Текст книги "Сталин против Гитлера: поэт против художника"

Кстати, со временем его храбрость и умение по наитию избегать бессмысленной опасности снискали-таки ему авторитет среди фронтового братства. Он стал чем-то вроде полкового талисмана: однополчане были уверены, что если рядом Гитлер – ничего не случится. Нельзя не отметить, что это здорово ударило ему в голову, подкрепив тлевшую еще с детства мысль о своей избранности, присущую всем чересчур развитым и потому одиноким детям и молодым людям.

Аналогичным образом укрепилась за годы войны и его уверенность в том, что внутренний заговор все-таки существует. Произошло это во время его пребывания в тылу осенью 1916 года, когда после легкого ранения в бедро он был направлен в лазарет под Берлином. В тылу он провел почти пять месяцев, и, по его собственному признанию, это было не лучшее время. Дело в том, что к этому моменту общий, объединивший всех немцев энтузиазм по поводу войны как-то схлынул, война превратилась в явление сугубо привычное и уже, честно говоря, набившее оскомину. Как следствие, что весьма характерно для военного времени, на поверхность всплыла разнообразная человеческая «пена» – обнаглевшие тыловики, с презрением относящиеся к тем, кто гниет в окопах, прожигатели жизни – сынки богатых родителей, политические агитаторы пораженческого толка. В принципе, настроение солдата, прибывшего на краткий срок с фронта, отлично описано у Эриха Марии Ремарка в романе «На Западном фронте без перемен». Для человека, подобного Гитлеру, находящегося целиком и полностью под влиянием фронтовых переживаний и военной пропаганды, эта картина должна была быть просто шокирующей. Особое раздражение вызвали у него социал-демократы, продолжавшие свою революционную агитацию, несмотря на тяжелое положение Германии. Их, а следовательно – евреев, Гитлер и посчитал главными виновниками происходящего. Насмотревшись на то, что творится в тылу, он пришел к выводу, что они и есть главные враги Германии. Эпитеты, которыми он награждает их в письмах и воспоминаниях, говорят о том, что эмоции Гитлера были более чем искренними: «паразиты», «пустомели» и «преступники» – лишь самые мягкие из прозвищ, которыми он награждал представителей левых сил. «Здесь уже не пахло тем духом, который господствовал еще у нас на фронте, – вспоминал он. – Здесь я впервые услышал то, что на фронте нам было совершенно неизвестно: похвальбу своей собственной трусостью! Сколько ни ворчали, как ни крепко бранились солдаты, это ничего общего не имело с отказом от исполнения своих обязанностей, а тем более с восхвалением трусости. О нет! На фронте трус все еще считался трусом и ничем другим. Труса на фронте по-прежнему клеймили всеобщим презрением, а к подлинным героям относились с преклонением. Здесь же, в госпитале, настроение уже было прямо противоположное. Здесь наибольшим успехом пользовались самые бессовестные болтуны, которые с помощью жалкого «красноречия» высмеивали мужество храброго солдата и восхваляли гнусную бесхарактерность трусов. Тон задавали несколько совершенно жалких субъектов. Один из них открыто хвастался тем, что он сам нарочно поранил себе руку у проволочных заграждений, чтобы попасть в лазарет. Несмотря на то что ранение было совершенно пустяковое, субъект этот находился в больнице уже давно, хотя все знали, что он попал сюда мошенническим путем. И что же? Этот негодяй нагло выставлял себя образцом высшего мужества и считал свой «подвиг» куда более ценным для родины, нежели геройская смерть честного солдата на фронте. Многие выслушивали эти речи молча, другие отходили в сторону, но иные открыто соглашались с ним. Меня прямо тошнило от этих речей, но сделать ничего нельзя было; субъект этот спокойно оставался в лазарете. Больничное начальство, конечно, прекрасно знало, кто этот субъект, и тем не менее ничего не предпринимало». Однако вскоре бравый ефрейтор с недолеченной раной вернулся на фронт: пребывание в тылу было ему в тягость. К тому же главное, о чем он в то время мечтал, была победа.

