Текст книги "Зима утраченных надежд"

Исторический роман

«Зима утраченных надежд».

(Записки живущего в холодильнике под названием «Россия»).

Карамов С.К.

«Товарищ, верь: взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия воспрянет ото сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!»

Пушкин А.С.

«У нас два времени года: оттепель и заморозки».

Карамов С.К.

От автора.

Господа, я долго обдумывал название моего нового романа, сначала хотел даже писать не роман, а поэму в прозе, однако потом все– таки склонился к роману, дав ему довольно поэтическое название – «Зима утраченных надежд», которое не намерен менять! Считаю, что уже одно название книги должно привлечь читателей, заинтересовать их, чтобы взяли книгу и начали читать. Очень надеюсь, что постоянные заморозки, страхи, зима с утраченными надеждами когда– нибудь исчезнут из нашей непростой жизни, и к нам с ярким солнцем вернется навсегда оттепель, а надежды сбудутся! В романе вы прочтете раздумья автора о России как прежней, так и современной. Приятного чтения, господа!

Глава 1

Опять зима…

Опять выпал снег, густой, чистый. Опять предстоит выдержать жестокие морозы! Ощущение такое, будто

–3-

необъятным белым ковром покрыта вся земля, словно холодная снежная королева в белом пальто явилась вновь к нам, принеся с собой искрящиеся бриллианты снега. Многим почему-то нравится зима, она ассоциируется у них с вечным праздником чистоты и света, когда грязь и почерневшая земля покрыты белоснежным покрывалом, превращая обычный мир в какой-то сказочный; возможно, они радуются зимним пейзажам, детским радостям: катанию на санках, каткам, игре в снежки, радуются поскрипывающему под ногами снегу, ночному зимнему небу со сверкающими звездами, вспоминая свое беззаботное детство. Зима начиналась, как обычно, после холодного ветра, сменившего частые осенние дожди. Лета, казалось, не было – оно пролетело так быстро, что никто его и не заметил! Так что наблюдения многих о том, что в основном у нас лишь два времени года – лето и зима, очень верные, однако если применить эту мысль не только к описанию природы, но и к политике, общественной жизни, следует говорить, что у нас два времени года: оттепель и заморозки. Изменение природы вполне естественно, но тем не менее оставляет в душе легкое чувство

горечи от того, что лето быстротечно, время бежит неумолимо вперед, и с каждым годом все быстрее и быстрее… А как хочется пожить хоть немного в теплых краях, где цветут пальмы, ярко светит солнце целый год и можно ходить, не кутаясь в пальто! Как надоела эта холодная Москва с ее надменностью, официозом, важными чиновниками, которые брезгливо смотрят на тебя, словно ты не человек вовсе, а сбежавшая горилла из зоопарка! Как надоел постоянный пронизывающий смертным холодом страх за свою жизнь и жизнь близких! Очень хочется разбить, растопить лед в холодной Москве, хочется тепла и сердечности! Как надоел ледяно – ядовитый тон разговора, холодный пронизывающий взгляд стеклянных безжизненных глаз, деловито – официальный и

–4-

чрезвычайно строгий разговор вместо теплого дружеского

общения, которое сразу же согревает душу человеческую! Прежние страхи, разочарования сталинских годов, конечно, прошли с наступлением оттепели, и у людей появилась надежда на лучшую достойную жизнь без доносов, стукачества, постоянных ночных страхов из-за возможного ареста…

Так размышлял молодой журналист Петр Пущин, идя утром на работу в редакцию газеты «Рабочий листок» и протаптывая себе дорогу в заметенной заснеженной улице. То был высокий, стройный блондин с правильными чертами лица, голубыми глазами. Петр закончил филологический факультет МГУ в июне 1963 году и начал работать в газете. Будучи еще в школе, он мечтал стать журналистом, прочитал все книги в домашней библиотеке, посещал две городские библиотеки, читая не только художественную литературу, но и многие газетные издания. Начитавшись романов Жюля Верна, Фенимора Купера, Майн Рида и Луи Буссенара, он мечтал жить в теплых краях, где солнце постоянно радует всех жителей своими теплыми лучами, где везде растут пальмы и море такое голубое– голубое и близкое! И читатель понимает, с каким остервенением наш герой выходил из квартиры в зимнюю пору, идя по надоевшему снегу, который он про себя называл белой гадостью!

