Текст книги "Пропавший алхимик. Детективная серия «Смерть на Кикладах»"

Старший из прибывших медиков, грек, лет пятидесяти, быстро осмотрев пострадавшего, удивленно и одобрительно покивал головой и крепко пожал Алексу руку. Алекс протянул ему использованный шприц-тюбик промедола. Тот, бросив взгляд на тюбик, снова одобрительно кивнул, похлопал Алекса по плечу и что-то скомандовал троим своим коллегам помоложе. Они развернули мягкие носилки и, двигаясь профессионально, быстро унесли раненого в машину. Включив маячки и сирену, машина резко сорвалась с места и скрылась за поворотом.

Часть вторая

«Пусть тот, кто любит тайные доктрины,

Ни одного намека не пропустит!»

Микаэль Майер,

«Убегающая Аталанта», 1617 г.

Отправив «скорую» с пострадавшим, Смолев вернулся в свой номер и набрал телефон Теодороса Антонидиса – инспектора уголовной полиции острова. Быстро изложив суть вопроса и убедившись в том, что инспектор немедленно выезжает на виллу для проведения следственных действий, Алекс вернулся к стойке администратора, где сидела тихая и совершенно поникшая Катерина.

– Катя, – мягко сказал Алекс, обращаясь к горничной. – Иди домой, я тебя отпускаю. Сейчас приедет инспектор Антонидис, с ним я разберусь сам. Показания полиции ты дашь позже, они не так важны. Завтра с утра поезжай в госпиталь, я попрошу, тебя пропустят. Кстати, надо сообщить родственникам. Свяжись с его отцом, Никосом, и поезжайте вместе. Оттуда информируй меня о состоянии здоровья Костаса. Надеюсь, что завтра мы сможем с ним побеседовать.

– Алекс, – тихо спросила горничная. – Он выживет? Я ни о чем другом думать просто не могу. У меня в голове словно туман. И домой не могу идти – ноги не идут. Может мне сейчас поехать в больницу?

– Сейчас тебе там делать нечего, девочка, – отрицательно покачал головой Смолев. – Его уже оперируют. И, сама понимаешь, помочь ты ему ничем не сможешь. Там хороший хирург, бывший военный врач с большим опытом таких операций. Я не буду тебя обманывать, положение сложное. Но, во-первых, ранение мне не показалось очень тяжелым, просто он потерял много крови. Во-вторых, мы с тобой сделали все правильно и все, что было в наших силах. В-третьих, у него молодой и очень сильный организм. И к врачам он попал вовремя. Я уверен, что Костас выкарабкается. Очень надеюсь, что мы сможем завтра с ним пообщаться.

– Хорошо, Алекс. Я вам верю, – слабо улыбнулась Катерина. – Но все равно, я не пойду домой. Тут за стойкой есть комната отдыха для персонала. Я попробую подремать на кушетке, мне тут как-то спокойнее.

– Пусть так, – согласился Смолев. – Тогда сейчас иди и ложись, а я займу твое место на «мостике», – сказал он, указав на стойку ресепшн. – Я дождусь здесь инспектора Антонидиса. Все, беги. Не хочу, чтобы инспектор мучил тебя расспросами, от которых все равно не будет толку. Все, что ты видела, я и сам ему расскажу.

– Хорошо, босс! – ответила девушка. – Кстати, ваш мобильный.

Она положила телефон Алекса на стойку, вышла в комнату для персонала и плотно прикрыла за собой дверь. Смолев остался один. Он сел в крутящееся кресло, у которого удобно откидывалась спинка, и задумался.

Нападение на Костаса произошло в тупике галереи у восьмого номера. Баллистическая экспертиза должна ответить на вопросы, с какого расстояния пришелся выстрел и в каком направлении стреляли, соответственно, если повезет, где находился стрелявший в момент выстрела. Вот инспектор обрадуется, будет ему возможность проверить в деле новое оборудование для лаборатории криминалистической экспертизы, что по просьбе Алекса подарил Интерпол уголовной полиции Наксоса.