Версия

Гитлер был зомбирован на фронте[43]43
  Известия науки. www. inauka. ru.


[Закрыть]

В годы Первой мировой войны Гитлер был зомбирован. Это сенсационное утверждение принадлежит литератору-историку Дэвиду Льюису и доказывается в вышедшей в Европе его новой книге «Человек, который создал Гитлера».

Автор приводит ранее неизвестные факты, согласно которым ведущий психолог Германии профессор Эдмунд Фостер в ноябре 1918 года провел над Шикльгрубером (настоящая фамилия Гитлера) серию психологических и гипнотических опытов. В результате у ефрейтора развился «комплекс собственной избранности».

Зомбированию будущий фюрер подвергся в военном госпитале, куда поступил в октябре 1918 года в тяжелом психологическом состоянии: он внушил себе, что в результате газовой атаки потерял зрение. Хотя его глаза находились в полном физическом порядке, что было засвидетельствовано врачами, Гитлер считал себя полностью ослепшим. Доктор Фостер понял проблему пациента и решил вылечить его с помощью гипноза. Он заявил Гитлеру, что тот действительно ослеп, однако, будучи избранным самим провидением, способен усилием воли вернуть себе зрение. Профессору удалось заставить пациента поверить в себя, и Гитлер «прозрел». Это произвело на него столь сильное эмоциональное воздействие, что Гитлер навсегда поверил в свои сверхчеловеческие возможности.

В середине 1933 года Эдмунд Фостер попытался опубликовать за границей психологический портрет канцлера Адольфа Гитлера и сообщить об особенностях своих опытов над ним. После этого профессор был ликвидирован гестапо.

А победа казалась ближе, чем когда бы то ни было. В начале 1918 года Германия продиктовала свои условия в Брест-Литовске, а спустя немногим более месяца заключила Бухарестский договор с Румынией. Истощающая силы державы война на два фронта закончилась. Кто знает, чем обернулась бы победа в Германии в Первой мировой? Может статься, что национал-социалистическая партия не была бы основана вовсе или, будучи таки основана, так и осталась бы маленьким экстремистским кружком? Все говорило о том, что война вот-вот завершится, причем самым лучшим для Германии образом: немецкие войска стояли в 60 километрах от Парижа. Имперская пропаганда возвращала граждан к тому состоянию общенационального энтузиазма, которое было так заметно в начале войны. Гитлер ликовал: мечта его была близка к осуществлению. «Это были самые сильные впечатления в течение всей моей жизни, – записал он позже на страницах «Моей борьбы». – Самые сильные потому, что, как и в 1914 году, наши операции в 1918 года потеряли свой оборонительный характер и приняли характер наступательный. Через все наши окопы, через все наши войска прошел вздох облегчения. Теперь, наконец, после трех тяжелых лет выжидания на чужой земле в ужасающей обстановке, напоминающей ад, мы переходим в наступление и бьет час расплаты. Возликовали вновь наши победоносные батальоны. Последние бессмертные лавры вокруг наших овеянных победами знамен».

Но силы Германии были уже подорваны. Не хватало ресурсов, фронт захлебывался кровью без подкрепления. Наступление замерло. Будь имперская военная машина более гибкой, этот момент можно было бы выбрать для заключения перемирия на не менее выгодных условиях, чем в Брест-Литовске. Или изыскать дополнительные резервы, провести тотальную мобилизацию и выиграть войну, до победы в которой оставались считанные шаги. Однако немецкое командование промедлило, и, осознав, что это первый и, может быть, единственный шанс для контрудара, Антанта в начале августа 1918 года перешла в наступление. В конце сентября стало ясно, что, если не заключить перемирие прямо сейчас, война будет проиграна. Переход от ожидания скорой победы к обреченности на поражение сильно ударил по всей Германии.

