Текст книги "Зима утраченных надежд"

–Согласен! Близоруких англоманов!– подхватил Пестель, слегка улыбаясь.– Вы правы. Зачем нам английский король или королева? От своих бы царей избавиться!– Он остановился на минуту, потом продолжил:– Вот еще. Очень хорош, думаю, Устав испанского государства.

–Возможно, но там тоже король.

–Понятно… А как вы относитесь к Наполеону, mon ami?

–Наполеон Бонапарт мне противен,– поморщился Рылеев.

–Неужели, Кондратий Федорович? Наполеон – великий человек! Наполеон возвысил Францию, поднял ее на высокий пьедестал, заставив считаться с ней!– пронзительно воскликнул Пестель, сверкая глазами.– Je trouve que c’est charmant!.. Он возвысил ее!.. Он покорил народы! Если уж иметь деспота, то только Наполеона!

Поняв, что для Пестеля Наполеон что-то вроде кумира. Рылеев порывисто ответил:

–Пусть так. C’est bien. Храни нас бог от Наполеона!

–Храни бог?

–Непременно храни нас бог от Наполеона и будущих наполеонов, которые не замедлят появиться!– сурово прибавил Рылеев.

–Вы так считаете?

–Так я считаю! Хотя сейчас, если появится новый честолюбец, он будет пытаться подражать Вашингтону, чем Наполеону!

Пестель горячо поддержал Рылеева:

–Охотно верю! Разумеется!.. Говоря о Наполеоне Бонапарте, я только хотел сказать, что даже честолюбец, ежели он только благоразумен и в трезвом рассудке, ежели

–65-

он желает воспользоваться нашим будущим восстанием, то ему должно быть никем иным, как только Наполеоном! Вторым Наполеоном!

–Нет! Никаких старых и никаких новых Наполеонов!– решительно возразил Рылеев.– Никаких деспотов нам не нужно! Мы надеемся в России впредь жить без деспотизма!

Пестель пожал плечами, потом поинтересовался:

–Скажите, а какое правление для России в нынешнее время вам предпочтительнее?

Рылеев ответил, не задумываясь:

–Мне наиболее удобнейшим кажется правление Северо – Американской республики. Причем областное правление республики при императоре, но власть которого не должна

быть боле власти президента Штатов!

Пестель задумчиво улыбнулся:

–А это хорошая идея!.. Да-с, хорошо сказали, Рылеев! Я подумаю над этим. А как вы смотрите по поводу разделения земель крестьянам?

–Как смотрю?

–Считаю, что нужно все земли, как помещичьи, так и удельные, разделить в каждой деревне поровну кресть-нам.

–Дарение?

–С правом дарения и продажи. И В вечное, потомственное владение. А другую часть земель помещичьих оставить помещикам.

Рылеев также обсудил с Пестелем необходимость большего введения членов общества в число депутатов Учредительного собрания.

–Однако диктатуру Временного правительства я решительно отвергаю!– твердо заявил Рылеев.

–Напрасно. Вы тут не благоразумны, Кондратий Федорович. Как можно быть таким упрямцем!– упрекнул Пестель.

–66-

–Нет, я против диктатуры, пусть и временной!– упрямо повторил Рылеев.– Ни Конституция Муравьева, ни ваша «Русская Правда» меня не устраивают!

–И почему?

–Должен быть выработан Устав, который бы одобрили все члены Северного и Южного обществ!

–А почему Конституция Муравьева вас не устраивает?

–Никита Муравьев то за республиканское правление, то за революционную диктатуру. Его проект Конституции с ограниченной монархией меня не устраивает!

–Хорошо, а моя «Русская Правда»?

–Слишком радикальны вы! Слишком радикален проект введения нового строя при помощи Временного правительства!

–Но это временно, вы…

–Временное правительство на десять или пятнадцать лет?

–Пусть на десять!

–Без всякого обсуждения? Без сбора представителей всех сословий?

–Но это временно.

–Глава такого Временного правительства будет иметь неограниченную власть? А где гарантии, что он оною не злоупотребит?

–Знаете, я ею не злоупот…– начал было Пестель, но потом осекся под выразительным взглядом Рылеева.

–Мы только что говорили о Бонапарте,– припомнил Рылеев.– И мне не хочется видеть нового Бонапарта в России с фамилией Пестель или иной фамилией.