Но уже сейчас Алексу было понятно, что стреляли в направлении от дверей восьмого номера. У дверей стоял нападавший или стрелял через открытую дверь из самого номера – в этом и придется разбираться.

Хорошо бы, подумал он, если Костас, когда придет в себя, сможет вспомнить, как все произошло. Но он мог и не заметить нападавшего, не видеть, особенно в темноте номера, его лица. И вообще не разобрать, кто стрелял, мужчина или женщина. Или Костас кого-то вспугнул, кто пытался вскрыть дверь в восьмой номер, и грабитель выстрелил навскидку, не боясь, что в праздничном шуме на выстрел обратят внимание. Чего тут бояться? – вон они полночи уже палят. Или Костас толкнул дверь в номер, она оказалась не заперта, и пойманный на месте преступления грабитель выстрелил в него? И где старики Файер? На празднике он их не заметил. В номере их нет, он проверил после того, как парамедики унесли Костаса. Специально подошел и постучал. Дверь была закрыта и, кстати, совершенно никаких следов взлома. То есть, была попытка проникнуть в их номер в отсутствие хозяев, удачная или неудачная – покажет время. После чего нападавший покинул виллу.

А ты уверен, что он ее покинул, сам себе задал вопрос Алекс. Может быть, это кто-то из гостей? Все возможно. Именно в этот день, когда многочисленные гости, приехав на свадьбу молодого хозяина виллы, сбили и запутали бедной Катерине весь порядок расселения, и теперь никогда не узнать, кто в каком номере, как оказался и почему – именно в этот день злоумышленник и решил проникнуть в восьмой номер, где жили загадочные Николас и Перренель Файер, «талисман гостиницы», как называл их покойный Георгиос Аманатидис.

Подобная праздничная суматоха была только на руку злоумышленнику. Но, подумал Алекс, даже если бы его застали рядом с номером, он бы мог легко сказать, что остановился в соседнем и перепутал. Вот именно, сам себе возразил Алекс. Зачем тогда вообще было стрелять? Ну, притворился бы подвыпившим, добряк Костас бы его еще и под руку отвел в любой другой номер, который бы он назвал. Стрелять-то зачем? Абсолютно не логично.

Алекс раздраженно потер указательным пальцем левой руки шрам на виске. Выпитое вино сказывалось на нем, мысли были тягучими и ленивыми.

Что побудило нападавшего все-таки выстрелить в юношу, который не представлял никакой опасности? В каком случае ведут огонь на поражение? Либо его застали за проникновением в чужое жилище, и то, что он там делал, он бы никак не смог объяснить не вызвав подозрений, – либо его напугали, и он выстрелил от неожиданности? Либо он хотел именно убить. Нет, покачал головой Алекс, эта версия не выдерживает никакой критики. Убить Костаса? Неунывающего студента, этого шумного, веселого и совершенно безобидного? Сама мысль о том, что у Костаса могут быть серьезные враги, вызвала у Алекса улыбку. Караулить его в тупике галереи, чтобы дождаться, когда он там окажется? Откуда мог знать злоумышленник, что Костас вообще там будет? Ведь это Алекс пригласил его в помощь Катерине. Под свою ответственность. Вот она и наступила, твоя ответственность, сказал он сам себе, давай шевели уже извилинами!

Его размышления были прерваны появлением полицейского. Инспектор уголовной полиции Теодорос Антонидис поднялся по лестнице к стойке администратора. Он шумно отдувался, но спешил изо всех сил.

Поприветствовав инспектора, Смолев оперативно ввел его в курс дела. Затем, не откладывая, они отправились на галерею, в злополучный тупик у восьмого номера.

– Вот именно здесь это и произошло, инспектор. Здесь мы его нашли, – показал Алекс и, взяв у полицейского мелок, по памяти обозначил контуры тела раненого. – Пуля вошла в грудь с правой стороны. Он лежал ничком, лицом вниз. Было обильное кровотечение. Вот, видите, пятно.