Под удар попал и Адольф Гитлер: ситуация эта стала для него просто шоком. Тем не менее оружия он не сложил и с фанатическим упрямством продолжал надеяться на чудо, на то, что Германия тем не менее сможет выйти из войны достойно. Впрочем, закончить войну его заставило стечение обстоятельств: в бою на Ипре, в ночь на 14 октября, Гитлер попал под обстрел газовыми снарядами. Несколько часов спустя он практически ослеп, испытывал сильнейшую резь и боль в глазах и, естественно, был отправлен в лазарет.

В этом лазарете он и встретил известие о конце войны и падении монархии. 10 ноября лазаретный священник сообщил раненым, что в Германии произошла революция, установлена республика и заключено перемирие. Гитлер описывает это так: «Почтенный старик весь дрожал, когда он говорил нам, что дом Гогенцоллернов должен был сложить с себя корону, что отечество наше стало «республикой» и что теперь нам остается только молить всевышнего, чтобы он ниспослал благословение на все эти перемены и чтобы он на будущие времена не оставил наш народ. В конце речи он счел своей обязанностью – по-видимому, это была его внутренняя потребность, которую он не в силах был превозмочь, – сказать хоть несколько слов о заслугах императорского дома в Пруссии, Померании, да и во всей Германии. Тут он не смог удержаться и тихо заплакал. В маленькой аудитории воцарилась глубокая тишина. Все были страшно огорчены и тронуты. Плакали, думается мне, все до единого человека. Оправившись, почтенный пастор продолжал. Теперь он должен нам сообщить, что войну мы вынуждены кончать, что мы потерпели окончательное поражение, что отечество наше вынуждено сдаться на милость победителей, что результат перемирия целиком будет зависеть от великодушия наших бывших противников, что мир не может быть иным, как очень тяжелым, и что, стало быть, и после заключения мира дорогому отечеству придется пройти через ряд самых тяжких испытаний. Тут я не выдержал. Я не мог оставаться в зале собрания ни одной минуты больше. В глазах опять потемнело, и я только ощупью смог пробраться в спальню и бросился на постель. Голова горела в огне. Я зарылся с головою в подушки и одеяла. Со дня смерти своей матери я не плакал до сих пор ни разу. Но теперь я не мог больше, я – заплакал».

Нужно сказать, что Гитлер, склонный вообще-то драматизировать на страницах своей книги, в беседах и в речах самые обыденные, простые моменты, в этот раз абсолютно правдив. Примерно такие же эмоции испытывал почти каждый фронтовик, каждый, кто числил себя патриотом. Офицер Генерального штаба Германии Хайнц Гудериан писал в ноябре 1918 года жене из Мюнхена: «Нет больше нашей прекрасной Германской империи. Негодяи втаптывают все в землю. Все понятия справедливости и порядка, долга и порядочности, похоже, уничтожены. Я только сожалею, что у меня нет здесь гражданского платья, чтобы не показывать рвущейся к власти толпе форму, которую я носил с честью двенадцать лет».

Война закончилась поражением. Вместе с ней подошел к концу тот отрезок времени, на протяжении которого Адольф Гитлер оставался человеком, хотя и политически ориентированным, но не стремящимся лично включиться в политические игры. Поражение Германии выкристаллизовало в нем – маленьком, небесталанном, но, в принципе, весьма среднем человечке – те черты и стремления, которые сделали его фюрером, вождем самого известного в мире тоталитарного государства. Но и это не было бы столь уж важно, не предоставь ему судьба тех условий, в которых он смог эти черты применить и устремления реализовать.