–Я не хочу быть уличен в личных видах… К тому же у меня фамилия не русская… Но ежели члены общества сочтут нужным, я смогу быть полезен России, ежели меня изберут. Но я вовсе не мечтаю стать русским Бонапартом!

–Хорошо, принимаю ваши замечания…

После встречи с Рылеевым Пестель встретился с Никитой Муравьевым. Муравьев тоже, как и Рылеев, не поддержал

–67-

планы Пестеля о создании диктатуры Временного правительства.

–Нет! Ваша диктатура Временного правительства кажется мне несбыточной и невозможной!– твердо заявил Муравьев.

–Неужто?– удивился Пестель.

–Даже против нравственности!– быстро прибавил Муравьев.– Нет, я решительно против ваших планов о

диктатуре и Временной правительстве!

Встретившись с членами Северного общества, Пестель им изложил основы своего проекта «Русская Правда».

–Мой демократический, республиканский документ,– излагал он основы своего проекта,– должен стать основой законодательства России после нашего восстания! Моя грамота или проект написаны для великого русского народа! Название я взял у Ярослава Мудрого. «Русская Правда», как я надеюсь, господа, предупредит волнения и возможные неудобства. Она объясняет людям, что они будут свободными от рабства! Если Оболенский и Трубецкой считают, что власть царя должна быть ограничена в пределах Конституции, которую сочинил Никита Муравьев, то я хочу сказать: надо покончить с монархами, царями! Ежели лишь один монарх правит, то какая бы ни была хорошей Конституция, будет деспотия! А нам не нужен тиран, господа! Мы помним славу древнего Рима, когда он был еще республикой, и помним конец Рима под властью императоров. Вспомните историю Великого Новгорода, думаю, согласитесь, что преимущест-ва республиканского правления налицо! Да, Никита Муравьев вспоминал о Конституциях Англии и Франции. Но разве мешали эти Конституции английским министрам, к примеру, делать, что они хотят, плюя на свой народ?

–Согласен,– кивнул Волконский.– Эти Конституции нам не понадобятся.

Пестель чуть улыбнулся, потом продолжил:

–68-

–В моей «Русской Правде» описаны будущие реформы социального, политического уклада государства, там я писал о границах государства, разделении территории на области, уезды, округа, о государственном управлении, безопасности. Писал о Временном правительстве. Теперешнее правительство есть зло и еще раз зло для народа нашего! Полагаю, Временное правительство должно уничтожить рабство, крепостное право.

–Правильно!– поддержал Пестеля Оболенский.

–Благодарю за ваше согласие! Очень рад!– великодушно сказал Пестель.– Российский народ не должен пребывать в рабстве! Мы должны освободить русского мужика от ярма подлого крепостничества.

–Только мы против диктатуры Временного правительства,– вставил Трубецкой.

–Но это временная мера,– слегка нахмурился Пестель.

–Тем не менее мы против!– добавил Трубецкой.

Его поддержали многие члены Северного общества:

–Ваши взгляды слишком радикальны!

–Именно!

–Мы против диктатуры Временного правительства!

–Как и против любой диктатуры!

–Мы надеемся жить в республике, а не в монархии!

–Мы за созыв Великого Народного собора после восстания!

–Мы за республику! А не за диктатуру!

Пестель сначала молчал, потом прочувственно воскликнул, раздраженный сопротивлением членов Северного общества:

–Одну минуту, господа!.. Почему-то я вам кажусь честолюбцем, новым бонапартом! Многие подозревают меня в каких-то диктаторских намерениях, чего нет на самом деле, уж поверьте мне! C’est ridicule, je vous en conjure! Я лишь радею за благополучие России, и только, господа!..– Он помолчал минуту, потом взволнованно

–69-

закончил, махнув рукой:– Так будет же республика! Au revoir! – И сильно ударил кулаком по столу.

Глава 10

Товарищ Брежнев и анекдоты.

