Текст книги "Один на один с металлом"

Причина похода монголов на Русь была совершенно другой – вековая вражда с половцами. Эти два степных, близких друг к другу народа можно сравнить с современными поляками и русскими. И те и другие славяне, еще пятьсот лет назад прекрасно понимавшие речь друг друга. Но почти тысячелетие непрерывной войны поставило непреодолимую стену ненависти между нами и поляками.

А тогдашние половцы имели сильных, как они считали, союзников – русских князей. Все русские князья уже давно породнились с половецкими ханами. И ехать в степь, чтобы в ханской семье выбрать в жены наследнику княжеского престола кого-то из «красных девок половецких», для тогдашних русских князей это было вполне нормальным явлением. Тогдашний половецкий хан Котян давно уже породнился с русскими князьями.

И когда 1223 году в половецких степях появились два монгольских тумена [23]23
  Тумен – соединение монгольской армии численностью десять тысяч человек. Соответствует современной дивизии.


[Закрыть], русские князья, естественно, выступили союзниками своих степных родственников. На реке Калке собрались дружины трех сильнейших князей Руси – Мстислава Удалого из Галича, властителя той самой будущей Галиции, Мстислава Киевского и Мстислава Черниговского. Объединенное русско-половецкое войско насчитывало около восьмидесяти тысяч человек. Половецким ханам и русским князьям победа казалась неизбежной. И предложение о мире русским князьям со стороны монгольских послов показалось лишь проявлением слабости, когда те объяснили, что не собираются ни завоевывать Русь, ни воевать с русичами. Но русские князья, формально будучи православными христианами, совершили крайне подлое преступление – убили всех монгольских парламентеров. Мерзость содеянного, кроме убийства безоружных людей, была еще и в том, что все монгольские послы были христианами. Более половины кочевников Великой Степи в те времена исповедовали христианство несторианского толка [24]24
  Несторианство – религиозное течение, отколовшееся от православия в XI веке. Было распространено среди кочевых народов Евразии.


[Закрыть] – кераиты, найманы. Причем, не вдаваясь в богословские тонкости, они искренне считали себя такими же православными, как и русичи. Кстати, степная империя, основанная Чингисханом, была веротерпима, в отличие от Запада. Среди степняков были и мусульмане, и язычники-тенгриане, поклоняющиеся Синему Небу. После этого нарушения всех моральных норм для монгольского полководца Джебе битва стала неизбежной, и вполне естественным был приказ – пленных не брать. Согласно сборнику законов Чингисхана, Ясе, обман доверившегося тебе безоружного человека являлся непрощаемым преступлением.

Тут мне вспомнился очень похожий случай, произошедший в сорок пятом году, когда мы работали на Дунае. Наши войска тогда окружили столицу Венгрии, Будапешт, и всем было понятно, что город немцам и венграм не удержать. Чтобы избежать разрушений и гибели гражданского населения, венгерскому командованию была предложена капитуляция. Венгерские генералы вроде бы согласились… Но на обратном пути по машине с парламентерами немцами был открыт огонь. Смертельно раненный водитель сумел выжать педаль газа, и машину занесло в расположение советских войск. Наши солдаты и офицеры увидели троих умирающих товарищей. После этого штурм был уже неизбежен, и в отношении защищавших город немецких эсэсовских частей действовал жесткий приказ – пленных не брать!

То же самое случилось и на Калке. На свое несчастье, половцы имели еще одних врагов, которые стали верным союзником монголов, – бродников. Бродники или Черные клобуки, так по-разному называли моих казачьих предков в те далекие времена. Жившие в степях потомки торков, берендеев, частично смешавшиеся со славянами, исповедовали православие [25]25
  В семидесятые годы ХХ века на месте этих событий проводились раскопки. Было обнаружено множество захоронений монгольских воинов, оставленных бродниками. Они весьма характерны: так, найден надмогильный камень, на котором выбит крест и надпись по-старорусски: «Брату моему названому Илхе (кероитский вариант имени Илья) от Ивана». Результаты исследований не афишировались по идеологическим соображениям.