Не будь союзники настолько напуганы затянувшейся войной, не стремись они навеки обезвредить Германию, скорее всего, ничего особого не произошло бы. Не было бы ни цепочки политических кризисов, приведшей к власти Гитлера, ни «черного рейхсвера», ни Второй мировой. Однако члены Антанты, выставляя требования к проигравшей стороне, перегнули палку, превратив вполне законное для потерпевшего поражение противника наказание в виде репараций и частичной демилитаризации в позорную казнь. Германия, и без того истощенная войной, была ограблена. Несоответствие объема оборотных средств и их обеспечения породило гиперинфляцию. Резкое, буквально одномоментное закрытие военных заводов, сокращение армии и флота выплеснуло на неподготовленный к этому рынок такой объем рабочей силы, что безработица превысила всякие пределы. Объявления «Ищу работу любого рода» стали обычным делом, криминогенная обстановка обострилась сверх меры. Это, впрочем, и понятно: на улице, практически без средств к существованию оказались сотни тысяч озлобленных здоровых мужчин, профессионально умеющих держать в руках оружие. Страна, еще совсем недавно сильная и богатая, оказалась ввергнутой в нищету и беззаконие. Территориальные потери придали силу националистическим настроениям, переродившимся вскоре в ненависть ко всем «не немцам». Вместо безопасной, выхолощенной страны, задворок Европы, союзники создали пусть пока и слабого, но по-настоящему лютого, выжидающего своего часа врага. Для того чтобы этот час пробил, Германии не хватало совсем немногого – силы, способной взять власть и достичь поставленной цели – реванша.

Вот в эту вот ситуацию и погружается с головой Адольф Гитлер – отставной ефрейтор с двумя нашивками «ранение», дважды кавалер Железного креста, обладатель грамоты «За храбрость перед лицом врага», человек, не слишком везучий, вспыльчивый и упрямый, начитанный, обладающий талантом художника и неплохим слухом. Обладающий своим взглядом на мир. На мир, который ему в ту пору совсем не нравился.

Подведем итоги?

Вот и разошлись пути наших двух персонажей, закончилось их поражавшее на первых порах сходство. Один стал солдатом, щитом и мечом в руках государства, другой – всецело предался силам, которые государство, существующий строй, социальный порядок стремились разрушить. Один верил в легенду об «ударе в спину», другой принадлежал к тем, кто, согласно этой легенде, как раз и нанес удар. Так что на этом этапе наши персонажи оказались по разные стороны баррикад. Хорошо еще, что в разных странах. И роднит их, пожалуй, в этот момент только одно: и тот и другой полностью сформировали свое мировоззрение, осознали с чем и за что им предстоит бороться. Хотя о цене, которую придется заплатить за победу, еще не догадывались ни тот ни другой.

IV
На ступенях к власти

Вслед за Лениным, рядом с Лениным, вместо Ленина

Мне пришлось столкнуться с ним по вопросу о материалах газеты «Правда». На мой взгляд, редакция поступала неблагородно, ведя нечестную борьбу против новой власти. Я указывал ему на факты, на статьи, где совершенно искажалась истина. Помню, я очень горячился, переходя то с русского языка на грузинский, то с грузинского на русский. Слушая меня, он часто улыбался, и улыбка эта казалась даже добродушной./…/В своем разговоре я даже бросил такую резкую фразу:

– Почему вы свою газету называете «Правда»? Лучше бы назвали ее «Ложь». Это название ей больше подходит, если она допускает откровенный цинизм.

На это он довольно остроумно ответил по-грузински:

– Тогда это название было бы правдой, а я ее не люблю.

Д. Сагирашвили. Сталин

Ссылка в Туруханский край оказалась для Сталина тяжелым испытанием. За четыре года ссылки не раз приключались с ним случаи, когда отдать Богу душу было проще, чем выжить. Но так сложилось, что все происходившее с ним оборачивалось ему же на пользу. Так, несмотря на тяжелейшие условия жизни, которые, по идее, должны были доконать ссыльного, он, напротив, выздоровел, избавился от подхваченного еще Бог весть когда туберкулеза. Правда, были и неприятности. Так, он рассорился в пух и прах со своим соратником по партии, соруководителем «Русского бюро» РСДРП Яковом Свердловым. Почему? Честно говоря, неизвестно. О происшедшем можно судить только по письмам Свердлова жене да по паре исторических анекдотов. Сперва Свердлов писал домой, что его сосед по ссылке «парень хороший, но слишком большой индивидуалист», потом – что «с товарищем мы не сошлись характерами и почти не разговариваем», а потом – что «товарищ оказался в личном отношении таким, что мы не разговаривали и не виделись»[44]44
  Прудникова Е. Иосиф Джугашвили. С. 105–106.