Школьная учительница Людмила Матвеевна всегда восторгалась своим учеником Петром, постоянно ставя ему пятерки по литературе и русскому языку. А когда впервые пришла в школу Нина Николаевна, мама Петра, то Людмила Матвеевна сказала ей с придыханием:

–Ой, знаете, у вас такой замечательный и талантливый сын! Одни пятерки! Грамотен, умен, правила орфографии знает наизусть! А как прекрасно пишет сочинения!

Нина Николаевна, услышав похвалу в адрес ее сына, расплылась в улыбке и поблагодарила учительницу за ее

–5-

труд.

–Спасибо,– ответила учительнице Нина Николаевна,– очень рада! Отец Петеньки тоже бы рад был, если услышал вас!

–Что ж, он тоже может прийти в школу,– охотно ответила Людмила Матвеевна,– я повторю ему, что и вам говорила.

Нина Николаевна прослезилась, потом вполголоса произнесла:

–Нет, он не придет… Он больше никогда и никуда не придет… Расстреляли в 1946 году.

–Извините…– тихо сказала Людмила Матвеевна.– Теперь вроде оттепель…

–Вроде…– согласилась Нина Николаевна.

–Теперь ничего подобного не повторится,– сказала с надеждой Людмила Матвеевна.

–Очень надеюсь.

–А за что расстреляли?

Пришлось Нине Николаевне рассказать учительнице немного о своем муже Николае Пущине, который работал инженером на военном заводе. Николай слыл весьма грамотным и энергичным работником, тихим, немного-словным, любящим свое дело. Директор завода прочил Николая на место главного инженера завода, благо что место это было вакантно из-за недавней смерти главного инженера Козлова. Однако нашлись завистники, желающие тоже занять место главного инженера. После анонимки на Николая, в которой некий недоброжелатель указывал, что-де Николай рассказывал анекдоты про Сталина, Николая арестовали, разбудив его дома в два часа ночи.

–И когда его арестовали?– поинтересовалась Людмила Матвеевна.– Если не секрет…

–В 1946 году. В том же году и расстреляли. Это мы узнали только недавно… А тогда никаких сведений о нем…

–6-

Ничего…– прошептала Нина Николаевна, плача.

–Значит, только сейчас вы узнали…– то ли сказала утвердительно, то ли вопросительно Людмила Матвеевна.

–Совсем недавно,– кивнула Нина Николаевна.– После реабилитации. Прислали короткое письмо, что он реабилитирован.

–Извините…

–Петр вырос без отца,– добавила печально Нина Николаевна.

–Надеюсь, ничего подобного не повторится,– уныло заметила Людмила Матвеевна.

–Увы, вся наша жизнь– постоянная надежда… Все надеемся да надеемся…

–Что поделать,– вставила Людмила Матвеевна, разводя руками.

Петр рос один с матерью Ниной Николаевной в коммунальной московской квартире, занимая комнатку в пятнадцать метров и соседствуя еще с пятью семьями. Он почти не помнил отца, которого арестовали, когда Петру было всего пять лет. Как и всякий ребенок, в детстве Петр задавал вопросы об отце, на что Нина Николаевна постоянно придумывала всякие небылицы: мол, папа работает на Крайнем севере, оттуда не так просто уехать, потом папа стал якобы разведчиком за границей. В семнадцать лет Петр потребовал от матери честного ответа:

–Мам, скажи честно, где мой папа? Он умер?

После долгого молчания Нине Николаевне пришлось ответить утвердительно.

–И когда он умер?

–В 1946 году.

–Он умер своей смертью?– допытывался Петр.

Нина Николаевна протяжно вздохнула, не желая отвечать. Но Петр настаивал на ответе:

–7-

–Нет, скажи! Правду скажи!

Нина Николаевна не выдержала:

–Хорошо, сын! Я скажу тебе правду, как ни горька она не была!

–Скажи, что случилось?