[Закрыть]. К половцам, разорявшим их кочевья и захватывавшим людей для продажи в рабство, мои далекие предки не испытывали ничего, кроме ненависти, и к их союзникам из русских княжеств симпатий тоже не имели.

Я перестал мерить камеру шагами и, присев, стал вспоминать подробности битвы при Калке.

Монголы и бродники имитировали отступление. Вентерь – так еще в начале нашего века именовали казаки этот тактический прием… Ложное отступление. Русско-половецкое войско бросилось в погоню. Но не все и не одновременно. Кто в лес, кто по дрова – так сказал тогда на лекции преподаватель. Конница растянулась вдоль пути преследования на большое расстояние, причем каждый хан и князь остался только со своей дружиной. Взаимодействие и связь отсутствовали напрочь. Теперь уже в каждом отдельном боестолкновении численно превосходящими оказались монголы и их союзники. Они пересели на свежих лошадей, что вели в поводу, развернулись и перешли в атаку. Сначала были разбиты половцы, а затем одна за другой княжеские дружины. Те даже не успевали выстроиться в боевой порядок. На плечах бегущих половцев монголы вламывались в ряды княжеских дружинников и легко сметали их. И если поход 1223 года был разведкой боем, то через четырнадцать лет на Русь пришло около тридцати тысяч степных воинов. Это были ветераны, прошедшие огни и воды. Поэтому неудивительно, что они прошли через разрозненные русские княжества, как нож сквозь масло, выполнив главную задачу похода: половцы были разбиты, а их остатки ушли на территорию современной Венгрии.

Но для Руси главную угрозу составляли вовсе не монголы. Во-первых, государство, основанное Чингисханом, было веротерпимым, во-вторых, более половины степняков сами были христианами. А вот на западе был всегда страшный и беспощадный враг. После первых крестовых походов против мусульман на Ближний Восток германский император Фридрих II решил направить немецких крестоносцев из Палестины против православных. В 1237 году в Прибалтике немецкими рыцарями было образовано военно-монашеское государство – Ливонский орден. Его основная задача – захват Руси, окатоличивание покоряемого населения, уничтожение непокорных. Произошли знаменитая Невская битва и Ледовое побоище. Но это были выигранные сражения в войне против всего католического Запада, против которого небольшие русские княжества не могли устоять. И гибель Руси на Западе считали лишь делом времени. Но в 1252 году немецкие рыцари получили информацию о том, что князь Александр Невский побратался с Сартаком, сыном Бату-хана. Сартак был христианином, и названые братья обменялись нательными крестами. Соответственно, для Бату-хана князь Александр стал приемным сыном. В Новгород на усиление были отправлены боевые отряды степняков. Для монголов, исповедовавших принцип «за удаль в бою не судят», было вполне нормальным уважение и дружба с недавним достойным противником. А в это же время князь Даниил Галицкий, современник и антипод Александра Невского, сразу после ухода монголов в свои степи напал на союзных им князей, перебил всю аристократию, а население разогнал, частично продав в рабство. Политический курс Даниила состоял в том, чтобы выделить Галицко-Волынское княжество в самостоятельное государство, ориентированное на Запад. Папа римский, верховную власть которого признал Даниил, прислал ему даже королевскую корону. Да вот незадача – ее забрали у папского посланника поляки. Так зарождалась сама идея галицийского нацизма – на вражде к другим русичам. Но кроме Галичины и Волыни будущее украинство зародилось на территории Великого княжества Литовского, государства, захватившего все русские княжества, не вошедшие в состав монгольской Империи. И эти идейные предки украинских нацистов хорошо отметились после Куликовской битвы. Тогда, в 1380 году, и у темника [26]26
  Титул военачальника в Золотой Орде.


[Закрыть] Мамая, и у русских имелись союзники. Союзником князя Дмитрия, будущего Донского, был законный хан Орды Тохтамыш. Он двигался на соединение с войсками своего подданного, московского князя, из заволжских степей. А на помощь Мамаю тоже двигался с войском литовский князь Ягайло.