[Закрыть]. Впрочем, поводов для ссор могло оказаться множество: Сталин был раздражен как тем, что происходит с ним, так и тем, как обстоят дела в партии, поэтому любое замечание на политическую тему было вполне способно вывести его из себя. А может быть, проблема была в том, что соратники выслали деньги из партийной кассы на двоих, а Свердлов присвоил себе всю сумму, – такой вывод тоже можно сделать, основываясь на паре реплик Сталина. Короче говоря, по прошествии почти ста лет – не разберешь, в чем там было дело.

Правда, знаменитый исторический анекдот гласит, что, чтобы не дежурить по очереди на кухне, Сталин специально делал обед несъедобным. А когда Сталину хотелось съесть двойную порцию супа, приготовленного Свердловым, он, отведав из своей тарелки, плевал в тарелку партийного друга. Тот, естественно, есть такой суп не мог, и суп с плевком доставался Сталину. Но анекдот анекдотом и остается, и приведен тут просто ради удовольствия процитировать очередную байку, ставшую в конечном счете мифом, всерьез упоминаемым в газетных статьях.

Описывать сибирские приключения Сталина – дело неблагодарное. Легенд и баек об этом периоде его жизни масса, и правду из-под этого нагромождения выдумки извлекать – задача не из легких. Будет тут и рассказ про двухметровых осетров, что ловил ссыльный прямо в проруби, и любимая самим Иосифом Виссарионовичем история про попытку совместного со Свердловым побега. Но где заканчивается вымысел и начинается быль – не разберешь. Уж больно комично выглядит история, скажем, о Свердлове в корзине белья. Но, как бы там ни было, ссылка катилась к концу. Причем катилась под доносившийся с запада гром пушек: Россия прочно увязла в мировой войне. Настолько прочно, что какой-то светлой голове пришло в голову направить на передовую всех ссыльных. Что это было – глупость или предательство, нынче уже и не узнаешь. Вы только представьте себе: государство само решило предоставить осужденным по политическим статьям возможность «порезвиться» в действующей армии! И вот уже ссыльных загружают в эшелон и отправляют на запад. В том числе и Иосифа. Кто решил его, сухорукого, рекрутировать в солдаты – загадка. Но можно предполагать, что сам Сталин свое увечье демонстрировать не спешил. Еще бы, ведь это был шанс вырваться из Курейки, да еще за казенный счет! Как написано в его официальной биографии: «В декабре 1916 года Сталин, мобилизованный в армию, по этапу направляется в г. Красноярск, а затем в г. Ачинск. Здесь его застает весть о Февральской революции. В начале марта 1917 года Сталин выезжает из Ачинска, с пути шлет приветственную телеграмму Ленину в Швейцарию. 12 марта 1917 года Сталин, мужественно перенеся все невзгоды туруханской ссылки, снова оказывается в Питере – революционной столице России. ЦК партии поручает Сталину руководство газетой «Правда»»[45]45
  Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. С. 56–57.


[Закрыть].

Эту байку вспоминают Феликс Чуев и Александр Голованов. Чуев вспоминает, что «Сталин бежал из ссылки со Свердловым. Свердлов был в корзине с бельем. Встречный жандарм хотел проткнуть корзину штыком. Сталину тогда удалось уладить дела, дав «на лапу» жандарму» ( Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. М., 1991. С. 145). А Голованов приводит более развернутый вариант: «Мне запомнился его рассказ о совместном побеге с Я. М. Свердловым. Жили они в разных селениях. Сев незаметно на пароход у своего поселка, Сталин вышел на палубу, когда пароход пристал к пристани селения, откуда должен был бежать Свердлов. Свердлова он нигде не увидел, но шла погрузка багажа. Грузчики несли большую бельевую корзину. Жандармы попробовали поднять эту корзину, и она оказалась весьма тяжелой. Потребовали ее вскрыть, а когда получили отказ, решили проткнуть эту корзину штыками. Корзину в конце концов пришлось открыть, и из-под белья был извлечен Свердлов. Сталин продолжал побег один» (Голованов А. Дальняя бомбардировочная. М., 2004. Цит. по: http://militera.lib.ru).