Инспектор Антонидис возбужденно кивал и безостановочно щелкал затвором фотоаппарата. Цифровой Canon 60D был среди подарков, лично добавленных Виктором Манном в набор оборудования для островной полиции. Инспектор был на седьмом небе от счастья.

Затем они подошли к двери номера восемь, и Смолев постучал несколько раз. Никто не отозвался. Тогда он достал хозяйский ключ и отпер дверь.

Первое, что бросилось в глаза Алексу – крайне скромная, даже скудная обстановка. Они стояли с инспектором посередине комнаты и удивленно рассматривали грубый деревянный стол, на котором под вышитыми салфетками стояло несколько глиняных мисок и глиняных же кружек. Два низеньких табурета у стола, деревянная конторка в углу, из тех, на которых пишут стоя, вернее, писали, поправил себя Алекс. Очень давно. Две узких, неудобных кровати вдоль стен, небольшой платяной шкаф, – и, собственно, все. Ну еще голые беленые стены. Это какая-то келья, подумал Алекс, это не жилая комната в отеле. Этого не может быть. Сама комната была размером не более шестнадцати метров. И здесь они прожили десять лет? Это не укладывалось у Смолева в голове. Ради чего? Зачем? Это же тюрьма!

– Обратите внимание, господин Смолев, – произнес инспектор, указав на платяной шкаф: одна его дверца была почти сорвана с петель. Заглянув в него, они обнаружили старые вещи, аккуратно уложенные на полках, кроме одной, посередине. Было видно, что вещи разворошили, словно что-то искали.

– Здесь на полке что-то рассыпано. Какие-то металлические крупицы. И вот еще, посмотрите, на полу. – Инспектор присел на корточки, достал из кармана кисточку и аккуратно смел в бумажный пакетик для вещественных доказательств небольшую горку желто-бурого металла.

– Что это? – протянул он пакетик Смолеву. – Похоже на золото?

– Это было бы крайне невероятно. Впрочем, я уже ничему не удивлюсь. Вы сможете определить в лаборатории, что это за металл?

– Да, – подтвердил инспектор. – Наш эксперт сможет это сделать. Теперь у нас есть для этого все необходимое.

Они вышли из восьмого номера и закрыли его на ключ.

– Вы думаете, жильцы этой комнаты появятся? – спросил инспектор Антонидис. – Мне бы очень хотелось задать им несколько вопросов. Боюсь, они сразу бы оглохли, подумал Смолев. Вряд ли они захотели бы беседовать с инспектором, которому дали в свое время столь нелестную оценку.

– Думаю, что нет. Вы обратили внимание, инспектор, что комната абсолютно пуста? Я даже не про вещи. Вы заметили, что в комнате нет ни одного листа бумаги, ни одной книги? А на конторке нет перьев и чернильницы.

– Чего нет? – услышал незнакомое английское слово инспектор.

– Перьев, металлических перьев, которыми пишут, обмакивая их в чернила, – улыбнувшись, объяснил Алекс. – Именно таким способом писали письма до изобретения шариковой ручки. Мои дедушка и бабушка переписывались таким образом.

– И вы хотите сказать…

– Да, дорогой инспектор, я хочу сказать, что именно таким образом писали письма жильцы комнаты номер восемь. И если на конторке, которой пользовались ежедневно – а вы, конечно, обратили внимание, как зеркально отполирована ее поверхность там, где на нее ложился правый рукав пишущего, и как заляпана воском левая часть верхней полки, где, очевидно, многие годы стоял подсвечник с круглым основанием…

– Но там же не было подсвечника! Я все сфотографировал! – гордо заявил инспектор Антонидис.

– В том то и дело, дорогой инспектор. Ни подсвечника, ни перьев, ни чернильницы. Ни книг, ни записей, ни единого листа бумаги. На какую мысль это вас наводит?