Никак не уменьшая героизма русских на Куликовом поле, отметим, что немаловажным для победы оказалось отсутствие в битве литовского войска. Восемьдесят тысяч воинов Ягайло опоздали всего на один дневной переход. Этим мы обязаны еще одному незаслуженно забытому герою русской истории – князю Олегу Рязанскому. Он, маневрируя со своей пятитысячной дружиной, сумел задержать литовцев. А когда воины Ягайло отогнали рязанцев, битва была уже закончена. Но литовцы все-таки отыгрались – они напали на русские обозы, уходившие с места битвы, и перерезали всех раненых русских воинов. А ведь большинство в литовском войске составляли русские из-под Киева, Чернигова, с Волыни. Они говорили на том же языке, что и убитые ими раненые, и еще пока называли себя православными… Но уже скоро Ягайло заключил союз с Польшей и папой римским и приказал своим подданным принимать католичество. После 1413 года все бояре и служилое сословие Литовского государства получали равные права с поляками только при условии принятия католичества. И вскоре оказывалось, что самыми жестокими гонителями православия и всего русского становились новообращенные католики, вчерашние русичи.

Я улыбнулся, вспомнив, как нашего преподавателя сильно раздражала формулировка «монголо-татарское иго».

«Монголо-татарское иго, сама эта теория была написана на немецком языке и только позже, в восемнадцатом веке, переведена на русский язык. Цель проста – хотели, чтобы в России все степные народы считали врагами. Кстати, «иго» по-китайски переводится как «единое государство». А вот про польско-литовское ярмо на шее русского народа наши русские западники не любят вспоминать», – часто говорил он.

Да, русские и православные в польско-литовском государстве были людьми второго сорта, но тем не менее во всех войнах, которые вела Речь Посполитая против России, они принимали самое активное участие. И что лично мне крайне неприятно, эта завербованная в королевскую армию голота, тогдашние босяки, величали себя казаками. Это они, духовные предки Мазепы и Бандеры, осаждали вместе с немцами, венграми и поляками Псков во время Ливонской войны, Троице-Сергиеву лавру во времена Смутного времени. И именно они проявляли изуверскую, нечеловеческую жестокость, порой удивляя даже немцев и поляков. Одно уничтожение города Елец вместе с жителями в 1618 году чего стоит. Это гетман Сагайдачный [27]27
  Глава Правобережной Украины в Речи Посполитой. Весьма символично, что флагман украинского флота, корабль управления, носит имя «Гетман Сагайдачный».


[Закрыть] со своими душегубами отличился. После распада Речи Посполитой и вхождения почти всех русских земель кроме Галичины и Волыни в состав Российской империи на Западе не успокоились. Хорошо отработанная тактика воевать против русских руками других русских была принята к реализации в будущей войне разведкой Австро-Венгрии. С середины девятнадцатого века в Галиции, являющейся частью Австро-Венгерской империи, началось гонение на все русское. Галицийским русским, или русинам, как они себя называли, стали внушать, что они украинцы, особая европейская нация. Человек, хотевший занять место чиновника или учителя, должен был подписать следующее обязательство: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, а лишь украинцем, и только украинцем» [28]28
  Текст подлинный.


[Закрыть]. Особенно ненавидела все русское украинская греко-католическая церковь. После начала Первой мировой войны украинизация Галичины пошла семимильными шагами. Был создан концентрационный лагерь Талегроф, хотя точнее его было назвать лагерем смерти. Туда попадали исключительно те, кто продолжал считать себя русскими и русинами, не желая становиться украинцами. Геноцид населения, считавшего себя русским, шел полным ходом. Были образованы боевые формирования из «свидомых украинцев» – Легион украинских сечевых стрельцов. Они наиболее охотно, с большим увлечением сжигали села, признанные «русофильскими», и расстреливали крестьян с женами и детьми.