И Нина Николаевна рассказала сыну, что случилось в далеком 1946 году…

Петр быстро зашел в помещение редакции газеты, не успел снять пальто, как следом за ним влетел главный редактор Солдафонов Ефим Сергеевич, грузный небритый человек пятидесяти лет, с отечным покрасневшим лицом, одетый в черный костюм, белую сорочку и черный галстук. Все сотрудники газеты привыкли к хамистой манере общения Солдафонова, ненавидя его и называя за спиной Солдафоном. Он не отличался мягкостью нрава, словно оправдывая свою неблагозвучную фамилию, слыл грубым, неотесанным мужланом, пьяницей и редким подхалимом, постоянно заискивая перед директором завода «Красный рабочий», в чьем ведении была газета. Как это нередко бывало, на административные должности, назначали не столько специалистов, а проверенных людей, которые заискивали перед режимом, бездумно выполняя все вышестоящие приказы; должность главного редактора заводской газеты была, конечно, не такая уж важная и престижная на заводе, но тем не менее на нее назначили именно Солдафонова. Ранее он занимал должность сотрудника отдела пропаганды и агитации одного из райкомов партии, часто получал выговоры и взыскания ввиду постоянного пьянства, поэтому был снят с должности в райкоме и переведен в главные редакторы заводской газеты. Так что лично для него назначение на должность главного редактора маленькой заводской газеты явилось понижением.

–Черт собачий, ты чего опять опаздываешь?– выкрикнул Солдафонов, обращаясь к Петру.

–8-

–Извините, Ефим Сергеевич, нельзя ли повежливей?– попросил Петр, покраснев.

–Черт собачий! А нельзя ли тебе не опаздывать?

–Извините, я упал возле своего дома…– признался Петр.– Столько снега, спотыкнулся.

Солдафонов хихикнул, покачал головой:

–Вот черт собачий! Видно, тебе в Африке надо жить!

Петр еле сдержался, чтобы грубо не ответить Солдафонову.

Солдафонов снова хихикнул и вышел из кабинета, бормоча: «Вот черт собачий…». Как видно, выражение «черт собачий» было одно из любимых у Солдафонова.

Молодая редактор Алла Болванкина, которой нравился Петр Пущин, не удержалась от комментария:

–Фу, как он надоел, этот Солдафон! А ты, Петенька, не злись, не обращай на него внимания.

Алла, молодая смазливая девушка с голубыми глазами, тоже работала редактором газеты. Успев в двадцать четыре года дважды выйти замуж и развестись, она подыскивала себе нового мужа. Остановив свой выбор на Петре, Алла очень скоро поняла, что он не торопится жениться, но не против случайных встреч у нее дома. Как заявил ей неделю назад Петр, брак – это очень серьезный шаг в жизни, сначала надо встать на ноги, начать работать, освоить профессию. Петр сказал ей эту фразу как бы невзначай, вроде разговаривая на разные темы о жизни, но его намек она поняла – Петр ничего просто так не говорил, не относился к болтунам. Решив, что он серьезный и надежный парень, трезво оценивающий свои возможности и желающий иметь семью в будущем, Алла стала не торопить события и ждать, когда Петр сам сделает ей предложение. Он понравился ей с первого взгляда, когда впервые зашел в помещение редакции: стройный, высокий, улыбающийся, добродушный, не без чувства юмора.

–Легко сказать,– откликнулся сразу Петр, садясь рядом с

–9-

Аллой,– не обращай внимания, когда этот Солдафон

–Легко сказать,– откликнулся сразу Петр, садясь рядом с Аллой,– не обращай внимания, когда этот Солдафон каждый день нервы треплет.

–Эх, молодежь, молодежь! Нечего вам расстраиваться! Можете в снежки поиграть, на лыжах покататься!– слегка упрекнула Петра Вера Степановна, редактор, пожилая дама в длинном коричневом платье ниже колен.

–Снежки?– поморщился Петр.– Я давно вышел из младенческого возраста.

Алла хихикнула, приняв ответ Петра за шутку.

–Хотя, если честно,– добавил Петр,– рад, что считаете меня молодым. Я и в самом деле молод, но давно вышел из ползунков.

Алла снова хихикнула.

–Из этого следует, Петенька,– решила Вера Степановна,– что зиму вы не любите.

–Совершенно верно, Вера Степановна,– быстро согласился Петр.– Я люблю солнце, море.– Он зажмурился на миг, представляя себя в тропиках.

–Понятно, Петенька. Отпуск проведете в Сочи,– то ли утвердительно, то ли вопросительно произнесла Вера Степановна.

–Фу, Вера Степановна!– фыркнул Петр.– Почему обязательно Сочи?