В принципе, все тут правда, кроме некоторых умолчаний. Большинство ссыльных так-таки отправились на фронт, а Сталину, оставленному «на гражданке» из-за его покалеченной руки, предложили провести остаток ссылки в Ачинске. В самом деле, не везти же его за казенный счет обратно, когда до окончания срока осталось меньше полугода!? Там он и встретил известие о том, что в Питере случилось необычайное событие – революция. Ну и к руководству «Правдой» его допустили по прибытии в Петроград, мягко говоря, со скрипом, равно как со скрипом допустили его и в состав ЦК. Не горело желанием питерское руководство РСДРП делиться властью с чужаком, которого все уже успели позабыть за четыре года. Но, с другой стороны, это был человек Ленина, так что просто отодвинуть его в сторону не получалось.

Меньше месяца спустя в Питер прибыл Ленин. Очень странно, как по прошествии лет складываются официальные и неофициальные версии. Ведь еще полтора десятка лет назад утверждение о пресловутом опломбированном вагоне звучало как невероятная крамола, а сегодня мы говорим об этом спокойно, как о факте… Но что ни говори, а вагон и правда был опломбирован, и мы не можем отрицать, что «спецдоставка» в страну лидера радикально настроенной партии, еще совсем недавно сотрясавшей страну своими «эксами» и политическими убийствами, была операцией зарубежных спецслужб.

Сегодня это уже не оспаривается, историков волнует другой вопрос: чьих спецслужб – немецких или английских? (См. Стариков Н. Кто убил Российскую империю. М., 2006.)

Итак, Ленин прибыл. Сталин в компании членов ЦК и делегации рабочих встретил его на станции Белоостров, вскрыл пресловутый запломбированный вагон и доехал вместе с учителем до Финляндского вокзала. Была произнесена знаменитая речь с броневика, и дальше история покатилась по известным всем со школьной скамьи рельсам. Не будем описывать внутрипартийную борьбу, политические танцы вокруг лозунга «Вся власть Советам» и «Апрельских тезисов». В конце концов, мы говорим не о революции, а о Сталине. Скажем только, что Иосиф, отчасти неожиданно для себя, оказался во главе партии, переставшей разделяться на русское и зарубежное отделение. Фактически стал вторым лицом в руководстве РСДРП (б). Как писал он сам, в это время он «впервые научился понимать, что значит быть одним из руководителей великой партии рабочего класса. Там, в кругу русских рабочих – освободителей угнетенных народов и застрельщиков пролетарской борьбы всех стран и народов, – я получил свое третье боевое революционное крещение. Там, в России, под руководством Ленина, я стал одним из мастеров революции»[46]46
  Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. С. 61.


[Закрыть]. Но позицию «мастера революции» нужно было еще отстоять. Немногословный грузин, конечно, оставался ключевой фигурой, принимал важные решения, организовывал работу, но не был столь яркой публичной фигурой, как «главные революционеры» того времени. Что мог он противопоставить красноречию и пылу Льва Троцкого, усиленно тянущего одеяло на себя? Как описывал на ту пору Троцкого Емельян Ярославский: «Вероятно, многие видели довольно широко распространенный снимок юноши Троцкого, когда его отправляли в первую ссылку в Сибирь; эта буйная шевелюра, эти характерные губы и высокий лоб. Под этой шевелюрой, под этим высоким лбом уже тогда кипел бурный поток образов, мыслей, настроений, иногда увлекавших тов. Троцкого несколько в сторону от большой исторической дороги, заставлявших его иногда выбирать или слишком далекие обходные пути, или, наоборот, идти неустрашимо напролом там, где нельзя было пройти. Но во всех этих исканиях перед нами был глубочайше преданный революции человек, выросший для роли трибуна, с остро отточенным и гибким, как сталь, языком, разящим противников, и пером, пригоршнями художественных перлов рассыпающим богатство мысли»[47]47
  Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций // www.1917. com.