Да и в самой Российской империи агентура влияния австрийского Генштаба тоже трудилась весьма плодотворно. Профессор Грушевский написал исторический опус, где объяснялось, что украинцы – это чистокровные европейцы, без малейшей примеси чужой крови, а вот москали – это исключительно потомки татар и финно-угров. Пропаганда «мазепинцев», как их тогда называли, облегчалась крайне слабой работой российских спецслужб. Как Отдельного корпуса жандармов, так и военной контрразведки. Хотя основная сложность ведущих украинскую пропаганду в России «мазепинцев» была в том, что те, кому адресовались эти идеи, даже не подозревали, что они… украинцы. Они искренне и вполне справедливо считали себя малороссами, русскими из Малороссии. Здесь даже мало помогала придуманная украинская азбука – «кулешовка». Поэтому после начала Первой мировой войны и первых поражений русской армии немецкая разведка пошла своим путем, несколько отличным от их австрийских коллег.

В 1916 году в лагерях для русских военнопленных Радштадт, Зальцведель и Вейцлар была развернута вербовочная работа. И хотя поначалу, как говорили «профессиональные украинцы», «свидомых среди пленных было дюже мало», голод, холод и тяжелые условия плена делали свое дело. Число желающих служить в украинских частях германской армии постепенно росло. Пленным читали лекции, они должны были понять, кто такие украинцы, и забыть навсегда, что они были русскими или малороссами. Основная вербовочная работа шла в лагере Радштадт, где были сформированы кадры для 1-го Запорожского полка. К февралю 1918 года из бывших пленных в Германии была сформирована дивизия, переброшенная затем на Волынь. Она именовалась первой дивизией синежупанников. Солдаты этой дивизии именовались так из-за своей экзотической униформы – синих жупанов-кафтанов и шаровар. Головным убором была высокая белая папаха с малиновым шлыком. Подпоясывались украинские воины широким красным кушаком. Командовал дивизией генерал-майор Зелинский, взятый в плен в начале войны. Естественно, что он тоже отказался считать себя русским.

Видя успешные результаты, германское командование начало формирование новых украинских частей на территории Германии и Австрии. Но офицеры должны были сдать экзамен по «украинознавству». Все эти многочисленные украинские части после поражения в войне Германии и Австрии составили армию гетмана Скоропадского, а позже Петлюры. Главным требованием в этой армии было ненавидеть Россию и воевать против русских. Тогда у петлюровцев не задалось, никаких побед над Красной армией в Гражданскую войну они не одержали. Отметились лишь еврейскими погромами и грабежами и убийствами мирного населения. После поражения в войне, в эмиграции в 1929 году была создана организация украинских националистов (ОУН). Организация объединила тех, кто был завербован в лагерях военнопленных и выходцев из Галиции, «профессиональных украинцев». Была оформлена идея «интегрального национализма». Примечательно, что украинский нацизм идейно оформился в то же время, когда в Германии зародился национал-социализм, а в Италии фашизм. Автором заповедей украинского национализма был Дмитрий Донцов, этнический русский из Мелитополя. Общий смысл был прост и понятен для самого тупого рогули: москаляку на гиляку [29]29
  Рогули – прозвище галичан среди жителей Восточной Украины. Москаль – враждебное прозвище русских, кацап – презрительное. Гиляка – виселица.


[Закрыть], а кацапа на ножи! Кстати, у Донцова настоящая фамилия – Щелкоперов.

Возглавил организацию бывший полковник австро-венгерской армии Евген Коновалец. Он дважды встречался с Гитлером, и немецкая разведка снова решила разыграть украинскую карту в будущей войне против СССР. Но советская разведка отслеживала происходящее, а не «ждала у моря погоды». В мае 1938 года советский разведчик, русский парень Павел Судоплатов, внедренный в ОУН под именем галичанина Павлуся Валюха, подарил Коновальцу коробку конфет. Тот, как и фюрер германской нации, обожал сладкое. Вот только полакомиться Коновальцу не удалось – при попытке открыть коробку сработало взрывное устройство. На посту лидера украинских нацистов оказался Андрей Мельник, не обладавший нужным боевым опытом и авторитетом. Ему составлял конкуренцию молодой лидер Степан Бандера. Масла в огонь вражды умело подливала советская разведка. В 1940 году ОУН окончательно раскололась на «мельниковскую» и «бандеровскую» фракции, потеряв в кровавых разборках тысячи рядовых членов и партийных функционеров. А вот что творили мельниковцы и бандеровцы из украинских шуцманшафт батальонов и карательных эйнзатцкоманд на оккупированной советской территории, слабонервным лучше не знать. Одна Волынская резня чего стоит [30]30
  В 1943 году украинскими нацистами было уничтожено почти все польское население Волыни. Причем людей убивали самыми варварскими способами – рубили топорами, распиливали пилами, а маленьких детей приматывали к деревьям колючей проволокой.