14 декабря 1964 года Пленум ЦК КПСС освободил первого секретаря ЦК КПСС Хрущева от занимаемой должности по состоянию здоровья. Вместо Хрущева был назначен Брежнев Л.И. или, как впоследствии называли его все вокруг, товарищ Леонид Ильич Брежнев, непременно, товарищ, ну, как же иначе? Формулировка «освободить от должности по состоянию здоровья» являлась лживой и лицемерной, как и все, что происходило в бывшей тоталитарной стране с громким названием СССР, и это понимали многие граждане. То прошедшее мерзопакостное время можно было назвать еще временем всеобщего и тотального дефицита, когда туалетная бумага называлась такими пафосными названиями, как «Труд» и «Правда», а читатели многих газет пытались искать правду между строк. Это было время всеобщего одобрямса, если так можно выразиться, когда фальшь, лицемерие, ложь заняли почетное место в обществе, а Свобода слова, Правда, Права человека находились в мусорной свалке истории; когда, к сожалению, несогласные с коммунистическим режимом объявлялись ненормальными, а секретарей той самой единственной партии возили в машинах, называемых шутливо в народе «членовозами», до самой смерти, ибо по своей воле уходить с насиженного тепленького местечка никто не хотел – выносили под звуки оркестра ногами вперед (иногда бывали иные случаи, когда кого-то просто освобождали от должности в связи с болезнью или преклонным возрастом, не дожидаясь, когда вынесут конкурента ногами вперед, хотя все ездоки в «членовозах» были и больными, и очень преклонного возраста). Неу-

–70-

лыбчивые товарищи по партии или членовозы всегда старались не говорить правду своему же собственному народу. Они не желали объяснять ему, что будучи на высоком посту, Хрущев наделал множество ошибок в государственном управлении и сельском хозяйстве, а уходить с насиженного местечка он не хотел. Лучше обойтись одним эвфемизмом вместо чистой правды, как, возможно, думали неулыбчивые товарищи по партии, хотя какие они могли быть друг другу товарищами? Просто так, в силу служебной необходимости, называли себя товарищами и обращались так же, говоря: » Товарищ Хрущев» или «Товарищ Брежнев», думая, возможно, про себя: « Когда ж покинешь место свое, динозавр ты наш политический, а я займу его?».

Период правления Хрущева (1953– 1964 гг.), ой, извините, господа… товарища Хрущева, как ранее постоянно обращались к руководителям бывшего тоталитарного государства СССР, оказался переломным в жизни советских граждан: исчезла жесткая цензура, началась оттепель, процесс реабилитации многих невинных граждан, сосланных и расстрелянных жестоким режимом, осудили культ личности тирана Сталина, что очень многие восприняли с большим воодушевлением. Стали строить новые дома, называемые в народе «хрущевками», и люди переселялись из бараков и коммуналок в изолированные квартиры, вздохнув с облегчением и надеясь на лучшую жизнь. Впервые крестьянам выдали паспорта, после чего они смогли выезжать, куда хотят, перестав быть советскими крепостными. Немного приоткрыли железный занавес: в Москве провели Международный фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, но реформы носили лишь поверхностный характер, а режим продолжал оставаться тоталитарным… После назначения Брежнева процесс реабилитации был приостановлен и культ личности

–71-

Сталина более никто не осуждал, к сожалению, так что

оттепель быстро закончилась к великой радости сталинистов. А после оттепели, как догадался наш читатель, не наступила долгожданная весна – начались заморозки и надежды многих граждан, с радостью встретивших долгожданную оттепель исчезли…

Узнав о смещении Хрущева, Петр бодро вошел утром в редакцию газеты и выпалил:

–Всё!.. Переходим на печное отопление!

Алла и Вера Степановна одновременно спросили его:

–Это почему?

–А Никита дров наломал!– охотно ответил Петр.

К несчастью за спиной Петра стоял вошедший за ним Солдафонов.

Услышав реплику Петра, он возмутился:

–Ты чего себе позволяешь, черт собачий? Все шуточки?!

Петр быстренько снял пальто и сел за свой стол, стараясь не глядеть на злого начальника. Однако Солдафонов повторил вопрос, не отрывая взгляда от Петра.

–Извините… Я пошутил,– вполголоса ответил Петр.

–Пошутил, да?

–Шутка, Ефим Сергеевич. Я не опоздал…

–Не опоздал, но шутишь над членами ЦК?!

–Извините, ни с какими членами ЦК не знаком.

–Опять шуточки?– не унимался Солдафонов.– Ты позволяешь себе шуточки над товарищем Хрущевым?!

–Извините, вы не так поняли, я…

–Черт собачий, я тебя прекрасно понял!