–Сочи, Сочи, темные ночи…– пропела приятным сопрано Алла, широко улыбаясь.

–Если не Сочи, куда ж еще?– удивилась Вера Степановна.

–Можно и на Золотые пески съездить,– предположил Петр, тоже улыбаясь и подмигивая Алле.

–И я хочу на Золотые пески!– радостно воскликнула Алла.

–Но это же Болгария,– недоуменно сказала Вера Степановна.

–Болгария,– кивнул Петр.– Поедем в Болгарию.

–10-

–А я считаю, надо сначала свою страну посмотреть, а потом уж мотаться по заграницам,– убежденно ответила Вера Степановна, хмурясь.

Алла пожала плечами, ничего не говоря. Петр тоже благоразумно промолчал, начиная читать незаконченную вчера статью.

Зазвонил внутренний телефон. Алла подняла трубку, потом передала ее Петру, шепча ему:

–Это Солдафон…

Петр нехотя взял трубку:

–Мы у телефона.

–Мы у телефона? Смеешься там, мальчишка?– Петр услышал на другом конце провода бас главного редактора газеты.– Быстро в мой кабинет!

–Знаете, я вчера не закончил статью, так что…– начал было Петр, но его оборвал бас Солдафонова:

–Вот черт собачий! Бегом в мой кабинет!

Глава 2

Статья о передовике производства.

Злой Солдафонов сидел за столом, заваленном бумагами. Увидев вошедшего Петра, он перестал что-то печатать на машинке и приказал:

–Бежишь сейчас на завод. Ищешь передовика производства. Пишешь о нем статью. Все, не задерживаю.

Петр ничего не ответил главному редактору, обдумывая приказ начальства, поэтому Солдафонов решил повторить только что сказанное:

–Бежишь на завод…

–Нет, я пойду на завод,– перебил Солдафонова Петр,– но как я буду искать там передовика? Искать их на Доске почета?

–Черт собачий!– разозлился Солдафонов. – Находишь бригадира. Передашь мой приказ! Все, не задерживаю!

–11-

Петр не двигался, раздумывая, как осторожно сказать начальству, чтобы оно было более корректным, но не находил подходящих слов. Короткие отрывистые фразы, сказанные весьма грубо и не корректно, не понравились бы любому, не только нашему герою. К тому же вид постоянно злого, покрасневшего начальника, озлобив-шегося на весь мир, вызывал отвращение у Петра. Несмотря на свой молодой возраст, Петр успел повидать многих официальных лиц, весьма грубых, хамистых, похожих друг на друга строгим выражением равнодушия и безразличия ко всему, что их окружает, и озабоченных лишь своими проблемами.

–Знаете, Ефим Сергеевич…– пробормотал Петр, отводя от главного редактора взгляд в сторону, не желая смотреть на злое лицо Солдафонова с его безжизненными глазами.– Я бы просил вас так грубо не разговаривать…

–Что – о?!– завопил мгновенно Солдафонов, резко перебивая Петра.– Мальчишка, мне указывать будешь?

–Я попросил бы…

–Я попрошу тебя бежать на завод! Черт собачий! Марш статью писать!

Петр покраснел от волнения, все-таки решив объясниться с главным редактором:

–А я прошу вас, Ефим Сергеевич, грубо не говорить со мной! Почему так зло? Все-таки с людьми работаете, а не со скотом!

–Вот как ты заговорил, черт!– удивился Солдафонов.

–И не обзывайте меня постоянно чертом собачьим,– прибавил Петр, втайне радуясь своей смелости.

–И еще чего захочешь, черт собачий?– взревел Солдафонов, ударяя кулаком по столу.– Еще минуту поболтаешь тут, выговор влеплю за неисполнение приказа!

–Я только прошу вас…

–Живо на завод, черт собачий!

Петр нервно дернул головой, махнул рукой и вышел из

–12-

кабинета, ничего больше не говоря Солдафонову.

Появившись на заводе, Петр нашел бригадира, прося его познакомить с передовиком производства.

Бригадир Маслов живо откликнулся на просьбу Петра:

–Вот это правильно! О передовиках надо всегда помнить и писать о них!– Он хлопнул ладонью по плечу Петра.– Это по– нашему!

–Так о ком я буду писать? Познакомите?– поинтересовался Петр.

–Это мы с радостью тебя познакомим,– улыбнулся Маслов, снова хлопая Петра по плечу.