[Закрыть]. Вот только зачем после войны Галичину и Волынь не отдали Польше? Как говорил Саня Пинкевич, там тех, кто считал себя русскими, уже и кости истлели. И все население без исключения исповедует украинский нацизм. Там в каждой семье в ту войну кто-то служил если не в карательном батальоне, то в дивизии СС «Галичина», если не в эйнзатцкоманде, занимавшейся уничтожением населения, то в охране лагеря смерти, какого-нибудь Бухенвальда или Собибора.

Да, присоединение Западной Украины после войны – это большая ошибка товарища Сталина. И эта ошибка стоила большой крови – жизней многих солдат и офицеров Советской армии и войск МВД. И зачем потом вкладывать деньги, развивая в этом враждебном нам регионе промышленность и образование? Галичина никогда не была в составе России, вот и самое место ей в Польше. А поляки бы быстро с этим бандеровским движением покончили… Это мы, русские, всегда миндальничаем, а поляки не стали бы.

Как там Саня рассказывал про польскую антипартизанскую операцию «Жешув»? Она проводилась весной 1946 года на приграничной с СССР территории, где жило украинское население, сплошь поддерживающее бандеровцев. А эффективность любого повстанческого движения или партизанской борьбы находится в прямой зависимости от помощи местного населения. Поддержка населения – это осведомители партизанской разведки в каждом селе, это медицинская помощь раненым. И, наконец, самое главное – снабжение повстанцев продуктами, есть-то всем надо. А тогда в течение нескольких дней все украинские села были блокированы польскими войсками. Население отконвоировано к железной дороге, погружено в вагоны и под охраной отправлено в Силезию, бывшую территорию Германии. А те бандеровцы в польском приграничье, оставшиеся без всех видов обеспечения и без продовольствия, были уничтожены в кратчайшее время авиацией и артиллерией, удары которых наводились разведывательно-поисковыми группами по радио. А после окончательных зачисток лесных массивов в опустевшие села завезли поляков. Да и те бандеровцы, которых отправили в Силезию, живя в польском окружении, вынуждены были говорить на польском языке. А лет через десять-пятнадцать их дети, окончившие польские школы, уже будут считать себя поляками. Да… Мы, русские, все равно так никогда бы и не смогли… Этим мы от них и отличаемся.

А вот Павлу Анатольевичу Судоплатову теперь понятно, что грозит. Как говорится, что в лоб, что по лбу. Он всю свою сознательную жизнь боролся против украинских нацистов… Они такое не прощают… А ликвидация Троцкого – там Судоплатов вместе с Эйтингоном работал… «А я сам-то тоже служил в бригаде особого назначения под их командованием», – вдруг обожгла меня внезапная мысль. Но додумать я не успел.

Глава 2
Допрос

– Подследственный, встать! На выход! Руки за спину! – Голос надзирателя, прогремевший в камере, был сродни ушату холодной воды, вылитой на голову.

Через пару минут я снова шел по длинным коридорам, заложив руки за спину, и смотрел в широкую спину надзирателя. И что день грядущий мне готовит? «Хотя, находясь в камере, не имея часов, я не знаю день ли сейчас, ночь или утро», – поправил я себя.

Кабинет, в который меня привели на этот раз, сильно отличался от предыдущего и размерами, и обстановкой, и людьми, находившимися в нем.