– Ах, вот вы о чем! – наконец догадался инспектор, достал большой белый платок и вытер им лицо и шею. – Похоже, что ждать жильцов бессмысленно, вы правы, они не вернутся.

Ну слава богу, подумал Алекс, дошло. Что ж, могло быть и хуже.

На верхней террасе, по-прежнему, шумел веселый праздник. Знакомая мелодия сиртаки перекрывала голоса и смех собравшихся. Вот и танцы начались, подумал Алекс, наверно Лили и Джеймс удивляются, куда подевался их русский друг.

– Мы с вами оказались в крайне щекотливой ситуации, дорогой инспектор, – заметил Смолев. – Там, наверху – идет свадьба молодого Аманатидиса. Гостей более ста человек. Я допускаю, что преступник, возможно, скрылся среди гостей. А возможно, просто воспользовался праздничной суматохой, чтобы проникнуть в таинственную комнату номер восемь, и давно покинул виллу. Что будем делать, инспектор?

Было видно, как бедный инспектор совершенно растерялся. Пойти наверх и нарушить празднество, да еще такое, как свадьбу – было для любого грека неслыханным кощунством. Тем более, что совсем недавно ему пришлось приносить свои извинения за тот прискорбный инцидент с задержанием Димитроса. Инспектор тяжело вздохнул. Нет, думал он, это просто невозможно. Это будет последний день его пребывания на острове. Все местное население его проклянет. А начальство в Афинах и пальцем о палец не ударит, чтобы его защитить.

С другой стороны, инструкция совершенно четко требовала, что все подозреваемые в совершении правонарушения должны быть немедленно задержаны органами полиции и допрошены в рамках установленной процедуры. С несчастным видом он взглянул на Смолева. Тот, прекрасно понимая метания, которые происходят в душе инспектора, в то же время сам был охвачен сомнениями.

– Ладно, давайте поступим таким образом, – наконец решился Алекс. – Мы не будем портить свадьбу Аманатидисам. Во-первых, я сомневаюсь, что преступник среди гостей. Слишком хорошо они друг друга знают, они же все родственники. Чужака вычислили бы сразу. Потом, они никуда не денутся. Список гостей у нас есть. С любым из них мы сможем, при необходимости, побеседовать после свадьбы. Во-вторых, я думаю, что пуля, которая была выпущена в бедолагу Костаса, расскажет нам об оружии, из которого стреляли. Возможно, это ниточка. В-третьих, неожиданный спешный отъезд Николаса и Перренель Файер и тот порошок, что вы обнаружили на полке шкафа и на полу их комнаты, инспектор, требует отдельного внимания. Моя интуиция мне подсказывает, что не исключено, что все дело именно в этом порошке.

Ну, и в-четвертых, я все еще специальный агент Интерпола на острове и беру ответственность за ход расследования на себя.

Все время, пока он говорил, инспектор кивал головой в такт его словам.

В-пятых, подумал Алекс, есть письмо, которое он получил накануне. И, наверняка, у Ирини Аманатидис осталась связь с загадочными стариками. Но произнес вслух следующее:

– Инспектор, мое предложение: вы занимаетесь экспертизой порошка и пули. Затем мы встречаемся завтра, обмениваемся информацией и составляем план расследования. Вас устроит десять часов утра? Да? Ну и прекрасно!

Информация, полученная на следующий день от инспектора совершенно обескуражила Смолева. Пуля, калибром 6,35 мм, которую извлекли из раны Костаса, была от пистолета очень распространенной модели. Таких пистолетов было выпущено в свое время более четырех миллионов штук. Это был браунинг, производства Бельгии, образца 1906 года. Ни много, ни мало, сто лет назад. Алекс знал, что существуют исторические стрелковые клубы, которые собирают старое оружие, заботливо восстанавливают его и даже проводят соревнования по стрельбе из этих раритетов после того, как эксперты убедятся, что из них можно стрелять. Но носить с собой пистолет, которой был, возможно, выпущен в начале двадцатого века в качестве средства самозащиты или, наоборот, нападения? Очень странный выбор. Старый пистолет есть старый пистолет, откажет в любую минуту.