–Только не надо меня хлопать,– попросил Петр.

–Ой, интеллигенты такие нежные!– криво усмехнулся Маслов.– Пойдем.

Он жестом пригласил Петра следовать за ним. Зайдя в соседний цех, Маслов остановился возле молодой рабочей в грязной спецовке.

–Вот наш передовик!– пояснил Маслов, показывая на рабочую.– Васильева Люба!

Люба отошла от станка, с любопытством смотря на Петра.

–Чего удивляешься? Вот пришел человек из газеты,– пояснил ей Маслов.– О тебе писать будет.

–Обо мне… А чего такого обо мне писать?– растерялась Люба.

–Будет статья о передовиках производства,– добродушно сказал Маслов.– А ты, Васильева Люба, наш передовик. План в этом году перевыполнила.

Люба кивнула:

–Насчет плана– да… Перевыполнила.

Маслов хотел отойти, потом решил добавить:

–Она – мать – одиночка…. Трудно ей работать, но как хорошо работает!

Петр полчаса побеседовал с Любой, записал ее ответы в блокнот, после чего направился в редакцию.

–13-

–Ну, собрал материал?– полюбопытствовала Алла, увидев входящего довольного Петра.

–Собрал. Статья о передовике производства Васильевой Любе.

Через полчаса Петр напечатал на машинке короткую статью и зашел в кабинет Солдафонова.

–Уже написал, черт собачий?– удивился Солдафонов.

–Уже, только прошу не ругать…

–Черт, статью дай!

Ознакомившись быстро со статьей, Солдафонов поморщился, покачал головой.

–Нет, не то…– заметил небрежно он, после чего порвал три листа машинописи на мелкие кусочки.

Изумленный Петр недовольно воскликнул:

–Что вы сделали, Ефим Сергеевич?

–Такая статья не пойдет.

–Но почему?

–Мать – одиночка.

–Эта Васильева Люба – передовик производства!

–Понимаю, но мать – одиночка!

–Но она передовик!

–Понимаю, черт собачий, но мать – одиночка!

Петр минуту помолчал, потом тревожно спросил:

–Неужели, если эта рабочая одна воспитывает ребенка, она перестала быть передовиком?

–Не понимаешь…– насупился Солдафонов.– Передовик должен по всем статьям соответствовать! Должен быть примером!

–А она пример! Пример другим рабочим! План перевыполнила!– парировал Петр.

–План перевыполнила, но мать – одиночка.

–Если одиночка, значит не передовик?

–Не положено!

–Что не положено?

–Черт собачий, передовик должен быть примером! А тут

–14-

мать – одиночка!

–И что с того? Она передовик!

–Не положено!– упрямо повторил Солдафонов.

–Но она передовик!– настаивал на своем Петр.

Солдафонов раздраженно ответил:

–Черт собачий, да какой же ты тупой! Одна воспитывает ребенка. А где отец ребенка?

–Вообще-то отец должен быть…– сразу согласился Петр.

–Должен. А если нет, если она, эта Любочка, не замужем, то можно подумать об аморальном поведении,– почему-то к удивлению Петра хихикнул Солдафонов.

–Да при чем тут…

–Именно при том!– подчеркнул, сверкая глазами, Солдафонов.– Передовик должен быть примером во всем. Во всем! И детали быстрее всех делает, и план перевыполняет, и в быту примером должен быть! А тут, тьфу, дитё без папочки!.. Дошло?

–Может, эту Любу бросили?– засомневался Петр.– Может, она хотела иметь семью?

–Все может быть в нашей жизни, Петенька! Бросили, говоришь? А может, ребенок родился до брака, а когда родился, папочка убежал? Аморалка!

–Но она же передовик…

–Иди писать новую статью!

–Значит, снова идти на завод и…

–Идешь на завод! Ищешь передовика! Чтобы был примером и на производстве, и в быту. Пишешь статью. Не задерживаю! – приказал Солдафонов.

Унылый Петр возвратился в кабинет редакции. Алла заметила его удрученный вид, поэтому спросила:

–Чего на этот раз? Твоя статья Солдафону не понравилась?

Петр жалобно вздохнул:

–Это мягко сказано… Он ее порвал…

–Как порвал?– одновременно спросили Алла и Вера Степановна.