–Теперь, как я понял, у нас есть товарищ Брежнев, я…

–Что ты болтаешь?.. Через полчаса зайдешь ко мне!

Петр пожал плечами и усилием воли сдержался, чтобы ничего не ответить.

Когда Солдафонов вышел, к Петру подскочила

–72-

взволнованная Алла.

–Ты чего, Петруша, спятил, да?– сгоряча спросила она.

А Вера Степановна добавила:

–Не стоило так резко говорить с нашим Солдафоном.

–Разве резко?– усомнился Петр.

–Знаете, Петенька,– ответила равнодушно, печатая на машинке, Вера Степановна,– на вашем месте я бы искала новое место работы.

–И не подумаю!– недовольно воскликнул Петр.

–А все-таки прислушайтесь к моему совету,– прибавила Вера Степановна.– Начальников не выбирают. С ними или ладят, или увольняются, ища себе другого начальника получше.

Петр пожал плечами:

–Я Солдафона почему-то раздражаю, но никогда ему ничего…

–Неужели?– вставила Алла.– А сейчас? Зачем шуточки по поводу Никиты, который дров наломал?

–Ну и что, Алла…

–А то, Петенька! Ты забыл, где работал наш Солдафон?

–Да откуда я знал, что услышит?

Алла снисходительно усмехнулась:

–Ты еще забыл, что он всегда вбегает, когда ты приходишь? Повременил бы с шуточками!

Солдафона не переделаешь!

Петр насупился и просидел полчаса молча.

Зайдя в кабинет Солдафонова, Петр услышал приказ главного редактора:

–Так, быстро пишешь статью о товарище Брежневе! Хвалебную статью!

–Он только заступил на пост и сразу хвалебную?– вырвалось у Петра.

–Приказы не обсуждаются. Приказы выполняются,– отчеканил Солдафонов.

–Я не знаю, смогу ли…

–73-

–Берешь газету «Правда» и пишешь, что там написано о товарище Брежневе!

Петр молчал, не зная, как отделаться от неинтересного задания.

–Я покопался в твоем личном деле,– продолжил Солдафонов, пристально глядя на притихшего Петра,– оказывается, твой отец враг народа.

–Нет, это ошибка…

–Партия не ошибается!– сурово проговорил Солдафонов.

Петр разнервничался:

–Ну, что вы лезете в мою личную жизнь? Вам говорят, что это ошибка, а вы?

–Партия не ошибается!

–Не ошибается? Моего отца реабилитировали!– недовольно воскликнул Петр.

–Ну, раз реабилитировали, вопросов нет,– произнес помягче Солдафонов.– Хотя…

–Хотя что?

–Хотя партия не ошибается!– упрямо повторил Солдафонов.

Петр расценил слова главного редактора, как издевательство, вспыхнув:

–Гм, партия не ошибается, но расстреляли невинного человека! Расстреляли моего отца! Я даже…

–Постой, не кипятись!– оборвал Петра Солдафонов.– В период обострившейся классовой борьбы всякое бывает.

–Вот как? По ошибке, значит?

–И ошибки в том числе. Лес рубят – щепки летят.

–Ах, щепки, значит? Мой отец для вас щепка?

–Ладно, не придирайся к словам. Лес рубят…– Солдафонов остановился, заметив волнение Петра.

–А вы сами хотели быть этой щепкой?– беспокойно спросил Петр.

–Хватит тебе! Вот разобрались, реабилитировали,– сказал намного мягче Солдафонов.

–74-

–Вроде оттепель у нас…– пробормотал неожиданно для Солдафонова Петр.– Реабилитация, осуждение культа личности.

–Чего, чего?– негодующе спросил Солдафонов.– Оттепели, значит, захотел? Товарища Сталина, значит, критиковать вздумали? Уж были критики да их убрали, понял Петру-ша? Был товарищ Хрущев несмышленый да всплыл!– Глаза Солдафонова зло сверкнули.– Наш народ надобно держать в ежовых руковицах! Чтоб он молчал да тихо работал! А то рты пооткрывали, критиковать вздумали! Зима на дворе, заморозки!.. Вам бы только всякие твисты танцевать!

–При чем тут твисты?

–Лишь развлекаться хотите? Всякие там твисты да шейки танцевать?

Петр насмешливо спросил:

–Ефим Сергеевич, вы так осведомлены о танцах?