[Закрыть]. Иными словами, цитируя Анри Барбюса, «он слишком любит говорить. Он опьяняется звуками собственного голоса. Он декламирует даже с глазу на глаз, даже наедине с самим собой./…/Словом, этот человек обладает данными адвоката, полемиста, художественного критика, журналиста, – но не государственного человека»[48]48
  Барбюс А. Сталин. Человек, через которого открывается мир. М.,1936.


[Закрыть]. Он был безумно популярен в массах как до, так и после революции, его портреты встречались на каждом шагу. Когда о возвеличивании Ленина и уж тем более

Троцкий Лев Давыдович (1879–1940) (настоящее имя – Бронштейн Лейба Давидович) – политический и государственный деятель. В социал-демократическом движении с 1896 года, с 1904 года выступал за объединение фракций большевиков и меньшевиков. В ходе революции 1905–1907 годов фактический лидер Петербургского совета рабочих депутатов, редактор его «Известий». Принадлежал к наиболее радикальному крылу в РСДРП. В 1908–1912 годах редактор газеты «Правда». В 1917 году председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов, один из руководителей Октябрьского переворота. В октябре 1917 года и в 1919–1926 годах член Политбюро ЦК. В 1917–1918 годах нарком по иностранным делам; в 1918–1925 годах нарком по военным делам, председатель Реввоенсовета Республики; один из создателей Красной Армии. В 1924 году его взгляды объявлены «мелкобуржуазным уклоном» в РКП(б). В 1927 году исключен из партии, выслан в Алма-Ату, в 1929 году – за границу. Инициатор создания так называемого 4-го Интернационала (1938). Убит в Мексике агентом НКВД испанцем Р. Меркадером. Автор работ по истории революционного движения в России, литературно-критических статей, воспоминаний «Моя жизнь» (Берлин, 1930).

Ярославский Емельян Михайлович (1878–1943) (настоящее имя – Губельман Миней Израилевич) – политический деятель, академик АН СССР (1939). В 1921–1922 годах секретарь ЦК, в 1923–1934 годах член Президиума и секретарь ЦК ВКП (б). Член ЦК партии в 1921–1923 годах. Известен как активный борец с религией.

Сталина не шло еще никакой речи, когда еще никто не выдумал имени Ленинград, в его честь переименовали Гатчину, в одночасье ставшую Троцком. Одним словом, это был харизматический лидер с замашками будущего тирана, большой теоретик, блестящий оратор и не меньший «отморозок», чем сам Сталин. Достаточно ознакомиться с его методами по поддержанию дисциплины в армейских рядах – и диагноз ему уже поставлен. Добавим к этому свойственную многим представителям еврейского народа, как это называл Лев Гумилев, пассионарность, идею фикс о «перманентной революции», толкавшую Троцкого все вперед и вперед, и поймем, что соперник Сталину достался что надо.