–15-

–Порвал…– уныло повторил Петр, садясь.– Нашел передовика Васильеву Любу, но она оказалась матерью – одиночкой.

–И что с того?– спросила с интересом Алла.

Петр надул щеки, подражая главному редактору газеты и говоря намеренно очень грубо:

– Передовик должен по всем статьям соответствовать, черт собачий! Должен быть примером! А тут аморалка! Дитё без папочки!.. Ищешь передовика. Чтобы был примером на производстве и в быту. Не задерживаю!

–Понятно…– удрученно произнесла Алла.

А Вера Степановна печально добавила:

–К сожалению, сейчас женщины часто сами воспитывают детей.

–Но сразу шить аморалку?– пожала плечами Алла.

Петр снова направился на завод. Бригадир Маслов очень удивился, увидев его:

–Какими судьбами снова к нам?– Он снова хлопнул ладонью Петра по плечу.

–Ну, статья не понравилась нашему главному редактору,– нашелся Петр.

–Неужели? Плохо ее написали?

–Не в том дело, но… Но нужно еще найти другого передовика.

–Зачем? Чем вам Васильева не угодила?

–Знаете, главный редактор попросил найти другого передовика,– уклончиво ответил Петр.– Чтобы был примером во всем.

–Ах, во всем?

–Верно. И на производстве, и в быту.

–Что ж, хорошо…– слегка усмехнулся Маслов, видимо, поняв, почему Солдафонову не понравилась статья о передовике Васильевой.– Найдем вам другого передовика, мужчину. И не отца – одиночку. – С этими словами Маслов вновь хлопнул Петра по плечу.

–16-

–Да перестаньте меня хлопать!– недовольно воскликнул Петр.

–Нежный ты интеллигентик,– криво усмехнулся Маслов.

Вместе с Петром он подошел к пожилому рабочему за станком.

–Вот наш другой передовик!– представил рабочего Маслов.– Самуил Викторович Жухерман, знакомьтесь.

–Кто, кто?– Петр внимательно посмотрел на пожилого рабочего.

–Жухерман я…– Рабочий отошел от станка, снял перчатки, здороваясь с Петром.

–Небось, теперь фамилия передовика не подойдет?– предположил Маслов и не дождавшись ответа Петра, отошел в сторону.

А Петр полчаса побеседовал с Жухерманом, потом пошел в редакцию. Напечатав быстро статью, он слегка задумался.

–Напечатал?– поинтересовалась Алла.

–Напечатать-то напечатал, но…– Петр не докончил фразу, раздумывая.

–Думаешь, опять Солдафон забракует?– предположила Алла.

Вера Степановна прекратила печатать на машинке, спросила с любопытством:

–А о ком новая статья?

–О передовике производства,– сообщил Петр, не желая называть фамилию этого передовика.

–Снова женщина или…

–Нет, на этот раз мужчина. Самуил Викторович,– ответил после минутной паузы Петр.

–Кто, кто?– в один голос спросили Алла с Верой Степановной.

–Жухерман. Самуил Викторович Жухерман.– Петр встал, собираясь идти со статьей к Солдафонову.

Алла вскочила, преграждая дорогу Петру:

–17-

–Ты чего, Петенька? Ты не понимаешь, какой мат сейчас услышишь?

Вера Степановна равнодушно пожала плечами, начиная снова печатать на машинке.

–Петенька, то ты находишь мать – одиночку, то рабочего еврея,– недоумевала Алла.

–Да, еврей…– ответил с вызовом Петр.– Из-за этого Жухерман не может быть передовиком?

Алла тяжело вздохнула:

–Ты, как маленький… Статья не пройдет.

–Ах, если он еврей, то не пройдет?– упорствовал Петр.

–Ты ведь сам все понимаешь…

–Еврей не человек, что ли?

–Ты упрям, Петенька…– махнул рукой Алла, садясь.– Иди, послушай сейчас ругань нашего Солдафона.

Увидев входящего Петра, Солдафонов пристально взглянул на него:

–Что на этот раз?

–Новая статья, Ефим Сергеевич. Извольте ознакомиться,– учтиво ответил Петр, отдавая статью.

Минуты тишины сменились ревом Солдафонова, который вскочил и забегал по кабинету с выпученными от злости глазами:

–Черт собачий! То пишешь о матери – одиночке, то об еврее! Ты не мог русского передовика найти?!– После этого Петр услышал такой отборный мат, который еще никогда он в жизни не слышал.