–Посмеиваешься, да?.. – Солдафонов замолк на минуту, потом продолжил:– Ладно, иди статью пиши.

Выйдя из кабинета Солдафонова, Петр увидел валяющуюся на полу помятую газету «Правда». Он поднял ее с пола, пробежал глазами, жадно ища передовицу о Брежневе. Найдя передовицу, довольный Петр засвистел, снисходительно усмехнулся, подумав:

«Перепишу как есть. Только пару слов поменяю местами. Солдафон будет доволен, ведь передовица его любимой «Правды»… М– да, как эта газета в народе называется? Туалетная бумага «Правда» по причине дефицита туалетной бумаги и отсутствия правдивой информации в газете, называемой пафосно «Правдой»!

Быстренько напечатав на машинке статью, Петр принес ее Солдафонову. Тот несказанно удивился, даже поднял брови от удивления, говоря дружелюбно:

–Молодец ты, Петруша! Порадовал! Можешь же работать! Так что твой выговор снимаю!

Обрадованный Петр вернулся в кабинет редакции. Узнав

–75-

от него, что Солдафонову понравилась статья и что выговор снят, Вера Степановна и Алла тоже похвалили Петра:

–Петенька, можешь же работать, молодец!

–Что ж, приходится писать, что все пишут,– ответил безразлично Петр.

–Интересно, Петр, а что бы вы написали, если б можно было писать, что хочешь?– слегка усмехаясь, полюбопытствовала Вера Степановна.

Петр благоразумно промолчал, но за него ответила Алла:

–Писать, что хочешь? Неужели вы считаете, что это можно у нас, Вера Степановна? В условиях цензуры?

Вера Степановна почему-то вздрогнула, не ответила Алле, став быстро печатать на машинке, будто забыв тему разговора. Примерно минут пять прошло в полном молчании,

потом Вера Степановна неожиданно для Петра напомнила то, что сказала ранее:

–А все-таки, Петруша, советую вам вполне по дружески: увольняйтесь, пока не поздно. Или с начальником ладят, или увольняются.

Петр пожал плечами и ничего не ответил. Алла тоже промолчала, лишь недовольно поджала накрашенные губки.

Петр минут пять печатал новую статью, потом подошел к Алле, спрашивая:

–Хочешь, анекдот расскажу?

–Не хочу,– отрицательно качнула головой Алла.– Занята.

–А ты только слушай… Итак, знаешь разницу между зарплатой и заплатой?

–Ну, дальше?

–Заплата больше дырки, а зарплата меньше,– смеясь, ответил охотно Петр.

Вера Степановна прекратила печатать на машинке,

–76-

строго произнесла:

–Петр, вы, кажется, занимаетесь у нас злопыхательством! Как член партии, я такого не могу слышать!

Вместо Петра Вере Степановне ответила Алла:

–А что такого он сказал? Это анекдот.

–Неужели анекдот?– усомнилась Вера Степановна.– В каждой шутке есть доля правды.

–Ах, правды?– ухватился за слова Веры Степановны Петр.– Значит, я сказал правду?

–При чем тут правда, я говорила…– начала Вера Степановна, но ее горячо перебил Петр:

–Значит, если в каждой шутке есть доля правды, признаете, что наши зарплаты очень низки?

–Как член партии…

–Как член партии, ответьте честно мне на вопрос!– потребовал Петр.

–Ну, у кого-то зарплата мала, у кого-то побольше,– уклончиво ответила Вера Степановна.

Алла предложила:

–Вера Степановна, может, вы будете работать, а не прислушиваться к нашему разговору?

–Вот как, Аллочка? А ты не будешь работать, только болтать со своим любимым Петрушей?– парировала Вере Степановна.

–То мое дело!– отрезала Алла, покраснев.

–Ладно, давай, Алла, другой анекдот расскажу…– начал было Петр, но его оборвала Алла, показывая указательным пальцем на помрачневшую Веру Степановну, словно на животное в зоопарке:

–Петенька, ты не боишься рассказывать анекдоты при живых членах…– Тут она закашлялась, потом продолжила:… партии?

И получилось очень смешно, будто Алла специально сделала паузу, чтобы сказать только: «при живых членах», что взбесило Веру Степановну.

–77-

–Алла, что вы себе позволяете?– возмутилась Вера Степановна.– Я буду жаловаться!

–А что такого я сказала?– поинтересовалась Алла.

