чувств, тягуче защемило в левом боку. Присутствовавший на торжестве школьный товарищ и по совместительству лечащий врач семьи Геннадий Борисович Добрынин под руку увел тучного юбиляра в спальню, уложил в постель, распахнул настежь окно и дал успокоительное лекарство.

Вскоре в спальню гусыней приплыла и пышнотелая хозяйка, с трудом распрощавшаяся с назойливыми гостями. Геннадий Борисович снабдил её лекарствами и соответствующими указаниями и заспешил домой, в свою маленькую холостяцкую квартирку. Только в её тиши, среди скромной обстановки, чувствовал он себя хорошо. Но в ту ночь даже здесь ему было не по себе – мучили нехорошие предчувствия. Задремал он только под утро и тут же услышал, сквозь сон, грубый, нетерпеливый стук в дверь.

– Ах ты же боже мой!.. Кто там ещё в такую рань?.. – пробурчал спросонья Геннадий Борисович и мысленно выругал себя за то, что не взял у Петра Ивановича в счёт медицинских услуг заграничный музыкальный звонок.

Мельком взглянул он в глазок и без тени сомнения открыл дверь. В комнату тотчас шагнул, без спроса, баскетбольного роста здоровяк, знаменитый прокурор Альберт Никитович Аристов. Это он накрыл группу «растленных интеллигентов», увлекавшихся нетрадиционной и уголовно наказуемой в ту пору однополой любовью. Он же со своими людьми прихватил ворюгу-следователя, обчищавшего провинциальные магазины и без зазрения совести списывавшего свои преступные деяния на ни в чём не повинных людей. А другие его, более мелкие заслуги, было и вовсе трудно перечислить.

Следом за прокурором вошли ещё двое. Такие же рослые и широкоплечие. Они с грохотом захлопнули дверь и остались охранять её.

Сам же Альберт Никитович прошаркал в мокрой и грязной обуви, сутулясь, через всю комнату и грузно плюхнулся на старенький, шаткий диванчик, одиноко примостившийся у единственного окна.

– Присаживайся и ты, – приказал он хозяину. – Разговорчик есть.

Геннадий Борисович послушно сел рядом, принимая всё происходящее за шутку.

– А разговор у нас будет коротким, – без предисловий начал Аристов. – Либо ты возвратишь ценности Петра Ивановича, либо надолго сядешь за решётку.

– Альберт, хватит валять дурака, говори, на что жалуешься?

– Думаю, в этот раз жаловаться на своё здоровье будешь ты, если не скажешь, где золотишко!

– Какое золотишко?

– Которое взял у Петра Ивановича, пользуясь его беспомощным состоянием.

– Ничего я не брал!

– А отпечатки твоих пальцев на сейфе откуда? – брал на испуг прокурор.

– Положил туда бумажник Петра Ивановича. Он сам ключ давал.

– А на окне?

– Открывал, чтобы проветрить комнату.

– Следы под окном?

– Уронил очки, ходил забирать.

– Та-а-к!.. Всё сходится. Снятые отпечатки и следы, значит, будут твои. Вещественные доказательства тоже есть.

– Какие ещё доказательства?

– Битое стекло от очков. Кстати, вот и они, – забрал прокурор с журнального столика повреждённую оправу и завернул в носовой платок.

– Да ты что? Всерьёз?! – подскочил Добрынин, сообразив, наконец, что это вовсе не шутка.

– А как иначе, коль речь идёт о таких деньжищах! – воскликнул прокурор и кивком приказал подчинённым увести Добрынина.

2

– Никитич, оперативники на нашем вокзале Хромого накрыли! – день спустя скороговоркой, прямо с порога кабинета докладывал прокурору щупленький и неказистый с виду, но смекалистый и вездесущий следователь Барышников.

– Ну и что?

– Вразумили хорошенько, он и выдал «малину»* Медведя.

– Медведь в городе?!

– Да. И золотишко Петра Ивановича при нём.

– Немедленно арестуй его!

– Это можно! Лишняя слава нам не помешает! – с радостью стал потирать руки Барышников.

– На этот раз обойдёмся без славы. Ты никак забыл, что мы же ищем без заявления, под хорошие проценты?

– А вдруг Медведь взбунтуется?

– Не взбунтуется. Длительный срок ему ни к чему.

– А с докторишкой как быть?

– Отпусти на все четыре.