Петр наивно – простодушно сказал:

–А если он еврей, то из-за этого не может быть передовиком?

–Самуил, черт собачий, Викторович!– вопил Солдафонов.– Жухер, тьфу!.. – Он снова начал ругаться, выбирая самые отборные ругательства из лексикона улиц и коммунальных квартир.

–Но он такой же гражданин нашей страны, как мы с вами!-

–18-

убежденно произнес Петр.

–Даже фамилию этого еврея не выговоришь! Тьфу, какого-то хера еврейского подсовываешь!– Солдафонов сел за стол, постукивая пальцами по столу.

–Извините, его фамилия – Жухерман,– напомнил Петр.

–Черт собачий, ты еще издеваешься?!– продолжал вопить Солдафонов.– Нам надо статью о передовике! Во всех смыслах передовике!

–А я и написал…

–Статью надо было писать о русском передовике! А не о каком-то Фухер… тьфу, язык сломаешь! Все, не подходит!– Солдафонов в состоянии крайнего раздражения разорвал два листка машинописи в мелкие клочья и бросил их в лицо Петра.– Не задерживаю!

–Что вы себе позволяете…– пробормотал Петр, но его резко перебил Солдафонов:

–Черт, не задерживаю! Задание не выполнил! Иди заканчивай старую статью!

Глава 3

Ночная политинформация.

Вечером Петр зашел в гости к Алле. Она накормила его, потом поинтересовалась:

–Ну, Петенька, понял, что надо было меня послушать? Не торопиться со статьей об этом рабочем Жухермане?– Спросив, она уже через полминуты поняла, что не стоило это спрашивать.

Петр нахмурился, отвернулся от Аллы, ничего не говоря.

–Ладно, прости, что проявила бестактность…– извинилась Алла.– Я тебя люблю, поэтому…

–Поэтому задаю неприятные вопросы?

–Нет, вовсе нет!.. Просто иногда ты бываешь таким простодушным и наивным, что диву даешься!– призналась Алла, ослепительно улыбаясь.

–19-

–Неужто?

–Именно, Петенька! Я ведь беспокоюсь о тебе, Петенька! Как бы этот Солдафон не испортил тебе карьеру!– забеспокоилась Алла.

–Да какая карьера?– усомнился Петр.– Я только начинаю работать, так что…

–Не говори так, Петенька… Даже молодой редактор, даже только начинающий работать, мечтает стать достичь высот в должности, не так ли?

–Что верно, то верно, – подтвердил Петр.

А ночью, лежа в постели, он разговорился с Аллой, проснувшись.

– Ты не спишь?– удивилась она.

–Не сплю… Думаю.

–О чем же?

–О жизни.

–Интересно, может, расскажешь о своих думах?– заинтересовалась Алла.

И Петр начал неспешно свой рассказ:

–Знаешь, в детстве я любил слушать и читать сказки. Но вижу, что в нашей стране сделали одну страшную сказку былью! Надеялись, веря в сказку.

–Это ты о чем, Петенька?– слегка вздрогнула Алла, прижимаясь к своему любимому.

–О сказке о всеобщем счастье и благоденствии, которое почему-то не наступает. Страшная сказка с множеством крови и трупов. То ли сказка, то ли надежда, несбыточная наша надежда о лучшей жизни и…

–Ты чего? О чем думаешь?– испугалась Алла.– Ты что, революционер, что ли?

Петр благосклонно улыбнулся:

–Какой я революционер, Алла… Вот мой предок был революционером.

–Твой предок? Расскажи.

–Точнее, он был декабристом. Помнишь восстание декаб-

–20-

ристов при царе Николае Первом?

–Ну, учили в школе.

Петр помолчал минуту, потом ответить:

–Слушай внимательно… Мой предок – декабрист Рылеев. Это мне недавно сообщила моя мама.

–Почему недавно?

–Вот чего не знаю, того не знаю. И еще она призналась, что моего отца загубили из-за анонимки. Расстреляли его.

–И теперь ты станешь революционером, новым декабристом?– в ужасе предположила Алла.

–Что ты, милая!.. Куда мне, хотя…

–Хотя?

–Хотя наследственный декабризм ощущаю по своему… – сказал задумчиво Петр.

–Поясни.