Отчет эксперта по идентификации найденного порошка ошеломил Алекса окончательно. Порошком из восьмого номера действительно оказалось золото, но не это было самое удивительное. Это было золото высочайшей пробы! То, что называется «четыре девятки» – проба 999,9. Смолев знал, что золото высшей чистоты хранится исключительно в слитках в банковских хранилищах. Но обнаружить его в качестве порошка, рассыпанного по полу в восьмом номере, который обстановкой больше напоминал нищую лачугу, он никак не ожидал. Он попросил эксперта еще раз перепроверить данные. Результат повторной экспертизы полностью подтвердил первоначальный вывод. Червонное золото, как ни крути.

– Ну что ж, инспектор, – обратился Алекс к Теодоросу Антонидису, стоявшему рядом с экспертом с не менее озадаченным видом. – Если ошибка исключена, то дело представляется мне крайне интересным. Мне кажется, настало время побеседовать с пострадавшим, есть ли вести из госпиталя?

– Да, мне только что отзвонился лечащий врач, – с готовностью подтвердил полицейский. – Операция прошла успешно, больной уже пришел в себя. Врач пообещал дать нам возможность переговорить с ним несколько минут в интересах следствия, дольше – никак, он еще слаб. Мы можем отправляться немедленно, машина ждет!

– В таком случае, в путь, инспектор!

Не мешкая более, оба сыщика покинули здание полицейского участка.

Часть третья

«– Что вы думаете об этом деле, Ватсон?

– Запутанная история!

– Как это верно, Ватсон!»

Из известного кинофильма

Видавший виды полицейский «Фольксваген-Поло» уже через несколько минут резко остановился, скрипнув тормозами, у стеклянных дверей двухэтажного бетонного здания госпиталя Наксоса. Выходя из машины, Алекс обратил внимание на тенистый зеленый парк, в прохладе которого гуляли многочисленные мамы с радостно снующими детишками, и на белую церковь в классическом греческом стиле, с узкой невысокой колокольней. Интересный у меня получается отпуск, с досадой подумал он. Но ничего не попишешь. От короткой поездки по лабиринтам улиц, когда автомобиль то и дело натужно разгонялся, бренча разбитой подвеской, и резко тормозил, пугая клаксоном многочисленных местных котов, Алекса слегка мутило. С такой ездой, подумал он, тормозные колодки менять придется через месяц. А водителя я бы поменял в первый же день. Он отдышался и последовал за инспектором, который успел опередить его всего на десять метров.

– Алекс! – знакомый голос окликнул его, когда он уже взбегал по ступенькам к стеклянным дверям госпиталя. Обернувшись, он заметил Димитроса и Марию, спешащих к нему через дорогу. Очевидно, они шли пешком через парк. Не исключено, что так еще и быстрее, и удобнее, подумал он. Прохлада, свежий воздух. Посижу в тенечке. Обратно пойду пешком, решил он. Пусть Антонидис наслаждается своим «шумахером» в одиночестве.

– Добрый день! – улыбнулся он молодоженам. – Вы здесь какими судьбами?

– Добрый день, Алекс! – крепко стиснув Смолеву руку, ответил встревоженный Димитрос. – Доброе утро, инспектор! – поздоровался он с Антонидисом. – Мы звонили Катерине, когда она не пришла утром на виллу. Она нам все рассказала. Мы сразу поспешили сюда. Костас, говорят, пришел в себя.

– Какой ужас, – с чувством сказала Мария, крепко держа мужа за руку. – Мы никак не можем в это поверить! Как это могло произойти? Мне так жалко Катерину. Мы пришли ее поддержать и проведать бедного Костаса. Может, мы чем-то сможем помочь, Алекс? Вы только скажите!