– Вряд ли он сам уйдёт. Кровью харкает.

– Уйдёт. В камере ещё никто добровольно не оставался.

– Никитич, Вы в Бога верите? – поинтересовался, смущаясь, Барышников, глядя на прокурора снизу вверх.

– Нет.

– Тогда вас, пожалуй, моя новость не напугает.

– К чёрту! Какая ещё новость?

– Брат доктора – священник. Анафему наложил на вас.

– Что сделал?

– Проклял вас и ваше потомство на двенадцать поколений вперёд.

– Ерунда!..

3

Прошло три года. В лучшей палате онкологического отделения областной больницы от непонятной болезни медленно и мучительно умирал в раскаянии за ранее содеянные грехи Альберт Никитич Аристов.

Помня о былой заносчивости прокурора, с ним мало кто разговаривал. Только седовласая, сухонькая старушка, дежурившая у постели делавшего последние вздохи мужа-ветерана, пыталась взбодрить его. Но Аристов всё отмалчивался.

– Видать, грешён ты дюже, раз так страдаешь, – твердила старушка, обижаясь на невнимание.

– Грешён, Трофимовна. Грешён! – не вытерпев, заговорил однажды Аристов. – Три года назад я разыскивал украденные драгоценности и во время расследования невиновного человека инвалидом сделал. Как оказалось, напрасно. Золотишко в другом месте нашлось, но счастье никому не принесло. Хозяин тут же помер, на радостях, от инфаркта, а меня братец невинно пострадавшего проклял. С тех пор всё пошло наперекосяк. Жена, никогда не болевшая, вдруг померла, сын в море утонул, зять с внучкой в автокатастрофе погибли. А дочь, не вынеся такого горя, попала в психушку.

– И-и-и! Милушка ты мой! Ничегошеньки-то ты не смыслишь в жизни! То-то нехристь!.. – сокрушённо покачала головой сердобольная старушка. – Ить от напасти эн-той лекарство есть!

– Какое?! – тотчас приподнялся на локтях Аристов, превозмогая боль.

– Молебны надобно в сорока храмах божьих заказать во искупление твоих грехов.

– Кто же их закажет? Да и поможет ли?..

– А хучь бы и я! – с готовностью вымолвила Трофимовна, горя желанием выполнить во имя веры нелёгкую миссию.

– Где уж тебе, рухляди такой, обойти сорок церквей! – с прежним злорадством усмехнулся Аристов, забыв на мгновение про нестерпимую боль.

– Ишь ты, какой прыткий! – вспылила старушка и засобиралась домой.

– Трофимовна, погоди! – опомнился Аристов, цепляясь за последнюю, пусть даже и призрачную надежду сохранить жизнь. – Деньжонок я тебе дам сколько хочешь! Завтра же позову нотариуса!..

– Деньгами тут не откупишься, – мягко, но внушительно возразила вмиг остывшая старушка. – Покаяние искреннее и чистосердечное надобно. Перед Господом Богом и невинно пострадавшими. А без того и сто молебнов ни к чему.

– Давно я каюсь, Трофимовна, давно, – смиренно изрёк Аристов. – Жаль только поздно осознал я, грешный, свою вину.

– И слава Богу, что осознал. Лучше позже, чем никогда. А денег мне лишних не надо. Дай на молебны и на дорогу – в Москву поеду. Вот только похороню своего благоверного, – живо перекрестилась старушка, умилённая раскаянием Аристова.

– Боюсь, что даже в самой Москве не найдётся сорока действующих церквей, – забеспокоился Аристов.

– А я на попутных станциях сходить буду, – успокоила его Трофимовна.

– Ну, что же, с Богом!.. – неловко, впервые в жизни, перекрестился Аристов и с надеждой проводил неотрывным взглядом старушку до дверей больничной палаты.

Три месяца, дивясь красоте православных храмов, скиталась Трофимовна по городам и весям России – вносила пожертвования и заказывала молебны во спасение раскаявшегося Аристова. И тот, к великому удивлению врачей, быстро пошёл на поправку. Со временем поправилась и его дочь. Но упал на пороге своего дома разбитый параличом священник, посмевший ради мести святотатствовать.

Возвращение

Будьте осторожны, когда вы просите о чём-то у жизни, потому что вы это получите.