– Садитесь, подследственный, – услышал я глухой, хрипловатый голос.

Стандартная казенная мебель – шкаф с бумагами, письменный стол, несколько стульев. Окно закрыто широкой портьерой. Хозяином кабинета был плотный широкоплечий майор с широким красным лицом. «Давление у него, что ли, повышенное», – мелькнула у меня мысль. В уголке рта у хозяина кабинета дымилась папироса. За правой стороной письменного стола сидела девушка, стенографистка с погонами лейтенанта.

Я невольно зажмурился от яркого света настольной лампы, направленной мне прямо в лицо.

– Что Черкасов, не нравится? – стоявший у стола майор демонстративно выдохнул мне дым в лицо. Потом молча стал рассматривать меня, глядя исподлобья. Его взгляд чем-то напомнил мне нашего колхозного быка Борьку. Когда-то после окончания второго класса летом я, будучи подпаском, первый раз выгонял коровье стадо, а пастух дядя Ваня в то утро куда-то отлучился… Вот Борька и решил прогнать чужака… До сих пор помню, как я убегал от него…

Наконец майор заговорил и решил сразу, как говорится, взять быка за рога.

– В общем, так, Черкасов, – снова выпустил мне дым в лицо следователь. – Некогда мне тут с тобой турусы разводить. Подписывай протокол допроса по-хорошему, да и дело с концом. И уе…, – майор запнулся, посмотрев на девушку.

«Наверное, она ему нравится, если он сдерживает себя и не хочет материться при ней», – я перевел взгляд на стенографистку. Светловолосая, довольно симпатичная девушка тоже молча посмотрела на меня.

«А ведь майор сейчас похож не на быка Борьку, а на медведя, которого не вовремя подняли из берлоги», – закончил я свою мысль.

– Подпишешь по-хорошему и уматывай на свой Тихоокеанский флот или еще там куда… Отделаешься выговором по партийной линии за потерю политической бдительности. Да, Черкасов, надо уметь различать врагов народа, – ухмыльнулся майор. – Тех врагов народа, которые хотели захватить власть в стране… Не хочешь по-хорошему, все равно подпишешь… только по-плохому, – майор хитро ухмыльнулся, посмотрев мне в глаза. – У меня все признаются и во всем. Надо будет, признаешься и в том, что ты царя Ивана Грозного отравил.

При этом он победно посмотрел на девушку, видимо, предполагая, что она оценит его юмор.

– Ну что надумал, Черкасов? – с деланым добродушием обратился ко мне следователь.

Медленно выдохнув воздух, я молча мотнул головой.

– Ладно, будем по-плохому, – следователь нажал кнопку вызова. – На «стойку» его, – бросил он появившимся в кабинете охранникам.

Меня снова привели в камеру, но уже не в свою. Это была клетушка метров пять в длину и метра два в ширину. Было и зарешеченное окно, но оно располагалось так высоко, что увидеть, что там, на воле, было невозможно. В этой камере не было ни привинченной кровати, ни умывальника, ни унитаза. Ничего, кроме двух табуретов, на которые уселись два надзирателя. Я стоял между ними.

Эта форма дознания, в свое время запрещенная наркомом НКВД Берии, величалась «стойка» или «стоянка». «Поставить на стоянку» означало в течение длительного времени не давать человеку спать. Причем подследственному не позволялось ходить, даже двигаться, не говоря уже о возможности сидеть или лежать… Как рассказывал писатель Роман Николаевич Ким, больше всех эту пытку выдержал один авиационный инженер. Он простоял около семидесяти часов. Этих трех суток хватило, чтобы сделать его инвалидом.