– Да, Алекс, безусловно, – подтвердил Димитрос. – Все медицинские расходы мы берем на себя! Это не обсуждается! – решительным жестом отмел он любые возможные возражения. – Костаса ранили на вилле. Да еще во время нашей свадьбы! У меня просто в голове не укладывается. И, кстати, – повернувшись к инспектору, добавил он. – Спасибо вам, инспектор, что не стали тревожить наших гостей. И хотя я уверен, что гости не имеют к этому отношения, тем не менее, мы окажем вам полное содействие в расследовании. Поверьте, мы этого не забудем.

Инспектор Антонидис просиял и поклонился в ответ.

– Ну что ж, в таком случае, давайте навестим Костаса и Екатерину, – предложил Смолев. – К сожалению, сказать что-то определенное по поводу случившегося сейчас мы не можем. Если вы не против, сначала мы с инспектором зададим ему несколько вопросов, а вы пообщаетесь с Катериной. Мы не будем долго его утомлять.

Стены внутри больницы были выкрашены в нежно-салатовый цвет, большие квадраты галогеновых ламп дневного освещения заливали ярким светом широкий больничный коридор. По коридору быстро и деловито сновал медперсонал, немногочисленные пациенты в синих халатах сидели у дверей перевязочных с отрешенно-печальным видом, два дюжих санитара с громким металлическим лязгом выкатили из операционного блока каталку с пациентом и покатили ее вдоль по коридору, в сторону палат. Каталка была тяжела и все время рыскала вправо. Пациент был без сознания, с заострившимся желтым лицом. Алекс поежился: он терпеть не мог больниц, их специфического запаха, холодного света, почти физического ощущения человеческой беды и боли, которые, словно накапливаясь за многие годы, формировали эту больничную ауру. Его не страшила смерть на поле боя, он давно привык к ее присутствию, как говорил Фудзивара-сенсей, за своим левым плечом, научился сохранять хладнокровие в самых тяжелых ситуациях. Он не боялся крови и ран, но его страшило бессилие и беспомощность. Хемингуэй был прав во всем, подумал он. Не приведи Господь стать «овощем» и потерять человеческий облик.

Вышедший навстречу прибывшим лечащий врач, который оперировал Костаса, поздоровался с уже знакомым ему инспектором уголовной полиции, и Антонидис, в свою очередь, представил ему Смолева. Врач – коренастый грек, лет пятидесяти с очень загорелым, гладко выбритым лицом и добродушно блестящими черными глазами, был в халате, перчатках и хирургической маске, сдвинутой до подбородка.

– А, это вы оказывали пострадавшему первую помощь? – поинтересовался он на неплохом английском. И после кивка Алекса добавил: – Прекрасно. Вы спасли парню жизнь. Извините, не могу пожать вам руку, спешу на операцию, в другой раз, – и уже убегая в сторону операционного блока, сказал: – Инспектор, все, что я могу вам разрешить – это десять минут с больным, не более! Слышите? Десять минут! Медсестра проверит!

– Десяти минут нам хватит, инспектор, – в ответ на немой вопрос Антонидиса подтвердил Алекс и потянул дверь палаты на себя.

После разговора с Костасом, который был действительно еще очень слаб и нуждался в отдыхе, мало что прояснилось – скорее, все еще больше запуталось! Инспектор, извинившись, покинул Алекса: необходимо было составить рапорт о происшествии и отправить в департамент уголовной полиции в Афинах вместе с результатами проведенной экспертизы пули и найденного золотого порошка. Алекс с облегчением отказался от предложенного инспектором авто: прогулка пешком через парк ему была сейчас очень необходима, чтобы привести мысли в порядок.

– Это Никос, отец Костаса. – Катерина подвела к нему невысокого седого грека с обветренным морщинистым лицом старого моряка, уже в возрасте, но еще крепко стоявшего на кривых ногах. – Алекс, Никос не говорит по-английски, но я переведу.

Старый грек крепко стиснул руку Алекса обеими шершавыми, как наждак, ладонями и, не выпуская, со слезами на глазах произнес хриплым голосом несколько фраз на греческом и вопросительно взглянул на девушку.