Ричард Бах

У простого деревенского паренька Дмитрия Хопрова ещё со школьной скамьи было два вполне обычных желания: стать водителем КамАЗа и купить мотоцикл с коляской. Но когда он повзрослел и окончил курсы в автошколе ДОСААФ*, у него вдруг появилась новая мечта – непременно стать городским жителем.

Служить Дмитрию, на его счастье, довелось в большом городе, что автоматически открыло перед ним новую перспективу – возможность изучить объект мечтаний изнутри.

Каждое увольнение из воинской части, редкое и оттого нестерпимо долгожданное, было для него настоящим праздником. В городе он чувствовал себя баловнем судьбы. Наслаждаясь свободой и сознанием того, что он тоже частичка громадного, шумного детища современной цивилизации, он мог целыми часами бесцельно бродить по центральным улицам и площадям, привлекавшим его обилием света и праздной людской суетой.

«Вот она, жизнь, – думал он, – ни огородов тебе, ни скотины. Пей себе пиво да квас».

Полтора года службы пролетели довольно быстро. Не за горами был святой для всех дембелей праздник – сто дней до приказа. Сослуживцы ликовали, а Дмитрий был немного удручён – ему вовсе не хотелось снова оказаться в кабине старенького дребезжащего трактора, неуклюже ковыляющего по многочисленным хуторским колдобинам. И удача, в очередной раз, не обошла его стороной – в последний месяц службы он познакомился в центральном парке с худенькой заурядной девушкой по имени Людмила.

Родители Людмилы не стали оспаривать выбор дочери лишь по одной причине – будущий зять не собирался уводить из их дома единственное, горячо любимое чадо.

Женившись на Людмиле, Дмитрий на первых порах был бесконечно счастлив – он жил в городе, работал водителем КамАЗа, копил деньги на мотоцикл. Но когда в семье появились один за другим двое детей и нужда в деньгах крепко схватила его за горло, он вынужден был оставить КамАЗ и пойти, ради больших заработков, на стройку.

За пять лет нелёгкой подсобной работы в частной строительной артели Дмитрий приобрёл просторную кооперативную квартиру, построил в свободное от работы время гараж и купил новенький чёрный «Урал». Получив всё, что, по его мнению, необходимо было для хорошей жизни, он опять вернулся на КамАЗ и опять был счастлив. Но его интересы не разделяла тёща.

– Вот же мерзавец! Получил квартиру и дочку с внучатками забрал от нас!.. – жаловалась она соседушкам. – А я-то ему, деревенщине, все эти годы и стирала, и варила, и деток приглядывала. А теперь, видите ли, не нужна стала.

– Нашла о чём горевать. От суеты хоть отдохнёшь, – успокаивали её подруги.

Людмила душой и сердцем была на стороне мужа, но противоречить волевой матери, долгие годы паровозом тащившей пассивный семейный состав, была не в силах. Красивая, пышущая здоровьем Галина Владимировна с детства подавляла своим темпераментом нерасторопную, не блещущую красотой дочь. Руководила она и безвольным, хиловатым мужем Алексеем Николаевичем, привыкшим тащиться в хвосте семейного эшелона и во всём полагаться на свою энергичную жену. Он был согласен с любыми её решениями, только бы самому их не принимать и потом за них не отвечать. Но Дмитрий был не таков – он всегда и во всём имел своё собственное мнение, как правило, в корне отличавшееся от мнения тёщи.

Подобное положение в семейных отношениях Галину Владимировну совершенно не устраивало, и она настроилась на решительную борьбу. Испробовав в этой борьбе против несговорчивого зятя всевозможные наступательные варианты и убедившись в их тщетности, она сменила тактику – перешла к убеждению.

– Ну зачем тебе эта колымага? – вкрадчиво начинала она при любом удобном случае. – Что на ней можно заработать, коль в дальние рейсы не посылают? А на шабашке всё-таки неплохие денежки платят. И мебель импортную можно было бы купить, и аппаратуру всякую там японскую… А нет, в шахтёры подался бы. Тоже прибыльно.

Не желая усугублять отношений с тёщей, а значит и со всей семьёй, Дмитрий всё-таки бросил свой любимый КамАЗ и стал мотаться вместе с другом детства, по стечению обстоятельств поселившимся в том же городе, в Москву – за дешёвыми китайскими и турецкими шмотками и пользующимися повышенным спросом продуктами питания. Торговля у друзей, к их немалому удивлению, пошла хорошо. И строптивая тёща, получавшая после каждой поездки дорогой подарок, утихомирилась.