«Думай-думай, тебя именно этому учили в первую очередь», – подстегнул я себя, глядя на примостившихся на табуретках соседей. «А что, если… Но Роман Николаевич этнический кореец, и с его внешностью такой фокус был вполне приемлем. Значит, думай еще, вспоминай все, чему тебя учили в институте». Да, тогда, в тридцать седьмом, арестованного старшего лейтенанта госбезопасности Кима уже должны были расстрелять… Следственные дела тогда штамповали быстро – подручные наркома Ежова громили советскую разведку, как военную, так и НКВД. И когда Роман Николаевич обратился к следователю с признательными показаниями, тот сначала обалдел от радости. А потом пришлось проверять его показания, и все это растянулось на полгода. За это время сменилось руководство НКВД. Пришедший на пост наркома Лаврентий Павлович Берия дал команду объективно разобраться во всех следственных делах и провел амнистию в отношении незаконно осужденных. «Так, значит, использую этот тактический прием, но только придется простоять несколько часов. Все должно выглядеть естественно… Я должен сломаться. Мой следователь большим умом явно не отличается, да и излишним образованием тоже не обременен… Но на полгода затянуть волынку у меня точно не получится – сейчас не тридцать седьмой год, а пятьдесят третий. Ладно, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок, и то дело…» – подумал я про этого следователя.

Когда по моим прикидкам прошло около четырех часов, я повернулся к правому охраннику.

– Я хочу дать признательные показания следователю.

Тот в ответ лишь кивнул, не проронив ни слова. Меня снова провели по коридорам, и вот я оказался уже в знакомом мне кабинете. За столом, обложившись ворохом бумаг, сидел его хозяин и что-то писал. Стенографистки на этот раз не было. Наверное, рабочий день закончился, и она уже ушла домой. А этот трудился не покладая рук. Видимо, хотел, чтобы начальство заметило его служебное рвение. Наконец майор оторвался от бумаг и с делано безразличным видом мельком скользнул по мне взглядом.

– Ну что, надумал, Черкасов? – майор, потянувшись, поднялся из-за стола.

– Я не Черкасов. Мое настоящее имя Мотоно Кинго. Я являюсь приемным сыном японского дипломата Мотоно Ичиро, бывшего посла в России…

Сглотнув комок в горле, я продолжил медленно говорить, показывая моральную сломленность и внутреннюю опустошенность.

– Впоследствии мой приемный отец стал министром иностранных дел в кабинете Ямамото. Свое основное образование я получил в императорском лицее в Токио. Затем окончил Никано-рикугун-гакко… Русским языком владею с детства – на нем говорили в нашей семье, – добавил я, глядя в округлившиеся глаза следователя.

– А это что такое? – следователь обалдело глядел на меня, с трудом веря в происходящее.

– Императорская разведывательная школа, – быстро ответил я. «Уж больно ты впечатлителен, дядя, а в нашей профессии это минус», – мысленно отметил я. И, отвечая на следующий, еще не высказанный вопрос, продолжил: – Виктор Черкасов был убит осенью сорок первого года перед отправкой в Москву. Тело, естественно, не нашли, те, кто обеспечивал мое внедрение в бригаду особого назначения, умеют работать…

Мой следователь трясущимися от волнения руками уже прикуривал папиросу. Наконец, справившись с собой и сделав несколько затяжек, он с сомнением спросил:

– Но вы ведь не очень похожи на японца… – и внимательно посмотрел на меня.

– Я из семьи айнов [31]31
  Коренное население Курильских островов и севера Японии.


[Закрыть] с острова Хоккайдо, – быстро ответил я.

– А это кто такие? – уже с интересом спросил следователь.

– Айны являются народом европеоидной расы и от русских неотличимы. Хотя еще со времен Русско-японской войны японские разведчики, забрасываемые в Россию, по легенде, играли роль оренбургских, забайкальских или сибирских казаков. Этнотип очень схожий с одним из японских. – Я продолжал говорить, не давая следователю времени на осмысление услышанного. – Поэтому и был выбран город Чкалов, бывший Оренбург. Я имею в виду мое внедрение, – пояснил я и, поглядев прямо в лицо майору, спросил: – Читали, наверное, повесть Куприна «Штабс-капитан Рыбников» про японского разведчика?

Его мой вопрос явно озадачил. Он это наверняка не читал, а сейчас не хотел в этом признаваться – понял я.