На фоне такой яркой, хоть и, по большей части, никчемной личности, Иосиф Сталин, просто занимавшийся порученным ему делом, не смотрелся вообще. Счастье для него, что Ленин по-прежнему рассматривал «пламенного колхидца» как своего, верного человека. А Троцкому доверял не вполне. Поэтому позиции Сталина были устойчивы, и он платил учителю за это несомненной преданностью. Собственно, неизвестно, как сложилась бы история, если бы не осторожность Сталина, не позволившего Ленину совершить неверный шаг – попытаться превратить судебный процесс в трибуну. В июле 1917 выплыли наружу сведения, что большевики получили средства от правительства Германии. Разразился грандиозный скандал, Ленину было предъявлено обвинение в шпионаже, многие большевики оказались за решеткой. Ленин рвался сам явиться на суд, но Сталин охладил его порыв, объяснив, что, сдавшегося властям, его могут и не довести до суда, а аккуратно пристрелить где-нибудь «при попытке к бегству». И уговорил скрыться. Именно Сталин лично соскабливал с ленинского подбородка знаменитую бородку-клинышек, отправляя учителя в Разлив. И Сталин, а не Троцкий, выступал на VI съезде партии с отчетным докладом ЦК вместо Ленина. Но, с другой стороны, по-византийски хитрый, Ильич не изгонял Троцкого из партийного руководства: он был чрезвычайно полезен для того, чтобы уравновешивать Сталина. Проще говоря, «разделяй и властвуй» в самом что ни на есть классическом варианте. Именно поэтому так распределились впоследствии должности – Сталин стал неофициальным заместителем Ленина, членом Политбюро партии, «цепным псом ЦК», а Троцкий – заместителем официальным: замом председателя Совнаркома.

Да и Троцкого сложившаяся система отношений более чем устраивала. «Нет никакого сомнения в том, что для текущих дел Ленину было во многих случаях удобнее опираться на Сталина, Зиновьева или Каменева, чем на меня. Озабоченный неизменно сбережением своего и чужого времени, Ленин старался к минимуму сводить расход сил на преодоление внутренних трений. У меня были свои взгляды, свои методы работы, свои приемы для осуществления уже принятых решений. Ленин достаточно знал это и умел уважать. Именно поэтому он слишком хорошо понимал, что я не гожусь для поручений. Там, где ему нужны были повседневные исполнители его заданий, он обращался к другим»[49]49
  Троцкий Л. Моя жизнь. М., 2001. С. 464.


[Закрыть], – писал он в мемуарах. Ну а Ленин и не стремился давать ему поручения – опасался.

Наверное, высшее доверие, о каком может идти речь, было оказано Лениным Сталину, когда Иосиф был привлечен к планированию Октябрьского восстания. И, надо сказать, план был разработан отменно: захват власти, произведенный ценой всего шести человеческих жизней, – это что-то невиданное в истории революций.

Итак, остановимся на секунду. Просто для того, чтобы подвести определенный итог. Большевики захватили власть; кем же теперь станет Сталин? Какое место займет он в партийной иерархии? А место оказалось значительным. К концу октября 1917 года Сталин был членом Политбюро ЦК партии, членом ВЦИК, народным комиссаром по делам национальностей, под его контролем было большинство большевистских газет. Причем любители рисовать его полуграмотным грузином врут, не краснея: его перу принадлежит весьма большое число «судьбоносных» документов эпохи, множество статей в СМИ, за ним – десятки докладов на самых разных собраниях. Будь он безграмотным грузином – такого объема работы он не потянул бы. Ленин не зря сделал на него ставку.

Говорит Сталин

Октябрьский переворот[50]50
  Сталин И. Октябрьский переворот // Правда. 1918. № 241.


[Закрыть]

Наиболее важными событиями, ускорившими Октябрьское восстание, явились: намерение Временного правительства (после сдачи Риги) сдать Петроград; подготовка правительства Керенского к переезду в Москву; решение командного состава старой армии перебросить весь гарнизон Петрограда на фронт, оставив столицу беззащитной, и, наконец, лихорадочная работа черного съезда, во главе с Родзянко, в Москве – работа по организации контрреволюции. Все это в связи с возрастающей хозяйственной разрухой и с нежеланием фронта продолжать войну определило неизбежность быстрого и строго организованного восстания как единственного выхода из создавшегося положения.

Уже с конца сентября ЦК партии большевиков решил мобилизовать все силы партии для организации успешного восстания. В этих целях ЦК решил организовать Военно-революционный комитет в Питере, добиться оставления петроградского гарнизона в столице и созвать Всероссийский съезд Советов. Такой съезд мог быть единственным преемником власти. Предварительное завоевание наиболее влиятельных в тылу и на фронте Советов депутатов Москвы и Петрограда безусловно входило в общий план организации восстания.