–Гм, неужели непонятно? Чувствую себя патриотом, продолжателем дела декабристов, которые болели за свою страну!

–А что насчет революции?

– Да, революция– это не лучший способ решения проблем, да… Но если понимать декабризм как заботу не только о своем благополучии, а о благе жителей своей страны, как стремлению не только к материальному благу, но и к чему-то более высокому, то да, я в себе такое чувствую…

–Ой, не надо даже думать об этом!– моляще взмолилась Алла.– Петенька, не хочу видеть тебя в тюрьме!

–Успокойся, сам туда не хочу.

–Но ты меня тревожишь!

–Успокойся… Меня постоянно предостерегали. Помню мою боязливую бабушку, постоянно охающую и ахающую при каждом моем движении: «Ой, ай-ай, Петенька, помедленнее! Ой, упадешь, ноги сломаешь!».

–Ну, она беспокоилась за тебя.

–Чрезмерно беспокоилась,– подтвердил Петр.– Потом

–21-

беспокоилась моя мама: « Ой, ой, ничего крамольного в университете не говори!».

–А ты разве что-то говорил?– испугалась Алла.

–Да нет, что ты!.. Я пытался отшутиться маме, что ничего в университете не скажу, но пожалуюсь тогда папе римскому, однако в ответ ахи и охи усилились.

–Да уж… – протянула Алла.– Ты был несносным трудным ребенком.

–Я был самым нормальным ребенком,– кротко возразил Петр.– Я любил читать!.. Поступил в университет, ходил в театр на разные спектакли. И как-то раз записал в своем дневнике: «В театре абсурда никогда не бывает пауз!».

–И это кто-то прочитал?– догадалась Алла, невольно вздрагивая.

–Ты слушай…– продолжал Петр.– Будучи молодым и горячим юношей, я очень рано понял, где живу. Стал вольнодумцем, воспитанный на пьесах Мольера, Шиллера, Бомарше, сочинениях Вольтера, Дидро, Жан Жака Руссо, Достоевского, Чернышевского и Добролюбова.

–Гм, Дидро? Такого даже не слышала.

–Я часто раньше смотрел ночью на безлюдную улицу из окна, вспоминая черный квадрат, как у Малевича… Нужно постоянно смотреть в темноту, как я тогда думал, чтобы научиться не бояться ее!

–При чем тут темнота?

–Черт, темнота нашей жизни… Надо научиться смотреть на черный квадрат, стараясь не бояться темноты! Нужно долго смотреть в темноту, как на известную картину Малевича, чтобы надеяться на будущую счастливую жизнь. Знаешь, ты не бойся, я смотрел на эту мерзкую и тошнотворную темноту, вспоминая свои редкие счастливые дни. Со временем я научился находиться в темноте и не бояться ее!

–А я боюсь темноту…

–Напрасно, надо тебе научиться не бояться ее. Темнота –

–22-

это наша неустроенная жизнь, наше поганое болото!

Алла снова вздрогнула:

–Петенька, ты, кроме меня, об этом ни с кем не говорил?

–Нет, а что?

–Не говори. Сочтут ненормальным.

–Глупости,– слегка усмехнулся Петр.– Не боись, Алла…

–А что было в университете? Твою запись в дневнике кто-то видел?

–К сожалению…– вспомнил Петр.– Один мой товарищ увидел, и из-за его подлого доноса устроили комсомольское собрание. Там присутствовали двое офицеров из органов, которые только наблюдали за происходящим.

–Ужас!

–Я в начале собрания постарался успокоить всех, говоря, что запись моя касалась лишь театра, и ничего более в виду не имел. Мне не поверили (ах, как они были правы тогда в своем неверии!), но я пытался их переубедить…

–И что дальше?– с интересом спросила Алла.

– Потом через два часа бурных дебатов и горячих речей твердолобых и стойких комсомольцев меня отпустили домой, напоследок предупредив, что если я хочу остаться комсомольцем, то должен читать почаще сочинения товарища Сталина, а не разных там мольеров и шиллеров!

–Петенька, тебе ж повезло!– радостно воскликнула Алла, обнимая своего любимого.– Могло бы значительно хуже!

–Возможно… Я тогда машинально согласился, что-то пробубнив в ответ… Другой бы на моем месте одумался, но только не я!

–Это точно,– сразу согласилась Алла.– Ты упрям.