–Я буду жаловаться!– повторила Вера Степановна.

Петр вступился за свою любимую девушку, говоря:

–Вера Степановна, теперь вы ругаете Аллу? Сначала меня ругали, теперь Аллу? И интересно, кому будете жаловаться?

–Как… я… я буду…

–Да, будете! Конечно, будете жаловаться, но кому?– криво усмехнулся Петр.– Неужели прямо товарищу Брежневу? Лично товарищу нашему Брежневу?

–Что вы себе позволяете, Петр, я…– пробормотала Вера Степановна, но ее перебил Петр:

–Может, вы будете работать, а не прислушиваться к нашим разговорам?

–Хорошо, не буду прислушиваться, но нам тут надо работать, а не анекдоты рассказывать!– ответила сухо Вера Степановна, после чего раздраженно махнула рукой и демонстративно отвернулась от Петра и Аллы, сев к ним спиной.

–Ладно, теперь Вера Степановна меня не слушает…– Петр снова криво усмехнулся.– Алла, слушай анекдот.

–Может, хватит тебе балагурить?– поморщилась Алла.

–Немного… Одна дама узнала, что ее приятельница едет в Израиль, и говорит: « Ой, ужас! Она едет в такую даль, когда за пятьдесят километров от Москвы жрать нечего!».

Рассказав анекдот, Петр громко засмеялся, вместе с ним засмеялась и Алла. Вера Степановна усилием воли сдержалась, ничего не сказав, лишь сжав с хрустом пальцы рук.

–Еще один анекдот,– продолжал Петр.

–Хватит, Петруша,– попросила Алла,– мне надо печатать новую статью.

–Ой, статья подождет. Все равно больше не заработаешь!

–78-

Лучше послушай еще анекдот. Значит, приходит женщина в магазин и удивляется: ой, мяса нет? Ей отвечают: мяса нет в магазине напротив, а у нас рыбы нет!

Алла засмеялась, говоря:

–Надо было назвать этот магазин «Мяса нет».

–А другой,– прибавил, хохоча, Петр,– «Рыбы нет»!

–Может, прекратите?– взмолилась Вера Степановна, вставая и подходя к окну.

–Ой, не нервничайте так, Вера Степановна,– сказал добродушно Петр.– Анекдоты я прекращу рассказывать, но чувствую, скоро все мы станем рассказывать анекдоты.

–Это о ком же анекдоты?– насторожилась Вера Степановна.

–О чем? О нашей жизни.

Петр немного помолчал, потом снова обратился к Алле:

–Послушай другой анекдот.

–Ой, хватит тебе!– махнула рукой Алла.

–Нет, послушай,– настаивал Петр.– Что общего между Хрущевым и космическим кораблем «Восход»?

–Не знаю…

–Они вылетели одновременно.

Алла не выдержала и громко захохотала.

А Вера Степановна спросила с нескрываемой досадой:

–Петруша, кто ж это вам такие анекдоты рассказывает?

–Народ наш рассказывает,– охотно ответил Петр.

–Ах, народ? Значит, наш народ рассказывает антисоветские анекдоты?

–Почему это антисоветские? Вовсе они не такие…

–Вражеские голоса, небось, слушаете?– предположила, повышая голос, Вера Степановна.

Петр мгновенно принял строгое выражение лица, встал, вытянувшись, как на военном параде, стоя по стойке «смирно», и выпалил:

–Вера Степановна, я слушаю только наше радио! Один наш «Маяк» слушаю! Ура, товарищи!

–Клоун…– тяжело вздохнула Вера Степановна, садясь за

–79-

свой стол.– И битлов слушаете, да?

–А где мне их слушать, Вера Степановна? По радио «Маяк» их не услышишь.

–Клоун,– повторила недовольно Вера Степановна.

–Ой, Вера Степановна, как наш старший товарищ, разрешите сесть?– насмешливо спросил Петр.

–Напрасно вы так ерничаете, Петр, – упрекнула Вера Степановна.– Я вам не враг.

–Тогда можно еще один анекдот?– попросил ее Петр.

Вера Степановна снова вздохнула и махнула рукой, ничего не говоря.