– Он говорит, – начала переводить Катерина, сама едва сдерживая слезы. – Он говорит, что вы спасли жизнь его сыну, так сказал хирург. И что теперь у вас на острове есть вечный должник. Никос говорит, что он только старый рыбак, но он сам, его дом и лодка в полном вашем распоряжении в любой момент. Только скажите слово!

Смолев, как мог, утешил старика, сказав, что Костас обязательно поправится, все медицинские расходы будут оплачены Аманатидисами, и ему не надо ни о чем волноваться, что теперь нужно подождать, пока Костас настолько окрепнет, что его выпишут. Тепло попрощавшись со старым рыбаком, Катериной и молодоженами, он вышел на улицу, пересек дорогу и вошел в парк.

С облегчением он вдохнул полной грудью свежий воздух: пахло цветами, эвкалиптом, чем-то хвойным, возможно, пинией. Он дышал и никак не мог продышаться. Все-таки, он терпеть не мог госпиталей. В свое время он отдал им не один месяц жизни.

Свежий северный ветер с моря, что начинал в июле дуть с восхода солнца и прекращал только на закате, местные называли «мельтеми», – он нес запах соли, йода и водорослей, смешивался в парке с хвойными и цветочными ароматами. Пожалуй, он здесь задержится, подумал Смолев, облюбовав удобную скамейку в тени развесистого платана, и еще раз вдохнул всей грудью. Вот она, талассотерапия, будь она неладна вместе с тем кардиологом… Усевшись поудобней, откинувшись назад на спинку и прикрыв глаза, Алекс потер пальцем левый висок и попытался мысленно систематизировать известные ему факты.

Итак, что нам известно? Первое. Во время свадьбы Димитроса и Марии на вилле «Афродита», куда было приглашено около ста человек, в десять часов пятнадцать минут вечера на Костаса, обходившего по просьбе Катерины номера правой галереи, было совершено нападение неизвестным лицом в тот момент, когда он находился в тупике галереи у восьмого номера, в котором десять лет проживали супруги Перренель и Николас Файер.

Со слов раненого, он шел от первого номера по направлению к восьмому. Когда он был у пятого, ему показалось, что по лестнице к восьмому номеру кто-то поднялся. У него было полное ощущение, что это были Николас и Перренель – «старички», как он их назвал. Николас и Перренель всегда были добры к нему, Перренель ласково звала его «внучек» и, пока Николас делал вид, что отворачивался, каждый раз совала ему в руку монетку. Костас любил их и решил подойти поздороваться, но не успел: дверь номера уже закрылась. Он пожал плечами и вернулся к пятому номеру, но в этот момент услышал чьи-то торопливые шаги по лестнице, что вела к тупику галереи. Обернувшись на неясный звук, опять успел заметить только мелькнувшую одинокую тень.

Костас подумал, что кто-то из гостей перепутал свой номер с номером стариков, и решил помочь. Он постучал в дверь, она легко отворилась. Юноша увидел, как неизвестный роется у стариков в шкафу. На скрип двери тот повернулся, – яркая вспышка ослепила Костаса, от сильного удара в грудь он упал и потерял сознание. Как выглядел этот неизвестный, Костас не смог сказать ничего вразумительного. Какой-то темный силуэт. Пока больше ничего не смог вспомнить. Куда делись старики, если это действительно они были там, – тоже неизвестно. Может быть, вспомнит позже, выразил надежду инспектор уголовной полиции.

По данным экспертизы, пуля, попавшая в Костаса, была выпущена из старой модели браунинга, давным-давно снятого с производства, еще до второй мировой войны. Калибр 6,35 мм, оболочечная, порох бездымный. Такая малокалиберная оболочечная пуля с мощным зарядом (а бездымный порох втрое мощнее дымного) пробивала слой мышц и застревала внутри тела, полностью отдавая ему свою энергию. Поэтому, несмотря на малый калибр, Костаса развернуло и отбросило от двери.