«Жизнь – это игра, и не все в ней выигрывают…» – прочитал однажды Дмитрий в популярной столичной газете фразу знаменитого испанского философа. И вышло так, будто Бальтасар сказал именно о нём.

Метельным февральским днём друзья соскочили с трассы на скользком крутом спуске, возвращаясь из очередного московского вояжа, и вдребезги разбили кузов жигулёнка.

Дмитрий, будучи по природе своей человеком не скупым, тотчас продал ради ремонта общей машины свой собственный мотоцикл. И к нему, как на грех, тут же обратился один из соседей-торгашей:

– Братан, слыхал, у тебя путёвый гараж пустует?

– Временно! – с досадой буркнул Дмитрий.

– Может, продашь?

– Ну уж нет!

– Да ты погоди, не горячись, я ведь хорошее предложение делаю.

– Не думаю, что оно хорошее! – упорствовал Дмитрий.

– Почему же?.. Деньги я дам приличные! – настаивал хитрый торгаш. – Пустишь в оборот, подзаработаешь и купишь другой, получше прежнего. А со временем, глядишь, опять мотоцикл с коляской приобретёшь, а то и машинёнку какую-нибудь…

И Дмитрий, сломленный настойчивостью соседа-торгаша, сменил, неожиданно для самого себя, гнев на милость и взял наперёд половину денег, на которые накупил в Москве различных ходовых, как ему казалось, товаров. Но не имея влиятельных друзей и опыта, раскрутить свой бизнес не сумел. Дела оказались настолько плохи, что пришлось даже влезать в долги. И тёща, переставшая получать хорошие подарки, снова стала пилить его. Подзуживал и тесть, тоже давненько не получавший дармовых деньжат на пивко.

Положение Дмитрий мог выправить только за счёт соседа-торгаша. К счастью, торгаш тут же согласился выплатить вторую часть денег за гараж. Но к несчастью, Галина Владимировна в этот раз начала не очередную бытовую ссору, а настоящую войну, которую не прочь была завершить «кровопролитием». Для этой цели она сочинила правдоподобную, подтверждённую заранее подговорёнными свидетелями историю о любовных похождениях зятя.

– Мама, ты не должна так думать! Он же крутится как белка в колесе! Поспать толком не успевает! – впервые в жизни оспорила мнение матери Людмила.

– Успевает! Да только не с тобой! И денежки там оседают! – умело давила на психику дочери Галина Владимировна, зная её не в меру ревнивый характер.

В тот же день сбитая с толку Людмила перебралась в родительскую квартиру. А неугомонная, ободрённая первым успехом Галина Владимировна тут же пошла на приём к знакомому юристу, желая подмять под себя зятя окончательно.

Дмитрий был обескуражен выходкой жены и страшно зол на тёщу, однако торопить события не стал.

«Это, пожалуй, к лучшему, – наивно думал он. – Поживёт с родителями, успокоится. А я тем временем приведу в порядок дела».

В принципе Дмитрий думал правильно, только не учёл одно обстоятельство – документы на гараж он велел жене оформить, за неимением времени, на её собственное имя, и теперь, когда настало время идти к нотариусу, она по совету матери, означавшему приказ, наотрез отказалась.

В первом же серьёзном сражении зять был повержен, но Галина Владимировна не спешила торжествовать – ей нужна была полная, безоговорочная победа. И ради этой победы она в очередной раз взяла грех на душу и пригласила к себе в дом претендента на гараж.

«Крутой» покупатель, поднабравшийся коньячку и очарованный красотой форм Галины Владимировны, сумевшей сохранить к сорока пяти годам привлекательность и обаяние, согласился незамедлительно потребовать с незадачливого зятя-продавца гараж.

– Вот и замечательно! – засияла широкой улыбкой Галина Владимировна, оголяя красивые белые зубы. – А уж я не поскуплюсь, заплачу за хлопоты.

– Не нужны мне твои деньги!.. – пьяно икнул «крутой» клиент и цепко обхватил талию благосклонной хозяйки.

– Саня, браток, ради бога, одолжи сколько можешь, – униженно, день спустя, просил Дмитрий помощи у единственного в городе друга.

– Зачем? – в смятении вздёрнул тот бровями.