–Значит, можно…– решил с улыбкой Петр.– Итак, Громыко звонит американского президенту и просит его продать зерно и большом количестве. Американский президент соглашается продать зерно. Тогда Громыко просит его продать еще современные компьютеры. Американский президент снова соглашается. Громыко еще просит продать технологические патенты. Американский президент радуется и отвечает: о’кэй, тогда давайте заключим договор, по которому США обязуются построить в СССР коммунизм!

Вера Степановна погрозила пальцем Петру:

–Петруша, с огнем играете! Сдается мне, очень опасную игру затеяли.

–Ни во что я не играю,– смиренно ответил Петр.

–Неужели? Против советской власти выступаете?– злобно спросила Вера Степановна.

–Да что вы, я…

–Смеетесь над нашей жизнью? Революционером хотите быть?

–Да какой революционер… Вот мой предок…– Петр остановился на миг, но Вера Степановна заинтересовалась:

–Предок? Кто он?

–Мой предок – декабрист Рылеев!– с гордостью выпалил

–80-

Петр.

Вера Степановна ахнула от неожиданности.

Глава 11

Рылеев и Трубецкой.

24 ноября 1825 года Рылеева пригласили на именины жены князя Трубецкого. Трубецкой был женат на дочери графа Лаваль и проживал он в роскошном особняке Лавалей на Английской набережной в Петербурге. Лаваль Катерина Ивановна интересовалась литературой, организовала у себя литературный салон графини Лаваль, куда приглашались Пушкин. Карамзин, многие известные литераторы и приезжие знаменитые музыканты. И в день именин Лаваль тоже были приглашены в качестве гостей музыканты и литераторы.

Побыв с Трубецким на празднике примерно час, Рылеев уединился с ним в обширном кабинете, окна которого выходили на Неву.

–Вам надлежит срочно ехать в Таганрог,– деловито сказал Рылеев Трубецкому. – Дело в том, что император Александр отчаянно болен, дни его, кажется, сочтены.

–К нашему общему удовольствию,– вставил с широкой улыбкой Трубецкой.

–Именно, mon ami!.. Вы пробудете поблизости от расположения императора.

–До его конца?

–Я бы сказал иначе,– попытался поправить своего собеседника Рылеев.– Оставайтесь там, пока не будет ясно, что с Александром.

–А вдруг он поправится?

–Все в силах божьих… Но мы надеемся на божью помощь, чтобы он избавил Россию от Александра!

Трубецкой являлся одним из деятельных членов Северного общества. В самом начале своей военной службы он подружился с Александром Муравьевым,

–81-

Сергеем и Матвеем Муравьев – Апостолами, Якушкиным. Они все служили в Семеновском полку, став впоследствии декабристами.

Трубецкой участвовал в кампании 1812 году, потом воевал с французами в Европе в 1813 и 1814 годах. Он явился одним из основателей первых декабристских организаций– Союза Спасения и Союза благоденствия. Трубецкой слыл человеком весьма либеральных взглядов, он работал над проектом своей Конституции, мечтал о конституционной монархии. Будучи в Киеве, Трубецкой действовал довольно решительно, познакомился с Михаилом Бестужевым и Сергеем Муравьев – Апостолом. Тогда же в Киеве Трубецким был разработан план военного переворота восстания. Декабристы намеревались уничтожить царя Александра во время смотра войск в Белой Церкви летом 1826 года. Как замыслил Трубецкой, после смерти Александра он вместе с членами Южного общества декабристов захватывают Киев и отправляют часть своих войск в Москву. Северному же обществу оставалась совершить восстание в Петербурге – взять штурмом Сенат, Зимний дворец, арестовать всю царскую семью и создать Временное правительство.

Поговорив наедине друг с другом и обсудив спокойно в тиши кабинета многие вопросы, Трубецкой с Рылеевым вернулись к гостям, танцуя и слушая стихи многих литераторов.

–Господин Рылеев, вы любите танцевать?– кокетливо улыбаясь, спросила Рылеева Лаваль.

–С вами, мадам Лаваль, хоть целый век могу протанцевать!– улыбнулся в ответ Рылеев, слегка кланяясь Лаваль.– Кажется, вы мне обещали мазурку?

–Нет, мазурку танцую я,– сделал шаг вперед Трубецкой.– Екатерина Ивановна, вы забыли?

–Что вы, mon ami!– поспешно сказала Лаваль.– Поступим так: мазурку я танцую с Рылеевым, а с моим супругом –

–82-

вальс.