Пистолет серийно выпускался бельгийской компанией «Fabrique Nationale d’Armes de Guerre Herstal»22
  «национальная фабрика по производству оружия в г. Эрстале» – фр. (прим. автора)


[Закрыть] с 1906 года. Это был один из типов пистолетов, что разрешалось приобретать за свой счет и использовать вне строя офицерам российской императорской армии. Ну, и «вишенка на торте»! – порошок, что был рассыпан на полке шкафа, в котором рылся неизвестный, оказался золотым, более того – золотом высшей пробы.

Вот и все, чем пока располагает следствие. Ах, да, судя по отсутствию книг, бумаг, перьев и чернильницы, а также подсвечника, основание которого оставило явственный круглый след на полочке конторки, залитой свечным воском – старики Файер ушли сами, прихватив эти вещи с собой. Странно получается. Чернильницу с перьями забрать, а червонное золото в шкафу, значит, оставить? Уходя, всегда забирают самое ценное. Выходит, что для Николая Францевича, как он на русский манер представился Смолеву, бумаги и чернила с перьями были намного ценнее золота чистейшей пробы? Да стоимость только той кучки, что смел в бумажный пакетик для улик инспектор Антонидис с полки шкафа и деревянного пола, превышает стоимость всего остального, что находилось в комнате. И неизвестно, сколько там было всего золота. Очевидно, что грабитель прихватил его с собой.

А может, золото оставили с умыслом? Специально? Алекс вспомнил, как его сосед по даче в Солнечном оставлял всегда на столе бутылку водки и банку килек в томате для возможных взломщиков. Зайдут люди – увидят бутылку с закуской, и хозяину – спасибо, и искать лишнего не станут, ломать да портить… И ведь пару раз срабатывало. Даже письменную благодарность однажды сочинили.

Тогда получается, что они оставили золото – как приманку? Чтобы отвлечь внимание грабителя от чего-то более ценного, что находилось в комнате? Смолев вспомнил обстановку комнаты, где жили старики Файер и недоуменно пожал плечами. Что там могло быть более ценного? Колченогие табуреты? Старая глиняная посуда? Или он чего-то не заметил, или не обратил внимания? Значит, надо снова возвращаться и еще раз обследовать восьмой номер. Теперь уже сантиметр за сантиметром.

И, получается, что Николас и Перренель знали, что к ним придут? Поэтому и оставили отвлекающую приманку? Значит, возможно, они знали – и кто придет? Тогда они должны были знать, и что именно будет искать грабитель? Чтобы найти ответы на эти вопросы, надо было сперва найти этих загадочных стариков. И где их искать? Сама мысль о наличии у них, например, мобильного телефона, казалась смехотворной. Есть один способ выйти с ними на связь, подумал Алекс, решительно встал и отправился на виллу.

Письмо, которое он составил, сидя за письменным столом в своем номере, было вежливым и лаконичным:

«Многоуважаемый Николай Францевич!

Благодарю Вас и Вашу супругу за теплые слова в мой адрес.

Буду рад с Вами встретиться для обсуждения интересующего Вас вопроса в самое ближайшее время.

Прошу сообщить дату, время и место встречи.

С искренним уважением,

Александр Смолев»

В конце листа он поставил текущую дату и размашисто подписался. На белом конверте он написал по-английски: «Ирини Аманатидис для Н. и П. Файер».

Алекс запечатал письмо в конверт и оставил на столе, решив, что передаст его вечером, когда у него появится возможность пообщаться с Ирини с помощью Димитроса. Никого другого он бы не хотел привлекать к этому вопросу. Он чувствовал, что в исчезновении пары стариков была какая-то тайна с одной стороны, и очень веская причина, с другой. Также, его интуиция подсказывала ему, что Ирини Аманатидис не стала бы ни с кем говорить на эту тему кроме собственного сына и Алекса. Что ж, подождем до вечера.