– «Ведь на Урале и среди оренбургского казачества много именно таких монгольских шафранных лиц», – продекламировал я строки произведения.

Майор уже явно пришел в себя и теперь, сидя за столом, что-то деловито писал. «Ну, пиши, пиши. Этот протокол я подпишу с удовольствием. Потом майор помчится лично докладывать начальству, что разоблачил матерого шпиона. И если у него непосредственный начальник наподобие его самого, то могут действительно послать запросы в Чкаловское управление МВД, да и на Дальний Восток… Хотя в конце концов ему скажут, что он идиот… Вот тогда мне действительно не поздоровится… Да и хрен с ним, будь что будет», – подумал я и даже успокоился.

– Распишитесь, подследственный, – майор протянул мне протокол допроса. Обращался он теперь ко мне подчеркнуто вежливо. Я равнодушно, почти не глядя, поставил свою подпись.

– Сейчас вас доставят в вашу камеру, и можете отдыхать, – сказал майор, нажимая кнопку вызова.

«А он даже не спросил, какое у меня звание в японской разведке», – отметил я, выходя из кабинета. Оказавшись в камере, я мгновенно, лишь сняв ботинки, повалился на койку и провалился в тяжелый тягучий сон. Мне снился мохнатый рычащий медведь, который бил меня лапой по голове, а после того как я падал, подбегал противного вида шакал с оскаленной мордой и кусал меня за ноги… А после появлялся большущий клыкастый кабан и говорил голосом следователя: «Ты у меня все подпишешь, приятель». Потом снова из темноты появился медведь, замахнулся лапой и ударил по шее, зарычав при этом.

– Встать! – я проснулся от бесцеремонного удара по шее, а теперь дюжий надзиратель почти приподнял меня, держа за шиворот. Сон со всеми кошмарными сновидениями мгновенно исчез. Все более или менее хорошее когда-нибудь кончается. Еще через мгновение меня, все так же крепко держа за шиворот, вытащили через открытую дверь камеры в коридор. Оправиться, то есть сходить в туалет, мне не дали.

– Руки за спину! Пошел вперед! – рыкнул надзиратель.

Снова прошли по коридорам к двери знакомого кабинета, куда меня бесцеремонно втолкнули. Мой следователь стоял возле окна и курил. Оно на этот раз не закрыто шторами, и свет летнего дня радостно врывается в полутемный кабинет.

Свет! Сейчас уже утро! Значит, я проспал часов семь-восемь, а то и больше! «Выигранное сражение в проигранной войне» – вспомнилась услышанная где-то фраза. А вот майор точно не спал всю ночь, явно сидел на телефонах. Об этом говорили его покрасневшие глаза и очередная папироса, которую он нервно курил, выпуская дым в открытую форточку. Рядом на подоконнике стояла пепельница с грудой окурков.

– Конничива, гражданин следователь, – я чуть присел в ритуальном японском полупоклоне.

– Чего? – обернулся ко мне майор.

– Да это я по-японски поздоровался, – ернически ответил я. Терять мне было уже нечего.

– Ах ты, сука! – поставленным боксерским ударом майор снизу ударил меня в солнечное сплетение. Надзиратель, детина с погонами сержанта, при этом снова ухватил меня за шиворот. Этот удар я, незаметно для окружающих, «снял» легким движением тела с громким резким выдохом. Кулак майора вроде бы попал мне в солнечное сплетение, а его рука проехала мне по груди.

Подыгрывая следователю, я тяжело обвис, удерживаемый сверху могучей рукой охранника, и тяжело застонал. Со стороны мои действия были похожи на легкую судорогу. Майор, потеряв равновесие, уткнулся головой в широкую грудь сержанта. Потом, доставая из кармана очередную папиросу, медленно подошел к окну. – В общем, так, Черкасов, – прикурив, следователь бросил спичку в уже переполненную окурками пепельницу. – Про подготовку захвата власти в стране я тебя спрашивать не буду. Пока, по крайней мере. Это все твои начальнички, генералы с полковниками, лучше тебя расскажут, – майор выпустил в форточку струю дыма.