– Долгая история, потом как-нибудь расскажу.

– Да что уж там, рассказывай. Торопиться-то особенно некуда.

– «Крутые» насели. Гараж требуют либо вернуть вперёд взятые деньги в двойном размере.

– Извини, брат, нынче ничем помочь не могу. Сам весь в долгах, – соврал не на шутку перепуганный Саня.

– Как же так?.. – едва не расплакался от отчаяния Дмитрий, знавший, что дела у Александра опять пошли в гору. – Я даже мотоцикл продал после аварии! А ты?..

– Не переживай, я скоро верну свою долю, с процентами, – пообещал Саня, только бы поскорее отвязаться от друга, ненароком угодившего под «крутых».

Не получив от Александра ни гроша, Дмитрий перебрал в памяти всех знакомых и вспомнил о двоюродном брате Денисе, управлявшим собственным довольно прибыльным сельхозкооперативом. Дмитрий не раз помогал ему покупать по дешёвке, а то и вовсе задарма строительные материалы и теперь рассчитывал на ответную помощь. Но когда Денис узнал, что дело связано с «крутыми», тоже отказался одалживать, даже под хорошие проценты. И тогда вконец растерявшийся Дмитрий пошёл на крайний, заведомо унизительный шаг – обратился за помощью к жене, а значит, и к тёще.

Галина Владимировна не церемонилась с загнанным в угол зятем.

– Отпишешь Людмиле квартиру и уберёшься с глаз долой! – поставила она два условия, при выполнении которых обещала дать согласие на продажу гаража.

– Да пошла ты!.. – в гневе выкрикнул Дмитрий и с грохотом захлопнул за собой дверь. Но едва он выбежал из подъезда, его тотчас подхватили под руки двое дюжих, коротко стриженных парней и втолкнули в рядом стоящий чёрный БМВ. А третий, небрежно развалившийся на мягком кожаном сиденье, приставил к виску воронёное дуло «макарова» и вяло выбросил изо рта, забитого жвачкой короткую, угрожающую фразу: «Через два часа ты труп!»

Напуганный наездом «крутых» Дмитрий тотчас вернулся к тёще и принял все её условия.

Полгода скитался Дмитрий по квартирам, хозяйки которых настойчиво пытались склонить его к сожительству, прознав про торговый бизнес. И он разочаровался в городской жизни и вспомнил в тот трудный для себя час слова отца: «Сын торгаша должен быть торгашом, а сын хлебороба – хлеборобом…» И решил вернуться на круги своя. Оптом, задёшево, распродал завезённый на месяц вперёд товар и заказал билет в родные края.

«Как же получилось, что я не смог удержать то, что просил у жизни? – спрашивал себя Дмитрий, сверля неподвижным взглядом потолок купе. – И просил-то ведь немного… – грустно вздыхал он, сочувствуя самому себе. – Да, видно, всё же не то!» – нашёл, наконец, философски успокоительный ответ, спрыгнул с верхней полки и вышел в тамбур подышать свежим воздухом.

– Димка, ты ли это? Привет! На побывку едешь, к родителям? – окликнул его один из пассажиров, сосед тёщи по лестничной площадке.

– Насовсем, – нехотя ответил Дмитрий, не испытывая радости от встречи.

– Понимаю. Может, так и лучше. Не в обиду будь сказано, не приспособлен ты к городской жизни – чересчур доверчивый. А тёща твоя вешалась недавно! Николаич, правда, вовремя обнаружил её, а так бы тю-тю! На том свете уже была бы!.. – сыпал словами неугомонный попутчик.

– С чего это она вдруг? – поинтересовался Дмитрий, как бы невзначай.

– «Крутые» надули при обмене квартир. Вчистую надули! Да только это не главная беда. Беда теперь в другом – человек, один раз забравшийся в петлю, обязательно сунется в неё ещё раз. Это примета верная!

«Значит, она тоже не смогла удержать своё…» – не столько с удивлением, сколько с сожалением подумал Дмитрий, с пристрастием вслушиваясь в монотонный, убаюкивающий говорок вагонных колёс, поддакивающих ему:

«Так-та-да-так. Так-та-да-так…»

Недавнее прошлое казалось ему теперь каким-то уже нереальным и навсегда оставшимся позади наваждением. И только воспоминание о детях, с которыми он во что бы то ни стало хотел быть рядом, трогало сердце острой болью.