–Решено!– сразу согласился Трубецкой, кивая.

Вошли двое слуг с новым свечами, стало намного светлее. Зазвучала французская музыка, танцующие пары заполнили залу, в разных уголках был слышен женский смех.

А у стены сидело несколько важных особ пожилого возраста, которые давно не танцевали, только осуждая всех и вся. Разряженный князь Улицкий с моноклем в руках, морщась, разглядывал танцующих и ворчал:

–Вот эти танцуют и не слыхали о поганых либералах! А либералы надоели!

–Либералы? Вы с ними знакомы?– отозвался граф Лопухин, сидящий рядом с князем Улицким.

–Упаси боже!– взмахнул руками Улицкий.– Право, зачем мне сие, милейший граф?

–Так как же-с? Не знакомы, но говорите о них, будто знаете?

–Я только слышал о либералах. Казалось, чего людям не хватает? Чины, знатность, богатство есть, чего еще им надобно? Черти поганые! Рассею испоганили!..

–Испоганили!– согласился после некоторого молчания Лопухин.

–Смуту желают ввести в нашу Рассею!

–Почему смуту?– не понял Лопухин.

–Да вы слушайте внимательно, граф!

–Я слушаю, но не понимаю.

–А вы внимательно слушайте меня!

–Я вас внимательно слушаю, князь.

–Намедни слышал их разговоры, какие-то билли о правах, черт бы их взял!– проворчал Улицкий.– Наших холопов били и бить будут, к чему им какие-то билли?

–А вы, князь, неплохо шутите! Каламбурите!– похвалил Лопухин.

–83-

–Я все неплохо делаю,– самодовольно улыбнулся Улицкий.– Только танцевать уж стар.

–Что поделать, mon ami…– развел руками Лопухин.

–В стране полатей палаты не требуются,– продолжал Улицкий, вздыхая.

–Верно! Мужика только пороть почаще надобно.

–А как же! Я своих часто приказываю пороть!– охотно согласился Улицкий.– Нечего заморскую мудрость к нам везти! Всякие билли, трактаты о свободе и равенстве, тьфу!..

На псарне и в сарае ни к чему разные деликатности, салоны и свободы!.. В сарае пороть почаще только надобно, чтоб народ не роптал! Мужика нашего держать надобно в ежовых руковицах!

–В ежовых,– кивнул Лопухин.

–А вот наши поганые доморощенные литераторы пишут всякую чушь!

К князю Улицкому подошел улыбающийся Рылеев. Он только закончил танцевать мазурку и пребывал в отличном состоянии духа.

–Князь, неужто меня склоняете?– поинтересовался Рылеев.

–А при чем тут вы?– недоуменно ответил Улицкий.– Qui etes vous?.. Эти наши литераторы так зазнались! Напишут стишок и думают, что окромя их, никого и нету! Вот давеча читал один стих, ломал голову да ничего не понял: какие-то боги, высокие материи, небеса…

Рылеев язвительно осведомился:

–Может, сей пиит рассчитывал не на вашу голову? Adieu!

Несколько человек рядом с Улицким, услышав комментарий Рылеева, громко засмеялись. А Улицкий лишь пожал плечами.

Когда Рылеев отошел, Улицкий сурово сказал:

–Совсем распустились литераторы! Философствуют, смеются над нами!

–Ой, всех пороть надобно,– предложил Лопухин.

–84-

–Qui, sans doute. Оно, конечно, завсегда можно пороть,– сразу согласился Улицкий,– но нам можно пороть лишь наших крепостных. А вот этих литераторов как выпороть?

–Была бы моя воля, – равнодушно ответил Лопухин,– всех бы выпорол! Самолично!

–И я бы выпорол! Сначала всех литераторов и либералов!

–И я бы выпорол. Всех.

–Знаете, граф, я не впервые с этими литераторами разговариваю. И каждый раз они мне, князю урожден-ному, дерзить изволят!

–Что вы?– всплеснул руками Лопухин.

–Видит бог, mon ami!.. Как-то ранее спрашивал дерзкого Пушкина, намекая на его должность: в каком департаменте числитесь, господин поэт?

–И что он ответил?– полюбопытствовал Лопухин.

–Фу, даже вспоминать не хочется!– поморщился Улицкий.– Дерзкий, ершистый, надменный!.. Я, говорит, числюсь по России!